Текст книги "Лед тронулся"

Автор книги: Михаил Барщевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

– Здравствуйте, господин Джонс!

– Здравствуй, Пол. Позволь представить тебе – мой советский коллега, господин Осипов!

– Здравствуйте, господин Осипов! – Пол, излучая высшую степень приветливости, повернулся к Вадиму.

– Для друзей я – Вадим! – повторил не раз слышанную от американцев фразу советский гость.

– Разумеется, господин Осипов! – Пол улыбнулся еще шире.

– Нам нужно подобрать для господина Осипова костюм. Пол. Разумеется, что-то классическое и консервативное, – неестественно быстро вступил в разговор Стэн. – Впрочем, других в вашем магазине и не бывает.

– Да, сэр, – Пол внимательно осмотрел Вадима. Внимательно не значит долго – осмотр занял несколько секунд. Но было очевидно, что виртуальные мерки продавец снял и в свой внутричерепной компьютер занес. – Проходите в примерочную, пожалуйста.

Пол резко повернулся на каблуках и намного быстрее, чем вначале, отправился к одной из ниш, где были вывешены костюмы.

– Вадим, в таких магазинах соблюдается старая традиция. Хорошим тоном для покупателя является обращение к продавцу, как к другу, – по имени. В то же время, для продавца важно подчеркнуть уважение к постоянному клиенту. Поэтому он всегда будет обращаться к нему по фамилии или говорить «сэр», – Стэн ободряюще улыбнулся. – Разумеется, ты не мог этого знать, так что не переживай, никакой ошибки ты не допустил.

Легко было Джонсу говорить «не переживай». Вадим и так чувствовал себя некомфортно, поскольку, оказывается, неправильно одет. Так вдобавок выяснилось, что он даже общаться с продавцом надлежащим образом не умеет. Впервые за все время пребывания в Америке Осипову открылось присутствие высшего общества. Да, у них есть свои клубы, свои магазины, свой этикет. И он здесь чужой. Чужой для советской элиты, всех этих цековских и советских начальников. Чужой для американской элиты с ее миллионами и Гарвардом или Йелем за спиной…

К примерочной все подошли одновременно. Продавец держал в руках трое плечиков с костюмами. Все они были в полоску, один почти черный, второй темно-синий, третий темно-серый.

– Какой тебе больше нравится? – поинтересовался Джонс.

– Не знаю, – Вадиму не нравились все три. Ну ничего в них не было, никакой изюминки, лоска, шика.

– Я думаю, – неспешно заговорил Пол, – господину Осипову больше всего подошел бы темно-синий.

– Пожалуй, ты прав, Пол! – кивнул Джонс.

Вадим вдруг понял, что костюм выберут без его участия. «А может, оно и правильно? Все равно я в этом ничего не понимаю», – попытался успокоить себя одариваемый.

Домой Вадим вез темно-синий костюм стоимостью в 1700 долларов. Он бы не купил его и вдесятеро дешевле…

* * *

Разумеется, как только Вадим переступил порог, Лена поинтересовалась, что он принес.

– Джонс подарил костюм, – почти равнодушно бросил Вадим, расстегивая роскошный чехол.

– Почем? – влетев в прихожую, проявила чисто американский подход к делу Маша.

– Тысяча семьсот.

– Вау! – Машкины глаза заблестели от восторга.

– Ну что за дурацкое коверкание языка?! – В Лене проснулся филолог. – Почему надо использовать эти американизмы?

– Хорошо, чтобы тебе было приятно, скажем – о-го-го! – В Машкиных глазах появилась искорка иронии. – От перемены восклицаний сумма не меняется! – И она радостно рассмеялась, довольная тем, как поддела мать.

– Материал хороший. Примерь, – Лена решила не пикироваться с дочерью.

– Кстати, пап. Тебе надо позвонить в «хай-скул». Извини, мама за американизм. По-русски «высшей школой» это не назовешь. Короче! Я буду учиться с теми, кто на год старше. Нужно ваше согласие, – Машка выстрелила все одной очередью, опасаясь, видимо, что ее перебьют и опять вернутся к теме неожиданного подарка Джонса.

– А наше мнение интересует только их, тебя уже нет? – вскипела Лена.

