Текст книги "Оружие-мутант. Антология американской фантастики"

Автор книги: Мюррей Лейнстер

Соавторы: Крис Невил (Невилл),Джозеф Кэмпбелл,Ромен Старзл,Джек Шарки
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц)

Мюррей Лейнстер
Оружие-мутант

Глава первая

Вероятность неблагоприятных последствий не может равняться нулю в поступках обыденной жизни. Она возрастает по большой экспоненте, когда ряд подобных деяний повторяется длительное время. При этом воздействие ограничителей морального порядка на поведение человека может рассматриваться как доступный математической проверке фактор уменьшения числа вероятных неблагоприятных последствий. Впрочем, оттого, назовем ли мы это «разумным использованием возможностей», «этикой» или «благонравием», суть дела не меняется Все равно это – тот метод, с помощью которого неблагоприятные последствия становятся менее вероятными Произвол же, например, вообще не может быть обоснован математически

Фицджеральд. Вероятность и поведение человека

Небольшой космический корабль Межзвездной медицинской службы находился в гиперпространстве. Кальхаун, поудобнее устроившись в кресле, читал «Вероятность и поведение человека» Фицджеральда. В этих условиях оставалось лишь терпеливо ждать. Тормаль Мургатройд, свернувшись калачиком, дремал в углу, заботливо прикрыв хвостом нос. Ровно струился свет. Раздавались какие-то приглушенные неясные шумы. Они были крайне необходимы для душевного спокойствия космонавта в мертвящей тишине корабля, который мчался со скоростью, многократно превышавшей световую. Кальхаун перевернул страницу и зевнул.

Где-то что-то шевельнулось. Послышались потрескивания, и записанный на пленку голос произнес: «Выход из подпространства через пять секунд после звукового сигнала».

Тотчас же тишину прорезало важное и уверенное, как у метронома, тиканье специального механизма. Кальхаун заложил страницу, поднялся и направился в рубку. Он сел в кресло пилота, пристегнул ремни безопасности и сказал:

– Эй, Мургатройд! Ты что, не слышишь небесную музыку? А ну вставай и причешись. Прибываем к месту назначения.

Мургатройд приоткрыл один глаз и увидел Кальхауна в кресле пилота. Он сладко потянулся и неспешно побрел в поисках предмета, за который он мог бы зацепиться. При этом он пристально следил своими блестящими глазками за Кальхауном.

«Дзинь!» – раздался звуковой сигнал, и начался отсчет: пять… четыре… три… два… один!

На исходе последней секунды корабль вынырнул из подпространства. Возникавшее при этом чувство невозможно было спутать ни с чем. Желудок Кальхауна, казалось, скрутило двойным узлом, а самого его мучительно втягивало по спирали в какой-то конус. Он с трудом сглотнул. Похожие звуки издавал и Мургатройд. Картина вне корабля разом изменилась.

Слева по курсу беззвучно пылала в вакууме Мэрис. Позади виднелось созвездие Кита. Свет от него будет пробиваться сюда через космос еще много лет, хотя Кальхаун покинул размещенное там Медуправление всего три недели назад. Величаво плыла по своей орбите третья от центрального светила планета. Кальхаун перепроверил расчеты, удовлетворенно кивнул головой и бросил через плечо Мургатройду:

– Прекрасно. На цель вышли точнехонько.

«Чи!» – отозвался Мургатройд.

Он раскрутил хвост, которым держался за ручку шкафчика, и подошел к визору. Для него не имело значения то, что он увидел. Но все тормали любили имитировать поведение людей, точно так же, как попугаи подражают голосу человека. Он с глубокомысленным видом сощурил перед прибором глаза, а затем уставился на Кальхауна.

– Это Мэрис III, – пояснил тот, – причем очень близко. Осваивается жителями Деттры-2. Насколько известно, прошло два года, как они начали строить здесь город, и к настоящему времени должны были его уже заселить.

«Чи-чи», – согласился Мургатройд.

– А теперь не мешай, – приказал Кальхаун. – Начинаем сближение. Оповещу, когда прибудем на место.

Кальхаун подходил к планете на реактивной тяге, использовавшейся при межпланетных перелетах. Все шло нормально. Конечно, маневр длился довольно долго, но все же через несколько часов он, как обычно, послал на планету сигнал вызова, идентифицировал себя и запросил посадку.

