Текст книги "Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы"
Автор книги: Морис Метерлинк
Соавторы: Эмиль Верхарн
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)
Те же и Ведио.
Ведио (у входа в палатку). Я бежал… Спасайтесь, господин начальник!.. Время не ждет… Мессере Маладура, второй комиссар Флоренции…
Принчивалле. Он был в Биббиене…
Ведио. Он вернулся… С ним шестьсот флорентийцев… Я видел, как они шли сюда… Весь лагерь в волнении… Мессере Маладура привез с собой приказ… Он объявил вас изменником… Он ищет Тривульцио… Боюсь, что он найдет его, прежде чем вы успеете…
Принчивалле. Иди, Ванна!..
Ванна. Куда?
Принчивалле. Ведио и еще два верных человека отведут тебя домой…
Ванна. А ты куда пойдешь?..
Принчивалле. Не знаю… Все равно. Не бойся! Мир велик, убежище найдется…
Ведио. Берегитесь, господин начальник!.. Они обложили город, вся Тоскана наводнена лазутчиками…
Ванна. Пойдем со мной!
Принчивалле. С тобой?..
Ванна. Да.
Принчивалле. Не могу…
Ванна. Хотя бы на несколько дней… Пока угомонятся преследователи…
Принчивалле. А что скажет твой муж?..
Ванна. Он не хуже тебя знает законы гостеприимства…
Принчивалле. А он тебе поверит?..
Ванна. Поверит… А если бы не поверил… Нет, этого не может быть… Пойдем!..
Принчивалле. Нет.
Ванна. Но почему?.. Чего ты боишься?..
Принчивалле. Я боюсь за тебя…
Ванна. Одна я возвращусь или с тобой – мне это одинаково опасно… Я за тебя боюсь… Ты Пизу спас, теперь она спасти тебя должна… Ты под моей охраною пойдешь… Я за тебя в ответе…
Принчивалле. Ну, идем!..
Ванна. Свою любовь ко мне ты доказал!..
Принчивалле. А рана как твоя?..
Ванна. Твоя – опасней…
Принчивалле. Не беспокойся – мне не привыкать… А вот твоя!.. Посмотрим… Кровь как будто… (Хочет распахнуть ее плащ.)
Ванна (отводит его руку и еще плотнее запахивает на груди плащ). Нет, нет, Джанелло!.. Ведь мы с тобой уже не враги… Мне холодно…
Принчивалле. Ах, я и забыл, что ты почти раздета, и я же, варвар, этого потребовал!.. В этих сундуках я сберег для тебя военную добычу… Вот шитые золотом платья, вот парчовые мантии…
Ванна (берет первое попавшееся покрывало и закутывается). Больше мне ничего не надо… Мне только бы спасти тебя… Отдерни ковер…
Принчивалле, за которым идет Ванна, отдергивает ковер. Смутный гул, покрываемый далеким радостным звоном колоколов, внезапно наполняет ночную тишину. Вдали видна ярко освещенная праздничными огнями Пиза, над которой в еще темном небе стоит широко раскинувшееся зарево.
Принчивалле. Джованна!.. Посмотри!..
Ванна. Джанелло, что это?.. А, понимаю!.. То Пиза в твою честь зажгла огни… В огнях все стены, и сияют башни, со звездами успешно соревнуясь, и факелом пылает колокольня, и укрепленья пламенем объяты!.. От освещенных улиц в небесах дороги световые протянулись!.. Гляжу я в вышину и ясно вижу знакомых улиц тесный лабиринт, как видела я их, когда ступала еще вчера по плитам мостовой!.. Вот площадь и светящийся собор, вот кладбище – как будто остров мрака… Казалось, город мертв, а ныне жизнь торопится вступить в свои права: горит на шпилях, на камнях сверкает, переплеснула городскую стену и залила окрестные поля, идет навстречу к нам, манит к себе… Прислушайся! Ужели ты не слышишь и голосов бушующее море, и радостный трезвон колоколов, как будто я опять венчаюсь в храме?.. Я счастлива, я счастлива вдвойне: всем этим торжеством и ликованьем всецело я обязана тебе, а я вполне уверилась сегодня: никто меня так не любил, как ты!.. Джанелло, подойди!.. Вот это будет мой первый и последний поцелуй… (Целует его в лоб.)
Принчивалле. О, на такой, Джованна, поцелуй моя любовь надеяться не смела!.. Но что с тобой?.. Шатаешься, бледнеешь… Ты на мое плечо скорей склонись, обвей руками шею…
Ванна. Ничего… Так, небольшое головокруженье… Идем… Я понадеялась напрасно на силы слабые свои… А ты меня держи покрепче… За всю жизнь то первые счастливые шаги… Как хорошо, когда заря встает!.. Но медлить нечего, скорее в путь!.. Иначе к празднику мы опоздаем…
Действие третьеПринчивалле и Ванна уходят обнявшись.
