Текст книги "Наследник фараона"

Автор книги: Мика Тойми Валтари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 43 страниц)

5

Были сумерки, когда я вернулся домой. Над моей дверью висела простая вывеска, а во дворе сидели на корточках несколько грязных людей, терпеливо ожидая меня. Капта с недовольным видом расположился на крыльце, отгоняя мух от лица и ног пальмовым листом. Мух занесли пациенты, но он утешался свежепочатым кувшином пива.

Я велел ему первой привести ко мне мать, державшую на руках истощенного ребенка. Лекарством для нее было несколько медных монет, на которые она могла купить себе пищу, чтобы иметь возможность кормить грудью свое дитя. Затем я осмотрел раба, которому раздавили на мельнице несколько пальцев, так что сплющились кости и суставы; я успокоил его глотком вина, чтобы он мог забыть о боли. Потом пришел старый писец с опухолью на шее; она была величиной с голову ребенка, так что глаза его были выпучены и он держал голову набок и с трудом дышал. Я дал ему экстракт из морских водорослей, о которых узнал в Смирне, хотя и не верил в то, что это ему теперь поможет. Он вынул из чистого лоскута две медные монетки и предложил их мне, умоляюще глядя на меня и стыдясь своей бедности. Я не взял их, сказав, что прибегну к его услугам, как только мне нужно будет что-нибудь написать. Он ушел, радуясь, что сберег свои деньги.

Девушка из близлежащего увеселительного заведения также просила моей помощи, ибо у нее на глазах были такие болячки, что это мешало ей заниматься ее ремеслом. Я очистил ее глаза и смешал для нее примочки. Она застенчиво стала передо мной обнаженная, предлагая мне то единственное, что могла предложить. Не желая оскорблять ее резким отказом, я сказал, что должен воздерживаться от женщин из-за серьезного лечения, которое я собирался кому-то назначить. Этому она поверила и восхитилась моему воздержанию. Более того, чтобы не обидеть ее, я удалил несколько уродующих ее бородавок с ее бока и живота, предварительно втерев обезболивающую мазь, чтобы сделать операцию нечувствительной, и она, довольная, ушла.

Таким образом, за первый день работы я не получил и на щепотку соли, и Капта ухмылялся, подавая мне жареного гуся, приготовленного по-фивански, – блюдо, которому нигде на свете нет равных. Он принес его из самой лучшей в городе винной лавки и сохранил горячим в нагретой печи. Он налил цветной стеклянный кубок самого лучшего вина из виноградников Амона, насмехаясь между тем над моей прибыльной работой. Но у меня на сердце было легко, и я был счастливее от этой работы, чем если бы лечил богатого купца и получил бы золотую цепь. И я добавил бы, что раб с мельницы вернулся через несколько дней, чтобы показать мне свои пальцы, которые хорошо заживали, и дал мне целый горшок муки, украденный им для меня, так что первый день моей работы все же был оплачен.

Но Капта сказал:

– Полагаю, что с сегодняшнего дня слава о тебе разнесется по всему кварталу и на рассвете в твоем дворце будет полно пациентов. Мне кажется, будто я слышу попрошаек, бормочущих друг другу: «Спеши в дом медеплавильщика, тот, что на углу, ибо туда пришел врач, который бесплатно лечит больных, не причиняя боли и очень искусно, и он дает медяки бедным матерям и делает косметические операции бедным девушкам из увеселительных заведений, не требуя никаких подарков. Идемте туда! Тот, кто придет первым, получит больше, ибо этому человеку скоро придется продать свой дом и уйти куда-нибудь еще».

Но эти болваны ошибаются. По счастливому случаю, ты – обладатель золота, которое я ловко пущу в оборот для тебя. Никогда в жизни не придется тебе страдать от нужды, но ты сможешь каждый день есть гуся, если пожелаешь, и пить лучшее вино и при этом процветать при условии, что согласишься остаться в этом скромном доме. Но, поскольку ты никогда не вел себя, как другие, я не удивлюсь, если однажды утром мне придется посыпать голову пеплом из-за того, что ты продал дом, а вместе с ним и меня – так непредсказуемы твои поступки. Право, это не удивило бы меня; поэтому, хозяин, хорошо бы записать на бумаге, что я волен приходить и уходить, когда пожелаю, и отправить эту бумагу в царские архивы. Сказанное забывается и пропадает, а бумага сохранится навсегда, если на нее поставить твою печать и если ты предложишь царским писцам подходящие подарки. У меня есть особые причины для этой просьбы, но я не стану сейчас забивать тебе голову и отнимать у тебя на это время.

