Текст книги "Очерки истории чумы (фрагменты)"
Автор книги: Михаил Супотницкий
Соавторы: Надежда Супотницкая
Жанр:
Медицина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)
Здесь описаны не все конструкции биологических боеприпасов, разработанных японцами с 1933 по 1945 г., а только наиболее распространенные. В описании этих мертворожденных конструкций нет необходимости, но об этом ниже.
Самое же большое недоумение у Исии вызвали неудачи опытов по инфицированию людей распыленными бактериями. Специалисты отряда № 731 столкнулись с техническими трудностями, которые ни они не смогли преодолеть, ни американцы, применявшие БО в 1952 г. во время войны на Корейском полуострове. Еще были живы очевидцы эпидемии легочной чумы в Маньчжурии 1910—1911 гг., распространившейся на огромные территории «сама собой». Однако попытки вызвать ее искусственно показали обманчивость многих, существовавших тогда представлений как о патогенезе и эпидемиологии легочной чумы, так и о поражающих свойствах самого БО. Например, на судебном заседании 26 декабря подсудимый Карасава показал следующее: «…В десяти метрах от этих подопытных поместили баллон, в котором находилась жидкость с чумными бактериями. Этот баллон взрывался. Но, как мне известно, после этих опытов выяснилось, что заражение не удалось, что инфекция через дыхательные органы не проникла». По словам другого бывшего сотрудника отряда, на полигоне близ станции Аньда они расстилали белые полотнища, затем распыляли с самолета водную суспензию из двадцати тысяч яичных желтков, чтобы выяснить, как будет распределяться по поверхности земли распыляемый материал. Метод поражения людей с помощью бактериального аэрозоля так остался не отработаным Иссии до конца войны.
«Японский метод». Так тогда называли наиболее часто используемый японцами прием распространения чумных блох среди китайского населения. Его суть в следующем. Рано утром самолеты сбрасывают зараженных блох, затем в течение целого дня производят бомбардировку, чтобы заставить людей длительное время находиться в бомбоубежищах. Вечером, когда они возвращаются домой из убежищ, масса блох уже успевает рассеяться, и люди не замечают ничего подозрительного.
Поиск диверсионных отравляющих веществ. Целью таких исследований было получение стойкого, удобного в обращении отравляющего вещества для диверсионной работы. Объектом заражения были продукты питания. В ходе исследований сотрудники отряда № 731 обратили внимание на устойчивый к высокой температуре яд рыбы фугу (тетродотоксин открыт в 1909 г. японским исследователем Тахарой).
Отряд № 731 и Военно-медицинская академия совместно работали над получением концентратов этого яда. Было обнаружено, что яд эффективно действует на человека и может быть практически применен для диверсионной деятельности. Не трудно представить, сколько людей погублено вместо морских свинок. Производство концентрата тетродотоксина осталось незаконченным. В ноябре 1944 г. эксперименты были прерваны налетом американских бомбардировщиков В-29 на Токио, а в апреле 1945 г. Военно-медицинская академия была разрушена пожаром, и работы по изучению диверсионных свойств токсинов здесь прекратились сами собой.
Для исследования диверсионной пригодности биологических токсинов в отряде № 731 была создана оперативная исследовательская группа Кусами (фармакологические исследования). Исследования по синтезированию химических ОВ велись именно в его группе, для чего в отряде находилось восемнадцать дипломированных фармацевтов.
По свидетельству бывших сотрудников, в отряде № 731 была еще одна родственная подразделению Кусами оперативная исследовательская группа. В ней занимались разработкой техники покушений на высший командный состав противника и испытанием новых орудий убийства. Группа Сэкитори работала в условиях строжайшей секретности даже внутри отряда. В отличие от группы Кусами, здесь отрабатывались практические методы террористической деятельности. Сотрудники группы Сэкитори, как и их шеф, после войны предпочли не попадаться на глаза ни американцам, ни русским. Сведений об этой группе нет.
Представление японских военных о роли биологического оружия в войне. Имея большой практический опыт бактериологических диверсий, Исии стремился отказаться от традиционного со времен Первой мировой войны, но малоэффективного способа ведения бактериологической войны, заключавшегося в засылке на территорию противника небольших диверсионных групп. Он считал, что бактериологическое оружие должно играть важную роль в современных стратегических операциях, и убедил в этом японское командование.
