Текст книги "Девственница мафиози (ЛП)"

Автор книги: Мила Финелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ

Джакомо

Я ненавидел больницы. Слава богу, Эмма была здесь и знала, что делать.

Молодого Д'Агостино срочно отправили в процедурный кабинет, оставив Эмму и меня одних в зале ожидания. Зани остался в поместье Манчини чтобы убраться, а Глория вернулась, чтобы присмотреть за Роберто.

Мы с Эммой сидели бок о бок в неудобных креслах, пока по телевизору показывали спортивное событие, которое я не понимал. Оно было на льду с метлами и выглядело чертовски холодно.

– Почему в твоей стране так холодно? – спросил я жену.

Она прикусила губу самым очаровательным образом.

– Ты сицилиец. Поверхность солнца показалась бы тебе холодной.

– Ты, наверное, права. – Мне не терпелось прикоснуться к ней, но я не был уверен, могу ли. Поэтому я придвинул ногу ближе, пока мое бедро не коснулось ее колена. Она не отстранилась, и я посчитал это маленькой победой. Тихо я сказал:

– Я очень рад тебя видеть.

Ее взгляд метнулся к моему.

– Я думала, ты больше не хочешь меня.

Меня выворачивало наизнанку из-за, что она в это поверила. Я не хотел, чтобы этот разговор был в больнице, в окружении других людей, но Эмма заслужила правду. И я знал, что не заставлю ее уйти, пока состояние Д'Агостино не стабилизируется.

Я наклонился ближе и приблизил губы к ее уху.

– Я никогда, ни на секунду не переставал хотеть тебя, amore (любимая).

Она слегка вздрогнула, затем отстранилась от меня.

– Тогда почему ты приказал мне уйти?

Глядя на взрослых мужчин, подметающих лед, я размышлял, как выразить словами все свои мысли.

– Потому что я не мой отец. Я не буду держать тебя против твоей воли. Я видел, что это делает с женщинами в нашем мире, и я не мог вынести того, что сделаю тебя несчастной.

– Так ты сказал мне уйти, а сам не вернулся домой всю ночь. Куда ты пошел?

Я бы не стал ей врать.

– Я выпил в своем офисе, а потом пошел к Терезе.

«Ты спал с Терезой?»

Некоторые женщины, сидевшие вокруг нас, ахнули, а одна бабулечка бросила на меня неодобрительный взгляд. Я ответил достаточно громко, чтобы все услышали.

– Я отключился на ее кушетке. Ничего не произошло, sul mio onore (клянусь честью).

– Ох. – Эмма долго молчала, словно обдумывая это. – Тогда зачем ты вообще туда пошел?

– Я не мог представить себе никого другого, кто мог бы приютить меня в такой час.

– Потому что ты не хотел возвращаться домой.

– Это была ошибка, bambina (малышка), и я сожалею об этом. Я волновался за свою сестру и выместил злость на тебе. Ты сможешь меня простить?

– С ней все в порядке?

Я заметил, что она обходит тему прощения стороной. Я старался не воспринимать это как плохой знак.

– Вивиана замужем и хочет жить своей жизнью. Как кто-то однажды и предсказал.

Эмма схватила меня за руку и сжала, ее выражение лица было полно сочувствия.

– О, мне жаль. Это, должно быть, опустошает тебя.

Я не собирался упускать этот шанс. Наклонившись к ней, я взял ее руку в свою и переплел наши пальцы вместе. Мне нравилось прикасаться к ней, чувствовать ее мягкую кожу на своей.

– Ее уход был далеко не таким ужасным, как твой. Мне казалось, что часть меня умерла, когда я узнал, что ты ушла...

– Ой, – услышал я от одной из женщин поблизости.

Меня охватило тепло, и я понизил голос.

– Мы можем выйти на улицу или где-нибудь в уединенном месте поговорить?

Эмма кивнула, затем встала и пошла к стойке регистрации. Она сказала дежурному, что мы будем прямо снаружи, и попросила, сообщить если будут новости о Д'Агостино.

Я последовал за ней через автоматические двери, и порыв холодного воздуха обжег мои голые руки и лицо. Длинные пряди каштановых волос развевались вокруг лица Эммы, когда она смотрела на меня, поэтому она сняла резинку с запястья и собрала волосы в пучок. Это делало ее такой молодой и милой, и моя грудь раскрылась от нежности. Она была из тех женщин, которых мужчине посчастливилось найти, роза среди шипов. Как она осталась такой идеальной, такой чистой в таком уродливом мире?

