Текст книги "Йога: бессмертие и свобода"

Автор книги: Мирча Элиаде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц)

САННЬЯСА-УПАНИШАДЫ

Чулика-упанишада, вероятно, была написана в тот же период, что и «Майтри», и в ней уже заметны первые черты теистической йоги. Хронологически за ними обеими следуют две группы коротких упанишад, написанных в стиле практических руководств для аскетов – последователей веданты и йоги; эти две группы известны как санньяса-упанишады и йога-упанишады, первые почти полностью выполнены в прозе, вторые – в стихах. Что касается их хронологии, то, скорее всего, они по времени близки составлению дидактических глав «Махабхараты», являясь, вероятно, чуть старше «Веданта-сутр» и «Йога-сутр». В том виде" в каком эти произведения дошли до нас, они носят следы эклектического и культового духа той эпохи. Эти упанишады, как и эпос, содержат неотчетливые, смутные, непоследовательные идеи религиозного синкретизма, и при этом наполнены теми переживаниями личной и беззаветной преданности богу, которые проходят красной нитью сквозь всю индийскую мистико-созерцательную литературу, начиная с «Бхагавадгиты».

В группе санньяса-упанишад необходимо выделить Брахма-упанишаду, Санньясу (обе содержат разделы, написанные в разное время; некоторые из этих разделов современны "Майтри", другие составлены позже), Арунею, Кантхашрути, Джабалу и Парамахамсу. Они восхваляют аскета, санньяси, который отвергает мир ради созерцательной жизни. Как считает "Парамахамса-упанишада" (I, 2), конкретное, опытное постижение единства индивидуальной души (дживатман) и высшей души (параматман) заменяет утреннюю и вечернюю молитву (сандхья). Вот еще одно доказательство того, что все эти аскетические приключения в поисках Абсолюта пытались найти гарант и оправдание в лице брахманизма. Указание на отречение от мира повторяется ad nauseam (навязчиво) во всех этих упанишадах, большинство из которых недлинны и довольно скучны. В "Арунее" Брахман советует Арджуне отказаться не только от всего человеческого (семьи, имущества, репутации и т.д.), но также от семи высших сфер (Бхур, Бхувар, Свар и т.д.), и от семи низших сфер (Атада, Патала, Витала и т.д.). В некоторых из этих упанишад можно уловить аллюзии на деятельность "еретических" аскетов, представляющих традицию "левой руки" (вамачара), которая просуществовала в Индии с ведийских времен вплоть до наших дней. ("Парамахамса", 3, упоминает аскетов, которые являются "рабами чувств, не обладающими знанием"; они пойдут в "ужасные ады, известные под именем Махараурава". Не похоже ли это на тантризм "левой руки"?) "Брахма" (II, 9) излагает любопытную теорию "четырех мест", где пребывает Пуруша: это пупок, сердце, шея и голова. Каждый из этих центров соотносится с тем или иным состоянием сознания: пупок (или глаз) – с бодрствованием; шея – со сном; сердце – со сном без сновидений; наконец, голова соответствует трансцендентальному состоянию, турийа. Таким же образом четыре состояния сознания корреспондируют с Брахмой, Вишну, Рудрой и Акшарой ("неразрушимым"). Эта теория "центров", а также аналогии между различными органами тела и состояниями сознания позже будет разрабатываться в хатха-йоге и тантрах.

ЙОГИЧЕСКИЕ УПАНИШАДЫ

В нашем кратком изложении йогической техники, описанной поздними упанишадами, мы не станем рассматривать тексты группы санньяса, поскольку они не добавляют почти ничего нового. Но и среди йогических упанишад необходимо совершить выбор. Главные произведения этой группы – Брахмабинду, (возможно, составлена в эпоху «Майтри»), Кшурика, Теджобинду, Брахмавидья, Надабинду, Йогашикха, Йогататтва, Дхьянабинду, Амритабинду – появились в то же самое время, что и главные санньяса-упанишады, и дидактические разделы «Махабхараты». Другие собрания включают десять или одиннадцать еще более поздних йогических упанишад (Йогакундали, Вараха, Пашупатабрахма и т.д.). Большинство из них просто повторяют традиционные клише и либо придерживаются идей, либо обобщают установки наиболее важных йогических упанишад – «Йогататтвы», «Дхьянабинду» и «Надабинду». Только эти трое и достойны более тщательного изучения.

