Текст книги "АУТ"

Автор книги: Нацуо Кирино

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)

6

Кадзуо Миямори лежал на верхней койке с учебником японского языка. В дополнение к прежнему испытанию, работе на фабрике, он обрек себя на два новых: добиться от Масако полного прощения и освоить японский в такой степени, чтобы осуществить эту задачу без посторонней помощи. Новые тесты существенно отличались от простой, не требующей умственных усилий работы по подвозке риса к конвейеру, они представляли вызов его интеллекту, и в этом была определенная привлекательность.

– Меня зовут Кадзуо Миямори.

– Я люблю смотреть футбол.

– Вам нравится футбол?

– Что вы любите?

– Вы мне нравитесь.

Он лежал на животе, снова и снова повторяя одни и те же фразы и время от времени посматривая в узкую полоску окна, видную с его койки. Ярко-оранжевый закат окрасил облака, повисшие под небом цвета индиго. Свет постепенно слабел, терял силу, и небо темнело; Кадзуо с нетерпением ждал прихода ночи, потому что ночь обещала встречу с Масако.

Он больше не разговаривал с ней с того самого дня. Слишком обидно, слишком больно пытаться сказать что-то, когда тебя игнорируют. Но Кадзуо все же сходил к дренажной канаве и достал то, что она выбросила в ту ночь. Он вытащил из-под подушки серебристый ключик и подержал его на ладони. Прохладный металл понемногу согрелся, и Кадзуо улыбнулся – вот так же согревалось и его сердце при мысли о Масако.

Он никому ничего не рассказывал, потому что его подняли бы на смех – что за глупость, влюбиться в женщину, которая намного старше тебя. Ему бы посоветовали перенести внимание на одну из бразильянок – их на фабрике работало немало. А раз так, то пусть лучше никто ни о чем не догадывается. Может быть, только он один и способен увидеть в этой женщине нечто совершенно особенное. И, кто знает, может быть, только ей одной суждено открыть что-то особенное в нем. Кадзуо не сомневался, что они поймут друг друга, как только познакомятся поближе. Он крепко сжал ключ, словно это был амулет, способный осуществить его заветное желание.

Кадзуо повесил ключ на серебряную цепочку и начал носить его на шее. Ключ как ключ, самая заурядная вещица, так что Масако и не догадается, что это тот, из канавы. Странно, но в двадцать пять лет он чувствовал себя школьником, впервые познавшим муки и радости влюбленности. У него и в мыслях не было, что эти чувства всего лишь отражают стремление найти хоть какое-то утешение в чужой, негостеприимной стране, из который приехал когда-то его отец. Кадзуо знал только одно: такую женщину ему уже не найти. Нигде. Даже в Бразилии.

К дренажной канаве Кадзуо пошел на следующее утро. В отличие от японок, работавших до половины шестого, бразильянки заканчивали ночную смену ровно в шесть. С шести до девяти, когда начиналась дневная смена, фабрика пустовала. Этим-то перерывом и воспользовался Кадзуо.

Он нисколько не сомневался, что легко отыщет нужное место. Что же такое бросила в канаву Масако? Судя по звуку, это был какой-то металлический предмет, а раз так, то вода могла его и не смыть. Дождавшись, пока последние студенты и служащие промчатся к станции, Кадзуо стащил одну из прикрывавших канаву бетонных секций, под которой медленно и беззвучно струился мутный поток. Он наклонился. Вода была почти черная, вонючая, но зато неглубокая. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, Кадзуо перепрыгнул через край. Кроссовки погрузились во что-то липкое, темная, зловонная жижа брызнула на джинсы. Сожалея о загубленных новеньких «найках», он наклонился, присмотрелся и почти сразу увидел металлическую ключницу, украшенную кожаной вставкой. Ключница лежала, зацепившись за разбитую пластиковую бутылку.

Кадзуо опустил руку в теплую воду и достал находку. Ключ был всего один, скорее всего от домашнего замка. Странно, что Масако пошла на такие ухищрения ради того, чтобы избавиться от столь заурядной вещицы. Впрочем, посторонние мысли быстро отступили перед волной радости – он нашел то, что принадлежало ей. Отцепив ключ, Кадзуо положил его в карман, а ключницу выбросил.

