Текст книги "А. С. Тер-Оганян: Жизнь, Судьба и контемпорари-арт"
Автор книги: Мирослав Немиров
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Немиров, Мирослав
Автор этих строк. Поздней осенью 1987 года я обитаю в Ростове-на-Дону и, являясь деятелем ростовской рок-лаборатории, занимаюсь организацией грандиозного всесоюзного фестиваля панк-рок-музыки в ростовском ДК «Химик».
Где-то числа 11 декабря в рок-лабораторию (она тогда располагалась в театре им. Горького – огромном идиотском стеклянно-бетонном здании в форме – трактора: образец конструктивизма двадцатых годов) приходит неизвестный молодой человек кавказской наружности, являющийся худым, небритым так, что щетина начинается прямо от глаз, лицом черным, как обугленным, и глазами большой величины, которые пылают черным огнем безумия. Потирая руки, и переминаясь с ноги на ногу, подобно коньку-горбунку, он сообщает:
– Так и так, – говорит он. – Я художник, меня зовут Авдей Тер-Оганян. Я хочу оформить ваш рок-фестиваль. – Вообще-то, – говорит он, – я к вашему року безразличен. Я люблю джаз, а рок – это, по-моему, слишком уж скучно и однообразно. Но помочь вам – помогу: почему бы не помочь хорошим людям? Работать буду бесплатно, но мне нужны материалы.
Я в ростовской рок-лаборатории выполнял функции администратора, и был деловой настолько, что аж сам себе удивлялся. Записную книжку имел! – этакий гроссбух, «ежедневник», в котором на неделю вперед по часам было расписано, куда идти, кого найти, с кем договориться, кому про что не забыть напомнить. И я достал этот свой гроссбух, и ручку, и стал глядеть на Авдея суровым взглядом, сев этак нога на ногу, так, что аж самому смешно стало
– Ну?
– Ну, – смущается тот, – ткань. Знаешь, есть такая бязь, белая, дешевая, рубля полтора метр. Правда в магазинах ее обычно нет, так что придется договариваться со швейной фабрикой…
– Сколько?
– Ну, сколько сможете достать. Чем больше, тем лучше. Хотя бы… Ну, хотя бы метров шестьсот.
– Сколько? – мне показалось, что я ослышался.
– Хотя бы метров шестьсот, – подтвердил Авдей и посмотрел на меня простодушным взглядом дикого горца. – Это как минимум. А иначе ничего не выйдет. Вам ведь не КВН нужен?
Я спросил электрика Петрова:
Ты зачем надел на шею провод?
Ничего Петров не отвечал,
Только ветер посиневший труп его качал, —
вспомнилось мне народное стихотворение, сочиненное Олегом Григорьевым. Я поступил как этот электрик Петров: ничего не ответил, а только покачал головой и принялся писать дальше.
– Хорошо и цветную, – продолжал Авдей. – Синюю, желтую, красную, черную, – только однотонную, метров по 200 каждого цвета. Еще, конечно, краска: анилин – обязательно, тушь, гуашь, нитрокраску, водоэмульсионку – тоже не помешает. Всех цветов, какие найдете, но лучше чистых, ярких – синий, красный, желтый, оранжевый. Литров по пятнадцать каждого цвета. Белила – литров 30. Клей. Пылесос с насадкой, а лучше – штуки три – я ведь работать не один буду. Картон. Фанеру. Знаешь, бывают такие листы, метра три на полтора – вот штук пятнадцать. Людей для подсобных работ – таскать, кроить, клеить, красить, пилить, прибивать, за сигаретами бегать – человек пятнадцать на три дня.
Я уже ничего не говорил, только смотрел, стремясь при этом, чтобы взгляд мой выражал то, что словесно можно было бы обозначить как «ну-ну».
Авдей этого замечать не желал.
– Да! – продолжал он, – еще нужно будет договориться с табачной фабрикой (или с кондитерской, или со швейной), чтоб набрать у них всякие обрезки бумаги, отходы, картонные ящики пустые, железяки всяческие – но только нужно, чтобы много. Грузовиков шесть.
– Да мусор-то зачем? – наконец не выдержал я.