Кажется, лишь "Йогататтва" в деталях знакома с практиками йоги: она упоминает восемь анг и различает четыре вида йоги – мантра-йогу, лайя-йогу, хатха-йогу и раджа-йогу (19). Конечно, чуть ли не вначале (14-15) провозглашается, что с помощью йоги недостаточно обрести мокшу, если при этом не обладать джняной; тем не менее магические достоинства йогинов ставятся очень высоко. Впервые за всю историю упанишад здесь приводятся многочисленные и точные подробности, касающиеся сверхъестественных сил, достигаемых в практике и медитации. Упоминаются четыре главные асаны: сиддха, падма, симха и бхадра, отмечены и помехи, возникающие перед новичками, – лень, болтливость и др. (30). За этим следует описание пранаямы, дается дефиниция матры (единица измерения дыхательных циклов) и приводятся важные особенности мистической физиологии (чистота нади выражается во внешних признаках: легкость в теле, сияющий цвет лица, улучшение пищеварения и т.д. (46)); кевала кумбхака, т.е. полное прекращение дыхания, тоже проявляется в физиологических симптомах: в начале практики дыхание становится глубоким и т.д. (52). Посредством кевала кумбхаки можно обрести полную власть во всех трех мирах. Способность подниматься в воздух, контролировать и покорять любое существо (бхучара сиддхи) являются прямым результатом практики йоги. Йогин становится столь же сильным и прекрасным, как бог; женщины желают его, но он должен сохранять свое целомудрие; "по причине удержания семени тело йогина источает приятный запах" (59). Определение пратьяхары несколько отличается от трактовки ее в "Йога-сутрах": "полное отвлечение органов чувств от объектов чувств во время прекращения дыхания" (68). Длинный список сиддхи показывает, что эта упанишада появилась в оккультных кругах; среди совершенных способностей упоминаются "яснослышание, ясновидение, мгновенное перемещение через обширные расстояния, голосовые способности, трансформация в любую желаемую форму, превращение в невидимку, превращение железа и других низкосортных металлов в золото" (73). Эта последняя способность отчетливо указывает на реальную связь между некоторыми видами йоги и алхимией – связь, к которой мы впоследствии еще обратимся.

В "Йогататтва-упанишаде" "мистическая физиология" разработана еще тщательнее, чем в "Йога-сутрах". "Пять органов" тела соотносятся с пятью первоэлементами (землей, водой, огнем, ветром и эфиром), а каждый элемент, в свою очередь, – с особым мистическим слогом и особой дхараной, возглавляемыми каким-либо божеством; выполняя соответствующую медитацию, йогин приобретает власть над данным элементом. Метод состоит в следующем (85 и след.):

"От ступни до колена располагается область притхиви [земли]. Притхиви [изображается] как четырехугольник желтого цвета, ее мантра – слог лам; войдя в жизненную стихию сферы притхиви вместе с лакарой (т.е. слогом "лам"), медитируя на четырехликом, четырехруком Брахме цвета золота, йогин должен удерживаться там в течение пяти гхатик. (Около двух часов. – Примеч. пер.) Делая так, он обретет власть над притхиви. Для йогина, практикующего притхиви-йогу, не наступит смерть". Первослог вам соответствует элементу апас (вода), дхарана должна быть направлена на пространство от колена до ануса. Если йогин осуществит эту дхарану, он никогда не погибнет от воды. (Некоторые источники добавляют, что после этой медитации йогин способен ходить по воде.) Элементу агни (огонь) соответствуют слог рам и пространство от ануса до сердца; реализуя дхарану на этом участке, йогин становится недоступным огню. Область между сердцем и междубровьем принадлежит ваю (ветер), чей слог – ям. Практика дхараны приносит отсутствие опасности от воздушных масс. Сфера от междубровья до макушки головы относится к акаше (эфир, космическое пространство), чей слог – хам; дхарана доставляет способность двигаться по воздуху. Все эти сиддхи хорошо известны и мистико-аскетическим традициям Индии, и фольклору, рассказывающему о йогинах.