Одним пальцем я пригладил прядь волос за ее ухом.

– Ты такая красивая, – тихо сказал я.

Она театрально закатила глаза.

– Вряд ли, меня держали под дулом пистолета, меня почти похитили, и я застрелила кого-то. Я в буквальном смысле в ужасном состоянии.

– Не для меня. Я не могу быть более гордым за свою сильную и выносливую жену.

Выражение ее лица не изменилось. На самом деле, оно стало еще более скептическим.

– Тебе не нужно быть таким милым со мной. Я знаю, что ты согласился подписать документы об аннулировании. Фаусто рассказал об этом Фрэнки.

– Как я уже говорил, я не хотел держать тебя против твоей воли. Я думал, что у тебя должен быть выбор в твоем будущем.

– А теперь?

– Теперь я борюсь с обеими сторонами. Часть меня хочет оставить тебя в Палермо, даже если ты не хочешь возвращаться.

– Что случилось с тем, что ты не похож на своего отца?

Я не был своим отцом, теперь я это знал. Эмма всегда будет на первом месте для меня. Ее потеря показала мне, что ее счастье – это мое счастье. Я сделаю для нее все, что угодно.

Я провел костяшками пальцев по краю ее челюсти.

– Пожалуйста, bambina (малышка). Вернись со мной. Я проведу каждый день у твоих ног, поклоняясь земле, по которой ты ходишь. Я буду бороться за тебя, за наших детей, и обещаю любить тебя сильнее с каждым вдохом до самой смерти.

Она быстро моргнула несколько раз подряд.

– Но Вирга мертв. Нам не обязательно оставаться женатыми. Ты можешь вернуться к своим друзьям по сексу и своей жизни главаря мафии. Мы оба можем забыть, что это когда-либо произошло.

– Это то, чего ты хочешь? Забыть меня? – Я бы не винил ее, если бы ответ был «да». Что я сделал, чтобы она захотела остаться со мной? Почему такой по-настоящему порядочный человек, как Эмма, захочет быть со мной, грубым убийцей, который никогда не знал доброты? Я затаил дыхание, ожидая ее ответа.

– Я не понимаю, как это будет работать, – сказала она, снова избегая вопроса. – Я хочу иметь жизнь, карьеру в медицине. Я не могу делать этого, будучи твоей женой.

– Почему бы и нет? У твоей близняшки своя карьера, не так ли?

– Да, но это нелегко. Это требует денег, безопасности и большого терпения со стороны Энцо.

– Ты думаешь, у меня нет терпения или денег? – Схватив ее за руку, я погладил нежную кожу внутренней стороны запястья. – Я сделаю так, чтобы это случилось для тебя, клянусь. Пожалуйста, выбери жизнь со мной, amore (любимая). Все, что тебе нужно сделать, это сказать «да».

Нерешительность кружилась в глубине ее карих глаз.

– Ты говорил, что мы никогда не будем равными, что я считаю себя умнее всех остальных.

Я обхватил ее лицо обеими ладонями и прижался лбом к ее лбу.

– Эммалина, я не идеальный мужчина. И я не могу обещать, что больше никогда не причиню тебе боль или не скажу глупостей. Но я люблю тебя и буду извиняться снова и снова, пока ты мне, не поверишь.

Ее пальцы обхватили мои запястья, удерживая меня на месте.

– Мне нужно подумать об этом.

Мое сердце ушло в пятки. Я не убедил ее. Может, она не любила меня так, как я любил ее, или, может, она не могла простить мне то, что я сказал и сделал. Или, может, я действительно был проклят.

Я отодвинул все свои эмоции в сторону, похоронил их глубоко. Больше мне нечего было сказать. Если мое признание не изменило ее мнение, то мне придеться это принять. Мне придеться отпустить ее.

Я начал отстраняться, но ее руки вцепились в мою рубашку. С мольбой в глазах она прошептала:

– Подожди, Джакомо. Я не говорю нет.

– Но ты и «да» не говоришь.

– Мне просто нужно время. Все произошло так быстро, а мой отец все еще умирает. Я не знаю, чего я хочу или в чем нуждаюсь...