Занавес
Парадная зала во дворце Гвидо. Высокие окна, мраморные колонны, портики, драпировки и т. д. Налево, на заднем плане, широкая терраса; на ее балюстраде большие вазы с цветами; снаружи к ней с двух сторон ведет лестница. В середине залы между колоннами видны широкие мраморные ступени, ведущие на ту же террасу. С террасы открывается вид на город.
Гвидо, Марко, Борсо и Торелло.
Гвидо. Я поступил так, как она хотела, так, как хотели вы и весь народ. Пришла пора мою исполнить волю. Я спрятался, я затаил дыханье – так робкий прячется хозяин, видя, что в дом к нему забрались лиходеи… Но я был честен в самом униженье!.. Я добросовестным стал торгашом… Смотрите: рассвело… Я до сих пор стоял как вкопанный, не шевелясь… Я взвешивал свое бесчестье… Я позорной сделки выполнил условья, за все припасы уплатил сполна… Не потерпел убытку покупатель: он этой выторгованною ночью сумел воспользоваться до конца… И то сказать: недорого он взял за овощи, за мясо и за хлеб!.. Теперь вы сыты, я же вновь свободен, я вновь повелеваю, я избавлюсь от своего позора наконец…
Марко. Сын мой! Твой замысел мне неизвестен. Твою рану никто бередить не вправе, и никто не в силах эту рану уврачевать… Из твоего горя выросла радость, веселье кипит повсюду, куда ты ни кинешь взор, но от этого твои первые слезы будут особенно жгучи… Теперь, когда город спасен, мы готовы отказаться от такого спасенья, которое так дорого тебе обошлось… Ты принял на себя всю тяжесть удара; мы сознаем, что это несправедливо, и почтительно склоняемся перед тобой… Однако, если б сызнова все начать, я бы действовал так же, я бы те же наметил жертвы, я бы то же неправое дело свершил, ибо, к несчастью, человек, желающий быть справедливым, между несколькими несправедливостями всю жизнь выбирать принужден… Не знаю, с какими словами к тебе обратиться, но если мой голос, который ты прежде любил, в последний раз до твоего сердца дойдет – а сердце твое всегда внимало ему, – я бы стал умолять тебя, сын мой, не поддаваться первым порывам отчаянья, гнева… Пусть пройдут опасные эти мгновенья, когда у человека невольно вырываются злые слова, – потом он и рад бы взять их обратно, но уже поздно… Ванна вернется… Не суди ее нынче и не отталкивай, непоправимых поступков не совершай… Все, что мы делаем, все, что мы говорим в исступленье, так непоправимо жестоко!.. Ванна вернется подавленная, но и счастливая… Не упрекай же ее ни в чем!.. Если ты не в силах говорить с нею так, как будто после ее возвращенья прошло уже несколько дней, постарайся не видеться с нею… Мы – жалкие существа, нами играют тайные мощные силы, нас какие-нибудь два-три часа могут смягчить, умудрить и исправить. Только те слова что-нибудь весят (о, если бы человек предугадывал их, когда он не помнит себя от душевной боли!), только те, которые он произносит, все поняв, все простив и вновь полюбив…
Гвидо. Ты все сказал?.. Довольно! Сладкими речами меня не проймешь!.. Я дал тебе высказаться в последний раз – мне хотелось уяснить себе, что твоя мудрость даст мне взамен жизни, которую она же и разбила… Так вот что она мне предлагает! Ждать, терпеть, принять, забыть, простить и слезу пролить!.. Ну нет, мне этого мало!.. К славе мудреца я равнодушен… Чтобы избыть свой позор, мне нужны не слова!.. Я поступлю очень просто. Несколько лет назад ты бы сам мне это посоветовал. Чужой человек овладел Джованной; пока он существует, Джованна мне не принадлежит. Я живу не по тем правилам, которым подчиняются глаголы и прилагательные. Я руководствуюсь великим законом, и этот закон признают все люди, у которых сердце еще не устало биться… Мои сограждане теперь сыты, им есть чем защищаться, и я имею право потребовать свою долю. С этого дня солдаты вновь поступают в мое распоряжение – по крайней мере, лучшие из них, те, кого я сам завербовал и содержал. У города я ничего не отнимаю – я беру обратно то, что принадлежит мне. Мои солдаты возвратятся в город только после того, как исполнят мой приказ… Теперь – о Джованне… Я ей прощаю… вернее, я ей прощу все, когда его уже не будет в живых… Ее оплели. Это было чудовищное, но вместе с тем героическое заблуждение… Вы подло злоупотребили ее отзывчивостью и великодушием… Забыть окончательно ее проступок, пожалуй, нельзя, но он может так далеко уйти в прошлое, что его сама ревность не разыщет… Но среди нас находится человек, на которого я не смогу смотреть без стыда и ужаса… У него было единственное назначение – охранять и покоить большое и чистое счастье… Он же ему позавидовал, он это счастье разбил… И сейчас на ваших глазах произойдет нечто ужасное, но справедливое: на ваших глазах, потрясая основы всего мирозданья, сын осуждает, сын проклинает родного отца, сын от него отрекается, сын его изгоняет, сын презирает и ненавидит его!..
