Текст книги "Очерки истории чумы (фрагменты)"

Автор книги: Михаил Супотницкий

Соавторы: Надежда Супотницкая
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 35 страниц)

СУПОТНИЦКИЙ МИХАИЛ ВАСИЛЬЕВИЧ, СУПОТНИЦКАЯ НАДЕЖДА СЕМЕНОВНА
ОЧЕРКИ ИСТОРИИ ЧУМЫ

ОЧЕРК V
«ЧЕРНАЯ СМЕРТЬ» – ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ ЧУМЫ В ЕВРОПУ (1346—1351)

Сокрушительная пандемия чумы 1346—1353 гг., названная современниками «черной смертью», до сих пор не нашла удовлетворительного объяснения. Попытки понять причины катастрофы обычно сводятся либо к поиску доказательств того, что «это была не чума» (Lederberg J., 1997), и охотно принимаются учеными, озабоченными проблемой появления новых инфекций. Либо из контекста исторических событий извлекаются те исторические источники, которые можно интерпретировать как свидетельство применения биологического оружия (БО) татарским ханом Джаныбеком (Kortepeter M. et al., 2001; Wheelis M., 2002 и др). Разумеется, в аспекте биотеррористической настороженности последних лет, и эта версия кажется весьма привлекательной. Мы же попытаемся приблизиться к пониманию «черной смерти» как сложного природного процесса, способного повторяться в виде пандемической катастрофы. Но, прежде чем приступить к анализу исторических источников, необходимо разобраться в том, что же подразумевали их авторы под «чумой», «эпидемией», «заразной лихорадкой» и другими эпидемиологическими терминами, без которых нельзя релевантно отразить смысл не только древних, но и сравнительно поздних, относящихся к концу XIX столетия документов.

Эпидемические представления до «черной смерти». У греков и римлян древнейших времен эпидемические болезни считались карой, ниспосылаемой разгневанными богами, и их поэтические описания имеют такой неопределенный характер (Гомер и др.), что по ним нельзя себе составить даже приблизительного понятия о нозологической форме болезни.

Термины «pestis» и «pestilentia» употреблялись римлянами в том же широком смысле, как и слово «лоймос» у греков, и поэтому заключали в себе понятие о повальной болезни и вообще о всякой заразной эпидемической лихорадке. Юлий Цезарь применял слово «pestilentia» для обозначения болезни, порождаемой голодом и различного рода лишениями. В этом же смысле встречаются эти термины и у Тита Ливия в его «Истории Рима от основания города»: «fames, pestilentiaque – foeda homini, foeda pecori», – обычные его выражения для обозначения существовавшего в том или другом году голода и связанного с ним поветрия (эпидемии). Каждый третий или четвертый год отмечается у Ливия, как tempus grave или annus pestilens. Смертность приписывалась гневу богов за провинности народа и несоблюдение обрядов; а также неблагоприятным временам, зловредным испарениям, принесенным ветрами из нездоровых местностей, яду, волшебным чарам и т.п. (Губерт В.О., 1896).

В представлении греческих, а затем и римских врачей существовал целый класс болезней, называемых горячками. При их описании обращали, по преимуществу, внимание на общие явления, особенно на характер горячек (см. «Эпидемии» Гиппократа). На местные же проявления, например, на накожные сыпи или опухоли (бубоны), врачи того времени обращали гораздо меньшее внимание, однако они выделяли болезни, сопровождавшиеся повальной смертностью.

Гиппократ (460—377 до н.э.) считал лихорадку «общей болезнью», т.к. она сопутствует всем другим болезням. Под самой лихорадкой тогда понимали не повышенную температуру тела (ее научились измерять только во второй половине XIX столетия), а чувство жара у больного, которому предшествовал период озноба. Гиппократ выделял две причины лихорадок: общую или заразу, и плохую диету. Общая лихорадка возникала из-за вдыхания воздуха (пневмы), содержащего болезнетворные миазмы, враждебные природе людей («О ветрах»).