Был тихий весенний вечер; уголь в жаровнях потрескивал перед глиняными хижинами, а ветер из порта нес запах кедрового дерева и сирийских благовоний. Аромат акаций сладко смешивался с запахом жареной рыбы. Я поел приготовленного по-фивански гуся, выпил вина и был очень доволен.

Я велел, чтобы Капта налил также и себе вина в глиняную чашу, и сказал:

– Ты свободен, Капта, и свободен давно, как тебе известно, ибо, несмотря на твою дерзость, ты был мне скорее другом, чем рабом, с того дня, когда дал мне серебро и медь, считая, что никогда больше их не увидишь. Будь свободен, Капта, и будь счастлив! Завтра царский писец составит положенные бумаги, которые я скреплю как египетской, так и сирийской печатью. Но скажи мне теперь, каким образом ты поместил мое состояние так, что оно приносит мне доход, хотя я ничего не зарабатываю? Отнес ли ты мое золото в казну храма, как я тебе приказал?

– Нет, господин, – отвечал Капта, глядя мне прямо в лицо своим единственным глазом. – Я не выполнил твоего приказания, поскольку оно глупо, и я никогда не подчинялся твоим глупым приказаниям, а поступал по своему собственному разумению. Я могу теперь спокойно сказать тебе это, поскольку я свободен, а ты выпил немного вина и не станешь гневаться. Более того, зная поспешность и порывистость твоего характера, которых еще не смягчил возраст, я предусмотрительно спрятал твою палку. Я говорю тебе это для того, чтобы ты не пытался найти ее, когда я начну рассказывать о том, что сделал. Только простаки помещают свои деньги в храм на хранение, ибо храм ничего не выплачивает им за них, а только вымогает подарки за то, что прячет их в своих подвалах и держит возле них стражу. Это глупо также и по другой причине: налоговому управлению известно тогда, сколько у тебя золота, и в результате оно быстро утекает оттуда, где лежит, пока ничего не останется. Единственно разумный способ накопить золото – пустить его в оборот, так, чтобы сидеть сложа руки и жевать жаренные с солью семена лотоса, дабы возбудить приятную жажду. Я бегал весь день по городу на своих окостеневших ногах, чтобы разузнать, как бы получше поместить твои капиталы, пока ты разгуливал по городу. Так как мне всегда хочется выпить, я разузнал очень много и среди прочего то, что Амон раздает землю.

– Вот здесь ты врешь! – воскликнул я, ибо даже мысль эта была абсурдна. – Амон никогда не продает – он покупает. Амон всегда покупал, и сейчас ему принадлежит четвертая часть всех земель в стране. И он никогда не откажется от того, что получил однажды.

– Конечно, конечно, – примирительно проговорил Капта, подливая еще вина в мой стеклянный кубок и не так заметно в свой глиняный. – Каждый благоразумный человек знает, что земля – единственная надежная собственность, которая не теряет своей ценности при условии, что ты сохраняешь хорошие отношения с землемерами и у тебя хватает ума одаривать их после каждого половодья. Тем не менее, правда, что Амон продает землю срочно и тайно каждому верующему, у кого есть деньги. Я тоже был совершенно обескуражен, услышав об этом, и разузнал об этом еще подробнее. Амон действительно продает землю, и по дешевке. Ты знаешь, что он владеет самыми плодородными участками земли, и если дела обстоят, как прежде, ничто не было бы столь заманчивым, как такая покупка, ибо выгода – несомненная и быстрая. Амон продал очень большие площади земли и скопил в своих погребах все наличное золото Египта, так что цена недвижимости упала в значительной мере. Но все эти дела секретны, и я не услышал бы ничего о них, если бы мое желание выпить не привело меня к тем людям, которые в курсе дела.

– Не говори, что ты купил землю, Капта! – вскричал я с тревогой, но он успокоил меня.

– Я не так глуп, господин, ибо тебе следует знать, что я родился не у навозной кучи, хоть я и раб, а на мощеной улице среди высоких домов. Я ничего не знаю о земле. Предложение Амона так необычайно соблазнительно, что в нем, должно быть, таится какой-нибудь подвох, а это подтверждается подозрениями богатых людей насчет храмовых сокровищ. Считаю, что все это дело из-за нового бога фараона. Но, сообразуясь лишь с твоей выгодой, я купил для тебя несколько доходных построек в городе: магазины и жилые дома, ибо они приносят значительный ежегодный доход. Нужна только твоя печать и подпись, чтобы завершить сделки. Верь мне, я купил их по дешевке, и если продавцы сделают мне потом подарки, это тебя не касается, а касается лишь меня и их собственной глупости. В этих сделках я ничего не украл у тебя. Но я не возражал бы, если бы ты предложил мне подарок или что-нибудь в этом роде за то, что я так удачно провел это дело.

