Текст книги "Сороковые... Роковые (СИ)"

Автор книги: Надежда Михайловна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

   -Руди, ты не устал меня опекать, женюсь вот, так ты и в первую брачную ночь советы будешь давать мне?

   -Сам разберешься, не маленький. Вон уже двадцать восемь стукнуло, – ворчал Руди.

   Да только вот не заладилось с женитьбой у Герберта, и если бы не Руди... скорее всего, и Герберта уже не было в живых. Фон Виллов выкинул свои черные мысли из головы.

   -Руди, я вечером в казино пойду. Ты не жди, ложись – знаю ведь, что по такой погоде твой ревматизм дает о себе знать, просил же не ездить в эту дыру со мной!

   Руди что-то буркнул себе под нос, а громко сказал:

   -Яволь, герр майор, сейчас почищу сапоги и форму отглажу!

   Герберт, высокий, худощавый шатен, с запоминающейся сразу внешностью, этакий суровый мрачноватый– был точной копией своего отца и дядюшки Конрада, единственное, что у него было от матери Эрики – это глаза. Светло-серые, они в минуты душевного спокойствия казались серыми, отдающими в голубизну, если же Герби был не в настроении, становились насыщенно серыми, а в гневе глаза были как грозовое небо.

   Руди привык угадывать его настроение по глазам. Сейчас глаза были насыщенно-серые – значит, опять вспоминает эту... Руди потихоньку вздохнул: – надо же было его ребенку приехать на пару часов пораньше в свое имение, без предупреждения, чтобы увидеть все это непотребство, творимое 'невестой'. Как он сумел удержать обозленного Герберта, не дать ему перестрелять всех этих мерзавцев, он и сам не помнил, знал в тот момент только одно – его ребенок не должен пострадать. Он до сих пор помнил, как, хрипя и задыхаясь, старался удержать Герби, моля Бога, чтобы Конрад успел, и Бог услышал Руди, Конрад появился вовремя, и теперь, во избежание последствий, и попали они в эту глушь, грязь, дикость, но такое переживаемо, пусть в Берлине все утихнет, а Герби, он в случае чего своей грудью заслонит – мальчик ещё и не жил толком.

   В семь лет потерять родителей, остаться с вечно занятым дядей, перебивающимся случайными заработками. Это потом, после путча, знания и умения Конрада понадобились, и пошел фон Виллов в гору. К началу войны полностью восстановили родовое имение, Конрад имел звание полковника, Герби, после окончания университета, предложили интересную работу. Мальчик с таким острым аналитическим умом тоже быстро пошел по служебной лестнице, вот уже майор, и так не повезло... Но Руди твердо знал – Конрад все уладит, и поедут вскоре они обратно.

   ГЛАВА 5.

   Фон Виллов впервые был в этом 'казино'.

   -'Примитивно и убого, как и все в этой стране' – подумал он. Его острый ум тут же принялся анализировать факты, и он внутренне похолодел – выходило, по всему... что... Нет!! Я не буду думать об этом, это дело высшего эшелона власти!!

   -Герр майор! – прокричал ему Краузе, сидевший за одним из отдельно стоявших на небольшом возвышении столиков. – Присаживайтесь. Здесь, конечно, не Берлин, но вполне неплохо кормят, и сегодня у нас ещё и фрау Элоиза в гостях!!

   Фридрих на людях обращался к Герберту строго по уставу. Принесли местное блюдо под диким названием «Го-люб-ци», которые очень нахваливал Фридрих, говоря:

   – Когда-то до революции у фатера была изумительная кухарка, которая готовила отличные блюда. Я был маленький, десять лет, но очень любил бывать на кухне и снимать пробу... Да, золотое было время!! Прозит! – он поднял рюмку с коньяком.

   -Прозит! – дружно ответили Герберт и шеф местного гестапо Фриц Кляйнмихель. Пока они вкушали го-люб-ци и какой-то русский салат, на невысокой эстраде появилась фрау Элоиза.

