Текст книги "Лед тронулся"

Автор книги: Михаил Барщевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

По мнению Вадима, ситуация сложилась тупиковая. Если адвокаты согласятся на новый закон, они полностью попадают в зависимость от Министерства юстиции. Президиумы коллегий утрачивают свое значение. Вопросы приема и исключения из коллегий, дисциплинарной ответственности адвокатов фактически переходят в ведение областных управлений юстиции. Это – конец адвокатуры.

С другой стороны, создание параллельных коллегий породит конкуренцию. Мало того, что разрушалось монопольное положение адвокатов, это еще и означало, что Президиумы опять-таки утрачивают свое значение. В каждой области могли появиться несколько коллегий, и любого юриста готова была принять если не „классическая“, то „перпендикулярная“ коллегия. Название „перпендикулярная“ придумал Марлен и очень этим гордился.

– Вы знаете мою позицию, Марлен Исаакович. Сталин, когда его спрашивали, какой уклон хуже – правый или левый – отвечал: „Оба хуже!“

– И, тем не менее, из двух зол выбирают меньшее.

– Меньшее, на мой взгляд, плохой закон об адвокатуре. Понимаете, если будут созданы параллельные коллегии, то они самим уровнем своей работы обрушат престиж всей адвокатуры в целом. И им будет плохо, и нам. И тогда с учетом отношения к адвокатам в обществе, а оно будет формироваться именно „перпендикулярами“, можно будет принять любой закон об адвокатуре. Никто и не пикнет. И Лукьянов поддержать нас не сможет.

– Меня радует, что вы наконец научились отступать, – голос Марлена звучал раздраженно. – Жаль только, что так и не поняли, в чем уступать можно, а в чем нет!

– Вы спросили мое мнение, я ответил, – Вадим перестал понимать, чего Марлен хочет? Чтобы он просто ему подпевал? Зачем это при его фактически диктаторском положении в коллегии?

– Я хотел просить вас выступить на совещании в Минюсте. Вы были на стажировке в США. Могли бы рассказать, что там никаких „перпендикулярных“ коллегий нет и быть не может.

– Это – пожалуйста, – теперь стало ясно, зачем звонил бывший патрон Вадима. Ему, наконец, понадобилась его, Осипова, помощь. – Я могу и о законодательстве, и об адвокатуре рассказать. Мало не покажется.

– Вам никогда мало не кажется. Мне представляется, что об этом стоит рассказать Саше. Он, если помните, тоже в Америке был.

– Прекрасно! Я только „за“! А когда совещание? Я же уезжаю.

– Вы меня действительно считаете старым маразматиком? – Марлен не скрывал, что сильно раздражен. Вадим только не мог понять, чем. – Я помню, что вы уезжаете четвертого. Совещание второго.

– Ну, тогда нет проблем.

– Привет отцу, – Марлен положил трубку.

* * *

Когда Вадим пересказал Лене разговор, она ни на секунду не усомнилась в причине раздражения Марлена. Тому крайне неприятно обращаться к Вадиму с просьбой, а обойтись без него он не может. Вадим был вынужден согласиться с женой. А ему так хотелось мира. Ему так тяжко стало жить в постоянной борьбе. Тем более с семьей Марлена, который столько для него сделал в начале карьеры. И с Сашкой, человеком, так поддержавшим его в Штатах. Да еще Юля…

Утром Осипов приехал на фирму в настроении еще более скверном, чем накануне вечером. Предстояла встреча с очень перспективным клиентом, которого, если и удастся заарканить, то, как это ни обидно, придется сразу кому-то передать. Через несколько дней отъезд в США, что поделаешь!

Просьба клиента, достаточно известного кооператора, Вадима удивила и озадачила. Надо было написать устав и учредительный договор коммерческого банка. Вадим, разумеется, успел прочесть Постановления Совмина и ЦК КПСС, разрешающие, при массе ограничений, создавать частные банки. Но он никак не ожидал, что среди солидных кооператоров найдутся люди со столь сильной авантюрной жилкой, что рискнут ринуться в эту, как он понимал, ловушку.