– Медкорабль «Эскулап 20» – Мэрис III, – сказал он в микрофон передатчика. – Запрашиваю координаты на посадку. Масса корабля пятьдесят стандартных тонн: пять-ноль. Цель: инспекция санитарно-эпидемиологической обстановки на планете.

Кальхаун расслабился. Предстояла операция чисто рутинного характера. В космопорту города на Мэрис III была установлена мощная энергорешетка. Сейчас с ее пульта управления поступят указания относительно точки пространства, обстоящей примерно на пять диаметров планеты от ее поверхности, в которую его корабль должен будет войти. После этого с гигантской решетки пошлют луч специального энергополя, который захватит корабль и мягко, но неуклонно поведет его на посадку. Затем Кальхауну, как представителю Медслужбы, придется вести с планетарными властями привычные переговоры относительно состояния общественного здравоохранения на Мэрис III.

Ничего неожиданного от этой высадки не ожидалось. Кальхаун в деталях проинформирует о последних достижениях в медицинской науке. Возможно, по каналу обычных торговых связей они уже дошли до Мэрис III, но он был обязан в этом убедиться. Не исключено, хотя и маловероятно, что он и сам узнает здесь что-нибудь новое. В любом случае через три дня он вернется на борт своего медкорабля и энергорешетка «выстрелит» его в космос на расстояние, равное пяти диаметрам планеты, и он вновь будет предоставлен самому себе. Кальхаун, Мургатройд и их звездолет уйдут в гиперпространство и вернутся туда, откуда прибыли, – в Медуправление.

А пока что Кальхаун, ожидая ответа на свой запрос, разглядывал широкий диск планеты.

– Судя по карте, город должен находиться на берегу бухты рядом с терминалом. Совсем близко от линии захода солнца, – сообщил он Мургатройду.

Поступил ответ. В наушниках космофона раздался полный недоверия голос:

– Что? Что такое? О чем это?

– Медицинский корабль «Эскулап 20», – терпеливо повторил Кальхаун. – Прошу сообщить координаты для посадки. Масса – пятьдесят стандартных тонн, повторяю: пять-ноль. Цель: инспекция санитарно-эпидемиологического состояния планеты.

Недоверия в голосе прибавилось:

– Что? Медицинский корабль? Черт… – Судя по тому, как голос стал отдаляться, оператор на планете, должно быть, отодвинулся от микрофона. – Эй! Вы только послушайте!

Внезапно наступило молчание. Кальхаун удивленно поднял брови. Побарабанил пальцами по панели пульта управления. Пауза затягивалась, даже слишком. Затем в космофоне послышался другой голос:

– Эй, вы, там, наверху! Идентифицируйте себя!

Кальхаун вежливо ответил:

– Это медкорабль «Эскулап 20». Прошу посадки. Цель: инспекция здравоохранения.

– Подождите, – прозвучало с планеты. Там явно были обеспокоены.

На расстоянии восьмидесяти тысяч километров было слышно, как перед микрофоном перешептывались. Затем остались лишь потрескивания. Связь прервали. Кальхаун вторично удивленно приподнял брови. Происходившее никак не соответствовало штатной ситуации. Никоим образом! У Медслужбы было слишком много работы и недоставало персонала. Средств для межпланетных нужд, как всегда, не хватало, поскольку не существовало никакой организации, похожей на галактическое правительство. Многие тысячи освоенных человеком планет, из которых даже соседние отстояли друг от друга на расстоянии в несколько световых лет, не имели возможности проводить выборы или создавать какие-либо партии. Полеты даже в подпространстве длились, если говорить о таком роде деятельности, слишком долго. Поэтому могли существовать только немногие структуры, чья компетенция определялась соглашением властей тех планет, которые их создали и финансировали поквотно для обеспечения своих потребностей.

Тем не менее Медслужба в целом несомненно имела громадное значение. Управление этого сектора размещалось в созвездии Кита и представляло собой нечто вроде галактической клиники с отделениями. Там централизованно собирали, а затем распространяли по обслуживаемому участку опыт, накопленный медициной и здравоохранением на нескольких тысячах освоенных миров. Время от времени устанавливались контакты с коллегами из других секторов и проводился обмен информацией. Были, конечно, трудности. Так, необходимо было пятьдесят лет, чтобы, например, сообщение о новой технике селекции генов дошло из одного конца обжитой части Галактики до другого, хотя при использовании полетов в гиперпространстве срок сокращался до трех лет. И все же Медслужба пользовалась большим авторитетом. До сих пор не было еще случая, чтобы она не справилась с какой-либо экологической проблемой, связанной с человеческой деятельностью. Несколько десятков планет вообще были обязаны ей самим фактом своего существования. Не было такого места, где бы медкорабль не встречали доброжелательно.

