Текст книги "Если (ЛП)"
Автор книги: Н. Джонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
Место Б5.
Место, с которого красивый парень со светло-зелеными глазами и каштановыми волосами должен был смотреть на меня как никто другой с вихрями цвета при каждом движении. Он бы увидел калейдоскоп сложных форм, синхронно пульсирующих с музыкой. Почувствовал бы мой танец кончиками пальцев. Но сегодня, даже будучи звездой, даже с выступлением всей жизни, я была обычной. Сегодня танцевать было больно.
Два дня назад я позвонила в больницу поговорить с Ашером, когда не получила его ежедневный звонок. Мне сказали, что он больше не пациент. Это не имело смысла. Я просила их проверить снова и снова, пока меня не отвергли. Я позвонила Миллеру, который захотел встретиться лично. Я потребовала от него ответа, прежде чем согласилась, и услышала только «он уехал». Я не поверила ему. Эш бы не уехал. Не снова. У нас были планы. Эти планы включали друг друга. Последнее, что мне сказал, что он никуда не собирается.
Он бы не обманул меня. Не оставил бы меня.
Я встретилась с Миллером снаружи театра во время перерыва. Едва слышала его в тумане недоверия. Я не могла сосредоточиться на значении слов, слышала только фрагменты.
Эш покинул Калифорнию.
Я не знаю, куда он направился.
Как только он пришел в себя, у меня не стало контроля.
Я пытался предупредить тебя.
Мне жаль.
Миллер сунул что-то в мою руку. Я ощутила объятие, но не думаю, что обняла в ответ. Не думаю, что много ему сказала. Ну, вообще-то сказала, но почти не помню ничего. Я чувствовала только боль, наполняющую мое тело. Каким-то странным образом я почувствовала, что, возможно, вот каково быть Ашером. Боль была эмоциональной, но моя голова кружилась, зрение было затуманено, желудок сжался из-за тошноты, температура поднялась, горло пересохло, а пальцы онемели. Все эти физические реакции к одной эмоциональной. Если Ашер чувствовал себя так, я наконец поняла, почему он мог так ощущать все происходящее: так интенсивно, и с хороших, и плохих сторон. Но я не понимала, почему он меня покинул.
Я ненавидела Миллера, ненавидела Эша. Ненавидела всю семью Торо в этот момент. Я не верила Миллеру. Он бы не отпустил Ашера, не зная, куда он направляется. Мне было плевать, насколько взрослым был Эш или каковы законы, это не имело значения. Миллер всегда говорил, что ставит Эша на первое место. Я понимала это, но и ненавидела.
Эш однажды сказал мне, что я должна летать. Думаю, я это и сделала, влетев в свою гримерную подальше от остальной части трупы. Там я наконец смогла облегчить физическую боль слезами. Как будто во мне открылся клапан, и все вокруг начало затапливать.
Теперь в одиночестве я открыла конверт дрожащими руками, вытащила сложенное письмо и брошку. Пробежала глазами краткое сообщение и повертела в руках то, что он мне оставил. Прощальный подарок еще больше сбил меня с толку.
В дверь раздался стук, и прежде чем я смогла ответить, она открылась. Должно быть, я забыла запереться.
Вошла Алана. Я пыталась вытереть слезы, но в моем состоянии это было бессмысленно.
– Бёрди, что случилось? – спросила она, закрывая за собой дверь. За последние пару месяцев Алана стала кем-то вроде эксцентричным образом матери для меня. Похожая на черствую, бельгийскую, танцевальную версию Мэри Поппинс.
– Нет... нет, – сказала я, вытирая слезы руками, изо всех сил пытаясь заглушить поток, но не получалось.
– Расскажи мне, дорогая. Что-то случилось?
Последнее, что мне хотелось, рассказать Алане Роше ДеМилл, что я плакала из-за парня. Она хотела, чтобы мы фокусировались и радовались, а перед собой она видела опустошенную девушку, которая сломалась под давлением.
– Я взволнована, очень взволнована. Просто кое-какие личные неприятности.
Ее взгляд переместился с туалетного столика на письмо, залитое свежими слезами. Я сжимала брошку, которую он мне оставил, и думала, что она проткнет мне ладонь.