– Как? – изумился Авдей. – Как «зачем»? Ведь у вас же рок! А рок – это же скандал, изначально, по определению, иначе на фи он вообще нужен? Ну и представь: приходят люди на концерт в ДК, а там лестницы мраморные, диваны кожаные, хрустальные люстры, все блестит и сверкает, чистота и стерильность как в хорошем заграничном сортире. Ну и результат: все сразу сжимаются, надувают важно щеки и заняты теперь только одним: изо всех сил стараются не дай бог не показать другим таким же несчастным, что они недостаточно знают правила этикета и благопристойности. Походят так важно по фойе, потом идут в зал, там чинно сидят, интеллигентно хлопают, потихоньку зевают… Вы разве этого хотите? Нет? Значит, нужно слегка испортить помещение, разрушить его благопристойность. Завалить, например горами мусора – так, чтобы народ ходил по колено в бумажках, обрывках и т. д. Это будет сразу выбивать из привычной колеи. К тому же это и чисто пластически очень интересно будет смотреться: пришли всякие девчонки, нарядные, умытые, с глазками, с прическами, на шпильках – и лазят по горам мусора, завалом битой арматуры, бродят меж куч битых ящиков. А?
Как было не полюбить такого человека?
И я его полюбил, и мы мгновенно сделались дружбанами не разлей вода, и до сих пор пребываем ими, хотя имеем совершенно разные воззрения на искусство и его цели и задачи, и на политическое состояние мира и России в частности, и противоположны религиозны, и вообще.
Хотя ничего из вышеперечисленного я ему не только не предоставил, но даже и не пытался, да и фестиваля никакого не вышло: городскими властями за вот одно только обсуждение такого вот рода предложений и намерений он был, само собой, пресечен в зародыше, не начавшись.
Непонятность
Один из главных пороков его, контемпорари арт. Необходимость каждого произведения сопровождать комментарием, разъясняющим, что это такое и зачем. Ибо без этого комментария человек, забредший на выставку актуального искусства, или прочитавшей об очередной акции в газете – он приходит к выводу, что его просто дурят, выдавая за произведения искусства всякую бессмысленную фигню. И относится к ее авторам – соответственно.
А тем более, они сами, авангардистские авторы, объяснять своих произведений не желают – «и так все очевидно, что там объяснять!», а их критики, которые, вроде бы, должны этим заниматься, тоже ничего не объясняют, а только без конца твердят фамилии Дюшан, Делез, Фуко, Лиотар и проч., а если уж возьмутся объяснять, то на таком диком жаргоне, что —.
Вот я, раз так, и взялся перевести все это на обыкновенный русский язык, понятный любому читателю, например, журнала «Итоги». Чтобы всякий интеллигентный человек относился к указанным произведениям если и без восторга, что его право, но хотя бы понимал, в чем там их суть, и что, собственно, их авторы, это производя, желают сказать.
То есть, выступил в роли скромного популяризатора.
***
Кстати.
Читая выше– и нижеприведенные рассуждения меня о смысле и значении разных и разнообразных произведений новейшего авангардистского искусства, читатель может прийти к выводу, что я, автор, являюсь личностью просто удивительно как сильно понимающим современное искусство, не голова, а дом советов.
Это не так.
Все, выше и ниже написанное, по большей части не сам автор понял своей головой, а, регулярно общаясь с нижеописанными деятелями новейшего искусства, они ему это объяснили.
И ничего нового и оригинального во всех этих рассуждениях нет, все это является для них, этих деятелей, очевидным и банальным, и они даже автора корят за то, что он это пишет: к чему? и так все ясно!
И более того: тот же Оганян, когда это прочитает, я подозреваю, будет очень сильно недоволен:
– Половина – очевидные банальности, другая половина – ерунда и чушь, свидетельствующие, что я ничего-то на самом деле, в контемпорари арте и не понимаю, – вполне возможно, так охарактеризует мое сочинение и сам Оганян и прочие деятели актуального искусства.
А я отвечу: так это как раз в ваш огород камень!
Если уж я, человек, который более десяти лет теснейшим образом общался с этими деятелями контемпорари арт, и на выставки ходил, и книги читал, – и то, оказывается, ничего не понял, так чего вы хотите от простого человека с улицы?
Так-то.
«Низвержение кумиров»
1998
Оно же «Вон из искусства», оно же «Смерть гандонам от искусства!» Еще один Оганянов художественный проект в рамках его «Школы авангардизма».
Еще одна пародия на классический авангард.