– Мама, мы сейчас живем в свободной демократической стране. Права человека здесь уважают. Это дома, в Союзе, будете мною командовать.

Вадим с Леной ошарашенно смотрели на дочь. Лена с ужасом поняла, что дочь стала совсем взрослой. Да и грудь какая выросла! Вадим испугался.

Он представил, как подобные мысли Маша выскажет кому-то в посольской школе. О последствиях лучше не думать! Но, с другой стороны, ведь права же! Что, начать лицемерить, воспитывая в ней советский патриотизм? Рассказать, что здесь, в Америке, негров линчуют? Однако, и согласиться с ней… Ведь брякнет где-нибудь что-то подобное и пиши – пропало!

– Между прочим, тебе, как будущему юристу, – Вадим старался говорить совершенно индифферентно, – следовало бы знать, что в Союзе полная дееспособность признается за гражданином с восемнадцати лет. А в США – с двадцати одного года. Так что, где больше соблюдаются права детей, бабушка еще надвое сказала.

Лена с восторгом смотрела на мужа. Машка растерялась, не зная, что ответить. Но быстро нашла выход:

– А кто тебе сказал, что я хочу быть юристом? Я хочу заниматься бизнесом. Только у нас бизнес называют спекуляцией. А здесь это вполне пристойное занятие!

– Возможно, – Вадим стал спокоен, как утюг. Перед ним предстал достойный оппонент, которого надо было задавить логикой, загнать в угол и заставить там заткнуться. Дело привычное. Он этим уже без малого двадцать лет занимается в судах. Он обязан победить! И победит! – Но я не уверен, что стоит рождаться на свет исключительно для того, чтобы научиться подешевле купить и подороже продать! Творческим занятием это уж точно назвать нельзя. И достойным тоже!

Машка растерялась. Здесь ей крыть было нечем. Но последнее слово она хотела оставить за собой.

– Так ты в «хай-скул» позвонишь? Я еще не решила, чем буду заниматься. А учиться с придурками-одногодками мне точно не интересно.

Лена хотела было вмешаться, чтобы отчитать дочь за неуважительное, нетолерантное («Это не по-американски!») отношение к одноклассникам, но не успела. Перебил Вадим.

– Да, позвоню. Я уважаю твое право принимать решения. Но и отвечать в случае ошибки придется тебе. Об обратном переводе, если не справишься, не заикайся!

– Заметано! – быстро согласилась Машка, которая признала, что спорить с отцом, – себе дороже.

Глава 14

После отъезда молодых в семье Осиповых-старших что-то сломалось. Неуемный Вадим, взрослеющая на глазах внучка-правнучка, уравновешенная умница Лена – их присутствие наполняло жизнь смыслом. А стоило им улететь за океан – мир остановился в своем вращении.

Илона, прежде постоянно переживавшая, сможет ли сын встроиться в новую жизнь, теперь беспокоилась еще больше. Мысль о том, что Лена с Вадимом и Машкой могут просто не вернуться из США, сделала ее взвинченной и крайне подозрительной. Она почти уверилась, что Михаил Леонидович, как и другие мужья, объявляя, что уехал на работу, на самом деле ездит куда-то совсем в другое место. Ревность, не тревожившая ее уже много лет, проснулась с необычайными свежестью и остротой.

Илона по нескольку раз в день звонила на фирму, каждый раз изыскивая повод побеспокоить мужа. Михаил Леонидович чаще всего оказывался на месте, но это Илону мало успокаивало. Она не могла понять, чем вызван его уход в себя, мрачное настроение, односложные ответы на вопросы, долгое сидение у телевизора и подробное изучение минимум пяти газет. Никогда раньше Михаил Леонидович политикой так пристально не интересовался.

А он вдруг почувствовал приближение старости. И виной тому стали политики. Михаил Леонидович никогда особо не беспокоился о том, сможет ли прокормить семью. Легкий характер, востребованность по работе и понятные «правила игры», лишь внешне менявшиеся с каждым новым Генеральным секретарем ЦК КПСС, помогали жить спокойно. Теперь все изменилось.