Я немного подумал и ответил:

– Нет, Капта, я не сделаю тебе никаких подарков, потому что ты явно решил взять себе часть арендной платы и устроить собственные дела со строителями и осуществить свои собственные планы.

Капта, не смущаясь, охотно согласился с моими словами.

– Вот точно так и я смотрел на это дело, ибо твое богатство – мое богатство, а твоя выгода должна быть моей. Но действительно, услышав о сделках Амона, я очень заинтересовался сельским хозяйством. Я пошел на хлебную биржу и бродил там из таверны в таверну, слушая и поучаясь. С твоим золотом и с твоего разрешения, господин, я скупил бы запасы пшеницы – из урожая будущего года – и это самый выгодный путь, и цены все еще очень умеренные. Я предлагаю держать это про запас и тщательно охранять, ибо чую, что цены на зерно будут расти и дальше. Теперь, когда Амон продает и каждый дурак станет землевладельцем, урожай не может быть таким же прибыльным, как прежде. Поэтому я купил амбары для зерна – сухие и солидные постройки. Когда они нам будут больше не нужны, мы сможем сдать их в аренду торговцам зерном на выгодных условиях.

На мой взгляд, Капта взвалил на себя излишние заботы и хлопоты, но планы эти развлекали его, и я не имел ничего против того, чтобы так поместить деньги, поскольку сам не умел управляться с ними. Так я ему и сказал.

Стараясь скрыть свое торжество, он продолжал, прикидываясь раздраженным:

– Было еще более выгодное дельце, которым я хотел заняться для твоей пользы. Продавалась одна из самых больших контор по торговле рабами, а думается мне, можно сказать, что я знаю о рабах все нужное, поскольку сам всю жизнь был рабом. Я знаю, как скрыть недостатки и дефекты у раба, и могу с большой пользой применять палку – то, чего ты, господин, делать не умеешь, если мне позволено упомянуть сейчас о том, что твоя палка спрятана. Все же меня гнетут опасения, что этот превосходный случай будет упущен и ты не согласишься на мой план. Прав ли я?

– Ты совершенно прав, Капта. Работорговля – нечто такое, во что мы не можем пускаться, ибо это грязное и низкое занятие, хотя почему это так, не знаю, поскольку все покупают рабов, пользуются рабами и нуждаются в рабах. Так всегда было и будет, и все же что-то говорит мне, что я не могу быть работорговцем, хотя у меня и есть раб.

Капта облегченно вздохнул и сказал:

– Я верно читаю в твоем сердце, господин, и, значит, мы избежим этого зла, ибо, поразмыслив хорошенько, я заподозрил, что могу уделить чрезмерное внимание женщинам, когда буду их оценивать, и зря растрачу свои силы. Я не могу больше позволить себе этого, поскольку становлюсь стар; мои ноги плохо гнутся, а руки плачевно дрожат, особенно по утрам, когда я просыпаюсь и еще не успел глотнуть пива. Познав таким образом самого себя, я спешу заверить тебя, что я купил только солидные дома, которые принесут скромный, но надежный доход. Я не купил ни увеселительного заведения, ни трущоб, где разваливающиеся лачуги приносят больше дохода, чем уютные дома зажиточных людей.

Вдруг Капта оробел и посмотрел на меня испытующе своим единственным глазом, оценивая, насколько милостиво я расположен. Я налил вина в его чашу, побудив его высказаться, ибо никогда не видел, чтобы он сомневался в себе, и это подстрекнуло мое любопытство.

Наконец он сказал:

– Моя просьба дерзка и нахальна, но, поскольку, согласно твоему решению, я свободен, я осмеливаюсь произнести ее в надежде, что ты не рассердишься. Я хочу, чтобы ты пошел со мной в винную лавку в порту под названием «Хвост крокодила», о которой я так часто говорил тебе; мы могли бы вместе насладиться вином, и ты сам увидишь, что это за место, о котором я мечтал, когда сосал через тростинку мутное пиво в Сирии и Вавилоне.