Ибо, конечно, что ж за авангардист тот, кто не сбрасывает классиков с пароходов современности!
И так и сделали: приводили к Оганяну «классиков» современного московского авангардизма – Пригова, Кулика, Звездочетова и проч. и проч. – и оганяновы юноши из «Школы авангардизма» этих классиков обличали.
В чем?
Да во всем том, в чем обычно обличают деятели «нового поколения», деятелей старого поколения: вы – старые козлы (а мы – молодые удальцы), вы – продажные сволота (а мы – совсем наоборот), и т. д. А обличаемый должен был сидеть на стуле и эти обличения выслушать – таков уговор. А Оганян снимал этот процесс обличения на видео, пока не набралось обличений на целый фильм – и фильм показал.
Смешней всего получилось со Звездочетовым.
Он пришел на это судилище пьяный в жопу, и в ответ на речи юнцов только хохотал, бормотал, нес пьяный бред и падал со стула, так что тем в конце концов осталось только развести руками: ты победил!
– Да что Кулик, – например, отвечал Звездочетов на одну из инвектив юного поколения, в одном ряду старых пердунов объединявших Кулика, Звездочетова, Врубеля. – Говорит, он собак ебет. Брехня все это! Я, на него насмотревшись, решил кота выебать – так подстраивался, этак – не получается!
Юноши ответить на это не нашлись.
То еще смешно – это осталось за кадром – что все эти обвинения-обличения («старый козел», «продажная сволочь») – «голос нового поколения» – сам Оганян – да призываемые им на помощь другие люди, например, автор эти строк – и придумывал. Сами оганяновы юноши такого и подумать-то об авангардистских метрах не решались, не то, что высказать это все им в лицо, пусть и понарошке.
Низкопоклонство перед Заграницей
Ах вы родинопродавцы,
Ах же вы модерниства!
Жопозадолларорванцы,
Как же блядь не стыдно вам?
И бегите вы галопом
Друг друга расталкивать,
Заграничной толстой жопы,
Чтоб кто первее полизать —
Больше тот жевачки получать.
Но народное терпенье
Уж исчерпано почти,
И чрез некоторое время
Ох, чую, будут вас мочить!
Но из нравственных събражений
Вынужден я призывать
Проявить еще смиренья
И сих козлов не замочать,
А только на хуй презирать!
Такое писал автор этих строк в 1990-м году, когда Тер-Оганян, Кошляков и пр., на волне горбимании на Западе стали вести чрезвычайно активную международную жизнь, ориентированную исключительно на Нью-Йорк и Амстердам, а на Урюпинск и Уренгой – ни капли нет. Автор этих строк их за это осуждал, убеждая в стихотворной форме держаться корней.
Они к советам моим не прислушались, и смотрели, увы, как и все вообще советское контемпорари арт еще с 1970-х годов, исключительно по карте налево. Кончилось это печально: горбимания закончилась, мода на рашен авангард на западе увяла, а внутри самоей России, было время, нужно было создавать структуры, разъяснять людям свое искусство – да деятели контемпорари арт не находили это нужным: кто очень сильно хочет, тот разберется, а кто не хочет очень сильно – ну и хрен с ним. У нас и без него ценителей – да каких! из самоего «Флэш Арта»! сколько угодно.
И вот результат: пребывают они в состоянии полной жопы и отсутствия «востребованности», ибо не нужны теперь ни на западе, ни здесь.
Ладно – не покупают, можно пережить (всю жизнь, собственно так и жили), но и – не интересно никому это все – абсолютно! Потому что, придя на выставку, и не зная контекста, и не имея внятного комментария, люди – кроме профессионально погруженных в контемпорари арт, которых 250 человек на всю Россию – считают, что над ними просто насмехаются.
А было время, люди хотели контемпорари арт понимать, советская интеллигенция, начиная с 1960-х годов, чрезвычайно с почтением относилась к титулу «художник-авангардист».
Да – см. выше
Вот и —
Николай II
– Да из-за чего вся шумиха? – недоумевал А.С.Тер-Оганян по поводу всего, происходившего летом 1998 связанного с захоронением останков Романовых. – Риск быть убитым – революционерами ли, своими же царедворцами-заговорщиками, – профессиональный риск профессии царя! Хочешь по-царски жировать? Принимай на себя и связанные с этим риски!