   Пышногрудая и пышнобедрая с вытравленными перекисью волосами, она имела вид дешевой портовой девки, но вот голос у неё оказался довольно-таки приятный, каждая песня вызывала бурные овации у сидящих здесь офицеров. У Кляйнмихеля после очередной рюмки, глядя на певицу, масляно заблестели глаза, а Герберт... заскучал, тем более, когда Элоиза запела песню «Лили Марлен», все вскочили и стали дружно подпевать, ему стало совсем неприятно. И не в певице, и не в песне было дело – просто все напомнило недавнее...

   Герберт, зная ушлость гестаповца, начал усиленно изображать из себя сильно опьяневшего, и Кляйнмихель подозвал своего адьютанта, распорядившись, чтобы герра майора сопроводили домой. Герру майору только этого и надо было, начавшиеся шумные и пьяные разговоры, табачный дым, визги и вскрики местных жриц любви – все это душило его. На улице было прохладно, и Герберт, с удовольствием вдыхая такой чистый воздух – не спеша, чуть покачиваясь для достоверности, дошел до хаты.

   Коротко переговорив с двумя часовыми, провожающие ушли, а Герберт, отправивший спать Руди, прислонился спиной к теплому боку печки – это единственное что в оккупированной стране вызывало у него восторг, он как-то сразу полюбил сидеть в темноте, ощущая приятное тепло и расслабляясь при этом. А когда он схватил простуду, и Руди загнал его на печь, он пригрелся и уснул, потом проснувшись пропотевшим, казалось, до невозможного – все белье было мокрым, с удивлением понял, что совершенно здоров, без всяких там лекарств.

   Фрау Элоиза напомнила ему другую Элоизу... бывшую невесту. Элоиза Бауэр по отцу, ненавидела свою фамилию, в переводе значащую – крестьянин, и всячески стремилась поменять её как можно скорее. Наверное только из-за этого она и обратила свое благосклонное внимание на замкнутого, серьезного, вечно занятого Герберта фон Виллова. Конечно, Элоиза фон Виллов звучит намного весомее. Она начала планомерную осаду Герберта, хватило полгода – и не имеющий привычки бездумно и бессмысленно проводить свободное время Герберт сухо и деловито предложил ей отпраздновать помолвку, с последующей через полгода свадьбой. Элоиза попыталась было надуть губки и капризно поныть, что долго ждать, но сухарь фон Виллов был занят важной работой и отвлекаться на какую-то свадьбу? Когда дело требовало полной отдачи? Конечно же – нет.

   Через два месяца началась война, Герберт был загружен, что называется, по уши, и свадьбу пришлось отложить до Нового 1942 года.

   У Герби совсем не было времени, как неженатого, его посылали в командировки, недельные, но постоянные, он побывал в Париже, Праге, Вене, Брюсселе – домой, в имение вырывался редко, Элоиза же на правах невесты и будущей жены взяла в свои цепкие ручки управление хозяйством.

   Дядя Конрад сильно любил лошадей. Когда жизнь наладилась, у них в имении появились два жеребца и пара кобылок. Дядя чаще бывал в имении, постоянно возился с любимыми лошадьми, и осенью с радостью узнал, что обе кобылки к августу дадут приплод. Элоиза упросила его взять в помощь пожилому конюху Вилли недавно выписавшегося из госпиталя крупного, здоровенного с руками, как лопаты, рядового Ганса Штраума, получившего серьезное ранение в ногу и не годного к строевой службе. Доходчиво поясняя, что такой мощный мужчина будет просто необходим при уходе за лошадьми, она упирала на то, что физическая сила этого мужчины всегда пригодится.

   И действительно, Штраум вскоре стал правой рукой Элоизы, которая как-то ловко начала выживать экономку Мириам.

   Но тут уж намертво встал Герби – выросший с Мириам, привыкший, что ворчливая, но сильно любящая его Мири всегда рядом, он даже слышать не хотел доводов Элоизы, считая это прихотью.

   Блицкриг задохнулся. Вести с Восточного фронта приходили нерадостные, если в сентябре по всему Дойчлянду было приподнятое настроение, все ждали скоро падения большевистской России, дикторы, захлебываясь, перечисляли завоеванные города, постоянно звучали бравурные марши... то в октябре восторги стали скромнее.

