Текст книги "АУТ"

Автор книги: Нацуо Кирино

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 35 страниц)

В ванной плескалась Мики. И не просто плескалась, а протирала лицо новой очищающей пенкой. О том, что новой, Йоси догадалась по запаху. Ее, а также мусс для волос и контактные линзы Мики купила на свои деньги, заработанные на стороне. Теперь ее волосы приобрели тусклый каштановый цвет.

Закончив стирку и продезинфицировав руки, Йоси посмотрела на дочь, которая осторожно расчесывала пряди, пристально всматриваясь в зеркало.

– Покрасила волосы?

– Немного, – ответила Мики, продолжая свое занятие.

– Теперь ты похожа на юную правонарушительницу.

– Сейчас никто не пользуется такими словами. Никто, кроме тебя. Юная правонарушительница. —Мики громко рассмеялась. – Я уже и забыла, когда такое слышала. И, кроме того, волосы красят все.

– Да, похоже, что так, – неуверенно пробормотала мать. В последнее время дочь стала шумной, крикливой, ее вкус изменился в сторону вульгарности, и это тревожило. – Что у тебя с работой на лето? – спросила она, чтобы сменить тему.

– Кое-что нашла, – ответила Мики, брызгая чем-то на волосы.

– Где?

– Тут неподалеку есть один фаст-фуд.

– И сколько же там платят?

– Старшеклассники получают восемьсот йен в час.

Йоси открыла рот, но ничего не сказала – шок был слишком силен. Названная Мики сумма составляла семьдесят процентов от часовой оплаты работающих на фабрике в дневную смену. Неужели для того, чтобы столько зарабатывать, нужно всего лишь быть молодым?

– Что-то не так? – поинтересовалась Мики, заметив, как изменилось лицо матери.

– Нет, ничего. Как прошла ночь у бабушки? – спросила Йоси, снова меняя тему.

– Наверное, снились кошмары. Несколько раз звала дедушку, кряхтела, стонала.

Йоси вспомнила, что накануне свекровь была особенно раздражительной, жаловалась и хныкала, как ребенок, и все не хотела отпускать ее на работу. Старухе не нравилось оставаться дома одной, совершенно беспомощной, без присмотра. Поначалу, сразу после того как паралич лишил ее возможности передвигаться, она вела себя тихо и покорно, однако в последнее время эгоизм и инфантилизм проявлялись все сильнее и заметнее.

– Странно, – заметила Йоси. – Ты не думаешь, что у нее развивается старческое слабоумие?

– Ох. Надеюсь, что нет. Мне никак не хочется за ней ухаживать.

– Не говори так. Без тебя мне не справиться. Ты должна о ней заботиться.

– Вот уж нет, – рыкнула Мики. – Я и без того устаю. – Схватив с холодильника пакет с напитком, она вставила трубочку и принялась сосать.

Приглядевшись, Йоси узнала купленный дочерью в магазине так называемый «заменитель завтрака», который, похоже, пользовался популярностью у всей молодежи. «Вполне могла бы съесть нормальный завтрак, – подумала Йоси. – Я же приготовила рис и суп мисо. А стоило ли так стараться?» Ей стало не по себе при мысли о бездумной, совершенно пустой трате денег. И с ленчем будет то же самое. Раньше Мики ела вместе с ней то, что готовилось из имевшихся в доме продуктов, но теперь, беря пример с подруг, переключилась на фаст-фуд. И где только она берет деньги?

Сама того не замечая, Йоси пристально посмотрела на дочь.

– Что ты смотришь? – Мики повернула голову и бросила на мать недовольный взгляд.

– Ничего.

– Не забыла насчет денег? Ну, тех, на школьную экскурсию, про которую я тебе говорила. Отдать надо завтра.

Йоси, у которой экскурсия совершенно вылетела из головы, растерялась.

– Сколько надо?

– Восемьдесят три тысячи.

Йоси негромко ахнула.

– Так много?

– Я же тебе говорила! – неожиданно зло закричала Мики.

Йоси промолчала, лихорадочно соображая, где взять деньги. Тем временем дочь быстро оделась и выскочила из дому. «Ничего не попишешь, – с отчаянием подумала Йоси, – нужно больше зарабатывать».