Начальник оперативно-стратегического отдела штаба Квантунской армии, допрошенный во время предварительного следствия 7 декабря 1949 г. как свидетель, показал следующее:
«Вопрос: Скажите, каким образом предполагалось применение бактериологического оружия Квантунской армией против Советского Союза?
Ответ: Применение бактериологического оружия против Советского Союза должно было быть в соответствии с указаниями генерального штаба. В оперативные планы применение бактериологического оружия против Советского Союза не включалось, так как применение смертоносных бактерий являлось только одним из видов оружия, предназначенного для осуществления уже имевшихся оперативных планов. Однако эти вопросы обсуждались в соответствующих отделах штаба. Так, лично я по оперативному отделу после соответствующего изучения этого вопроса представил свои соображения о способах применения бактериологического оружия против СССР начальнику штаба Касахара Юкио. Я доложил Касахара о том, что в случае возникновения с Советским Союзом военных действий бактериологическое оружие должно быть применено с помощью авиации. В частности, я доложил Касахара о том, что на случай войны с Советским Союзом бактериологическое оружие должно быть применено в районе городов: Ворошилова (Уссурийск), Хабаровска, Благовещенска и Читы, т.е. в тыловых районах Советского Союза.
Заражение этих районов должно было производиться путем сбрасывания бактериологических бомб и распыления бактерий с самолетов. Для этой цели должны были быть использованы самолеты авиационных соединений Квантунской армии.
Вопрос: Однако для этой цели должны быть специальные самолеты?
Ответ: Нет, для этой цели могли быть использованы обычные самолеты. Для сбрасывания бактериологических бомб – обычные бомбардировщики, а для распыления бактерий – любые самолеты, так как аппаратура, необходимая для распыления бактерий, была очень несложной, и ее можно было приспособить на любой самолет.
Эти свои соображения, как я уже сказал, я высказал начальнику штаба Касахара, и он в общих чертах их одобрил. Все эти мероприятия не включались в оперативный план, но при изучении этих вопросов я исходил из общей обстановки операций, намеченных оперативным планом.
Этот доклад Касахара я сделал после полученных указаний военного министерства об увеличении производства бактериологического оружия. Дело в том, что после получения указаний об увеличении производства бактериологического оружия Касахара мне поручил изучить вопрос о возможностях его применения против Советского Союза в случае необходимости. Я этот вопрос изучил и сделал соответствующий доклад Касахара, который, как я уже сказал, одобрил мои соображения.
Вопрос: Какие основные виды бактериологического оружия были приняты на вооружение Квантунской армией?
Ответ: К 1945 году в качестве основных видов бактериологического оружия были утверждены: бактериологическая бомба, способ распыления бактерий с самолетов и наземный способ – диверсии. Я думаю, что эти основные способы были утверждены генеральным штабом Японии.
Вопрос: Какие виды бактериологического оружия были рассмотрены и утверждены главнокомандующим Ямада?
Ответ: В бытность главнокомандующим Ямада им были рассмотрены и затем утверждены два основных способа, которые были как бы окончательно усовершенствованы к этому времени. Я имею в виду бактериологическую бомбу “системы Исии” и способ распыления с самолетов блох, зараженных чумой.
Вопрос: Каким образом предполагалось практическое применение бактериологического оружия?
Ответ: Мне как начальнику оперативно-стратегического отдела штаба Квантунской армии известно, что практическое применение бактериологического оружия должно было осуществляться с помощью специальных кадров, имевшихся в отрядах и их филиалах. Другими словами, в случае необходимости отряды и филиалы должны были выделить соответствующее количество специалистов, в распоряжение которых должны были быть приданы прошедшие специальную подготовку еще в мирное время солдаты. Эти солдаты в мирное время набирались из различных частей японской армии и направлялись на курсы в отряды № 731 и № 100, где они вместе с санитарным делом проходили специальную подготовку и приобретали необходимые навыки по бактериологии. На эти курсы отбирали наиболее преданных солдат, но техники отбора я не знаю. После окончания курсов, в мирное время, они направлялись либо в филиалы, либо в отряды профилактики и водоснабжения, имевшиеся при частях и соединениях японской армии. В военное время они должны были быть использованы для применения бактериологического оружия».