Вечером он пришел на работу раньше обычного и задержался у двери, поджидая Масако. Вообще-то ему хотелось бы подождать ее где-нибудь там, на дороге от стоянки к фабрике, но об этом не могло быть и речи. Хватит и того, что он уже напугал ее один раз. Хотя, если подумать, улыбнулся про себя Кадзуо, напугался-то скорее он сам. Ему и теперь было страшно, он боялся сделать что-то такое, после чего она может возненавидеть его навсегда.

Стоя рядом с Комадо, санитарным инспектором, Кадзуо делал вид, что изучает учетную карточку, и одновременно поглядывал по сторонам. Она появилась в обычное время и, положив на пол черную сумочку, наклонилась, чтобы снять теннисные тапочки. В какой-то момент Масако посмотрела на Кадзуо, но, как и раньше, взгляд ее словно прошел сквозь него и застыл на стене. Тем не менее даже этой мелочи хватило, чтобы всколыхнуть в нем радостное чувство, подобное тому, которое испытывает человек, видя восход солнца.

Масако взяла сумочку и, поздоровавшись с Комадо, повернулась к ней спиной. Инспектор провела роликом по безразмерной зеленой рубашке и джинсам и кивнула. Кадзуо не сводил с Масако глаз. Как всегда, когда она оказывалась рядом, дыхание затруднилось и сердце тяжело и гулко застучало в груди. Она одевалась небрежно и просто, почти по-мужски, но ему нравилось в ней все: подтянутость, аккуратность фигуры, отсутствие косметики на лице. Когда она проходила мимо, он вздохнул, набираясь решимости, и произнес:

– Доброе утро.

– Доброе утро, – удивленно отозвалась она.

Проводив ее взглядом, Кадзуо сжал в руке свисающий с шеи ключ и прошептал слова благодарности. Она поздоровалась с ним! Она ответила ему! И как раз в этот момент дверь офиса открылась, как будто кто-то только и ждал, пока он совершит этот маленький ритуал.

– Миямори. Хорошо, что вы здесь. Зайдите на минутку.

Управляющий поманил его пальцем. Обычно в такой поздний час в кабинете не было никого, кроме старика-охранника. Странно. Но еще больше Кадзуо удивился, когда, переступив порог, увидел в комнате переводчика.

– Вы не могли бы заглянуть сюда в полночь? Полиция хочет задать вам несколько вопросов.

Передав просьбу через переводчика, управляющий повернулся к находящейся в задней части офиса приемной, где худощавый мужчина, по-видимому детектив, разговаривал с одним из рабочих, японцем.

– Полиция? – растерянно пробормотал Кадзуо.

– Да, полиция. Детектив уже здесь, видите?

– И он хочет поговорить со мной?

– Да.

Сердце подпрыгнуло и на мгновение остановилось. Масако. Она рассказала полиции. Перед глазами вдруг потемнело – сейчас его арестуют. Не стоило ее просить… И все же… и все же ему не верилось, что она может так обмануть. Боже, надо же быть таким идиотом. Попался.

– Хорошо… – сказал он по-португальски и, повернувшись, вернулся в зал.

Масако стояла одна возле автомата с водой и курила. Ее подруги, та, которую все называли не иначе как Шкипер, и другая, полная, еще не появились, так что поговорить ей было не с кем, и с тех пор, как симпатичная, Яои, перестала ходить на работу, Масако изменилась, стала другой, как будто сознательно отрезала себя от всего и всех. Дрожа от охватившей его злости, Кадзуо направился к ней.

– Масако-сан. – Женщина повернулась, и ему стоило немалых усилий выразить то, что он хотел, на японском. – Вы рассказали им?

– Рассказала им что? – Она сложила тонкие руки на груди и с неподдельным изумлением уставилась на него. – Что я рассказала? И кому?

– Полиция… Они здесь. Они пришли.

– Полиция? Зачем они пришли?

– Вы обещали, да? – пробормотал Кадзуо и умолк, продолжая смотреть ей в глаза.

Она сжала губы, но ничего не сказала. В конце концов Кадзуо отвернулся и, понурив плечи, поплелся в раздевалку. Ему грозит арест, потеря работы и, возможно, высылка из страны, но больше всего угнетала мысль, что Масако так легко нарушила данное слово.