Самадхи описывается в этой упанишаде как реализация непостижимого состояния, в котором исчезают всякие различия между дживатмой (индивидуальной душой) и параматмой (универсальным духом). Йогин может отныне делать все, что захочет: если желает, может раствориться в Парабрахмане; если же, напротив, он предпочитает сохранить свое тело, то может остаться на земле и обладать всеми сиддхи. Также он способен стать богом, жить, окруженным почетом, на небесах, принимать любую приятную для себя форму. Став богом, он в состоянии жить так долго, сколько пожелает. В конце "Йогататтва-упанишады" приводится также перечень асан и мудр (112); некоторые из них, как мы увидим, встречаются в "Хатха-йога-прадипике". В числе прочих упоминается своеобразная медитативная поза, заключающаяся в стоянии на голове, ногами вверх, что имеет терапевтический эффект: морщины и седина исчезают через три месяца после начала практики этого упражнения (126). Практика других мудр влечет за собой обретение уже известных сверхспособностей: левитации, прозревания будущего и даже бессмертия (через ваджролимудру). Бессмертие, впрочем, упоминается довольно часто.

Таким образом, "Йогататтва-упанишада" излагает йогическую технику, переосмысленную в свете диалектики веданты: Пуруша и Ишвара, "Я" и "Всевышний" заменены здесь дживатмой и параматмой. Но еще важнее этого ведантического колорита пафос экспериментаторства, который пронизывает всю упанишаду. Текст выглядит как практический учебник, с точными рекомендациями для аскетов. Цель, преследуемая всеми этими упражнениями, выражена ясно – достижение состояния "человекобожия", безграничного долгожительства, абсолютной свободы. Таков лейтмотив всех неклассических форм йоги; тантризм разовьет его до высшего предела. (Тантрические элементы, однако, встречаются и здесь: есть упоминание о кундалини (82) и о двух мудрах полового характера – ваджроли и кхечари.)

"Надабинду-упанишада" начинается с мифологической персонификации первослога "ом" как птицы, правое крыло которой – звук а, и т. д,, и оценивает его на космологическом уровне, соотнося с ним различные миры, и т.д. (1-5). Затем следует серия из двенадцати дхаран, уточняющая развитие событий после кончины йогина на той или иной ступени медитации (какие миры он пересечет, каких богов встретит и т.п.). Упоминается и знаменитый пример веданты со змеей и веревкой, иллюстрирующий дискуссию о теории иллюзии. Но наиболее интересная часть этой упанишады – описание звуковых феноменов, сопровождающих конкретные йогические упражнения. Благодаря звукам, которые он слышит, сидя в сиддхасане, и которые делают его глухим к любому шуму извне, йогин через две недели вступает в состояние турия (31-32). Сначала звуки воспринимаются как грубый шум (подобно рокоту океана, раскатам грома, реву водопада), затем они открывают свою музыкальную структуру (мардалы, колокола и рожка); наконец слышание становится исключительно тонким (звуки вины, флейты, пчелы). Йогин должен упорствовать до тех пор, пока не услышит наитончайшие звуки, ибо это – единственный путь, на котором он может достичь успеха в своей медитации. В конечном итоге йогин переживает единение с Парабрахманом, не издающим звуков вообще (ашабда). Эта ступень медитации весьма похожа на каталепсию: сам текст говорит, что "йогин остается подобным мертвецу. Он – свободный (мукта)". В этом состоянии унмани (осуществленном тогда, когда йогин превосходит даже мистическое слышание), его тело – "как кусок дерева, он не воспринимает ни холода, ни жара, ни страдания, ни удовольствия" (53-54). Он больше ничего не слышит. Эта упанишада также показывает свои "экспериментальные" истоки: несомненно, она была составлена в йогических кругах, специализировавшихся в "мистическом слышании", т.е. в получении "экстаза" через концентрацию на звуках. Разумеется, что подобная концентрация достигалась только с помощью йогической техники (асаны, пранаяма и т.п.) и что ее конечной целью была трансформация всего универсума в гигантскую акустическую теофанию.

