Текст книги "Слёзы любви (СИ)"
Автор книги: Мира Майская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
Чуть помедлив я перевела взгляд вновь на Эльрика, в этот миг раздался выкрик конунга и воины стали выдвигаться из поселения. Когда последний из них выехал за ворота, я выбежала за ними. Вбежав на высокий пригорок, чтоб лучше было видно, я долго стояла, вглядываясь в удаляющихся воинов.
В ожидании возвращения.
Шла ещё ранняя весна, местами в низинных местах лежал снег и иногда ещё налетал ледяной ветер. Прошло всего несколько лун, после ухода воинов из поселения, вернувшись из леса где собирала валежник для печи в избушке Дорте, я застаю её мертвой.
Нет, я не сразу осознала, что она ушла, она так и лежала тихо на лежанке, а мне думалось, что она спит. Только, когда сварив кашу, подошла её покормить и прикоснулась к её руке, пытаясь разбудить, я поняла, Дорте оставила меня в этом мире одну.
Те дни пока Дорте готовили к похоронному обряду, я не помню совсем. Слишком тяжело я перенесла первую свою потерю. Бабушка стала мне самым близким человеком, моей мамой, моим наставником и учителем, воспитателем и проводником в моей маленькой жизни. Она протянула мне руку и повела за собой, в трудный период моей маленькой жизни.
По традиции гётов, Дорте положат на погребальный костёр, будут петь песни триздны. Её многие уважали, а потому во время обряда народу собирается много.
На седьмой день после смерти, люди отмечали сьюунд[10], так как обряд включал в себя распитие хмельных напитков – сюмбел. Проведение этой церемонии завершало земной путь усопшего, и бабушка отправилась в Хель[11].
Только после проведения этого обряда, наследники могли предъявить права на наследство. Но у бабушке Дорте, никого из родственников не было, а потому всё её нажитое передаётся общине. А потому после совета старейшин, избушку Дорте отдают, семье, что недавно пришла в наше поселение. Их дом так и не достроен, отец семейства ушёл вместе с конунгом в поход.
На следующий день после совета, в дом приходит женщина и говорит, что теперь она с детьми, будет жить здесь. Как то противиться этому не смею, я чужачка среди гётов, принятая ими, куда мне. Я не имею среди них не прав, и не голоса.
Собрав свои пожитки, несколько рубах, да теплую короткую олпу, что сшила себе из остатков шкур, завернула все в холстину, и завязав пошла на выход из избы.
– Ты куда? – это новая хозяйка.
Я пожала неопределённо плечами, куда идти не знала, да и как жить дальше, тоже не знала.
– Не гоню тебя, оставайся. Дети у меня малы, поможешь с ними.
Сказать, что я была рада предложению не могу, но это было хоть что-то. Если не остаться, куда идти? Вновь в сарай? Понимая, что другого, более лучшего меня ничего не ждёт, приняла это, как ещё один этап своей жизни.
– Останусь, – опустила узел, что собрала до этого.
И я осталась, работая не покладая рук, ухаживала за двумя детьми, качала люльку, готовила, стирала, шила одежонку. Я делала всю работу по дому, а за это только и получала тычки и оскорбления.
– Криворукая, опять за кашей не уследила – кричала Улфа, так звали женщину, новую хозяйку избы Дорте.
А когда мне с двумя детьми на руках? Были ещё корова и лошадь, их тоже нужно накормить, напоить, вычистить стойла?
Как только пошли первые грибы и ягоды, я полдня проводила в лесу, не разгибаясь занималась собирательством. А возвращаясь домой, всё шло по кругу.
Уборка в сарае, дойка в коровы…
Сготовить еду на печке…
Накормить детей…
Постирать…
И сесть за рукоделие.
Улфа наслышанная, что я искусна в рукоделии, брала для меня у соседей работу. У меня ежедневно были иль шитье, иль вышивка. Я беспрестанно пряла, вязала и ткала.
Мой день начинался на заре и заканчивался только когда, я уж когда засыпала, при свете лучины, сидя за веретеном или у прялки, или подшивая, что-то из одежонки детишек.
