Текст книги "Очерки истории чумы (фрагменты)"

Автор книги: Михаил Супотницкий

Соавторы: Надежда Супотницкая
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)

На полигоне, на ровной местности с какого-то раза у японцев получалось подорвать керамическую бомбу на заданной высоте над привязанными к столбам пленниками. Те, в свою очередь, «ждали», когда на них заползут чумные блохи и т.п. Но в условиях противодействия противника и на пересеченной местности такой прием уже не проходил. Чтобы эта бомба взорвалась на строго определенной высоте, нужны технологии, которыми бедные страны не обладают даже сегодня.

То же касается и биологических ударов с помощью баллистических ракет. В последнем случае страну, применившую БО, неменуемо ждет массированное ядерное возмездие.

Но вернемся к Исии. Он откровенно преувеличил военную значимость своего отряда в глазах командования Квантунской армии. Например, бывший начальник отдела кадров Квантунской армии, полковник Тамура, прибывший в мае 1945 г. с инспекционной проверкой, показал на суде в Хабаровске 28 декабря следующее:

«Вопрос: Я прошу вас, свидетель, рассказать о том, что доложил Исии вам при инспектировании вами отряда № 731 о целях отряда, с одной стороны, и о готовности отряда выполнять боевые задания – с другой.

Ответ: Исии рассказал мне, что эффективность бактерий проверена в опытах над живыми людьми, как в лабораторных условиях, так и в полевых, и что бактериологическое оружие является наиболее мощным оружием в руках Квантунской армии. Он информировал меня о том, что отряд находится в полной боевой готовности, и в случае необходимости, когда начнется война, отряд в состоянии обрушить непосредственно на войска противника громадные массы смертоносных бактерий, что отряд может также при помощи авиации провести операции по бактериологической войне в тылу противника над его городами».

Это Исии говорил так о своих 10 старых самолетах, когда советская армия уже готовила для войны с Японией 3800 самолетов новейших моделей.

Теперь посмотрим, могло ли японское бактериологическое оружие нанести ущерб советским войскам. Предположим, японский самолет прорвался через систему ПВО и нанес удар бактериологическими бомбами по позициям советских войск. Причем температура и влажность воздуха были оптимальными для максимальной активности блох. Блохи были «блокированны», а при взрыве бомбы у них не оторвались лапки. Допустим и то, что наши солдаты не видели расползающихся чумных блох и подверглись их укусам. Все равно результат бактериологической атаки для японских военных был бы не тем, которого они ожидали. Еще до войны многим русским и китайским жителям Харбина было известно назначение «госпиталя» у поселка Пинфань. Информация о нем регулярно поступала в Генконсульство СССР. Секрета в том, что Япония ведет бактериологическую войну, в 1945 г. ни для кого не было. О применении японцами БО в Китае уже в 1942 г. упоминали в своем докладе американскому Конгрессу ученые Т. Розбери и Э. Кабат. В том же году самими японцами во время Чжеганской операции был захвачен отпечатанный на гектографе приказ начальника штаба китайской армии командиру дивизии, в котором говорилось, что противник производит заражение местности в районе Цзюйсяня чумой и что следует обратить на это особое внимание, принять меры предосторожности. Там же подчеркивался зверский характер японских действий. Поэтому нет ничего удивительного в том, что к бактериологическим атакам советская армия заблаговременно и тщательно готовилась. Весь личный состав Дальневосточного округа был проиммунизирован высокоэффективной «сухой живой чумной вакциной НИИЭГ» (см. очерк XXXV). По той же причине, не дало бы «положительного» результата и применение японцами возбудителя сибирской язвы. Кроме живой сибиреязвенной вакцины, в СССР уже с 1944 г. было начато производство пенициллина, используемого для лечения сибирской язвы и сегодня. Централизованный подвоз воды исключал инфицирование возбудителем холеры из зараженных источников. Не представляли никакой опасности русским танкам больные сапом лошади. Кроме того, наша ветеринарная служба располагала маллеином, разработанным в начале века еще в форте «Александр I»; с его помощью такие лошади выбраковывались. Но главным в обрушении всей программы создания японского БО оказалась даже не готовность СССР к бактериологическому нападению, а его совокупная военная, экономическая и научная мощь.