Раз уж они намерены допросить его в полночь, то, наверное, лучше переодеться уже сейчас, чтобы не терять времени потом. Он нашел свою вешалку с рабочей формой и, сняв с шеи цепочку с ключом, аккуратно положил их в карман рабочих штанов – в цеху запрещалось ношение каких-либо украшений и прочих личных вещей. Напялив на голову синюю шапочку – их носили все бразильские рабочие, – Кадзуо вернулся в комнату отдыха. Масако стояла на прежнем месте, словно ожидала его. Она тоже успела переодеться, но торчащие из-под сеточки пряди позволяли предположить, что делалось это в спешке.

– Подожди.

Она попыталась схватить его за руку, но Кадзуо не остановился и прошел к офису. Если Масако выдала, то все кончено, дальнейшие испытания бессмысленны, а цель жизни утрачена. Тут он вспомнил ее прикосновение, тот краткий миг, когда ее пальцы дотронулись до его руки, и приказал себе собраться и отступить от края. То, что ждет за дверью, тоже испытание, решил Кадзуо, испытание, наложенное на него Масако, и он выдержит его, как выдержал предыдущие.

Дверь в ответ на его стук открылась почти сразу. В комнате находились двое, переводчик и детектив. Сердце заколотилось, и он, опустив руку в карман, сжал лежавший там серебристый ключ.

– Меня зовут Имаи, – представился детектив, показывая жетон.

– Роберто Кадзуо Миямори, – ответил он.

Детектив был высокого роста, со слегка скошенным подбородком и держался вроде бы дружелюбно, но его взгляд как будто вцепился в лицо Кадзуо.

– У вас есть японское гражданство? – спросил полицейский.

– Да, мой отец был японцем, мать – бразильянка.

– Вы, должно быть, пошли в нее, – рассмеялся детектив. Кадзуо холодно посмотрел на него, интуитивно чувствуя, что реплика не совсем безобидная. – Извините, что приходится отрывать вас от работы, но у меня есть к вам несколько вопросов. Я договорился с начальством, чтобы время нашего разговора было засчитано как рабочее.

– Понимаю, – сказал Кадзуо, внутренне напрягаясь и готовясь к худшему.

Но последующий вопрос стал для него полной неожиданностью и застал врасплох.

– Вы знаете Яои Ямамото? – спросил детектив.

Кадзуо растерянно посмотрел на переводчика, и тот ободряюще кивнул.

– Да, я ее знаю, – ответил он, все еще не вполне понимая, чего от него хотят.

– В таком случае вы знаете, наверное, и что случилось с ее мужем?

– Да, я слышал.

Но какое отношение это имеет к нему?

– Вы были знакомы с ее мужем? Встречались с ним когда-нибудь?

– Нет, никогда его не видел.

– А с самой Ямамото-сан вы разговаривали?

– Здоровался с ней иногда, вот и все. А в чем дело? Почему вы спрашиваете?

Переводчик, вероятно, не стал переводить вопрос Кадзуо, потому что детектив продолжил.

– Насколько нам известно, вы не работали в прошлый вторник. Пожалуйста, расскажите, чем вы занимались в тот вечер.

– Думаете, я имею какое-то отношение к тому, что с ним случилось? – снова спросил Кадзуо, обеспокоенный тем, что его пытаются втянуть во что-то такое, о чем ему совершенно ничего не известно.

– Нет-нет. – Полицейский покачал головой. – Мы всего лишь беседуем со всеми, кто был дружен с Ямамото-сан, и прежде всего с теми, кто не работал в тот вечер.

Все еще не понимая, чего от него хотят, Кадзуо попытался вспомнить.

– До полудня я спал. Потом ездил в Оидзуми-Мати. Остаток дня провел там, а когда вернулся, то лег спать. Около девяти вечера.

– А вот ваш товарищ говорит, что домой вы в тот вечер не возвращались, – скептически заметил детектив, заглянув в блокнот.

– Альберто просто меня не заметил, – запротестовал Кадзуо. – Он пришел с подружкой, а я лежал на верхней койке.

– И он вас не увидел? – недоверчиво спросил Имаи.