Я сильно похудела, как сказала соседка Фиора:
– Ой Яська, от тебя одни глаза остались. Замучила тебя совсем, Улфа.
Она покачала неодобрительно головой, только легче мне от этого не стало.
Так проходило моё лето, в сплошной круговерти, суете, и работе.
Когда лето подходит к своему завершению, я внезапно заболела, силы покинули меня, я стала терять себя, проваливаясь в темноту. Это могло случиться внезапно, темнота накрывала, и меня начинало трясти.
– Припадошная, – начали говорить люди вокруг.
Я совсем перестала выходить из избы, стыдясь, что это могло случиться на людях. Только ранним-ранним утром, когда солнце ещё не встало, можно сказать по темноте, я убегала из дома и проводила большую часть дня в лесу, собирала грибы, стирала бельё и потом долго сидела на берегу ручья.
Уже по темноте я возвращалась в дом когда все спали, тихо готовила еды, чтобы на следующий день вновь уйти. Недовольная тем, что я отлыниваю от того, что было до этого взвалено на меня, в один из вечеров укараулила меня возвращающуюся с корзинкой грибов.
Она встретила меня в темноте сеней, долго била меня деревянным черенком ухвата, я кричала от боли. А потом, когда я упала на пол, ещё чем-то, похожим на визжи. Когда она успокоилась и ушла в дом, не смогла встать, силы покинули меня и я погрузилась в темноту.
Очнулась я от боли, что раздирала моё тело. Попробовала подняться, но больно было опереться на руки, я ими защищалась когда меня били черенком ухвата. С трудом села, слёз не было, была только боль.
Долго сидела пытаясь прийти в себя, по стеночки тихо встала и медленным шагом направилась по сеням на выход, на крыльце села. Немного отдохнув, пошла в сторону леса, я не могу остаться, здесь меня или добьют, или всё равно выгонят.
О чем-то жалеть и оборачиваться я не стала, главное для меня сейчас было только желание выжить. Как дикий зверек, я лишь хотела скрыться от того, что причиняет мне боль.
Лес встретил меня тишиной и темнотой, медленно я шла в сторону ручья, но не дойдя обессиленно опустилась на траву, и склонив голову легла. Долго лежала, слёзы отчаянья текли по щекам, иногда я засыпала, иногда лежала с открытыми глазами, уперев их в небо.
Только когда вновь наступила сначала ночь, а потом уж и утро, я смогла доползти до ручья.
Умывшись, попив воды я смыла с рук и ног кровь, оставаться здесь я не решилась, боясь осуждения людей и новых побоев. Отчаявшись, я долго лежала под кустом ивы.
А потом решилась, мне нужно уйти подальше от селения, возможно я найду в лесу, какую-нибудь старую сторожку. Поднимаюсь и решаю пойти ниже по ручью, насколько смогу, приблизиться к Избор-озеру.
Чем дальше отхожу от знакомых мест, тем страшнее мне становится. Устроив привал, я развожу костер благо, что лето и солнце жаркое стоит высоко, нанизав на палочку грибы, я зажариваю их на огне. Как только наедаюсь, пью ключевую воду, черпаю ладошками из ручья.
Всмотревшись в ручей замечаю. что внутри камушки блестят на солнце. Поймав несколько из них, рассматриваю. А потом вновь опускаю в ручей, зачем мне камни и какой в них прок.
Три луны, я обитаю в лесу, каждый день всё дальше отходя от поселения, спускаясь по берегу ручья.
[1] Олпа – плащ снабженный только прорезями для рук, изготовлявшийся из волчьей и медвежьей шкуры, для походов.
[2]Биулфи – куртка с прикрывавшим шею воротником (надо полагать, из кожи), также служившие только для походов.
[3]Фалдонами – назывались плащи из меха или шерсти, которые накидывались на плечи.
[4] sponn – (пядь): расстояние от конца большого пальца до кончика среднего.
[5] Здесь говорится о первых плаваньях по известному пути " Из варяг в греки", так же он назывался Варя́жский путь или Восто́чный путь – водный (морской и речной) путь из Балтийского моря через Восточную Европу в Византию.
