Текст книги "Очерки истории чумы (фрагменты)"

Автор книги: Михаил Супотницкий

Соавторы: Надежда Супотницкая
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

67. Врачи русской и китайской противочумных организаций во главе с профессором Д.К. Заболотным (Богуцкий В.М., 1911)

На этом совещании генерал Д.Л. Хорват еще раз подтвердил представителям китайского правительства, что управление КВЖД окажет им самое широкое содействие в проведении санитарных мер в Фуцзя-дяне. Даотай Го поблагодарил русские власти за «их готовность идти рука об руку с китайскими в деле борьбы с общим врагом и выразил надежду, что общими усилиями удастся скорее прекратить развившуюся эпидемию чумы».

Когда на совещании выяснилось, что китайцы не имеют ни хорошо устроенной чумной больницы, ни соответственного помещения для нужд обсервации, а также аппаратов для дезинфекции, то здесь же, с согласия управляющего КВЖД, было решено предоставить в распоряжение китайской санитарной комиссии бывшую чумную больницу на сортировочных путях вблизи Фуцзядяна с имеющимися там бараками, для целей обсервации уступить той же комиссии сто вагонов-теплушек, а также снабжать врачей Фуцзядяна сывороткой и дезинфекционными средствами.

Кроме того, было решено дать возможность китайским врачам осматривать совместно с русскими врачами как пассажиров на станциях железной дороги, так и проходящих через наблюдательные пропускные пункты. Для согласования мероприятий русской и китайской санитарных комиссий было постановлено устраивать еженедельно совместные заседания членов Противочумного бюро и представителей совещания наших врачей с представителями китайской противочумной организации.

Эти совещания происходили регулярно, и на них поднимались текущие вопросы, связанные с противочумными мероприятиями, здесь происходил обмен сведениями о движении эпидемии, обсуждался вопрос о сжигании трупов, о прививках, способах дезинфекции и т.п.

Китайским врачам предоставлена полная возможность ознакомиться с постановкой дела в русских противочумных учреждениях, по типу которых ими была создана противочумная организация в Фуцзядяне.

Независимо от этих официальных заседаний, на которых всегда присутствовал даотай Го, происходил целый ряд частных совещаний китайских врачей, особенно доктора Ву Лиен Те с генералом Д.Л. Хорватом, профессором Д.К. Заболотным и русскими врачами.

Противочумное бюро обратило серьезное вниманием на необходимость сжигания трупов в Фуцзядяне. С этой целью Бюро предоставило в распоряжение китайских властей инструкторов по устройству взрывом динамита ям, предназначенных для сжигания тел умерших.

8 января, по просьбе доктора Ву Лиен Те, стоявшего в то время во главе китайской противочумной организации, была назначена русско-китайская комиссия в составе даотая Су и докторов Ву Лиен Те, Л.А. Ольшевского и В.М. Богуцкого для осмотра китайских кварталов, расположенных при въезде в Фуцзядян у границ русской полосы отчуждении. Эти кварталы, населенные китайской беднотой, представляли один из крупных очагов чумы в Фудзядяне. Почти все население, живущее в этих кварталах, вымерло; оставшиеся в живых разбежались, оставив в фанзах трупы своих близких. Фанзы этого квартала оказались ветхими лачугами, прилегающие к ним дворы были сильно загрязнены человеческими и животными отбросами, тряпьем, выброшенной старой одеждой умерших людей и т.п. Смешанная комиссия нашла необходимым все эти фанзы сжечь, что и было выполнено русской пожарной дружиной. В конце января вопрос о сжигании чумных трупов, находящихся как в полосе отчуждения, так и в окрестностях пораженных чумой городов и сел в Маньчжурии, считался уже первоочередным.