– Эмма! О, Боже!

Высокая брюнетка с чертами, похожими на мою жену, бросилась на Эмму, разрывая нашу хватку. Я отступил назад и увидел, как Энцо Д'Агостино и его брат Вито шагают к нам. У обоих были серьезные выражения лиц, несомненно, беспокоясь о своем другом брате.

– Привет, Джиа, – сказала Эмма, крепко обнимая сестру. – Я так рада, что ты здесь.

– Где он? – рявкнул на нас Энцо, нахмурив брови.

Эмма ответила первой.

– Его лечат, они не дали нам никаких новостей.

– Тогда я сам узнаю эти новости. – Энцо обошел нас и направился прямиком к дверям больницы.

– Нет, подожди, – крикнула Эмма, но Энцо не сбавил шага. Он исчез внутри здания, Вито сразу за ним.

– Пошли, Эм, – сказала Джиа, таща за собой сестру и делая вид, что меня не существует. – Пойдем узнаем, как дела у Массимо.

Эмма позволила Джие оттащить себя в сторону больницы, но я остался на месте. Я заботился только о ней, а не о мафиози Неаполя, и я хотел продолжить наш разговор. Я не был готов сдаться. Я представлял, как перекидываю ее через плечо и несу обратно к своему самолету, сражаясь с любым мужчиной, который попытается меня остановить.

«Мне просто нужно время».

Я не был глупым. Я знал, что это значит. Так говорят люди, когда не хотят причинить тебе боль в лицо.

Эмма посмотрела на меня через плечо, и я увидел, как она нахмурилась.

Ты в порядке? – прошептала она.

Ни «Пойдем со мной», ни «Поторопись». Даже не обещала поговорить позже. Было ясно, что она не хочет, чтобы я следовал за ней.

Вместо этого она беспокоилась, что причинила мне боль, потому что это была Эмма. Она заботилась обо всех остальных за счет себя. Это было одно из ее самых замечательных качеств, но я не хотел ее беспокойства. Я хотел, чтобы она боролась за нас, за меня. Я хотел, чтобы у нашего фиктивного брака был реальный шанс.

Я хотел, чтобы она выбрала меня.

Но этого, очевидно, не произойдет.

Большое промышленное здание поглотило ее, электронные двери со свистом закрылись, а затем затихли.

Я сделал глубокий вдох и приготовился к боли, пронзившей мою грудь. Еще мальчишкой я узнал, что любовь разочаровывает и ранит. Она позволяет другим иметь над тобой власть. Она дает им возможность вырвать твое сердце и разорвать его на мелкие кусочки.

Я бы не повторил эту ошибку снова.

Я повернулся и ушел.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ

Эмма

Дом снова был полон.

Джиа осталась здесь вместе с Энцо и его братом, а Фрэнки прилетела из Сидерно. Массимо все еще был в больнице, но его скоро выпишут.

Я должна была быть счастливой. Меня окружала большая хаотичная семья, как и в детстве.

Только я была несчастна. Кого-то не хватало.

Самолет Бускетты вылетел два дня назад, когда я еще была в больнице. Джакомо и Зани исчезли, не сказав ни слова, предположительно, возвращаясь в Палермо. Я его не винила. Он излил мне душу, а я не смогла сказать о своих чувствах. Я попросила время, и он ушел.

С тех пор не было ни слова.

Я уставилась в свою кружку и помешивала чай. Все еще спали, и я использовала тихое время этим утром, чтобы подумать. Мои сестры избегали темы моего брака и моего пропавшего мужа, но это не продлится долго. Слишком много трагедий пришлось пережить за последние несколько дней, но я хорошо их знала. Скоро они потребуют услышать все.

Я не знала, что им сказать.

Любила ли я Джакомо? Да, однозначно.

Но любви было недостаточно, чтобы построить брак. Настоящее партнерство зависело от уважения и общения, общих ценностей и целей. Если бы я отправилась в Палермо, я бы отказалась от того, ради чего я работала – от выхода из мира, в котором я выросла. Джакомо мог обещать, что для меня все будет по-другому, но как это могло быть? Человек в его положении не мог делать слишком много скидок, не рискуя всем. А Сицилия определенно была старой школой в своем мышлении.

– Как мой маленький мужчина сегодня утром?

