Текст книги "Если (ЛП)"

Автор книги: Н. Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

– Что насчет возврата? На случай, если ему что-то не понравится. – Это больше было о том, если вдруг я никогда не увижу его снова.

– Тридцать дней, нераспечатанное, с чеком.

Я сделала глубокий вдох и последовала за ним к прилавку.

– Сто семьдесят три доллара и тридцать один цент. Вы сэкономили шестьдесят два доллара на распродаже.

На самом деле я ничего не сэкономила. Это была на сто процентов импульсивная покупка. Импульс, который я едва могла себе позволить. Но это ощущалось таким правильным, поэтому я протянула свою кредитку, и прочитала небольшую молитву, чтобы боги чаевых благословили меня на этой неделе за мою щедрость.

***

Я еле вошла с несколькими пакетами и мольбертом подмышкой в танцевальную студию.

И пять, шесть, семь, восемь. И раз, два, три...

Я наблюдала как бледную, маленькую брюнетку подбрасывал в воздух гибкий мужчина. Я бы хотела быть на шоу, но труппа уже была собрана к тому времени как Джордан получил работу. Джордан заменял первоначального хореографа, который резко оставил шоу ради другого.

Я пыталась быть незамеченной, но мои пакеты шуршали, и деревянные ручки кистей хлопали друг об друга внутри. Джордан развернулся и махнул мне.

– Хорошо, устроим перерыв на сорок пять минут на обед, и затем все будут готовы, вовремя!

– Помоги, – умоляла я, когда Джордан забрал сумку из моих рук.

– Что, ради всего святого, это такое? – спросил он.

– Я купила это для Эша.

– Эша? Ты видела его после Дня благодарения?

– Нет, но он сказал мне, что любит рисовать, и я подумала, что это будет хорошая благодарность.

– И куда он отнесет все это? В свою квартиру?

Я подумала об этом. И решила, что могу держать все это у себя, а он сможет брать, когда ему будет нужно.

– Ох, неважно, он найдет способ. А если нет, я верну все это.

Джордан посмотрел на меня с подозрением.

– Что? – спросила я оборонительно. Я была немного раздражена из-за того, что тащила все эти вещи.

– Я не собираюсь говорить то, что думаю, – сказал Джордан, растягиваю свою шею и натягивая на переносицу свои модные очки в толстой оправе.

– Ох, даже не начинай это, – огрызнулась я.

– Послушай, он бездомный и, вероятно, облажался сверх меры, но я не слепой, и знаю, что и ты тоже не слепая.

– Пожалуйста, не говори со мной, как будто я ребенок, когда я только на пять лет младше тебя, – сказала я, передавая ему его еду.

– Спасибо тебе, – сказал он, беря ее. – Ну, он милый. Вежливый. Не говори мне, что ты не заинтригована.

– Я хочу помочь ему, потому что он спас меня от самого худшего, что может случиться с женщиной. Вот и все. Он бездомный, ради всего святого! Я уверена, что мое суждение намного лучше, чем ты думаешь, – зло прошептала я.

– Ладно-ладно, виноват. И я не собираюсь осуждать тебя. Я имею в виду, если бы ты видела весь послужной список парней, с которыми я зависал.... но со всей серьезностью, будь осторожна. Если он приходит, убедись, что я дома. Скажи мне, чтобы я мог проверить. Я знаю, что ты хочешь быть его другом, и это благородство духа, которое я ценю в тебе, но есть так много всего, что мы не знаем. Улицы – испорчены. И он там, означает, что он тоже испорченный, неважно насколько адекватным он может казаться.

– Я не наивна. Я понимаю, но просто хочу помочь ему. Я чувствую себя в долгу перед ним. И, конечно, буду осторожна. Доверься мне, попытаться помочь этому парню – это как вырывать зубы, поэтому я сомневаюсь, что он даже придет за этими вещами.

– Я думаю, что он хочет твоей помощи, просто ему мешает гордость или что-то подобное.

– Что заставляет тебя говорить это?

– Он пришел на День благодарения, не так ли?