Война, к которой японские военные бактериологи готовились 14 лет, началась. Казалось бы, пришло время применить «наиболее мощное оружие в руках Квантунской армии». Однако ее быстрый разгром показал претендентам на всякого рода «атомные бомбы бедных», что «дешевого, но мощного оружия» не бывает. БО самостоятельно не делает победы в войне, в которой участвует противник с высокоразвитой экономикой и современной армией. Массированные налеты советских ВВС, стремительные сходящиеся удары трех фронтов, направленные на расчленение группировки Квантунской армии, ее окружение и отсечение от метрополии, обратили всю японскую программу создания БО в жестокую и бесполезную игрушку в руках фанатиков с бионегативным мироощущением. Весь трагический опыт японского обладания БО показывает, что его можно рассматривать только в качестве десерта к богатому и хорошо сервированному столу. Когда у страны есть первое блюдо (стратегические ядерные силы), второе (мощная армия) и третье (развитые экономика и наука), то она может позволить себе еще и ложку джема к чаю (т.е. БО), а может обойтись и без него.

ОЧЕРК XXXV
ЭПИДЕМИИ ЧУМЫ В МАНЬЧЖУРИИ В 1945—1947 ГГ. – ПЕРЕЛОМ В ЛЕЧЕНИИ И В ПРОФИЛАКТИКЕ ЧУМЫ

До чумы 1945—1947 гг. в Маньчжурии существовало много схем ее лечения и профилактики, которые нередко были очень сложны, но, как правило, не эффективны. Эта эпидемия стала последней крупной эпидемией чумы XX столетия. Одновременно она ознаменовала тот серьезный перелом, который был, достигнут в лечении и профилактике чумы в мире. И мы с гордостью можем утверждать, что решающее слово здесь осталось за преемниками великолепной русской бактериологии и эпидемиологии конца XIX – начала XX столетий – советскими военными бактериологами.

Хронология чумы в Китае. Первое указание на наличие чумы в Китае, по утверждению Ву Лиен Те (1936), имеется в известной книге Чжао Юань Фана «Источники болезней», вышедшей в 610 г.

В этой книге описывается болезнь «и-хе» (злокачественный бубон), симптомы которой сходны с бубонной чумой. Чума известна в Китае и под другими названиями: «вень-и», «и-чен», «паи-сыту» (последнее происходит от латинского словаpestis) и «шу-и». Последний термин в переводе на русский язык означает «крысиная чума» и теперь наиболее широко применяется как в медицинской, так и в общественной литературе Китая. Одновременно он означает, что древние китайцы отлично знали, что чума к ним приходит вместе с больными крысами. Л.В. Пад-левский (1903) привел названия этой болезни, принятые в Северо-Восточном Китае: «гээ-да-вень-и», что означает: бубонная заразительная болезнь; или: «вень-ци» – заразительный воздух; или: «бе-ло-гоа», что соединяет представление чего-то неизбежного, рокового (бе) и производящего бубоны (ло), причем болезнь распространяется как песок (ша).

Первые сведения о чумоподобных эпидемиях в Китае относятся к 224 г. до нашей эры, когда в течение десяти месяцев эти эпидемии свирепствовали во всей Китайской империи. Начиная с этого времени и до 1718 г. было зарегистрировано 242 эпидемии чумы, список которых проводится в имперской энциклопедии Кан-Си, изданной в Пекине в 1728 г. Там же имеются указания на то, что в 1346 г. пандемия чумы началась в Китае, прошла через всю Азию, проникла в Европу и опустошила значительную часть населения последней.

Для характеристики движения чумы в Китае в хронологическом порядке, Н.И. Николаев (I949) подготовил по материалам Ву Лиен Те (1936) и рукописи М.И. Никитина (1946) перечень эпидемий чумы (эпидемии чумы в Китае за период с 1867 г. по 1900 г. см. в очерке XXI):

1834   г.– город Нинпо пострадал от эпидемии чумоподобного характера.