Я резко подняла голову на голос старшей сестры. Мобильный телефон у ее уха, Фрэнки влетела на кухню в нарядной красной шелковой пижаме. Она всегда выглядела прекрасно, как мини-версия нашей матери, которая была всемирно известной моделью.

Фрэнки подошла к кофемашине и начала возиться с настройками.

– Мама любит тебя, Марчелло. Да, люблю. Ti amo, ti amo, ti amo (Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя).

Марчелло был ее сыном. Как она оставалась такой великолепной, имея троих детей, которые были так близки по возрасту, было загадкой. Я бы, несомненно, была в беспорядке 24/7.

Это навело меня на мысли о Джакомо и детях.

«Ты примешь м еня , как хорошая девочка, не так ли? И я собираюсь поместить внутрь тебя ребенка».

Я покраснела и поерзала на стуле. Такие воспоминания не были полезными. Для этого требовалась логика, а не эмоции.

– Спасибо тебе за это, – говорила Фрэнки в трубку, и тон ее голоса изменился. – И да, я тоже скучаю по тебе, Папарино.

Что бы Фаусто ни сказал в ответ на другом конце провода, моя сестра покраснела, поэтому я отвернулась. Я не могла сейчас вынести еще одну счастливую пару. Энцо и Джиа были достаточно плохи.

Она принесла чашку эспрессо в бар на кухне.

– Мне пора идти, старый грязный дядюшка. Здесь моя сестра, и ты ее смущаешь. – Она замолчала. – Нет, она хандрит. – Еще одна пауза. – Я ей скажу. Поговорим позже, amore mio. Ciao.( Моя любовь. Пока).

Когда она отключилась, она отпила эспрессо.

– Фаусто говорит, что тебе лучше.

– Почему ты сказала, что я хандрю?

– Ты вообще спала прошлой ночью?

Едва-едва, но это не главное.

– Вы все должны оставить меня в покое и позволить мне управлять своей собственной жизнью.

Фрэнки фыркнула.

– Ты познакомилась со своими двумя сестрами? Ты познакомилась со своими зятьями? Оставить тебя одну – это не в моих правилах, Эм.

Я не хотела говорить ни о чем из этого, поэтому сменила тему.

– Я слышала, ты долго сидела с папаой вчера вечером. – Фрэнки была, мягко говоря, расстроена, когда узнала, что наш отец умирает. Она быстро проходила через стадии горя, чередуя горе, гнев и отчаяние с тех пор, как приземлилась в Торонто.

– Да, – ответила она. – И не меняй тему. Мы говорим о тебе.

– Я не хочу говорить о себе.

Вошла Джиа.

– О, хорошо. Мы говорим об Эмме. – Ее темные волосы были в беспорядке, и она была в той же рубашке, что и Энцо вчера, ноги ее были голыми. – Позволь мне выпить кофе, прежде чем мы начнем.

– Мы ничего не начнем, – сказала я.

– Да, мы начинаем, – строго сказала Фрэнки. – Так что пристегнитесь.

Джиа подошла к кофемашине. Когда капля потекла, она положила руки на стойку, затем наклонилась, чтобы вытянуть спину. Фрэнки критически посмотрела на нее.

– Ты там в порядке, Джи?

– В порядке? Господи Иисусе, мой мужчина может натворить бед. Хорошо, что я в форме. Иначе я бы не выжила после его члена.

– Это объясняет твою прическу, – сказал Фрэнки.

Джиа сняла повязку с запястья и собрала волосы в пучок.

– Не стоит меня ненавидеть за то, что я выбрала кого-то моложе и красивее твоего мужа.

Фрэнки покачала головой, усмехнувшись.

– Конечно, продолжай говорить себе это.

Мои две сестры любили подкалывать друг друга. Обычно я пыталась играть роль миротворца, но не сегодня. Если они спорили, значит, они игнорировали меня и мой брак.

– Я удивлена, что Фаусто не с тобой, – сказала Джиа. – Учитывая, что Энцо и его братья здесь. – Энцо уже похитил Фрэнки однажды, до того, как они с Джиа влюбились, а Фаусто был не из тех, кто прощает и забывает.

– Не волнуйся, – сказал Фрэнки. – Они долго беседовали.

– Вот как. – Джиа взяла чашку кофе и подошла к бару. – Энцо не рассказал мне, о чем шла речь, только то, что Фаусто посылает людей следить за тобой.