Джордан был прав. Но это озадачивало меня больше всего, если я хочу с кем-то дружить, то хотя бы разговариваю с этим человеком. Если мне нужна помощь, я сглатываю гордость и опираюсь на друга. Но почему Эш был таким сдержанным, если он правда хотел моей помощи?

– В любом случае, – сказал Джордан, откусывая кусок курицы, – мне любопытно узнать, хорош ли он?

8 глава

Эш

Слишком хороша.

Вот какой она была. Я существую в мире крайностей, и я должен оставаться спокойным. Я не мог позволить себе пойти туда, куда она зовет меня.

Когда мы сидели на ужине на Дне благодарения, я пытался не смотреть на нее, так же, как я всегда пытаюсь не смотреть.

Она могла зажечь меня. Ее палец был прямо на переключателе.

Если я попаду под влияние этих вещей, что делали меня веселыми, у меня появятся навязчивые идеи. Эта комбинация – навязчивые идеи и одержимость – всегда приводила к порочному кругу, который я пытался разорвать.

Но я не мог позволить себе быть одурманенным этим. Поэтому, когда все стало чересчур, когда Джордана и Тревора больше не было, чтобы отвлечь меня, когда я осознал настоящий потенциал ее эффекта на меня, то понял, что мне нужно немедленно уходить. Потому что это могло привести к опасному и неизведанному.

Искусство всегда было центром моей мании, а она была воплощением искусства, и я боялся, что каким-то образом она могла попасть в мое безумие.

Поэтому я отправился к дому своего брата, вернул одежду, которую одолжил, и снова вернулся к одиночеству улиц. Он как всегда предложил мне остаться в гостевом доме, но я чувствовал страх его жены так же четко, как если бы она умоляла меня не оставаться. Я бы обдумал это однообразие, поскольку были праздники, и это было б неплохо, но я не мог так долго быть рядом с братом. Он самый лучший брат в мире, но встречаться лицом к лицу с кем-либо из моей семьи, напоминает мне, как сильно я подвел всех.

Хотя я взял раскладной телефон, который он дал мне. Миллер умолял меня. Сказал, что ему просто нужна возможность, быть со мной на связи. Я не думал, что это слишком безумная просьба.

Все было хорошо на протяжении двух недель. Я занимал свои дни скитаниями. Пытался отвлечь себя от видения, что приходило ко мне, манило меня рисовать. С тех пор как я встретил ее, это становилось все труднее и труднее. Но я не мог делать и то и то. Я не мог рисовать с энергией и сохранить здравомыслие. Как только шлюзы открылись бы, ничего не могло остановить оглушительные, разрушающие волны.

Ночью я отправлялся на новое место, туда, где я знал, что она не увидит меня. Я хотел убедиться, что она в безопасности. 5-ая улица не была местом, чтобы ходить в одиночку таким хорошеньким девушкам как она. Но она показывалась не часто, и когда это происходило, она была с Джорданом. Хорошо.

Это я мог выдержать – то, как было, прежде чем она спасла меня. Я был зол, когда она сделала это. Она подставила себя под большой риск, а я не стоил этого. Но в то же время, это доказало мне, что она была всем, чем я думал она была: храбрая, добросердечная, даже пылкая. Мое шестое чувство никогда не подводило меня.

В одну ночь я заметил, что она идет домой с Джорданом и кучей пакетов. Я узнал логотип знакомой коробки у нее подмышкой. Она несла художественные принадлежности. Она с таким же успехом могла бы держать чашу с крэком под носом у наркомана. Это для нее? Она собиралась рисовать или чертить? Было так много всего, чему я мог научить ее. Было так много всего внутри меня, что я глубоко похоронил.

Потому что я боялся снова стать тем самым человеком.

Бёрд

Была пятница, и я с нетерпением ждала таких редких свободных выходных. У меня было только занятие утром для маленьких непосед, как я называла их, а затем короткая обеденная смена в ресторане. Шоу Джордана было на этих выходных, и я удостоверилась, что мое расписание было свободно для этого события.