Такие понятия, как эпидемия, эпидемическое происхождение и распространение болезни, понимались древними авторами как клинически сходные заболевания людей на определенной территории, вызванные воздухом, содержащим миазмы, принесенные с зараженных мест, либо испарениями, поднимающимися из-под земли. Когда болезнь действует эпидемически, тогда не образ жизни необходимо считать ее причиной, а воздух, поступающий с местностей, в которых угнездилась болезнь. А так как много людей одновременно дышат одним и тем же воздухом, то они и поражаются одинаковой болезнью (отсюда и термин «поветрие»). В этом случае Гиппократ рекомендовал не менять образ жизни, а меньше втягивать в себя воздух и уехать из местности, на которой существует болезнь. Пораженные же такими эпидемиями люди заразными (т.е. способными передать болезнь другим), не считались («О природе человека»).

В последующем учение о «пневме» развивали врачи александрийской школы – Герофил (ок. 300 лет до н.э.) и Эрасистрат (IV—III вв. до н.э.), полагавшие, что артерии наполнены вместе с воздухом еще и тончайшей «пневмой». В Риме в середине первого столетия н.э. активно развивалась пневматическая школа Атеная, учившая, что все процессы в организме зависят от свойств и распределения «жизненного воздуха» – пневмы.

Через 600 лет после Гиппократа, римлянин Гален (130—201) разработал свое учение о «пневме» – тончайшем и легчайшем веществе, своеобразной переходной ступени от духовного к материальному. Это вещество, проникающее в организм при дыхании, дифференцируется в нем на три различных субстрата; «жизненную пневму» с локализацией в сердце; «психическую пневму», находящуюся в мозге; и «физическую пневму», локализующуюся в печени. Под «эпидемическими» или «лой-мосородными» болезнями им понималось появление в одно и то же время многих одинаковых случаев болезни и смерти.

С одичанием нравов и общим упадком наук и искусств, в Европе после краха Западной Римской империи прекратилась и дохристианская традиция освещения явлений внешнего мира. Труды ученых заменили сочинения духовных писателей начавшейся христианской эпохи. Их творчество было обращено исключительно на познание и распространение новых истин, открывшихся в трудах Святых Апостолов и их последователей. Медицинские знания в этот период сохраняются и приумножаются арабскими врачами, получившими доступ к огромным библиотекам, созданным Птолемеями в городах Малой Азии и северного побережья Африки.

Книги античных авторов заботливо переводятся на восточные языки и компилируются арабскими и персидскими учеными. Естественно, что представления о «заразности» и «эпидемиях» остаются теми же, что и тысячелетие назад. Сокрушительная первая пандемия чумы (чума Юстиниана, 531—589), также объяснялась на основе учения «пневматиков». В найденном нами описании этих событий, сделанном византийским историком Прокопием (Procopies, De bello persico), есть следующее указание: «Испарения этих гниющих тел производили вонь, распространившуюся в городе и приготовившую, особенно при соответственном направлении ветра, еще более потерь».

Эти представления древних врачей об эпидемическом процессе оказались очень устойчивыми. Через почти полтора тысячелетия после Гиппократа и спустя четыре столетия после Юстиниановой чумы Авиценна (980—1037), благодаря своим глубоким знаниям носивший тогда название «князя врачей – Шейх-Эль-Рейс», придерживался все той же точки зрения на эпидемический процесс. Он считал, что «с воздухом иногда происходит то же самое, что происходит с водой: его качества изменяются в отношении теплоты и холодности и естество его тоже изменяется, и он застаивается и загнивает, как застаивается, становится зловонной и гниет вода». Здесь поясним, что он подразумевал под гниением. Врачи того времени придерживались точки зрения Аристотеля, что гниение есть уничтожение внутреннего тепла, присущего влажному телу, под действием внешнего тепла окружающих его тел. Вместе с присущим телу (внутренним) теплом исчезает и его влага.