1835   г.– тоже (по-видимому, продолжение эпидемии)

1850 г.– вспышка тяжелой инфекционной болезни в Кантоне, по противоречивым данным того времени: холерная, желтой лихорадки или даже чумная.

1864 г.– чумоподобная эпидемия в Нинпо.

1866 г.– чума достигла столицы провинции Юннань – эпидемия в городе Юннаньфу. Первое достоверное указание на появление чумы в Китае.

1867 г.– чума в Пакхое.

1871 г.– чума в провинции Юннань и вспышка в Пакхое.

1877 г.– сильное развитие чумы в Пакхое.

1880 г.– чума в Ляньчене.

1883   г.– чума в Ляньчене.

1884   г.– чума в Пакхое.

1889 г.– чума в Лунчжоу.

1890 г.– чума в Лунчжоу и Бучу.

1891 г.– чума в Лянчине, Лунчжоу и Габчжоу.

1892 г.– чума в районе вблизи Анпу.

1893 г.– чума в Юннани, Куанси и Лунчжоу

1894 г.– чума в Кантоне и Гонконге. Открыта чумная палочка. Приняты, впервые в Китае, карантинные меры в Сватау, Нинпо и Амое.

1895 г.– вспышки чумы в Кантоне и Гонконге (несколько случаев), Макао, Мэнцзы, Пакхое, Лунчжоу, острове Хайнань, Сватоу и Амое.

1896 г.– вспышки чумы в Кантоне, Тункуне, Гонконге, Самшуе, Мэнцзы, Пакхое, на острове Хайнань и Сватоу

1897  г.– вспышки чумы в Кантоне и Гонконге, Мэнцзы, Пакхое, на острове Хайнань, Сватоу и Амое.

1898  г.– вспышки чумы в Кантоне и в Гонконге, Макао, Пакхое и в его районе, Самшуе, Хинхве, Сватоу и Учжоу.

1899  г.– вспышки чумы в Пакхое, Гонконге, районе Сватоу, Учжоу; чума в Ньючане (порт Инкоу, в Южной Маньчжурии), в связи с чем карантинные пункты установлены в Тяньцзине и порту Танку.

1900  г.– вспышки чумы в Пакхое, Гонконге, на острове Хайнань, Вучжоу, Сватоу и в его районе.

1901  г.– вспышки чумы в Мэнцзы, Лунчжоу, Пакхое, Вычжоу, Гонконге, Макао, Самшуе, Сватоу, Фучжоу, Инкоу.

1902  г.– чума в Пакхое, Гонконге, Кантоне, Сватоу, Чанпу.

1903  г.– вспышки чумы в Гонконге, Кантоне, Сватоу, Амое, Фучжоу, Бейтане.

1904  г.– вспышки чумы в Гонконге, Сватоу и его районе

1905  г.– вспышки чумы в Гонконге и Энчун.

1906  г.– вспышки чумы в Гонконге, Кантоне.

1907  г.– вспышки чумы в Гонконге, Макао и Тикок

1908  г.– вспышки чумы в Гонконге, Амое, чумная эпизоотия среди крыс в Шанхае и Таншане.

1909  г.– вспышки чумы в Бамо, Кантоне, Гонконге, Сватоу, Амое, Ханькоу и чумная эпизоотия среди крыс в Шанхае.

1910  г.– начало легочной чумы 1910—1911 гг. в Маньчжурии. Доктор Ву Лиен Те командирован в Харбин императорским правительством для обследования очага чумы. О вспышках чумы также сообщили из Пакхоя и Лунчжоу, с острова Хайнань, Кантона, Гонконга, Сватоу, Амоя и Шанхая (по несколько случаев).

1911  г.– вспышки чумы в Пакхое, Гонконге, Сватоу, Чаоян и Чаожоуфу, Амое и Шанхае.

1912  г.– год основания противочумной службы Северной Маньчжурии; вспышки в Пакхое, на острове Хайнань, Кантоне, Гонконге, Макао, Сватоу, Амое и Шанхае.

1913  г.– вспышка чумы в Пакхое, Гонконге, Кантоне, Сватоу, Амое и Шанхае.