   Герберт, в отдел к которому стекались различные сводки, постоянно обобщал сведения и делал общий анализ, свои выводы предпочитая не озвучивать, с детства молчаливый, он, кроме дяди, ни с кем особо не делился своими наблюдениями.

   Да и в отделе был уже прецедент – внезапно арестовали подающего большие надежды, блестящего выпускника технической академии ВВС – лейтенанта Георга Рихтера. В конце рабочего дня зашли два гестаповца и пригласили следовать за ними. Больше его никто не видел, хотя вина его была незначительной – просто вслух высказался:

   -Что-то наши доблестные войска никак не возьмут Москву, германский дух что ли ослабел?

   В отделе после этого прекратились всякие разговоры. А и так неразговорчивый фон Виллов совсем замкнулся в себе.

   И только Пауль Краузе знал совсем другого Герби, только с Паулем он был веселым, ехидным, раскованным. Пауль много рассказывал ему про Россию, про свое детство, вывезенный оттуда в семилетнем возрасте, он много помнил и с грустью вспоминал свою усадьбу, деревенских друзей и подружек, красивую природу и кухарку Власьевну, украдкой от фатера и мутти кормившую в неурочное время набегавшегося и оголодавшего Пашеньку всякими булочками, блинами, расстегаями. Герберт слушал, с удивлением смотря на такого размягченного Пауля, который особенно нахваливал блины с икрой и красной рыбкой...

   А сейчас, будучи здесь, удивлялся:

   -Что хорошего в этом диком захолустье?

   Но с окончательными выводами не торопился, ждал, настоящую весну.

   Пауль перед отъездом предупредил его:

   -Герби, мой старший брат, он натура сложная, злопамятная и нетерпимая, будь осторожнее. Кляйнмихель ещё этот там... подлый человек, я тебя предупредил, будь очень внимателен!

   А Герби после происшествия с невестой совсем замкнулся в себе – вызвать его на какой-либо, кроме служебного, разговор было почти невыполнимой задачей.

   В конце ноября начали привозить на лечение много обмороженных солдат с Восточного фронта. Все в один голос говорили, что морозы наступили – жуткие.

   Элоиза ждала Герби, чтобы показать ему свадебный наряд, а он все отговаривался делами. После поражения германских войск под Москвой – официально объявленный «отход на зимние квартиры», работы у них в отделе стало непочатый край. Сухарь Герберт сумел как-то незаметно избавиться от Фогеля, что заложил Рихтера. Тот получил новое звание и постепенно стал этим кичиться, поясняя свое стукачество верностью рейху. В декабре потребовался в другой отдел знающий специалист, и Герби с чистой совестью порекомендовал туда Фогеля. Зная начальника спецотделения, можно было не волноваться – повышение в любой момент могло выйти боком кляузнику.

   В отделе все так же молчали, но стало заметно легче дышать.

   А Герберт, прикупив в Вене красивое колье и кольцо, после командировки сумел освободиться на день пораньше, и рванули они с Руди и присоединившимся в последние минуты дядюшкой в имение.

   Элоизы в доме не было, растерявшаяся, враз побледневшая горничная рванулась было позвать госпожу, но Герберту не терпелось увидеть восторг в голубых, кукольных глазах Элоизы, и он, остановив горничную, чуть ли не бегом полетел в конюшню сам. Где же ещё может быть его невеста, как не возле лошадей?

   Дядюшка уже был там, осматривая своих кобылок, возле него стоял какой-то посеревший Вилли, и у него заметно тряслись руки.

   Элоизы не было видно, Герби пошел в дальний конец конюшни, где была небольшая комнатка конюха – там поселился Ганс Штраум. Из комнаты слышались какие-то громкие стоны... Герберт насторожился, и резко распахнув дверь, пораженно замер на пороге...

   А в комнатке никто не заметил его прихода – не до того было. Его нежная, легко краснеющая невеста, абсолютно голая раскачивалась и подпрыгивала на лежащем под ней Гансе, а стоящий возле её лица юнец, закрыв глаза постанывал и приговаривал:

   -Глубже, возьми ещё глубже... ох, как сладко!

   Его невеста ублажала одновременно двух голых мужиков? Герби зажмурился, потряс головой... Невеста же, выпустив изо рта отросток, застонала:

   -О-о-о-о, Ганс, давай же.... я уже... сильнее... о-о-о-о!