– Йоси, – с ноткой нетерпения позвала свекровь.

Йоси подобрала только что выстиранную подкладку и вернулась в заднюю комнату. Не без труда стащив со старухи грязную сорочку и облачив ее в чистую, она накормила больную завтраком и снова сменила подкладку. Когда Йоси, покончив наконец с горой стирки, доползла до матраса и растянулась рядом со свекровью, часы показывали уже девять. Она знала, что сможет поспать до полудня, пока старуха не проснется и не начнет требовать обед.

Выкроить на сон удавалось не более нескольких часов в день. После полудня вздремнуть не получалось из-за нескончаемых домашних дел, и лишь вечером, перед тем как отправиться на фабрику, Йоси позволяла себе немного расслабиться и передохнуть. В итоге выходило около шести часов разбитого на части, фрагментарного сна, только-только чтобы держаться. И так изо дня в день. Она лишь беспокоилась, что скоро, очень скоро дойдет до точки, исчерпает запас прочности и сломается.

До зарплаты, которую выдавали в конце месяца, было еще далеко, но Йоси все же решила позвонить в контору и узнать, нельзя ли получить аванс.

– Извините, мы ни для кого не делаем исключений, – ледяным тоном ответил бухгалтер.

– Знаю, но ведь я работаю уже давно и…

– Правила есть правила, – не меняя тона, продолжил он. – Кстати, госпожа Азура, вам нужно брать хотя бы один выходной в неделю, иначе у нас будут проблемы с бюро по труду.

– Понимаю.

В последнее время ради сверхурочных она работала по семь дней в неделю.

– Вы ведь получаете пособие, не так ли? Если превысите установленный уровень доходов, вам его урежут.

Йоси поймала себя на том, что готова извиняться и кланяться, и положила трубку. Выход оставался только один: обратиться к Масако. Сколько раз она уже прибегала к ее помощи, когда нужда стучалась в дверь?

– Алло.

Голос прозвучал немного хрипло, как будто Масако только что проснулась.

– Это я, – сказала Йоси. – Не разбудила?

– А, Шкипер. Нет, я как раз поднималась.

– Хочу попросить об одолжении, но ты сразу скажи, если не можешь.

– Скажу, – пообещала Масако. – Что у тебя?

Йоси медлила, не уверенная в том, что подруга будет откровенна. Но такая уж она была, Масако. Не раз и не два она поражала ее своей открытостью, полным отсутствием притворства.

– Не могла бы ты одолжить мне немного денег?

– Сколько?

– Восемьдесят три тысячи. Мики нужно на экскурсию, а у меня совсем ничего нет.

– Без проблем, – сказала Масако.

Йоси не думала, что подруга может так легко найти лишние деньги, но все равно обрадовалась.

– Спасибо. Ты даже не представляешь, как я тебе благодарна.

– Заеду в банк и принесу вечером, – сказала Масако.

Йоси облегченно вздохнула. Брать деньги в долг всегда унизительно, зато как хорошо, когда есть такая подруга.

Она едва успела задремать, положив голову на низенький стол, когда в дверь позвонили. На пороге стояла Масако. Солнце светило ей в спину, и лицо женщины казалось темной маской.

– Привет, – сказала Масако. – Я подумала, что тебе вряд ли захочется носить деньги с собой на работе, вот и приехала.

Она протянула банковский конверт. Йоси решила, что планы у ее подруги, должно быть, изменились в тот момент, когда она снимала деньги со счета. И надо же, не сочла за труд, приехала. Еще, наверное, и потому, что знала: Йоси будет неудобно брать деньги на фабрике, у всех на виду. Масако всегда отличалась здравомыслием, практичностью и способностью входить в чужое положение.

– Спасибо. Обязательно отдам в конце месяца.

– Не торопись.

– Нет-нет, я же знаю, что ты сама в долгах.

– Не беспокойся.

Масако едва заметно улыбнулась, и Йоси уставилась на нее так, как будто стала свидетелем чуда – на работе эта улыбка появлялась в самых редких случаях.

– Но… – с запинкой произнесла она.

– Не беспокойся, Шкипер, – повторила Масако, закрывая тему.

