Текст книги "Лед тронулся"

Автор книги: Михаил Барщевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Глава 3

– Вадим, пойми меня правильно!

Лена Суворова затеяла разговор совсем не вовремя. Вадим ждал прихода важного клиента, хозяина большого кооператива, который, начав с шашлыков, давно уже перешел к занятиям более серьезным. В Ивановской области на него работали две лесопилки, в Москве он открыл три кооперативных кафе, но, что интересовало Вадима значительно больше – он шил шубы. Где-то в Сибири закупал у промысловиков шкурки куницы, соболя, лисы, из Канады получал опоссума и шил, шил, шил.

– Да, Леночка, я понимаю, – отозвался Вадим, хотя, на самом деле, до сих пор просто не слышал, что говорила Лена.

– Поэтому я решила уйти! – с облегчением выдохнула Суворова.

– Как уйти? – Вадим наконец понял, что разговор-то идет серьезный.

– Тьфу ты, черт! Я тебе битый час толкую, что не хочу работать там, где назрел конфликт. Я уже старая, мне сорок в следующем году! Я хочу тихо и спокойно вести дела. Присутствовать при том, как вы бодаетесь с Лешей, мне не интересно.

– Тебя-то это как задевает?

– Ты меня когда соблазнял… – Лена улыбнулась. – К сожалению, не так, как мне бы хотелось, ты что говорил? Ты говорил: работать по-новому, в команде. А что мы имеем? Коммуналку?

– Ну это, ты мне поверь, мы разберемся, – Вадим насупился и запыхтел, что происходило всегда, когда он начинал сильно злиться. – Я этому жополизу рога обломаю!

– Ага! Ты мне хочешь устроить еще и приключение типа – мы против Марлена?! – Лена невольно перешла на шепот, хотя никого, кроме нее и Вадима, в адвокатской комнате строительного кооператива не было. – Воевать с Марленом и его семейством?! Нет уж, уволь! Марлен и умен, и силен. Поди мало, Председатель Президиума. Юля твоя обожаемая… Не возражай, это меня не касается. Просто хочу тебе заметить, как немолодая уже женщина, что она стерва, и всюду свой интерес ищет. Она, помяни мое слово, Лешу сейчас окрутит в пять минут. Ну, Сашка, ладно. Он – порядочный, хоть и мямля. Ты с кем, с ними собираешься воевать?!

– Да с чего ты взяла, что я воевать собираюсь?! – Вадим был явно задет. В большей степени не тем, что Лена сказала правду, а тем, что, оказывается, все его мысли и переживания были видны ей как на ладони. – Ну по-разному мы видим режим работы фирмы. Что из этого? Марлен же взял мою сторону. И Аксельбант.

– Ну что касается Аксельбанта, то, как только его чадо окажется в Америке, ты его интересовать перестанешь. А Марлен… Я же сказала, что он умный. Но в любом случае, ему с Кашлинским комфортнее. А фирма стала приносить доход. В основном тебе, а не ему. Этот аргумент ничто не перебьет!

– Ты не довольна тем, сколько зарабатываешь?

– Я зарабатываю, Вадик, сама. А речь о доходах. Меня деньги вообще не очень волнуют. Мне скандалы не нужны. А режим работы – это только начало.

– А мама твоя тоже уйдет? – Вадим с ужасом подумал, что придется искать нового секретаря. Самая дефицитная профессия в Москве!

– Ну, слава богу, обо мне договорились! – Лена хитро и чуть обиженно улыбнулась, – Ладно. Мама останется, пока ты не найдешь ей замену. Но не больше, чем на два месяца.

– Ну, и на том спасибо! А что касается тебя…

Договорить Вадиму помешала секретарша, просунувшая голову в едва приоткрывшуюся дверь, и сообщившая, что пришел клиент, которому Вадим Михайлович назначил…

Ей, в свою очередь, не дала договорить уже Лена:

– Спасибо, мама! Все ясно, не занудничай!

Через час Вадим и клиент расстались весьма довольные друг другом. Вадим – тем, что подписал договор на абонементное обслуживание на 5 тысяч рублей в месяц. Клиент – тем, что его будет обслуживать не какой-то там юрист или юридический кооператив, а адвокатская частная фирма, единственная в Москве. «Понтово!» – сам себя с гордостью похвалил кооператор.