[6] Чудьское море – в те времена это было объединённое вместе Чудское и Псковское озера, бытует мнение части археологов и геодезистов, что это было одно большое озеро, в наше время осталась только большая протока. Название озеро связано с одним из близких к русичам племени финно-угров веси или эстов, которых русичи именовали обобщённо чудь.
[7] Хельмский залив – Финский залив
[8] Эйстрасальт– Балтийское море, река Алукса это древнее название реки Нарва.
[9] Для погребальной традиции викингов было типичным, сожжение тел на погребальном костре.
[10] Сьюунд (др. – сканд. sjaund) или погребальный эль
[11] В Хель попадали умершие от старости или от болезней.
Глава 8 Возвращение
Моя четырнадцатая осень, канун моего обряда совершенолетия. Поселение варягов.
В лесу время течёт медленно, потихоньку идут дни за днями.
Семь лун прошло, лето в этом году теплое, и его последние дни да ночи, такие же. Немного обвыкнув, смогла постирать свои рубахи, раны затянулись и я немного взбодрилась.
Я знала по осени должны вернуться воины во главе с конунгом, и с ними Эльриком и Кнут, но так как поход дальний, мне думается, что они появятся только с появлением первого снега.
Мне хотелось увидится с Эльриком и Кнутом, но возвращаться в поселения, я и побаивалась, и не хотела, не зная, что меня там ждёт.
Ранним утром, я ещё сплю, в поставленной своими руками вежке. Капли росы легли на листья и травы вокруг, и вежка моя вся покрыта прозрачными каплями.
Во сне мне снится женщина, светло-русая как и я, она берёт меня на руки, и несёт навстречу с мужчиной, темноволосым и кареглазым. Мужчина тянет ко мне руки…
Просыпаюсь от того, что задеваю ногой стенку вежки, и капли росы срываются мне на лицо. Улыбаюсь сама себе, растирая влагу по лицу. Потянувшись с удовольствием, вдруг слышу невдалеке звуки рога. Удивляюсь, никогда такого не было, чтоб гёты трубили в рог на охоте.
Нет, звук рога я слышала и не раз. То опробовали его воины перед походами, пару раз слышала, как им созывали на совет, когда важное, что-то решалось. А главное, рог должен в бой звать и ушедшие воины его с собой увезли, по весне.
А тут звучит среди леса, вдали от поселения…
Встрепенувшись потихоньку выползаю из вежки, и так сижу, замерев, чтобы птиц вокруг не пугать и не дать приметить, что здесь кто-то есть.
Нестерпимо хочется узнать, кто это трубит в рог…
Новый звук рога, ещё громче и ближе, и я испугавшись глазами ищу место в кустах, где можно спрятаться. И как только звук начинает раздаваться вновь, приближаясь, я срываюсь с места и скрываюсь в кустах орешника поблизости. Тут же падаю на землю прижавшись, дышать и шевелиться, стараюсь тише.
Чуть позже, уже слышу голоса, то люди по лесу идут и переговариваются. Но пока, ничего различить не могу, кто там и о чём говорят. Моё сердце стучит в груди так, как будто бешенный заяц стучит, по стволу дерева.
Ещё и с другой стороны, от ручья, вдруг стал слышен шум, топот копыт лошадей, крики людские.
Что же это делается? Кто это?
Почему то я вдруг подумала, что это могут быть враги. Может на поселение хотят напасть? Тогда нужно как можно быстрее бежать и предупредить людей.
Чуть приподнимаю голову, и вглядываюсь в приближающихся. Вновь слышу цокота копыт, но ничего не вижу, только слышу голоса:
– Нет, там её не нашли.
– Спускайтесь ниже по ручью.
Разговаривают гёты, неужели пришлые соплеменники хотят напасть на своих же?
– Конунг!!! Иди сюда, тут вежка, – это знакомый голос.
Какого конунга он зовет? Лежу, и думаю, кто же они такие? Кого ищут?
Поднимаю голову повыше и вдруг вижу стоящего возле моей вежке Хальса, соседа по избе Дорте. Как он тут оказался? Он же в поход ушёл с конунгом. С конунгом, и я понимаю, конунг этот Сверр.