Лицо ее стало вдруг серьезным, а возле правой брови проступила вертикальная линия, возможно небольшой шрам. Йоси знала: шрам – знак того, что у Масако свои проблемы, свои причины для беспокойства, и от этой мысли ей стало не по себе. Она и представить не могла, что тревожит подругу, и боялась, что даже если что-то узнает, это будет нечто такое, чего ей, простой, обычной женщине, никогда не понять.

– Почему ты работаешь на фабрике? Это место не для тебя, – внезапно сказала Йоси.

– Не говори глупостей. Ладно, пока, увидимся.

Масако махнула рукой, повернулась и направилась к красной «королле».

Едва она скрылась из виду, как на дорожке появилась возвращающаяся из школы Мики. Когда дочь подошла ближе, Йоси протянула ей конверт.

– Здесь деньги.

– Сколько? – спросила Мики с таким видом, словно ничего другого и не ожидала, и быстро заглянула в конверт.

– Восемьдесят три тысячи.

– Спасибо, – небрежно бросила Мики и сунула конверт в кармашек черного рюкзачка.

Поймав мелькнувшее на лице дочери довольное выражение, Йоси вдруг почувствовала, что ее провели, что стоимость экскурсии меньше названной суммы. Но, как всегда, инстинкт подсказывал, что открытой конфронтации лучше избежать. Мики не имела никаких оснований лгать, тем более что хорошо знала, в каких стесненных обстоятельствах находится ее мать. Зачем ей обманывать?

4

Мицуёси Сатакэ не сводил глаз с движущихся серебряных шариков. Кто-то шепнул, что в казино устанавливают новые игральные автоматы, и он пришел пораньше, чтобы опробовать новинку. Сатакэ играл уже три часа, так что у него были все основания рассчитывать на успех. Нужно только набраться терпения. Может быть, из-за недосыпания или из-за того, что он слишком долго смотрел на яркий экран, в глазах появилась неприятная резь.

Сатакэ достал пузырек с глазными каплями из кожаного итальянского несессера, лежавшего рядом, на перильцах, и, оторвавшись на мгновение от автомата, капнул в каждый глаз по капле. Уже через несколько секунд из пересохших глаз потекли слезы, и Сатакэ, не плакавший с раннего детства, неожиданно испытал приятное ощущение от теплых капелек на щеках. Он даже поборол в себе естественный для мужчины импульс смахнуть их с лица.

У соседнего автомата сидела молодая женщина с рюкзачком за спиной. Она взглянула на его заплаканное лицо, и в ее глазах мелькнуло смешанное с любопытством откровенное желание оказаться подальше от странного человека в модном костюме. Влажная пелена не помешала рассмотреть гладкие щеки. Лет двадцать, решил Сатакэ, давно научившийся определять возраст и характер женщин, не вступая с ними в прямой контакт.

Самому ему было сорок три. Коротко подстриженные волосы, могучая шея, крепкое тело делали его похожим на бандита, якудза, но в слегка раскосых глазах светился ум, нос удивлял своей правильностью, а руки были просто красивы. Такое несоответствие между грубым телом и тонким, чувственным лицом и руками смущало одних и поражало других.

Сатакэ вынул носовой платок из кармана сшитых на заказ черных брюк и промокнул глаза. Потом, заметив, что несколько капель упало на черную шелковую рубашку, осторожно промокнул и их. И дорогой пиджак, и шикарная рубашка, и надетые на босу ногу мокасины от Гуччи были его рабочей формой, заменявшей строгий деловой костюм.

Он взглянул на массивный золотой «ролекс» – почти два часа, пора идти. И надо же так случиться, что именно в этот момент удача наконец пришла к нему: из автомата хлынул поток шариков-жетонов, в одну секунду заполнивших и переполнивших неглубокий лоток.

– Черт! – выругался он.

Надо же так не вовремя! Сатакэ дотронулся до локтя соседки, и та, повернув голову, с тревогой посмотрела на него.

– Мне нужно идти. Они ваши, если хотите.

– Спасибо, – пробормотала женщина, явно обрадованная подарком и в то же время настороженная необъяснимой щедростью.

Было видно, что фишки она возьмет не раньше чем убедится в том, что он ушел. Грустно улыбнувшись, Сатакэ забрал несессер, поднялся и направился к выходу мимо грохочущих автоматов, думая о том, каким предстает сорокалетний мужчина в глазах молодых женщин.