   За спиной Элоизы раздались хлопки, и она повернула свое облитое спермой лицо к порогу, Герби хлопал в ладоши...

   -О, доро...гой? Ты почему рано?

   А у Герби от этой картины, что-то перемкнуло, лихорадочно расстегивая кобуру, он выхватил пистолет.

   -Мразь! – все трое пораженно застыли, фон Виллов прицелился, и тут на его руке повис Руди:

   -Нет, Гер, нет! Не стреляй!! Зачем тебе за этих мразей отвечать? Конрад, Конрад!! – он орал изо всех сил, понимая, что с Гербертом ему не справиться.

   Конрад, влетевший в комнатку, просек все мгновенно, каким-то чудом выхватил пистолет и вытолкнув племянника из комнаты, скомандовал:

   -Всем к стене!! Не шевелиться! Стреляю даже на шорох. Так, хороши! Руди, звони в крипо!!

   Элоиза, первой пришедшая в себя, слезливо заканючила:

   -Герр Виллов!! Они меня заставили, они надо мной надругались!!

   Тот, с которым она занималась оральным сексом, молодой совсем парнишка, упал на колени:

   -Герр полковник! Не верьте ей – она сама меня выбрала из всех ребят, за мой самый большой размер!! Я клянусь жизнью!!

   -Так, а ты что скажешь?

   Ганс как-то мерзко ухмыльнулся:

   -А почаще надо было Вашему племянничку объезжать эту кобылку. Она же озабоченная до самых гланд, ей одного мужика всегда мало, и играми этими мы занимаемся почти с первых дней моего пребывания здесь.

   -Ты, подлец. Как ты смеешь? – завопила Элоиза, пытаясь сделать шаг к нему.

   -Стоять!

   А Герберта выворачивало за конюшней наизнанку от увиденного.

   Приехавший местный глава крипо мгновенно просек ситуацию, велел всем троим одеться и тут же заковав в наручники ,закрыл в комнате «любви»оставив Руди сторожить их.

   Сам же пошел по имению расспрашивать всех проживающих. Часа через три пришел на доклад к Конраду.

   -Картина невеселая, герр полковник. Невеста Вашего племянника с первых дней вела себя отвратительно, ходила везде с кнутом, постоянно избивала провинившихся, по её мнению, работников. И когда появился Ганс, все вздохнули с облегчением – у неё появились другие забавы. Она не вылазила из комнатушки Ганса, и если сначала он был там один, потом туда стали приглашать молодого Вальтера. Он долго не соглашался, отказывался, но Элоиза пригрозила, что натравит на его двух молоденьких сестренок Ганса, и опозорит их перед всеми. Вальтер недавно стал там бывать, а до этого были Петер и Георг, которых призвали в доблестную германскую армию. Почему все молчали? Так господа бывали редко, а потерять работу никому не хотелось.

   -Так, – дядюшка долго молчал, потом сказал, – герр Шальке, пойдемте, поговорим.

   Герберт, сидевший неподалеку, приканчивал бутылку коньяка и ничего не чувствовал, его, обычно пьяневшего с двух рюмок, коньяк не брал совсем, а так хотелось напиться и тут же уснуть, и спать как можно дольше, а проснувшись ничего не помнить.

   Конрад фон Виллов долго разговаривал с криминальинспектором, который когда-то в далекой уже юности был дружен с Конрадом, даже одну фройляйн, было время, делили. Фройляйн предпочла бедному, имеющему всего одну пару штанов и маленького племянника, Конраду – герра Шальке, у которого были более зажиточные родители.

   -Ну, что будем делать, Франц? Сам понимаешь, нельзя, чтобы мой Герби был втянут в эту грязь. Майн Гот, и это наивная, постоянно краснеющая девица?

   Франц долго молчал, попыхивая ароматной сигарой из заветного ящичка Конрада. Тот не мешал ему, зная, что в изворотливости и хитрости Францу нет равных, и он искренне не завидовал тому, кто хоть раз имел неосторожность зацепить словом или делом герра Шальке. Как-то само собой получалось, что такие люди оказывались или врагами рейха, или происходили с ними всякие несчастные случаи. Мири, хмурая как ноябрьский день, вкатила тележку с коньяком и закусками.