На созванном главным врачебным инспектором А.Н. Малиновским совещании из представителей китайских властей и членов Противочумного бюро, было получено согласие даотая Го на тщательный осмотр смешанными русско-китайскими экспедициями чумных очагов, расположенных как на китайской территории, так и в полосе отчуждении. На этом же совещании был поставлен на обсуждение вопрос об организации со стороны китайцев обсервационных пунктов на границе с русскими владениями. В середине февраля, после предварительного совещания с генерал-губернатором Н.Л. Гондатти, такие экспедиции были снаряжены и начали действовать.

Борьба с эпидемией в Южной Маньчжурии. Эпидемия в Южной Маньчжурии свирепствовала в январе и в феврале. Во всех обследованных случаях чума в деревни и города заносилась из поселков линии отчуждения железной дороги. Меры, принимаемые китайцами в городах, строились по образцу русских, а в деревнях самими жителями по своему усмотрению. В городах устраивались чумные больницы, обсервационные пункты, пропускные пункты, устанавливалось оцепление. В больницу насильственно помещались все лица с повышенной температурой. В обсервационных пунктах задержанные находились семь дней. На пропускных пунктах от проходящих требовалось разрешение санитарных властей и двухдневное наблюдение. Трупы сжигали или закапывали в землю и засыпали известкой. Последняя мера имела огромное значение, так как по всей территории и в городах, и деревнях трупов найдено было очень много. Е.С. Касторский считал, что благодаря крайне суровым мерам, проведенным не достаточно осторожно, много китайцев умерло не от чумы, а от замерзания, так как не найдя во время сильных морозов нигде ночлега, они вынуждены были располагаться на ночлег на открытом воздухе: в закоулках, около забора и т.д. В деревнях семья, где был выявлен больной, изолировалась соседями: никто из других фанз к ним не ходил и не пускал к себе из зачумленного дома. Умерших хоронили члены семьи, или по приговору администрации, лица, нарушившие обязательные санитарные постановления. Когда вся семья вымирала, фанзу сжигали со всем имуществом и трупами.

Кроме того, жители соседних деревень не пускали к себе жителей зараженных деревень, и сами не ходили туда. Таким образом, создавалась двойная изоляция, давшая хорошие результаты: эпидемия ограничивалась одним или двумя домами.

Из недостатков китайской противоэпидемической организации следует отметить злоупотребление чиновников, которые сажали в больницу богатых китайцев и держали их там пока не получали от них выкупа. Выявилась крайняя необразованность медицинского персонала, осуществлявшего противоэпидемические мероприятия.

В Фуцзядяне были приняты следующие меры. Город оцепили войсками и без особого пропуска китайских властей жители не пропускались ни туда, ни обратно. Город разделили на четыре участка, в каждом участке по русскому образцу организовали летучий дезинфекционный отряд, при котором были дезинфекционные приборы, гидропульты и другие принадлежности.

Для предупреждения распространения чумы среди санитаров была устроена баня: в одной комнате санитары снимали всю одежду, в другой – обмывались, в третьей – брали сулемовую ванну с температурой раствора до 40°С, после ванны опять обмывались теплой водой. Здание, в котором проделывалась эта процедура, представляло собой обыкновенную фанзу, полы были чрезвычайно грязные и со щелями.

Больничная помощь заболевшим китайцам оказывалась в больнице, устроенной по европейскому образцу; с деревянными кроватями, покрытыми простынями. За больными ухаживали санитары, которые помещались в той же комнате, отделенной от больницы лишь досчатой перегородкой. В этой комнате санитары жили, обедали и спали. Ничего нет удивительного в том, что при таких порядках санитар умирал на четвертый или на пятый день работы, тем более что никаких мер предосторожности ими не принималось.

В пределах всей Китайской империи противочумная борьба была регламентирована временными правилами, имеющими силу закона, выработанными особой комиссией, напоминающей по своим функциям русскую противочумную Высочайше утвержденную Комиссию.