Кадзуо пожал плечами.

– Ему было не до меня.

Похоже, до детектива наконец дошло, потому что он весело рассмеялся.

– Значит, ваш приятель даже не обратил внимания, что в комнате есть кто-то еще?

Кадзуо смущенно кивнул и, пытаясь скрыть нервозность, скользнул взглядом по почти пустому помещению. На столах стояли компьютеры, аккуратно накрытые пластиковыми крышками. Поначалу, только прибыв в Японию, он тоже хотел научиться работать на компьютере, но в конце концов оказался здесь, на фабрике, где от него требовалось только одно: подвозить к конвейеру мешки с рисом. Стоило ли ради этого пересекать океан? Он как будто увидел себя со стороны – какая нелепая, абсурдная ситуация.

– И остаток ночи вы провели в своей комнате? – спросил детектив.

Кадзуо замялся с ответом. В ту ночь он напал на Масако, а потом еще долго и бесцельно бродил, мучимый раскаянием. Потом, уже ближе к рассвету, когда начался дождь, он вернулся в комнату за зонтиком. Альберто, конечно, уже не было. А потом… потом он ждал Масако.

– Я выходил… гулять.

– Посреди ночи? И куда вы ходили?

– Никуда. К фабрике.

– Но почему?

– Просто так. Не хотелось оставаться в комнате.

– Сколько вам лет?

В голосе полицейского прозвучали сочувственные нотки.

– Двадцать пять, – ответил Кадзуо. Имаи задумчиво кивнул, как будто только что понял что-то, но ничего не сказал, а лишь перелистал страницы. – Я могу идти?

Молчание становилось невыносимым. Детектив поднял руку, показывая, что у него еще есть вопросы.

– Нам известно, что несколько женщин подверглись нападению по пути на фабрику. Вы знаете об этом что-нибудь?

Ну вот, началось, с отчаянием подумал Кадзуо, сжимая в кармане ключ.

– Ничего определенного, только слухи. А кто вам об этом рассказал?

– Что ж, я, пожалуй, отвечу на ваш вопрос– Имаи с любопытством посмотрел на молодого человека. – Мне рассказала об этом госпожа Дзэноути. Она тоже работает в ночную смену. – Кадзуо с облегчением разжал пальцы – слава богу, это сделала не Масако. Надо будет потом извиниться перед ней.

– Никакого отношения к делу Ямамото это, конечно, не имеет, но мне хотелось бы знать, что говорят бразильские рабочие. Может быть, вам известны имена жертв. Может быть, есть какие-то подозрения. Нам пригодилась бы любая информация.

– Ничего такого я не знаю, – окончательно успокоившись, ответил Кадзуо и, бросив взгляд на настенные часы, напялил на голову шапочку.

– Что ж, спасибо, – сказал Имаи.

Работа в цеху уже шла полным ходом, и у дальней стены выросла целая горка аккуратно составленных ящиков с готовыми завтраками. В отсутствие Йоси и Кунико место во главе конвейерной линии заняла Масако. После того как по фабрике поползли слухи об убийстве мужа Яои, их казавшаяся такой прочной группа распалась. Его это озадачило, но вместе с тем и обрадовало – теперь рядом с Масако не было подруг, а значит, у него появлялся шанс поговорить с ней после смены. Надо только побыстрее переодеться.

Шанс был отличный, но за те пятьдесят минут, которые отделяли полную смену от неполной, Масако успела уйти. Когда Кадзуо, переодевшись, вышел на улицу, солнце уже осветило серую бетонную стену автомобильного цеха. Неужели в такой прекрасный летний день у него нет лучшего выбора, чем вернуться в полутемную комнату и свернуться на узкой койке, как собаке в конуре? Он вытащил из кармана и нахлобучил на голову мятую бейсболку. А когда поднял голову, то застыл от изумления: Масако стояла на том самом месте, где он поджидал ее в то дождливое утро.

– Миямори-сан.

Она подошла ближе, и Кадзуо вдруг заметил, какое у нее бледное – наверное, от усталости – лицо. Рука сама собой скользнула под футболку, где висел на цепочке ключ. Пусть и она увидит его. Это все благодаря ему. Масако скользнула взглядом по серебристой безделушке, но ей, вероятно, и в голову не могло прийти, что ключ на шее Кадзуо и есть тот самый, от которого она так старательно пыталась избавиться.