Погода была прекрасна. Небо было идеально голубое с несколькими облаками. Дул приятный легкий ветерок, достаточный, чтобы надеть легкий свитер. Тем не менее, в то время как небо надо мной выглядело чистым, я вскоре вдохнула запахи Скид-роу, которые были подхвачены чудесным ветром: мочу, что никогда не выветривалась (спасибо прекрасной погоде ЛА), запах тела и мусора.

Художественные принадлежности, которые я купила для Эша, все еще лежали в пакетах на полу моей квартиры. Я смирилась с тем, что верну их на следующей неделе, как только это подойдет к отметке тридцать дней.

Видимо Джордан был неправ. Эш не хотел моей помощи. Он не давал мне никаких скрытых подтекстов или играл в игры разума. Он просто не хотел брать подачки от меня.

Но, конечно же, как он всегда умел делать, когда я меньше всего ожидала увидеть его, он был на своем старом месте. Я остановилась. В этот раз, вместо того чтобы притвориться, что не видит меня, он оттолкнулся от стены, на которую опирался, и посмотрел прямо на меня.

– Эш... – в моем голосе звучало неверие. – Эй. Я думала, ты избегаешь меня.

– Просто у меня был временный перерыв от этого места.

– Почему ты вообще захотел взять перерыв от этого места? – спросила я саркастично. Интересно, была ли моя шутка бесчувственна. В любом случае это был его дом. Но он улыбнулся, глядя вниз и в сторону. Если бы вы могли стереть то, что нас окружало, и переместить нас в другое место в ЛА, мы могли бы быть похожи на двоих молодых людей, которые флиртуют.

– Ох! – сказала я, как будто это не была первая вещь, о которой я подумала, как только увидела его. – У меня есть кое-что для тебя.

– Да?

– Да, ты сказал мне, что любишь рисовать.

– Люблю.

– И ты сказал, что все это дорого. Поэтому я кое-что купила тебе. Я подумала... ну знаешь, когда тебе будет нужен перерыв от всего этого, ты можешь прийти ко мне и рисовать.

– Ты правда не должна была делать это, – сказал он, качая головой. Его борода снова начала отрастать, и я бы хотела видеть больше его лица. Он был в своей старой одежде: вязаная шапочка, белая футболка, легкая куртка.

– Я захотела. Счастливого рождества.

– Я не знаю, что ты купила мне, но эти вещи достаточно дороги, и я знаю, что ты сама пытаешься свести концы с концами.

– Позволь мне отблагодарить тебя, – сказала я. Это был наш способ заткнуть другого.

Он продолжал улыбаться.

– Ладно.

– Так ты хочешь увидеть все это? Если ты не будешь использовать что-то, или тебе не понравится что-то, мы можем произвести обмен, но осталось не так уж много времени. Я купила все это некоторое время назад.

– Как насчет сегодня?

Я не ожидала такого поворота.

– Ну, я по пути на работу, но рано освобожусь. Как насчет в три? Позже я пойду на шоу. Джордан выступает в нем в роли хореографа.

– Хорошо. В три.

Я изучала его лицо, и не могла сдержать комментарий.

– У тебя скоро снова будет полноценная борода.

– Тебе не нравится? – я поняла, что, скорее всего это было не подражание моде, и с моей стороны было бестактно так говорить.

– Я имею в виду, ты выглядишь хорошо, мне просто нравилось, как ты выглядел на Дне благодарения – было видно твое лицо.

Он провел пальцами по красновато коричневым грубым волосам и кивнул.

– Хорошо, мне нужно идти на занятия. В три?

– В три.

9 глава

Бёрд

Я пришла домой около двух тридцати. Я думала, что смогу встретить Эша по пути домой, но его нигде не было видно. Я позвонила Джордану, чтобы рассказать ему об импровизированном визите, но он ушел на весь день, готовиться к шоу, которое будет этим вечером, и был не в восторге. Он попросил меня постараться и перепланировать встречу, но как можно перепланировать встречу с кем-то, с кем ты не можешь войти в контакт? Эш появится на моем пороге, и да будет так.

Как только я прошла через дверь, я вытащила все из пластиковых пакетов, которые просто стояли у двери. Я собрала мольберт и расставила все краски, кисти, пастели на одном из моих складных столиках – ближайшая мебель, что была к обеденному столу.