За автоматической дверью его встретила следующая волна шума: громкоговорители кричали о премьере нового фильма, уличные торговцы на углу вовсю расхваливали свой товар, из студии караоке доносилась популярная мелодия. И хотя атмосфера Кабуки-Тё была хорошо знакома ему и даже чем-то приятна, Сатакэ не давало покоя неясное ощущение того, что сейчас он здесь чужой. Взглянув на клочок серого, затянутого облаками неба, большую часть которого заслоняли высокие мрачные здания, он нахмурился – сколько же еще будет продолжаться эта невыносимая, угнетающая жара?

Сунув под мышку несессер, Сатакэ зашагал по улице, но, проходя мимо театра Кома, заметил, что к подошве его кожаного мокасина приклеилась жевательная резинка. Остановившись у тротуара, он попытался избавиться от серого комочка, однако размякшая от жары жвачка не поддавалась. Вроде бы мелочь, а настроение испортилось. Теперь уже все вызывало раздражение: грязный, заплеванный и замусоренный тротуар, шумная молодежь, заполнившая улицу с приближением темноты, валяющиеся тут и там банки и пакеты.

Пробиваясь сквозь толпу, Сатакэ едва не налетел на очередь перед входом в театр, состоящую в основном из пожилых дам. Подняв руку, он попытался пройти напрямик, но занятые разговорами женщины как будто и не замечали его. На секунду Сатакэ остановился, удивленно разглядывая их, потом улыбнулся и, пожав плечами, свернул в сторону. Что толку злиться на тех, кого не знаешь. Нет, в данный момент куда большей проблемой была прилипшая к подошве жвачка.

Люди замечали его. Парень, раздающий афишки с рекламой какого-то веселого гёрл-шоу, стайка гогочущих, неряшливо одетых школьниц – все уступали ему дорогу. Эти знали язык улиц и не пропустили исходящие от мужчины сигналы опасности. Сунув руки в карманы, с хмурым, как серое небо, лицом, Сатакэ свернул на боковую улицу.

Клуб, владельцем которого он был, назывался «Мика» и располагался в здании, выходящем на соседний переулок. Взбежав по ступенькам, Сатакэ открыл дверь и оказался в коридоре второго этажа, где находился его офис. В зале уже горел свет, неестественно яркий в сравнении с теми бледными лучами, что проникали через матовое стекло окон. Выгравированный на стекле рисунок смутно напоминал некие греческие узоры. За столом у двери сидела женщина, явно ожидавшая хозяина. Она пришла пораньше, хорошо зная, что сам Сатакэ не терпит, когда ждать заставляют его.

– Спасибо. Ты молодец, что пришла сама.

– Все в порядке, – ответила женщина.

Она была китаянка с Тайваня, и звали ее Рэйка Цзё. Хотя в голосе ее иногда проскакивали непривычные интонации, Рэйка прекрасно говорила по-японски, что было одной из причин, по которым Сатакэ сделал ее менеджером своего клуба. Ей было около сорока, но она по праву гордилась гладкой белой кожей и предпочитала блузки с глубоким вырезом. Ее макияж ограничивался ярко-красной помадой. На высокой белой шее Рэйка носила изящную подвеску из жадеита и большую золотую монету. Перед его приходом она, вероятно, только что закурила сигарету и теперь, слегка наклонив в его сторону голову, выпустила изо рта длинную струйку дыма.

– Извини, что отвлекаю. Я знаю, как ты занята.

– Вовсе нет. Что может быть важнее встречи с Сатакэ-саном?

Тон, которым это было произнесено, содержал намек на флирт, но Сатакэ, сделав вид, что ничего не заметил, опустился в кресло по другую сторону от столика и с удовольствием оглядел зал. Выполненная в стиле рококо мебель покрыта темно-розовым лаком. Неподалеку от входной двери стояли музыкальный центр с караоке и белое пианино, окруженное четырьмя столами. Еще двенадцать столов размещались в нижней части зала. В общем, довольно просторное, стилизованное под старый Шанхай помещение.

Сложив перед собой бледные руки с длинными, тонкими пальцами, Рэйка посмотрела на владельца клуба. Один палец украшало широкое кольцо из жадеита. Однако вместо того, чтобы перейти прямо к делу, Сатакэ неожиданно для собеседницы указал на одну из ваз с цветами, которые стояли по всему залу.