Японский чумной пункт на станции Чань-Чун. Был расположен в поле вдали от селения и состоял из длинных и узких бараков, построенных из оцинкованного железа на деревянном каркасе. Двери в этих зданиях были везде досчатые со щелями, выходили прямо наружу, без тамбура, печи чугунные с железными трубами, полы почти везде земляные или, в отдельных случаях, деревянные со щелями. Пункт окружили колючей проволокой. На пункте имелись следующие здания.

Приемный покой. Помещение служило для исследования и приема китайцев, поступающих в обсервацию. Здесь они снимали свою одежду для дезинфекции, которая производилась тут же в формалиновой или паровой камере. Формалиновая камера представляла собой деревянный ящик из тонких дощечек, обитых внутри оцинкованным железом, спаянным в местах соединения свинцом.

Из приемной китайцы поступали в деревянную ванную, в которой вода нагревалась паром. Полы в этом помещении были земляными. Вода из бани выпускалась в обычную яму и без дезинфекции.

В ванне мылось сразу по несколько человек. Одежда обсервируемых выдавалась от японской казны на все время обсервации. В этом же здания, за досчатой перегородкой, находилось помещение для персонала.

Обсервационные бараки имели в длину около 30 сажень, в ширину сажени 4; в центре здания имелось помещение для персонала, отделенное перегородкой из оцинкованного железа, обитой внутри циновкой, под которой было положено немного гаоляна.

Помещения для обсервируемых имели двери прямо на улицу, без полов, каждое на 15 человек. Для спанья установили несъемные деревянные нары с подстилкой из войлока. Подстилку не дезинфицировали, а только время от времени выносили для проветривания.

Изоляционная больница была отделена от обсервационного отделения забором из оцинкованного железа. Изоляционное здание представляло собой барак с центральным коридором, в котором располагались следующие помещения: для полицейской стражи, аптека, помещение для смены белья, палаты и комната для персонала. Пол в коридоре земляной, в палатах же деревянный, но плохо сколоченный, и покрытый циновками. Стены также покрыты циновками. При изоляционном отделении для переодевания имелось особое деревянное здание. Для подогревания воды японцы поставили самовар из оцинкованного железа с печкой внутри.

Чумная больница состояла из двух отделений, сообщающихся между собою длинным коридором. В одном отделении помещался персонал, полицейская стража и китайцы, которые хоронили и жгли тела умерших, в другом – собственно больница. В больнице, разделенной центральным коридором, имелось несколько палат, в которых можно поместить не более двух—трех человек. Палаты для больных были устроены более основательно, чем остальные помещения, в них имелись крепко сбитые потолки и полы. Кроме палат, имелись дежурная комната для санитара и самое примитивное отхожее место с деревянным ящиком.

Лаборатория помещалась в отдельном здании, состоящем из двух отдельных комнат, разгороженных между собой коридором. В одном отделении производились бактериологические исследования (микрос-копирование, разводка культур и др.), в другом – эксперименты над грызунами, собаками, крысами, мышами, морскими свинками и т.д. В помещении пол и потолки были деревянные. Пол покрыт толем, сверху циновкой. Японцы относились к эпидемии как к источнику ценной научной информации. В лаборатории ими произведены десятки тысяч исследований трупов крыс и эксперименты с различными научными целями (в 1930-е гг. на территории этого чумного пункта японцами был размещен отряд № 100, занимавшийся исследованиями в области создания бактериологического оружия и бактериологическими диверсиями в приграничных районах СССР).

Секционная комната занимала особое специальное помещение чрезвычайно простого устройства, без всяких приспособлений для защиты почвы от загрязнения. Обсервации подвергались все китайцы, желающие ехать по железной дороге и даже высланные генерал-губернатором Гондатти за пределы Российской империи.

Для охраны японской колонии в Чань-Чуне поселок оцеплен японскими войсками, вход за полосу оцепления китайцам был запрещен под страхом расстрела.