– Вы хотели сказать мне что-то? Перед работой?

Она говорила медленно, чтобы он смог понять ее. Кадзуо наклонил голову.

– Извините. Я ошибся.

Масако, однако, продолжала смотреть ему в глаза, явно неудовлетворенная таким объяснением.

– Я никому ничего не сказала.

Он кивнул.

– Знаю.

– Полицейский расспрашивал вас о муже Яои, не так ли?

Неожиданно, не дождавшись ответа, она повернулась и зашагала к автостоянке. Кадзуо последовал за ней, сохраняя дистанцию примерно в пару метров. Бразильские рабочие уже выходили с фабрики, и до него доносились их громкие, веселые голоса. Масако шла быстро, не оглядываясь, как будто рядом никого не было.

Они уже дошли до заброшенного корпуса старого цеха. Шумная толпа позади свернула к общежитию. Свежий запах еще зеленой летней травы маскировал поднимающуюся от канавы вонь, но Кадзуо знал: пройдет несколько часов, солнце поднимется выше, и на дорогу осядет серая пыль, а трава пожухнет от жары.

Масако вдруг остановилась, и Кадзуо увидел, как переменилось ее лицо при виде сдвинутой в сторону бетонной секции. Он ничего не понимал. Почему она испугалась? Может быть, надо ее успокоить, сказать, что бояться нечего… Но тогда придется признаться, что он следил за ней. Так ничего и не решив, Кадзуо остановился и засунул руки в карманы. И без того бледное лицо Масако стало еще бледнее, когда она, приблизившись к канаве, заглянула в нее. Наблюдая за ней сзади, Кадзуо наконец набрался смелости заговорить, но неожиданно для себя произнес не то, что хотел, а то, что много раз слышал от бригадира Накаямы.

– Какого черта вы делаете?

Кадзуо понимал, что получилось грубо, но в его ограниченном словарном запасе не было другой фразы, которая подходила бы к ситуации. Масако резко обернулась. Секунду-другую она смотрела ему в глаза, потом ее взгляд соскользнул на цепочку с ключом у него на груди.

– Твой? – спросила она. Кадзуо медленно кивнул, затем покачал головой. Солгать ей он не мог. – Ты оттуда его выудил, да?

По-видимому, ее не устроил его неопределенный ответ. Кадзуо развел руками и пожал плечами. Ему ничего не оставалось, как признать правду.

– Я.

– Зачем ты это сделал? – спросила Масако, делая шаг к нему. Она была высокая для японки, чуть ниже самого Кадзуо, и он невольно попятился, прикрыв ключ обеими руками. – Как ты узнал? Приходил сюда в ту ночь? – Масако ткнула пальцем в высокую траву, где он прятался. Как раз в этот момент из травы с жужжанием вылетел жук, как будто ее палец был лазером. Кадзуо кивнул. – Но зачем?

– Я ждал вас.

– Почему?

– Вы обещали прийти… так?

– Нет, не обещала. – Она протянула руку. – Верни его мне.

– Нет.

Он еще крепче сжал ключ.

– Зачем он тебе?

«Неужели не понятно? Хочешь, чтобы я сам это сказал?»

– Верни мне ключ, – повторила Масако. – Он мне нужен. Это важно.

Кадзуо хорошо понимал ее слова, но подчиниться не мог. Если ей так нужен этот ключ, зачем было его выбрасывать? Нет, она хотела вернуть его только потому, что теперь этот ключ висел у него на груди.

– Не отдам. – (Масако внимательно, даже изучающе смотрела на него, но молчала, как будто не могла решить, что делать дальше. В глазах ее застыла боль, и, чувствуя эту боль, как свою, Кадзуо взял ее за руку, такую тонкую, что он испугался – как бы не сломать). – Вы мне нравитесь.

– Что? – Ее зрачки расширились от изумления. – Из-за того, что тогда случилось?

Кадзуо хотел объяснить, но нужные слова никак не приходили. Отчаявшись, он повторил, как будто отвечая урок, единственную засевшую в памяти фразу.

– Вы мне нравитесь.