Сравнительно с другими поздними упанишадами "Дхьянабинду" изобилует большим количеством практических деталей и символических описаний. Ее магический, антикультовый характер ясен с первых же строк: так, утверждается, что, как бы ни были велики грехи человека, они разрушаются дхьяна-йогой. Это в точности совпадает с идеями радикального тантризма, в котором адепт полностью освобожден от всех нравственных и социальных законов. Как и "Надабинду", "Дхьянабинду" начинается с иконографического описания слога "ом", который осознается как идентичный Брахману. Каждая из его букв (а + у + м) имеет свой символический цвет и соответствует особому божеству. Здесь и речи нет о соединении с богами (лишенными всякой религиозной ценности, поскольку они – не что иное, как иконографические модели), наличествует только связь со слогом "ом". Элементы цикла пранаямы похожим образом отождествляются с тремя важнейшими богами ведийского пантеона: "Брахма это вдох, Вишну – задержка дыхания, Рудра – выдох". Тем не менее йогину все же рекомендуется заниматься пранаямой через концентрацию на слоге "ом". Особенно тщательно разработана в этой упанишаде "тонкая физиология". "Лотос сердца", например, имеет восемь лепестков и тридцать две нити (25).

Значительное внимание опять уделяется пранаяме: вдох производится через три "тайные вены" – сушумну, иду и пингалу и растворяется в области междубровья, которая одновременно есть и "корень ноздрей, и обитель бессмертия" (40). Текст упоминает четыре асаны, семь чакр, два нади ("вены" индийской мистической физиологии".) (Число асан, утверждает упанишада, значительно, но самые главные из них – сиддха, бхадра, симха и падма. Список из семи чакр совпадает с перечнями в тантрических трактатах.

Говорится далее о том, что существует 72 000 нади, из которых лишь 72 названы в писаниях; важнейшие – ида, пингала, сушумна.) Он также говорит (66) о "пробуждении" Парамешвари, т.е. кундалини – характерном тантрическом процессе, к которому мы еще обратимся. Кроме того, здесь есть элементы эротической магии, в некоторых аспектах напоминающей "оргиастические" приемы вамачаринов и школы сахаджия. Разумеется, эти элементы представляют собой лишь неопределенные намеки, а не точные и детальные инструкции. Так, например, о том, кто осуществляет кхечаримудру, * говорится, что его «семя никогда не извергается, когда он находится в объятиях прекрасной женщины» (84). И далее: «Пока кхечаримудра практикуется должным образом, семя не истекает. Даже если оно стремится истечь и уже направляется к гениталиям, двигаясь вверх, йогин задерживает его силой йонимудры, освящая его через ваджроли. Тот же самый бинду имеет две разновидности – белую и красную. Белая называется у них шукра [семя], красный – махараджас, который похож на коралловое древо в цвету и располагается в области гениталий. Семя пребывает в районе луны, на полпути между аджня чакрой (т.е. лобное пространство.) и тысячелепестковым лотосом (сахасрара). Очень нелегко добиться соединения двух. Семя – Шива, раджас – Шакти; семя – луна, раджас – солнце; только соединением двух обретается тонкое тело». В словаре индийского мистического эротизма все эти термины имеют совершенно точное значение. Главное внимание здесь отводится «преображению», объединению двух полярных принципов, (Шивы и Шакти), преодолению всех оппозиций, что достигается через глубоко эзотерическую эротическую практику, к которой мы обратимся в дальнейшем. Пока что следует отметить отчетливо экспериментальный и тантрический характер этой упанишады. Он показывает, что элементы эротической магии, которые столь разовьются затем в тантрах, на первых порах не отделялись от йогических практик: с самого начала эти практики оценивались по-разному и использовались для различных целей.