– Ясина!!! – раздаётся крик, практически рядом с кустами, где я прячусь и это голос Кнута.
Я вздрагиваю и поднимаю голову, ещё выше и вижу Кнута, чуть в стороне вижу, как к нему бежит Эльрик. У меня на глазах появляются слёзы, я поднимаюсь из травы и выхожу из кустов.
Кнут стоящий невдалеке, резко разворачивается и я вижу, как дёргается его рука к ножнам меча, висящего на поясе. А затем увидев меня, бросается ко мне, вижу как Эльрик, направляется бегом ко мне.
Раздается громкий крик Эльрика:
– Нашлась! Конунг, Ясина нашлась!
Оба подбегают ко мне почти одновременно, хватают меня за руки с двух сторон.
– Вы вернулись, – я не сдержала слёз.
– Ты опять потерялась Яся, – произносит Эльрик, качая головой.
Я машу головой соглашаясь, и смотрю, как к нам приближается конунг Свирепый.
– Ясин, это что? – задаёт вопрос Кнут, уставившись на мои руки, сплошь покрытые синяками, которые почти все уже стали жёлто-зелёные, но ещё местами сине-красные.
– Упала, – произношу, когда конунг, останавливается в шаге от меня, смотрит напряженно, но молчит.
А затем развернувшись, чуть отходит и громко выкрикивает:
– Возвращаемся!
Из леса появляются люди, пешие и конные, они собираются поблизости, переговариваясь.
– Пойдём, возвращаемся – это Эльрик.
Я послушно иду за ним, по дороге, а идём мы долго, он начинает ворчать:
– Яся, вот сколько можно? Зачем ты в лес, так далеко уходишь? Какой уж раз ты теряешься?
– Я…
Не дослушав меня перебивает:
– Больше в лес одна, не ногой. Поняла? – говорит строго.
Мотаю соглашаясь головой, сказать о том, что меня побили и потому я убежала в лес, не решаюсь.
Стыдно, ведь сама виновата, что не успевала по дому.
Боюсь ещё, что узнают о том, что я припадошная.
В поселение вернулись, я в растерянности посмотрела на избу Дорте, не решаюсь идти.
Но тогда куда?
Посредь улицы, что ль стоять.
Посмотрела на Кнута и Эльрика, они о чём-то тихо переговариваются.
Склонив голову смотрю на свои ноги, в этот миг над головой раздается голос:
– Эльрик, отведи Ясину в наш двор. Пусть умоется и поможет на столы накрывать.
Задрав голову, смотрю на Свирепого, а он говорит, на удивление спокойным голосом.
Чуть позже, умыв руки и лицо, я помогаю женщинам собирать на столы уставленные по всему двору.
Шумный и многолюдный пир по случаю возвращения воинов, устроили во дворе дома конунга. Я села возле девушек, что помогали накрывать столы, за столом, что стоял в стороне. По традиции гётов, женщины не сидят за одним столом с мужчинами.
Шумные разговоры за столом шли своим чередом, много рассказывали о дальних странах, чего видели, что привезли.
Я слушала и дивилась, мне было интересно и так хотелось, всё это увидеть своими глазами. Ох, я бы столько всего хотела посмотреть, узнать, изучить и понять.
Не мигая я смотрела на рассказчиков, впитывая всё. что они говорили.
Вдруг над столом наступила тишина, все замолчали. Не понимая, что происходит подняла голову осматриваясь. За помощью, обратила взгляд на братца, но тот в этот миг внимательно смотрел на своего отца. И я перевела взгляд на него…
Он встал из-за стола, возвышаюсь над всеми людьми вокруг, глыбой.
Заговорил громким, зычным голосом:
– Гёты, сегодня по обычаям наших предков, я возьму себе на воспитание приёмыша. Я дал клятву, и собираюсь её исполнить. Клянусь, что буду растить наравне с сыном, не в чём не ущемляя.
Люди удивлённо крутили головами, выискивая кого же возьмёт на воспитание конунг.
В это время конунг сел за стол, вновь все взгляды устремились к нему, он же продолжил говорить, но уже тише и спокойнее:
– Ясина, подойди ко мне.