– Просто поплачь, слезы не остановятся, пока ты не закончишь, – сказала она, хватая салфетки и протягивая мне их. – Затем мы возьмем немного льда и огурцов, потому что я не могу позволить, чтобы моя лучшая танцовщица была с опухшими глазами весь вечер.
Я позволила себе плакать, и она оказалась права – слезы остановились, когда я позволила им сделать свою работу. Алана сидела молча. Одна из моих героинь сидела рядом и просто позволяла быть уязвимым человеком. Это было нереально.
– Это из-за любви?
– Ммхмм, – сказала я, боясь, что разговор о нем даст мне больше причин для слез.
– Нет лучшей причины для слез, чем любовь. Он художник?
– Да.
– Он не придет сегодня?
Я покачала головой. Она села на маленький диван в моей гримерке, и мы сидели в тишине какое-то время.
– Свою фамилию ДеМилл я получила от любви. Я тоже была молода. Ты все еще думаешь, что любовь может вторить магию. Такой любви нет.
Я думала, что моя любовь излечит Эша.
– Он был вашим мужем?
– Да, но недолго. Я была очень молода, за годы до того, когда создала танцевальную компанию «Роше ДеМилл». Он тоже был танцором. Прекрасным танцором. Но он тоже меня оставил. Не так, как твой парень. Джин решил, что это мир не для него, и я нашла его в ванне. Было слишком поздно вернуть его назад.
– Мне жаль. – Я восхищалась женщиной перед собой, которая была сильна перед лицом трагедии и давала мне силу. Я могла пройти через это. Я любила Эша, но могла жить без него. Прожить отличную жизнь. Алана помогла мне понять это в голове, но пройдет много времени, прежде чем мое сердце по-настоящему в это поверит.
– Сначала была злость, затем печаль. Но я поняла, что то, что он сделал, было не из-за меня. А из-за него. Я тоже думала, что умру. Но не умерла, и ты не умрешь. – Она наклонилась вперед. – Этот парень не единственный источник любви. Ты можешь собирать ее по кусочкам от всех, чтобы сделать равнозначной тому, что он дал тебе. Но любовь уже окружает тебя. Поэтому настало время отвернуться от него и собрать свои кусочки любви.
– Хорошо, – пробормотала я. Возможно, мне понадобится целая жизнь, чтобы собрать столько кусочков любви, чтобы они соответствовали любви Эша, но мне нужно это сделать, если я собираюсь пережить душевную боль и отдать себя сегодня без остатка.
– Мне нужно что-то сделать с твоими опухшими глазами.
Она направилась к двери и остановилась.
– Ох, и секс. Много секса также поможет. – Мэри Поппинс и в подметки не годится Алане Роше ДеМилл.
Она вышла из гримерки, и я решила собрать свой первый кусочек. Я жаждала этого с того момента, как оказалась в гримерной. Это было интенсивное желание. Глубокая потребность, и я убеждала себя, что на самом деле не хочу этого. Но Эш вырвал мое сердце и обнажил все, что скрывалось там, все, что я подавила. И как он однажды сказал мне: не знаю, перестанем ли мы чувствовать себя детьми.
Я прочистила горло и схватила телефон, набрав номер, по которому не звонила с момента переезда ЛА.
– Бёрди? – женский голос на том конце провода снова заставил меня почувствовать себя ребенком. Мне просто хотелось упасть и позволить кому-то поймать меня.
Я плакала в динамик.
– Мам, это я. Я... – рыдания заглушили слова. – Просто хотела поздороваться.
Я начала собирать первые кусочки.
28 глава
Бёрд
У меня было похмелье. Не из-за алкоголя. А от зависти.
Прошлым вечером Джордан сделал предложение Тревису. Я знала, что это грядет и была счастлива... по-настоящему счастлива. Но мои раны не зажили, и, как и любая рана, были подвержены инфекции. Болезнь от зависти захватила власть надо мной. Прошел почти месяц с момента исчезновения Эша. Он был здесь: его голос, прикосновения, улыбка... и затем он ушел. И вместе с собой забрал все краски и магию, которую привносил своим присутствием. Из-за меня мир Эша сиял ярче, но он делал со мной то же самое. Не думаю, что он до конца осознавал это.