«Так же, как вода не гниет в чистом состоянии, а гниет вследствие примеси дурных, землистых тел, которые смешиваются с нею и создают во всем ее составе дурное качество, то, – утверждал Авиценна, – воздух тоже загнивает не в чистом состоянии, а вследствие примеси дурных паров, которые с ним смешиваются и создают во всем его составе дурное качество. Нередко причиной этого бывает ветер, приносящий в здоровые местности дурной дым из отдаленных областей, где имеются стоячие болота или лежат разлагающиеся тела людей, погибших в сражениях или от убийственного мора, не закопанные и не сожженные, а порою, причина находится близко от данного места или существует в нем самом. Иногда же гнилостности возникают под землей по причинам, частности которых для нас незаметны, и переходят на воду и в воздух» («Канон врачебной науки». Книга IV).

Первой отдаленной причиной моровых лихорадок, по мнению Авиценны, являются небесные фигуры, а ближайшей причиной – обстоятельства земные. Когда действующие небесные силы и силы, терпящие воздействие, вызывают значительное увлажнение воздуха, то они поднимают в воздух и рассеивают в нем пары и дым и гноят их слабой теплотой. Приобретя такое качество, воздух доставляется к сердцу и портит природу пневмы, которая в нем находится. Жидкость, содержащаяся в сердце, загнивает и создается теплота, выходящая за пределы естественной, которая расходится в теле по своему пути и возникает моровая лихорадка, охватывающая множество людей, тоже имеющих в себе свойство предрасположения к такой лихорадке. А если налицо лишь воздействующая сила и терпящий воздействие человек не подготовлен к его восприятию, то воздействие и восприятие не осуществляются.

Кроме этих обобщений из представлений Гиппократа и Галена об эпидемическом процессе, Авиценна приводит весьма любопытное собственное наблюдение: «Что же касается признаков, которые как бы сопутствуют причине, то перед мором ты, например, видишь, что стало много лягушек, и видишь, что умножились насекомые, рождающиеся из гнили. Одно из указаний на мор – когда ты видишь, что мыши и зверьки, живущие в глубине земли, выбегают на поверхность земли, ошеломленные» («Канон врачебной науки». Книга IV, часть первая, § 51).

К XIV столетию основные эпидемиологические сочинения античных авторов уже возвратились к европейцам как современные переводы с арабского на латинский язык. Сами же европейцы с начала XI столетия развивают учение о влиянии божьего гнева и созвездий на происхождение великих эпидемий. На основе этих одинаково неправильных и взаимоисключающих представлений об эпидемическом процессе, и осмыслялись причины «черной смерти» ее современниками, которые затем некритично воспринимаются на веру некоторыми современными учеными.

Чума между пандемиями. Со времен первой пандемии чумы прошло более шестисот лет, и ее ужасы уже были прочно забыты европейцами. За этот период локальные эпидемии чумы (или болезней, которые тогда принимали за «чуму») периодически возникали среди населения различных стран Европы и Азии, о чем сохранились упоминания в летописях и других исторических памятниках. Однако чума не получала пандемического распространения. В VII веке в Европе неблагополучных по чуме было 26 лет. Эпидемии возникали на территориях, занимаемых сегодня Францией, Германией, Италией и на Балканах. Особенно частыми они были в Англии. Но уже с VIII века по XIII век включительно чума в Англии не проявлялась.

Во второй половине VII века эпидемии чумы имели место в Малой Азии, Аравии, Месопотамии и Египте. В VIII веке чума как бы покинула Европу, и ее эпидемии дважды возникали лишь в Константинополе (716—717, 746) и один раз на Сицилии (746 г.).

В IX веке небольшие эпидемии чумы зафиксированы только во Франции (803) и в Германии (882—883). В течение этих трех столетий эпидемии периодически обнаруживались в Месопотамии и Закавказье (Козлов М.П., Султанов Г.В., 1993). В XI веке сведения о чуме регистрируются преимущественно на западе. Видимо, они не очень надежны, так как к чуме тогда относили любую «моровую болезнь». По данным, собранным М.П. Козловым и Г.Ф. Султановым, в одной и той же стране чума проявлялась с перерывами в 20–40 лет. В XI в. примерно с такой же частотой эпидемии чумы возникали и в странах Ближнего Востока. Число лет с проявлениями эпидемий чумы зарегистрировано: в Иране – 4, Сирии – 3, Закавказье – 2. Дважды чума проявлялась в Египте – в середине и в конце столетия, и лишь один год оказался неблагополучен по чуме в Индии и на Руси.