Бывший главнокомандующий Квантунской армии Ямада Отозоо во время предварительного следствия 17 ноября 1949 г. рассказал, каким образом осуществлялось принятие на вооружение японской армии новых средств ведения биологической войны и кем планировалось их применение:
«Для изучения способов применения бактериологического оружия создавались специальные комиссии, в состав которых входили: начальник штаба Квантунской армии, начальник оперативно-стратегического отдела, соответствующий начальник бактериологического отряда № 100 или № 731 и отдельные штаб-офицеры. Председателем этих комиссий был начальник штаба. Командующий Квантунской армией в работе комиссий не участвовал. Решения комиссий по применению бактериологических средств войны представлялись командующему Квантунской армией и после его утверждения докладывались в генеральный штаб Японии. О принятии того или иного способа на вооружение генеральный штаб ставил в известность штаб Квантунской армии, в свою очередь штаб Квантунской армии отдавал соответствующее распоряжение отрядам № 731 и № 100 о массовом производстве необходимых эпидемических бактерий. Обеспечение бактериологических отрядов № 731 и № 100 всем необходимым оборудованием, сырьем и материалами осуществлялось военным министерством Японии в соответствии с требованиями генерального штаба о производстве того или иного вида бактериологического оружия. Применение бактериологического оружия и формирование необходимых частей, предназначенных для практического использования бактериологического оружия, планировались генеральным штабом Японии на основании соответствующей информации штаба Квантунской армии».
На другом судебном заседании он признал, что бактериологическое оружие против Советского Союза в случае возникновения военных действий должно быть применено с помощью авиации для заражения тыловых районов и путем проведения диверсионных мероприятий по линии отряда № 100.
105. Главнокомандующий Квантунской армией генерал Ямада (третий справа) при вручении советскими представителями ультиматума о капитуляции. Чанчунь, август 1945 г. Военным трибуналом Приморского военного округа «за руководство преступной деятельностью подчиненных ему отрядов №№ 731 и 100» приговорен к заключению в исправительно-трудовой лагерь сроком на 25 лет
Ямада также заявил, что если бы военные действия с Советским Союзом не возникли, то бактериологическое оружие могло бы быть применено против США и других западных стран.
Факты применения биологического оружия, ставшие известными. Один из бывших сотрудников отряда, касаясь показаний Исии о количестве проведенных экспериментов с бактериологическими бомбами, заявил Моримуре следующее: «Испытания бактериологических бомб проводились в течение десяти лет: сначала просто осуществлялись наземные взрывы, затем стали проводить эксперименты на полигоне Аньда с использованием “бревен” и, наконец, бомбы начали применять в ходе боев в Пекине и в районах Северного Китая. Самолеты отряда № 731, несущие на борту бомбы с бактериями сибирской язвы, делали по несколько вылетов в неделю. Самолет-разведчик, тип 94, для одного вылета брал на борт 4 бактериологические бомбы, а самолет-бомбардировщик – 12 бомб. Общее число экспериментов никак не две и не три тысячи, а десятки тысяч...»
Учитывая огромную протяженность фронтов и нерешенность многих технических проблем по производству и накоплению биологических агентов, японцы были вынуждены создавать многочисленные организации, занимающиеся их наработкой в непосредственной близости от места предполагаемого применения.
По данным Моримура, американскими следователями в 1946 г. было установлено, что Управление по водоснабжению и профилактике японской армии имело в своем составе обычные (штатные) и оперативные части в самой Японии и на местах боевых действий за пределами страны. К июлю 1938 г. вне Японии они были размещены в 5 городах:
а) Управление по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии (Харбин);
б) Управление по водоснабжению и профилактике частей армии вСеверном Китае (Пекин);
в) Управление по водоснабжению и профилактике частной армиив Центральном Китае (Пекин);
г) Управление по водоснабжению и профилактике частей армии вЦентральном Китае (Нанкин);
д) Управление по водоснабжению и профилактике частей армии вЮжном Китае (Кантон);
е) Управление по водоснабжению и профилактике частей армии вюжных странах (Сингапур).