Но радость Вадима продолжалась недолго. Сам заниматься новым клиентом он не собирался. На это элементарно не было времени. Передать Саше, Юле или Леше в такой ситуации, как сейчас, было глупо. Не надо им давать лишний раз почувствовать, что фирма – это выгодно. Вот так, ни за фиг, иметь в месяц столько, сколько обычный адвокат, если и сможет заработать, то только носясь высунув язык целыми днями по судам, поди плохо! Игорю Бабкину? Нельзя, он клиента запорет. И вообще, при папиных связях генерала КГБ, Бабкин все больше и больше занимался уголовными делами. То ли договаривался со следователями и прокурорами, то ли действительно стал хорошим криминалистом. Но результаты у него были очень неплохие. Стольнику? «Маленький Игорь», как его давно уже окрестили на фирме, дабы не путать с «Игорем Большим», Бабкиным, был и без того завален делами, которые ему передавал Вадим. А клиенты все шли и шли. А Ленка Суворова, наоборот, решила уйти… Вадим грустно улыбнулся каламбуру: «Клиенты приходят – адвокаты уходят»!

Нужны были новые сотрудники. Из пяти тысяч ему, за передачу клиента, полагалось тридцать процентов. Если будет, кому передавать, то десяток таких клиентов, и чистыми пятнадцать тысяч в месяц его! Сумасшедшие деньги!! Если учесть, что только что ушедший кооператор обещал сшить жене шубу из опоссума за три тысячи…

Мечты Вадима о больших легких доходах рассеялись, как только в комнату вошла секретарша с чашкой кофе.

«Какие деньги! Мне некому передавать дела. Надо искать нового секретаря! По-хорошему, нужен нормальный офис. Сколько можно сидеть в подвале, да еще на птичьих правах у этого зануды Аксельбанта?! Надо делить фирму на две. С семейством Марлена я далеко не уеду!» Еще минут двадцать просидел Вадим, прокручивая в голове эти мысли, понимая все больше и больше, что ничего он еще не построил, что все еще только начинается.

Удивило Вадима другое: он размышлял спокойно, не как раньше, не торопился с выводами. И вместо столь привычного: «Сейчас всех порешу! Вперед! Там разберемся!», решил не торопиться, а решать проблемы потихоньку, одну за одной. До отъезда в Америку оставалось еще достаточно времени.

Первая проблема – люди. Затем – свой офис. Потом можно и с Марленом расстаться.

– Вадим Михайлович! Вас Елена Владимировна! По-моему, она плачет… – секретарше самой было до ужаса страшно, что она посмела прервать беседу Осипова с очень важным клиентом. Важным настолько, что Вадим принимал его даже не в адвокатской комнате, а специально договорился с Аксельбантом о возможности встречи в его кабинете.

Сам Аксельбант сидел в бухгалтерии, раздувшийся от гордости за собственное благородство – вот на что он готов ради младшего друга. При этом Олег не преминул подумать, что адвокатская профессия лучше его собственной. Посидел, потрепался часок, и сто долларов, а то и двести, в кармане.

Вадим выскочил из кабинета, даже не извинившись перед клиентом, обалдевшим от бестактности секретаря такого известного адвоката.

– Да, Леночка! Что случилось? – Вадим, идя по коридору, успел уже напридумывать себе черти что. Разумеется, про Машку. А может, что-то с родителями?

– Бабушка… Бабушка… – Лена рыдала в трубку. – Соседи позвонили… Бабушка… Она умерла.

– Как умерла? Она мне звонила час назад! Какая бабушка?!

– Вадик! Бабушка Лиза, моя бабушка, – Ленка зашлась в рыданиях. – Она с собой покончила.

– Да что ты говоришь? Она, я же сказал, звонила мне час назад!