Около трех я села на свой футон с чашкой горячего чая, ожидая стука в дверь в любую минуту. Настало три часа и прошло. И вот уже три пятнадцать, и три двадцать пять, и я знала, что должна встать, и я была взбешена. Но также я была уставшей от того, что рано встала утром и задремала, закутавшись в плед.

Стук в дверь вырвал меня из сна, и я посмотрела на свой телефон. Три сорок пять. Я подскочила, пытаясь встряхнуть свое оцепенение после дремоты, и подошла к двери. Через глазок я наблюдала, что Эш беспокойно переминается с ноги на ногу.

– Ты опоздал, – сказала я, открывая дверь.

– Прости, мой автобус опоздал. – Этот маленький намек о его жизни заинтриговал меня больше. – Когда тебе будет нужно, чтобы я ушел, просто скажи.

– Шоу не начнется раньше семи часов,– я указала на пространство у окна, которое обустроила для него. – Там все вещи.

Он опустил свою сумку на пол и подошел к мольберту, листая страницы бумаги, что я прикрепила к нему.

– Слишком много всего, Бёрд.

– «Спасибо» будет достаточно.

Он смотрел на принадлежности почти в оцепенении, выглядя напряженным и неуверенным. Он сказал, что потерял свое видение, и я задавалась вопросом, было ли с этим связано какое-либо беспокойство.

– Почему бы тебе не повозиться с этим? Нарисуй или напиши что-нибудь.

– У тебя чистый дом, а искусство – это беспорядок.

– Мне все равно. Я бы не пригласила тебя сюда и не купила все эти вещи, если бы было по-другому.

– Я говорил тебе, что больше не рисую. – Он собирался бороться со мной изо всех сил, и я была готова принять вызов.

– Ну, это неправда. Я видела краску на твоих пальцах.

– Это не считается.

– Потому что это краска из баллончика?

– Просто потому, что это не считается.

– Беспорядок – это просто часть процесса. Разве ты думаешь, что я не спотыкаюсь или не забываю идеально вытягивать пальцы ног? То, что ты сторонишься этого, не делает тебя лучше. А совершая ошибки, ты как раз становишься лучше.

Он вздохнул, взял кисть и провел пальцами по щетине.

– Ты можешь включить какую-нибудь музыку?

– Конечно.

– Что-то легкое. Громкая музыка отвлекает.

– Хмм, – сказала я, думая, что включить, когда потянулась к своему телефону.

– Нет. Вот это, – сказал он, указывая кистью в направлении моего проигрывателя.

– Ох, я не думала, что такой молодой парень как ты, оценит это.

Он неодобрительно поднял на меня брови.

– Почему бы тебе не выбрать? – предложила я.

– Ты потанцуешь?

– А?

– Если я собираюсь, как по команде, рисовать, это как раскрыть свою душу. Я хочу, чтобы ты раскрыла мне свою. Это справедливо.

– Так вот как это должно быть? Ты показываешь мне свое, а я тебе свое?

– Я бы сказал наиболее классный вариант.

Этот обмен фразами заставил мое сердце затрепетать. Это было странно интимно, и низкий тон его голоса был почти соблазняющим. Эш был прав. Для меня это было просто мазать краски на холст, но когда он приравнял это к танцам, я поняла всю уязвимость в том, что просила его сделать.

– Хорошо. Хотя ты все еще можешь выбрать музыку.

Он положил кисть и присел на корточки, чтобы рассмотреть мою полку с пластинками.

– У тебя здесь на самом деле коллекция.

– Да. Это моего отца.

– Вы близки?

– Раньше были. А ты со своим?

– Раньше были. Он...? – конечно, он подумал об этом, кто бы расстался со своей коллекцией пластинок, пока не умер?

– Ох, нет... мои родители были очень строгие, по большей части нам не разрешали слушать музыку. Но в одну из ночей, мой отец пришел домой с работы и направился в свое логово, где слушал эти пластинки. Я пришла и села к нему на колени, и мы танцевали. Он ужасно двигался, – сказала я, смеясь, – на мой шестнадцатый день рождения, он восстановил проигрыватель и отдал мне всю свою коллекцию.