Следовательно, такие части Управления по водоснабжению и профилактике были приданы армии каждого направления. Они подчинялись командующему армией по месту дислокации. Исии подчинялся, таким образом, одному из командующих армий.
Отделы профилактики в самой Японии, имевшие оперативный характер, включали дивизионные отделы по водоснабжению и профилактике и отделы военных округов; вне Японии это были полевые и дивизионные отделы по водоснабжению и профилактике. Так же как и постоянно дислоцированные органы управления, его оперативные части были приданы соответствующим войсковым соединениям и непосредственно подчинялись командующим этими соединениями.
Чем занимались такие «управления» и какими производственными мощностями они обладали, можно судить по показаниям свидетеля Сато Сюндзи во время предварительного следствия 6 декабря 1949 г.:
«Действительно, под моим руководством имевшийся в нанкинском отряде “Эй” № 1644 учебный отдел готовил кадры бактериологов ежегодно до 300 человек с целью использования их в бактериологической войне. Я, с марта 1944 года, будучи начальником санитарного управления 5-й армии, входившей в состав японской Квантунской армии, оказывал активную помощь и поддержку филиалу № 643 отряда № 731 в увеличении производства бактериологического материала. С этой целью в мае 1945 года мною был издан специальный приказ частям 5-й армии о вылавливании грызунов, необходимых для производства бактериологического оружия» и направлении их в филиал № 643 отряда № 731.
Вопрос: Уточните свои показания относительно производственной мощности нанкинского отряда «Эй» № 1644 и о наличии в нем технического оборудования.
Ответ: Производственная мощность нанкинского отряда “Эй” № 1644 по изготовлению смертоносных бактерий была до 10 килограммов за цикл. Для изготовления этого количества бактерий в отряде “Эй” имелось техническое оборудование: культиваторов Исии около 200, одна инкубатор-комната размером 5*5*3 метра, два автоклава цилиндрической формы размером в диаметре 1,5 метра, длиной 2,5 метра, инкубаторов, примерно 40–50, паровых стерилизаторов 40–50, котлов Коха, примерно 40–50, и для варки питательной среды в отряде имелись большие стеклянные колбы, но сколько их было, я сейчас не помню».
К этим «управлениям» надо добавить еще «походные лаборатории», которые производили бактерии буквально на месте диверсии (см. ниже показания Хиразакура Дзенсаку). Таким образом, японская армия имела не только отряд № 731, но и подобные ему формирования в Северном, Центральном и Южном Китае и в странах южных морей.
Полная картина применения японцами во Второй мировой войне биологического оружия, а в особенности зверств, совершаемых для проверки его свойств, вряд ли может быть восстановлена полностью.
Бактериологические диверсии против СССР. Начались с операций специальных отрядов смертников еще во время первых столкновений японских и советских войск. Ниже приведена выдержка из показаний подсудимого Ниси Тосихидэ – начальника учебно-просветительного отдела отряда № 731, данных им трибуналу 26 декабря:
«Вопрос: Что вам известно о применении бактериологического оружия?
Ответ: Мне известно о применении отрядом Исии бактериологического оружия во время инцидента у Халхин-Гола. В июле 1944 года я из филиала Суньу был переведен на должность начальника учебного отдела 731-го отряда на ст. Пинфань. Работу я принимал от своего предшественника полковника Санода. В тот же день полковник Санода выехал в Японию. Я вскрыл его сейф и нашел документы, говорившие о применении бактериологического оружия во время Номанганского инцидента, т.е. у реки Халхин-Гол. Тут имелись негативы фотографий того времени, список смертников, принимавших участие в этой операции, и приказ майора Икари. Я помню сейчас, что в отряд смертников входили два офицера, около 20 унтер-офицеров и рядовых. Под этим списком шли подписи, сделанные кровью. Вопрос: Чья подпись была первой?
Ответ: Начальника отряда Икари. Далее следовал целый ряд детализирующих приказов Икари, а именно, как рассаживаться на автомашины, как использовать банки из-под керосина, затем несколько указаний о том, как возвращаться. Из этих двух документов мне стало понятным, что отряд смертников из 20–30 человек заразил бактериями реку Халха».