Я разразился хохотом и не обиделся, ибо вино привело меня в хорошее настроение. Весенние сумерки наводили грусть, и я был очень одинок. Хотя господину было неприлично идти со слугой в жалкую портовую таверну и пить напиток, который за свою крепость назывался «крокодильим хвостом», я все же вспомнил, что Капта по доброй воле вступил со мной в некие мрачные врата, хорошо зная, что никто еще не выходил оттуда живым. Я положил руку ему на плечо и сказал:

– Сердце говорит мне, что «Хвост крокодила» – самое подходящее место, чтобы завершить этот день. Пойдем.

Капта запрыгал от радости, как это любят делать рабы, забыв, что ноги у него окостенели. Он побежал и принес запрятанную им мою палку и накинул мне на плечи плащ. И мы отправились в порт и в «Хвост крокодила», а ветер приносил с реки запах кедра и поросшей зеленью земли.

6

«Хвост крокодила» находился в центре портовой части, в темном переулке между огромными товарными складами. Стены ею из глиняного кирпича были неимоверной толщины, так что летом там было прохладно, а зимой сохранялось тепло. Над дверью рядом с кувшином пива и кувшином вина красовался огромный высушенный крокодил с блестящими стеклянными глазами, в его широко раскрытой пасти виднелись ряды зубов. Капта нетерпеливо втащил меня внутрь, позвал хозяина, и мы прошли к сиденьям, покрытым подушками. Его там хорошо знали, и он чувствовал себя как дома; другие завсегдатаи, подозрительно поглядывая на меня, продолжали беседовать. К своему удивлению, я обнаружил, что пол был деревянным и стены тоже обшиты панелями. На стенах висели трофеи из многих далеких стран: негритянские копья и перья, раковины с морских островов и разрисованные критские чаши.

Капта с гордостью проследил за моим взглядом и сказал:

– Тебя, конечно, удивляет, что стены деревянные, как в домах богатых людей. Знай же, что все эти доски взяты со старых разбившихся кораблей, и хотя я стараюсь не думать о морских путешествиях, все же должен упомянуть, что эта пожелтевшая избитая морем доска плавала в страну Пунт, а эта коричневая терлась о причалы морских островов. Но, с твоего позволения, давай насладимся «хвостом», который сам хозяин приготовил для нас.

Мне вручили прекрасный кубок, отлитый в виде раковины мидии – такой формы, что его приходилось держать на ладони. Я не взглянул на него, устремив глаза только на женщину, которая подала его мне. Она была уже не так молода, как большинство служанок, и не прохаживалась вокруг полуобнаженная, чтобы привлекать взгляды и возбуждать посетителей. Она была пристойно одета, с серебряным кольцом в одном ухе и с серебряными браслетами вокруг тонких запястий. Она бесстрашно встретила мой взгляд и не потупила глаза, как обычно делают большинство женщин. Ее брови были красиво вь щипаны, и в глазах проглядывала грусть и улыбка. Это были теплые карие живые глаза, и сердце радовалось, глядя на нее. Я взял чашу, предложенную мне ею, на ладонь, и Капта сделал то же самое.

Все еще глядя в ее глаза, я невольно сказал:

– Как тебя зовут, красавица?

Она ответила низким голосом:

– Меня зовут Мерит, и не подобает называть меня красавицей, как делают застенчивые мальчики, пытаясь в первый раз погладить бедра служанки. Надеюсь, что ты запомнишь это, если когда-нибудь еще окажешь честь нашему дому, Синухе-врач, Тот, кто Одинок.

Устыдившись, я ответил:

– У меня нет ни малейшего желания гладить твои бедра, прекрасная Мерит. Но откуда ты знаешь мое имя?

Она улыбнулась, и улыбка была прекрасной на ее смуглом лице, и она насмешливо ответила:

– Твоя слава опередила тебя, Сын Дикого Осла, и, увидев тебя, я поняла, что слава не лжет, а говорит правду во всех деталях.

В глубине ее глаз чудилось, как мираж, какое-то затаенное горе; оно проникало в мое сердце сквозь ее улыбку, и я не мог сердиться на нее.

– Если под славой ты имеешь в виду Капта – моего бывшего раба, которого я сегодня отпустил на свободу, то ты очень хорошо знаешь, что его словам нельзя доверять. С самого рождения его язык не способен отличать правду от лжи, но одинаково привержен тому и другому, конечно, если это не его пристрастие ко лжи. Я не мог отучить его от этого ни лечением, ни побоями.