В XII веке локальные эпидемии, считавшиеся «чумой», также с большими перерывами возникали на территориях современных Франции – 3 раза, Италии – 2, Германии – 3, Чехии – 3, Австрии – 1, Аравии – 3, Ирака (Месопотамия) – 1.

Таким образом, IX—XII века характеризуются тем, что природные очаги чумы практически повсеместно не проявляли активность. Появление чумы в государствах Европы и Ближнего Востока было весьма редким явлением, ее эпидемии не были опустошительными и не воспринимались как эпидемии «черной смерти».

Начиная со второй половины XIII века, начали «тлеть» Балканский, Саудовско-Йеменский, Сирийско-Месопотамский Курдо-Иранский очаги чумы – эпидемические проявления заболевания, клинически сходного с чумой, стали все чаще обнаруживаться на Балканском полуострове, в Восточной Европе, а также в странах Передней Азии, Аравии, в Египте и Северной Африке. Аналогичные явления в эти годы наблюдались и на территории России (см. очерк IV). Чума незаметно для современников «подкрадывалась» к Европе с востока и юга.

Возможное происхождение чумы в Европе в 1346 г. Пытаясь найти ответ на этот вопрос, историки-контагионисты рассматривают пути, по которым перемещались в те годы товары и люди. Из Азии в Европу с древнейших времен вело три пути: 1) северный путь шел через земли татар, Крым, Черное море и Константинополь; 2) товары из Индии шли через Герат, к берегам Каспийского моря, в Армению и Малую Азию и опять Константинополь; 3) третий путь шел от берегов Евфрата, по Аравии и Египту в Северную Африку. Г. Гезер (1867), основываясь на учении о «контагии», считал, что чума в Европу из Азии пришла всеми тремя путями. Эта версия формально-логически подкреплялась упоминаниями в русских летописях об эпидемии чумы, возникшей в 1346 г. в устье Дона, по Поволжью и на побережье Черного и Азовского морей, а также на Кавказе. До сегодняшнего дня версия «заносной чумы» кочует из книги в книгу (Вогралик Г.Ф., 1935; Васильев К.Г. и Сегал А.И., 1960); и даже у считающего чуму природно-очаговым сапронозом И.В. Домарадского (1998). Между тем, кроме факта вероятного заноса чумы из Крыма в сентябре 1348 г. в порты на побережья Апеннинского полуострова, других достоверных сведений о ее заносе в Европу во время второй пандемии историки не знают.

В описании де Мюсси есть деталь, важная для понимания причин появления чумы в Европе. В Крыму «черная смерть» проявлялась бубонной формой чумы. По его словам, болезнь начиналась сильными колющими болями, за которыми сначала следовал сильный озноб, а потом появлялись очень твердые бубоны под мышками и в паху. Лишь после этого развивалась чрезвычайно гнилостная гангрена со значительным отторжением тканей. У других больных показывалась кровавая мокрота. У иных несчастных, по соседству с пораженными внутренними органами, на спине и груди появлялись «опухоли» (видимо, речь идет о карбункулах). Это описание свидетельствует о том, что пандемия чумы начиналась в европейских городах не как первично-легочная, а как бубонная, т.е. инфицирование людей происходило в результате укуса чумных блох. У отдельных заболевших болезнь принимала септический характер или проявлялась во вторично-легочной форме.

Но бубонная чума не выходит за пределы своих природных очагов, и она не смогла бы принять так быстро всеевропейский характер, если бы не осуществлялся «приток» возбудителя чумы из популяций диких грызунов в популяции синантропных – т.е. крыс из «очнувшихся» европейских природных очагов чумы. Более вероятно, что завозные вспышки бубонной чумы ограничились бы единичными случаями в карантинах портовых городов, как это имело место во время предполагаемой третьей пандемии чумы в конце XIX и в начале XX столетия.