В соответствии с планом «Кан-Току-Эн» (план развертывания Квантунской армии для нападения на СССР, принятый летом 1941 г.), отрядами №№ 731 и 100 была развернута специальная подготовка офицеров и унтер-офицеров по освоению и применению биологического оружия. К этому времени уже были испытаны первые модели бактериологических бомб системы Удзи, разработана и освоена технология получения микроорганизмов в количествах, достаточных для осуществления как бактериологических диверсий, так и массированных ударов с применением авиации. Наиболее эффективным агентом биологического оружия японцами считался возбудитель чумы.
В 1942 г. японцами проведена тщательная разведка пограничных районов СССР именно в целях подготовки к масштабным бактериологическим диверсиям. Обвиняемый Хиразакура Дзенсаку показал на предварительном следствии 6 декабря 1949 г. следующее:
«В июле—августе 1942 года я принял участие в экспедиции в район Трехречья, называвшейся “летними маневрами”. Эта экспедиция имела своей целью исследовать возможности применения бактерий сибирской язвы и сапа в естественных условиях, приближенных к району вероятных военных действий – у границ Советского Союза. Во время этой экспедиции проводились опыты по заражению сапом реки Дербул и водоемов, а также опыты по заражению сибирской язвой почвы и травяного покрова. Микробы для этой цели вырабатывались в походной лаборатории и испытыва-лись на лошадях, овцах и морских свинках.
С июня 1944 года я в группе научных сотрудников отряда № 100 находился в Северо-Хинганской провинции и по приказанию командования Квантунской армии занимался сбором сведений разведывательного характера, а именно: выявлял наличие и количество скота у населения в пограничных с Советским Союзом и Монгольской народной республикой районах, устанавливал состояние этого скота, наличие летних и зимних пастбищ, участков сенокошения, состояние дорог и водоемов. Эти сведения необходимы были японскому командованию для того, чтобы в случае войны с Советским Союзом произвести массовое заражение скота с целью бактериологических диверсий.
Как мне было известно от начальника отряда № 100 генерал-майора Вакамацу, авиация на основании собранных мною сведений будет производить распыление бактерий сапа, сибирской язвы и вируса чумы крупного рогатого скота для заражения скота в пограничных с Советским Союзом и Монголией районах в случае возникновения войны».
Отрядом № 100 по указанию штаба Квантунской армии систематически направлялись на границы СССР бактериологические отряды, производившие на протяжении ряда лет в диверсионных целях заражение пограничных водоемов, в частности рек в районе Трехречья. Диверсии планировалось осуществлять и в зимнее время. Тот же Хиразакура Дзенсаку 6 декабря 1949 г. на допросе во время предварительного следствия показал следующее:
«Признаю себя виновным также и в том, что во время нахождения в Северо-Хинганской провинции я по приказанию генерал-майора Вакамацу закупил скот (10 телят) для использования его в опытах, проводимых ранней весной 1945 года в районе реки Южный Хангол. От участника этих опытов майора Ямагучи мне известно, что во время опытов, именуемых “зимними маневрами”, проверялось действие вируса чумы рогатого скота и овечьей оспы в зимних условиях путем их распыления по снегу и по разбросанному по нему корму.
Опыты проводились в условиях, в которых должны были осуществляться бактериологические диверсии против Монгольской народной республики, ибо известно, что скот в Монголии в зимнее время питается подножным кормом».
Фактически это была необъявленная бактериологическая война против СССР, которая велась под видом эксперимента. Но деятельность отряда № 731 оставила в СССР другие кровавые следы.
Загадка гибели профессора Великанова. Гибель И.М. Великанова – бывшего начальника Биотехнического института РККА – каким-то образом связана с развертыванием в Японии программы создания БО и организацией отряда № 731 в Маньчжурии.
И.М. Великанов прибыл в Японию 15 октября 1934 г. на международную конференцию обществ Красного Креста в составе делегации Красного Креста СССР. Сам он отношения к Красному Кресту не имел, и нет сомнения в том, что его работа в составе этой делегации была прикрытием какого-то другого, очень важного задания, для выполнения которого был необходим человек, имеющий знания в области бактериологического оружия. К этому времени советской разведкой уже было установлено предназначение объекта, построенного японцами у станции Пинфань в Маньчжурии.