Подскочила со своего места и почти бегом направилась к Свирепому, про себя думая, что ему грога поднести надо или зажаренную дичь. Для чего ему ещё звать, как не принести, чего к столу?
Я видела, как девушки подходили к сидящим за столами воинам, сбоку и немного за спину. Мои намерения были встать так и послушать, что скажет принести конунг.
Но только я поравнялась с сидящим во главе стола Сверром, он протянул руку и удержал, не давая зайти ему за спину. Та же рука чуть развернула меня и легла на спину. А через миг направила так, что я встала перед его глазами.
– Ясина, скажи у тебя есть родичи? – он смотрел на меня, отчего я сразу опустила взгляд в землю.
– Нет, я одна, – ответила тихо.
– Все слышали? – он спросил людей.
– Да, да, – послышались голоса
– Ясина, а когда тебе будет четырнадцать лет? – он немного ещё придвинул меня к себе, несмотря, на то что я упиралась.
– Незадолго до празднования самэна[1].
После моего ответа, он вновь заговорил.
– Слышали?
Вновь были ответы, да. Ничего не понимаю, до моего дня рождения ещё долго, осень только началась. И зачем меня вновь спрашивают сколько мне лет?
Конунг сидел широко расставив ноги, я была придвинута к одной из его ног.
Я растерянно стала озираться, ища поддержки. Нашла взглядом Эльрика, он сидел и смотрел на отца, но отчего-то брови его были недовольно нахмурены. Вновь посмотрела на конунга, и вот в его глазах я нашла поддержку.
– Ясина, сядь…
Он потянул меня к себе, прислоняя плотнее к коленке. Я в этот миг неотрывно смотрела в глаза Сверра.
– Не бойся Ясина, я твоя защита и не дам тебя в обиду, сядь.
Эти слова, я уж когда-то слышала, где только не помню.
Я медленно, как во сне, присела на его колено, он тут же одной рукой, слегка прижал меня к своей широкой груди, вторую положил мне на голову.
– Отец, – это был голос Эльрика, он смотрел на нас, переводя взгляд отца на меня, и вновь на отца. В его взгляде было не понимание, и злость.
– Отныне Ясина, моя приёмная дочь! Есть те кто хочет это оспорить? – это вновь грозный голос конунга. За столом многие, замотали, отрицая головой.
Я попыталась привстать с колена, ошарашенно, пытаясь хоть что-то понять. Конунг не противился, он чуть подвинулся по лавке и посадил меня на неё с краю.
Теперь мы сидели на ней втроем. Посередине конунг, по краям я и с другой стороны Эльрик.
[1] 1 ноября начинали отмечать празднование самэна (samain; по календарю из Колиньи – samon, samonios). Слово переводится как «соединение», «объединение». Это был праздник ночи, которая объединяла и связывала два мира: земной мир людей и потусторонний мир мертвых – сид.
Глава 9 Дом конунга
Моя четырнадцатая осень – зима. Поселение варягов.
Весь пир я просидела рядом с конунгом, смущаясь, почти ничего не ела. А когда пир закончился, и все разошлись, помогала девушкам всё убирать, вновь задумалась над тем, куда мне идти.
Я уже подошла к воротам, но в этот миг за спиной раздался голос Сверра:
– Ясина ты куда?
Обернувшись я посмотрела на него, не успевая ничего ответить.
– Сегодня был тяжёлый день, все устали. Иди ложись, Хельга покажет тебе место в доме – его голос прозвучал устало.
В каком доме? Возник вопрос в моей голове.
Видимо увидев мою растерянность конунг подошёл.
– Ясина, это теперь и твой дом, – от его слов, я мгновенно подняла взгляд и застыла на его лице.
– Тебя больше никто никогда не обидит, я на твоей защите. Я знаю всё…
Я еле сдержала себя, чтобы не разреветься. Часто-часто моргала ресницами, чтобы убрать набежавшие слёзы.
– Я не припадошная…
Конунг протянул руку, и вытер слезу, которую я так и не смогла сдержать.
– Улфа заплатит за каждую твою слезинку, девочка, – проговорил, так и не сводя с меня глаз.
Помолчал немного, перенёс руку на мою голову и слегка подтолкнув, проговорил.
– Пошли в дом.
Там в доме было тепло, я это сразу почувствовала. Мне так тепло не было, уж давно. Место, что мне выделил конунг, было рядом с горницей. Печь была за стенкой, поэтому в моём маленьком уголке было тепло. Уснула я почти сразу, как только легла на лежанку.
Утром по привычке я встала рано, поворочавшись поднялась и направилась во двор, там нашла Хельгу, про которую мне говорил конунг. Мы вместе, накрыли стол в доме конунга.
Несколько дней я привыкала к порядку в доме, обвыкая, примечала когда и что делает конунг, стараясь не мешаться ему под ногами. Как я узнала, конунг пропадал на стройке, в поселении вновь взялись за постройку домов, заложили сразу десяток. Именно поэтому воины и вернулись домой заранее, чтобы успеть до холодом с постройкой. В поселение прибыло несколько новых семей, а по весне ожидали ещё прибытия.
Хельгу я расспросила о том, что случилось во время пира. А свершился обряд, сажания на колени и теперь я приёмная дочь конунга. В приёмыши взять можно только детей, до совершеннолетия, а мне ведь нет ещё четырнадцати. Приёмные родители обязаны заботится, воспитывать и в дальнейшем выдать замуж или женить, дать приданное.
– Счастливица ты, – это проговорила Хельги, по доброму завидуя мне.
Я с трудом понимала и принимала, изменения происходящие вокруг меня. Эльрика эти дни я не видела, и это было странным, мне казалось он будет рад, что я теперь рядом. Но он уходил ранним утром и возвращался поздно, часто затемно.
В растерянности, я не находила себе место, но изменить, что-то была не в силах. Решившись, я ранним утром, всё же укараулила братца.
– Эльрик, подожди, – выкрикнула ему в спину.
Он остановился, но так и повернул ко мне головы.
Я подбежала, дотронулась до его плеча:
– Братец, ты злишься на меня? Поверь я не хотела тебя обидеть, прости меня.
– Иди в дом, отец решил так, а потому не мне с этим спорить, – ответил так и не посмотрев на меня, и вышел в ворота.
Я посмотрела ему в спину, а после огорчённо опустив голову, вернулась в дом.
Сижу раздумываю, вот почему он обиделся, ведь теперь мы стали ближе, как братец с сестрицей? Да и в чём моя вина, конунг сам так решил?
Но долго размышлять не получается, с улицы вдруг послышались крики, плач. Подумалось, в поселении что-то случилось, а потому я выбежала из дома и побежала к воротам.
На площади между домами, было скопление народа, собрались почти все. Выглядывая из-за спин стоявших людей, попыталась разглядеть, что происходит. На меня, сначала не обращали внимание, все взгляды были устремлены куда-то вперёд. Поднимаясь на цыпочки, я пыталась увидеть, что там.
Меня заметили, стали оборачиваться, затем стали отступать от меня, освобождая проход. В непонимании я смотрела на людей вокруг, пока мой взгляд не нашёл стоявшего впереди конунга. Я приблизилась к нему, он в этот миг повернул голову ко мне, нахмурив при этом брови.
– Ясина, ты чего тут? В дом вернись – его голос был спокоен.
Я хотела было послушаться его, но в этот миг увидела впереди себя Улфу с детьми и её мужа. Они стояли на дороге, лошадь была запряжена, и в телегу сложены их пожитки. Дети плакали, Улфа суетилась рядом и причитала, её муж привязывал к телеге корову.
Я смотрела на это, и внутри всё холодело, никогда до этого мне не приходилось видеть подобного. Но каким-то чутьём я поняла, их изгоняют из поселения. Это решение совета старейшин и конунга, одно без другого не бывает.