1914  г.– вспышка чумы в Пакхое, Гонконге, Кантоне, Шанхае, Сватоу, Амое, Фучжоу.

1915  г.– вспышка чумы в Пакхое, Гонконге, Сватоу, Амое,Юнчуне, Шанхае (1 случай).

1916  г.– вспышка чумы в Гонконге, Квантоне, Чаочжофу и Амое.

1917  г.– начало чумной эпидемии 1917—1918 гг. в провинции Шаньси, о вспышке чумы также сообщили из Гонконга и Амоя.

1918  г.– вспышка чумы в Гонконге.

1919  г.– вспышка чумы в Гонконге.

1920  г.– начало эпидемии легочной чумы 1920—1921 гг. в Маньчжурии; вспышки чумы в Гонконге.

1921  г.– вспышка чумы в Гонконге.

1922  г.– вспышка чумы в Гонконге.

1923  г.– вспышка чумы в Кантоне и Пенпине.

1924  г.– Гонконг впервые за последние 30 лет, свободен от чумы; вспышка чумы в Шанхае. Вспышка чумы в районе г. Тунляо в Южной Маньчжурии.

1925  г.– вспышки чумы в Пакхое и в районе Тунляо.

1926  г. – вспышка чумы в Шаньси и в районе Тунляо; зарегистрировано также четыре случая чумы в Гонконге.

1927  г. – вспышка чумы в Хинхиа (Фуцзянской провинции) и в районе Тунляо.

1928  г. – вспышка чумы в районе Тунляо.

1929  г. – большая эпидемия бубонной чумы в провинциях Шань-си и Шэньси (20 000 жертв); вспышка бубонной чумы вблизи Амоя.

1933—1947 гг. – вспышки чумы в Южной Маньчжурии.

1940  г. – вспышка чумы на границе провинции Юннань и Бирмы.

1941  г. – чума в провинциях Фукин и Хунань.

1942  г. – чума в провинциях Шаньси и Шэньси

 Предыстория эпидемий чумы в Южной Маньчжурии в 1945—1947 гг. Возобновление пульсации реликтового очага чумы в Южной Маньчжурии дало о себе знать единичными случаями бубонной чумы восточнее г. Тунляо. По данным В.Л. Петровского (1934), в мае—июне 1924 г. до властей этого города дошли слухи о каких-то подозрительных бубонных заболеваниях с высокой смертностью среди жителей деревни Hsiao-lao-pao и ее окрестностей. Однако ни тогда, ни в июле 1925 г., когда такие сведения поступили вновь, ни один китайский медицинский работник не удосужился посетить этот район. В 1926 г. снова поступили сведения о подозрительных на чуму заболеваниях, но уже из местности Nei-Mu-Ko-La, расположенной к северо-западу от Тунляо. Реакция китайских властей на эту информацию была такой же, как в предыдущие годы. Лишь в следующем, 1927 г., доктор Ли (Li Te Cfauan – врач Сыпингай—Таонаньской железной дороги) по получении информации о вновь вспыхнувших эпидемиях к северо-западу от Тунляо, выехал в этот район и был весьма удивлен увиденным.

Первыми жертвами чумы стали монголы. В местности Tangol-Tera-ple (к северу от Тунляо) их погибло не менее 20 человек. Еще 100 смертей отмечено доктором Ли в деревне U-luan-hua в районе Nei-Mu-Ko-La; до 40 смертей – в районе Tulaoyintze, к западу от Тунляо. К востоку от Тунляо чумой было поражено население местности, называвшейся тогда Hsiao-lao paoyintze, где Ли сообщили о 30 погибших. В октябре того же года в деревне Maliyintzu японскими врачами Нишимурой и Кодамой был вскрыт труп китайца, прибывшего туда из деревни Jao Wopo уже больным. Патологоанатомически и бактериоскопически ими была установлена чума. Точное число жертв чумы 1927 г. неизвестно. По данным японских врачей от чумы в тот год в Южной Маньчжурии погибло не менее 600 человек. Болезнь распространилась не только на север от Тунляо, но и на восток и на запад, почти достигнув города Кайлу в провинции Жэхэ.