Как следует из анализа дальнейших событий, японские власти знали, какую организацию представляет в действительности профессор Великанов. Поэтому можно предположить, что его визит был согласован по дипломатическим каналам.
Внешне дело И.М. Великанова выглядит как небольшая составляющая масштабных репрессий, осуществленных Сталиным в рамках ликвидации «антисоветского военного заговора, подготовлявшего антисоветский вооруженный переворот с целью свержения советской власти» («Дело Тухачевского»), инспирированное германской разведкой. Но Тухачевский на И.М. Великанова и З.И. Михайлову (супруга Великанова – старший специалист этого же института) показаний не давал, хотя он назвал фамилии 20 руководящих работников, лично им завербованных и еще 44 фамилии участников заговора.
В 1993 г. В.И. Великанов выяснил почему третий пункт приговора военной коллегии его отцу гласил: «...Великанов в бытность свою в Японии в 1934 г. был завербован для шпионской и террористической деятельности японской разведкой и эту деятельность проводил вплоть до ареста...» В показаниях Х.Г. Раковского (1879—1941), с которыми был ознакомлен В.И. Великанов, содержатся важные подробности повышенного внимания японского командования к И.М. Великанову. В Токио член исполкома Красного Креста Найда и Великанов жили в одной комнате. Найда сообщил Раковскому, что «...как Великанов не конспирирует, он все же не может скрыть того, что он ведет какие-то самостоятельные переговоры с представителями японского правительства, с военными сферами. Военный министр Японии генерал Араки выказывал Великанову особые знаки внимания. Он предложил Великанову сесть рядом с ним во время фотографирования».
Действительно, такой человек, как Араки, не стал бы выказывать знаки внимания гражданскому члену делегации Красного Креста. Сам И.М. Великанов на следствии встречи с Араки не отрицал, но категорически отказался признать, что тот «вербовал его на шпионскую работу». Видимо, миссия, с которой И.М. Великанова посылали в Японию, удалась. И.М. Великанов (1998) вспоминает: «Отец вернулся из Японии уставшим, но в хорошем настроении».
Раковский был арестован 27 января 1936 г. 8 сентября 1937 г. на одном из допросов показал: «Я ехал в одном купе в Москву из Владивостока с Великановым. Я его спросил, чего касались переговоры с Араки? Великанов уклончиво ответил, что он принял задание японского военного министра, связанное с его специальностью, о характере которого он воздержался говорить ввиду его особой секретности».
Правду ли говорил Раковский, или его показания были «привязаны» к какой-то другой информации, сегодня уже не установить. Раковский был осужден на 20 лет, но в октябре 1941 г. его судили повторно и расстреляли в Медведевском лесу около Орла. В следственном деле Великанова есть пробел продолжительностью почти 3 месяца. Следствие по каким-то причинам постоянно отрабатывало «японскую версию». Вот выдержка из последнего протокола допроса от 10 марта 1938 г.:
«Вопрос: Вы пытаетесь скрыть свою шпионскую деятельность. Сейчас, когда эта сторона ваших преступлений установлена, ваше отрицание следствие может расценивать не иначе как продолжение вашей провокационной шпионской работы.
Ответ: Я продолжаю отрицать обвинение меня в шпионаже.
Вопрос: Помимо тех показаний, ранее вам предъявленных, изобличающих вас в шпионаже, вам предъявляются показания Халепского (бывший министр связи) в части, где он излагает ваш разговор с ним о вашей связи с японскими военными кругами. Имел место такой разговор?
Ответ: Нет. Подобного разговора у меня с Халепским не было. Это я отрицаю.
Вопрос: Вы хотите сказать, что Халепский вас оговаривает?
Ответ: Да, очевидно.
Вопрос: Чем же это объяснить? Разве Халепский с вами имеет личные счеты, в силу которых ему понадобилось вас оговаривать?
Ответ: Не знаю, чем это объяснять. Личных счетов у меня с ним не было никогда.