Она сказала:

– Ложь может быть слаще правды, когда кто-то одинок и весна его жизни миновала. Мне приятно верить твоим словам, когда ты говоришь «прекрасная Мерит», и я верю всему, что говорит мне твое лицо. Но не попробуешь ли ты «крокодильего хвоста», который я принесла тебе? Мне интересно знать, можно ли сравнить его с каким-нибудь другим напитком в чужих странах, которые ты посетил.

Все еще не сводя с нее глаз, я поднял кубок и выпил. Потом я уже не смотрел на нее больше. Кровь прилила к моей голове, я стал задыхаться, и горло мое горело.

Наконец, овладев собой, я произнес, задыхаясь:

– Беру назад свои слова о Капта, ибо по крайней мере в этом он не солгал. Твой напиток сильнее всех, какие я пробовал, и обжигает больше, чем нефть вавилонян, которая горит в их светильниках. Не сомневаюсь, что этот напиток свалит даже сильного мужчину, как удар хвоста крокодила.

Мое тело пылало, а во рту держался привкус пряностей. Сердце мое окрылилось, и я сказал:

– Клянусь Сетом и всеми демонами, не представляю, как смешивают такое питье, и даже не знаю, оно околдовало меня или твои глаза, Мерит. Волшебство разлилось во мне, и моя душа снова помолодела. Будет ли удивительно, если я положу руку на твои бедра, ибо в этом виноват кубок, а не я?

Она застенчиво отступила и насмешливо подняла руки. Стройная и длинноногая, она с улыбкой сказала:

– Тебе не подобает клясться. Это пристойная таверна, а я еще не так стара и не так уж давно была девицей, хотя ты, может быть, этому не поверишь. А что до этого питья, это все приданое, которое припас мне отец; потому-то этот твой раб усердно ухаживал за мной, надеясь выведать у меня задаром секрет. Но он одноглазый, старый и жирный, и не представляю, чтобы зрелая женщина могла найти в нем какое-нибудь удовольствие. Так что вместо этого ему пришлось купить таверну, и он надеется приобрести в придачу и рецепт, хотя поистине придется отвесить много золота, прежде чем мы сможем согласиться на это.

Капта строил отчаянные рожи, чтобы заставить ее замолчать.

Я снова отведал напитка и, когда его огонь прошел по моему телу, заметил:

– По правде сказать, я верю, что Капта хотел бы разбить с тобой кувшин ради этого напитка, хотя он и знает, что вскоре после свадьбы ты начнешь ошпаривать ему кипятком ноги. Даже без этого я хорошо могу понять его чувства, когда гляжу в твои глаза, хотя ты должна помнить, что как раз сейчас во мне говорит «крокодилий хвост», а завтра я не буду отвечать за свои слова. Так это правда, что Капта приобрел эту винную лавку?

– Убирайся, нахалка! – заорал Капта, добавляя имена богов, которые узнал в Сирии. Затем, повернувшись ко мне, продолжал умоляющим голосом:

– Господин, это произошло слишком внезапно. Я собирался подготовить тебя к этому постепенно и просить твоего одобрения, когда был еще твоим слугой. Но это правда, что я купил дом этого хозяина, и я также собираюсь выведать секрет этого напитка у его дочери. Он сделал знаменитым это место в верховьях и низовьях реки – повсюду, где собираются веселые люди, и я вспоминал его ежедневно, когда был далеко отсюда. Как ты знаешь, я воровал у тебя все эти годы так ловко и умно, как только мог, и прилагал некоторые усилия, чтобы поместить собственное серебро и золото, ибо должен подумать о своей старости.

– Даже в юности профессия хозяина таверны была для меня самой завидной и привлекательной, – продолжал он, ибо «крокодилий хвост» заставил его расчувствоваться. – В те дни я, правда, воображал, что хозяин таверны может бесплатно пить столько пива, сколько влезет. Теперь я знаю, что он должен воздерживаться от этого и никогда не напиваться, и это будет лучше всего; слишком много пива действует на меня подчас так странно, что мне кажется, будто я вижу гиппопотамов или другие удивительные вещи. Владелец таверны постоянно встречает людей, которые могут быть полезны ему, и слышит все, что происходит, а это очень прельщает меня, поскольку с самой юности я всегда был чрезвычайно любопытен. Мой язык сослужит мне большую службу, и полагаю, своими рассказами я буду так развлекать гостей, что они станут невольно опустошать чашу за чашей и изумляться, когда придет время расплачиваться. По зрелом размышлении кажется, будто боги предназначили мне стать владельцем таверны и я по какому-то недоразумению родился рабом. Однако даже это теперь преимущество, ибо поистине нет такой хитрости или уловки, на которые не пустился бы завсегдатай, чтобы ускользнуть тайком, и которой я не знал бы или не применил сам в свое время.