– Я не боюсь Энцо. – Фрэнки махнула рукой. – Он любит тебя и никогда не посмеет сделать ничего, что могло бы означать потерять тебя.

– Факт, – сказала Джиа и отпила кофе. – Она рассказала тебе, что случилось?

– Нет. А тебе?

– Нет, так что давай, Эмма. Что случилось?

Они обе пристально на меня уставились, словно это было допрос или инквизиция. Мои сестры были страшными, когда чего-то хотели.

Я встала с табурета и подошла к микроволновке, чтобы разогреть чай.

– Нечего рассказывать. Он пришел помочь, когда услышал, что Дон Вирга здесь. Когда все закончилось, он попросил меня вернуться в Палермо, но я сказала ему, что мне нужно больше времени и он ушел.

– Энцо сказал, что Джакомо очень тебя защищает, – сказала Джиа. – То есть, чрезвычайно защищает. Примерно так, как ведет себя влюбленный человек, когда его партнер в беде.

– Он отпустил меня, – указала я, – Дважды, ваши мужчины этого не сделали.

Джиа и Фрэнки уставились на меня. Мая близняшка пришла в себя первой.

– Эм, Энцо сказал несколько ужасных вещей и вышвырнул меня со своей яхты. Ему повезло, что я не отрезала ему яйца.

– А Фаусто? Господи, – сказала Фрэнки, качая головой. – Он был ужасен со мной до того, как меня похитили. Единственная причина, по которой он меня не выгнал, была в том, что я была беременна Раффаэле.

Я забыла об этом. Поскольку они все были сейчас так счастливы, было легко забыть их ранние трудности.

– Я не знаю. Я чувствую, что все по-другому. Нас заставили пожениться, и все произошло так быстро.

– Верно, потому что быть похищенной и запертой в клетке на яхте было медленно и разумно. – Затем Джиа указала на Фрэнки. – А то, что тебя увезли и доставили в замок Раваццани ночью, дало тебе много времени на подготовку, верно?

– Ага, кучу, – сухо сказала Фрэнки. – Да ладно, Эм. Что тут на самом деле происходит? У тебя есть к нему чувства?

– Да, – ответила за меня Джиа. – Конечно, есть. Ты его видела, Фрэнки? Он выглядит как профессиональный игрок в регби, полностью накаченный и покрытый татуировками.

– Я его не видела, – сказал Фрэнки. – Но я слышала, что он раньше профессионально дрался.

– Энцо говорит, что Бускетта был зверем на ринге.

– О, я не знаю, нравится ли мне это. – Фрэнки переняла хмурый взгляд старшей сестры. – Я не хочу, чтобы ты была с кем-то жестоким, Эм.

– Он не жесток. – За исключением того, что он бил стены, что я не одобряла. – Он никогда не причинит мне вреда.

– Откуда ты это знаешь?

Я думала о том, как он держал мое лицо, помогая мне дышать во время моей панической атаки. Как он гладил внутреннюю часть моего запястья, пытаясь убедить меня дать нашему браку шанс. Он отказывался лишать меня девственности, пока я не согласилась. И как он переносил наказания за свою сестру в детстве. Это не были действия жестокого человека.

– Я просто знаю. Он очень милый и нежный со мной.

– Тогда в чем проблема? Он явно хочет тебя. Он был ужасен в постели?

Только Джиа могла спросить о чем-то столь личном.

– Нет, – сказала я, и моя кожа покраснела.

– Это было определенно не то.

– Выглядит и трахается как бог. Поняла, – сказала Джиа. – Так почему ты ведешь себя так разбито и грустно?

– Потому что жизнь – это не только секс, – резко ответила я. – Речь идет о карьере, которая не ограничивается ролью жены главаря мафии.

– И он тебе не позволит? – спросил Фрэнки. – Я знаю, что сицилийцы немного отстали от жизни, но...

– Нет, он сказал, что я могу делать все, что захочу, но...

Джиа покосилась на меня, читая меня так, как может только моя близняшка. – Но ты ему не веришь.

– Это не совсем так. Вы обе знаете, о чем я мечтаю, к чему я стремлюсь уже много лет. Как я могу быть врачом и при этом быть замужем за человеком, который убивает и пытает, чтобы заработать на жизнь? Это бессмысленно.