– Алло! Мэрис III, – сухо произнес Кальхаун в микрофон. – В чем дело? Вы расположены помочь мне совершить посадку или нет?

Никакого ответа. На фоне этого зловещего молчания все, что на корабле могло издавать звуки, внезапно глухо и чудовищно загудело. Ярко вспыхнули лампочки – замкнулись разъемы. Завыла сирена прибора сближения с посторонними объектами, и резко качнулась стрелка показателя нагрева корпуса. На какое-то мгновение стремительно возросла, а затем и вовсе исчезла сила тяжести. Все устройства на корабле, призванные сигнализировать чрезвычайные условия работы, надрывно хрипели, звенели, свистели.

Но так продолжалось всего долю секунды. Затем все мгновенно прекратилось. Наступила невесомость, погас свет. Воцарилась гробовая тишина, в которой слышалось лишь жалобное хныканье Мургатройда.

Кальхаун некстати подумал: «Совсем как в только что прочитанной книге – „случайное неблагоприятное последствие чьих-то поступков“». На деле же – шевельнулось подозрение – произошло нечто гораздо более серьезное: предпринимались решительные, имевшие определенную цель действия, возможно представлявшие для него смертельную опасность.

– Кто-то шутит, – тем не менее незлобиво прокомментировал во мраке Кальхаун. – Что там стряслось?

Он настроил визор, чтобы выяснить, что происходит снаружи. Эти приборы особенно тщательно предохранялись от случайных перегрузок, поскольку не было ничего более беспомощного и обреченного в безднах космоса, чем ослепший корабль. Но визоры не светились из-за полетевших предохранителей. Кальхаун физически ощутил, как волосы на его голове поднялись дыбом. Но как только глаза свыклись с темнотой, он стал различать бледно светившиеся выключатели и ручки дверей. В свое время, правда очень давно, их покрыли флюоресцирующим раствором на случай подобного чрезвычайного происшествия. И вот сейчас это здорово помогло… Он понял, что произошло. Напрашивалось единственно возможное объяснение: силовое поле решетки, замкнувшееся вокруг корабля с массой в пятьдесят тонн, почему-то имело мощность, которая потребовалась бы для захвата и посадки пассажирского звездолета в двадцать тысяч тонн. Естественно, при такой интенсивности аппаратура неизбежно вышла из строя. И это уже не могло быть делом случая. Он вспомнил, как его переспрашивали насчет идентификации, воскресил в памяти саму манеру ведения разговора и последовавшее затем распоряжение подождать… Подобные преступные действия могли быть только намеренными.

– Возможно, – возвестил Кальхаун в чернильной темноте кабины, – что само прибытие корабля Медслужбы было случайным неблагоприятным последствием чего-то, и кто-то намерен помешать намечавшейся инспекции. Во всяком случае, создается такое впечатление.

Мургатройд шумно вздохнул.

– И я думаю, что этот кто-то заслужил за содеянное хорошего пинка, причем как можно скорее, – холодно подытожил Кальхаун.

Сняв пояс безопасности, он поплыл в невесомости по кабине. В полной темноте открыл шкаф. То, что он сейчас проделал в нем, в нормальных условиях входило в обязанности оператора по возвращению корабля на базу. Причем тот был обязан действовать в толстых изолирующих перчатках. Кальхаун несколько раз щелкнул переключателями, позволявшими разрядить ячейки-накопители энергии, благодаря которым был возможен сам полет его корабля в гиперпространстве. При входе и выходе из него даже такой небольшой – всего в пятьдесят тонн – корабль, как «Эскулап 20», сначала расходовал, а затем аккумулировал чудовищное количество энергии. Оно соответствовало нескольким десяткам граммов вещества, аннигилированного в чистую и первозданную энергию. По соображениям безопасности энергию обычно концентрировали в ячейках Даэнна непосредственно перед запуском медкорабля и разряжали сразу же по его прибытии. Теперь же Кальхаун переключил управление на выброс этой энергии непосредственно в захватившее его корабль силовое поле решетки.