Капта осушил свою чашу и, улыбаясь, положил голову на руки.

– Кроме того, – продолжал он, – дело это – самое надежное и верное из всех, ибо все что угодно может пройти, но жажда остается. Даже если бы пошатнулась власть фараона или боги попадали со своих тронов, все же таверны и винные лавки никогда не будут покинуты их посетителями. Человек пьет вино в радости и в горе. Он пьет, когда преуспевает, и в вине топит свои неудачи. Это место уже мое, но, поскольку прежний хозяин управляет им с помощью этой ведьмы Мерит, мы должны делить доходы, пока я не поселюсь здесь на старости лет. Мы заключили соглашение по этому делу и поклялись всеми богами Египта. Не думаю, что он станет надувать меня больше, чем допустимо, ибо он набожный человек и ходит в храм на все празднества, чтобы принести жертву, хотя полагаю, он делает это отчасти потому, что некоторые жрецы приходят сюда. Но я не сомневаюсь в его благочестии; его не больше, чем полагается, и мудрый человек всегда будет сочетать свои коммерческие и духовные дела. Нет-нет, я не забыл, где нахожусь и что собираюсь сказать, ибо это день большой радости для меня и больше всего я рад тому, что ты не обиделся на меня, и все еще видишь во мне своего слугу, хотя я хозяин таверны, а это дело не каждый считает достойным…

После этой речи Капта начал нести чепуху и рыдать, уткнувшись головой мне в колени и с чувством обнимая их руками.

Взяв его за плечи, я толкнул его на место и сказал:

– Поистине не думаю, чтобы ты мог найти более подходящее и более надежное занятие для своей старости, и все же есть один пункт, которого я не понимаю. Если хозяин знает, что его таверна настолько прибыльна, и обладает секретом «крокодильего хвоста», отчего же он согласился продать ее тебе, а не владеет ею сам?

Капта укоризненно посмотрел на меня со слезой в своем единственном глазу и сказал:

– Разве я не говорил тысячу раз, что ты обладаешь особым даром отравлять всякую мою радость своим здравым смыслом, который горше Польши? Скажу, как он говорит, что мы были друзьями с самой юности, любили друг друга, как братья, и желали делить наше счастье и удачу! Вижу по твоему взгляду, что этого тебе мало, и признаюсь, что в этой сделке таится какой-то подвох. Ходят слухи, что будут большие волнения, когда Амон и бог фараона станут бороться между собой за власть. Как ты знаешь, в такие дни таверны страдают в первую очередь; их ставни разбивают, их хозяев порют и бросают в реку, кувшины опрокидывают, мебель разносят в щепки, а бывает и похуже – место сухое, и его поджигают. Это еще более вероятно, если хозяин из враждебного лагеря, а этот человек – приверженец Амона, и каждый это знает. Он едва ли сможет изменить свою внешность в это время. Он стал сомневаться в Амоне, услышав, что Амон начал продавать свои земли, а я, конечно, счел за лучшее раздуть эти сомнения. Ты забыл, господин, что у нас есть скарабей. Я убежден, что он сможет оказать некоторое покровительство «Хвосту крокодила», хотя он, конечно, занят разными твоими делами.

Я подумал немного и наконец сказал:

– Во всяком случае, Капта, я должен признать, что ты многого достиг за один день.

Он пропустил мимо ушей мою похвалу и ответил:

– Ты забыл, господин, что мы только вчера приехали. Но я и в самом деле действую быстро и энергично. Тебе это может показаться невероятным, но даже мой язык устал, так что даже заплетается от обыкновенного «крокодильего хвоста».

Мы поднялись, чтобы уйти, попрощались с хозяином, и Мерит подошла с нами к дверям; серебряные браслеты позвякивали на ее запястьях и лодыжках. В темноте у выхода я положил руку ей на бедро и почувствовал ее близость. Она решительно отодвинула мою руку и, оттолкнув меня от себя, сказала:

– Твое прикосновение может быть приятно мне, но я не хочу его, пока «крокодилий хвост» управляет твоими руками.

Смущенный, я поднял руки и посмотрел на них, и они очень живо напомнили мне лапы крокодила. Мы пошли к дому самым коротким путем, расстелили наши циновки и очень крепко спали этой ночью.