   Шальке потер руки:

   -О, какой коньяк! Давно я такой не пробовал, из Франции?

   -Будет, будет тебе коньяк! Ты думай, как из этого выпутаться?

   -Уже, – блаженно вдыхая аромат коньяка сказал Франц. – Конни, ты что, меня не знаешь? Только вам с Гербертом надо быть в Берлине, скажем, через два-три дня, соберется невеста к жениху, и что-то случится по дороге – катастрофа, например? Я посмотрел, кроме Вилли, Мириам и горничной в имении никого нет, это хорошо, Мири за вас с племянником любого загрызет, а Вилли... тот будет молчать однозначно, в его возрасте куда он пойдет? Все же знают, что ты его из жалости держишь, доживает он свой век. Вальтер? Вот тут сложнее... – он помолчал, – так-так, точно, восточный фронт, если суждено – выживет, а нет – за фатерлянд погибнуть почетно. Его мутти сильно больна, он единственный работник в семье. Там три девочки-подростка, старшую возьмешь в горничные, а Вальтер... ради жизни мутти и швистер будет молчать, он парнишка не болтливый. Я только сейчас допер, отчего фройляйн Элоизу встретил у реки, не понял тогда... а с высокого берега противоположный в бинокль хорошо можно рассмотреть – там по жаре молодые ребята голышом купались. Вот она и приглядывала для себя у кого больше достоинство. Не повезло парнишке, не удержался. Да и в таком возрасте гормоны играют, сами такие были.

   Герберт в понедельник отправился в командировку, на этот раз в Варшаву, вот там-то и догнала его весть из фатерлянда: дядя Конрад с большой печалью сказал ему, что сегодня, 19 декабря, по дороге в Берлин, погибла в автомобильной катастрофе его невеста, ехавшая в столицу с горничной и конюхом -по совместительству водителем старенького авто Гансом Штраумом.

   Тщательное расследование установило, что виноват водитель – заснул за рулем, и машина улетела на крутом повороте в глубокую яму. Невеста, сидевшая на переднем сиденье, и водитель погибли сразу, а горничная, не приходя в сознание, через два дня.

   Приехавший из Варшавы Герберт, естественно, первым делом посетил могилу невесты, долго стоял , опустив голову. Незаметно наблюдавшие за ним специальные агенты написали в донесении, что сильно опечаленный жених долго стоял в печали, к донесению была приложена фотография – поникший Герберт фон Виллов у могилы невесты.

   Дядя Конрад целенаправленно и упорно говорил везде, как убит горем его племянник, как переживает потерю почти жены, сетуя на судьбу-злодейку.

   А в феврале из главного ведомства пришел приказ, получив который, шеф Герберта надолго задумался-требовалось, ни много ни мало, собрать как можно больше данных и предоставить анализ об обстановке в отдаленных от линии фронта, оккупированных районах СССР. В Главке появились подозрения в правдивости донесений, слишком благостные сведения сообщались в них, хотя партизаны уже наносили существенный урон в технике и живой силе, особенную тревогу вызывали систематические подрывы железнодорожных путей.

   Вот и выбрал генерал Дитрих самого внимательного, умеющего подмечать незначительные мелочи, фон Виллова. Выправили ему документы от интендантской службы, и поехал Герберт в инспекционную поездку. Маршрут у него был занимательный – по небольшим гарнизонам, где все было на виду. Много таких забытых Богом городишек он посетил начиная с Белоруссии, затем была Украина, а распутица застала его в Раднево, где он встретился с отцом и старшим братом Пауля.

   И посмотрев, как говорится, изнутри на жизнь в 'коммунистическом рае', у него где-то в дальней глубине души завелась крамольная мыслишка:

   -И зачем надо было завоевывать эту дикую, непредсказуемую страну? Если уже сейчас, за девять месяцев потери германских войск составили ужасающую цифру?

   Завоевание Европы теперь казалось увеселительной прогулкой. Но Герберт старался гнать от себя эти мысли, даже думать о таком было опасно, а уж озвучить – тем более.