Одежда санитарного персонала и врачей была следующей: врачи надевали два халата обычной больничной формы из бумажной материи, с глухим капюшоном, в котором имелось отверстие для глаз. На ноги надевали высокие резиновые сапоги. Для санитаров костюм несколько отличался от докторского, он имел вид матросского костюма: куртка и панталоны в заправку за высокие сапоги. Застежка на плечах и сзади. Рукава завязывались и стягивались резиной.

Вся одежда по выходе из палаты врача или санитара, соприкасавшегося с больным, орошалась 5% раствором карболовой кислоты, затем снималась, после чего врач принимал ванну и одевал другое, продезинфицированное белье и одежду.

Благодаря таким порядкам на японском чумном пункте не было жертв среди медицинских работников.

Чума и хунхузы. Хунхузы – это китайские бандиты. Когда вспыхнула чума, их действия резко активизировались. В Китае появилось много новых хунхузских шаек, ряды которых пополнялись голодными китайцами, бежавшими из разоренных чумой местностей. Кроме того, участием в таких шайках население противилось противочумным мероприятиям.

И.Л. Мартиневский и Г. Молляре (1971) нашли много интересного о деятельности хунхузских шаек в газете «Речь» (1911).

«В Хуланьфу, на хлебном рынке, толпа в 3000 человек вместе с хунхузами произвела беспорядки и грабежи правительственных учреждений. Высланы войска. Деревни вымирают. Охотники натыкаются на целые склады трупов. В деревне Хуланьфу 300 нищих и безработных китайцев, недовольных санитарными мерами, захватили власть и грабят. В подкрепление отряда, высланного из Куанченцзы для подавления хунхузов и безработных, грабящих в Ху-ланчене и окрестностях, выступил из Фуцзядяня батальон китайских солдат. Вечером 15 мая на место стычки прибыли конные взводы из Унура и Иректе, 16 мая прибыли дополнительные воинские подкрепления и отправились преследовать хунхузов. Предполагали, что банда хунхузов подошла к железной дороге, чтобы перейти линию в районе Хорго и направиться на Дугудунгол».

Высылаемые из Приамурья китайцы направлялись в Китай и там скапливались в Куанченцзы. Вследствие голода и безработицы они пополняли шайки хунхузов. Хунхузничество в Маньчжурии прогрессировало и приобретало антиправительственный характер. В Кулане, городе Гиринской провинции, убит префект. Чума парализовала действия китайских властей в Маньчжурии. Высылаемые Пекином войска оказались бессильны и подозрительно инертны. Им на помощь высылались японские войска, охраняющие Южно-Маньчжурскую дорогу.

Русский и германский посланники требовали от вайвубу, чтобы в Чжили и в Шантунге были сменены бездействующие в борьбе с чумой и хунхузами власти.

Деятельность хунхузов, прочно основавшихся вокруг Чан-Чуня, и слухи о предполагаемых нападениях держали в большой тревоге как китайское, так и русское население (рис. 68).

68. Русские солдаты конвоируют хунхузов, задержанных в полосе КВЖД

Опасения увеличивались еще тем, что часть китайского гарнизона, высланная в Хуланчен для подавления возникших там беспорядков, сбежала, а среди оставшихся солдат половина погибла от чумы.

Из Харбина телеграфировали, что «отряд китайских войск в 500 человек, вышедший из Куанченцзы для борьбы с хунхузами, весь вымер от чумы. Из 500 человек, 495 трупов и 5 без всякой надежды на выздоровление. В Гирине чума по количеству заболевших дошла до фуцзядянь-ских размеров. Улицы устланы трупами, которые не успевают убирать».

Источники, пути и факторы передачи инфекции. Эпидемия чумы распространялась исключительно в легочной форме, поэтому источником инфекции были либо, как тогда предполагали, больные чумой люди, либо люди, у которых болезнь не проявлялась клинически, но в то же время они были носителями возбудителя чумы.