Марко. Сын, проклинай меня, но Джованну прости!.. Если доблестный подвиг, спасший столько жизней, простить, на твой взгляд, нельзя, то вина вся на мне, доблесть проявили другие… Мой совет был хорош, но советовать было легко, раз я сам ничем не пожертвовал… Сейчас, когда у меня отнимают то, что мне дороже всего, мой совет представляется мне еще более мудрым, чем прежде… Ты по совести рассудил, и я рассудил бы так же, если бы был помоложе… Дитя мое, я ухожу, и ты больше меня не увидишь. Ты меня видеть спокойно не можешь. Но я надеюсь, оставаясь невидимым, когда-нибудь снова увидеть тебя… И коль скоро я ухожу, не смея надеяться, что доживу до того мгновенья, когда ты мне все простишь, – а я прожил долгую жизнь и знаю по опыту, что в твоем возрасте люди прощают друг другу с трудом, – коль скоро жребий мой незавиден, то пусть я уйду с сознаньем, что я уношу с собой всю ненависть, злобу, всю жестокую память твоей души, чтобы ты ничего не таил против той, кто сейчас в эту залу войдет… И еще у меня к тебе просьба: Я хочу посмотреть, как Джованна кинется в объятья твои… А затем я уйду – без упреков, без жалоб… Самый старший должен взвалить себе на плечи всю тяжесть, какую он в силах нести: ведь ему остается пройти каких-нибудь два шага – и эту тяжелую ношу сбросят с него навсегда…
Уже при последних словах Марко снаружи доносится слитный и мощный гул. В тишине, воцаряющейся на сцене, слышно, как шум растет, близится, становится внятнее. Сначала это был ропот ожидания, затем – далекие крики движущейся толпы. Немного погодя в глухом многоголосом шуме можно уже явственно различить тысячекратно повторяемые восклицания: «Ванна! Ванна!», «Наша Монна Ванна!..», «Слава Монне Ванне!..», «Ванна! Ванна! Ванна!..» и т. д. и т. д.
(Бросается на террасу.) Да, это Ванна!.. Она идет!.. Она пришла!.. Толпа приветствует ее, приветствует ее! Вы слышите приветственные клики?..
Борсо и Торелло идут за ним на террасу. Гвидо остается один; прислонившись к колонне, он смотрит вдаль. В продолжение последующей сцены крики становятся все громче и громче и стремительно приближаются.
(На террасе.) Улицы, площадь, деревья и окна – всюду, куда ни посмотришь, народ… Машут руками, глядят неотрывно… Камни, листья и кровли преобразились в людей… Но где же Джованна?.. Я только облако вижу, оно то рассеивается, то надвигается!.. Борсо! Мое слабое зренье изменяет моей любви… Старость, слезы, тревога мне застилают глаза… Они лишь одно существо ищут в огромной толпе, ищут – и не находят… Где она?.. Ты ее видишь? Куда мне идти к ней навстречу?..
Борсо (удерживает его). Нет, нет, не ходите!.. В толпе не проберешься. Народ валом валит… Давят женщин, детей… Да и к чему? Ванна сама скоро здесь будет… Вот она, вот она!.. Подняла голову, заметила нас… Ускоряет шаги, смотрит и улыбается…
Марко. Вы видите ее, а я не вижу!.. О мертвые мои глаза!.. Впервые я проклинаю немощную старость… Она так много мне открыла, ныне ж лицо Джованны скрыла от меня… Вам, Борсо, хорошо видна Джованна?.. Какое выраженье у нее?
Борсо. Она возвращается с великою славой… Она как бы озаряет толпу…
Торелло. А что за человек идет с Джованной рядом?..