– Эм, – сказала Джиа со вздохом. – Жизнь не всегда имеет смысл. Есть вещи, которые невозможно объяснить, например, популярность неона или дутых жилетов. Бог знает, я никогда не думала, что окажусь прикованной к главарю мафии и буду мачехой его двоих детей. Но он делает меня по-настоящему счастливой, и я люблю его детей.

– И я, конечно, этого не хотела, – добавила Фрэнки. – И я не хотела этого ни для кого из вас. Это тяжелая жизнь, полная опасностей и риска. Но я люблю Фаусто и нашу семью. Я бы ничего не стала менять, что бы ни случилось в будущем.

– Это не одно и то же, – сказал я Джиа. – И Фаусто позволил Фрэнки получить степень магистра делового администрирования и работать в его законном бизнесе. Но я хочу стать врачом, что полностью противоречит всему, за что выступает мафия.

Фрэнки наморщила лоб, изучая меня.

– Ты думаешь, я согласна со всем, что делает Фаусто, как он зарабатывает деньги? Потому что я не согласна, Эмма. Но я люблю его, и это значит, что я принимаю его таким, какой он есть. И мне придется жить со своим выбором.

– Ну, я не знаю, смогу ли я с этим жить, – честно сказала я.

– Ты принял это с Папой, – отметила Джиа. – Выросла здесь, большой дом, частная школа и уроки верховой езды. Не говоря уже о том, что ты ему ближе всех из нас троих. Ты даже не съехала, когда у тебя была возможность. А Папа такой же забитый, как и все. Так почему же для него это нормально, а для Джакомо нет. В чем разница?

Я уставилась на свой холодный чай. Ни один хороший ответ не пришёл мне в голову.

– Тебе нужна логика, Эм, – сказал Фрэнки. – Но любовь нелогична. Иногда она случается вопреки нашим лучшим намерениям. Не отбрасывай ее, потому что она не имеет смысла.

– Правильно, – добавила Джиа. – И ты можешь смотреть на это так, как будто ты выравниваешь космический баланс. Ты делаешь добро, пока он делает зло. Может быть, некоторые из твоих добрых дел спасут его душу, когда придет время.

Я потерла глаза пальцами.

– Ты же знаешь, я не верю ни во что из этого.

– Тогда поверь в себя. – Фрэнки потянулась, чтобы сжать мою руку. – Ты умная и порядочная, Эм. Если кто-то и может уравновесить зло в этом мире, так это ты. Я думаю, Джакомо нуждается в тебе даже больше, чем ты думаешь.

«Я буду бороться за тебя, за наших детей, и я обещаю любить тебя сильнее с каждым вдохом до самой смерти».

Убежденность в его голосе не оставляла сомнений, но чего я хотела? Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Я не могла справиться с этим прямо сейчас. Слишком много всего происходило. Мне нужно было сосредоточиться на отце.

– Я больше не хочу об этом говорить, – сказала я, отставляя кружку. – Сейчас это очень много, и я все еще перевариваю.

– Справедливо, – сказал Фрэнки, – но не жди слишком долго. У этих людей тоже есть своя гордость.

– О, Боже, – простонала Джиа. – Это правда, Эм. И как только ты задеваешь его гордость, ему приходится ее возвращать. Вот тогда дерьмо становится отвратительным.

– Или очень, очень хорошим, – пробормотала Фрэнки себе под нос, и обе мои сестры рассмеялись.

Я поставила кружку в раковину и направилась к главной лестнице. Иногда мои сестры вообще не могли мне помочь.

Когда на следующий день я подошла к спальне отца, я была удивлена, увидев выходящего Энцо. Они обсуждали дела?

Энцо не улыбнулся, увидев меня, но я и не ожидала этого. Он улыбался только Джие и своим детям. В остальное время он выглядел так, будто был в пяти секундах от того, чтобы оторвать кому-то голову.

– Привет, Энцо, – сказала я. – Поговорим?

Я ожидала, что он продолжит идти, но вместо этого он остановился и скрестил руки.

– Твоя сестра беспокоится о тебе.

Это не было новостью. Джиа поднимала этот вопрос каждый раз, когда мы были в одной комнате, поэтому я и начала посещать занятия лично. Мне нужно было снова иметь распорядок дня, что-то, что отвлекло бы меня от Джакомо, иначе я бы свихнулась.