Повернув голову к конунгу, я посмотрела на него. Его лицо я видела с боку, он был нахмурен. Но и тени сомнения там не было, он был уверен в том, что делает. В этот миг вспомнила его слова, о том что – " Улфа заплатит за каждую твою слезинку "… Я поняла смысл происходящего…
Если они уйдут, то с трудом выживут за стенами поселения, а может и не выживут. С двумя маленькими детьми, без дома и в постоянном ожидании нападения зверей. Я не могла этого допустить. Не могла…
Не осознавая, что делаю, это был порыв, я подбежала к приёмному отцу и схватила за руку:
– Прошу… Там дети…
Я смотрела на него, пытаясь упросить.
– Она не виновата, я сама упала. Она хорошая…
У меня тряслись, руки и ноги и я почувствовала, как приближается темнота. Дышать стало тяжело, рывками глотала воздух, широко открывая рот.
Меня тут же подхватил на руки Сверр, в эти мгновения перед моими глазами пролетели Улфа и её муж, и люди вокруг смотрящие на нас. На меня и Свирепого, державшего меня на руках, и прижимающего к себе.
– Отдаю свой голос за то, чтобы они остались в поселении. Значит, большинство за это.
Он произнёс это громко, чтобы все слышали и тут же развернулся и пошел к воротам в свой двор, так и держа меня на руках.
Во дворе он посадил меня на лавку у стола, сам сел рядом.
– Я не голосовал, не хотел давить на решение старейшин, – проговорил, а сам нахмурился.
– Ясина, нельзя прощать обиды, нужно отвечать обидчикам тем же, – он сказал это жёстко.
В этот миг я смотрела на него, и наши глаза встретились.
– Ты уже не маленький ребенок, учись не гнуться перед испытаниями в жизни. Их может быть не мало. Но ничего, я научу тебя.
Он встал, положил руку мне на голову, слегка погладил, а затем ушёл в дом.
Он и правда, взялся учить меня, и я принимала любое его слова, впитывая. Сверр умел читать и писать, он знал руны, умел вести счёт, чему и меня учил. Каждый день, я узнавала. что-то новое об этом мире. Он рассказывал о мире вокруг, показывал мне на карте, где какие народы живут, что в тех народах приметного. Конунг много где был, и многое видел.
А ещё мне было с ним интересно. Длинными осенними, а потом и зимними вечерами, мы сидели вдвоем за столом и я слушала его рассказы и мечтала когда-нибудь, пойти в поход с ним и быть рядом.
В день когда проходил мой обряд посвящения девушки, конунг устроил пир. Были все ближние конунга, пришел даже муж Улфы, и конечно же были Эльрик и Кнут, его сестра Алфа. Конунг подарил мне красивое платье, билоновую гривну в наборе с височными усерязями.[1]
Кнут принёс мне набор из лент для волос, я восхищенно смотрела на их яркие цвета. Эльрик протянул мне тонкую нить нанизанную сплошным скатенем[2] и редко желтыми блестящими камушками. Я счастливо улыбнулась, даря улыбку братцу, а он вздохнув. проговорил:
– Будь счастлива Яся. Я больше не сержусь, хорошо, что ты в нашем доме живёшь.
Я от счастья, обхватила его руками, обнимая. Это был главный подарок, для меня в этот день.
До того как начался пир, ко мне подошел муж Улфы, и протянул узелок из холстины.
– Ясина, прости Улфу, она хотела сама прийти, и склонить перед тобой голову, но конунг отказал ей. Это вот забери, тут твои вещи.
– Передай Улфе, я не сержусь. Как ребятишки, здоровы?
– Да, благодарю тебя.
Я согласно мотнула головой, и унесла узелок с пожитками в дом.
[1] Гривны – разновидность шейных украшений. Металлические гривны могли позволить себе только дамы состоятельные. Самыми дорогими были билоновые гривны – их изготавливали из сплава меди и серебра, ну а самими «хитовыми» – медные или бронзовые, иногда покрытые серебром.
Усерязи имели форму проволочных колец с лопастями или ромбообразными узорами. Их закрепляли на головном уборе, вплетали в волосы, носили в ушах и за ними, прикалывали к ленте. Крестьянские мастера изготавливали их из медных и железных сплавов. Различные формы усерязей определяли происхождение женщины и ее род.
[2]Скатень – речной жемчуг на Руси, которым русские реки были очень богаты до 19 века.