– Боюсь, со мной такое не сработает.

Масако высвободила руку, и Кадзуо стиснул зубы, чтобы закричать от внезапно нахлынувшего горя. Оставив его стоять у канавы, Масако решительно направилась по дороге к стоянке. Кадзуо сделал было несколько шагов вслед, но остановился, наткнувшись взглядом на ее спину. Отвергнутый и несчастный, он лишь смотрел, как она уходит.

7

Автомобильная стоянка находилась на склоне холма, и если вечером, в темноте, уклон казался незаметным, то утром, при свете, подъем давался не без труда. Дойдя до «короллы», Масако положила руки на крышу и закрыла глаза. Кружилась голова. После прохладной ночи металл покрылся каплями влаги, и ладони сразу стали мокрыми, как будто она опустила их в лужу.

Зачем он это сказал? Масако знала, он говорил серьезно. Вспомнив, как Миямори покорно, словно потерявшийся пес, брел за ней по дороге, она повернулась, но уже никого не увидела. Ушел. Унося с собой боль обиды. Он ушел, а ее беспокоило, что у него остался ключ. И еще. Масако вдруг обнаружила, что растревожена глубиной его чувств. Она не хотела никаких чувств, они были не нужны ей сейчас, в этот момент жизни. Все ее эмоции остались позади. Она выбрала свой путь, но лишь теперь в полной мере осознала, на какое одиночество, на какую изоляцию обрекла себя, согласившись помочь Яои.

В тот день Масако пересекла грань. Разрезала человеческое тело на куски и разбросала их по городу. И даже если память о содеянном когда-нибудь сотрется, прежней ей не стать уже никогда.

Внутри шевельнулась и вскинулась к горлу тошнота. Она едва успела отвернуться, упала на колени, из глаз брызнули слезы, а изо рта хлынула желтая кислая желчь.

Вытерев салфеткой лицо, Масако села в машину и завела мотор, но вместо того, чтобы направиться домой, выехала на шоссе Син – Оуме и повернула на запад, в сторону озера Саяма. Дорога в столь ранний час была почти пустая, за все время ей встретился только один старик на мотоцикле, но она ехала медленно.

Шоссе запетляло, уходя в горы, и вскоре впереди показался мост над перегородившей долину дамбой. Запертое плотиной, перед ней раскинулось озеро Саяма. Окаймленное выровненными берегами, оно выглядело искусственным, игрушечным, как некий горный Диснейленд. Масако вспомнила, как Нобуки, впервые побывавший здесь еще ребенком, расплакался, когда увидел представшее перед его глазами озеро – он был уверен, что из воды вот-вот появится ужасный динозавр, – и прижался лицом к ее груди, отказываясь смотреть. Она рассмеялась про себя.

Тихая гладь озера переливалась тысячами бликов, от которых слепило глаза. Прищурившись, Масако свернула в сторону Деревни ЮНЕСКО. Еще несколько минут по горной дороге и…

Она съехала на поросшую травой обочину и выключила двигатель. Неподалеку, в пяти минутах ходьбы от этого места, покоилась голова Кэндзи.

Масако вышла, заперла дверцу и углубилась в лес. Конечно, идти туда было рискованно и опасно, но ноги двигались как будто сами, увлекая ее в чащу. Найдя наконец служившую ориентиром высокую дзелькву, она остановилась под ней и отыскала взглядом то самое место. Небольшая кучка свежей земли – единственный знак того, что было сделано. Лето приближалось к пику, и, хотя прошло всего десять дней, лесной воздух пропитался новыми, густыми, живыми запахами. Она представила закопанную в землю голову Кэндзи, гниющую, смешивающуюся с землей, ставшую пищей для червей и насекомых. Думать об этом было неприятно, но сознание того, что она отдала голову подземным тварям, утешало.

Даже просеиваясь через густую листву, солнечный свет все равно резал усталые глаза. Заслонившись от него ладонью, Масако долго смотрела на кучку свежей земли и вспоминала тот день.