– Рэйка-сан, я бы хотел, чтобы вы не забывали менять воду в цветах.

В подобранных со вкусом букетах самым неожиданным образом сочетались лилии, розы и орхидеи, но вода уже успела помутнеть, и цветы начали увядать.

– О! Да, вы правы, извините, – растерянно пробормотала китаянка, скользнув взглядом по залу.

– Уж с этим-то, по крайней мере, ты способна справиться, – добавил Сатакэ, оборачивая упрек в шутку, хотя для себя уже сделал определенный вывод.

В прочих отношениях никаких претензий к ее работе у него не было.

– Вы хотели что-то обсудить? – спросила Рэйка с улыбкой, спеша как можно скорее перевести разговор на другую тему. – Какие-то проблемы с отчетностью?

– Нет, дело касается одного клиента. У вас были в последнее время какие-то проблемы?

– Какого рода проблемы вы имеете в виду?

Китаянка напряглась, и Сатакэ подумал, что если прислушаться, то можно будет услышать, как вертятся колесики в ее голове.

– Я слышал от Анны… – сказал Сатакэ, слегка наклоняясь вперед.

Анна Ри, китаянка из Шанхая, работала в клубе хостесс и являлась одной из причин популярности заведения. Рэйка знала, как ценит, опекает и прислушивается к ее мнению хозяин.

– Что же она вам рассказала?

– Известен ли тебе клиент по фамилии Ямамото?

– Фамилия распространенная, у нас таких несколько… О, подождите, я, кажется, знаю, о ком вы говорите. – Рэйка закивала, показывая, что вспомнила. – Есть такой, я бы сказала, большой поклонник Анны.

– Вот и она то же самое говорит. Мы обычно ничего не имеем против, если человек платит по счету, но этот, похоже, поджидает ее потом возле клуба, преследует и даже пытается навязать свою компанию.

– Вот как?

Рэйка откинулась на спинку кресла и удивленно вскинула бровь.

– А вчера она позвонила мне и сказала, что он каким-то образом узнал ее адрес и заявился к ней на квартиру, – добавил Сатакэ.

– Теперь, когда вы об этом рассказали, я вспомнила, что у него и с оплатой бывают проблемы, – озабоченно промолвила Рэйка.

– Я уже предупреждал тебя относительно парней с большими глазами и пустыми карманами. В следующий раз, когда он появится, постарайся избавиться от него, не поднимая лишнего шума. Не хочу, чтобы Анну цепляли такого рода типы.

– Понимаю. Но что мне ему сказать?

– А вот это уже решай сама. Такая у тебя работа.

Отповедь шефа, похоже, задела китаянку за живое; выражение ее лица изменилось, губы сжались в тонкую изломанную линию.

– Понимаю, – повторила она. – Предупрежу распорядителя. Самым строгим образом.

Обязанности распорядителя исполнял молодой тайванец, последние два дня не появляющийся на работе по причине простуды. Сатакэ согласно кивнул и поднялся. Рэйка проводила его до двери.

– И, Цзё-сан, не забывайте о цветах, – напомнил он.

Заметив, как рассеянно, словно размышляя уже о чем-то другом, улыбнулась китаянка, Сатакэ подумал, что, пожалуй, в скором времени придется подыскивать другого управляющего. Одно дело хостессы – их выбирали по таким критериям, как красота, молодость и способность придать заведению некоторый шик, а потому для Сатакэ они были не более чем живым товаром, и совсем другое – менеджер, который в данном случае исполнял обязанности продавца.

Выйдя из «Мика», Сатакэ поднялся по лестнице на третий этаж и остановился у двери. Здесь тоже размещался клуб, называвшийся «Площадка», и стояли карточные столы. Наняв управляющего, он заглядывал сюда нечасто, несколько раз в неделю. Чуть более года назад прогорел находившийся над «Мика» салон для игры в маджонг, и Сатакэ, арендовав помещение, открыл ночной карточный клуб для посетителей «Мика». Не имея лицензии на ведение игорного бизнеса, он не мог рекламировать свое заведение и поначалу рассматривал его всего лишь как дополнение. Но слухи расползлись, клиенты потянулись, и «Площадка» стала настоящим хитом. Начинали с малого, двух столов для мини-баккара, но постепенно, с ростом популярности, Сатакэ нанял профессиональных крупье, поставил настоящие столы и изменил режим работы клуба, который открывался теперь в девять вечера и закрывался на рассвете. Так что деньги текли рекой.