Между Горбачевым и Ельциным шла настоящая война. Само по себе это было совершенно невероятным – кто-то осмелился открыто выйти из КПСС, вступить в прямую борьбу с действующим Генсеком и не только оставаться в живых, но еще и набирать популярность. О Ельцине писали газеты, говорили по телевидению, – кто с осуждением, кто с восхищением, но ведь говорили!

В стране будто стержень сломался. Стали даже раздаваться голоса об отмене шестой статьи Конституции, закреплявшей руководящую и направляющую роль партии в жизни государства.

Январские события в Риге и Вильнюсе – танки на улицах, трупы, требования независимости и выхода из СССР – создавали ощущение крушения стабильности. И главное, телевидение все это показывало! Михаил Леонидович не любил пафосных слов, но в данном случае был полностью согласен с теми политологами (новая профессия неожиданно заполнила голубые экраны), которые все громче и чаще произносили: «Хаос!»

Ладно, высокая политика будоражила умы, с этим еще можно было мириться. Однако то, что происходило в повседневной жизни, пугало еще больше. К марту прилавки магазинов опустели окончательно. Даже он, в своем гастрономе, мог далеко не всегда купить все, что нужно. То мяса не привезли, то масло, зафондированное по прошлому году, фактически получали в объеме в десятки раз меньшем, то даже водки – обменной валюты, работавшей лучше, чем чеки Внешпосылторга, вдруг не оказывалось в подсобке.

И тут государство отпустило цены на продукты питания! Месяца не прошло, как на прилавках начали появляться ранее дефицитные товары. Даже импорт какой-то. Не все, конечно, но многое стало можно пойти и купить. Однако тут же обнаружились две абсолютно неожиданные для Михаила Леонидовича проблемы. Первая – денег, которые он зарабатывал, явно не хватало. И вторая – если раньше он мог доставать любые дефицитные продукты и решать все возникающие житейские проблемы, снабжая ими нужных людей, то теперь ситуация резко изменилась.

С деньгами была вообще отдельная история. Когда Вадим уезжал в Штаты, Михаилу Леонидовичу остались на обслуживание все его клиенты. Вадим уже год как перешел на абонементную схему: оговаривалась определенная сумма за месяц, и кооператоры (а клиентами, как правило, были именно они) могли обращаться столько раз, сколько им было нужно. Вадим, конечно, схитрил. В стоимость абонемента не входило проведение судебных дел. По ним оплата шла отдельно. Но довольны были обе стороны. Кооператор мог с гордостью рассказывать своим друзьям, что состоит на обслуживании в адвокатской фирме, первой в Союзе, и платит за это совсем недорого. А Вадим, заключив с десяток подобных договоров, получал немереные деньги, фактически ничего не делая. Ну, разве что проводя периодически сеансы умных разговоров. И то чаще не о праве, а о политике. Юридической текучкой занимались ассоциаторы Вадима, получавшие твердую заработную плату.

Когда Вадим уезжал, Михаил Леонидович решил, что все деньги, остававшиеся после расплаты с ассоциаторами, он будет хранить до приезда Осиповых-младших. А сами с Илоной и старушками проживет на собственный заработок – от гастронома и одного кооператива, который обратился именно к нему, а не к Вадику. Получилось же все не так. Подорожание продуктов разрушило благородные планы.

Жить за счет сына было нестерпимо стыдно. И хотя Вадим, звоня из Вашингтона, каждый раз напоминал, чтобы родители ни в чем себе не отказывали, благо он там получает столько, что на десять лет вперед хватит, Михаил Леонидович страдал. Он даже Илоне боялся признаться, что каждый месяц хоть понемногу, но в деньги Вадима залезает.

Бабушки тоже сильно сдали. Разумеется, возраст брал свое. Однако, дело было на сей раз не в здоровье…

Анна Яковлевна всю жизнь истово верила в прогрессивное развитие родной страны, во временность трудностей исторического пути и в миссию, которую выполняла ее партия. Даже сидя в Бутырке в 1936 году, поневоле сменив должность зампрокурора Москвы на положение жены врага народа, она ни секунды не сомневалась в высшей справедливости всего происходящего. Ну, может, за одним исключением – ее собственной опалы. А так… все правильно.

Нынче же она никак не могла понять – кто проводит генеральную линию партии? Если Горбачев – то почему в поддержку Ельцина на улицы выходят сотни тысяч несознательных граждан? И откуда их столько, несознательных, коли всех воспитывал комсомол? И как же так получилось, что в самой сплоченной – партийной – среде оказалось столько нестойких коммунистов? Можно даже сказать, оппортунистов!

А если прав Ельцин? Получается, что партия уже много лет вела страну неверным путем? Но почему тогда на всех съездах партии, при всех возможностях открытой внутрипартийной дискуссии, никто не ставил вопрос ребром – куда идем, товарищи?! И что это за разговоры об отмене Шестой статьи Конституции о руководящей и направляющей роли КПСС? Кто, если не КПСС?! Может, эти пропагандисты западного образа жизни? Но почему народ за ними идет?

Анна Яковлевна перестала понимать, что происходит. И по телевизору никто не объяснял. На одних каналах говорили одно, на других – другое. Она все время находилась в каком-то взвинченном состоянии. Может, поэтому и давление стало прыгать, как никогда раньше.

Эльза Георгиевна, привыкшая все происходящее в родной стране ругать, вспоминая непрестанно, как было хорошо до прихода «матросов», тоже пребывала в состоянии растерянности. Обстановка очень напоминала ей ситуацию 1916 года. Многие ее знакомые тогда посещали тайные кружки, говорили о необходимости перемен, о загнивании царског о режима. Именно тогда она впервые услышала о демократии, народовластии, которые сегодня постоянно звучали с экрана телеканала «Россия». И чем это кончилось? Переворотом, который почему-то назвали революцией! Вот во Франции была революция! А в Петрограде – переворот!

И Миша с Илоной ничего объяснить не могли. Только растерянно разводили руками. Да и Анна Яковлевна в споры старалась не вступать, отмахиваясь, – мол, все правильно. Словом, даже поговорить было не с кем. И Вадима нет, он бы объяснил, что происходит.

– Пап, а почему ты так явно благоволишь Леше? – Юля давно хотела затеять этот разговор, но все не решалась. Отец с детства приучил дочь: его дела – это его дела.

– В сравнении с кем? С тобой? – Марлен с улыбкой смотрел на свою обожаемую дочь. Только он сам мог знать, сколько скрытого тепла было в этом невинном вопросе-уточнении.

– Нет, я про Сашу.

– Объясню, – Марлен в какой-то мере ждал этого разговора. Мария Ивановна несколько раз уже заводила речь, что у Юльки роман с Кашлинским, что роман этот может вылиться во что-то серьезное, что молодых вообще-то не грех было бы и подтолкнуть и т. д. и т. п. – Понимаешь, Саша – хороший парень, нет вопросов. Но это не тот человек, который может управлять консультацией. То есть фирмой, я хотел сказать. Он неплохой юрист, это правда. Очень приятен в общении. Но управление людьми – это в первую очередь умение быть жестким. А он – мямля! – Марлен начал злиться, не на Юлю, на Сашу. – Какой толк в его порядочности?!

– Что ты имеешь ввиду?

– Смотри. Он начинал дело вместе с Вадимом. С равных стартовых возможностей. И что в итоге? Вадим – хозяин, Саша – мальчик «принеси-подай». Если бы не Алексей, то мы бы фирму уже потеряли.

– Пап, но ты же председатель Президиума…

– Ну и что? Что я могу?! Раньше был Горком партии – жесткая структура…

– Тебе же самому это не нравилось, ты все время кричал, что они лезут в твои дела.

– Лезут. И не только в мои. Зато страна была управляемой. А сейчас?! Каждая вошь министр!

– Ну тогда и Леше доверять нельзя? – Юля попыталась вернуть отца от разговоров на общую тему к тому, что беспокоило ее.

– Пока он для нас, для нашей семьи, остается человеком посторонним, нельзя. А если…

– Что «если»? – Юлина нижняя челюсть зло выступила вперед. Эту манеру она унаследовала от отца. Только если Марлен становился похожим на бульдога, то Юля выглядела как козочка, неожиданно решившая напугать волка.

– Давай напрямую! – Марлен на этот раз не на шутку испугался реакции Юли, поскольку давно понял: дочь, пока на уровне инстинкта, но постигла страшную истину – «Дети сами решают, любить родителей или нет, а вот родители выбора не имеют». – У тебя роман с Алексеем. Это – твое дело. Но он женат. Я хочу знать, какие у него планы.

– Я тоже хочу это знать! – В голосе Юли прозвучал вызов. – Нет, не так! Я сама еще не решила, какие у него будут планы, когда я решу, чего я хочу!

– Он – хорошая партия, – неожиданно встряла Мария Ивановна.

– Ой, мам! Тебе лишь бы меня замуж поскорее выдать! Я вам что, мешаю?! Могу реже заходить.

– Нет… – Мария Ивановна замялась. Она, как и муж, побаивалась дочери. – Просто хочется, чтобы у тебя все было по-человечески.

– Это как? Чтобы котлеты мужу жарить, с работы его ждать? И все время думать, а не уйдет ли он к другой, помоложе?

– А почему муж должен уйти? – Мария Ивановна искренне удивилась возможности такой перспективы.

– Потому что скучно станет!

– С тобой не соскучишься, – хмыкнул Марлен.

– Я серьезно! Вот объясни мне, пап, зачем я получила диплом юрфака? Чтобы котлеты правильно жарить? Я, между прочим, ношу твою фамилию. А она в адвокатуре многое значит. Я имею право быть плохим адвокатом?

– Нет, ты будешь хорошим.

– Скажи, мама глупая?

– Нет, конечно!

– Тогда объясни, почему мама не стала хорошим адвокатом? Вы учились вместе у одних и тех же преподавателей. Мать в коллегии столько же лет, сколько и ты…

– Но я же женщина, – попыталась оправдаться Мария Ивановна.

– То есть, не человек? – Юля бросила на мать взгляд, полный снисхождения и жалости.

– Я, между прочим, тебя вырастила!

– Вот! Вот я и говорю: по-твоему получается, что задача женщины удачно выйти замуж и растить детей. Так?

– Нет, ну почему…

– Знаешь, если бы не мама, то я бы ничего в жизни не добился, – встал на защиту жены Марлен.

– Это ты в тосте на вашу жемчужную годовщину ей скажешь! А я не хочу быть на вторых ролях!

– Тогда ищи себе мужа, как… – Марлец замялся, – …как Саша. Супер-порядочный, супер-надежный, но…

– Знаешь, пап, а вот Вадим, например, считает, что Саша как раз мужик. Что он в трудную минуту всегда придет на помощь. А Леша ваш любимый – мразь! Что он всех и вся использует для своей выгоды. И тебя – в первую очередь!

– Алексей меня уважает! – взвился Марлен.

– Не уважает, а уваживает! Чувствуешь разницу? Вадим тебя уважает, поэтому и противоречит.

– А при чем тут Вадим? – подала голос Мария Ивановна. – Мы про твое замужество говорим. А он от своей Лены никогда не уйдет. Она его крепко держит!

– Как ты меня, – постарался пошутить Марлен.

– Идите вы к черту! – вскочив и выбегая из комнаты, срывающимся голосом выпалила Юля.

– А ведь она его любит по-настоящему! – обращаясь то ли к себе, то ли к жене задумчиво-грустно произнес Марлен.

– Пройдет! – философски заверила его Мария Ивановна.

– Леша! Ну сколько это может продолжаться? Даже в субботу ты уходишь ни свет, ни заря, а приходишь черти когда! – Валя, вот уже семь лет бывшая замужем за Алексеем Кашлинским, старалась выглядеть спокойной, хотя слезы в ее глазах со всей очевидностью выдавали начинавшуюся истерику.

– А что, «Спокойной ночи, малыши» уже закончились? – Вот чего-чего, а выяснять отношения Легце сейчас никак не хотелось. Он прекрасно провел первую половину дня в Сандунах, с друзьями-приятелями, в очередной раз провел «акт вербовки» Саши в свою команду на фирме, милейшим образом покувыркался два часа в постели с Юлей и домой-то пришел, собственно, только отоспаться.

– Перестань ерничать! Я – серьезно!

– Что серьезно? Ты же знаешь, у меня – дела. Деньги я зарабатываю.