Технически-экспериментаторская сущность этих упанишад йогической группы заслуживает особого внимания. Мы больше не обнаружим здесь примат чистого познания, или диалектику Абсолюта как единственный инструмент освобождения. Идентичность Атмана и Брахмана уже не постигается через одно лишь созерцание; она осуществляется на опыте, посредством аскетической техники и мистической физиологии – другими словами, посредством процесса трансформации человеческого тела в тело Вселенной, где реальные вены, артерии и органы играют безусловно вторичную роль по сравнению с "центрами" и "венами", в которых могут быть пережиты или "пробуждены" космические, сакральные силы. Эта тенденция к конкретности, даже если конкретность означает в данном случае почти анатомическую локализацию определенных тонких энергий – специфическая черта всего мистического умонастроения индийского средневековья. Культовое служение, личная преданность божеству и "тонкая физиология" заступают место закоснелого ритуализма и метафизических спекуляций. Дорога к свободе становится аскетическим маршрутом, техникой, которой, оказывается, легче овладеть, чем тонкостями ведантической или махаянской метафизики.

* Кхечаримудра получает чрезвычайную известность в более поздней його-тантрической литературе: научившись задерживать истечение семени, адепт достигает бессмертия. См. у Дасгупты: Dasgupta S. Obscure Religious Cults. Calcutta, 1946.

«БРАХМАНИСТСКАЯ МАГИЯ» И ЙОГА: РИГВИДХАНА

Во все более растущем корпусе ритуальных текстов и комментариев продолжают встречаться маги, аскеты и созерцатели. Иногда это кажется только мимолетным эпизодом, как, например, в случае с некоей группой черных магов-шраманов, упоминаемых в Апастамба-сутре (2, IX, 23, 6-8): «Они могут осуществлять свои желания, просто подумав о них, – например, желание вызвать дождь, получить потомство, обрести ясновидение, стать быстрым как мысль и другие подобные желания». Некоторые сиддхи повторяются как лейтмотив, особенно способность летать по воздуху; «Самавидхана-брахмана», принадлежащая к Самаведа-самхите, касаясь, в частности, феномена магии, приводит ее в перечне «сверхспособностей» (III, 9,1). «Ригвидхана», хотя и позднее, но важное произведение; его авторы упражняют свою изобретательность в интерпретации ведических гимнов (сукты) под магическим углом зрения, заявляя, что специальная диета и определенные ритуалы помогают йогину стать невидимым, улететь из этого мира по воздуху, видеть и слышать на больших расстояниях, подобно тому, кто стоит на высочайшей горе. Последняя разновидность мистических переживаний зафиксирована у эскимосов и северо-азиатских шаманов.

"Ригвидхана" обсуждает великое множество магических, йогических и культовых практик. Этот компилятивный текст в совершенстве иллюстрирует процесс индуизации ведической традиции. В нем хорошо просматривается ассимиляция небрахманистских и даже неарийских практик: все элементы магии, экстаза, созерцания интегрированы в традицию и освящены цитатами из ведического канона. Восхваление магии соседствует с прославлением ритуалов и оккультного знания. Посредством магии адепт может заставить высших божеств излить дождь (II, 9, 2); силой медитации он способен сжечь врага (I, 16, 5); соответствующие ритуалы воздействуют на критью (злобного женского духа), чтобы та появилась из воды (II, 9, 3). Изучения священных текстов достаточно для того, чтобы исполнились все желания (I, 7,1). Некоторые ритуалы помогают человеку вспомнить его предыдущие жизни (II, 10,1); эта особенность принадлежит исключительно йоге.