Это должны были быть самые счастливые недели в моей жизни. «Танец Ноктюрн» взорвал публику, и обзоры были очень хорошими. Не имея никаких обязательств перед Эшем, я решила направиться в тур. Я надеялась, что занятого графика будет достаточно, чтобы прогнать агонию от потери Эша. Но теперь танцы приносили мне боль, вскрывая кровоточащую рану.
Алана была права, что я танцевала своей душой, и это включало в себя все страдания, которые я испытала от потери Эша.
Поэтому я обнаружила себя на крыше. В одиночестве. Я никогда не думала, что окажусь здесь без него. Ничего не было прежним без него.
Я не была на крыше с тех пор, как он оказался в больнице. Это было его пространство, иногда нашим, но я никогда не чувствовала потребности приходить сюда самостоятельно. Последний раз, когда я была здесь, я испытала один из самых страшных опытов в своей жизни, когда оказалась зрителем погружения Эша в безумие. Я надеялась, что вернусь сюда с ним, когда ему станет лучше. Но он так и не вернулся ко мне.
Теперь крыша была зияющей дырой. Великолепные рисунки, которые он рисовал в разгаре своей мании, были вопиющим вандализмом. Я была окружена нашей историей, но у нее не было конца, и никогда не будет.
Одно дело сказать человеку, что ты его не любишь, что бросаешь. Но Эш просто исчез. Это было очень похоже на то, будто кто-то внезапно умер. Уход Эша был травмирующим событием для меня.
Я наблюдала за рассветом, когда слезы текли по моим щекам, и вспоминала все счастливые моменты, которые мы здесь разделили, но как паразит скорбь влезает в каждое счастливое воспоминание, заражая их.
Я была в ярости из-за Эша, но в то же время сделала бы все, чтобы встретить с ним рассвет.
Холодный ночной воздух быстро рассеились, когда солнечные лучи прорезали его своим теплом. Лучи сияли вдоль крыши, подчеркивая какофонию сцен вокруг меня. Я осмотрела все в последний раз, задумчиво и злобно, и затем навсегда попрощалась с этой крышей.
***
Попрощавшись с нашим тайным местом, я вернулась к своему футону и попыталась уснуть. Моей первой покупкой с зарплаты будет кровать. Настоящая кровать.
Я проснулась днем. В последнее время я так уставала. Вся моя энергия сохранялась для шоу и притворства перед своими приятелями, что я счастлива.
Я поплелась на кухню и начала подогревать чайник. Я даже не повернулась поприветствовать Джордана, когда услышала, что он вошел. Он был единственным, перед кем мне не стоило притворяться.
– Привет, Бёрди.
– Привет.
– Что делаешь? Я думаю, мы можем заняться чем-то веселым и устроить выходной! – он думал, что, если будет чересчур веселым, это может оказаться заразным, но это не пробило мою непроницаемую печаль.
– Просто хочу остаться и отдохнуть. Не очень хорошо себя чувствую.
Он вздохнул и обнял меня за плечи.
– Бёрд, ты никогда не почувствуешь себя лучше, если не приложишь усилия к этому. Ты должна жить!
Я опустила подбородок и замотала головой. Я не хотела вынуждать себя быть счастливой. Я хотела раздумывать о своем горе.
– Я знаю, это кажется концом света. Так всегда с первой любовью, но в конце этого есть свет. В конце концов, боль уйдет.
Джордан не понимал. Я не могла рассказать ему, пока не была уверена. Была вероятность, что наша с Эшем связь не закончится. Последние месячные были семь недель назад. Я находилась в стадии отрицания, каждое утро надеясь, что проснусь с болью внизу живота. Я также не могла заставить себя сделать тест. Я была слишком напугана. Положительный результат подтвердит, что я потеряла все: свою любовь и карьеру. Всегда был вариант прервать беременность, чтобы сохранить карьеру, но даже в таком случае потеря приведет меня к опустошению, которое ужасало меня. Я была рождена в результате нежелательной беременности, но мне дали шанс. Я бы не смогла убить ребенка, которого мы с Эшем создали, даже если это означало бы растить его в одиночку.