– Я в порядке. Я посижу с отцом несколько минут, пока он не спит, извини.

Я начала проходить мимо него, но Энцо преградил мне путь.

– Ты разговаривала с Бускеттой?

– Нет. – Я не разговаривала с Джакомо с тех пор, как он уехал больше недели назад. – Почему ты спрашиваешь?

– Мы задаемся вопросом, почему ты не подписала документы о расторжении брака.

Интересно, знала ли я ответ. Единственное, что было ясно – меня охватывала тошнота при мысли о том, чтобы поставить свою подпись на этом документе.

Что не имело смысла.

– Я подпишу их в свое время. И пусть каждый занимается своим делом и перестанет зацикливаться на моем катастрофическом браке.

– Судя по тому, что я видел, это не было катастрофой. Он пришел тебя защищать, как только узнал, что Вирга в Торонто. Он чуть не погиб, спасая тебя. И я заметил, как он на тебя смотрел.

Мое горло сжалось, комок эмоций застрял прямо в центре. Я с трудом сглотнула.

– Да, ну... Я не вижу, как это может когда-либо работать между нами.

– Mamma mia (О, Господи). – Он покачал головой. – Я никогда не думал, что встречу женщину более упрямую, чем Джианна.

– Спасибо? – Я действительно не знала, что сказать. Это был самый длинный обмен репликами с Энцо, который у меня когда-либо был, и говорить с ним о муже было слишком странно. – Думаю, мне стоит навестить отца. Увидимся позже.

Я направилась к комнате Папы и открыла дверь. Он сидел в постели, просматривая какие-то бумаги. Он снял очки и отложил бумаги в сторону, когда увидел меня.

– Вот моя девочка. Я скучал по тебе.

– Привет! Извини, я хотела зайти перед учебой. – Но я была слишком занята, дуясь. Я села на край его кровати и потянулась, чтобы поцеловать его в щеку. – Я видела, как Энцо выходил секунду назад.

– Он умен, этот Д'Агостино. Джиа не всегда принимала правильные решения, но то, что она осталась с этим мужчиной – лучшее, что она сделала.

Хотя он и сделал так, чтобы это прозвучало как шутка, я знала, что Джиа чувствительна к его мнению о ней.

– Папа, она отчаянно нуждается в твоем одобрении, не дразни ее так.

Он вздохнул и ненадолго закрыл глаза.

– Я был строг с ней все эти годы, но она должна знать, что я горжусь ею. Я горжусь каждой из моих девочек.

– Ну, я уверена, ей бы хотелось услышать это снова.

– Всегда пытаешься принести мир в семью. В этом ты похожа на свою мать. – Его губы изогнулись в задумчивой улыбке.

– Не могу дождаться, чтобы рассказать ей о каждой из вас, когда увижу ее снова.

Мои глаза начали гореть, но я не хотела плакать. Я смирилась с его смертью несколько месяцев назад. Теперь я просто хотела, чтобы он ушел мирно, без страданий.

– Ты еще не умираешь.

– По крайней мере, пока ты не помиришься с мужем.

История моего брака вывалилась на моего отца несколько дней назад. Он был в ярости из-за манипуляций Вирги и предательства дяди Реджи. Я знала, что он винил себя. Но я также рассказала ему все хорошее о Джакомо, как мы были счастливы в тот короткий отрезок времени в Палермо.

Теперь мой отец не мог отказаться от идеи примирения.

– Я не перееду на Сицилию, – сказала я. – Я останусь здесь, с тобой.

– Твое место рядом с твоим мужем.

– Нет, оно здесь, с моим больным отцом.

– Чушь собачья, Эмма.

Я моргнула. Мой отец редко ругался при нас.

– Ты не хочешь, чтобы я осталась?

– Я хочу, чтобы ты разобралась с Бускеттой. Жена не должна бросать мужа.

Неужели он действительно обвинял меня? Я сползла с кровати и опустилась в кресло.

– Я его не бросала. Это он ушел!

– Он попросил тебя вернуться с ним. Сказал, что хочет настоящего брака с тобой. Если он ушел без ответа, это будет на твоей совести.

Я тут же пожалела, что рассказала своей семье все, что произошло с Джакомо.

– Я не готова с этим смириться, папа.