– Так ведь не одного царя убили. А жена?
– Не фиг за царей замуж выходить!
– А доктор, прислуга?
– Не фиг царям прислуживать!
– Ну, хорошо, а дети?
Задумался.
Но нашел ответ:
– А не фиг от царей рождаться!
Новиков, Тимур
«Неонакадемия»
осень 1991, Трехпрудная галерея
Обломов и его диван
Главным искусством в России всегда была литература, это общеизвестно.
Во-вторых, литература была – да и есть – единственное из искусств, в котором она, Россия, добилась неоспоримых всемирных успехов. А не – живопись, не театр, не кино, и не что-либо еще. (За, конечно, отдельными исключениями, которые не в счет).
Дальнейшее есть соображения автора о том, почему так было всегда, и, более того, всегда так будет.
1.
А.С. Тер-Оганян зовет автора этих строк:
– Пойдем на Бойса! В Музей Пушкина выставку Бойса (классик современного международного авангардизма) привезли, сегодня открытие.
– Нет. Не хочу пьянствовать.
– Да там и не наливают.
– Тем более, чего туда идти?!
Подумав, Тер-Оганян согласился с автором этих строк. Ибо так и есть. Переться через весь город – чтобы посмотреть 15 минут, а потом через весь город переться назад? Да я лучше, на диване лежа, книжку почитаю! Альбом того же Бойса посмотрю! В тепле, комфорте, и получив в итоге в свою голову куда больше килобайтов полезной и увлекательной информации, чем если бы —
И что? И то: исходя из вышесказанного, автор этих строк вот уже фиг знает сколько лет не посещал никаких общественных мероприятий типа выставок, концертов и т. п. И, судя по поведению приятелей автора этих строк, между прочим, сплошь деятелей авангардистского искусства, и достаточно известных в этой среде – никто никуда не ходит. (Кроме, конечно, профессиональных тусовщиков, о которых речь не идет). Это-то вот и есть причина того, что главным и процветавшим в России искусством была всегда литература – а остальные вовсе нет.
Ибо если русский человек и решает посвятить свою жизнь искусству – то все равно именно тому, которым можно заниматься не отходя от дивана далеко: и его производить – и его потреблять. Литература и является единственным таким искусством. На диване лежа ее читают, на диване лежа ее и пишут.
2.
Были, впрочем, периоды процветания в России и иных искусств, например, барды 1960-х, или московский концептуализм в живописи в 1970-е, или ленинградский рок 1980-х. Сейчас будет показано, что эти примеры не опровергают, а, напротив, еще более подкрепляют излагаемую концепцию.
Ибо все эти искусства были именно те, которое делались в районе 5 метров от дивана.
Рассмотрим для примера московский концептуализм, – как это было.
Было это так, что художник в мастерской по бедности прямо и жил (или, наоборот, свое жилище превращал сразу и в мастерскую). Не отходя далеко от дивана он и создавал свои произведения, поэтому и создавал их – много. Не отходя от дивана он и демонстрировал их: к нему приходили друзья-художники выпить водки (единственное, за чем русский человек готов переться хрен знает куда), а заодно они и смотрели новоизготовленное, и обсуждали, и советовали, и —.
Не отходя от дивана, в сущности, знакомился тогдашний концептуалист и с творчеством коллег! Ибо западное искусство потреблял в виде альбомов, тоже лежа на диване, а с новинками своих московских коллег – да шел к ним выпить водки, заодно и смотрел. Причем шел не просто на десять минут, посмотреть, да и домой, он шел в гости можно считать все как бы с тем же своим диваном: он шел на трое суток в гости, там, у коллеги, пить водку, ночевать, просыпаться, опохмеляться, пить снова, то есть он шел на диване коллеги некоторое время – жить. И пока так было – в 1970-е и 1980-е, московское контемпорари арт процветало, художественная жизнь кипела и бурлила, обмен идеями происходил и взаимно всех оплодотворял, и в унылой и вялой советской жизни жизнь концептуалистов была оазис и фонтан вдохновения. Последние в списке Фурманный переулок 1987 – 91 и Трехпрудный 1991-93 гг.