И только тут до Вадима стало доходить, что произошло. Он вспомнил, что Батый разговаривала как-то странно. Спросила, как дела, а потом стала говорить, что она признательна ему за Лену, за то, что он так ее любит. Чтобы берег ее, она уникальная. Чтобы стариков всегда помнили. У Вадима сидел клиент, один из старых, и, хоть трубку он и взял, но рассусоливать ему было некогда. А теперь получается, она звонила попрощаться…

– Она и мне звонила! Но я к лекции готовилась и не могла говорить… – Лена опять разрыдалась.

– Я сейчас буду! – Вадим положил трубку, не дожидаясь ответа.

Когда приехал важный клиент, которого Вадим так бесцеремонно оставил дожидаться в кабинете Аксельбанта, он заметил, что его сопровождала милицейская машина охраны. Это было большой редкостью – мало кто из «новых русских», как недавно стали называть в газетах современных советских бизнесменов, мог себе позволить нанять милицейскую охрану. Рэкет, конечно, уже поднялся от уровня мелких лавочников до средних кооператоров, но на такую высоту рэкетиры еще не замахивались. Так что милиция в сопровождении, это скорее были понты, чем реальная необходимость.

Теперь Вадим решил этой ситуацией воспользоваться.

Осипов влетел в кабинет Аксельбанта и сходу выпалил:

– У меня ЧП. Срочно надо домой. Можете одолжить минут на сорок вашу канарейку?

Ошарашенный клиент глупо заморгал и неуверенно произнес:

– Но тогда мне придется все это время сидеть здесь…

– А вы ничего строить для своего бизнеса не собираетесь? – быстро сообразил Вадим.

– Ну вообще-то собираюсь, – совсем ничего уже не понимая, кивнул клиент.

– Тогда у меня есть для вас занятие!

На весь полуподвал кооператива раздался крик Вадима:

– Олег! Олег! К тебе потенциальный заказчик пришел!

Аксельбант, услышав призывный клич Вадима, выскочил из бухгалтерии так, как будто он сидел и ждал, ну когда же, наконец, его позовут.

– Поговорите! – сказал, как приказал Вадим Аксельбанту, и уже более вежливо обратился к клиенту: – Так я канарейку возьму?

Через пять минут по улицам Москвы с завываниями сирены летела милицейская машина с простимулированными не весть откуда свалившимися ста долларами милиционерами, а за ней на своих «жигулях», ни на метр не отставая, несся Вадим. Обычная дорога до дома в сорок минут на этот раз не потребовала и пятнадцати.

Лена с Вадимом первыми добрались до квартиры Баковых-старших. Владимир Ильич с Натальей Васильевной приехали только через час.

Бригада «скорой помощи» дожидалась родственников, то ли, чтобы те дали денег, то ли действительно подстраховать на случай нервного срыва. Все-таки самоубийства случались редко. А чтобы пожилая женщина повесилась, а не наглоталась таблеток, да и не спьяну, и не брошенная родственниками – такого в практике этой бригады вообще никогда не было.

Милиция, бегло осмотрев квартиру, дожидалась следователя районной прокуратуры, который в обязательном порядке должен был осмотреть место происшествия до отправки трупа в морг.

Предсмертная записка, а точнее две, – одна специально помеченная «для милиции», и вторая – «для родственников», были уже досконально милиционерами изучены. Сомнений, что это именно самоубийство, что никакого криминала здесь нет, – не оставалось.

Увидев милиционеров, Вадим сразу показал им свое адвокатское удостоверение. Так, на всякий случай. И не зря. Милиционеры, деликатно попросив ничего до прихода следователя не трогать, удалились в соседнюю комнату. Труп Батыя лежал на кровати. Врач «скорой» поглаживал по плечу Лену, которая сидела на стуле рядом с бабушкой и горько плакала. Она никак не могла простить себе, что не поговорила с любимой бабулей, когда та так неудачно позвонила во время подготовки к лекции.

Вадим попросил милиционеров показать ему предсмертную записку Елизаветы Эммануиловны. Хотя бы ту, которая адресовалась родственникам. Те помялись, помялись и дали обе.

В записке, предназначенной для стражей правопорядка, говорилось, что уходит Бакова Елизавета Эммануиловна добровольно. Никого, кроме судьбы, лишившей ее любимого мужа, винить не следует. Вскрытие тела Батый просила не производить.

Записка родственникам была много подробнее:

Дорогие мои, любимые!