В июле 1928 г. в ряде китайских и японских газет были напечатаны сведения о вспышке чумы севернее Тунляо. Однако сотрудники Харбинской противочумной организации выехали в очаг только в середине августа после получении двух грозных телеграмм – из Женевы от Лиги наций и от санитарного бюро Лиги в Сингапуре. Ими были установлены подозрительные по чуме случаи в районе деревень Maliyintzu и Nei-Mu-Ko-La, а в конце августа в Chien-Chia-Tien (Дженцзятунь), где 6 сентября доктором Chun, сотрудником профессора Ву Лиен Те, была бактериологически подтверждена вспышка чумы. В самом Дженцзятуне заболело чумой 362 человека, что составило 60% всех зарегистрированных чумных заболеваний в эпидемию 1928 г.

Харбинским противочумным отрядом бактериологически были доказаны эпизоотия чумы среди крыс и массовая зараженность возбудителем чумы блох и клопов, снятых с одежды и постелей чумных больных. Клинически – в подавляющем большинстве случаев чума проявила себя в бубонной форме (80%), септическая форма болезни составила 17,8%; оставшиеся 2,2% – единичные случаи кожной формы этой болезни или осложненные пневмонией случаи бубонной и септической чумы.

Вот так, всего за 4 года (1924—1928), телами погибших людей обозначил свои контуры запульсировавший реликтовый очаг чумы, площадью в десятки тысяч квадратных километров. Чума на три десятилетия стала эндемичной болезнью для Южной Маньчжурии (см. «Маньчжурский эндемический очаг чумы»).

Вспышки чумы в районе Тунляо продолжались в 1929 и 1930 гг. Но в 1933 г. в Маньчжоу-Го имела место эпидемия чумы, напоминающая по своим размерам эпидемию 1920—1921 гг. Заболевания людей начались в уезде Нунань, затем эпидемия быстро распространилась на юг Маньчжурии. Более подробной информации об этой эпидемии у нас не имеется. Японцы, напуганные эпидемией чумы 1933 г., уже в следующем, 1934 г., создали в Маньчжурии сеть противочумных учреждений. По неопубликованным японским материалам Н.И. Николаев (I949) обобщил информацию об эпидемиях чумы в Маньчжурии, имевших место в период с 1933 по 1945 гг..

Деятельность противочумной организации Маньчжоу-Го. По данным Н.И. Николаева (1949), она строилась следующим образом. Возглавлял борьбу с чумой в Маньчжурии японско-маньчжурский объединенный комитет. Ему подчинялись противочумные учреждения министерства народного благосостояния и монгольских дел Маньчжоу-Го и противочумные учреждения Южно-Маньчжурской железной дороги (ЮМЖД) (рис. 112).

Хайларская противочумная станция была создана на средства правительства Маньчжоу-Го и подчинялась департаменту здравоохранения министерства народного благосостояния и монгольских дел. Эта станция имела в своем составе шесть отделений (карантины) и четыре контрольных пункта.

Противочумная станция в Тунляо подчинялась врачебной службе Южно-Маньчжурской железной дороги и имела в своем составе 5 отделений и 5 контрольных пунктов.

112. Схема противочумной организации Маньчжоу-Го (Николаев Н.И., 1949)

Такая противочумная сеть в Маньчжурии просуществовала с 1934 г. по 1937 г. В этом году административная власть на ЮМЖД была официально передана японцами Маньчжоу-Го. Находившаяся в подчинении медицинской службе ЮМЖД противочумная станция в Тунляо перешла в ведение департамента здравоохранения Маньчжоу-Го и была перенесена из Тунляо в Дженцзятунь. Для руководства работой противочумной сети в департаменте здравоохранения Маньчжоу-Го был создан 2-й (противочумный) отдел.