Весьма любопытные наблюдения носительства возбудителя чумы здоровым человеком сделал доктор Л.В. Падлевский. Он исследовал слизь зева здоровых санитаров, контактировавших с больными чумой.

С этой целью он засевал слизь на чашки и одновременно заражал ею морских свинок. У одного непривитого китайца из 21 обследованного в слизи удалось обнаружить возбудитель чумы. В последующем носите-льство возбудителя чумы в верхних дыхательных путях здоровых людей неоднократно подтверждалось другими учеными. Однако эпидемическая значимость этого явления до настоящего времени неизвестна.

Инфицирование людей осуществлялось аэрогенно или через предметы обихода, загрязненные свежей мокротой больных чумой, если она каким-либо образом попадала на поверхность слизистых ротовой полости лиц, находившихся в контакте с такими больными или их вещами. Если не считать одного случая бубонной чумы (в 1946 г. в Харбине отмечено 6 случаев бубонной чумы на 6 случаев легочной), то за эту эпидемию не наблюдалось заражения через кожу. Большая скученность населения в холодное время года, антисанитария, постоянные передвижения населения сыграли основную роль в быстром распространении эпидемии.

Во время эпидемии чумы в Маньчжурии в 1910—1911 гг. роль крыс и их блох в передаче инфекции не установлена. Все усилия русских, японских и китайских врачей найти в местностях, лежащих вдоль железнодорожного пути, зараженных чумой крыс, ни к чему не привели. В лаборатории профессора Китазато в Мукдене было исследовано 30 тыс. крыс, из которых ни одной заболевшей чумой не обнаружено.

Максимальное количество лиц, инфицированных при непосредственном контакте с больным легочной чумой, составило 40% (из 203 человек, находившихся в соприкосновении с больными, заболели легочной чумой 81 человек). Однако необходимо понимать, что заражение стало возможным исключительно в крайне негигиенично устроенных квартирах: почти совершенно темных, лишенных вентиляции, содержащихся жильцами в высшей степени грязно, со скученным до невероятности населением. В 80% всех записей в регистрационных карточках больных указывалось на то, что циновка, постель, пол, одежда и руки были запачканы мокротой больного, в нескольких случаях мокротой были запачканы не только постель и руки, но и лицо; в 11%, прилегающие к нарам стены были покрыты кровавой мокротой.

Развитие эпидемии среди рабочих завода Врублевского происходило следующим образом (рис. 69). Рабочих на заводе было около 300, из них 160 китайцев; помещения для китайских рабочих были полутемными, содержались грязно, нары устроены в два этажа, отдельной столовой не было, вентиляция отсутствовала. Первый случай заболевания легочной чумой зарегистрирован 18 ноября. Затем в течение месяца больных выявлено не было. 18 декабря, когда заболеваемость в Харбине и Фуцзядяне резко возросла, на заводе вновь обнаружено заболевание чумой; однако эпидемия сразу приобрела упорный характер, 19 декабря таких случаев было два, 21 опять два, 26 снова два, а 30 и 31 декабря было обнаружено пo десять больных чумой. В этот же день 40 рабочих отправлено в изоляцию, где 39 из них погибли в течение 3 дней. Однако чумное гнездо не было ликвидировано: 3 и 4 января по два случая заболевания чумой, 8 января выявлен один больной и 9-го еще семь.

Мокрота, выделенная больными чумой на предметы общего пользования, в определенных обстоятельствах становилась источником заражения людей с легочной формой чумы. Интересное наблюдение сделано доктором бароном Р.А. Будбергом в деревне Сан-Диадзе (рис. 70).