– А мне что делать? Сиднем здесь сидеть? – Как Валя ни сдерживалась, слезы свое взяли.

– Знаешь, – Леша не хотел тушить раздражение, которое вызывала в нем эта растолстевшая простая русская баба, каким-то невероятным образом уже столько лет жившая рядом с ним. – Тебе никто не мешал родить. И тебе нашлось бы, чем заняться, и мне больше хотелось бы домой.

– Да ты просто сволочь! – У Вали даже слезы сразу высохли. – Ты же знаешь, что я летала. Для стюардессы родить – это невероятное везение. Я тебя предупреждала, когда ты ко мне под юбку лез, что у меня может не быть детей! А ты – люблю, блин, люблю! Вот как ты меня любишь!

– А не надо было под юбку пускать при второй встрече. Может, я бы и одумался! Вообще, скажи спасибо, что женился!

– А ты, мразь, не на мне женился, а на моей квартире!

– Дороговато она мне выходит!..

Поскандалив еще минут пятнадцать, супруги отправились спать. Легли, отвернувшись друг от друга. Что для Леши было хорошо. На сегодня секса ему было и так предостаточно.

Глава 15

До возвращения в Москву оставалось две недели. Настроение, можно сказать, царило «чемоданное».

Пора подвести итоги. Первое, и главное, что понял Вадим, – в Америке он жить сможет. Точнее, выжить. В отличие от первой поездки он уже не переживал по поводу собственной несостоятельности. Неловкость за неумение себя вести по-американски в офисе, ресторане, магазине, на заправке – прошла. Он даже признал, что сыр – это не то, что на бутерброд к чаю, а то, что с грецким орехом и виноградом на десерт.

Многое из намеченного выполнено. Начать с Аксельбанта. Его сын, баловень папиных денег и сложившейся ситуации, был пристроен. Уже месяц он трудился помощником офис-менеджера штаб-квартиры «Брайана» в Нью-Йорке. Хотя слово «трудился» здесь мало подходило. Зарплату ему платили небольшую, 35 тысяч долларов годовых, но папа помогал. Обещали посодействовать зачислению с осени в колледж за папин, разумеется, счет.

Сын Аксельбанта провел месяц в Нью-Йорке не зря. Периодически заглядывая в кабинет Леры Скорник, надежда аксельбантовской семьи подробно рассказывал, какие бары и кафе Сохо посетить стоит и почему, а куда лучше не ходить. Он уже успел подцепить девушку с фирмы, дочь кубинских эмигрантов, посчитавшую, что ей, секретарше, бойфренд в статусе офис-менеджера на данном этапе вполне подойдет.

Но это Вадима волновало мало. Сей персонаж был ему мало интересен с первого знакомства. Поведение же самого Олега Аксельбанта, Вадим мог предсказать. Сын – при американцах. Его дальнейшая судьба зависит от «Брайана». Брайанцам нужен офис в Москве. Для успешной реализации проекта необходимы две вещи. Первая – помещение. Вторая – разрешение московских властей. Помещением, его ремонтом занимается Олег. Выделено здание по письму Марлена, хотя не числится за Московской городской коллегией адвокатов. То есть в этой части для американцев важны Олег и Марлен. Вадим – не при делах.

Разрешение на открытие представительства в Москве – тема вообще не Вадима. Здесь игроки – Торгово-промышленная палата, в которой у Перельмана куча знакомых, и профильная московская организация, то есть Городская коллегия адвокатов. Опять-таки, Марлен.

А если учесть, что куратором московского офиса в «Брайане» стал молодой и амбициозный Дэвид Строй, а не Стэн Джонс, то о выполнении моральных обязательств, если таковое понятие вообще применимо к американцам, делающим свой бизнес, Вадиму и мечтать не приходилось. Он исчерпал свою функцию. В этом вопросе он больше не нужен.

Из рассказов Михаила Леонидовича Вадим уяснил, что понимал ситуацию и Аксельбант. Он больше не союзник. Олег четко переориентировался на Марлена, всячески поощрял инициативы Леши Кашлинского, хотя и декларировал по-прежнему, что Вадим – это главный человек, руководитель юридического филиала его строительного кооператива.

С Марленом тоже все ясно. Впрочем, его можно понять. С одной стороны, единственная дочь Юля. С неустроенной, по его мнению, а главное, по мнению жены-командирши, судьбой. Леша парень перспективный и в отличие от Вадима, ради денег и карьеры с легкостью способный бросить жену. Поди плохо – и бизнес семейный иметь, и дочь замуж выдать, и зятя потом на коротком поводке держать. С другой стороны, Марлен, наверняка, понимал, что жизнь в Союзе меняется. Раскручивается процесс, который смещает приоритеты. Конечно, все может легко вернуться назад. И скорее всего, вернется. Но на данный момент деньги стали значить больше, чем высокое положение. Виданное ли дело – сегодня на рынке у кооператоров можно купить то, чего даже в кремлевском пайке нет! Выездные визы дают легко – езжай за границу, накупай там шмотья! И никакая двухсотая секция ГУМа уже не нужна.

Наверное, размышлял Вадим, Марлен готовит себе запасной аэродром. Сегодня положение председателя Президиума городской коллегии куда надежнее, чем собственная юридическая фирма. А завтра? Если Вадим это понял, так почему Марлену не сообразить?

Словом, Марлену нужна фирма, Аксельбанту нужны американцы, а американцам нужен Марлен. Все срослось. Только без него.

Здесь, в Вашингтоне, тоже все не слава богу. Да, Стэн его ценит, но работы-то для Вадима реальной нет! Ни одного реального клиента для Москвы так и не зацепил. Ну раздал сотню визитных карточек, съел несколько десятков бесплатных ланчей, но конкретных предложений – ноль!

Потемкин, нью-йоркский генконсул, явно сговорился о чем-то с руководством «Брайана». Сам не рассказывает, а Вадим прямых вопросов избегает. Значит, если Потемкин и будет работать в «Брайане», то ему помогать не станет. Сколько раз Вадим убеждался – хочешь потерять нужного человека, помоги ему, и он постарается скорее про тебя забыть. Хотя с Потемкиным все не так и плохо. Пару недель назад, по телефону, состоялся примечательный диалог:

– Василий Васильевич! Это Осипов. Здравствуйте!

– А, Вадим Михайлович! Здравствуйте, мой дорогой! Здравствуйте!

– Я скоро уезжаю. Вот попрощаться звоню. Поблагодарить.

– Да бог с вами! За что меня-то благодарить? Это я вам обязан. Не будем обсуждать, чем и за что, но, поверьте, обязан и премного!

– Не согласен, но со старшими не спорят! – Вадим попробовал изобразить смех. Благо по телефону лица не видно, получилось более или менее достоверно.

– А вы и не спорьте. Сами скоро убедитесь, что я искренен. Кстати, тут ко мне часто обращаются за советами по советскому законодательству. Что-то я могу подсказать. Но, понимаете ли, в чем дело, мой друг. Многие вопросы касаются хозяйственного права, а я в нем ни бельмеса. Наши товарищи из торгпредства ориентированы только на работу с госструктурами, А у нас на Родине теперь ведь, страшно сказать, и частный сектор появился. Как быть? Вот я и подумал, а что, если я к вам буду их отправлять? Не станете обижаться?

– Да нет, Василий Васильевич! Это ведь моя работа!

– И доход, мой любезный, и доход! – Потемкин рассмеялся. – Мы с вами ведь тоже кое-чему у загнивающего Запада учимся. Например, что нужно зарабатывать. Я прав?

– Как всегда. Кстати… – Вадим замялся, – у американцев правило интересное есть.

– Ну-ка, ну-ка?

– Если кто адвокату прислал клиента, то ему полагается десять процентов от суммы гонорара. Правда, забавно?

– Интересное правило. У нас бы до этого не додумались.

Разговор продолжался еще некоторое время, но главное уже было сказано. Потемкин будет направлять клиентов Вадиму, а тот ему платит десять процентов. «Да уж, куда там, – подумал Вадим, – наши бы до этого не додумались. Зато до тридцати процентов додумались много-много лет назад!» Вадим хорошо помнил рассказ Стэна об одном из правил адвокатской этики, прямо прописанном в нормах Ассоциации адвокатов США. Если адвокат заплатил кому-то комиссионные за направление к нему клиента, – он исключается из коллегии адвокатов с волчьим билетом. Навсегда! Тогда это правило Вадиму понравилось. Сейчас он подумал – хорошо, что в Союзе таких правил нет.

Лена к концу поездки твердо знала, что дома вообще все хорошо. А здесь все плохо! Наблюдая за женой, Вадим понял, что для них двоих самое страшное – безделье. Лена нашла себе занятие – курсы английского языка. И хотя Вадим изначально был против, чего греха таить, не хотел выбрасывать лишние сто семьдесят долларов в месяц, сейчас об этой трате не жалел. Хоть что-то в Ленкиной жизни происходило.

Хоть о чем-то ей было, что рассказать, когда он возвращался из офиса.

После почти полугода американской жизни оба пришли к выводу: Лене нужно работать. Не из-за денег. Сомнений в том, что Вадим заработает их в Союзе предостаточно, не было никаких. Ленка просто зверела, сидя в четырех стенах. Вторники и четверги, свободные от занятий на курсах, она ненавидела. А за неделю каникул вообще чуть не впала в депрессию.

Как-то раз, гуляя по торговому центру, куда в очередной раз поехали, чтобы скоротать вечер и не сидеть перед экраном дурацкого американского телевизора, где рекламулишь изредка прерывали передачи, Вадим поделился с женой очередной фантазийной идеей.

– Слушай, кис, а что если тебе в Москве пойти на второе высшее?

– С чего это вдруг?! – В голосе Лены прозвучала известная доля агрессии. Что было понятно – четверг, весь день дома. – Ты считаешь, что мой институт и кандидатская степень «не катят»?

– Да, нет! «Катят». Преподавать в институте ты сможешь. Думаю, без проблем, – Вадим взял самый что ни на есть миротворческий, – я о другом. Представь себе, ты получаешь диплом юриста. Всего-то три года. И мы вместе работаем на фирме. Такой семейный бизнес. Машка тоже пойдет в юристы. Через восемь лет – семейная фирма. Плюс несколько друзей и несколько ассоциаторов…

– «Друзей», это ты Юлю имеешь ввиду? – Ленкин взгляд был не злым, но испытующим.

– Нет, точно нет, – Вадим решил сразу закрыть скользкую тему. Черт его знает, Ленка просто так брякнула или о чем-то догадывалась, но скрывала. Или подсознательно чувствовала, а сейчас вырвалось. – У Юли с Сашей и Марленом точно будет своя семейная фирма.

– Я думаю, круг семьи может и расшириться. Мне Лера говорила, что у Кашлинского с Юлей как бы роман.

«Ай да молодец Скорник!» – промелькнуло в голове у Вадима. Но показывать свою заинтересованность в сюжете он побоялся.

– Ну, не знаю. Меня постельные проблемы сотрудников не волнуют. Хотя… похоже ты права.

– Не я, а Лера.

– Ладно, бог с ними! Ты мне скажи, как тебе идея?

– Идея забавная. Но вряд ли я стану хорошим юристом.

– В свое время ты мне твердила, что вряд ли защитишь диссертацию.

– Это давно было.

– Так ведь, кис, я тебе и не предлагаю начинать работать юристом завтра…

– Кстати, Вадик, насчет Машки. Аты не боишься, что ей придет в голову уехать в Америку?

– Боюсь…

Этот страх действительно не давал Вадиму покоя. Из местных газет, а еще в большей степени из телефонных разговоров с родителями, Вадим знал, что многие и многие известные советские артисты, музыканты перебрались в Штаты. Про простых смертных, которые ломом ломанули в Австралию, Израиль и США, и говорить не приходилось.

Все, кто мог уехать, – уезжали. И что парадоксально, были довольны. Известные советские композиторы работали таперами в русских ресторанах. И не горевали! Давали интервью американским газетам, где объясняли «америкосам», какая у тех замечательная страна. Актеры, снимавшиеся в лучших советских фильмах в главных ролях, играли эпизодики во второсортных голливудских мыльных операх или боевичках. Тоже давали интервью, и тоже распространялись о преимуществах творчества в свободном мире.