Космонавт проплыл в невесомости до кресла пилота.

И в этот момент корабль подбросило, а затем лихорадочно затрясло. Это уж никоим образом не походило на мягкую посадку: Кальхауна, недостаточно крепко уцепившегося за подлокотники кресла, едва не выбросило в глубину рубки. Спас подвернувшийся трос. А ведь корабль находился все еще на дальних подступах к планете, на конце гигантского рычага в восемьдесят тысяч километров. Чтобы так тряхнуть, кто-то должен был сознательно манипулировать на другом его конце. Сомнений на этот счет не оставалось. Последовал рывок в противоположную сторону, и Кальхауна буквально вдавило в кресло. Он бешено сопротивлялся этой свистопляске. Корабль вильнул еще раз, и Кальхауна снова швырнуло, но уже в другом направлении.

Где-то позади возмущенно верещал Мургатройд, которого тоже мотало во все стороны. Всеми своими четырьмя лапками и хвостом он судорожно пытался за что-нибудь уцепиться.

Новый бросок. Кальхаун едва успел затянуть ремни безопасности, иначе его вырвало бы из кресла и со страшной силой припечатало к потолку рубки. Корабль опять куда-то нырнул как раз в тот момент, когда пилот пытался дотянуться до пульта управления. Звездолет нещадно кувыркали. Это было невыносимо до тошноты. В какой-то момент Кальхауна так сильно ударило о кресло, что он почти потерял сознание. Но уже в следующее мгновение врача рвануло в противоположную сторону, да так, что кровь, прилившая к голове, казалось, вот-вот разнесет ее на куски. Руки не слушались. Пилот был оглушен. И все же, когда при очередном сумасшедшем прыжке космолета его руки оказались на пульте, Кальхаун в нечеловеческом усилии попытался зацепиться за регуляторы управления и привести их в действие. Практически все цепи вышли из строя. Кроме одной…

Одеревеневшими пальцами он ухватился за нужный рычажок. Грохнуло, как от разорвавшейся бомбы. Кальхаун сумел включить коммутатор ячеек Даэнна. Они были сконструированы так, что запас энергии до полета в гиперпространстве по возвращении корабля переводился в хранилище на базе. Сейчас же Кальхаун разрядил всю энергию вовне – в силовое поле решетки. В ничтожную долю секунды произошел выброс, соответствовавший сотням миллионов киловатт-часов. Запахло озоном. Прокатились раскаты грома.

Затем наступила странная тишина, поверить в которую после того, что происходило, было нелегко. Дрожащими пальцами Кальхаун нажимал одну кнопку за другой. Моргнув, восстановился свет. Мургатройд, висевший на панели приборов, гневно, хотя и безуспешно, выражал свое крайнее неодобрение. Экраны визоров, однако, так и не засветились. Кальхаун чертыхнулся. Он поспешно стал подключать запасные цепи. Радар показал, что до Мэрис III шестьдесят пять тысяч километров. Корпус нагрелся на тридцать градусов. Постепенно восстановилась сила тяжести. Но звездолет оставался слепым: система внешнего обзора полностью вышла из строя. Кальхаун почувствовал, как в нем нарастает волна гнева, однако через несколько секунд сумел взять себя в руки.

«Чи-чи-чи! – отчаянно взывал Мургатройд. – Чи! Чи!»

– Замолчи! – сквозь зубы процедил Кальхаун. – Какой-то пройдоха там, внизу, вообразил, что изобрел новый способ убивать людей. И чуть не добился своего! Он думал, что сможет затрепать нас до смерти, как кошка мышонка. С той лишь разницей, что делал это с помощью энергорешетки! Но сейчас, надеюсь, он там основательно поджарился!

Тем не менее это было маловероятно. Обычно энергией, необходимой для посадки звездолета в двадцать тысяч стандартных тонн, управляли не непосредственно, а через реле. Поэтому энергоразряд, посланный Кальхауном в поле решетки, скорее всего, сжег трансформаторы, устроив великолепный фейерверк, но едва ли достиг оператора.

– В любом случае от радости он скачет, – мстительно заметил Кальхаун. – Кроме того, кто-то наверняка накрутит ему хвост либо за то, что он это совершил, либо за то, что ему не удалось этого сделать! Лишь ради простой предосторожности…

Внезапно выражение его лица изменилось. До сих пор он старательно гнал от себя мысль о последствиях того, что без визоров ничего не мог рассмотреть в космосе, но неожиданно пилот вспомнил об электронном телескопе. Все это время тот был отключен и посему не должен был пострадать. Кальхаун тут же задействовал его, и над головой немедленно разверзлось усыпанное звездами небо.

«Чи-чи!» – бился тем временем в истерике Мургатройд.

Кальхаун быстро взглянул на него. В результате чьих-то манипуляций с кораблем некоторые приборы на панели, за которую уцепился Мургатройд, сдвинулись с места, и ему защемило хвост. Причем здорово.

– Придется тебе, дружок, немного потерпеть, – сухо заметил Кальхаун. – Я попытаюсь изобразить дело так, будто мы находимся в предельно аварийной ситуации. Иначе тот, кто пытался раздавить нас, может затеять что-нибудь новенькое!

Медкорабль продолжал идти по тому же курсу и с той же скоростью, которые были у него на момент захвата полем решетки. Кальхаун сменил сектор обзора электронного телескопа и одновременно включил аварийные реактивные двигатели. С грохотом полыхнули кинжальные языки пламени. Корабль рванулся вперед.

– Главное – не двигаться по прямой, – напомнил себе Кальхаун.

Он направил корабль по головокружительной спирали, как будто у него на борту царил полный хаос, – а реактивные двигатели включились сами по себе. Космонавт умело, одним выхлопом, выбросил из «Эскулапа 20» накопившиеся за время полета отходы, от которых не мог избавиться во время пребывания в гиперпространстве. У того, кто в этот момент наблюдал бы с планеты за падением космолета, должно было создаться впечатление, будто что-то внутри корабля со страшной силой взорвалось.

– А теперь…

Планета Мэрис III казалась устрашающе близкой, но такое впечатление создавал телескоп. И все равно Кальхауна, знавшего это, прошиб холодный пот. Он взглянул на показания радара. Расстояние до планеты уменьшилось всего на полторы тысячи километров.

– Ага! – воскликнул Кальхаун.

Он дважды внес коррективы в полет по спирали. Неожиданно изменил направление, в котором раскручивался корабль. Натренированный в ведении космического боя, он мог бы положить корабль на траекторию уверток от противника, но подобный почерк полета сразу же выдал бы его. А при хаотическом падении никто не сумел бы угадать его последующих маневров. Он настроил телескоп на сканирование всей планеты с одновременным ее фотографированием. Затем вывел корабль из спирали, развернул его так, чтобы в поле видимости телескопа попал город, и держал курс стабильным ровно столько, сколько потребовалось для того, чтобы отснять панораму столицы. Затем снова безумно завертел звездолетом, время от времени притормаживая, а в конце ввернул причудливый трюк, пронесясь почти параллельно поверхности планеты.

На высоте в восемьсот километров Кальхаун снял задвижки с иллюминаторов, которые он обязан был держать закрытыми во время полета в космосе. Небо засветилось звездами. Справа по борту – сплошная темень. Ясно: он попал на ночную сторону.

Корабль опускался. На высоте в шестьсот сорок километров сдвинулась с нуля стрелка показателя внешнего давления. Он использовал его как трубку Пито, мысленно подсчитав статическое давление, которое должно было быть на этой высоте, и сравнил его с динамическим, производным от скорости корабля, врезавшегося в атмосферу из почти пустого пространства. Давление должно было поддерживаться практически на нуле. Он стал разворачивать корабль кормой к поверхности и уменьшил скорость, чтобы сбить давление. Спуск продолжался. Триста двадцать километров. Стала видна тонкая полоска света местного солнца, окаймлявшая Мэрис III. Сто шестьдесят километров. Пилот выключил реактивные двигатели и отпустил корабль в медленное свободное падение, одновременно разворачивая его носовую часть в вертикальное положение.

Шестнадцать километров. Кальхаун стал шарить в эфире в поисках признаков человеческой деятельности. Но в электромагнитном диапазоне все было тихо, лишь потрескивали разряды электромагнитной бури, бушевавшей где-то вдали. В восьми километрах от поверхности он по показаниям радара определил, что буквально продирается сквозь горный массив. Кальхаун повернул корабль так, чтобы еще раз сбросить скорость, и начал тормозить с помощью реактивного двигателя.