– Ничего себе.

– Да, это самый лучший подарок, который я когда-либо получала.

Он начал открывать конверт.

– Закрой глаза. Я не хочу, чтобы ты увидела, прежде чем музыка заиграет.

Я фыркнула.

– Хорошо.

Я сжала руки по бокам, когда прислушивалась к шагам Эша, пластинка была вытащена из конверта, затем он установил ее в проигрыватель и опустил иглу.

Знакомые аккорды пианино заполнили комнату, и я мгновенно признала песню Битлз, Golden Slumbers.

Я открыла глаза, а Эш уже распаковывал угли. У нас была сделка, поэтому я начала двигаться, и меня не заботило, что он делал, пока я танцевала. Мне нужно было сосредоточиться на музыке и своем теле. Поначалу я нервничала, даже была немного застенчива, но когда бы я ни смотрела на Эша, его нижняя губа была прикушена, и его руки порхали, когда его глаза перемещались от меня и назад на мольберт перед ним.

Не было причин чувствовать застенчивость, потому что мы оба были в своей стихии. Мы были похожи. Конечно Эбби-Роуд (прим.перев. двенадцатый альбом британской рок-группы The Beatles) предназначен, чтобы перетекать от одной песни к другой. Поэтому проникновенная мелодия Golden Slumbers плавно влилась в скандирование Carry That Weight, которая закончилась тяжелой, почти эротичной игрой гитары. Поэтому я подошла к задней части мольберта и играла в воздухе на гитаре, безмолвно ртом повторяя слова для него. Он улыбнулся, но был где-то в другом месте, его шапка почти слетела с головы, открывая мягкие шелковистые кудри и волны. Его язык был немного высунут изо рта, когда он оценивающе смотрел на холст. Отыграли последние строчки песни, когда я мягко перескочила в свое танцевальное пространство. Затем я подбежала к проигрывателю и переключила иглу на Oh Darling, так как знала эту пластинку наизусть, и не ощущала, что Her Majesty, будет хорошей песней для танца. Когда я подняла иглу, он заметил, остановившись посмотреть, как будто это сбило его концентрацию.

– Не беспокойся, я просто переключаю, – сказала я.

Эту песню я чувствовала всей душой, покачивая бедрами из стороны в сторону, позволяя своим конечностям тянуться. Я сжала ткань своей футболки и потянула ее, как будто она была в огне. Когда я сделала это, то забыла что этот странный и загадочный мальчик может наблюдать. Прошло так много времени с тех пор, как я танцевала ради чистого удовольствия. Всегда были лишь тренировки, прослушивания или демонстрации. Здесь не было никакого осуждения, страха быть отвергнутой, просто пространство, чтобы двигаться и выражать себя.

Комната была наполнена творческой энергией. В этом слове не было ничего другого кроме – кайф, наркотик. Метафизический. Эш отстранился от меня, так же как и я от него, но мы были связаны – мое тело, его кисть. Песня подходила к концу. Я вытянула руку и подняла иглу, и заметила тишину. Эш не двигался. Он наблюдал за мной все время. Я подняла глаза и наши взгляды встретились.

Все энергия, которая пощипывала мою кожу и направляла мое тело, сгустилась между нашими взглядами, и мы оба отвели взгляд так же быстро, как и наши глаза встретились. Я отвернулась, в поисках отвлечения в другой пластинке. Я вытащила Тома Уэйтса, сразу перешла к песне Please Call Me, Baby и снова начала танцевать.

Эш вернулся к своей работе, а я вернулась к своей. Мы делали это, даже не знаю, насколько долго, потому что время исчезает, когда ты танцуешь.

– Я закончил, – наконец сказал он, отступая от мольберта. Его лицо, руки и рубашка были покрыты радугой краски и пастели.

Я сделала усилие, чтобы не подглядывать, и хотя я не могла знать, но была уверена, что картина будет хороша. Но Эш, казалось, не выглядел удовлетворенным.

Я обошла и ахнула, когда увидела работу. Это была я, но это была вариация меня, взрывающаяся цветом, движением, мои волосы превратились в нечто другое – потустороннее, закручивая меня в бесконечном цвете.

– Это прекрасно, – сказал я. На моем лице не было шрама. Казалось, будто он мог видеть, как я танцую в своих мечтах. – Я не знала, что ты рисуешь меня.

– Это дерьмо, – сказал он.

Я пребывала в полном неверии. Я не знала, что его дар был экстраординарным. Он только что нарисовал картину на скорую руку, и она была восхитительна.

– Это изумительно. Как ты можешь так говорить? – спросила я.

– Детали, линии они недостаточно точные. Я не всегда могу держать руку достаточно ровно, и я сдерживаюсь. Это не похоже.

– Похоже? На что?

– Бёрд, когда я вижу тебя, танцующую под эту музыку, – он сделал паузу, и передвинул иглу влево, чтобы запись перестала играть. – Когда я вижу, как ты танцуешь, я вижу тебя в радужно-голубом, бледно-зеленом, розовом и в цвете индиго. Вихри оранжевого и золотого как закат обволакивают твои движения. Вкрапления серебра, которые искрятся как луна, отражаются в темном океане, мерцающем вокруг тебя.

Хотя его слова были поэтичными и завораживающими, я не знала, что делать с ними. Он произносил их, как будто, то, что он говорил, было ясно как божий день. Поэтому я просто стояла неподвижно, без эмоций, позволяя ему выразить свое разочарование.

– А это, – он указал на рисунок концом своей кисточки, – не похоже, – сказал он. – Это не так красиво и динамично.

Я понимала, что он имел в виду красиво в художественном смысле, но что, если он просто назвал меня красивой?

– Но ты можешь практиковаться.

– Нет, не то чтобы я не могу. Я не хочу.

Шапка Эша соскользнула полностью, и его растрепанные волосы были вымазаны краской. Он покачал головой, вытаскивая себя из потерянности своего собственного раздражения.

Когда он посмотрел на меня, он тихо рассмеялся, увидев мое замешательство.

– Ты, должно быть, думаешь, что я чокнутый. Прости, я немного теряю голову, когда рисую. Поэтому я больше не делаю это.

– Нет ничего плохого в том, чтобы терять голову. Вот почему мы все занимаемся искусством.

Он прочистил горло.

– Ты когда-нибудь слышала о синестезии?

– Синестезия? Я не знаю, но кажется, это слово звучит знакомо.

– Возможно, потому что она рифмуется с анестезией.

– Возможно.

– Это когда твои ощущения перекрывают друг друга. Ты можешь видеть звуки или пробовать на вкус слова. У меня полимодальная синестезия, а это значит, что куча ощущений нахлынывает на меня сразу.

– Подожди. Ты видишь звуки?

– Это одна из модальностей, – он сделал кавычки в воздухе, – да.

– Это невероятно. Что ты видишь?

– По-разному. Музыка отличается, скажем, от рева пожарной машины. Однообразные звуки, как белый шум, я не вижу. И эмоции иногда заставляют меня видеть цвета, и ощущать что-то на моей коже и кончиках пальцев, и иногда я пробую на вкус эмоции или слова или даже прикасаюсь к ним. У меня очень редкий случай. Большинство людей имеют одну или две модальности, у меня их больше, чем пара.

Я посмотрела на картину и указала на нее.

– Так ты видишь это? – спросила я в неверии.

– В большей степени, но как я и сказал, но не совсем верно. То, что я вижу, более красиво.

Он случайно снова выдал это слово мне, и его последствия вызвали приятный трепет в моем животе. Он не говорил это, что бы снискать расположение или заставить меня чувствовать себя лучше. Он говорил, потому что для него это был важный факт.

– Это изумительно. Это беспокоит тебя? То, что они все сразу обрушиваются на тебя?

– Голубой цвет беспокоит тебя? Ветер беспокоит твою кожу? Я никогда не знал ничего другого. Это не беспокоит меня. Это может отвлекать. Время от времени это утомительно. Но некоторая окружающая среда может так действовать на любого. Даже нормальный человек не всегда может долго выносить рок-концерты, хоть и любит рок. Я привык любить это. Так или иначе, сейчас это намного слабее. Искусство помогало мне уменьшать давление, когда синестезия становилась сильнее.

В этот момент раздался стук в дверь. Я не ждала никого, и, подойдя к двери, посмотрела в глазок. Тревор.

– Эй! Что ты здесь делаешь? – спросила, распахивая дверь и обнимая его.

– Джордан сказал мне забрать тебя. Я пытался дозвониться до тебя и предупредить. Оставил голосовое сообщение. – Я даже не слышала, что мой телефон звонил.

– Сколько время?

– Почти шесть.

– О боже мой! Дерьмо! Я должна собираться!

Тревор посмотрела на Эша.

– Привет, Эш.

– Привет, – сказал Эш.

Затем я сложила дважды два: Джордан хотел, чтобы Тревор проверил меня. Эш сорвал рисунок с мольберта и свернул его, несмотря на то, что он еще не высох.

– Я пойду.

– Ты не должен убегать, ты все еще можешь позависать с Тревором.

– Нет, я должен идти.

– Ты можешь оставить вещи здесь. Приходи когда захочешь рисовать. Хотя наверно ты должен предупреждать меня.

Он кивнул и начал уходить.

– Подожди, – сказал он. – Теперь у меня есть телефон. – Это звучало так свежо и мило, поскольку он говорил о телефоне, как о каком-то артефакте.

Он вытащил небольшой складной черный телефон, и если бы я ничего не знала о нем, с его заляпанными краской волосами, джинсами и щетиной, я бы решила, что он хипстер с забавным телефон.

Мы обменялись номерами.

Я проводила его до двери.

– Я бы хотела снова создавать с тобой искусство, – сказала я. – И я не думаю, что ты чокнутый. Я думаю, что ты потрясающий.

Он натянул свою шапку на глаза и потянул ее обратно, чтобы его волосы не лезли в лицо.

– Спасибо тебе, – сказал он. И только тогда я заметила, что он сбрил бороду, которую я видела ранее сегодня. Он развернулся и ушел.

Эш

Топая по коридору после того, чем бы это, черт побери, ни было с Бёрд, я чувствовал себя живым, и у меня кружилась голова. Я не позволил ей увидеть это, но она расшевелила во мне то, что я пытался сдерживать.

У большинства людей души были скрыты внутри их разума и тел, но у Бёрд она была вывернута наизнанку. Ее танец, за которым следовали широкие прозрачные цветные ленты, был воплощением божественного дара. Ее танец был самым ближайшим местом, куда я мог попасть к небесам, не умирая.

Когда она танцевала под Oh Darling, цвета вокруг нее усиливались, ее ореол лавандового затемнялся до пурпурного. Ясные угловатые очертания, как экзотические кристаллы, рождались и умирали в великолепном взрыве, как фейерверки в моем поле зрения. Тепло, которое она часто излучала, перемещалось от моих плеч к моим пальцам, как это обычно и происходило, но в этот раз оно также перешло в моему торсу и опустилось ниже к паху, и это было за гранью небес. Это был экстаз. В этот момент я понимал ощущения Бернини, когда он любил свои скульптуры и Караваджо, когда он рисовал.

В этом была причина, почему я держал это в себе, изолированный, подальше от того, о чем я заботился. Чувствовать себя хорошо было опасно. Мне нужно быть спокойным, мне нужно было сдерживать цвета, ощущения и вкусы настолько неосязаемыми, насколько это было возможно. Я ненавидел лекарства, потому что они притупляли и крали все, кем я был. Но у меня не было выбора: препараты были необходимым злом, чтобы сдерживать мою болезнь.

Когда Бёрд подтолкнула меня рисовать, она думала, что я боюсь облажаться, но я давно облажался. Я боялся снова стать в этом хорош.

Она не знала это, но за прошлый год, Берд дала мне что-то, на что смотреть вперед в будущее. В то время как остальная часть мира померкла, она блистала, как будто ничего не изменилось для меня. Я мог только представить, как бы она выглядела, если бы я перестал принимать лекарства – и это были опасно соблазняющие мысли. Наблюдать за ней, видеть, как она смеется, ощущать это на кончиках моих пальцев, напоминало мне о старых временах. Хороших временах. В этом была проблема моей болезни, она всегда начиналась с того, что я чувствовал себя хорошо, но почти никогда не заканчивал так.