Не осуждайте меня, пожалуйста. Я понимаю, что вам будет тяжело. Но со временем вы привыкнете. Согласитесь, что без Илюши наш дом все равно никогда уже не будет тем, в который вы так любили приходить. Подумайте, а мне каково здесь оставаться одной?..

Илья был рядом со мной столько, сколько я себя помню. Я не умею без него жить. Надеюсь, Наташа, ты меня поймешь. И ты, Леночка. Не сейчас, со временем.

Володя! Как-то не успевали мы с тобой последние годы поговорить по душам. Это понятно – твой темп жизни, твои заботы и хлопоты сильно отличались от старческого доживания, которое мы с Илюшей вели. Но главное я тебе могу сказать и сейчас. Ты не должен себя ни за что корить или осуждать. Тем более не должен отчаиваться. Так уж судьба распорядилась, что твоя жизнь пришлась на очень сложное время. Последние годы все стало меняться так быстро, так непредсказуемо, что ни понять этого, ни подстроиться для тебя невозможно. Ты – слишком совестливый для этого времени, слишком интеллигентный. Но это ведь хорошо, а не плохо. Для тебя честь выше выгоды. Тебе и дальше будет трудно. И чем дальше, тем труднее. Прислушайся к последнему материнскому совету: пиши! Пиши не статьи, а книги. Ты много повидал, много передумал. Тебе есть, что сказать людям. Неважно, как будут продаваться твои книги, важно, что их будут читать тогда, когда страна успокоится, когда у людей появится время думать. Помнишь, как любил повторять папа: «Литература – это норка, в которую можно спрятаться от окружающей действительности»?Ведь он был прав! Наступило время дельцов, а не интеллигентов. Но это пройдет. Пройдет быстро. И ты еще увидишь умных людей, думающих не о том, как заработать, а о том, как потратить. Не за горами время Бахрушиных, Третьяковых, Морозовых. Такова природа русской души. Вот им твои книги и будут нужны. Но писать их нужно уже сейчас. Пиши!

Наташа! Мы много с тобой ссорились. Это – правда. Не все, что ты делала, вызывало у меня согласие. Прости меня, если что не так. Ты же должна знать, что я на тебя зла не держу. Твоя любовь и забота о Володе полностью, с лихвой окупила любые твои возможные ошибки. Только помни, духовность в доме важнее лишнего сервиза. Карьера – тлен, душа – вечна. Твой муж, и я это говорю не потому, что он мой сын, человек редкий. Твоя судьба, впрочем, как и моя, быть рядом, помогать, а не… Ладно, неважно. Ты хорошая жена для Володи, хорошая невестка, и у меня к тебе нет претензий. Сейчас, когда Володя остался без родителей, ему будет особо тяжело. Будь ему опорой!

Леночка! Что я могу тебе сказать? Я горжусь тобой. И тем, какая ты жена, и тем, какая труженица. Сохрани свой легкий характер, свою не по годам мудрую головку. Ты – красавица, но, слава богу, ты не загордилась от этого. Я очень хочу, чтобы ты и дальше занималась наукой. Знаешь, как мы с дедушкой были счастливы, когда ты защитила кандидатскую?! Ты ведь первый ученый в нашей семье… И еще, береги Вадима! Его заносит, он авантюрен по складу характера. Его надо не подталкивать, как папу, а притормаживать. Но не задави его совсем. Он никогда не сможет «сидеть на диване и читать газету». Это – не его жизнь. Тебе будет тяжелее, чем мне или маме. Но это – твоя судьба. И поверь, в этом тоже много-много счастья. Да, ты всегда будешь в тени Вадима. Это – правда! Но запомни, человек без тени – мертв. Тень – это его тыл. Это его «зона безопасности». Ты должна создать для Вадима такую «тень», чтобы он мог и дальше нестись вперед с той скоростью, которую он для себя выбрал. Что скрывать, первое время я относилась к нему с настороженностью. Но дедушка меня убедил – это другой тип, это не Баковы. Он – лидер, он – победитель. И ему труднее жить, чем другим. Он может только побеждать. Не случайно он сам так любит повторять: «Волчок стоит только, пока крутится»! Это его кредо. И еще. Спасибо тебе за тебя саму. Все последние двадцать пять лет мы с дедушкой жили твоей жизнью. Каждый вечер говорили о тебе, радовались за тебя. Это мое последнее спасибо тебе. Но самое осмысленное и сердечное.

Вадик! Ты, наверное, и сам осознаешь, что стал опорой и для своих родителей, и для своей семьи, и для Лениных родителей. Пока все могут обходиться и сами (я о старшем поколении). Но это – пока. И я совсем не о материальных проблемах. В этом новом времени только ты разбираешься хоть как-то. Очень скоро тебе придется решать за всех, что делать, как выживать. Ты – умница. Ты – сильный, ты справишься. Но только помни, что рискуешь теперь не собой, не своей карьерой или успехом. Ты рискуешь близкими. И Машенькой! Вот за нее и Лену ты всегда в ответе. И еще. Помни, много соблазнов будет перед тобой. Многим захочется воспользоваться, увести тебя в свой «стан». Но помни – сиюминутное всегда кажется привлекательнее вечного. А на поверку – пшик! И последнее. Тебя никогда нет дома. Ты на работе. Да, мужчина, особенно мужчина твоего склада, должен работать. Не может жить без работы. Но твоя семья также не может жить без тебя, как ты не можешь жить без работы. Ищи компромисс. Оставайся собой, но и будь с ними.

Я ничего не пишу Машеньке. Не надо ей сейчас ничего писать. Она еще слишком маленькая. Со временем объясните ей, если сочтете нужным, почему я приняла такое решение. Я обожаю эту кроху.

Я не знаю, есть ли загробная жизнь. Но если есть, то нам с Илюшей было бы очень приятно, чтобы в день нашей свадьбы вы приходили на нашу могилу. Мы бы могли на вас посмотреть.

Никогда не думала, что самым сложным в моей жизни будет закончить это письмо. Еще столько не сказано, столько не…

Все, простите! Я вас всех люблю. И я приняла правильное решение!

Вадим дочитал письмо, сунул его в карман, твердо решив сегодня никому не показывать, и вышел на лестницу покурить. Такое письмо лучше дать прочесть завтра, когда хлопоты, связанные с похоронами, накроют всех с головой. А вот как оградить бабушку Аню и Эльзу от всего это кошмара, Вадим не знал.

Рано утром Вадима разбудил телефонный звонок. Едва продрав глаза, – Вадим глянул на будильник – семь утра, и, чертыхаясь, босиком побежал на кухню со слабой надеждой, что Лена не успела проснуться. Звонила Лера Скорник. Дочь знаменитого адвоката Скорника, одного из светил. С самой Лерой Вадим была едва знаком. Тем более казалось удивительным, что она позвонила в такую рань. У адвокатов принято звонить друг другу без стеснения часов до одиннадцати-двенадцати ночи, все равно не спят, а занимаются бумагами. Но вот раньше девяти утра считалось неприличным. Тем более в семь!

– Вадим! Это Лера Скорник. Я бы хотела с вами встретиться! – без лишних слов сообщила Лера.

– Что-то случилось? – Вадим еще плохо соображал спросонок.

– Нет! Все прекрасно! Просто надо встретиться и поговорить. О сотрудничестве. Вы не против сотрудничать с девушкой, мужчина? – Видно у Леры было прекрасное настроение с утра. Чего никак нельзя было сказать о Вадиме.

На кухне появилась Лена.

– Кто это? Что случилось? Мама? – Ленино лицо, все и так распухшее от вчерашних, а точнее ночных слез, еще и отекло от недосыпа.

– Нет, это Скорник. Все в порядке.

– Кто такая Скорник?

– Адвокатесса. Спи!

Лена сразу успокоилась, как-то сникла и, бросив: «Все равно уже не усну!», ушла обратно в спальню.

– Простите, Лера! Жена проснулась, – не без намека вернулся к телефонному разговору Вадим. – Так что случилось?

– Да ничего не случилось, – Лера поняла, что для шутки с «мужчиной» время она выбрала не самое подходящее. – Я потом позвоню. Видно вы еще сладко спали, – последние слова прозвучали несколько обиженно.

– Не очень сладко, у Лены вчера вечером бабушка умерла, – желая снять неприятный осадок у собеседницы, стал подробно объяснять Вадим.

– Если нужна моя помощь – обращайтесь, – с энтузиазмом произнесла Лера.

– Спасибо! Я думаю, мы справимся. Но все равно спасибо.

– Имейте в виду, на всякий случай, Кузьминское кладбище – моя «точка».

– Спасибо, Лера! Учту. Созвонимся через несколько дней.

Вадим направился в спальню, чтобы взять свою одежду, так как ложиться было бесполезно. Он вспомнил «адвокатскую» молодость. «Точка»! Как давно он не произносил это слово. «Клиент» звучало куда современнее и точнее.

Но позвонить Лере пришлось в тот же день. Выяснилось, что кладбищенские правила запрещали хоронить в ту же могилу раньше, чем через семь лет. То есть, если захоронить урну, – пожалуйста. А если гроб, – то семь лет никому из родственников умирать не разрешается.

Попытки Вадима самостоятельно решить этот вопрос успехом не увенчались. Директор кладбища уперся, как осел. Никакие аргументы Вадима, что предыдущие похороны были меньше двух месяцев назад, что, соответственно, гроб еще цел, и что ничего страшного не произойдет, – эффекта не возымели. То ли директор Востряковского кладбища так дорожил своим местом, что не хотел рисковать, то ли ждал, что проситель наконец сообразит, что надо просто «подмазать».

Вот чего делать Вадим никак не собирался, так это давать взятку. Еще много лет назад Михаил Леонидович сказал фразу, намертво засевшую в сознании Вадима: «Положение взяткодателя отличается от положения взяткополучателя только местом на скамье подсудимых. Первый или второй. А срок тот же!» Вадим никогда взяток не давал. Не из принципа, хотя и это тоже. Из страха.

Вот тут то он и вспомнил про звонок Скорник.

Уже через полчаса после того, как он тысячу раз извинившись за беспокойство, попросил Леру узнать, что можно сделать, ему перезвонил сам директор Востряковского кладбища. Посетовав, что Вадим Михайлович сразу не сказал, что дружит с его коллегой и учителем, директором Кузьминского кладбища Иваном Алексеевичем, человеком в их профессии легендарным, директор кладбища Востряковского услужливо сообщил, что исключения из этих дурацких правил, разумеется, возможны. Что задача его и коллег помогать людям в трудную минуту. Что он всегда с радостью предоставит место.

Вадим перебил, что «с радостью» это не совсем уместно. Но при этом поблагодарил и положил трубку.

Слова благодарности Лера восприняла весело, как кажется, и все в жизни:

– Всегда обращайся. Ты же знаешь наш принцип цивилистов – комплексное обслуживание – «родился, женился, развелся, умер»!

Вадим вспомнил, что это было любимое выражение Коган. Она искренне полагала, что в жизни любого человека ничто не должно происходить без участия адвоката. А может, она имела ввиду и другое. Какие дела вели цивилисты? Установление отцовства – «родился». Признание брака недействительным – «женился». Раздел имущества – «развелся». Споры о наследстве – «умер».

Несколько дней прошли в подготовке похорон, сборе документов, в том числе и из прокуратуры, вынесшей поста новление об отказе в возбуждении уголовного дела, затем – милиция, судебно-медицинская экспертиза. Оказалось, похоронить человека, покончившего с собой, было много сложнее, чем просто умершего.

Наличие предсмертной записки от бабушек Ани и Эльзы скрыли. Но это мало помогло. Старушки ходили как в воду опущенные. Бабушка Аня вдруг сразу как-то перестала говорить лозунгами, а бабушка Эльза ехидничать и саркастически отзываться об окружающем мире. Обе присмирели, бродили по квартире Осиповых-старших с поникшими головами и почти не разговаривали.