Маньчжоу-Го

(Маньчжурское государство), марионеточное государство, созданное японцами на территории Северо-Восточного Китая – Маньчжурии и существовавшее с марта 1932 г. по август 1945 г. Использовалось в качестве военного плацдарма для агрессии против остальной территории Китая, СССР и МНР. Территория – свыше 1 млн. км². Население около 30 млн. человек. Столица – город Чанчунь, переименованный в Синьцзин («Новая столица»). Верховным правителем («правителем-регентом») Маньчжоу-го стал последний император маньчжурской династии Цин (правила в Китае в 1644—1911 гг.; формальное отречение от престола – февраль 1912 г.). Всеми делами Маньчжоу-го руководили японские советники и чиновники. С территории Маньчжоу-го Япония в течение 1933—1939 гг. неоднократно устраивала военные провокации против СССР и МНР, в том числе крупные провокации в 1938 г. в районе озера Хасан и в 1939 г. в районе реки Халхин-Гол. Она грабила естественные богатства Северо-Восточного Китая, создала различные предприятия по добыче и переработке естественного сырья, производству чугуна, стали, синтетического топлива для своих военных нужд. Были введены система сельскохозяйственных поставок по низким ценам и трудовая повинность. С 1932 г. действовали многочисленные партизанские отряды, которые в 1935 г. были объединены в Северо-Восточную объединенную антияпонскую армию, возглавлявшуюся китайскими коммунистами. Однако к 1941 г. большая часть партизанских отрядов была разгромлена японцами. В августе 1945 г. на завершающем этапе 2-й мировой войны 1939—1945 гг. Северо-Восточный Китай был освобожден от японских оккупантов Советской Армией, что положило конец существованию Маньчжоу-го.

Некоторое время спустя, примерно в 1939 г., противочумная сеть Маньчжоу-Го подверглась новым изменениям и, в частности, противочумная станция из Хайлара была перенесена в Ченгочи, так как в северо-западной части Маньчжурии, за время существования станции в Хайларе, заболеваний чумой не отмечалось.

Коренные изменения в организации противочумной сети Маньчжоу-Го были произведены после эпидемии чумы 1940 г., захватившей столицу страны город Чанчун. Существовавшая противочумная сеть была расширена, созданы новые противочумные станции.

Всего за время своего существования противочумная сеть Маньч-жоу-Го подвергалась реорганизации 4 раза и, начиная с 1943 г., состояла из 6 провинциальных противочумных станций, 23 уездных пунктов и 18 филиалов уездных противочумных пунктов. Противочумная станция Гиринской провинции находилась в Ченгочи, провинции Хэйлунцзян – в Таоани, Сыпингайской провинции – в Джэнцзятуне, Южно-хинган-ской провинции – в Тунляо, Западно-хинганской провинции – в Кайлу, и провинции Жэхэ – в Синкуи. Схема всей противочумной организации Маньчжоу-Го по состоянию на 1943 г. представлена на схематической карте. К 1943 г. противочумные станции в Кайлу и Тунляо были ликвидированы.

Штат противочумной станции Гиринской провинции в Ченгочи состоял из 45 человек, из них врачей 15, остальные лаборанты и обслуживающий персонал. В распоряжении станции было 4 автомашины и 8 конных упряжек.

Противочумная станция имела 5 отделов: из них один санитарно-дезинфекционный и 4 эпидотдела. Каждый эпидотдел ведал определенным районом, где производил работы по обследованию грызунов. В случае появления вспышки чумы, все работники станции направлялись на работу по ее ликвидации. Штат других противочумных станций был несколько меньше. На территории Гиринской провинции находилась столица Маньчжоу-Го – Чанчунь и поэтому, штат этой провинциальной станции был больше чем на других станциях.

Уездные противочумные пункты имели в своем составе от 3–5 врачей, 3 лаборантов и 20 санитаров, подготовленных для работы по дезинфекции и дератизации. Транспорт их состоял из конных упряжек. Филиалы уездных противочумных пунктов имели в штате 2–3 врача и 10–15 санитаров. Главной обязанностью уездных противочумных пунктов и их филиалов было проведение дератизации и вакцинации. В случае появления заболеваний чумой среди людей, все силы этих учреждений также направлялись на ликвидацию вспышек.

Все противочумные учреждения, начиная с противочумной станции и кончая филиалом уездного пункта, были снабжены достаточным количеством дезсредств и гидропультами. Спецодежды для работы сотрудников этих учреждений было недостаточно. Работа противочумной сети проводилась в следующих основных направлениях: истребление грызунов, исследование грызунов на чуму, профилактическая вакцинация населения в очаге и ликвидация вспышек чумы. Противочумные учреждения на местах работали в тесном контакте с полицией.