Лекарств было недостаточно. Они не изменяли того, что случалось, или кем я мог стать. Они притупляли неизбежное, они могли отсрочить неизбежное, но они не могли остановить неизбежное.

Берд была соблазнительным проводом под напряжением. Она стояла там, ее пальцы были на переключателе, даже не зная о том, как близка она была каждый раз, когда мы встречались. Она соблазняла меня... она была моим спусковым механизмом... а я не хотел делать это с ней. Я не хотел, чтобы кого-то постигла такая же судьба, как и мою сестру Сару.

То, что Бёрд оказалась в моей жизни, не соответствовало плану. Это шло против всех жертв, на которые я пошел. Я оставил свое искусство, свою душу позади.

Может, это не был переключатель, может, это регулятор силы света, и она поворачивала рычаг так медленно, что я даже не мог сказать, что она это делала, и затем свет ослепит, и уже будет слишком поздно.

10 глава

Бёрд

Я ходила на оба представления шоу Джордана, и оба были великолепны. В настоящем стиле Джордана, это не было обычным рождественским шоу. Для того, у кого был небольшой бюджет, он превратил это в высокое искусство. История Рождества, которую я видела сотни раз, становилась откровением через движение. Я не была одинока в этом. Шоу получило хорошее освещение в «ЛА Таймс». Для местного театра у него был хороший резонанс. В дополнении к обоим шоу, я также приняла участие в последующих вечеринках. Так как в понедельник утром мне нужно было рано вставать, я решила зависать дома одна в воскресенье вечером, пока Джордан проводил вечер у Тревора.

Я использовала свободное время, чтобы прибраться. Единственное преимущество квартиры-студии было в том, что уборка была легкой. Мольберт стоял там, где Эш оставил его, и я улыбнулась на пятнышки краски на полу под ним. У меня было предчувствие, что пройдет время, прежде чем я увижу его снова. Так искусно, как он творил, он, казалось, был больше расстроен, чем рад, когда я подтолкнула его рисовать. С того дня я была так занята, что у меня даже не было возможности подумать над тем, что он рассказал мне о своей синестезии. Поэтому наконец, после того как я зажгла несколько ароматических свечей, чтобы завершить уборку и освежить квартиру, я села со своим лэптопом и проделала кое-какой поиск.

Если честно, этот феномен звучал так невероятно, что я хотела убедиться, что он и правда существовал.

Ну, он правда существовал. И версия Эша, интенсивность, с которой он описывал все это, и различные комбинации, была чрезвычайно уникальна.

Я начала немного завидовать ему. У большинства из нас было всего пять чувств, каждое из которых ограничивалось определенными рамками – глаза видят отражение света, уши слышат звуки волн, тактильные прикосновения чувствуют физический мир, нос улавливает запахи.

Но Эш мог пробовать прикосновения, видеть звуки, чувствовать эмоции на кончиках пальцев. Как восхитительно, должно быть, ощущать мир такой разнообразной палитрой. В этом смысле он казался супергероем со специальной силой. Но как большинство супергероев, он был измучен проблемами. Что-то обременяло его, и я думала, поэтому-то он и был там, где был.

Эш интриговал меня, как никто прежде. У меня был Джордан, но у Джордана был Тревор. И это было здорово, но я была одинока. Я хотела кого-то, кого могла исследовать и раскрывать. Эш казался таким человеком. Казалось, что в его груди хранился сундук мыслей и творчества. Я хотела миновать его спокойную наружность и узнать о таинственном художнике, который бродил по улицам.

Ох, и он был привлекательным. Интригующий плюс привлекательный обычно равнялось чему-то, что я не могла рассмотреть в нем. Реальность была такова, что казалось, у него не было будущего, не было своего места в обществе. Я была бедной, но у меня было видение. Эш потерял его. Как сказал Джордан, улицы – дерьмо, и зачастую люди, что живут там, такие же.