Ассоциация всего происходящего с НЭПом для Осипова была очевидна. Власть полностью потеряла контроль над экономикой: пустые прилавки, тотальный дефицит, первые, но уже многочисленные нищие на улицах – всё, как в начале двадцатых годов. Алгоритм поведения власти тот же. Дать людям немного подзаработать, наполнить магазины хоть чем-нибудь и потом, естественно, все отобрать.

Банковская сфера являлась именно тем инструментом, при помощи которого можно было в одночасье задушить кооператоров и цеховиков. Поверить, что государство ослабит гайки именно в этой области, значило расписаться в полной наивности. Клиент предложил Вадиму выбрать форму гонорара – либо одна десятая доля в уставном капитале и членство в составе учредителей, либо 50 тысяч рублей.

Вадим ответил, не сомневаясь ни минуты: 50 тысяч. Оказаться среди тех, у кого не сегодня, так завтра „люди в кожанках“ начнут отбирать все „награбленное у трудового народа“, ему никак не светило. Да к тому же Осипов точно не верил в успех коммерческих банков, которым придется соревноваться в борьбе за деньги населения со сберегательными кассами. А вот 50 тысяч – сумма вполне конкретная, мало того, огромная. И ее, если, конечно, не быть идиотом и не класть деньги на сберкнижку, не очень-то и отберешь.

Ударили по рукам. Клиент поставил условие: документы должны быть готовы через три дня. Получалось, в день отъезда Вадима. Договорились так: к вечеру 25 тысяч аванса передадут Вадиму. Остаток гонорара – в обмен на документы. Готовую работу клиенту отдаст Михаил Леонидович.

Вадим прикинул, что родителям двадцати пяти тысяч вполне хватит до его возвращения. Тем более, что Михаил Леонидович вел на фирме пару спокойных клиентов и получал за это по три тысячи в месяц. Ну, а не хватит, не проблема. У Автандила лежали на черный день пятнадцать тысяч, у Баковых дома под видом папки с документами еще двадцать, да и с фирмы, от клиентов, которых Осипов передал на обслуживание другим адвокатам, поступало почти по семь тысяч. Вообще-то поступало каждый месяц значительно больше, но доля Вадима укладывалась в эту сумму.

Открытию „сейфа“ у Баковых предшествовала довольно забавная история. Несколько месяцев назад, когда деньги полились рекой и потратить их сразу никакой возможности не представлялось, Вадим посетовал на „тяжелую жизненную ситуацию“, представив жене парадоксальный юмор этой проблемы. Лена же восприняла ее совершенно всерьез.

– А почему ты доверяешь хранение денег Автандилу, своим родителям, но не моим?

– Во-первых, не твоих, а наших! – сразу взъерепенился Вадим.

– Неважно! Зарабатываешь ты, поэтому твоих. Нет, но ты ответь, почему?

– Понимаешь, Леночка, твоя мама и так меня не очень жалует. А если она узнает, сколько я зарабатываю, то справедливое чувство пролетарского гнева…

– Перестань ерничать! Мне обидно.

– Ладно, я что-нибудь придумаю.

И Вадим придумал. Взял шесть больших папок. Набил их всякой ненужной документацией, оставшейся после отработанных дел или ушедших клиентов, вырезал в центре документов окошки, как в детективных фильмах, и положил туда пачки денег. Потом туго перевязал каждую папку бечевкой, концы приклеил к корешкам папок, поверх налепил по маленькой аккуратной бумажке и на каждой расписался. Вскрыть папки, не повредив бумажки с подписью Вадима, было невозможно. Провозился Вадим со всей этой „детективщиной“ часа два. Но результатом остался доволен.

Отдавая папки Владимиру Ильичу, Вадим сообщил, что это архив с документами особо важных клиентов. Именно здесь, в картонном укрытии таятся гарантии его безопасности, и потому хранить их надо особенно тщательно. Вот и получилось, что в доме Баковых нашла приют приличная сумма денег, о чем они сами и не догадывались.

Лена была довольна. Вадим тоже. Баковы – просто счастливы от того, что им доверили такую ценность – архив зятя.

Когда клиент ушел, Осипов подозвал к своему столу Игоря Стольника, передал ему материалы по коммерческому банку, сообщил, что пять тысяч он получит от Михаила Леонидовича, когда сдаст работу, и неожиданно обнаружил, что настроение заметно исправилось.

Однако сомнения, правильный ли вид гонорара он выбрал, донимали. Вадим решил позвонить Самойлову.

– Василий Петрович, здравствуйте. Осипов.

– A-а, Вадим! Добрый день, добрый день!

– Как вы?

– Спасибо. Что у вас?

– Если честно, звоню посоветоваться.

– Всегда к вашим услугам, Вадим Михайлович.

– Василий Петрович, а вот скажите, хотели бы вы, чтобы ваш сын стал одним из учредителей коммерческого банка?

– Это предложение? Не помню, когда я вам столько напакостил, что заслужил такую честь! – Самойлов рассмеялся.

– Задам вопрос не столь персонифицированно, – Вадим подхватил тональность разговора. – Вы верите в будущее коммерческих банков в Союзе?

– Я был рецензентом этого постановления, Вадим, – голос Самойлова сразу стал „академическим“. – Юридически оно абсолютно корректно. Но вы же понимаете, что это не вопрос права, а вопрос политической воли. Если коммерческие банки разовьются – это капитализм. Готова ли власть к такому повороту всерьез, не знаю. И никто не знает. Вы приходите ко мне через недельку, поговорим подробнее.

– Спасибо, но я через два дня улетаю в США на полгода.

– Как раз через полгода ответ и прояснится. А пока – „Храните деньги в сберегательной кассе“!

– Проблема только в том, что в США нет сберегательных касс.

– Мне бы ваши проблемы, – вновь шутливо отозвался Самойлов.

Вадим положил трубку и подумал: „А мне – ваши!“

Глава 11

Поскольку американцы к приезду семьи Осиповых подбирали для них подходящее жилье, тема эта не раз обсуждалась по телефону с Кевином. Тот продолжат работать помощником Стэна. Выяснилось, что приоритеты в данном вопросе у Вадима и Леры разные. Вадим хотел, чтобы апартаменты располагались недалеко от школы и, желательно, в тихом месте. Что-нибудь похожее на Фолке Черч, как в прошлом году. Кевин его отговаривал. Ведь мистер Осипов нынче сам будет оплачивать квартиру. Прежняя стоила две с половиной тысячи долларов в месяц, а что-то попроще вполне можно найти и за полторы.

Аргумент был убийственный. Хотя Вадиму обещали зарплату 10 тысяч долларов в месяц, деньги совершенно неимоверные, лишняя тысяча – все равно сумма слишком серьезная.

Правда, признался Кевин, в таких апартаментах обычно ничего, кроме мебели, нет. То есть сразу после приезда придется купить кастрюли, посуду, чашки, постельное белье. Да что там белье, подушки и одеяла! Но холодильник и телевизор будут, успокоил американский юноша.

Вадим попробовал торговаться, утверждая, что, исходя из договора с фирмой, эти расходы несет американская сторона. Однако все, что он выторговал, свелось к поблажке ал я младшего ассоциатора с зарплатой в полторы тысячи то есть для Леры. Американцы в лице Кевина пообедали взять на себя ее расходы по обустройству. Мало того, Кевин высказал готовность закупить все к ее приезду. А вот мистер Осипов как высокооплачиваемый юрист приобретать необходимое будет на свои. Вадим хотел было добавить к последнем: слову „кровные“, но воздержался, Поизнал про себя, что честнее было бы сказать „халявные“. И согласился, Хотя и с недовольной миной. Но ее-то Кевин увидеть никак не мог.

* * *

Самолет прибыл в аэропорт Даллес в два часа дня. Пока получили вещи, прошли пограничный контроль и добрались наконец до „Хамлет-аппартментс“, на которых остановил свой выбор Кевин, было уже шесть вечера. Лена, пока ехали до дома, переживала, как же они сегодня устроятся спать.

Кевин, мешая русские и английские слова, успокаивал ее, объясняя, что магазин работает до десяти вечера – успеем.

– А ты уверен, что мы сможем купить все, что нам нужно, в одном магазине? – Задала Лена естественный для человека, приехавшего из страны тотального дефицита, вопрос.

– Да, деньги для вас я получать от офис, – Кевин понял Лену на свой, американский лад.

– Это аванс в счет зарплаты? – решил уточнить Вадим.

– Нет. Аванс бюрократы долго писать. Это Стэн дал, – Кевин на минуту задумался, брови сдвинулись к переносице. Но вскоре чело его прояснилось: русские слова встали, как надо. – Вы будете возвращать. Фифти в следующий месяц, фифти – еще один следующий.

Лена не унималась:

– Так ты уверен, что в одном магазине будет все, что нам нужно?

– Шуа! Эбсолютли шуа! Как пит дат, – неожиданно для самого себя вспомнил Кевин русский эквивалент.

Лена покачала головой и тяжело вздохнула. Ну, разумеется, эти мужики, что Кевин, что Вадим, даже не догадываются, сколько всего надо купить, чтобы наладить быт.

Вадим действительно думал о другом. Через пару часов полета заснуть ему не удалось, и он полностью переключился с московской жизни на американскую волну. Только сейчас появилась возможность, а главное, необходимость, разобраться, зачем он, собственно, летит в Вашингтон. Ну, ясное дело, заработать. А еще? Никогда Вадим не мог довольствоваться чисто денежным интересом. Как и много лет назад, он суеверно считал, что у человека, жаждущего только денег, именно их и не будет. Деньги не любят, когда ими сорят или ставят во главу угла.

Так что тогда? Вспомнилось предсмертное напутствие Батыя: Вадим в ответе за всю семью. Значит, если грянет „эвакуация“, как однажды выразилась Лена, то придется перетаскивать в Штаты и Баковых, и обеих бабушек, и собственных родителей. Где-то он слышал, что американцы платят хорошую пенсию тем, кто воевал с фашистами. Значит, Баковы будут хоть как-то обеспечены. А вот весь остальной „кагал“ – на нем. Надо, получается, искать того, кто возьмет его на службу. „Брайан“ не подходит. Они хотят работать с Союзом, значит им беженец ни к чему. А в ином статусе, кроме как беженца, Вадим обосноваться в США не сможет. Хотя есть еще вариант длительного контракта при сохранении советского гражданства. На эту перспективу места лучше „Брайана“ не найти. Другими словами, придется отрабатывать обе версии при всем их глубинном противоречии. „Нет, уж лучше думать о кастрюлях!“ Вадим с завистью взглянул на жену.

Приехали. В офисе жилого комплекса получили ключи от квартиры. Контракт Кевин подписал заранее от имени фирмы. Разгрузились.

Машку оставили дома, включив ей телеканал мультиков, и втроем отправились в „тот самый магазин“.

Добрались быстро, до цели было каких-то три километра. Выяснилось, что Кевин привез чету Осиповых в „Хегтс“. В прошлый приезд Вадим с Леной несколько раз заходили в другой „Хегтс“, на Седьмой улице. Это был шикарный и очень дорогой магазин. Там продавались и одежда, и мебель, и домашняя посуда. Но дорого!

Вадим сам расстроился и заметил, как вытянулось лицо жены. Спросил у Кевина:

– А подешевле магазина поблизости не найдется?

– Все о’кей! Не бойся. Это сток. Здесь все за копейки.

Кевин оказался прав. За полтора часа Осиповы купили постельное белье по десять долларов за комплект, посуду – китайский сервиз на четыре персоны, который обошелся в совсем смешные деньги – семь долларов, кастрюли, электрочайник, вилки-ложки, мыло, шампунь и далее по нескончаемому списку, который Лена заготовила еще в Москве. Больше всего Вадима позабавил пункт „чайное ситечко“. „Ну чистая мадам Грицацуева!“ – про себя усмехнулся Вадим и тут же вспомнил Леру, которая всегда ассоциировалась у него с этим персонажем. „Как они там устроились в Нью-Йорке? Надо бы позвонить, когда вернемся. Хотя нет, лучше позвоню завтра из офиса бесплатно!“ Вадим переключался на американские стандарты. Здесь все подчинялось только одному закону – экономь, на чем можешь. А не можешь – откажись. Вспомнилась очередь в метро в ожидании окончания „дорогого времени“… Да, все это казалось ему просто дичью чуть больше года назад. Сегодня он понимает Америку.

– Вадь, кофейник покупаем?

– А сколько?

– Двенадцать долларов.

– Обойдемся. В кастрюльке сварим. И так уже набрали три тележки.

– Ладно, надо будет, потом купим, – смирилась Лена.

На кассе выяснилось, что „размер катастрофы“ не так уж велик. Кругом-бегом, даже вместе с вожделенной Барби все стоило меньше двухсот долларов. И это с учетом микроволновой печи, трех огромных банок кофе „Максвелл“, по полкило каждая, порошка для посудомоечной машины и прочей „химии“. Вадим отметил, как экономно тратила деньги его жена, Хотя, конечно, кое в чем она не могла себе отказать. Губочки для посуды, разноцветные, яркие, как детские игрушки, продавались и по одной, и упаковкой по пять штук. Лена купила две упаковки! Вадим промолчал. Как она на них смотрела! Это, конечно, не ванна шампанского, но тоже радость. Заслужила…

После „Хегтса“, набив машину Кевина под завязку, вспомнили, что продуктов-то дома вообще нет. Разумеется, кроме колбасы и черной икры, привезенных из Союза. Решили зайти в супермаркет, благо он находился хоть и не на той же, а на соседней „плазе“, но все равно недалеко.

В Москве Вадим с Леной часто вспоминали американские „плазы“. Как правило, эти огромные площади располагались на пересечении нескольких загородных дорог. Гигантскую автомобильную парковку, каких в Союзе и в помине не было, окружали одно – и двухэтажные строения. В них помещались химчистка, которую, как правило, держали китайцы, магазин автозапчастей, канцелярский магазин с поздравительными открытками, оберточной бумагой для подарков, конвертами и еще кучей всякой бумажной мелочи.

Центром площади, так сказать, „плазообразующим“ объектом всегда выступал большой универмаг. Десятки, а бывало даже сотни фирм, вели торговлю в небольших по площади секциях. Но случалось и иначе. Вадим помнил универмаг, который поделили между собой три фирмы, занявшие фактически по целому этажу. Но все равно еще пара десятков фирмочек примостилась в переходах, боковых коридорчиках и закуточках.

Обязательным атрибутом любой „плазы“ был супермаркет. Либо „Джаинт“, и тогда вся „плаза“ считалась дорогой, либо <Шоперс», и тогда здесь, в основном, отоваривались негры и латиносы.

В «Джаинте» и «Шоперсе» продавалось практически одно и тоже. По крайней мере, Лена не находила в их ассортименте никакой разницы. Ну, может, «Джаинт» предлагал чуть больше расфасованных продуктов. А в «Шоперсе» значительно больше места, чем у конкурентов, занимал отдел, где продавали товары огромными упаковками, видимо, в расчете на состав семей традиционных покупателей именно этой сети.

Очевидное различие двух супермаркетов обнаруживалось у кассы. В «Джаинте» тебе бесплатно упаковывали продукты в фирменные пакеты с ручками – мечта любой советской домохозяйки, а в «Шоперсе» законы были суровее. Сначала кассир задавала вопрос: «Пластиковый или бумажный?» Покупатель должен был выбрать не только вид пакетов, но и назвать их количество. Причем цена не разнилась – 3 цента. Но пойди прикинь, сколько пакетов понадобится, когда перед тобой полная тележка покупок? Хотя, с другой стороны, паковать-то все придется самому. Кто ж кроме тебя знает, как ты распихаешь свое добро по пакетам.

Кевин сказал, что в «Шоперсе» против «Джаинта» можно сэкономить процентов тридцать-сорок. За месяц набегала довольно приличная сумма. Но ездил он не в тот «Шоперс», что был в его районе, а в бедные кварталы. Сложность положения Кевина заключалась в том, что как юрист-ассистент крупной адвокатской фирмы, он обязан был жить в достаточно престижном районе. Там же обитали и многие люди, с которыми он встречался по работе. Так вот, «засветиться» в «Шоперсе» никому не хотелось. Над тобой точно стали бы подшучивать – нарушаешь этикет. Поэтому, если хочешь экономить на продуктах, придется ехать в район победнее, где «тебе подобные» не селятся.

Разумеется, следуя законам жанра, именно в «Шоперсе» ты и встречаешь «себе подобных», которые рассуждают точно так же и едут за продуктами в непрестижные районы. Однако в этой ситуации начинал действовать пакт о неразглашении – ты молчишь про меня, я про тебя.

– А ты здороваешься со знакомыми, если встречаешь их в «Шоперсе»? – поинтересовался Вадим.

– Нет. Мы друг друга не замечаем.

– Точь-в-точь как в туалете, – прокомментировала Лена.

Вадим хотел было провозгласить: «Вот оно, чисто американское лицемерие!» – но промолчал. Он забыл, как по-английски будет «лицемерие», а Кевин наверняка не знал этого слова по-русски. Жаль!

При входе в магазин Кевин взял какую-то брошюрку и быстро стал ее просматривать. Вадим заглянул через плечо. Картинки с баночками, пакетиками, куриными ножками и упаковками мяса перемежались изображениями фруктов, компотов, соков и йогуртов. Под каждым стояла цена, напечатанная черным шрифтом и зачеркнутая крест-накрест двумя жирными линиями, а рядом красовалось меньшее число, но уже красное! Кевин объяснил – это рекламка с перечнем всех скидок на неделю. «Своеобразное преломление в американском варианте русского выражения „красная цена“», – Вадиму понравилось собственное открытие.

Вместе с Кевином Осиповы быстренько пробежались по отделам, закупая все необходимое для начала хозяйства – от лаврового листа и соли до туалетной бумаги. Продукты на «текущий момент» Кевин разрешил покупать только из дисконтного списка. Лена поморщилась, но спорить не стала. Просто устала с дороги и хотела быстрее домой. Единственным, от чего она не отступила, был бананово-клубничный йогурт, по которому Машка сохла еще с того времени, когда Вадим впервые привез его из Финляндии. Возражения Кевина, что сегодня скидка на черничный йогурт, Лена проигнорировала.

Вадим попробовал встать на сторону американского помощника. Но не из экономии. Пока Лена искала нужный ей экзотический молочный продукт, Вадим успел насчитать тридцать два вида йогуртов. И это при том, что один из стеллажей-холодильников остался его вниманием не охваченным.

– Ленк! Все равно надо со временем все попробовать. Просто ради интереса. Какая разница, с какого начинать?

– Маша любит этот! – Тон Лены явно свидетельствовал о том, что дальнейшие препирательства бессмысленны.

Маша буквально впилась в мультики. Родители еле оттащили ее от телевизора поужинать, да и то с помощью Барби.

С такой скоростью дочь в Москве не ела никогда. Стимула не было – Барби отсутствовала, по телевизору ничего для нее интересного вечером не показывали, а торопиться в постель в ее привычки не входило.

Между тем, Кевину с Вадимом предстояло наметить планы на завтра. Дел навалилась масса. Правда, умница Кевин успел многое подготовить. Причем многое из того, о чем Вадим с Леной даже не задумывались.