69. Схема развития эпидемии на заводе Врублевского

Сначала заболел oпиекурильщик Юй Цзян, его трубкой воспользовался Дан, на третий день он заболел и умер, трубка перешла к его жене, после ее смерти к служителю опиекурильни, тоже заразившемуся чумой и умершему; далее из всего имущества покойных только одна эта трубка перешла в собственность жителя той же деревни Дан Цзина (она была единственным предметом, который он смог украсть из «выморочной» фанзы-опиекурильни). Последний тоже заболел чумой; из трубки курила его жена, также вследствие этого заразившаяся чумой; от матери заразились чумой и умерли двое ее детей; после смерти жены Дан Цзина трубка перешла к ее сестре и мужу последней; оба умерли. Наконец трубка попала к китайцу Ли (наверное, тем же путем, что и к Дан Цзину), заболевшему чумой и умершему, потом к его жене, которая, после смерти Ли, была отдана во вторые жены к бездетному Дан Эр Ху и передала ему трубку своего первого мужа; заболели чумой и умерли все трое: Дан Эр Ху и обе его жены.

Ликвидация очагов (гнезд) чумы. Такие гнезда обычно давали о себе знать постоянно повторяющими в определенных кварталах или домах случаями заболеваний легочной чумой. По мере накопления опыта, борьба с такими очагами стала строиться на основе проведения массовой обсервации. Ниже приведен пример успешной ликвидации одного такого гнезда.

После обнаружения нескольких чумных случаев в доме № 10 по Страховой улице и домах №№ 5, 9, 18 и 20 по Корейской, их, по распоряжению Санитарно-исполнительной комиссии, закрыли для жилья.

Так как трупы и больные выбрасывались китайцами обычно в этом районе, перенаселенном бездомными китайцами, ютящимися здесь в многочисленных харчевках, ночлежках и опиекурильнях, то по инициативе председателя Противочумного бюро М.К. Кокшарова было решено взять всех жителей этих кварталов на обсервацию сделав, предварительно, однодневную перепись обитающего здесь населения.

Для производства такой массовой обсервации и переписи были приглашены в помощь участковым врачам члены уже организованных в то время санитарных попечительств.

На созванном 23 декабря совещании врачей и членов санитарных по-печительств был выработан план как переписи, так и эвакуации, с точными инструкциями для персонала.

Для охраны имущества жителей решено оставлять в каждом торговом или промышленном учреждении и отдельной квартире хозяина помещения, все квартиры, негодные для жилья, закрыть и после осмотра особой санитарно-технической комиссии представить или к соответствующему ремонту, или к сожжению.

Всего было взято 27 декабря на обсервацию 1413 человек; 1 января 1911 г. была произведена массовая обсервация в районе Торговой улицы, откуда отправлено в обсервацию еще 532 человека и 4 января взяты на обсервацию из казенных казарм для рабочих вольно-пожарной дружины 183 человека.

70. Схема развития заболеваний чумой в деревне Сан-Диадзе

Таким же образом выведено на обсервацию население и всех остальных чумных очагов. К 18 января в обсервации находилось 2170 человек. Как только была проведена массовая обсервация и закрыты неблагополучные в санитарном отношении ночлежки и харчевни, количество больных в чумных кварталах между Страховой и Биржевой улицами резко уменьшилось.

Обстоятельства гибели медицинского персонала. Опасность заражения лиц медицинского персонала действительно была большая, легочная чума очень коварна. Многим из них приходилось по несколько раз в день общаться с больными и с уже заразившимися коллегами, при этом часто и неподозревавшими о своей болезни. Так, доктор В.М. Ми-хель за 3–4 часа до замеченной у себя мокроты с примесью крови, в которой обнаружили чумные палочки, обедал вместе с врачами и офицерами чумного пункта и затем, ничего не подозревая о своей болезни, долго беседовал с доктором Г.И. Маловым. В ночь, предшествовавшую заболеванию В.М. Михеля, дежуривший по больнице С.Н. Предтеченский спал на подушке, покрытой той же наволочкой, на которой перед этим спал В.М. Михель. В день своего заболевания он нес дежурство по больнице и, следовательно, должен был находиться в близком общении со всем медицинским персоналом.