Физические явления, предшествовавшие «черной смерти». Свидетельств о катастрофических явлениях в природе накануне «черной смерти» настолько много, что необходимо хотя бы кратко рассказать о тех из них, которые не имеют мистического подтекста.

Климат. Второй пандемии чумы, несомненно, предшествовали какие-то глобальные климатические катаклизмы. По данным Борисенкова и Пасецкого (1988), с началом «малого ледникового периода», климат стал холоднее, неустойчивее, сократился вегетационный период растений. В целом для Европы 1271—1291 гг. и 1300—1309 гг. были необычайно сухими, а 1312—1322 гг., – чрезмерно влажными. Период 1270—1350 гг. характеризуется увеличением внутрисезонной изменчивости климата. К началу XV столетия в Гренландии уже не существовало большинства поселений викингов. К концу столетия льды полностью загородили путь в Гренландию, и она стала «неизвестной землей», о существовании которой узнавали только из старинных рассказов.

Китай. Период геологических и климатических катастроф начался с 1333 г. В этом году вокруг главного города Срединной империи, Кингчиа, вследствие сильной жары и засухи начался голод, затем пошли проливные дожди, приведшие к катастрофическому наводнению, погибли 400 тыс. человек. В том же году – сильное землетрясение с обрушением гор и образованием трещин в земле. В следующем году – наводнения в районе Кантона и сильные землетрясения в разных районах Китая. Засухи, наводнения, землетрясения и голод в Китае, сопровождавшиеся массовой гибелью населения (в том числе и от каких-то инфекционных болезней), продолжались до 1347 г., после этого времени «несколько утихло бушевание элементов».

Индия. Сильные землетрясения в Гималаях, активизация вулканической активности. Массовые эпидемии с ужасающей смертностью.

Русь. С началом XIV столетия засушливые годы становятся бедствием, а в 1308 г. повсеместно наблюдалось нашествие грызунов, сопровождающееся мором и голодом.

Европа. Извержение Этны в 1333 г., последнее в XIV столетии. Погода на юге Европы в течение нескольких лет перед «черной смертью», отличалась теплом и сыростью. Уже по этой причине появление чумы среди европейцев нельзя связать с расширением степных зон, и, соответственно, увеличением численности полевых грызунов. В 1342 г. – обилие снега зимой и сильные дожди летом – поля Франции опустошены сильным наводнением, в Германии затоплено много городов. В 1343 г. отмечены постоянные дожди и наводнения. С 1345 г. по всей Европе период «особенной сырости», продолжавшийся еще несколько лет, постоянные неурожаи, нашествия саранчи до Гольштинии. Эпизоотии среди домашних животных. Сильное землетрясение 25 января 1348 г., имевшее всеевропейский характер, повторилось 2 февраля.

Толчки ощущались даже в Скандинавии. Особенно пострадали Ломбардия, Каринтия, Истрия, Швабия, Бавария, Моравия, Рим, Парм. С меньшей силой землетрясения повторились в 1349 г. в Польше, Англии и Северной Европе (подземные толчки на европейском континенте прекратились не ранее 1360 г.). Очень холодная зима 1347—1348 гг., много людей погибло от холода. Отмечена необычайная кровожадность диких зверей, вызванная голодом; волки врывались в дома и выхватывали из рук матерей грудных младенцев. Неурожай в Голштинии в 1350 г. вследствие засухи. Наводнение со штормом 1 января 1354 г., опустошившее берега Северного моря.

Биологические явления, предшествовавшие «черной смерти». Второй пандемии чумы предшествуют те же события, что и Юстиниановой чуме. Начиная с XI столетия, в Европе активизируется проказа. Она достигла своего максимума примерно через 200 лет после начала Крестовых походов – в XIII столетии, т.е., перед началом «черной смерти». Эпидемическая ситуация с этой, сегодня считаемой малозаразной болезнью, стала столь катастрофична, что в целях общественной профилактики церковь устраивала убежища для прокаженных – lazaretti (по имени монашеского ордена лазаристов). Количество этих убежищ быстро возрастало. К моменту смерти Людовика VIII (1229) во Франции, занимавшей тогда территорию, вдвое меньшую, чем теперь, насчитывалось уже до 2000 лепрозориев, которым этот король на смертном одре завещал 10 тыс. ливров.

Летописные источники первых веков второго тысячелетия содержат очень мало упоминаний об оспенных эпидемиях. Особенно странно это выглядит на фоне начавшихся Крестовых походов, которые, казалось бы, должны были способствовать их распространению. Но в конце XII столетия оспа в Европе тоже как бы «очнулась». По неизвестным причинам после почти двухсотлетней «спячки» контагиозность и вирулентность возбудителя оспы начали расти, что нашло отражение в летописях. В средине XIV столетия, в канун «черной смерти», оспенные эпидемии в Европе достигли особенного размаха в Ломбардии, Голландии, Франции и Германии.

В 1436 г. знаменитый врач Конкорегио (J.M. Concoregio, 1405—1448), выживший в период масштабных чумных и оспенных эпидемий, заметил, что эпидемия оспы нередко оказывается предвестницей эпидемии чумы и что чума в таких случаях оказывается более опасной. Среди врачей этого столетия бытовало твердое убеждение, что variola (оспа) и morbilli (корь) могут встречаться одиночными случаями в любое время, но когда эти болезни распространяются сильно, то в этом случае они являются предвестниками большой эпидемии чумы (Губерт В., 1896).

При описании этой эпидемической катастрофы со средины XIX столетия стало традицией использовать различные истолкования версии юриста из итальянского города Пьяченцы, Габриэля де Мюссе. Ее суть заключается в разносе по Европе чумы из крымского города Каффы (Феодосия), возникшей там в результате злонамеренных действий татар (Hecker J., 1842; Гезер Г., 1867; Вогралик Г.Ф., 1935; Васильев К.Г., Сегал А.Е., 1960; Ефременко В.И. с соав., 2000; Kortepeter M. et al., 2001; Wheelis M., 2002; Онищенко Г.Г., 2003 и др.). Так как мы с этой версией не согласны, то рассмотрим ее отдельно.

Попробуем хотя бы приблизительно установить границы природных очагов чумы, с пульсации которых началась пандемия «черной смерти». Для европейцев чума началась в 1346 г. на побережье Черного моря и в устье Дуная. Византийский историк Никифор (Nicephorus «Hist. Byzantininas», XVI) так изложил эти события: «Около этого времени овладела людьми тяжкая чумоподобная болезнь, которая, двигаясь от Скифии и Меотии и от устьев Дуная, господствовала еще в первую весну. Она оставалась весь этот год (1347), проходя только в точности по берегам, и опустошала как города, так и села, и наши, и все, которые последовательно простираются до Гада и Столбов Геркулесовых. В следующем году она отправилась и к островам Эгейского моря; потом поразила Родос, также Кипр и жителей остальных островов. Византийский император Кантакузен (Joann Cantakuzenis «Historiar») также указывал на то, что чума началась весной 1347 г. в «стране гиперборейских скифов» (Таврический полуостров) и распространилась на Понт, Фракию, Македонию, Грецию, Италию, острова Средиземного моря, Египет, Ливию, Иудею, Сирию. Де Мюсси свидетельствовал о чуме в Каффе (Феодосия) и вокруг нее.

Как это ни покажется странным, но более всего оказался осведомленным русский летописец. В записи, датированной 1346 г., он свидетельствует: «Того же лета казнь была от Бога на люди под восточною страной на город Орнач (при устье Дона – Карамзин) и на Хавторо-кань, и на Сарай и на Бездеж (город на рукаве Волге, ниже Енотаевки) и на прочие грады во странах их; бысть мор силен на Бессермены (хивинцы) и на Татары и на Ормены (армяне) и на Обезы (абазинцы) и на Жиды и на Фрязы (генуэзцы и венецианцы в колониях при Черном и Азовском морях) и на Черкасы и на всех тамо живущих» (Воскр. лет., 210; цит. по Рихтеру А., 1814).

Следовательно, в 1346—1347 гг. на территории, включающей низовья Волги, Северный Прикаспий, Северный Кавказ, Закавказье, Крым, Восточные отроги Карпат, Причерноморье, Ближний и Средний Восток, Малую Азию, Балканы, Сицилию, Родос, Кипр, Мальту, Сардинию, Корсику, Северную Африку, юг Пиренейского полуострова, устье Роны, началась синхронная пульсация природных очагов чумы. Огромные количества Y. Pestis посредством инфицированных эктопаразитов вбрасывались из ее природного резервуара в человеческие популяции. Произошла столь массовая гибель людей, что умерший от чумы человек «вызывал столько же участия, сколько издохшая коза» (Боккаччо).

Летописцы зафиксировали активизацию природных очагов чумы на всем протяжении Великого Евразийского чумного «излома» – от Кур-до-Иранского, до Прикаспийского Северо-Западного. В их восприятии это была «другая волна чумной эпидемии» (Гезер Г., 1867).

1 ноября 1347 г. «черная смерть» появилась в Марселе, к январю 1348 г. волна эпидемии докатилась до Авиньона, и затем чума стремительно распространилась по всей Франции. Папа, приказав, анатомировать трупы, чтобы найти причину болезни, бежал в свое имение рядом с Валенсией, где закрылся в одиночестве в комнате, постоянно жег огонь, чтобы выкурить инфекцию, и никого к себе не допускал. В Авиньоне смертность была так велика, что не было никакой возможности хоронить покойников. Тогда папа Климент VI освятил реку и торжественно благословил бросать в нее тела умерших от чумы людей.

К началу 1348 г. «черная смерть» распространилась по всей Испании. К концу января чума свирепствовала во всех крупных портах южной Европы, включая Венецию, Геную, Марсель и Барселону. В Средиземном море находили корабли, полные трупов, дрейфовавшие по воле ветров и течений. Один за другим, несмотря на яростные попытки изолировать себя от внешнего мира, итальянские города «падали» перед эпидемией. Люди рассказывали ужасные истории сверхъестественного происхождения о том, как «на востоке, рядом с Большой Индией, огонь и вонючий дым спалили все города» или как «между Китаем и Персией пошел сильный дождь из огня, падавший хлопьями, подобно снегу, и сжигавший горы и долины со всеми жителями», и сопровождаемый зловещим черным облаком, которое «кто бы ни увидел, тот умирал в течение половины дня». Оттуда, принесенная «нечистым порывом ветра с юга», инфекция наводнила Европу.

Весной, превратив Венецию и Геную в мертвые города, чума достигла Флоренции. В предисловии к своему «Декамерону» Боккаччо оставил собственноручное описание ее ужасов.

Чума «перешагнула» через Альпы, в Баварию. В Испании она настигла королеву Арагона и короля Кастилии. Первую половину 1348 г. «черная смерть» подбиралась к Англии. Весной она объявилась в Гаскони, где погубила младшую дочь короля – принцессу Жанну, которая направлялась в Испанию для сочетания браком с наследником кастильского трона.

Вскоре после этого чума вспыхнула в Париже, где умерло огромное количество человек, включая королев Франции и Наварры. В июле эпидемия охватила северное побережье Франции. В Нормандии, по свидетельству современника, «было такое критическое положение, что нельзя было никого найти, чтобы тащить трупы в могилы. Люди говорили, что наступил конец света». В этом же месяце английское правительство усилило наблюдение за портами. Архиепископ Йоркский Зуш написал своему заместителю, приказывая в каждом приходе дважды в неделю провести процессии и литании, «чтобы остановить эпидемию и инфекцию». Ибо только молитвой, провозгласил он, можно отвести бич Господень. Но хотя епископ Батский и Уэльский, тоже напуганный, приказал также проводить Крестные ходы и сборища во всех церквах, чтобы «защитить людей от эпидемии, которая пришла с Востока в соседние королевства», жизнь в Англии тем летом, казалось, текла в обычном русле. В дни, когда новости передавались из уст в уста, из деревни в деревню, вдоль дорог монахами и коробейниками, народ изолированного северного острова, вероятно, меньше слышал о предполагаемом конце света, чем европейцы по ту сторону пролива. Поглощенные своими внутренними делами, они более были обеспокоены погодой, уничтожением посевов и ящуром, который разразился среди скота и овец. Даже король, который должен был быть осведомлен об опасности, казался полностью увлеченным своими великолепными строительными проектами по размещению коллегии нового Ордена Подвязки. 6 августа он выпустил приказ о превращении часовни Св. Эдуарда Исповедника, находившейся в Виндзоре, в часовню «соответствующего великолепия» и для обеспечения места для проживания дополнительных каноников и 24 «беспомощных и бедствующих рыцарей», которых он и его компаньоны должны были представить ко вступлению в Орден. Именно в этот день, несмотря на все предосторожности портовых властей, чума пересекла пролив.

«Черная смерть» пришла в Англию в «обход портортов», разразившись в маленьком прибрежном дорсертширском городке Мельком Регис (Уэймут), «почти полностью лишив его жителей». Только через несколько недель чума появилась в Бристоле, в Лондоне эпидемия вспыхнула в ноябре.

Чума «обращалась» с Англией точно так же, как и с Западной Европой. В Винчестере, включавшем в себя графства Гемпшир и Суррей, которые каким-то чудом избежали эпидемии почти до Рождества, епископ Эдингтон приказал собранию каноников читать семь покаянных и пятнадцать обычных псалмов дважды в неделю. По пятницам было решено проводить крестный ход духовенства и людей по улицам и рыночным местам босоногими и с непокрытыми головами, «пока с благочестивыми сердцами они повторяют свои молитвы и, отложив бесполезные разговоры, произносят так часто, как только можно «Отче наш» и «Тебя Дева славим». Новости, исключительно печальные, провозгласил Эдингтон, достигли его; жестокая чума, которая превратила города Европы в «логова диких животных», «начала поражать берега английского королевства». Города, замки и деревни «были лишены своего населения эпидемией, более жестокой, чем двуручный меч, и стали жилищами ужаса... Мы поражены самым горестным страхом, который запрещает Господь, как бы начавшаяся эпидемия не опустошила наш диоцез» (Брайант А., 2001).

В Бристоле «живые едва могли похоронить мертвых», и «жители Глостера не позволяли жителям Бристоля войти в город». В течение той осени чума поражала одно южное графство за другим. Дорсет и прилегающие графства почти вымерли; Пул был настолько пустынен, что смог возродиться только через столетие. Духовенство и миряне Девоншира и Корнуолла «ложились, подобно колосьям под серпом жнеца». В некоторых деревнях, таких как Бишопстон в Уилтшире, едва ли одна душа выжила, а когда жизнь возродилась после чумы, это место так и осталось пустынным.

Шотландия держалась до конца года. Сначала шотландцы приписывали несчастья соседей их слабости, грозя «грязной смертью Англии» и поздравляя друг друга со своим своеобразным иммунитетом. Но когда они собрались в Селкиркском лесу, чтобы разорить пограничные английские земли, «их радость превратилась в плач, когда карающий меч Господень... обрушился на них яростно и неожиданно, поражая их не менее чем англичан гнойниками и прыщами». В следующем году наступила очередь Уэльских гор и долин, и «наконец, как будто плывя дальше, чума достигла Ирландии, поразив огромное количество англичан, проживавших там». Она едва затронула самих ирландцев, которые проживали в горах и горных территориях, но и их она безжалостно и неожиданно «уничтожила повсюду самым жестоким образом» в 1357 г.