   Глава 6 с элементами фэнтези...

   Весенний ветерок расшалился, начал крепчать, резко задувать, кружить по дороге прошлогодние листья и гонять всякие фантики-бумажки, нагнал тяжелые облака. Ждущая автобус женщина с чемоданом и приличной сумкой поежилась. Становилось прохладно, и тучи грозились пролиться приличным холодным дождем. Из-за поворота показался автобус, ожидающие пассажиры оживились, подтягиваясь поближе, а женщина не спешила, с её багажом, лучше подождать.

   -Варвара? Ты? – окликнул её мужской голос.

   Она повернула голову:

   -Сергей Николаевич? Как я давно тебя не видела, сто лет точно!

   -Привет, привет, ВарЮшка-перчатка, далеко собралась?

   -Да вот, на историческую родину, пятнадцать лет все никак, а сейчас вот на недельку – дома побуду чуток, да на пару дней в Челябинск, с одногруппниками встретиться должны.

   -Чего ты по автобусам будешь скакать, садись, довезу. Поезд когда?

   -Да через два с половиной часа.

   -Тем более, время есть, посидим в кафешке, пообщаемся. Я так рад тебя видеть!

   -Взаимно, Николаич!

   Варвара работала на одном предприятии с Николаичем Ищенко не так долго, но бывает так у людей -вспыхивает взаимная человеческая симпатия, без какого-либо сексуального подтекста. У них сразу получился контакт, оба искренне уважали друг друга, а жена Ищенко только посмеивалась, когда видела их вместе:

   -Ребята, у вас симпатия где-то на уровне подсознания, Варь, не мечись попусту! Я знаю, что мой толстый Ищенко тебя как мужик... э-э-э... для интима не привлекает, тебе ж все стройненьких подавай.

   Видела она несколько раз Вариного 'подруга', не впечатлилась, пояснив, что её аппетитный и мягкий Серега лучше.

   Неспешно поехали за автобусом, улица была однополосная, обогнать не представлялось возможности. Как-то резко потемнело, Ищенко чертыхнулся:

   -Видимость совсем никакая, зад автобуса еле видно, а едем-то в пяти метрах, сейчас ещё и поворот дурацкий. О, что я говорил!

   На повороте раскорячилась большая фура, автобус замер на остановке, пережидая, а из-за Ищенко резво выскочил крутой 'Мицубиси' и рванул по обочине, объезжая застрявшую машину.

   -Вот, и мы за крутыми поедем, – Ищенко потихоньку тронулся за ними. – Да что ж так темно-то?

   Внезапно стало совсем-совсем темно, вокруг был только темный, какой-то вязкий туман.

   -Придется подождать! – Николаич выключил двигатель, а на них с Варей навалилась громадная тяжесть. Николаич как-то шумно вздохнул и отключился, а Варвара слабеющим сознанием отметила, что становится легче дышать, и тоже отключилась.

   Сколько она была в таком состоянии, может, несколько минут или часов, так и не поняла. Очнувшись, увидела – рядом свесив голову на грудь как-то рывками дышал Ищенко.

   -Блин, мы же на перекрестке застря...ли. Ни фига себе, прикол???

   Их машина стояла на небольшой полянке в лесу!!! Варя зажмурилась и потрясла головой, опять посмотрела – нет, лес никуда не делся, явно весенний, на деревьях едва-едва проклюнулись листочки. Она решила выйти, открыла дверь и еле вылезла из машины. Огляделась и присвистнула, на поляне, правее их девятки неподвижно застыла обогнавшая их крутая иномарка, ещё правее была, та ещё картина... Кем-то обрезанная половина фуры с товаром, державшаяся на задних колесах, а в месте разреза лежавшая на земле, и съехавшие как по горке товары валялись беспорядочной грудой.

   -Ох, как болит голова! – она распахнула все дверцы в машине, заметив, что Николаич перестал рвано вдыхать.

   На дрожащих ногах пошла к крутой машине, решив тоже распахнуть дверцы, похоже, в машины воздух какой-то ядовитый попал. Порадовалась, что дверцы были не на блокировке, открыла их, услышала какой-то шум и обернулась-за половинкой фуры оказалась ещё одна машина, старенький жигуленок, из которой молодой парнишка вытаскивал мужика постарше.

   Варя побрела к ним.

   -Уфф! – парнишка наконец-то вытащил мужика и, прислонив того к березке, посмотрел на Варю:

   -Да, знатно нас закрутило, где это мы интересно оказались? Фу, как мутит, о, вон водичка вывалилась, я ща. -

   Парнишка принес две бутылки воды, одну протянул Варе:

   -Пейте, может, полегчает!

   Вода и впрямь помогла – стало намного легче, тошнота проходила. У березы зашевелился, застонав, мужик. -Ща, дядь Вань, помогу!

   Напоили дядь Ваню, пошли к машинам, в Мицубиси охал и пытался выбраться водитель. Молодой мужик оказался здоровенным и могутным, и силенок Вари и парнишки, Костика, явно не хватало, Варя подсунула к губам мужчины бутылку с водой:

   -Пей, станет легче, мы вот немного отошли!

   Тот, не открывая глаз, сначала едва-едва, а потом с жадностью стал пить воду. Посидел минут пять, а открыв глаза, ошеломленно огляделся. ...И полилась из него славная, русская, всеми от мала до велика знаемая, матерная речь. Костик заслушался, а Варя тронула мужика за руку:

   -Ты угомонись, у нас вон ещё сколько мужиков без сознания, давай, тормоши хозяина своего. Варя пошла к Ищенко, он тоже начинал шевелиться – напоила и его. Очухавшийся дядь Ваня занялся пассажиром, сидевшим на заднем сиденье «Мицубиси», а водила тормошил босса.

   Часа через полтора все пришли в себя – бледные, охающие, с дикой головной болью, собрались возле полуфуры и пытались понять, где они и кто так лихо, по ниточке сумел разрезать фургон.

   Здоровенный водитель-Игорь вдруг захохотал:

   -Во, сейчас водила там мечется. Пол фуры кто-то свистнул.

   Его босс – немногословный мужчина лет сорока, Сергей Алексеевич, сказал:

   -Время к вечеру, надо определиться с ночлегом, ночи пока не жаркие. Посмотрим, что там еще есть, может, какие-то тряпки, на наше счастье имеются. Давайте, хоть немного разберем, чтобы знать, от чего плясать.

   -Да, плакали мои новые джинсы и коры, вот, блин, невезуха! – в сердцах воскликнул Игорь.

   -Дядь Вань, ты бы сходил, огляделся. Может, что и поймешь?

   Костик пояснил всем:

   -Дядь Ваня командиром разведроты был в Чечне.

   -Ну тогда ему и карты в руки!

   Мужики дружно взялись за разборку товаров, Варя аккуратно складывала их под разлапистой елкой: отдельно – еду, химию всякую, моющие – отдельно, благо, все было уложено на палеты – деревянные поддоны. Тщательно заматывала продукты пленкой, муравьи-то никуда не делись. Разборка подходила к концу – под елкой становилось тесновато, мука, сахарный песок, соль, крупы, макароны, всякие чипсы сухарики, фасоль в банках, какие-то рыбные консервы, три мешка картошки и морковь в пакете, почему-то отдельно от всего упакованного товара, под второй елкой салфетки, моющие средства, гели, кремы, шампунь, всякие средства от тараканов и прочие так нужные в повседневной жизни предметы, а в лесу как бы и ни к чему.

   Народ не унывал, Игорь выразил общее мнение:

   -Завтра по утру разберемся, поедем домой, куда нас бы не забросило, доедем. Во будет ржака, Сергей Алексеич, у нас экстрим получился. – И вдруг заорал: – О, вот она, зараза, йес!!

   На последнем замотанном пленкой палете в больших коробках оказались мужские куртки и простенькие спортивные штаны, но как обрадовались все! Мужики, смеясь, перемерили все, выбирая каждый по себе куртки и штаны:

   -Нашим братьям меньшим, китаезам спасибо, хоть кривенько сшито, но тепло! – Игорю с трудом нашлась куртка на его богатырские плечи, он не стал её застегивать, – все равно, теплее, чем в рубашке.

   Мужики дружно оборжали Варю, которая, пыхтя, подворачивала длинные рукава.

   -Смейтесь, смейтесь, а у меня пальтишко получилось, вот. – Она полезла в карман своей сумки и, вытащив тонкий ремешок, подпоясалась, показала всем язык: – Беее!

   -Варвара, не обижайтесь, что мы смеемся, это, скорее всего, отходняк от потрясения.

   -Да я все понимаю, и, ребятки, раз уж мы оказались здесь, и неизвестно, что впереди, может, нам пару дней придется из этого леса выбираться, давайте на 'ты' перейдем.

   Игорь тут же поддержал:

   -А так намного лучше, легче и проще!! Алексеич, Вы... ты как,не против?

   -Здесь-да!

   -О вот и Иван, с разведки вернулся. Чё скажешь?.

   Иван как-то грустно улыбнулся:

   -Ничего конкретного, везде лес. И ни одного следа присутствия человека. Одно точно – это средняя полоса, но леса – или Мещера, которые далеко тянутся, или знаменитые Брянские. Может, я и ошибаюсь, может Подмосковье, только вот сомнения у меня, уж больно девственно чистый лес – нигде ни единого пакета от чипсов, ни пачек от сигарет, ни пластиковых бутылок.

   Мужики приуныли, потом заспорили, а Иван полез в багажник 'Жигуленка', повозился там среди каких-то железяк и вытащил помятый, закопченный котелок.

   -Варя, если честно, жрать хочется – нестерпимо, может, что-то сваришь?

   -Да, только на вас, проглотов, два раза придется варить.

   -А откуда ты знаешь, что мы проглоты? Я вон на салатах сижу, худею, – хитренько посмеиваясь, спросил Ищенко.

   Варя мысленно отметила, что её друган порозовел – у мужика частенько скакало давление, к тому же среди всех остальных мужчин, он оказался самым старшим, и она естественно переживала за него, тяжко он приходил в себя, ох, тяжко.

   -Николаич, а то у меня своих мужиков нет, чай, аж три было. Сыны, особенно перед армией, это ваще страсть была – каждые три часа у плиты стояла.

   -У меня вот, рыбка есть, карасики, я на озерке посидел с утра... хотел дома ущицу заварганить, да вот, не свезло, как говорит, младшенький.

   И все удрученно притихли, подумав, как сейчас сходят с ума их близкие, наверняка ищут и плачут. Телефоны, бывшие у всех без исключения, не ловили связь, позвонить или СМС отправить не было возможности.

   Тяжело вздохнув, Варя начала готовить, Иван – вот, что значит, бывалый человек, нашел неподалеку былинки дикого чеснока, какую-то травку-приправку, и поплыл на вечерней поляной запах рыбный.

   Поев, мужики опять начали спорить, прикидывать, куда их занесло и как побыстрее выбраться и рвануть домой. Попили травяного чаю, и начали укладываться, как сказал Сергей – решили, чтобы не путаться Ищенко звать Николаичем, а Мошкова просто – Сергей.

   -Надо переспать с этой проблемой, да и утро вечера всегда мудренее!!

   Игорь, Ищенко и Иван, и Толя – молчаливый такой товарищ, нарубили маленьким топориком, (у Ивана в багажнике был – хозяйственный, однако, мужик) еловых лап, наложили их повыше и улеглись, Сергей и Костик, и Варя соответственно – в машинах.

   А в Березовке, как немного обдуло и начали подсыхать дороги, собрались Гриня с Василем к своему любимому Волчку и деду Лешу. Особенно волновался Василь, с неделю как потеплело, он написал на маленьком кусочке картона:

   -Волчок? Леш? – и каждый день показывал её Ефимовне и Стеше.

   Ефимовна пошла до коменданта, взяла у него давно заготовленную стараниями Лешего и подписанную Фридрихом Краузе и шефом местного гестапо, Кляйнмихелем бумагу, разрешающую братьям беспрепятственно проходить через все посты.

   Кляйнмихель ещё и посмеялся:

   -Эти киндеры, что, твои протеже?

   -Нет, помнишь охоту на кабана?

   -Как такое забудешь, азарт, адреналин – чисто мужское занятие, а какой там егерь, богатырь.