Вытянулись тонкие огненные струйки невероятной длины. Контролируя спуск через иллюминатор, он слегка отклонял быстро и с грохотом опускавшийся корабль до тех пор, пока тот ровно не завис над откосом горы, покрытым деревьями. Звездолет находился уже совсем близко к поверхности.

Кальхаун совершил посадку на склоне горы, высветив его бледно-голубым сиянием вырвавшегося из сопел пламени. Он выбрал место контакта, ориентируясь по ровной шапке деревьев, которая свидетельствовала о том, что под ней – нечто вроде плоскогорья. К этому времени Мургатройд совсем обезумел от боли, но Кальхаун все еще не мог оторваться от сложнейшего маневра, чтобы прийти ему на помощь и освободить хвост. Наконец ему удалось мягко посадить корабль, максимально сохранив вертикальное положение корпуса.

Тем самым было продемонстрировано если не абсолютное, то близкое к тому мастерство пилотажа. Кальхаун виртуозно ввел «Эскулап 20» в выжженный им среди чудовищных деревьев туннель. Благодаря большой скорости истечения струек пламени они не разошлись веером при соприкосновении с поверхностью, а прожгли ее, проделав еще одну скважину, на сей раз в гумусе, глинистом слое почвы и в скальных породах. Когда корабль замер, скалы разогрелись до жидкообразного состояния на добрых два десятка километров в глубину. Воцарившуюся тишину нарушил только один слабый звук – сорванная огненным вихрем ветка дерева нехотя при своем падении царапнула корпус корабля.

Кальхаун выключил реактивный двигатель. Космолет слегка пошатнулся. Было слышно, как он что-то подминал под себя, но затем прочно стабилизировался на выпущенных стойках.

– Вот теперь можно заняться и тобой, Мургатройд, – облегченно вздохнул Кальхаун.

Он врубил внешние микрофоны, намного более чувствительные, чем человеческое ухо. Ни на секунду не прекращался и поиск в эфире, но там, кроме треска от разрядов дальней грозы, по-прежнему ничего не было слышно.

Снаружи доносилась завывание ветра на вершинах ближайших гор и почти оглушающий шелест листвы. Сквозь этот гул прорывалась хаотичная смесь других звуков: трели, уханье, карканье, хрюканье – одним словом, шум и гам местной фауны. Они действовали на него как-то по-особому умиротворяюще. Кальхаун отрегулировал звучание до уровня фона, и они превратились в концерт ночных тварей, который всегда воспринимается человеческим существом как выражение полнейшего спокойствия и благополучия.

Кальхаун взглянул на фотографии города, полученные съемкой через телескоп. Типичная столица колонии, строительство которой, насколько ему было известно, началось два года назад с задачей принять поселенцев с планеты Деттра-2. Вот и место, где размещалась та самая энергорешетка, с помощью которой его пытались уничтожить, швыряя звездолет в космосе так, что тот легко мог развалиться на части, и забавлялись с ним словно с крысой, которую треплет собака. Город, который вынудил Кальхауна спускаться с задраенными иллюминаторами, делать вид, будто корабль сильно поврежден изнутри, и жертвовать своими резервами энергии в несколько сот миллионов киловатт-часов. Наконец, средоточие того, что сделало для него невозможным возвращение обратно в Медуправление.

Он внимательно всмотрелся в эти исключительно четкие снимки. Видны были самые мельчайшие детали: узор дорог, скопление жилых массивов, пышные парки между зданиями. Наконец, сама энергорешетка – сооружение из стальных балок высотой в восемьсот метров и вдвое больше в диаметре.

Но на улицах почему-то не было ни людей, ни машин. На крышах зданий не стояли вертолеты или какие-нибудь другие летательные аппараты, которые свидетельствовали бы о движении в воздушном пространстве столицы…

Получалось, что город либо опустел, либо вообще никогда не заселялся. В то же время не отмечалось никаких признаков разрушений. Дома стояли в целости и сохранности, не было видно никаких следов паники или бедствия. Дороги не поросли травой. Просто город был пуст. Или мертв.

Тем не менее кто-то в нем пытался, причем с чудовищной жестокостью и весьма эффективно, уничтожить медкорабль.

Кальхаун вновь в изумлении поднял брови и посмотрел на Мургатройда.

– Так что же все-таки случилось? – обратился он к тормалю. – У тебя, есть на этот счет мнение?

«Чи!» – пискнул Мургатройд.