Сатакэ аккуратно перевязал распустившийся узел шнура на белой вывеске и собственным платком протер латунную ручку на двери, однако заходить с инспекцией, как сделал это в «Мика», не стал. В конце концов, игровой клуб был не только его любимой игрушкой, но также и золотой жилой.

В несессере зазвонил сотовый.

– Где ты, милый? Мне еще нужно заехать в парикмахерскую.

Японский Анны был далек от идеала, что только добавляло ее речи очарования. Никто не учил ее говорить именно так, все получалось естественно; в общем, в распоряжении Анны оказался чудесный инструмент, с помощью которого она добивалась от мужчин всего, чего хотела.

– Извини, – сказал он, – сиди на месте, я сейчас буду.

У Сатакэ работали почти тридцать китайских хостесс, и все же Анна, благодаря красоте и уму, стояла особняком. Сатакэ уже практически нашел для нее хорошего покровителя. Все ее предыдущие клиенты отбирались с особой тщательностью, и он вовсе не собирался равнодушно наблюдать за тем, как какой-то наглец без гроша в кармане встает у него на пути, угрожая далеко идущим планам.

Покинув Кабуки-Тё, Сатакэ вернулся к припаркованному неподалеку белому «мерседесу». Дорога до Окубо, где жила Анна, занимала на машине десять минут. Хотя дом был новый, охрана внизу отсутствовала. Если девушку действительно начнет кто-то преследовать, ей придется переехать в другое место, подумал Сатакэ, нажимая кнопку звонка у двери в квартиру на шестом этаже.

– Это я, – сказал он в интерком.

– Открыто, – ответил приятный низкий голос.

Едва Сатакэ переступил порог, как в ноги ему с лаем бросился похожий на игрушечного пудель. Собачонка, наверное, услышала гостя и уже поджидала его. Он не любил пса, но Анна обожала своего питомца, и Сатакэ ничего не оставалось, как терпеть собачьи выходки. Сейчас он отодвинул пуделя носком туфли.

– Тебе не кажется, что оставлять дверь открытой, по крайней мере, легкомысленно?

– Что значит «легкомысленно»? – крикнула из спальни Анна.

Сатакэ не ответил. Собачонка вертелась под ногами, с удовольствием терлась о брюки. В холле стояло несколько десятков пар обуви самых разнообразных моделей и расцветок, и Сатакэ обычно сам расставлял их по местам, чтобы девушка всегда могла относительно быстро найти нужную пару, не обрекая его на долгое ожидание.

Анна наконец вышла из комнаты. Как всегда яркая, нарядная, обольстительная. Длинные волнистые черные волосы зачесаны назад и собраны в пучок. Глаза скрыты за китайскими солнцезащитными очками. Широкая рубашка с вышивкой, «леопардовые» колготки. Безупречная, не нуждающаяся в макияже кожа. Рассматривая ее лицо, Сатакэ снова отметил пухлые, слегка вывернутые губы, столь соблазнительные в глазах большинства мужчин.

– Куда? – спросил он. – Как обычно?

– Угу.

Анна просунула босые ноги в лакированные босоножки. Ногти у нее на пальцах были покрыты красным лаком. Сатакэ шагнул к двери, а пудель, только теперь осознавший, что остается один в квартире, встал на задние лапы и отчаянно залаял.

– Ну же, Джуэл. – Анна, как ребенку, погрозила ему пальцем. – Не капризничай.

Выйдя из квартиры, они прошли по коридору и остановились в ожидании лифта. Обычно Анна спала до полудня, потом ходила по магазинам или посещала салон красоты. После этого наносила визит в парикмахерскую, перекусывала чем-нибудь легким и отправлялась в «Мика».

Когда не было других дел, Сатакэ сам исполнял при ней обязанности шофера, опасаясь, что стоит ему отвернуться, как девушку схватят и утащат. Едва они вошли в кабину лифта, как у него снова зазвонил сотовый.