А как стали пытаться придать всему западные формы, чтобы художник живет дома у себя, в мастерскую ездит, как на работу, выставляет картины и обсуждает их в специально отведенных для этого местах под названием «галерея» – все развалилось мгновенно, и никакой художественной жизни в Москве больше просто нет: выставки-то проходят, но все деятели искусств (кроме, конечно, жуликов – халтурщиков) пребывают в унынии и упадке: никто ни с кем не общается и не дружит, не опыляет товарищей перекрестным образом идеями и концепциями, и все увядает, и засыхает, и топчется на месте, и не является уже интересным ни общественности, ни самим творцам искусств.
3.
Другой пример: рок начала 1980-х – «Зоопарк», «Аквариум», «Центр», «Кино» и проч. и проч. То же самое было! На дому сочиняли, на дому репетировали, на дому исполняли новые сочинения перед коллегами да интересующимися поклонниками, в залах выступая в среднем два раза в год. На дому воспринимали чужое искусство. На дому записывали свое. И – отлично получалось. И – вызывало, кстати, массовый восторг, расходясь по стране в виде полуподпольных записей – и огромными тиражами.
А как попытались это все перевести на общепринятые в мире рельсы, со студиями звукозаписи, менеджерами, продюсерами, гастролями, концертами на стадионах, как то есть, оторвали рокеров от дивана – за пять лет весь этот рок выродился в скучную тягомотину, никому, кроме пятнадцатилетних подростков, не интересной, в том числе и самим рокерам, тянущим эту лямку исключительно ради денег.
(Да и подросткам не интересный: те из них, кто еще ходит на концерты, им не рок как таковой интересен, а возможность публично пребывать в пьяном виде и побуянить среди своих).
4.
Про бардов, которые были хороши, пока пели на кухне, и говорить нечего.
5.
Еще русская академическая музыка, от Чайковского до Шнитке, говорят мне, имеет мировое значение.
Так это же – еще одно подкрепление моих рассуждений!
Рояль-то – стоит у композитора на дому, он встает с утра, ходит по комнате туда-сюда, лежит на диване, потом, когда бока начинают болеть, для разнообразия подходит к роялю, начинает тыкать в его клавиши. Глядь – и вышло «Лебединое озеро» или «Сказание о Граде Китеже».
А будь ему необходимо с утра проснуться, быстро умыться, сесть в машину и ехать на другой конец города в студию, чтобы там, в ней заниматься этим – никакого «Лебединого озера» бы не было, а была бы одна та халтура, которая и звучит нынче по телевизору. Ибо к таким подвигам в России склонны одни только наглые и бесталанные ловкачи от искусства, а не проникновенные вдумчивые творцы.
6.
И что? И то: у меня есть для вас отличная новость!
В ближайшее время час русского человека пробьет и русское искусство будет самым главным в мире!
Почему? Да потому что главным мировым искусством нынче очевидным образом становится мультимедийный Интернет, который есть синтез всех искусств сразу, и при этом – осуществляемый тут же, на дому, не вставая с дивана!
Поэтому, когда компьютеры и модемы действительно войдут в русский быт, так быть России на самом пике и гребне этого компьютерно – мультимедийного, изготовляемого на дому искусства – как она была в 19 веке на гребне и вершине мировой литературы. Ибо именно на творчестве лежа на диване мы собаку съели и всем американцам дадим сто миллионов очков форы.
Так я полагаю, и даже в этом почти уверен; 14 октября 1998, 23.27.
Я эту статью, собственно, писал для газеты «Сегодня» в надежде ее опубликованием прославиться и обогатиться: в центральной газете напечатали! Но – не напечатали: извини, старик, сказали мне, больше мы эссе не печатаем.
Тогда я принес ее Оганяну – просто почитать, но и он ее осудил: во-первых очевидно и банально, во-вторых – неправильно.
Ну, насчет неправильно, это вопрос дискуссионный и личное дело каждого, а насчет «банально» – я был удивлен. Мне казалось, вовсе не банально. Мне казалось, я обнаружил истину, еще прежде никем не обнаруженную! да и люди, да и в той же «Сегодня», мне так и говорили: отлично, старик, и все правильно, и очень верно ты подметил, но – не подходит. А тут – банально!
Но потом я понял: банально и общеочевидно – ему, потому что он от меня в частных беседах подобные суждения слышал уже раз сорок.
А так, для свежего человека, мне кажется, нисколько не банально.
А также, мне кажется, чрезвычайно верно.
Почему и публикую.