Студент Л.М. Беляев из Томска обнаружил у себя мокроту с примесью крови в тот момент, когда находился в обществе своих ближайших товарищей по квартире, провел около часа в комнате дежурного врача, где беседовал с бывшими там врачами и фельдшерами.

Фельдшера Иосиф Василенко и Макарий Галай до явного появления признаков чумы находились среди медицинского персонала летучего отряда.

Доктор М.А. Лебедева заподозрила у себя повышенную температуру и заметила примесь крови в мокроте во время составления со студентом С.В. Суворовым ведомости по работе текущего дня. Сведения они обобщали за небольшим столом, сидя напротив друг друга.

И.В. Мамонтов за 4 часа до обнаружения в его мокроте обильного количества палочек чумы провожал отъезжающих из Харбина своих товарищей, студентов Томского университета и на прощание поцеловал студента С.В. Суворова, который вслед за этим целовался с некоторыми своими друзьями.

Среди персонала чумного пункта заболевшие, о которых можно было собрать вполне точные данные, распадаются, согласно докладу д-ра П.Б. Хавкина, сделанному совещанию врачей при Противочумном бюро 23 февраля, на 3 группы (цикла).

К первой группе относятся санитары, заразившиеся от первого из заболевших санитаров. Никто их них не был вакцинирован. 24 декабря заболел санитар Чуркин, который ухаживал за больным Мусиенко; больной стал просить Чуркина оказать ему последнюю услугу и достать водки. Чуркин не только исполнил эту просьбу, но и сам принял участие в попойке. По словам товарищей Чуркина, он находился на дежурстве в пьяном виде. Пришедший сменить его санитар застал Чуркина спящим на полу дежурной комнаты; заболел Чуркин 24 декабря, умер 25-го, ему была введена лечебная сыворотка в количестве 300 см³.

28 декабря заболел ухаживающий за Чуркиным санитар Раус, совершенно не пьющий; ему сделано вливание 250 см³ сыворотки, умер 30 декабря.

Следующее заболевание было констатировано 27 декабря у санитара Матюнина, на постели которого спал Чуркин, будучи в инкубационном периоде. После вливания 730 см³ сыворотки температура у Матюнина снизилась до 37,8°С; больной попросил виноградного вина (кагор), которое ему было дано два раза по 0,5 бутылки, выпил, умылся и гулял по палате. Через 2,5 часа температура поднялась до 40°С, появился буйный бред. Перед смертью больной вскакивал с постели и требовал Хавкина, Михайлова, часовых.

Второй цикл заболеваний наблюдался среди персонала, однократно вакцинированного. Первыми заболели санитары Веселов и Шемет, ухаживавшие за больным чумой фельдшером летучего отряда Василенко. 11 января во время дежурства у умирающего фельдшера они получили от него два рубля, после дежурства купили на эти деньги водки и вместе выпили. Оба они заболели 13 января и умерли 18-го.

Затем заболевание было обнаружено у санитара чумного пункта Гусева, на следующий день у санитара Тетерюкова, имевшего обыкновение ложиться на кровати сослуживцев, из которых некоторые были уже в инкубационном периоде болезни. Тетерюков был интеллигентный молодой человек, бывший вольноопределяющийся, поступивший санитаром по призванию, с целью оказать посильную помощь. Приговор судьбы он встретил совершенно спокойно, все время до полного упадка сил писал дневник. Он умер 20 января.

Спустя 2 дня, вслед за Тетерюковым заболел санитар Нетупский, воспользовавшийся вещами, оставленными ему умершими санитарами и больными китайцами. Кроме того, было замечено, что накануне заболевания он подметал полы в палатах чумной больницы, не облив их предварительно сулемой; умер Нетупский 21 января, а 24 января заболел санитар Сильниченко. Нетупский, зная, что умрет, решил попрощаться со своим другом и послал за водкой. Сильниченко пил с ним на брудершафт и, конечно, пьяный, прощаясь, целовался с Нетупским.