Вопрос: Разве Халепский не ваш сообщник по предательской деятельности?
Ответ: Нет, о его предательской деятельности мне ничего не известно.
Вопрос: Вам предъявляются показания Халепского, из которых устанавливается, что он является Вашим сообщником по антисоветской деятельности.
Ответ: Я отрицаю показания Халепского, так как они не отвечают действительности. Он моим сообщником никогда не был.
Собственноручная подпись – Великанов».
Почему такие показания на Великанова дал Раковский, а вернее, почему ему такие вопросы о Великанове задавали во время следствия, понятно. Раковский – известный в те годы дипломат, один из организаторов Коминтерна и темная личность международного масштаба (подробнее о нем см. в книге Ландовского И., 1991). Раковский был связан с советским послом в Японии Юреневым, поддерживавшим связь с японской разведкой и тайным троцкистом с 1926 г. В сентябре 1934 г. Раковский в составе той же советской делегации, в которую был включен И.М. Великанов, выехал в Японию на международную конференцию обществ Красного Креста (Сайерс М., Кан А., 1947). И.А. Халепский (1893—1938) до революции был портным. Во время судебных процессов конца 1930-х гг. он дал показания не только на Великанова, но и еще почти на 100 человек. О мотивах Гендлера, Фишмана, Рейнера, Коссовского и некоторых других лиц, изобличивших Великанова, как «вредителя», и с которыми он был связан по профессиональным вопросам, не стоит даже говорить.
Но следователей продолжала интересовать деятельность Великанова в Японии даже после его расстрела 8 апреля 1938 г. 13 мая того же года был арестован известный чумолог, директор Института микробиологии Туркмении Сукнев Владимир Всеволодович (1893—1946). Но Сукнев не был новичком в следственных действиях. Он провел два года в иркутской тюрьме при белых. Сукнев показал, что Великанов в 1930 г. предложил ему вступить в организацию, руководимую Бухариным, Рыковым и Томским, и что на основании директивы, полученной от Великанова, он в Саратове «организовал подготовку биологических диверсий во время войны» (тогда В.В. Сукнев работал в институте «Микроб», интересная информация о его научной деятельности в эти годы содержится в книге Еременко В.И. с соавт., 2000). Сукнев показал, что в 1930 г. во время поездки в Париж на съезд микробиологов он передал от Великанова письмо с секретными данными профессору Митальникову. Впоследствии он неоднократно передавал Великанову секретные сведения для французской разведки. Свою «преступную связь с Великановым» Сукнев подтвердил на допросе 20 августа 1938 г. Но далее происходит странное. На следующих допросах Сукнев отказался от своих показаний и заявил, что все его признательные показания являются вымышленными и даны им в результате применения физических мер воздействия со стороны допрашивавших. В июне 1939 г. следствие по делу Сукнева было прекращено и он был освобожден из под стражи. Больше его не трогали. Умер Сукнев в Одессе от рака желудка и печени. «Связь» Великанова с французской разведкой почему-то не интересовала следователей НКВД.
Но вот другой известный чумолог, профессор А.М. Скородумов (1888—1939), давший показания о том, что Великанов поручил ему провести в интересах Японии акт бактериологической диверсии в Забайкалье с целью обеспечения интервенции против СССР (они предъявлены Великанову на допросе 6 ноября 1937 г.), был расстрелян.
В.И. Великанов (1998) обращает внимание на то, что его мать обвинялась во «вредительской и диверсионной деятельности», однако она не была обвинена в связях с французской разведкой, хотя и была в Париже в длительной командировке.
Зоя Ивановна и Иван Михайлович погибли, не признав себя виновными в предъявленных им обвинениях; они не дали показаний ни на других людей, ни друг на друга. А вот кто стоял за переговорами Вели-канова с Араки, мы уже не узнаем. Несомненно, что этот человек занимал в советской иерархии место значительно более высокое, чем Тухачевский, а через Великанова он искал выход на японскую программу бактериологического оружия. Можно предположить, что он уцелел во время кровавых чисток того времени.
Бактериологическая война против Китая. Документально установлено, что масштабное применение БО японской армией в боевых действиях в Китае осуществлялось уже в 1940 г.