Упоминается и пранаяма (I, 11, 5); ее следует исполнять до ста раз, мысленно повторяя при этом слог "ом". Однако только начиная с III главы излагаются собственно йогические техники. Йогу надо практиковать в полночь, "когда все спят глубоким сном"; выбрав подходящее место, йогин усаживается в асане, "складывает руки в приветственном жесте" (36, 4) – поскольку медитирует на Нараяне – и закрывает глаза; он произносит ом "в своем сердце". Если он ничего не слышит, не воспринимает, "если больше нет рефлексии о предмете йоги, то цель достигнута" (37, 1). Что же касается пранаямы, то йогин старается "поднять" манас над пупком, затем над сердцем, чтобы затем "зафиксировать" его сначала между бровями ("верховное место") и, наконец, внутри черепа, откуда, опять же посредством силы дыхания, он должен заставить манас снова опуститься до пупка. "Верховное место" принадлежит Брахману. Благодаря этому йогическому упражнению адепт обнаруживает Я, обретает святость, достигает наивысшего состояния (парама). Концентрация, дхарана, осуществляется посредством фиксации манаса на солнце, огне, луне, вершинах деревьев или гор, на море и т.д. Когда внутри черепа открывается Брахман, йогин может подыматься к высшему свету, к небосводу; подобно Величайшему Духу, он становится способен видеть собственное Я (39, 3 – 4). Впрочем, в другом пассаже (41, 4) замечается, что "божественное око" может быть обретено магическими заклинаниями и огненными жертвоприношениями: в этом явно сказывается попытка прежних представлений (касающихся примата ритуальной магии) сохранить былой престиж.

Все эти йогические практики, появляющиеся на страницах "Ригвидханы", уже сильно окрашены культовыми настроениями. В тексте заявляется, что даже если йогин не достигает цели – созерцания Я, – он не должен оставлять бхакти, ведь Бхагаван "любит тех, кто любит его" (41,1). Следует медитировать на Нараяне как на пребывающем в центре солнечного диска: это во многом предвосхищает "визуализации" тантрической иконографии. В другом месте говорится, что обители Вишну можно достичь только посредством бхакти (42, 6). Несколько раньше (31, 3) упоминается пуджа и приводятся детали культа "вечного Вишну": надобно "установить мантры" "в своем теле и в теле божества". В еще одном пассаже перечисляются органы, в которых необходимо "разместить" шестнадцать стихов (сукт) из знаменитого 90-го гимна "Ригведы" (X) – "Пурушасукты": первый стих – в левую руку, второй – в правую, другие стихи, соответственно, "помещаются" в обе ступни, колени, бедра, пупок, сердце, горло, предплечья, рот, глаза и череп. Далее, если вспомнить, что "Пурушасукта" говорит о сотворении Вселенной из принесенного в жертву первочеловека, Пуруши, то "ритуальное проецирование" (ньяса) этих стихов в различные части тела имеет следствием идентификацию и с универсумом, и с богами (которые тоже, как считается, произошли из жертвы). Ньяса приобретет неожиданный успех в тантризме – еще одна иллюстрация того, как развивался великий индуистский синкретизм позднего периода: культовые религиозные движения будут переосмысливать и переоценивать ведическое содержание, все дальше и дальше отдаляясь от изначальной традиции. Привлекая материал из священного писания, "Ригвидхана" обосновывает им практически все, начиная от вульгарной эротической магии и кончая йогой и бхакти. Еще более поздние тексты вообще не будут испытывать нужды в самоутверждении посредством обращения к высшему ортодоксальному авторитету: великие боги Вед окажутся почти забытыми. Как "Пурушасукта", так и сукта в честь Вишну, декларирует "Ригвидхана" (III, 35, 1), ведут в небеса, "и это – высочайшая медитация йоги". Неизвестна точная дата этого утверждения, однако вполне очевидно, что к тому времени, когда оно появилось, йогическая техника была уже основательно внедрена в официальную традицию.