– Это не то же самое. Мы не расстались. Я не знаю, где он. Все ли с ним хорошо. Вдруг он снова вернулся на улицы. Я не получила объяснений. Я даже не уверена, любил ли он меня на самом деле, – сказала я горько.
– Он любил тебя, Бёрд. И я уверен, что все еще любит.
– Тогда почему? Ты ведь не избегаешь человека, которого любишь. Не покидаешь его ни с того ни с сего. Я не могу двигаться дальше. Продолжаю думать об этом.
– Бёрд... я не могу говорить за него, но, если подумать, он влюбился в тебя с первого раза, когда нарисовал тебя. Может, даже раньше. Не думаю, что любовь была проблемой.
Чайник начал гудеть, прерывая разговор. Я убрала его с огня и налила воды в чашку.
– Хочешь? – спросила я.
– Нет, – ответил Джодан с глубокой печалью в голосе.
Я сфокусировалась на том, чтобы сдержать слезы. Завтра у меня будет встреча на телевидении для местной станции новостей, и я не могла позволить себе пойти с опухшими глазами.
– Бёрд. Ты знаешь его лучше, чем кто-либо. Ты знаешь, что он обожал тебя. Я просто... может, он хотел позволить тебе расцвести самостоятельно.
– В таком случае это очень иронично, потому что мне кажется, что я увядаю.
Джордан вздохнул. С момента ухода Эша у нас было несколько версий подобного разговора. Я была уверена, что Джоржан был сыт этим по горло, так же как и я. К этому времени я потеряла в весе, И Джордан беспокоился.
– Прошло только три недели. Ты все переживешь. Есть так много парней. Ты можешь заполучить любого парня, ну, натурала, из нашей трупы. Все загипнотизированы тобой.
Я рассмеялась от абсурдности заявления, что я могу заполучить любого. Настолько забавно, что я стала объектом всеобщей похоти. Статус оказывает интересный эффект на людей.
– Я не могу сказать тебе, что Эш был простым парнем. Он уникальный. Он очень талантливый. Но его великолепие порождало огромные проблемы. Ты действительно была под ударом. Ты слишком молода, чтобы связывать свою жизнь с кем-то, у кого тяжелые психически проблемы. Ты помнишь ту ночь, когда нашла его? Ты правда хочешь переживать, что это повторится? Ты правда хочешь быть нянькой для него?
– Я знаю твое мнение по этому поводу. Ты выразил его предельно ясно.
– Ты, по крайней мере, должна признать, что он не идеален. Это к лучшему. Нет худа без добра.
Худа без добра.
Я пожала плечами, отклонив попытку Джордана найти что-то позитивное в ситуации. Я понимала его логику. Но у сердца были свои желания. Оно было упрямым. Оно боролось, билось, кричало и болело, пока ты не сдашься или не обретешь терпимость к боли. Последнее было моим единственным вариантом.
Мой телефон зазвонил, спасая меня от продолжения дискуссии о моих страданиях. Обычно я бы отклонила вызов, но с тех пор как ушел Эш, я отвечала на все, надеясь, что это будет он.
– Алло?
– Могу я поговорить с Аннализой Кэмпбелл?
– Это я.
– Здравствуйте, меня зовут Рейчел Мильнер. Я с «Шоу Эллен». Обычно зрители составляют петиции по поводу гостей, которых хотели бы увидеть, и в сети распространяется одна касаемо вас.
– Да? Я понятия не имею.
– Да, прошло двадцать четыре часа, и она уже собрала пятьсот тысяч подписей.
– Что? Я... эм.. полагаю не выходила в сеть со вчерашнего дня. Вау. Не знаю, что сказать.
– Я бы хотела пригласить вас на шоу. Мы были бы рады видеть вас в качестве гостя. Поэтому надеюсь, что ответите согласием.
Несколько публичных появлений, которые у меня были с тех пор, как Алана дала мне эту работу, подготовили меня к тому, что надо соглашаться без колебаний.
Я стала чем-то вроде местной знаменитости благодаря нашему спектаклю, но петиция от пятисот тысяч людей? Это было нереальным.
Эта новость подарила первый намек на подлинное счастье, которое у меня было с тех пор, как уехал Эш. Также это обострило страх, который я чувствовала из-за своего будущего.