Борсо. Не знаю… Он мне незнаком… Лицо его скрывает повязка…
Марко. Прислушайтесь к крикам восторга… Дворец весь дрожит, сыплется дождь лепестков, колышется мраморный пол, из-под ног ступени уходят, бешеный вихрь ликованья нас от земли оторвет… Я прозреваю!.. Толпа у решетки… Толпа расступилась…
Борсо. Да, толпа раздалась, и Джованна проходит между двумя живыми стенами – стенами славы, любви… К ногам Джо-ванны бросают драгоценности, пальмовые ветви, цветы… Матери протягивают ей младенцев, чтобы она их коснулась, мужчины падают ниц и целуют камни, по которым она ступает… Берегитесь!.. Они приближаются… Они не владеют собой… Если они взберутся по лестнице, мы будем смяты, растоптаны… К счастью, со всех сторон сбегается стража и преграждает дорогу толпе… Я прикажу оттеснить народ и, если еще не поздно, запереть сейчас же ворота…
Марко. Нет, нет! Пусть и в этом дворце расцветает веселье, как расцвело оно в сердце народа!.. Любовь народа безмерна, безбрежна, ей нужен простор, так пусть же она все преграды сметет!.. Народ столько вынес, теперь он спасен, так пусть же радость его выйдет из берегов!.. О мой бедный, мой добрый народ!.. Я вместе с тобою готов кричать во весь голос!.. О Ванна! О Ванна!.. Тебя ли я вижу?.. (Бросается навстречу к Ванне.)
Борсо и Торелло удерживают его.
Скорей, скорей поднимайся!.. Они меня не пускают… Они боятся веселья!.. Скорей, скорей поднимайся! Ты прекрасней Юдифи и непорочней Лукреции{60}!.. Скорей, скорей поднимайся! Иди по цветам! (Подбегает к мраморным вазам, рвет обеими руками цветы и усыпает ими лестницу.) И у меня есть цветы, чтобы приветствовать жизнь!.. И у меня есть лавры, лилии, розы, чтоб увенчать ими славу!
Исступленный рев толпы. На террасе появляется Ванна вместе с Принчивалле. Она бросается в объятия Марко, который стоит на нижней ступени внутренней лестницы. Толпа затопляет лестницу, террасу, галереи, но все же держится на почтительном расстоянии от группы, образуемой Ванной, Принчивалле, Марко, Борсо и Торелло.
Те же, Принчивалле и Ванна.
Ванна (в объятиях Марко). Я счастлива, отец… Марко (сжимает ее в объятиях). Я тоже счастлив, что снова вижу дочь!.. Сквозь поцелуи дай наглядеться на тебя, Джованна!.. Ты вся сияешь – ты как будто с неба явилась к нам, и небо торжествует и славит возвращение твое!.. Ни одного луча в твоих глазах заклятому, проклятому врагу не удалось, как видно, погасить; он с уст твоих улыбки не согнал…
Ванна. Я все тебе скажу… Но где же Гвидо?.. Сейчас ему на сердце станет легче…
Марко. Поди к нему – он тут… Меня он гонит, и, может быть, по-своему он прав. Тебе ж простит он благородный грех. Приди скорей к нему в объятья, Ванна! Мой взгляд последний пусть запечатлеет воскресшую в сердцах у вас любовь!..
Гвидо идет навстречу к Ванне. Ванна хочет с ним заговорить, хочет кинуться к нему в объятия, но Гвидо резким движением останавливает и отталкивает ее.
Гвидо (обращаясь к окружающим, отрывисто, резко и властно). Оставьте нас!
Ванна. Нет, нет, не уходите!.. Ведь ты же ничего не знаешь, Гвидо!.. Сейчас я расскажу тебе и всем… Я непорочною к тебе вернулась, меня никто не вправе упрекнуть…
Гвидо (прерывает ее, отталкивает и в порыве ярости возвышает голос). Не подходи, не прикасайся ко мне!.. (Наступая на толпу, которая начала было наполнять залу, но теперь подается назад.) Вы слышали?.. Я прошу вас удалиться и оставить нас одних. Я здесь такой же господин, как вы у себя. Борсо и Торелло, позовите стражу! А, я вас понял!.. После пира вам непременно нужно зрелище!.. Но на зрелище я вас не позову – оно не для вас, вы его недостойны… У вас есть и вино и мясо. Я заплатил за всех, чего же вам еще?.. А я прошу об одном: оставьте мне мое горе, – кажется, небольшое одолжение… Ступайте есть и пить, а мне не до пиров!.. Идите! Все равно вам слез моих не видеть!.. Без промедления!..
Безмолвное движение в толпе, после чего она постепенно начинает расходиться.
Прочь, прочь, вам говорят!.. (Хватает за руку отца.) И ты тоже уходи! Главное, ты уходи! Прежде всего ты уходи, потому что это твоя вина!.. Ты моих слез не увидишь!.. Я хочу быть один, совершенно один, как в могиле, тогда я наконец пойму все!.. (Заметив стоящего неподвижно Принчивалле.) А вы?.. Кто вы такой? Вы стоите, подобно статуе под покрывалом… Кто вы – позор или смерть?.. Разве вы не слышали, что я всех просил удалиться?.. (Выхватив у стража алебарду.) Вы ждете, чтобы я вас ударил?.. Вы беретесь за шпагу?.. Моя шпага при мне, но сейчас я ее не обнажу… Я прибегну к ней при встрече с другим человеком… и только с ним… Но что означает повязка у вас на лице?.. Мне сейчас не до маскарадов… Вы не отвечаете?.. Погодите, я узнаю, кто вы такой… (Хочет сорвать повязку с лица Принчивалле.)