Относительно других заболевших санитаров имелись сведения, что они охотно пользовались вещами, оставленными их больными товарищами, предавались пьянству и вообще, по мнению В.М. Богуцкого, санитары противочумной организации в большинстве случаев были совершенно не подготовлены к уходу за больными, а по образу жизни принадлежали к подонкам общества. Выбрать более соответствующий своему назначению низший медицинский персонал было невозможно, так как подходящих кандидатов не было и никто другой не хотел попасть в эту кошмарную обстановку чумной больницы, которую санитары не без основания окрестили морильней.

Последний цикл заболеваний чумой наблюдался уже исключительно среди лиц среднего и высшего медицинского персонала. 6 февраля заболел фельдшер Огнев, очень усердный, неутомимый работник, но злоупотреблявший спиртными напитками, умер 7 февраля. Затем заболел исполняющий обязанности фельдшера Раввин. Он был очень дружен с Огневым, ухаживал за ним во время болезни. Далее заболела чумой сестра милосердия Снежкова, преданная своему делу и сильно рисковавшая при уходе за больными, от которых она и заразилась. Снежкова скончалась 13 февраля (рис. 71).

71. Сестра милосердия Снежкова в первый день заболевания легочной чумой (Богуцкий В.М., 1911)

Последним заболел чумой окончивший Военно-медицинскую академию И.В. Мамонтов, заразившись 13 февраля при исполнении врачебных обязанностей во время болезни Снежковой. Мамонтов с такой любовью, так горячо и с такой беззаветной самоотверженностью относился к исполнению своего врачебного долга, что его ближайшие товарищи, опасаясь за его здоровье, стали убеждать Игоря Владимировича оставить больницу и перейти на другую работу, но эти убеждения оказались тщетными и Мамонтов не пожелал оставить больную. Это рвение оказалось для него роковым – 15 февраля Мамонтов умер (рис. 72).

Доктор В.М. Михель, проявлял весьма энергичную деятельность во время заведования врачебным участком, в районе которого находились главные очаги чумных заболеваний. Переутомленный той непосильной работой, какую ему пришлось вынести на своих плечах, он выразил готовность, за отсутствием тогда свободных врачей, принять в свое ведение обсервационный пункт и нести дежурства в чумной больнице. Несмотря на соблюдаемую им педантичную осторожность при посещении больных чумой, ему все-таки не удалось избежать злополучной судьбы. Михель заболел 18 января, заразившись, по его собственному предположению в чумной лаборатории при приготовлении препаратов из мокроты чумного больного, брызги которой попали ему в рот.

72. На верхнем снимке доктор П.Б. Хавкин вводит сывороткуумирающему доктору И.В. Мамонтову; на нижнем – Мамонтов занесколько часов до смерти (Богуцкий В.М., 1911)

Михель принял известие о положительном результате бактериологического исследования совершенно спокойно, сделал все предсмертные распоряжения. Когда, при отправлении Михеля в больницу, в его комнате собралось несколько врачей (Ясенский, Хмара-Борщевский, Хавкин, Малов, Предтеченский, Осканов), не одевших респираторы, чтобы ими не произвести тяжелого впечатления на больного товарища, тот настолько хорошо владел собою, что обратился к Богуцкому с замечанием, почему он не в респираторе: «Все-таки в нем лучше, вот видите, очередь дошла и до меня». 22 января Михель умер.

Менье (французский доктор-преподаватель Тяньцзинской школы медицины) заболел ночью 26 декабря. В соприкосновении с больным он был только 24 декабря, когда, по его просьбе Богуцкий посетил с ним нисколько квартир, затем Хавкин и Предтеченский показали ему больного, которого они выслушивали в присутствии Менье. Во время обследования больной стал кашлять. Признаки заболевания чумой у доктора Менье обнаружились вечером 26 декабря; за полчаса до этого он ужинал в ресторане Гранд-отеля.