Мы с Джорданом как обычно исполнили свой праздничный танец с визгом.
– Бёрд, так здорово видеть тебя счастливой! – сказал он, крепко меня обнимая.
– Мне жаль, что я была такой обузой. Я очень счастлива за вас с Тревором. Вы созданы друг для друга. У вас будет миллион детишек, дом с высоким забором и все такое.
– И однажды это будет и у тебя.
Я сопротивляюсь с желанием поставить под сомнения его добрые слова.
– Ладно, вернемся к новости, что ты только что взорвала гребаный интернет!
– Я бы так не сказала.
– Одевайся. Мы отпразднуем пиццей! – объявил Джордан. Пока я рылась в комоде, Джордан искал в интернете доказательство петиции. – Ох, я кое-что нашел. – Он начал читать вслух. – Здесь говорится, что ты являешься источником вдохновения и свидетельством упорства... Нетрадиционной красоты.... Ты танцуешь с грациозностью, которая управляет людьми... что ты ролевая модель для маленьких девочек... Полагаю, что девочки-подростки из ЛА начали эту петицию и она распространилась. – Он посмотрел на меня. – Бёрд, это изумительно!
– Не могу в это поверить, – воскликнула я.
– Я могу. Тебе лучше заколоть свои рыжие волосы. Мы с тобой прокатимся, – ухмыльнулся он.
Часть
III
Прикосновение
29 лава
Эш
Пять лет спустя
Я пошарил рукой по кровати и выдохнул с облегчением, когда обнаружил, что место рядом со мной пустое. Я не очень много помнил о прошлой ночи и был шанс, что кто-то находился рядом со мной. Я перекатился как бревно, пока не упал с кровати, и едва поднялся на ноги.
Холодок в комнате напомнил мне, что я голый, и я натянул штаны, свисающие с лампы. Затем почуял запах кофе. Это правда кофе? Да. Я никогда не чувствовал его аромат, пока он не был по-настоящему сварен. Мне нравился запах кофе. Я бы не возражал, если бы он время от времени окутывал меня. В отличие от лакрицы, которая всегда была частью моих эмоций, хоть я и ненавидел ее.
Черт. Это не я варил кофе, значит, кто-то другой. Я направился в ванную, использованный презерватив в унитазе подтверждал, что я не один. Я вздохнул, расчесал пальцами волосы и завязал их над головой. Затем, сильно закатив глаза, направился на кухню, думая о том, чтобы вышвырнуть того, кто бы там ни был.
– Доброе утро, – сказала наигранно девица, будто была какой-то гребаной школьницей. На ней была моя футболка. Я ненавидел, когда они надевали их.
– Доброе. Этим утром у меня встреча, я вызову тебе такси. – Ее лицо поникло. – В ящике много стаканов, которые можно взять с собой на улицу. – Я махнул рукой на пространство кухни, как будто это поможет ей.
Затем открыл дверь своего кондо, поднял свежий номер «Таймс», быстро пролистал, и мой день стал еще хуже. Хуже удара по яйцам.
Она была одета как экзотическая птица, возвышаясь над головой какого-то мускулистого танцора. Аннализа «Бёрд» Кэмпбелл. Гласил заголовок. Так много изменилось за пять лет с того момента, как я уехал из ЛА и обосновался в Нью Йорке. Но одна вещь не изменилась – то, что я чувствовал из-за этой девушки. За исключением того, что теперь она была женщиной, и добилась всего, чего хотела, и, вероятно, ненавидит меня, если вообще обо мне думает.
Такова была цель. Вызвать ненависть к себе. Она должна была вычеркнуть меня из своей жизни. Я не мог ее вычеркнуть, поэтому это было бременем, которое мне приходилось нести. И бессмысленное количество цыпочек, прошедших через мою кровать, ничего не изменило. Я думал, что однажды нашел кого-то вроде нее, но она не походила на Бёрд, даже близко.
– Такси?
– А? – спросил я, забыв, что безымянная фанатка все еще была здесь.
– Ты собирался позвонить в такси?
Грудастая брюнетка стояла надо мной, когда я сел за обеденный стол.
– Ох, да. Эм... – я пошарил в поисках телефона.