Методическое руководство работой противочумных станций в Ченго-чи и в Таоани осуществлялось Чанчунским санитарно-технологическим институтом (профессор Абэ), а работой станций в Джэнцзятуне и Тун-ляо в методическом отношении руководил Дайренский санитарно-гигиенический институт ЮМЖД (профессора Андо и Касуга).

Противочумные станции в Кайлу и Синкуе были предоставлены сами себе. В административном отношении все противочумные станции подчинялись 2-му отделу департамента здравоохранения Маньчжоу-Го, который финансировал их работу. Бюджет противочумных станций Николаеву выяснить не удалось, но по скромному размаху деятельности этих станций он сделал вывод, что японцы не затрачивали на них больших средств.

Грызуно-истребительные работы в маньчжурском очаге чумы. Сводились к дератизации, никаких истребительных работ в степях и на полях не проводилось. Это объясняется тем, что спонтанно болеющих чумой полевых грызунов не обнаруживалось, и японцы, придерживавшиеся «крысиной теории» распространения чумы, ошибочно считали, что основным и единственным ее носителем являются серые крысы, на истребление которых они направляли все свои усилия.

В проведении дератизации основная установка была сделана на самодеятельность населения. Но так как надлежащей санитарно-просветительной работы не велось и китайцы относились с недоверием к японцам, то маньчжурские власти пытались создать материальную заинтересованность у лиц, принимавших участие в дератизации. За истребление крыс выдавали лотерейные билеты и иногда даже денежные премии. Но эти меры оказались недействительны, и основным мероприятием японцев по отношения к китайскому населению в этом вопросе стало принуждение. Для того чтобы заставить китайцев истреблять крыс, японцы обязывали их сдавать определенное количество крысиных хвостов, не выполнившим этой нормы они не продавали соли. А так как продажа соли была государственной монополией Маньчжоу-Го, то эта мера принуждения была более эффективной, чем поощрения.

Для уничтожения крыс противочумные организации раздавали населению таблетки углекислого бария. Капканов в большом количестве на противочумных пунктах не было. Готовясь к большой войне, японские власти экономили металл и на изготовлении капканов. Дело дошло до того, что Касуга (1941) собрал образцы капканов из бамбука, которые он с успехом апробировал и рекомендовал их для массового производства.

Что касается количества истребляемых грызунов, то Николаев нашел работу Абэ, свидетельствующую о том, что в уезде Нунань, расположенном в непосредственной близости к столице Маньчжоу-Го, и где чума активно проявляла себя, в 1943 г. было выловлено 6 млн. крыс, что составляло 15 крыс на одного жителя этого уезда.

Работа противочумной сети Маньчжоу-Го по ликвидации вспышек чумы. Информацию о вспышках чумы в маньчжурском очаге японцы получали от сельских старост, которым было вменено в обязанность сообщать о ее появлении, и от работников уездных противочумных пунктов и их филиалов.

По получении извещения работники противочумных учреждений выезжали на ликвидацию вспышки. Основной мерой по локализации вспышки японцы считали предупреждение ухода людей из пораженного чумой населенного пункта, и поэтому они стремились к тому, чтобы как можно раньше оцепить силами полиции неблагополучный по чуме населенный пункт. Но своевременное проведение этой меры, как правило, им не удавалось, так как к моменту прибытия противочумного отряда население уже разбегалось или о вспышке чумы узнавали тогда, когда заболевания чумой принимали массовый характер. Отрицательное отношение местного населения к проводимым японцами противочумным мероприятиям затрудняло своевременное выявление людей, заболевших чумой.

По словам китайских врачей, японские мероприятия по ликвидации вспышек чумы сводились:

1)   к оцеплению неблагополучного по чуме населенного пункта;

2)   выявлению больных путем обхода домов;

3)   дезинфекции в неблагополучных по чуме домах;

4)   организации чумной больницы.