По собственной инициативе он записал Машу в «юниор скул», среднюю школу, куда в свои тринадцать лет она должна была ходить согласно американским законам. Осиповы предполагали, что Маша станет посещать посольскую школу. Об американской и не помышляли. Оказывается, поскольку Вадим получил рабочую визу, его дочь имела право учиться за счет государства. Конечно, муниципальная школа – не частная, там учатся в основном дети людей малоимущих, но что поделаешь… Платить за полгода обучения в частной школе Вадим не собирался. Баловство!

Лена засомневалась. Две школы – не многовато ли для дочери? Но та сама разрешила все сомнения:

– А английский я где выучу? Настоящий английский?

– Думаешь, потянешь? – больше из педагогических соображений поинтересовался Вадим.

– А кто в студенческие годы три работы тянул? – с вызовом откликнулась Маша.

– Так тому и быть! – не дав слова Лене, уже набравшей воздуха, чтобы отчитать дочь за наглый тон, подвел итог Вадим.

Следующая проблема – покупка автомобиля. Уже в прошлую поездку Вадиму стало ясно, что без машины здесь жить нельзя. Тем более теперь, когда до метро придется добираться на автобусе.

Кевин захватил специальный журнал, где публиковались объявления о продаже сотен, если не тысяч автомобилей. Номер был свежий, поэтому шанс, что объявленное и есть сущее, представлялся весьма весомым. Мало того, выяснилось, что Кевин обзвонил десятка два продавцов и предложил Вадиму на выбор пять, с его точки зрения, наиболее подходящих вариантов.

Ни Вадим, ни тем более Лена, ничего не понимали в американских машинах. Выбор, как ни странно, сделала Маша:

– А какая из них самая большая?

– Пожалуй, «Бьюик Ригал» восемьдесят шестого года. Но она берет очень много бензина, – для истинного американского юноши разбираться в машинах было делом чести.

– И сколько за нее просят? – прагматично поинтересовалась Лена.

– Две тысячи триста долларов. Но думаю, можно получить дисконт до двух тысяч.

После этого Кевин подвергся десятиминутному допросу: Вадим выяснял, чем же хорош именно этот автомобиль. Возникли проблемы – автомобильная терминология на иностранном языке не была коньком ни для истца, ни для ответчика. Пришлось рисовать агрегаты машины на бумаге. Первой расхохоталась Маша, к ней присоединилась Лена, а вскоре и Кевин с Вадимом покатывались со смеху от собственной изобретательности при выяснении вопроса о месторасположении запасного колеса, количестве оборотов двигателя и его мощности в лошадиных силах. Форма общения явно доминировала над важностью содержания разговора.

– А где мы деньги на машину возьмем? – прервала веселье взрослых Маша.

– Лоун от фирмы, – откликнулся Кевин.

– Может, нарисуешь, что это такое? – предложила Лена.

Кевин напрягся. Погрыз кончик ручки, точь-в-точь как это делают студенты в Союзе, а потом быстро стал чертить. Сначала он изобразил два кружочка и обозначил их «я» и «ты». Потом от «я» провел стрелку к «ты» и над ней написал «3000$». Затем под линией поставил «02/04/91».

– Что это за дата? – Лена ткнула пальцем в цифры.

– Сегодня. Четвертое февраля девяносто первого года.

– Американцы пишут сначала месяц, потом число, потом год, – проявил осведомленность Вадим. Кевин радостно закивал.

Покончив с первым рисунком, Кевин правее изобразил те же самые кружочки, но только теперь стрелка шла от «ты» к «я». И дата под чертой стояла другая – 04/04/91.

– Через два месяц вернуть, – пояснил Кевин. – Без процентов. Фирма не имеет права кредитовать сотрудников под проценты. Это – закон.

– Так «лоун» – это кредит?! – Машин смех поддержали взрослые. Оказывается, все так просто!