________

Она помнила, как в поисках места для головы приехала в лес. Голова лежала в двойном пакете, но была такая тяжелая, что Масако боялась, как бы мешок не порвался в самый неподходящий момент. Она шла между деревьями, неся в одной руке лопату, в другой пакет, и несколько раз останавливалась, чтобы вытереть мокрое от пота лицо и сменить руку. Ей все время казалось, что челюсть Кэндзи то тыкается в голень, то ударяется о колено, и при каждом прикосновении, реальном или воображаемом, по коже пробегали мурашки. Даже сейчас, по прошествии десяти дней, ее бросило в дрожь от одного только воспоминания.

Как-то она видела фильм под названием «Принесите мне голову Альфредо Гарсии», в котором герой ехал через Мексику с отрубленной головой, стараясь уберечь ее от губительной жары. Лицо актера и сейчас встало перед ней, искаженное злостью и отчаянием, и Масако подумала, что сама выглядела примерно так же, когда закапывала злосчастную голову. По крайней мере, злость она чувствовала точно. Она не знала, на кого или что злилась, – может быть, на себя, за то что осталась абсолютно одна, без надежды на чью-либо помощь, за то, что вообще влезла в эту заварушку, – но относительно самого чувства сомнений не было. И тем не менее сейчас Масако понимала – злость была необходима, злость принесла облегчение и освобождение, в то утро в ней что-то изменилось.

Выйдя из леса в этот, второй раз, она села в машину и закурила. Других поездок сюда уже не будет. Масако решительно раздавила недокуренную сигарету, помахала рукой и повернула ключ зажигания.

Приехав домой, Масако обнаружила, что Йосики и Нобуки уже ушли на работу. Грязная посуда – завтракали они, конечно, каждый сам по себе – так и осталась на обеденном столе. Она не стала ее мыть, а просто перегрузила все в раковину и, вернувшись в гостиную, остановилась в задумчивости посреди комнаты. Что дальше? Лечь спать?

Делать было нечего, думать не о чем, заботиться не о ком, и Масако хотела только одного: упасть на кровать, вытянуться и дать отдых усталому телу. Интересно, чем сейчас занимается Кадзуо? Может быть, лежит в своей полутемной комнатушке, не находя сна, беспокойно ворочаясь с боку на бок. А может, все кружит и кружит вокруг серых стен автомобильного цеха. Представив эту картину, она впервые за все время почувствовала симпатию к человеку, разделяющему с ней ощущение одиночества и оторванности от мира. Пожалуй, пусть оставит тот ключ себе.

Зазвонил телефон. Кому это вздумалось звонить в… в восемь часов утра? Стараясь не обращать внимания на раздражающие сигналы, она закурила, но телефон не утихал.

– Масако?

Голос в трубке принадлежал Яои.

– О, привет. Что случилось?

– Я уже пыталась дозвониться раньше, но тебя не было.

– Только что вернулась. Были кое-какие дела по дороге.

Масако решила не говорить, куда ездила. В конце концов, это никого не касается.

Впрочем, Яои и не стала расспрашивать.

– Ты уже заглянула в утреннюю газету?

Голос ее звучал почти весело.

– Нет, еще не успела. – Она обернулась – газета лежала на столе. Наверное, ее оставил там Йосики.

– Советую посмотреть, – продолжала Яои. – Найдешь кое-что интересное. Я бы сказала, приятный сюрприз.

– Что там?

– Посмотри. Прямо сейчас. Я подожду.

Чему она так радуется? Масако положила трубку на стол и подняла газету. Сюрприз, о котором говорила Яои, оказался на третьей странице. Набранный крупным шрифтом заголовок гласил: «В деле о расчлененном теле из парка Коганеи появился подозреваемый». Пробежав заметку глазами, Масако узнала о задержании некоего владельца ночного клуба, который часто посещал Кэндзи Ямамото. Мужчину арестовали по другому обвинению, но в ходе следствия вскрылись обстоятельства, давшие полиции основания связать его с убийством. Она нервно поежилась – уж больно хорошо все складывалось.

– Прочитала.

– Нам крупно везет, верно? А ты что думаешь?

– Думаю, что радоваться слишком рано, – осторожно ответила Масако, все еще держа газету перед глазами.

– Кто бы мог представить, что все получится так удачно! В газете написано, что они подрались в тот вечер, но я это уже знала.

Судя по тому, что Яои говорила громко и свободно, она была одна.

– Откуда? Как ты узнала, что они подрались?