Ванна (становится между ним и Принчивалле и отводит его руку). Не трогай его!..
Гвидо (в изумлении). Это ты, Ванна?.. Откуда у тебя сила взялась?..
Ванна. Этот человек – мой спаситель…
Гвидо. А, он тебя спас!.. Спас уже после… когда уже было поздно… Что и говорить, благодеяние великое… Но все же лучше…
Ванна (в сильном волнении). Дай же мне наконец сказать, Гвидо!.. Умоляю тебя!.. Ты все поймешь с первого слова… Говорят тебе, он меня спас, он меня пощадил, он меня оберег… Он не тронул меня… Сюда он пришел под моею охраной… Я дала ему слово за себя, за тебя – за нас обоих… Возьми себя в руки… Не прерывай меня… Он не сказал ни единого слова, он не сделал ни одного движения, которое могло бы…
Гвидо. Но кто ж он? Кто ж он?.. Кто ж он?..
Ванна. Принчивалле…
Гвидо. Кто?.. Он?.. Вот этот? Это Принчивалле?..
Ванна. Да, он твой гость… Тебе судьбу он вверил… Спаситель наш стоит перед тобой…
Гвидо (после минутного оцепенения, с нарастающим возбуждением и страстью, не позволяющей Ванне прервать его). Ах вот что!.. Джованна!.. На меня словно пала роса с высоты небес!.. О Ванна, о Ванна!.. Ты великая женщина! Я преклоняюсь перед тобой. Я только сейчас тебя понял!.. Да, ты права: если уж это было нам суждено, ты должна была поступить именно так… Твоя хитрость оказалась сильнее его злодейства… Но разве я мог догадаться, разве я мог предвидеть?.. Другая на твоем месте убила бы Принчивалле, как Юдифь Олоферна… Но злодеяние Принчивалле ужасней, чем злодеяние Олоферна, оно влечет за собой жесточайшую кару… Надо было сюда его привести, и тебе это удалось… Надо было провести его сквозь толпу жертв, которые скоро превратятся в его палачей… Какое полное торжество!.. Он проворно, покорно бежал за поцелуями Ванны, как ягненок за веткой в цвету!.. Что стоит поцелуй, отравленный презреньем?.. Теперь он в западне… Джованна, ты права: хуже, если бы ты умертвила его там, в палатке, когда вы были вдвоем, тотчас после злодейства, – если свидетелей нет, всегда возникают сомненья… О соглашении подлом знали решительно все, пусть же весь город удостоверится ныне, что человеческое достоинство безнаказанно унижать нельзя… Но как же тебе удалось?.. Никогда еще женская честь не одерживала столь блестящей победы!.. Ты им все расскажи!.. (Выбегает на террасу и громко кричит.) Принчивалле! Принчивалле!.. Враг пойман!..
Ванна (бежит за ним и старается удержать его). Да нет же, Гвидо, выслушай меня!.. Ты ошибаешься!.. Ты не…
Гвидо (вырываясь, кричит еще громче). Пусти!.. Я хочу, чтобы все узнали… (Горожанам.) Теперь вы не только можете, теперь вы должны войти… (К Марко.) И ты тоже, отец! Ты выглядываешь из-за перил и следишь за моей судьбой, как бы ожидая, что вот сейчас явится некий бог, уничтожит то зло, которое ты причинил, и водворит мир. Войди же и ты! Мир и впрямь водворился, свершилось великое чудо!.. Пусть даже камни смотрят и слушают!.. Мне нечего больше таиться, позор мой смыт навсегда!.. Я выйду отсюда чище, чем самые чистые, и счастливее тех, кто никогда ничего не терял! Прославьте же все Джо-ванну!.. А я прославлю ее громче всех!.. (Вталкивает в залу тех, кто теснится на террасе.) Зрелище все-таки будет!.. Справедливость есть на земле!.. Я это знал, но не думал, что правосудье свершится так скоро!.. Я приготовился долгие, долгие годы выслеживать моего врага!.. Я решил посвятить этой слежке всю свою жизнь, я дал себе слово караулить врага на перекрестках, на узких дорожках, подстерегать его в чаще лесной… И вот правосудье тут, в этой зале, передо мной, перед нами, на этих ступенях!.. Но каким же чудом?.. Сейчас мы узнаем. То чудо свершила Джованна!.. Но раз правосудие здесь, так пусть же оно совершится!.. (Берет Марко за руку.) Ты видишь этого человека?..