Спустя несколько дней, Илона заметила странную метаморфозу. Обычно, когда Анна Яковлевна приезжала к ним погостить, ее мама всем своим видом выражала недовольство вторжением противника на ее, Эльзину, территорию. И никакие могла дождаться, когда, наконец, классовая антагонистка уберется восвояси. Постоянным предметом издевок Эльзы в адрес Анны Яковлевны в такие «гостевые» периоды был вопрос, а не соскучилась ли та по американскому флагу, символу мировой победы капитализма? Дело в том, что старая большевичка Анна Искра жила в коммунальной квартире в доме напротив посольства США. Из единственного ее окна открывался вид на главный вход американского представительства с огромным развивающимся флагом.

А тут ситуация изменилась. Пару раз Эльза Георгиевна как бы невзначай бросала фразу, что Ане сейчас одной очень тяжело, мол, надо предложить погостить ей подольше.

Михаил Леонидович возражать не стал, его такой вариант абсолютно устраивал. Эльза замкнулась на его матери и, соответственно, куда меньше доставала его своими советами и воспитательными разговорами. И хотя за тридцать пять лет он, конечно, научился пропускать все это сотрясание воздуха мимо ушей, так все равно было лучше.

Однажды Михаил Леонидович стал случайным свидетелем разговора двух старушек. Он работал с документами, присланными Вадимом, а в соседней комнате, забыв прикрыть дверь, бабушки вели очередной нескончаемый философский разговор.

– Понимаете, Эльза Георгиевна, то, что сделала Лиза, это не просто слабость, это отказ от выполнения долга. Старческого долга!

– Нельзя так, Анна Яковлевна, нельзя! Ну невозможно все поступки человека сверять с понятием долга, обязанности, жизненного предназначения. Человек слаб. Да и что это такое – старческий долг?

– Старческий долг – обязанность доживать свою жизнь. Ходить по поликлиникам, дожидаться, когда выросшие внуки вспомнят о тебе и навестят. Хоронить друзей, прошедших с тобой всю жизнь. В конце концов, осмыслить наконец свою собственную жизнь!

– А вы осмыслили?

– Я – да! Я, Эльза Георгиевна, всегда делала только то, во что верила! И если меня обманывали, не я в этом виновата! Я жила честно!

– Так вы верили тому, что вам говорили, а не себе. В этом ваша трагедия.

– Я верила себе. А внутри себя я верила тому, что мне говорила партия.

– Вот-вот! Я и говорю, что для вас, большевиков, партия заменила религию. А Ленин – Бога. И со Сталиным та же история!

– То есть?

– Если бы вы знали религиозный догмат, то сообразили бы, что я имею в виду. Хорошо, объясню. Дьявол был одним из ангелов, или апостолов, уже не помню. Но он исказил учение Бога, и тот его низверг в ад. Вот с тех пор дьявол стал противником Бога, а был союзником. Так и ваш Сталин. Был союзником Ленина, а потом его объявили врагом.

– Ну да! Партия сама разобралась с этим предателем. Я и говорю, что он нас обманывал. Меня тоже. Но напомню, при нем меня и посадили. Так что я пострадала от его режима!

– Дорогая моя Анна Яковлевна! Сначала вы ему служили верой и правдой, а потом вас посадили. Значит, не тому служили и не в то верили!

– А вы, Эльза Георгиевна, во что верили всю жизнь? В мужа? В дворянское прошлое? Или в царя-батюшку?!

– Я верила в Бога! В бессмертную душу и в Страшный суд. И мне мало чего можно предъявить, хотя и я не безгрешна!

– Ну, думаю, любовные грехи-то вам простят! – Анна Яковлевна почувствовала, что она победила в споре. Вот такого безобразия, как греховодничество с белыми офицерами, за ней точно не числилось.

– Знаете, дорогая моя, лучше грешить с благородными чистыми мужчинами, чем с немытыми красноармейцами. Или вам больше нравились комиссары в кожаных куртках? – Эльза довольно улыбнулась. Приятные воспоминания не только не мучили ее совесть, но, наоборот, ублажали память в минуты полного одиночества и забвения.

– Ну, знаете, на вкус и цвет товарищей нет! – с такой же улыбкой неожиданно мягко выйдя из боевой стойки, отозвалась Анна Яковлевна. И тоже ушла в воспоминания. Себе-то что врать? И ей было что вспомнить…

Михаил Леонидович понял, что так дальше он работать не сможет. Встал и закрыл дверь.