– Забудь, я вызову сама. – Я думал, что должен был чувствовать вину, но испытал облегчение, что она наконец уходила. Дверь за ней захлопнулась, и я снова мог погрузиться в мысли о Бёрд. Они всегда были как шторм: любовь и сожаление, удовольствие и боль, гордость и позор. Даже когда она не являлась частью моей жизни, мысли о ней воодушевляли меня. Я все еще чувствовал всепоглощающий жар. Но сладкий вкус, который я привык ощущать на своем языке был заменен лакрицей. Я думал о сказанном Миллером, взгляде чистейшего опустошения на ее лице, когда он рассказал ей новости. Я думал о том, как мои последние слова о ней были обещанием совместной жизни. Я оплакивал тот факт, что смог сделать ей что-то хорошее только причинив боль.
Может, если бы мы встретились позже, сейчас все было бы по-другому. Но мы встретились, едва повзрослев, и слепо окунулись в любовь, а я разбирался, как быть со своим биполярным расстройством и ненавистью к самому себе. Ну, я до сих пор пытаюсь разобраться с последним, если быть честным.
Миллер помог мне обустроиться в НЙ сразу после больницы. Он не был в восторге, так как именно в этом городе случился мой первый большой маниакальный эпизод, но мы откровенно поговорили. Я рассказал ему, почему мне нужно было уехать и к моему удивлению, он был согласен со мной.
Какое-то время я вел обычную жизнь. Низкооплачиваемая основная работа, небольшая квартирка, и по вечерам я бродил по городу, делая его своим холстом. Как иронично, что я не занимался вандализмом будучи бездомным, но как стабильный член общества использовал кирпичные стены, парковые скамейки, фонарные столбы и все, что считал правильным для создания своего искусства.
Когда я приехал в НЙ, деньги не имели значение, мне нужна была стабильность. Поначалу я верил, что мы с Бёрд снова начнем путь друг к другу, но реальность все расставила по своим местам. Мы были просто гребаными детьми. В конце концов решения должны быть приняты, руководствуясь логикой, а не любовью. Моим первым шагом в становлении мужчиной было оставить Бёрд, чтобы она могла жить настоящей жизнью. У мужчин нет времени на детские мечты.
Было больно, и боль была причиной того, почему я по ночам разрисовывал город. Только так я мог выпустить боль.
В конце концов мне назначили «Ламиктал», который не притуплял мою синестезию.
Как только я нашел то, что могло поддерживать мое функционирование и сохраняло мои чувства, я начал создавать как сумасшедший.
Запахи, цвета, вкусы и ощущения накладывались друг на друга. Но ничто не сияло так, как Бёрд.
Рисуя, я каждый раз описывал свои чувства к Бёрд. Если я перестану рисовать, то перестану ее чувствовать. Если я перестану рисовать, это будет как будто Бёрд умрет.
Какое-то время я следил за ее успехом, но это было чересчур. Я знал, что принял верное решение. Она добилась заслуженного успеха. Мне было достаточно этого. Это было около трех лет назад, когда та же рука судьбы, что свела наши с Бёрд пути, снова вмешалась.
Я был в Алфавитном городе (название нескольких кварталов Нью-Йорка, расположенных в районах Ист-Виллидж и Нижний Ист-Сайд в Нижнем Манхэттене). В этот раз у меня был веб-сайт, на котором я размещал места своих будущих инсталляций. Он начал приносить неплохие средства, и я стал кем-то вроде загадочной фигуры в НЙ.
Я разрисовывал уличный фонарь, создавая иллюзию, что он плавится на дорогу, когда подъехал лимузин. Это был не тот район, где запросто ездили лимузины.
Механический гул опускающегося окна наконец вынудил меня повернуться и признать чье-то присутствие.
Моей первой мыслью было, что это богатая сталкерша, которая западала на высоких молодых парней.
– Ты УАТТ? – Внезапно показалась голова симпатичной брюнетки с карими глазами. Я мог сказать, что она была небольшого роста, хотя и видел ее только до плеч. Ее макияж и прическа были свежими, а темное пальто, накинутое на плечи, по виду стоило мою месячную зарплату.
– Я не знаю, о чем ты говоришь, – сказал я, мои руки были полны свежей краски, и я стоял перед свежевыкрашенным столбом.