Марко. Вижу. Кто это?..
Гвидо. А ведь ты его знаешь, ты с ним беседовал, ведь ты же его услужливый посланец…
Принчивалле смотрит в сторону Марко, и тот его узнает.
Марко. Принчивалле!..
Движение в толпе.
Гвидо. Да, это он, он, он, сомнений нет!.. Ну, подойди, дотронься до него, заговори!.. Быть может, ты опять ему потребуешься для услуг?.. Нет, он сейчас уже не в блеске славы, но жалости к нему я не питаю!.. Он отнял у меня, коварный змей, сокровище бесценное мое… И вот сейчас, влекомый правосудьем, влекомый доблестным коварством Ванны, ко мне явился изверг естества за тем единственным вознагражденьем, которое он заслужил вполне… Нет, я не лгал, вам чудо обещая!.. Преодолейте страх и подойдите: теперь он не опасен… Только двери на всякий случай затворите плотно, чтоб новое, враждебное нам чудо не отняло преступника у нас!.. Не трогайте его!.. Мы Принчивалле прибережем для долгих наслаждений… О братья бедные мои, взгляните: вот человек, который вас измучил, который жаждал всех вас истребить, а жен с детьми продать навеки в рабство!.. Да, это он! Он – мой, он – ваш, он – наш!.. Но больше всех меня он истерзал… Джованна привела его сюда, чтоб наше мщенье смыло наш позор!.. (Обращаясь непосредственно к толпе.) Так будьте же свидетелями все!.. Моей супруги подвиг беспримерный – дошел ли он до вашего сознанья?.. Вот этот человек владел Джованной. Предотвратить не мог я ничего. Вы продали ее – я подчинился… Что сделано, то сделано, увы! Я никого из вас не проклинаю. Что значу я, что значит мое счастье в сравненье с жизнью целого народа?.. Но вы подумали, как оживить любовь, которую вы умертвили?.. Убили, так сумейте ж возродить!.. За вас все сделала моя Джованна, Лукрецию с Юдифью превзойдя!.. Лукреция покончила с собой, Юдифь же умертвила Олоферна, но обе действовали втихомолку, они избрали слишком легкий путь… Джованна, с ним оставшись с глазу на глаз, в шатре его не стала убивать – она живую жертву привела и отдает народу на закланье… Мы все себя позором запятнали, и смыть его должны мы сообща… Как удалось ей подвиг совершить?.. Она сама об этом вам расскажет…
Ванна. Я расскажу, но только о другом…
Гвидо (перебивает ее и хочет обнять). Дай мне обнять тебя, чтоб все прониклись…
Ванна (с силой отталкивает его). Нет, нет, пусти меня, сейчас не время, а если ты не дашь мне досказать, то никогда меня ты не обнимешь!.. Помешан ты на чести и на счастье, и я о том же буду говорить, но только в более глубоком смысле… Я рада, что вокруг меня народ: быть может, он меня услышит прежде, чем ты приклонишь слух к моим словам; быть может, и поймет меня он прежде, чем ты сумеешь до конца понять… В последний раз: пока ты не узнаешь…
Гвидо (снова прерывает ее и пытается обнять). Узнаю после, а сейчас, сейчас…
Ванна. Я не обманывала никого, но я тебе скажу такую правду, какую люди говорят раз в жизни, способную убить иль воскресить… Прошу тебя, смотри мне прямо в очи: такою ты меня еще не видел. Сейчас меня ты можешь полюбить, как я хочу, чтобы меня любили; сейчас иль никогда – ты слышишь, Гвидо?.. Я полный отдаю себе отчет, как много значил ты в моей судьбе, какое место заняла Джованна в твоей душе… Вот почему, о Гвидо, тебя я призываю в этот миг: поверь в невероятное, поверь!.. Мной этот человек не обладал… Я отдана была ему во власть, он мог со мною сделать что угодно, но он меня не тронул, не коснулся… Я вышла утром из его шатра, какою б вышла от родного брата.
Гвидо. Но почему же он…
Ванна. Он меня любит…
Гвидо. Ах, вот в чем состояло это чудо!.. Я помню: первые твои слова тогда же странными мне показались… Они, как вспышка молнии, мелькнули, и я внимания не обратил… Я думал, что смущение и ужас… Ну что ж, прольем на это «чудо» свет… (Внезапно успокоившись.) Итак, хотя, почти совсем нагая, ты провела всю ночь в его шатре, он этим не воспользовался?..
Ванна (твердо). Нет!..
Гвидо. Тебя не обнял он и не коснулся?..
Ванна. Друг друга мы поцеловали в лоб…
Гвидо. В лоб!.. Посмотри на меня, Ванна!.. Ну, похож ли я на человека, который принимает звезды за зерна чемерицы и способен поверить, что, плюнув в колодезь, можно погасить луну?.. Я не хочу губить нас безвозвратно, однако что же у тебя за цель?.. Или то бред ужасной этой ночи? И кто из нас рассудок потерял?..
Ванна. О, то не бред, то истина святая!
Гвидо. Я только истины и добиваюсь, но истины, доступной пониманью!.. Как! Ради обладания тобой неслыханную совершил он подлость: он изменил отечеству, он продал и всех и вся, себя сгубил навеки, он сам себя поставил вне закона, чтоб только ночь с тобою провести! Как! С ним проводишь ты вдвоем всю ночь, – ночь, купленную дорогой ценой, – и он довольствуется поцелуем, смиренным, чистым поцелуем в лоб, идет сюда, чтоб в этом нас уверить?.. О нет! Довольно! Слишком долго он над горем человеческим глумится!.. Положим, он о большем не мечтал – зачем же он измучил весь наш город, заставив ночь такую пережить? Зачем меня он до того довел, что я едва в уме не повредился и постарел на целых десять лет?.. А впрочем, что же, я – судья пристрастный, пускай другие судят за меня… (Взывая к толпе.) Вы слышали все, что сказала Ванна?.. Мне непонятна речь ее… Однако что сказано, то сказано, – судите!.. Она спасла вас, вы должны ей верить!.. Скажите, верите ль вы Монне Ванне?.. Пусть те, кто верит, выступят вперед и вызов бросят разуму… Я жду… Хочу я знать, кто эти смельчаки и что они собою представляют…
В толпе слышится тихий и невнятный ропот. Затем от нее внезапно отделяется Марко.
Марко (устремляясь на середину сцены). Я верю ей!..
Гвидо. Но ты же их сообщник!.. Ну, а другие? Где же те, что верят?.. (Ванне.) Взгляни вокруг: ты их спасла, и что же? Они с трудом удерживают смех. И даже ропщущие не дерзают на мой призыв откликнуться… А я, я почему-то должен верить…
Ванна. Должен, затем что, Гвидо, любишь ты меня, они же не обязаны мне верить…
Гвидо. Я должен оставаться в дураках лишь потому, что я тебя люблю?.. Нет, ради бога, выслушай меня!.. Мне голос изменил… Мой гнев утих… Такая мука не проходит даром… Я как-то сразу одряхлел… Из сердца внезапно что-то вытеснило злобу: безумье, старость ли – я сам не знаю… Я ощупью брожу в себе самом, ищу напрасно, где погребены останки счастья моего былого… Последняя надежда так слаба, что ухватиться за нее не смею… Одно лишь слово – и она мертва… Но скорбь моя мне смелости придаст… Я допустил ошибку: мне бы прежде поговорить с тобой наедине, а уж потом сзывать сюда народ – забыл я, что безмолвствует стыдливость… Ты не решаешься при всех сознаться, что этот зверь тобою овладел… Нет, истину зазорную не спрячешь!.. Не я один – ее весь город знает… Таиться бесполезно… Говори!.. Стыдливость все равно восторжествует… Я знаю: ты поймешь и не осудишь… Есть от чего сойти с ума…
Ванна. О Гвидо!.. В глаза мне посмотри – и ты уловишь, что в этот мой последний взгляд вложила я всю свою супружескую верность… При чем тут стыд? То истина сама: да, этот человек меня не тронул…
Гвидо. Что ж, хорошо, прекрасно, превосходно!.. Мое отчаяние безысходно… Теперь я знаю истинную правду, а правда в том, что любишь ты его… Обманом выгородить Принчивалле решила ты, Джованна… Ночь одна – и что с моей любимой стало?.. Нет, спасти его могла бы ты иначе!.. (Возвысив голос.) Внимание – все, сколько вас ни есть! Сейчас я дам торжественную клятву… Пока еще я на краю обрыва, одно мгновение – и я сорвусь… Упавший голос мой до вас доходит?.. Приблизьтесь, если вам меня не слышно!.. Вы видите вот этого мужчину и женщину?.. Они друг друга любят… Я взвешиваю все свои слова – так взвешивают тщательно лекарство пред тем, как умирающему дать… Они отсюда выйдут невредимы, а вы дорогу дайте им пошире, цветами их засыпьте… Пусть идут, куда их страсть слепая повлечет… Но пусть мне эта женщина всю правду сейчас откроет, истинную правду, одну-единственную правду, ибо двух правд на свете не было и нет, – вот плата за мое благодеянье… Иной же я не требую, Джованна… Итак, тобой он обладал?.. Ответь: да или нет?.. Ведь это не ловушка. Я клятву дал – свидетелей полно…
Ванна. Я не лгала… Меня он не коснулся…
Гвидо. Так… Приговор ему произнесен… Всему конец… Теперь я пробуждаюсь… (Подходит к страже; указывая на Принчивалле.) Связать его, упрятать в подземелье!.. Я сам сейчас спущусь за вами следом!.. (Ванне.) Вы видите его в последний раз. А я вернусь поведать вам ту правду, что мне последние его слова в последний миг откроют, без сомненья…
Стража хватает Принчивалле.
Ванна (бросается к страже). Нет, нет, он мой!.. Он мой!.. Я солгала! Он мною обладал, он мной владел!.. (Отстраняет стражу.) Прочь! Прочь! Не трогайте мою добычу!.. Нет, я сама!.. Он мне принадлежит!.. Он низко, подло мною овладел…
Принчивалле (стараясь перекричать ее). Лжет, лжет она, чтобы спасти меня!.. Но и под пыткой…
Ванна. Замолчи!.. (Толпе.) Он трусит!.. (Подходит к Принчивалле, как бы для того, чтобы связать ему руки.) Гей! Гей! Веревки, цепи, кандалы!.. Сама сейчас свяжу исчадье ада и справедливым мщением упьюсь… (Шепотом, к Принчивалле, связывая ему руки.) Он нас спасает и соединяет!.. Молчи!.. Люблю тебя!.. Я вся твоя!.. Дай мне связать тебя… Я твой тюремщик… Я выпущу тебя… Мы убежим… (Как бы стараясь заставить Принчивалле замолчать.) Молчать!.. (Толпе.) Разжалобить меня он хочет!.. (Снимает повязку с лица Принчивалле.) Вот! Полюбуйтесь на его лицо!.. На нем следы ужасной этой ночи… (Откидывает плащ и показывает свое окровавленное плечо.) Но и на мне оставила свой знак чудовищная ночь любви – смотрите!.. (Указывая на Принчивалле.) Вам видно гнусное его обличье, отталкивающее, злое?.. Право, он может вызвать только отвращенье.
Стража хочет увести Принчивалле.
Нет, нет, оставьте! То моя добыча! Я никому ее не уступлю!.. Держите вы его! Глядите в оба!.. Он порывается бежать!.. Держите!..
Гвидо. Зачем он здесь?.. Зачем ты солгала?..
Ванна (запинаясь от смущения). Я солгала… не знаю почему… Я не решалась… Но зато теперь… Я все скажу, и ты меня поймешь… Как мы поступим – этого мы сами подчас сказать не в состоянье… Трудно предугадать… Когда я шла туда, об этом я не думала совсем… Но в жизни все бывает… Ну так вот… Завеса сорвана! Теперь уж поздно… Крепись… Терпи… Ты сам ее сорвал… Ты сам… Ну, слушай же… Я трепетала и за тебя, и за твою любовь; мне сердце говорило, что она не выдержит такого испытанья… Но ты настаиваешь?.. Хорошо!.. (Более спокойным и уверенным гоном.) Нет, я вела его не к палачам, я не хотела, чтоб мы мстили оба… Мой замысел не столь был хитроумен, зато в нем было несравненно больше любви к тебе… Я лютой, страшной казни предать его решила; вместе с тем на все готова я была пойти, чтобы позорное воспоминанье об ужасе позорной этой ночи не тяготело над тобой всю жизнь, чтобы во время наших поцелуев оно не выросло перед тобой… Мечтала я о сокровенной мести, о том, что медленной умрет он смертью, что совершенное им преступленье отмоет кровь его, сочась по капле… Я многого, безумная, хотела, несбыточной мечтой увлечена… (Толпе.) Отрезаны дороги к отступленью. Его любовь, мою любовь не в силах я уберечь – судите ж вы меня!.. Я вам уже сказала: Принчивалле мной овладел… Едва я не убила насильника, развратника, злодея… И тут отчаянная завязалась борьба. Но он меня обезоружил… Тогда, жестокую измыслив кару, я улыбнулась, и моей улыбке поверил он… О, люди безрассудны!.. Прав тот, кто их обманывает… Ложь – вот их единственное божество!.. Они готовы жизнь принять за смерть, а смерть за жизнь… Он был вполне уверен, что мной владеет, – что же оказалось? Я незаметно овладела им… Вот он, в гробу, осталось только крышку забить – и я ее приколочу!.. Он всю дорогу, словно агнец кроткий, покорно шел за мной, и всю дорогу я поцелуями его манила… Уж я его не выпущу из рук!.. Поверь, о мой прекрасный Принчивалле: никто еще тебя не целовал, как я сегодня поцелую!