– Он пришел домой в грязной, разорванной рубашке и с разбитой губой. Я еще тогда подумала, что ему крепко досталось, но не знала от кого.

– Не знаю, я ничего такого не заметила, – пробормотала Масако и вдруг поймала себя на том, что Яои говорит о живом человеке, а она – о трупе.

Впрочем, подруга все равно ее не слушала.

– Интересно, какое наказание его ждет? Хорошо бы смертная казнь, – почти мечтательно проговорила она.

– Я бы на это не рассчитывала, – холодно сказала Масако. – Более вероятно, что его отпустят из-за отсутствия доказательств.

– Жаль, – пробормотала Яои.

– Не говори так!

– Но у него был еще один клуб, где работала та шлюха, за которой таскался Кэндзи. Это там он спускал наши деньги!

– Что еще не делает его убийцей, не так ли? – возразила Масако.

– Я и не говорю, что он убийца, – горячо запротестовала Яои. – Но и невиновным его трудно назвать.

– Может быть, тебе стоит подумать, почему твой муж влюбился в другую женщину, – небрежно заметила Масако, гася сигарету.

Реплика слетела с губ сама собой, и она, в общем-то, не ждала ответа, однако Яои ответила.

– Я уже думала. – Теперь ее голос был тих и почти бесстрастен. – Потому что он устал от меня. Я ему наскучила, потеряла привлекательность.

– Ты действительно так считаешь?

Масако вдруг подумала, что было бы любопытно задать тот же вопрос Кэндзи и послушать его ответ. Ей хотелось бы узнать, почему людей тянет друг к другу. Да только есть ли такая причина…

– Иногда кажется, что он как будто искал возможности отомстить мне.

– Отомстить тебе? За что? Ты же всегда была образцовой женой.

Последовала пауза.

– Может быть, именно поэтому, – сказала наконец Яои. – Именно потому он меня и ненавидел.

– Почему?

– Наверное, потому, что женщина начинает надоедать мужчине, когда становится примерной женой.

– Но почему? – задумчиво повторила Масако.

– Откуда мне знать, – почти со злостью ответила Яои. – Спроси об этом Кэндзи.

– Пожалуй, ты права, – пробормотала Масако, удивленная резким тоном подруги.

– И вообще, что с тобой сегодня? Я тебя просто не узнаю.

– Ничего, просто устала.

– Конечно, – тут же ухватилась за поданную мысль Яои. – Конечно, ты устала. Я уже стала забывать, как себя чувствуешь после ночной смены. Извини. Как дела у остальных? Что у Йоси?

– Ее не было вчера на работе. И Кунико тоже. Похоже, мы все дошли до предела.

– До какого предела? – Масако промолчала. – Извини. Это ведь все из-за меня, верно? И если… О, подожди! Я же собиралась сказать, что скоро получу деньги по страховке Кэндзи и тогда смогу расплатиться со всеми.

– Сколько ты собираешься заплатить?

Вопрос вырвался сам по себе, неожиданно для нее самой.

– По миллиону каждой. Как по-твоему, этого достаточно?

– Вполне. Даже слишком. Кунико и Йоси хватит по пятьсот тысяч. Кунико на твоем месте я бы вообще ничего не дала.

– Нет, что ты! Они же с ума сойдут от злости. Тем более что я получу целых пятьдесят миллионов.

– Советую о страховке вообще не распространяться. Просто отдай им деньги и забудь. Но… не могла бы ты дать два миллиона мне?

– Конечно… – немного удивленно сказала Яои, не забывшая, что подруга еще совсем недавно полностью отказывалась от денег. – Но почему ты передумала? Что-то случилось?

– Решила, что деньги в любом случае не помешают. Я была бы тебе очень признательна.

– Конечно, – повторила Яои. – Никаких проблем. Я стольким тебе обязана.

– Спасибо.

Масако положила трубку. Разговор с Яои помог, настроение улучшилось. Может быть, все не так уж плохо и им удастся довести дело до благополучного завершения. У полиции есть подозреваемый, хотя многое еще остается неясным. Впрочем, даже если у них нет против него никаких улик, в тюрьме его какое-то время еще продержат. Она облегченно вздохнула и отправилась спать.