– Ты должна, потому что он не будет ждать вечно, милая. Он сицилиец, а сицилийские мужчины очень гордые.

Опять гордость. Почему все были одержимы чувством собственного достоинства Джакомо? А как насчет моей гордости?

– Я не отвергала его, просто попросила дать мне время.

– Для итальянца, да и для любого мужчины, это одно и то же.

Так ли это было?

Мы оба замолчали. Я ненавидела разочаровывать отца, но как я могла даже подумать о том, чтобы уехать из Торонто? Каждое мгновение, проведенное с ним, было подарком, и я не собиралась его растрачивать попусту.

– Если он любит меня, он подождет.

Мой отец фыркнул, и это переросло в продолжительный приступ кашля. Когда он смог пройти через него, я помогла ему сделать глоток воды, и он прочистил горло.

– Ты не думаешь, что Джакомо будет ждать меня? – спросила я, когда мой отец расслабился на подушках.

– Зачем ему это? Ты дала ему хоть какую-то причину думать, что есть надежда?

Нет, не дала. Трудно давать надежду на то, в возможности чего ты не уверен.

– Нет ничего плохого в аннулировании или даже разводе, папа. – Я выдавила из себя слова, хотя они обожгли мое горло, как кислота. – Ничего страшного, если ничего не получится.

Его взгляд стал проницательным, оценивающим. Он выглядел точь-в-точь как отец моей юности, тот, кто точно знал, когда кто-то из нас был плох.

– Эмма, это не похоже на тебя – так легко сдаваться. Что ты мне не рассказываешь?

Я не рассказала ему эту часть. Нелегко было сказать отцу, что ты не хочешь выходить замуж за человека, похожего на него.

– Я не уверена, что мои планы на будущее совпадают с планами Джакомо. Знаешь, медицинский университет, ординатура, врачебная практика. Не припомню много жен мафии, которые делают карьеру.

– У твоих сестёр есть свои собственные занятия, хотя Фрэнки пока отложила их, чтобы присматривать за детьми. А у твоей матери была своя карьера. Почему ты не можешь?

– Да, но мама отказалась от карьеры, когда вышла за тебя замуж.

– Правда, но это был ее выбор. Я никогда ее об этом не просил.

– Это не то, что она сказала Фрэнки.

Бледная кожа моего отца еще больше побледнела, и он с трудом пытался сесть.

– Что?

– Успокойся. – Поднявшись, я помогла ему снова лечь на подушки. – У тебя будет еще один приступ кашля.

– К черту приступы кашля. Расскажи мне, что сказала твоя сестра, что якобы сказала София.

Это было нетрудно вспомнить. Фрэнки рассказывала нам эту историю с тех пор, как я себя помню.

– Мама говорила, что мы должны жить своей жизнью и никогда не отказываться от нее ни для какого мужчины.

– И как это я заставил ее отказаться от карьеры модели?

– Она, очевидно, пожалела об этом. И она больше никогда не работала моделью после того, как мы родились.

– Правда, но она продолжала работать и устраиваться на работу после того, как мы поженились. Я не останавливал ее от этого. – Его глаза затуманились, невидящие, когда он уставился в дальнюю стену, погрузившись в воспоминания. Его губы изогнулись в понимающей улыбке. – Честно говоря, мне это нравилось. Папарацци следовали за ней, куда бы она ни пошла, и ее везде приглашали. Мужчины по всему миру жаждали твоей матери, а она была моей. Я был так горд. Она ушла только после того, как забеременела Фрэнки, но это было ее решение.

– Тогда почему она пожалела, что ушла? Зачем настаивать на том, чтобы мы обе получили высшее образование до замужества

Он сделал паузу, словно собираясь с мыслями.

– Твоя мать выросла в бедном городке за пределами Рима, и в том районе мафия была всем, что они знали. Это было не так, как здесь. Это была старая школа, Эмма, где девочек выдавали замуж в тринадцать, четырнадцать лет. После того, как они выходили замуж, жен почти не видели вне дома. Я бы не позволил тебе выйти замуж в таком юном возрасте, но твоя мать все равно волновалась. Она хотела, чтобы ее девочки были сильными, образованными и могли противостоять любому мужчине, за которого ты выйдешь замуж.

Невероятное чувство печали окутало мое сердце, острое и болезненное, как шипы.