– Я пыталась найти тебя. На твоем сайте увидела, что здесь ты будешь в следующий раз, и приезжала сюда каждую ночь последние четыре недели.
Я скептически посмотрел на нее.
– Мы можем поговорить? – спросила она.
– О чем?
– Меня зовут Шайла Болл Холден. Я владею несколькими галереями по всему миру и хочу обсудить твое творчество.
Я давно отказался от мечты стать кем-то великим. Убедил себя, что довольствуюсь рисованием на улице. Но ее слова всколыхнули что-то, что бездействовало: желание, чтобы мое имя было рядом с художниками, которыми я восхищался.
Я склонил голову набок, чтобы посмотреть вглубь лимузина, но не смог много увидеть. Что-то в машинах все еще вызывало у меня клаустрофобию. Клаустрофобия ударяла как молния, я никогда не знал, когда или где стены начнут сокращаться. Но эта женщина привлекла мое внимание, поэтому я решил рискнуть.
Я вздохнул.
– Хорошо, но мне нужно открыть окно.
Она улыбнулась и открыла дверь, и я скользнул внутрь, когда она передвинулась на свое сиденье. Я был удивлен, увидев, что мистер GQ разговаривал по телефону рядом с ней.
– Это мой муж. Я вроде как оторвала его от чего-то важного, но очевидно, что он не в восторге, что я в одиночку шляюсь по округе в поисках какого-то таинственного художника.
Я кивнул.
– Итак, я большая поклонница твоего искусства. Оно дерзкое, необычное, полное текстуры, движений и света. И то, как ты показываешь пейзажи и людей почти не от мира сего, как галлюцинации при приеме наркотиков. – Я так долго изолировал себя и свою работу, что забыл, каково это, когда кто-то восхищается мной в моем присутствии. Последний раз это была Бёрд.
– Спасибо.
– Как тебя зовут?
Я натянул часть от лыжной маски, чтобы скрыть свою личность.
– УАТТ.
Она улыбнулась.
– Достаточно справедливо. Я бы хотела выставку твоих работ во всех моих галереях.
Все произошло слишком быстро. Как будто история Золушки. Это не казалось чем-то реальным. Мои таланты заслуживали этого счастья, но я все еще не чувствовал, что я его заслуживал. Я просрал свой шанс годы назад. В реальной жизни не бывает второго. Я должен принять свою судьбу или жить как монах, зарабатывая покаяние за то, что разрушил свою семью и обидел Бёрд.
– Я не знаю.
– Что тут можно обсуждать? – спросил муж. Я упустил момент, когда он закончил говорить по телефону.
– Ну, вы оба неожиданно пришли ко мне посреди ночи...
– Это единственный способ найти тебя, – прервала Шайла. – Поверь, если бы был другой способ...
– Верю, но вы не можете винить меня в том, что здесь многое стоит обдумать.
– Да, но у меня великолепный инстинкт. Я знаю, что продается. Уличные художники в топе, ты в топе и твой стиль идеально сочетает в себе высокое концептуальное искусство и чистую красоту. Современные музеи искусства высоко оценят это. Ты понимаешь, что вокруг тебя шумиха, не так ли?
– Я не обращаю внимание на подобное.
Шайла рассмеялась.
– Ты уже звезда. Все хотят большего от таинственного УАТТ.
– Вау, эм... могу я подумать?
– Да, но мне нужен способ связи с тобой.
– Как насчет подстраховки с обеих сторон. Мне нужна новая картина в офис, – предложил ее муж.
– Кандинского недостаточно? – Шайла игриво прыснула, посмотрев на мужа.
– На самом деле, ранний подарок на день рождения, – сказал он. – Я знаю, как ты любишь эту картину, поэтому она переедет в твой офис. Теперь мне нужно заполнить пустое место. – Я наблюдал как выражение нахальства на ее лице сменилось на чистое ликование. Было очевидно, что они любили друг друга и никакие деньги не могли этого изменить, но я также не мог поверить своим ушам – Кандинского обменивали как на рынке.
– У него была синестезия.
– Извини? – спросила она.
– Кандинский. У него был тот же самый... дар. Я могу видеть звуки и эмоции. Как сверхчувствительность.
– Я слышал об этом, – сказал ее муж. – Интересно. Тэйлор, кстати. Тэйлор Холден.
Имя казалось знакомым. Я покопался в своей памяти и вспомнил. Я видел его по телевизору и в журналах. Они с женой были видными филантропами, они искали новые художественные таланты, чтобы добавить к своему портфолио. Они не особо старше меня, и близость наших возрастов заставила меня доверять им. Может, потому что я чувствовал, что мы можем каким-то образом помочь друг другу.
– Это многое объясняет, – сказала Шайла с энтузиазмом любителя искусства, который нашел скрытую тайну за картиной. – Так этот рисунок в районе проезда под Манхэттенским мостом... тот на Бруклинском мосту, он состоит из света и под всеми этими формами и цветами...
– Да, я начал там работу и сыграл... я думаю, это был Бах. Вот как Бруклинский мост выглядит для меня, когда я смотрю на него через Баха.
– Вау... – сказала она себе под нос в изумлении.
– Хотя это не всегда так скрупулёзно.
– Мне нравятся твои композиции. Как современный кусочек Рима. Я люблю пытаться понять скрытый смысл историй.
– Спасибо, – вежливо кивнул я. Я не заботился о признании своей личности, во всяком случае, когда оно ко мне приходило. Я хотел, чтобы мои работы получили признание. Я хотел, чтобы имя получило признание. Предпочитал относительное одиночество.
– Поэтому, я бы хотел купить первую работу, – сказал Тэйлор, вытаскивая телефон из пиджака. Это твоя гарантия, не просто деньги, но когда люди узнают, что я заполучил первую картину УАТТ в свой дом, они последуют примеру. В мире коллекционеров полно эгоистичных придурков, которые сразу захотят вытеснить меня с рынка, сделав неконкурентоспособным, чтобы размахивать своими херами.
Я рассмеялся. Он был крут. Как Джеймс Дин в костюме от «Армани».
– Все, что я нарисовал, снаружи, – сказал я, указывая в сторону окна.
– Хорошо. Значит мы получим что-то новое. Мы можем договориться о направлении работы и затем ты создашь что-то новое благодаря своему нечеловеческому таланту.
– Я, эм...
Тейлор наклонился и прошептал что-то на ухо Шайле. Она ухмыльнулась и кивнула.
– Как насчет ста тысяч долларов?
– Ста тысяч дол... – я подавился от такой до безобразия огромной суммы
– Думаю, это да, – улыбнулась Шайла.
– Хорошо, я начну составлять договор. Полагаю, у тебя нет адвоката?
– Мой брат, – пробормотал я, все еще не веря.
Тэйлор начал что-то печатать в своем телефоне, и я повернулся к Шайле.
– Почему?
– Потому что когда-то во мне тоже увидели потенциал и развили его. И потому что ты принесешь нам обоим кучу денег.
30 глава
Бёрд
– Извините меня, мисс, вы Бёрд Кэмпбелл? – нервно спросила меня женщина в кофейне, держа за руку свою дочурку.
– Да, – я улыбнулась, когда вытерла руки бумажной салфеткой.
– Извините, что беспокою вас, но моя дочь ваш огромный фанат. Она любит танцевать и вы ее герой. – Я посмотрела на маленькую девочку, которая нервно раскачивалась из стороны в сторону; ее лодыжки были скрещены, голова опущена. У нее был синдром Дауна. Я присела перед ней на колени.
– Приветик. Как тебя зовут?
– Савва, – сказала она. Имя кольнуло мое сердце на мгновение, вызывая воспоминания, которых я не делала.
– Привет, Сара. Приятно познакомиться с тобой. Я слышала, ты любишь танцевать?
– Да, – сказала она, наконец встретившись со мной взглядом.
– Какое у тебя любимое движение?
– Мне нлавица задилать ногу.
– Ооооо мне тоже. Я люблю супервысоко выбрасывать ногу.
– Мамочка поведет меня завтра на шоу.
– Вау! Это здорово. Я так горда. Знаешь, что... Я поговорю с твоей мамочкой, чтобы ты могла встретиться со всеми танцорами. Со всеми цветами, птицами, рыбами и деревьями.