– Сатакэ-сан?

– Кунимацу? Ты? – Кунимацу был менеджером «Площадки». Сатакэ повернулся к Анне – секунду она смотрела на него, потом отвернулась и, достав пузырек с лаком, занялась ногтями. – Что случилось?

– Есть кое-что. Хотел бы с вами посоветоваться. У вас найдется немного свободного времени? Может быть, сегодня? Попозже.

Пронзительный голос Кунимацу эхом отскакивал от стен кабинки, и Сатакэ, нахмурившись, убрал телефон подальше от уха.

– Конечно. Сейчас отвезу Анну в салон красоты и, пока не придет пора ее забирать, буду свободен.

– Куда вы едете? – спросил Кунимацу.

– В Накано. Почему бы нам не встретиться там?

Договорившись о месте и времени, Сатакэ убрал телефон. Кабина остановилась на первом этаже, и Анна, вышедшая первой, повернулась и кокетливо взглянула на него.

– Милый, ты поговорил с Цзё-сан о моей маленькой проблеме?

– Да, я сказал, чтобы она больше не пускала его в клуб. Так что делай свое дело и ни о чем не волнуйся.

– О'кей. – Анна посмотрела на него поверх очков и добавила: – Но ведь даже если он не сможет приходить туда, ему никто не помешает приходить сюда.

– Не волнуйся ни о чем, – повторил Сатакэ. – Я за этим прослежу.

– И все равно я хотела бы переехать.

– Так и быть, если это будет продолжаться, я подумаю о таком варианте.

– Хорошо, – сказала она.

– Кстати, что он вообще собой представляет? – спросил Сатакэ, который редко показывался в «Мика».

– Он сильно злится, когда ему предлагают других девушек. – Анна состроила гримасу. – От него всегда одни неприятности, а в последнее время он еще и перестал платить по счету и потребовал предоставить ему кредит. Так гадко! Все ведь знают, что правила есть повсюду, даже в таких местах, как наш клуб.

Завершив свою короткую речь, она проскользнула в салон «мерседеса». Пусть Анна и выглядела красивой куколкой, под лакированной внешностью скрывалась твердая, упорная и сильная молодая женщина из Шанхая. Четыре года назад она приехала в Японию изучать японский язык и даже сейчас, если брать в расчет ее визовой статус, должна была посещать занятия.

Высадив Анну у парикмахерской, Сатакэ направился в кафе, где он договорился встретиться с Кунимацу. Менеджер, приехавший первым, призывно помахал ему рукой из-за столика в углу.

– Спасибо, что пришли, – дружески улыбаясь, сказал он, когда Сатакэ опустился на мягкий диванчик.

В рубашке-поло и свободных брюках Кунимацу, которому не было еще и сорока, больше походил на инструктора спортивного клуба, чем на управляющего казино. Вообще же он занимался такого рода бизнесом уже не первый год. Сатакэ переманил его из игорного заведения в Гиндзе, где Кунимацу на протяжении нескольких лет работал заместителем менеджера.

– Так в чем дело? – спросил Сатакэ, закуривая сигарету.

– Может быть, это и не важно, – начал Кунимацу, – но меня немного беспокоит один из наших клиентов.

– Беспокоит? Почему? Думаешь, он полицейский? Как гласит старая пословица, «если гвоздь торчит, ударь по нему молотком». К бизнесу Сатакэ эта пословица имела самое прямое отношение. Если полиция пронюхает, что «Площадка» делает большие деньги, клуб станет козлом отпущения за все остальные казино.

– Нет, дело не в том, – ответил Кунимацу. – Речь идет об одном человеке. В последнее время он приходит к нам едва ли не каждый вечер и очень много проигрывает.

– Никто из тех, кто играет в баккара, не выигрывает каждый вечер, – рассмеялся Сатакэ. Кунимацу тоже усмехнулся, помешивая соломинкой апельсиновый сок. Сатакэ сделал глоток охлажденного кофе со сливками. – Так сколько же он проиграл?

– Около четырех или пяти миллионов за последние два месяца. Вообще-то не так уж и много, но те, кто начинает проигрывать, обычно уже не останавливаются.

– Значит, играет он по мелочи, так? Тогда что тебя беспокоит?