Оцепление населенных пунктов производилось силами полиции, состоявшей в основном из китайцев. Это оцепление было неполным и не исключало возможности ухода части населения из пораженного чумой поселка, а побег населения всегда имел место, поэтому японцы и пришли к заключению, что предупреждение ухода населения из пораженных чумой населенных пунктов является одной из главных мер по борьбе с ней.

Выявление больных путем подворного обхода производилось санитарами, которые одновременно делали дезинфекцию в неблагополучных по чуме домах и снабжали население таблетками углекислого бария для истребления крыс. В целях радикальной дезинфекции японцы часто сжигали дома, в которых отмечались заболевания чумой. Поэтому жители эпидемического очага чтобы не лишаться крова, прибегали ко всем доступным средствам сокрытия больных чумой, и работа по их выявлению даже при подворном обходе была не на должной высоте.

Еще хуже обстояло дело с изоляцией контактировавших и чумных больных. Контактировавшие с больными чумой, если случаи были единичными, оставлялись японцами дома, если больных было несколько, то контактировавших китайцев изолировали в выделенные для этого дома. Причем изолированные находились все вместе в своей собственной одежде, частично подвергавшейся дезинфекции и лишь в очень редких случаях контактировавшие изолировались индивидуально. Для индивидуальной изоляции летом отрывали небольшие землянки или же просто устраивали навес из травы и соломы. Обслуживание изолированных сводилось к измерению температуры, выдаче небольшой порции чумизы или лепешек из гаоляна (два раза в сутки) и снабжению их водой. Чай для большинства китайцев в те годы был роскошью.

Больных чумой перевозили санитары на специально выделенных повозках в отведенный под чумную больницу дом, где они находились в своей одежде и укладывались подряд на каны или размещались на полу на соломе. Лечение больных проводилось противочумной сывороткой и сердечными средствами. Ставился вопрос о лечении больных чумой препаратами сульфамидной группы, но японцы сами не производили этих препаратов, а тратить на китайцев импортные лекарства, да еще во время войны, они, очевидно, считали недопустимой роскошью. При таком лечении летальность китайцев при чуме в маньчжурском очаге колебалась от 70 до 100%.

Фондов белья для обеспечения больных чумой и контактировавших с больными противочумные учреждения Маньчжоу-Го не имели. Специальная одежда работников противочумной сети состояла из хлопчатобумажных брюк, рубашки с застежкой «молния», обычных сапог или ботинок, хлопчатобумажного капюшона, ватно-марлевой повязки, очков-консервов и резиновых перчаток для китайцев. Строго соблюдалась своеобразная субординация, японцы были одеты в тот же костюм, но с резиновыми сапогами. После работы сотрудники противочумной сети опрыскивали друг друга раствором лизола или карболовой кислоты из гидропульта, но до конца работы продолжали ходить в нем, сняв лишь капюшон, очки и ватно-марлевую повязку. При вскрытии трупов японцы одевались в прорезиненные халаты. После каждой работы японцы свою спецодежду замачивали в дезрастворе, а для последующей одевали новый костюм.

В качестве дезсредств применялись лизол и фенол. Для борьбы с блохами применялся инсектицидный патентованный порошок и пиретрум.

Осуществляемые японцами мероприятия не обеспечивали своевременной локализации чумных вспышек и поэтому в маньчжурском очаге ежегодно регистрировались сотни и даже тысячи больных. Доказательством несовершенства японских мероприятий является и тот факт, что вспышки чумы в Маньчжурии носили затяжной характер. Однако здесь необходимо заметить, что аналогичные китайские мероприятия, проводимые до прихода японцев, были еще менее эффективными. Сотрудники противочумной службы Северной Маньчжурии, возглавляемые Ву Лиен Те, в течение 1928—1930-х гг. прибывали на вспышки с опозданием, и все их действия ограничивались установлением диагноза, подсчетом количества умерших от чумы, изучением блох и грызунов и наложением карантинов, кстати, всегда весьма прозрачных.

Планы японцев по ликвидации чумы в Маньчжурии. Руководители противочумной службы Маньчжоу-Го рассчитывали ликвидировать чуму путем: