Текст книги "Иноземия, или туда и снова туда"
Автор книги: Михаил Высоцкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 35 страниц)
Глава 5. Новые земли
Мы не рабы! Рабы не мы!
Психологический тренинг, повторять 10000 раз в день, авось сами себя и убедите.
Если Ав надеялся, что его метод путешествия будет легким и спокойным, то он глубоко заблуждался. Потому что Корлип твердо решил рассказать знаменитому писателю обо всем, что произошло в его жизни с момента рождения, и при этом внимательно следил, чтоб записи Ава как можно точнее воспроизводили его слова. Так что все то время, пока Зак отдыхал после завтрака, занимаясь обдумыванием глубоких философских материй, Ав писал и писал, до тех пор, пока Корлип не решил пойти освежиться и принять ванну в одной из своих многочисленных душевых. Тут уж Ав попытался набросится на Зака с расспросами, желая выяснить, откуда именно его знал начальник арбалетчиков и о каком таком задании шла между ними речь. Однако вместо этого он сам был вынужден отвечать на вопросы Менского:
– Слушай, Ав, а я тут смотрю в окно – мы вроде как тормозим. Мы что, уже прибыли на место?
– Нет, мы пока не больше чем пол пути преодолели. Просто скоро уже будет граница, а возле нее действует особый режим движения, запрещающий ездить на больших скоростях.
– А чего? – поинтересовался Зак.
– Не знаю, я вроде слышал, что это сделали после того, как кто-то попытался прорваться сквозь кордон на ходу, захватив управление над поездом, но если такое и было действительно – то очень давно. Так что сейчас это не более чем формальность.
– Ладно, тогда, я думаю, можно пойти в ресторан, тем более уже пора и обедать…
– А он не работает, – огорчил Зака Ав.
– Почему?
– Потому что, как ты заметил, мы уже возле границы. И сейчас все обязаны сидеть по своим местам и ждать пограничников, которые будут у всех проверять документы. Кстати, мы уже, похоже, приехали… Зак, подготовь свои документы, они хоть билеты и не смотрят, да и виза между Окраиной и Великославией не нужна, но все равно формальности надо соблюдать…
– Да? – заметил Зак, и только хотел было сообщить Аву, что никаких документов у него и в помине нет, как тут вид за окном отвлек его внимание.
Если до этого, с самого Выйыка, поезд ехал по сельской местности, и вид из окна дословно повторял то, на что Зак уже и так насмотрелся по дороге от гор до столицы, то теперь все резко изменилось. Посреди чистого поля стоял пограничный пункт – непреступная крепость, по обе стороны от которой до самого горизонта вел хилый деревянный забор с многочисленными заплатами от проделанных местными жителями дырок. Гордо возвышаясь на пару десятков метров, вздымая в небеса свои башни и шпили, погранпункт одним своим видом не позволял усомниться – граница на замке, и любой, кто захочет ее нарушить, будет самым суровым образом наказан. Примерно такое же выражение было и на лицах многочисленных местных стражников, которых условно можно было поделить на две категории – темно-зеленых и светло-зеленых. Первые стояли строем по эту сторону крепости, и охраняли Окраину от Великославии, вторые – по ту, и занимались совершенно противоположным. Сам процесс охраны, как понял Зак, состоял в том, чтоб остановить любого, кто попытался бы тут пройти или проехать, после чего найти причину, по которой ему делать этого нельзя и получить вознаграждение за то, чтоб эта причина сама собой разрешилась. По крайней мере именно так представился наблюдательному Заку процесс осмотра многочисленных сусликомобилей, проезжающих по параллельной Железному Пути дороге в обе стороны. И тут он, надо заметить, был не так уж и далек от истины.
А тем временем кто-то из пограничников заметил, что ожидаемый ими поезд уже прибыл, и в сторону вагонов отправилась добрая половина стражей кордона. Тут они равномерно рассосались по всему поезду, и не прошло и минуты, как в комнату, в которой находились Зак, Ав и уже закончивший принимать ванну Корлип зашел пограничник.
– Ваши паспорта, – протянул он руку.
Знаменитый артист и Ав молча протянули ему какие-то бумажки, которые, после не особо внимательного изучения, были им возвращены. После чего пограничник ожидающе посмотрел в сторону Зака, однако правителя Мена это совершенно не волновало. Так как паспорта у него не было, то и предъявлять он ничего не собирался.
– Прошу ваши документы, – наконец не выдержал затянувшегося молчания пограничник.
– У меня их нет, – честно ответил Зак, не отрываясь от окна.
Подобный поворот для темно-зеленого оказался несколько необычным, как и для Ава с Корлипом. Никто из них троих даже не мог подумать, что человек действительно может всю свою жизнь прожить без документов, и не понимать, что наличие паспорта столь же обязательно для каждого, как и, например, собственной головы. Или даже важнее, потому что без головы человек человеком остается, а вот лишившись паспорта – уже нет. Наконец темно-зеленый сообразил, что что-то он все же должен делать, а потому максимально грозным голосом приказал:
– Пройдемте со мной!
– Не хочу, – спокойно ответил ему Зак.
– Я… – темно-зеленый задумался, – Позову подкрепление! – наконец нашелся он.
– Зовите, – все так же спокойно ответил Зак.
– Но… я… – пограничник уже совсем растерялся и был готов капитулировать, признав, что лучше на всякий случай с такой личностью не связываться, особенно если она едет в вагоне Корлипа без всяких возражений со стороны всемирно известного певца, но тут все испортил Ав. Решив, что Зак нуждается в помощи с его стороны, он попытался было предложить пограничнику финансовое вознаграждение непонятно за что, однако это привело прямо к противоположному эффекту. Вместо того, чтоб успокоиться, в темно-зеленом едва ли не впервые за всю его жизнь проснулись честность и храбрость, так что он, отказавшись от денег, покинул вагон.
– Ну и зачем ты это сделал, Ав? – спросил Зак, – Я тебя просил?
– Но ведь…
– Но ведь теперь он сюда приведет кучу народа. И если ты не хочешь, чтоб у нас и у Корлипа были неприятности, не вмешивайся, будь добр. Спасибо, – закончил Менский, и в это время в комнату ввалились добрых полтора десятка хорошо вооруженных пограничников, введя Корлипа в ступор, загнав Ава в краску, заставив Зака наконец повернуться от окна.
– Прошу ваш… – начал было тот темно-зеленый, у которого звезда на фуражке была самого большого размера, однако закончить ему Зак, естественно, не дал, сам перейдя в наступление.
– Нет, это я вас прошу! Пройдем, – предложил Зак, и начальнику отряда ничего не оставалось, как непонимающе последовать за ним.
О чем конкретно говорили в течении десяти минут – для Ава, Корлипа и остальных так и осталось загадкой. Однако, выйдя назад, главный темно-зеленый приказал своим подчиненным немедленно извиниться перед Заком, после чего, покидая помещение, пообещал, что никто их больше тревожить не будет. И действительно, светло-зеленые, осматривающие поезд после своих темных коллег, уже получили необходимые рекомендации, и в вагон Корлипа никто из них не заглядывал. Ав в который раз попытался выяснить у Зака, что же тот все таки сказал, но вместо этого Менский сам начал читать ему лекцию, совершенно не заботясь о том, как ее содержание сходится с тем образом, которым они представились Корлипу.
– Слушай, Ав, я тебе вот что скажу – если я что-то делаю, то мне мешать не надо. А любые действия, которые ты предпримешь без указания с моей стороны, автоматически считаются помехой. Это первое. Второе. Никогда, запомни, никогда не пытайся вручать кому-то взятки, особенно в моем присутствии. Заплатить за услуги – это можно, а вот платить кому-то, чтоб он ради этого нарушил закон – это я тебе запрещаю делать ни при каких условиях, если ты, конечно, хочешь отправиться дальше со мной. Ну и третье… Так как вагон-ресторан пока еще наверняка закрыт, может тут у Корлипа найдется, чем можно перекусить? Кстати, заметь – я уже запомнил, как его зовут! Ух ты!
Корлип, подсознание которого откинуло все, что не вязалось с привычной для него реальностью, понял только одно – его гости не имеют больше никаких конфликтов с властями и желают узнать, где находится запас его личного продовольствия. Так как это не являлось особой тайной, то он указал Заку в сторону холодильного шкафа в углу, после чего Менский не замедлил проинспектировать его содержимое. К сожалению, как он и подозревал, основным там был большой запас всего спиртосодержащего, но и того, что по-местному называлось «закуска», было предостаточно. И хоть тончайшим бутербродам с красной рыбой и тонюсеньким кусочком сырокопченой колбасы и не наешься, если их съесть не один, а много, голод вполне можно утолить. Что Зак и сделал, совершенно не заботясь о том, чтоб хозяину было потом чем закусывать. Поезд тем временем тронулся дальше.
Вообще, как, наверно, все уже успели заметить, у Зака в последнее время было достаточно плохое настроение, которое он и вымещал на всех, на ком только мог это сделать. И многие из тех, кто подвергся его нападкам, этого явно не заслужили – однако оценивая поступки Менского не следует забывать, какие обстоятельства сопутствовали всему происходящему. Человек, который уже четыре года сидел почти безвылазно в Мене, в своем дворце, скучал о приключениях, при этом совершенно забыв, что последние – не просто легкая прогулка, а и достаточно регулярные трудности. И если как во время похода в Гаст, так и во время похода в Страну Этов его сопровождали верные друзья, хорошие и добрые люди, а помешать пытались враги, злые и нехорошие, то тут, в Иноземии, все было совершенно не так. Тут ему пытались помешать все, при этом врагами становились не такие уж и плохие люди, по долгу службы вынужденные противостоять непонятному пришельцу без документов, а в спутники попадались одни авантюристы да карманники. Заку было тяжело психологически привыкнуть к тому, что он сам может совершать отнюдь не благородные поступки, нарушать законы отнюдь не таких уж и враждебных тиранических стран. Причем тут ему не мог помочь ни один психолог – проблема была слишком глубока, и только одна вещь в мире могла помочь Заку опять стать оптимистом. Этой вещью чисто случайно оказался седьмой из съеденных им десяти бутербродов с самыми разными продуктами, и только прожевав и проглотив этот чудодейственный бутерброд Менский понял – Ав и Корлип, не такие уж и плохие люди. Да и вообще все прекрасно. И надо жить, и радоваться тому, что ты живешь. А поняв столь простую истину и вернувшись к состоянию, в котором его привыкли видеть все окружающие, Зак тут же решил извиниться. За все сразу.
– Ав, прости меня, – попросил он, пережевывая восьмой бутерброд, – Корлип, ты уж извини, что на твою голову столько всего из-за меня свалилось, – глотая девятый, – Ав, Корлип, давайте дружить? – надкусывая одиннадцатый.
– Корлип, ты случайно в своих бутербродах никаких белых порошков не держишь? – полушепотом поинтересовался Ав.
– Нет, их я держу в своей спальне, в тумбочке, – таким же полушепотом ответит тот.
– Ладно, – не поверил ему Ав, но все же ответил Заку, – Зак, твои извинения приняты.
– Вот и прекрасно, – от всей души обрадовался Менский, – А теперь пошли на крышу, посмотрим, что такое из себя представляет эта Великославия… Корлип, не хочешь с нами? Я за тебя замолвлю словечко – тебя не тронет никто, а? Ну, не хочешь – как хочешь, а мы пошли. Пошли, а?
– Пошли, – согласился Ав, так и не понявший причину резкой смены настроения Зака.
Последовав за Заком, Ав смог наконец убедиться – умение отбивать стрелы мечем, это не сказка, а самая что ни на есть настоящая реальность. Даже в случае, если эти стрелы посланы с расстояния всего около десятка метров, а тот человек, который их отбивает, в это же время вылезает из люка и здоровается с арбалетчиками. При этом, если в прошлый раз стрел было две, то сейчас – три, что никоим образом на эффективность защиты Зака не повлияло. Поднявшись на крышу и выслушав повторные проклятья со стороны командира, который попросил в дальнейшем предупреждать, прежде чем лезть, Зак заверил, что все в порядке и это для него неплохая практика. После чего, усевшись на уже знакомое сиденье и затащив с собой Ав, Менский стал обозревать окрестности, восторженно убеждаясь в том, что его подозрения были несправедливы. Еще с самого начала пребывания в Иноземии он почему-то подумал, что большего беспорядка быть просто не может. К счастью для всех жителей Окраины, оказалось, что может. И еще как может. Причем для того, чтоб убедиться в этом, не надо ехать в противоположный конец мира – достаточно пересечь границу с Великославией. Страна со столь гордым названием столь же гордо лежала в руинах – если на Окраине в то время, как бойцы за урожай отдыхали в придорожной грязи, их жены пасли коров и кормили курей, то тут было еще круче. Доблестные воины полей тут вместо того, чтоб мирно храпеть по канавам, занимались активно самыми разными делами, и их женам не оставалось ничего, кроме как расхлебывать результаты этих дел. Несчастным слабым женщинам то и дело приходилось бросаться в горящую избу, подпаленную «для сугрева» благоверным, или прямо на ходу останавливать коня, на котором прямо по головам играющих в песке детей решил прокатится любитель быстрое езды. Хотя, конечно, про коня, это еще круто сказано – коней тут не водилось, но зато водились трехколесные сусликоциклы и двухколесные сусликопеды, остановить которых было отнюдь не легче. И если на Окраине употребление алкоголя сопровождалось потерей ориентации и беспричинно веселым настроением, так как люди там пить начали не очень то и давно, да и то, только под влиянием своего северного соседа. То тут, в Великославии, организм местных жителей мутировал настолько, что литр чистого спирта вызывал разве что легкое покачивание, и только после третьего-пятого к людям начинали приходить умные мысли, которые незамедлительно воплощались в жизнь. Все это сопровождалось веселыми песнями, раздающимися из всех окружающих сел, содержание которых было, примерно, таким – «[censored] [censored] [censored] мы, [censored] [censored] [censored]! [censored] [censored] [censored] всех, [censored] [censored] [censored]…» Ну и так далее, куплет за куплетом, причем, к счастью для всех, Зак понимал примерно пару процентов текстов, так что только поэтому он и не решил в борьбе за нравственность снести все эти села до основания, решив, что просто тут язык несколько отличается от привычного. В принципе, это было чистой правдой – тут действительно был в ходу особенный диалект, который, по незнанию, вся интеллигенция (все шесть человек) называли «нелитературной бранной лексикой». Ну так вот, как уже говорилось – спирт тут пился не для отключки, а наоборот, для умных мыслей, а уж если кому эта самая мысль приходила… Обсудив ее с парой таких же мыслителей, великославцы быстро соображали на троих и начинали работать. И хорошо еще, если просто пару десятков гектаров маком и коноплей засеивали, или столько же лесу «для сугреву» под корень рубили. Это ничего, это дело поправимое. Хуже становилось, если они проявляли свое мастерство в технике – никто в мире не смог бы додуматься сделать избу-самоходку на сусликах, поставив ее на две деревянные лапы и заставив на голосовые команды откликаться. Или додуматься надеть сусликам крылья, чтоб те летали и гоняли птиц. Не говоря уже о том, чтоб сделать водоплавающую печь, которая сама рыбу ловит, сама ее печет, а ты только доставай да ешь, запивая тут же приготовленной ухой. Причем самое удивительное – почти все, что местные жители делали, полностью игнорировало все законы физики, химии и здравого смысла и работало! Как это происходило – могли пояснить только сами великославцы. Враги не раз пытались украсть этот секрет – целыми семьями везли местных жителей в дальние страны. Да вот только то ли самогон там был не тот, что надо, то ли просто врагам помогать никто не хотел – заканчивалось это всегда тем, что эти враги сами спивались от горя, а великославцы, поскучав на чужбине, ехали домой, где тут же, отмечая возвращение, еще что-то гениальное творили. При этом никто, включая самих местных жителей, не знал, за счет чего они живут. Вроде бы и поля стоят в бурьяне, маках да конопле, вроде бы сады давно перестали урожай давать, дичь вся в лесах перевелась, а ничего, жили как-то люди. В принципе, один очень умный академик из какой-то далекой страны высказал мысль, что алкоголь заменяет местным жителям и еду, и питье, в нему дети привыкают еще вместе с материнским молоком, да потом всю жизнь на нем одном, драгоценном, и живут. Но другие, не такие умные, академики и профессора эту идею встретили в штыки, сказав, что не может такого быть. Пытались часто найти легендарного медведя, отца всех великославцев, который, по легенде, по ночам выходил из леса и кормил во сне своих детей, да все не могли на его след выйти. Была и другая идея, что великославцы, как и многие страны у океана, живут дарами моря, а вернее – рек. И действительно, люди тут просто обожали ходить на рыбалку, и могли как зимой на нее пойти, так летом и вернуться, когда унесшая их льдина наконец растает. Однако и эта теория недавно была опровергнуто – было доказано, что лишь три процента великославцев берут с собой на рыбалку удочки или сети, в то время как самогон на рыбалку берут девяносто восемь с половиной процентов. Что почти со сто процентной вероятностью означало – рыбалка, это не способ добывания пищи, а метод потребления алкоголя. Сами же великославцы, когда их пытались спросить, чем они питаются, ответить на этот вопрос не могли, потому что «давно это было», «да не помню я что-то», «ты что, не уважаешь меня?» Уважение, вообще, было для людей тут очень характерным – они уважали абсолютно всех и всегда. Чувство постоянного уважения уступало лишь двум чувствам – любви к выпивке и любви к родине. И если про первое из них уже было упомянуто, то про второе стоит сказать отдельно. Потому что так, как великославцы, свою родину не любил никто. Нищие, грязные и оборванные, они верили, что только Великославия обладает настоящим величием, и потому стоило какому врагу пойти на них войной, а такое в старые времена случалось, как все великославцы как один брали в руки что-нибудь острое, поджигали свои избы и шли на врага. Пугаясь столь внушительной силы, которой было совершенно все равно, что с ними будет, враг пытался отступить, но не тут то было. Великославцы преследовали его до последнего, превращая те земли, где они прошли, во вторую Великославию – грязь, вонь, искореженные дороги да покосившиеся дома. Как справедливо считали многие полководцы, причиной непобедимости Великославии было то, что ее жителям было совершенно нечего терять. Если у народов других стран были дома, хозяйства, были деньги, да и жизнь со свободой свои они ценили, то единственным, что вызывало трепет великославцев, был самогон. Зная об этой их слабости, правитель одной горной страны решил напасть на Великославию и в каждом захваченном селе рушить все самогонные аппараты, а найденные запасы самогона в реку выливать. Зря он так решил. Ой зря. Еще никто, ни до, ни после этого, не имел дела с трезвыми великославцами… Пересказывать события той войны – неблагодарное дело, существа, злее и страшнее трезвого великославца, еще природа не смогла придумать. Народный гнев тогда был столь велик, что до сих пор еще ни один археолог так и не смог найти даже руины той самой горной страны, даже название ее из истории пропало, а говорят, великая империя была… К счастью для остального мира, великославцы – люди предусмотрительные, и когда варвары, посмевшие напасть на святое, убрались с их земли, из глубоких дремучих лесов были извлечены зарытые там запасы самогона, их хватило на первое время, а там гляди, да и смогли мастера опять и змеевики сделать, и аппараты собрать. И пошла жизнь привычная по новой…
Кроме всего этого, в Великославии был еще и правитель. Чем он конкретно правил – так и оставалось загадкой, потому что как можно править страной, в которой у людей ничего нет? Но тем не менее, он был, и народ так всегда любил своего правителя, что один тост между седьмым и шестнадцатым был как правило именно ему и посвящен. А еще в Великославии были огромные богатства. Абсолютно всего. Начиная от корма для сусликов, продолжая лесом, и заканчивая непонятной черной густой жижей, которая била из земли и использовалась великославцами для того, чтоб щели в избах заделывать. Ну и, конечно, земля. Сколько именно места занимала Великославия – не знал точно никто. Ее южные границы были, как правило, хорошо очерчены, а вот что творилось на севере и сами великославцы не знали. Ходили слухи, что там начинается лес, который идет до тех пор, пока ты идешь. Однако в этом лесу даже летом было так холодно, что ни один иностранец так и не смог его пересечь. Замерзал на пол пути, сколько бы теплых шуб с собой не брал. А самим великославцем до этого дела не было – лес, ну так пусть себе будет лес. Бывало, что взяв с собой запас топлива вовнутрь великославцы за денек весь этот лес пересекали, доходили до северного океана, льдом полностью покрытого, да тут же и назад возвращались. Однако какие-то карты составлять, мерить что-то они не собирались, зная, что будет летом лед нужен – можно на север к океану в любой момент сходить, набрать там его, да и назад спокойно донести. Главное, чтоб самогона на дорогу хватило, а остальное все – мелочи. Ну пусть иностранцы и за месяц столько пройти не могут, они ж иностранцы, они не великославцы, они лесов этих не знают, а все эти железки их, которые крутятся и показывают куда-то, это фигня все. Так к окияну дорогу никогда не найти.
Вот такой, частично по рассказам Ава, частично по собственным наблюдениям и предстала Заку Великославия и великославцы. Хотя, опять же по словам Ава, выходило, что это все только одна сторона жизни великой страны, а кроме нее есть и другая, столичная. Которая к первой имеет намного меньше отношения, чем суслик к завзу. Конечно, и то, и то животное используется для перевозки людей и грузов, конечно, и в Мосгаве тоже живут великославцы. Однако кроме этого с остальными жителями страны их ровным счетом ничего не связывало. Мосгав, по словам Ава – мир в мире, и хоть Заку не очень верилось, что такое может быть, он Аву не возражал. Иноземния уже доказала, что судить о ней по меркам Восточного мира смыла не имеет ни малейшего, так что все, что Заку оставалось – подождать, пока поезд прибудет в свой конечный пункт, а там уже и разобраться со всем.
Впрочем, Зак уже достаточно освежился, а Ав достаточно замерз на ледяном ветру, так что единогласно было решено – пора возвращаться в поезд. Попрощавшись с арбалетчиками, два товарища спустились по лестнице, и только тут Зак заметил, что у Ава не особенно веселое настроение.
– Слушай, что ты голову повесил, а? – спросил Менский.
– Да так, ничего… Просто как представлю, что сейчас мне придется опять конспектировать весь тот бред, что мне Корлип будет рассказывать… Не по себе как-то становиться. – грустно ответил Ав.
– Это не беда! – успокоил его Зак. – Хочешь, я решу эту проблему?
– Мечем? – поинтересовался Ав, – Как со стрелами ты разобрался? Нет уж, лучше не надо, мне тут мокрое дело ни к чему, я хочу в Мосгаве как вольный человек побывать, а не просидеть двадцать лет в тюрьме за пособничество…
– Почему же мечем, как ты любишь, мозгами. Давай, – и, так и не получив согласия Ава, Зак зашел в комнату, где заждавшийся уже пришедший в себя певец так и лучился желанием побольше рассказать о своей жизни.
– О, вы уже, [censored], пришли! Авант, слушай, [censored], сюда! Я закончил на том моменте, когда…
– Нет, Корлип, слушай ты! Мы с Авом все обсудили – хоть и дальше книгу будет он, но только с моих слов. А потому теперь ты все будешь рассказывать мне. А Ав будет только слушать, чтоб потом ему было легче мой рассказ перепроверить, и писать он ничего не будет. Ты согласен?
– Ну… – Корлип задумался, – Почему бы и нет! Можно и так. Тогда ты, слушай и пишу. Когда… – Зак тем временем поудобнее устроился на диване, подложил подушку под голову и закрыл глаза, – Ты чего?
– Что чего? – не понял Менский.
– Ты ж собирался вместо Ава все записывать.
– Я собирался? – Зак от удивления даже открыл глаза. – Я не собирался ничего писать.
– Но интервью… Ты ж сказал… – непонимающе ответил уме Корлип.
– А, ты об этом. Ну да, конечно, я сказал – значит так и будет. Вот только писать я ничего не буду, бумага и ручка – это позапрошлый век. А сейчас у всех спецслужб в ходу новый метод запоминания – человек ложиться спать, перед этим так настроив себя, чтоб воспринимать все окружающее. Ему в это время что-то рассказывают о объясняют, а он все дословно запоминает, и потом в любой момент может полностью воспроизвести. Так что ты не обращай внимание на то, что я сплю – рассказывай так, как будто бы тебя кто-то слушал. Да и, к тому же, подумай сам – если тебя не будет ограничивать скорость записи, то ты сможешь рассказать намного больше, и книга про тебя выйдет не тонкой брошюрой, а большим и толстым томом, а то и в несколько томов. А ты, Ав, если будут какие-то вопросы к Корлипу – задавай, я и их, и его ответы тоже все запомню. Ну все, теперь я засыпаю, а вы работайте. Хорошо?
– Хорошо, – согласился Корлип, довольный тем, что теперь он может рассказать вообще обо всем, а не выбирать, как раньше, только самое главное.
– Это хорошо, что хорошо. Тогда я еще тебе скажу – так как сон у меня сейчас будет совершенно особенный, ты лучше используй его по максимуму – сколько я сплю, столько ты и говори. Ну все, начинай.
– Итак, когда я… – начал Корлип, и буквально через несколько секунд убаюканный его монотонной гнусавой речью Зак заснул.
Разбудил Менского Ав.
– Вставай, мы уже почти приехали.
– Куда? – не понял Менский.
– Как куда? В Мосгав, конечно!
– А, понятно… Тогда два вопроса – где этот Корлип и который сейчас час?
– Где Корлип – спит, он так устал от рассказов о своей жизни, что я его едва довел до спальни, где он как убитый и заснул. А час сейчас утренний, ну ты, Зак, и мастак спать. Из полутора суток дороги ты, считай, сутки проспал! А то и больше…
– Привычка, – честно ответил Зак, у которого действительно во время странствий вырабатывался совершенно особый режим – спать и есть столько, сколько можно, но зато потом бодрствовать и голодать столько, сколько нужно будет. – Ладно, тогда, наверно, сейчас позавтракаем, и…
– Зак, ты, наверно, не понял! Мы действительно почти приехали! Я хотел тебя разбудить раньше, когда мы только подъезжали к Мосгаву, и когда ресторан еще работал, но у меня ничего не получилось. Сколько я тебя не тряс – ты спал, как убитый. А сейчас уже все закрыто, и буквально минуты через полторы-две мы остановимся и покинем вагон.
– А… – понимающе заметил Зак. – Ну а в самом Мосгаве можно, я так понимаю, будет позавтракать?
– Конечно можно.
– Тогда все в порядке. Пошли.
Не прощаясь со сладко спящим Корлипом, два путника дошли до дверей вагона как раз в тот момент, как поезд окончательно остановился. После чего, не дожидаясь застрявшего где-то проводника, сами эту дверь открыли и спустились по ступеням вниз, оказавшись наконец в Мосгаве, великой столице великой страны.
Хотя, исключая различные мелочи, вроде цвета формы арбалетчиков, конкретно вокзал тут совершенно ничем не отличался от вокзала в том же Вые – похожее по масштабам здание, похожие кафе и магазины, ну и конечно, совершенно идентичные два ряда арбалетчиков. К которым уже присоединялся третий, спускающийся с крыши и занимающий третью линию обороны. К счастью, как оказалось, для того, чтоб покинуть поезд, не нужно никаких документов – считалось, что если уж тебя пропустили на поезд и не помешала таможня, то ты имеешь право тут находится и можешь спокойно отправиться в город. Однако этим правом Ав с Заком не поспешили воспользоваться – для начала они нашли первое же кафе, где и позавтракали, заплатив (Зак платил) за хилый завтрак в два раза больше, чем за сытный обед на Площади Независимости Всех Святых. В принципе, это еще ни о чем не говорило – Зак по Мену знал, что цены около порта и цены в других районах могут очень сильно отличаться. Но все же, это был определенный намек, и окончательно понял, что он значит, Зак только тогда, когда наконец сытый и довольный в сопровождении Ава покинул вокзал и оказался в Мосгаве. И значил он не то, что Мосгав был дорогим и богатым городом. Мосгав был очень дорогим и богатым городом.
В принципе, если сильно обобщить, то можно сказать следующее – Мосгав отличался от Выйыка тройкой. Что это значит? А то и значит. Ценны все тут были примерно в три раза дороже, машин – в три раза больше. Если в Вые машины работали на полутора-двух десятках сусликов, то тут – на трех-четырех, а то и пяти. Там, где в Вые строился один храм, в Мосгаве строилось три, причем каждый в три раза больше, в три раза выше, и в двадцать семя раз дороже. И если в Окраине конфликт между провинцией и столицей был не особенно заметен, быть может потому, что Зак не сразу попал в центр, а еще и прошелся через городские окраины, то тут, не убеди его Ав в обратном, Менский бы решил, что началась какая-то другая страна. Тут даже люди, великославцы, были совершенно другие – жестокие, самоуверенные, никого не уважающие. Они совершенно твердо считали, что кроме них самих никого в мире нет, что только вокруг их крутится вся вселенная, и великое чувство всеобщего уважение было им столь же чуждо, сколь оно было присуще великославцам провинциальным. Причем для подобных выводов не надо было даже делать особых наблюдений – за те пару минут, что Зак простоял, осматривая площадь, его умудрились толкнуть тринадцать человек и семь наступили на ногу. Не извинился, естественно, никто. Догадавшись, что тут это в порядке вещей, Зак решил последовать примеру окружающих, и, ухватив за собой Ав, с мощью настоящего ледохода пошел таранить заполонившие все тротуары толпы людей.
– Зак, подожди! – попытался его притормозить Ав. – Не спеши так.
– Почему? – не понял Менский.
– Во-первых, не бери дурной пример с мосгавцев. А во-вторых, ты знаешь, куда идти? – куда идти Зак, естественно, не знал, – Вот, а потому ты лучше следуй за мной. Я в Мосгаве не раз бывал, до офиса концерна Мен тебя как-нибудь доведу.
И действительно, опыт Ава оказался полезным – довольно скоро Зак понял, что толпы, давка и гудки стоящих в пробках тысяч сусликомобилей, это еще не весь Мосгав. И достаточно свернуть в любой двор, чтоб оказаться в совершенно другом городе – тихом, мирном, грязном, неухоженном. К тому же, выяснилось, что через один такой двор можно попасть во второй, потом в третий, четвертый, и так пройти едва ли не по всему городу, не встретив на пути ни одного человека.