– Ну, позавчера он вдруг стал требовать, чтобы казино дало ему кредит.

В клубе Сатакэ действовали строгие правила, согласно которым ставки принимались только реальными деньгами, однако в редких случаях постоянным клиентам позволяли сыграть в долг на несколько сотен тысяч. Не больше. Мужчина, о котором рассказывал Кунимацу, должно быть, узнал от кого-то о такой практике.

– Не стоит с ним связываться, – сказал Сатакэ. – Вышвырни его вон и не пускай.

– Именно так я и сделал. Обошелся с ним вполне вежливо, но ясно дал понять, что его у нас не ждут. Прежде чем уйти, парень устроил большой скандал.

– Неудачник. Кстати, чем он занимается?

– Работает на какую-то мелкую компанию. Я бы и не стал вас беспокоить, но подумал, что, может быть, он и в «Мика» захаживает, и позвонил Цзё-сан. Оказалось, он и там числится в черном списке.

– Это Ямамото. Женщины и деньги.

Сатакэ вздохнул и потушил сигарету. Многие мужчины совершали глупости ради юной и прекрасной китайской хостессы, но когда кончались деньги, к ним обычно возвращался рассудок, и тогда они отказывались от женщин. Этот же парень, похоже, пытался выиграть за карточным столом, чтобы продолжать видеться с Анной. Или же, что тоже возможно, Ямамото вдруг сообразил, что спустил слишком много, и теперь старался отыграться. Так или иначе, у него ничего не вышло, и Сатакэ, повидавший на своем веку многих из той же колоды, знал, что ни женщины, ни карты уже не доставляют Ямамото никакого удовольствия.

Он, возможно, и не подумывал ни о чем плохом, но Сатакэ все же чувствовал в нем угрозу как для Анны, так и для своего бизнеса.

– Вы не будете против, если я скажу, что вы хотите с ним поговорить? – спросил Кунимацу. – При условии, что он появится еще раз.

– О'кей. Позвони мне, если увидишь этого парня. Хотя не уверен, что он способен кого-то понимать.

– Не согласен. Даю гарантию, что, когда этот Ямамото увидит похожего на якудза хозяина, его и след простынет. – Сатакэ негромко рассмеялся шутке, однако глаза его остались холодными. – Знаете, вы ведь действительно можете любого напугать, – продолжал, ничего не замечая, Кунимацу.

– Ты так думаешь?

– Конечно. Одежда, вообще весь вид… Да он умчится как заяц.

– Что же во мне такого страшного?

– Ну, выглядите вы вполне прилично, но есть что-то такое… что-то тревожное…

Договорить Кунимацу не успел, а смешок его оборвался, когда у Сатакэ зазвонил телефон. Звонила Анна.

– Милый, все кончено, я свободна, – сказала она.

И эти слова – именно те самые слова, надо же, такое совпадение – отдались в нем воспоминанием.

Женщина под ним тяжело застонала. Он терся о нее, вымазанную теплой, слегка липкой жидкостью, но постепенно, по мере того как она остывала, ему стало казаться, что они как будто склеились. Она то хрипела в агонии, то дрожала в экстазе, но в конце концов Сатакэ прижался губами к ее губам и заглушил стоны – то ли боли, то ли наслаждения, – вырывавшиеся у нее изо рта. Он отыскал рану у нее в боку, ту, которую сделал сам, и глубоко погрузил туда палец. Из раны толчками шла кровь, так что их секс окрашивался в темно-красное. Он рвался внутрь ее, глубже, глубже… Он хотел растаять в ней, смешаться с ней. И когда уже почти достиг цели, когда оторвался от ее губ, она тихо прошептала ему на ухо: «Все кончено…»

– Знаю, – сказал он, отчетливо услышав свой собственный голос.

Однажды Сатакэ убил женщину.

Когда-то, еще учась в школе, он напрочь разругался с отцом и навсегда ушел из дому. Некоторое время Сатакэ подрабатывал хастлером в игорном доме, потом его взял под свое крыло местный бандит, член семьи якудза. Покровитель богател на проституции и торговле наркотиками в Синдзюку, и работа юноши состояла в том, чтобы обеспечивать сохранность девушек, не давать им, так сказать, соскочить с корабля.