Текст книги "Очерки истории чумы (фрагменты)"

Автор книги: Михаил Супотницкий

Соавторы: Надежда Супотницкая
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц)

Осенью 1348 г. чума появилась в Норвегии, Шлезвиг-Голштинии, Ютландии и Далмации. В 1349 г. чума захватила Германию, а в следующем году – Польшу.

«Черная смерть» в России. На территории средневековой Руси она появилась в 1352 г. В восприятии современников, а потом и историков, чума «проникла» в Россию «не с востока, как можно было бы ожидать, а с запада – через Псков». Это заключение историки делают вопреки тому, что эпидемия в городе вспыхнула только на следующий год после того, как она закончилась в Германии и Польше.

Летом 1352 г. «черная смерть» охватила Псков. Эпидемия сразу приняла огромные размеры. Смерть не разбирала ни возрастов, ни полов, ни сословий. Количество умерших было так велико, что их не успевали хоронить, хотя в один гроб клали по 3–5 трупов. Богатые раздавали свое имущество, даже детей, и спасались в монастырях. Взявшие вещи из зараженных домов сами заболевали и умирали. Смерть была «наградой» тем, кто ухаживал за больными или помогал хоронить мертвых. Обезумевшие от ужаса псковитяне послали послов в Новгород к епископу Василию с просьбой приехать к ним и умолить разгневанного ими Бога. Епископ явился, обошел город с крестным ходом и затем направился домой, но по дороге умер от чумы. Новгородцы устроили своему владыке пышные похороны, выставили тело его в соборе Софии, куда явились толпы народа прощаться с умершим. Через короткое время в Новгороде вспыхнул такая же ужасная эпидемия чумы, как и в Пскове, возникшая, как тогда считали, от соприкосновения массы людей с трупом епископа. В течение 15 лет чума распространилась на Ладогу, Суздаль, Смоленск, Чернигов, Киев и по всей Центральной Руси (1363—1365), не пощадив и Московского княжества где «быстрой смертью» умерли митрополит Феогност, Великий князь Симеон Гордый с детьми и тысячи жителей.

Вот еще любопытная подробность «движения» чумы по Руси. Из летописей известно, что в низовьях Волги она появилась в 1346 г., но, опустошая Орду, чума упорно не «заносилась» еще почти 5 лет на территории русских княжеств.

Характер эпидемий. В восприятии современников (Ковино), появлению «черной смерти» предшествовало какое-то отравление, вызванное теллурическими факторами, например парами, поднимавшимися из расщелин земли. Внешне это проявлялось следующим образом. Перед эпидемией в каком-нибудь городе, обычно наблюдали людей, у которых отмечали бледность лица и болезненные ощущения в паховой области, этот факт и интерпретировали как «отравление парами». Если следовать современным представлениям о распространении чумы, то появление малоболезненных бубонов означает то, что задолго до появления чумы в клинически выраженной форме, она проникала в отдельные группы населения с маловирулентными штаммами Y. Pestis. В начале эпидемии появлялось большое количество людей с так называемой амбулаторной чумой (pestis ambulans), но так как их за больных тогда не считали, то и начало самой эпидемии не замечали. Поэтому «черная смерть» в населенном пункте обычно начиналась вспышкой смертельных случаев болезни, точнее, обращала на себя внимание после такой вспышки. Так, в Авиньоне в январе 1348 г. чуму обнаружили только после того, как все монахи одного монастыря (около 700 человек) умерли в одну ночь. Затем эпидемия с необычной быстротой распространялась среди жителей населенного пункта и, поглотив огромное число жертв, она затухала обычно через 5–6 месяцев.

Такая последовательность захвата города чумой, характерна для всех ее крупных эпидемий. Ни одна из них не была распознана своевременно. Например, Ж. Буден (1864) приводит описание следующего случая. В 1665 г., за 3 месяца до начала чумы в Лондоне, один человек позвал к себе врача и пожаловался на боли в паховых железах, где в эпидемию 1636 г. у него был чумной бубон. Он предупредил врача о возможной предстоящей чуме, так как перед началом прошлой эпидемии, с ним было то же самое. Сходная ситуация была зафиксирована в русских войсках в Трапезунде летом 1917 г., хотя уже существовали методы бактериальной диагностики. Паховые чумные бубоны оперировали в хирургических клиниках до ноября месяца (!), как «неспецифически нагноившиеся лимфатические узлы». Клиника болезни не позволяла заподозрить чуму и целенаправленно искать ее возбудитель (Шукевич И.И. и Климов В.Н., 1924; Широкогоров И.И., 1925). Не оказалась исключением и легочно-бубонная чума в Индии в 1994 г., нераспознанная в течение месяца при наличии методов молекулярной и иммунологической диагностики (Малеев В.В. с соавт., 1996).

Во время пандемии «черной смерти» отмечалась высокая заболеваемость детей и женщин. Когда чума возвращалась (как правило, в бубонной форме), то она истребляла людей богатых, совсем не пострадавших во времена ее первого появления (Ковино). Во время эпидемии легочной чумы в Маньчжурии (1910—1911) ситуация была обратная – заболевали только взрослые мужчины, женщины очень редко, а в отношении детей вообще бытовало убеждение, что они не заражаются легочной чумой (Богуцкий В.М., 1911).

Распространение эпидемии «черной смерти» шло скачками, нередко из одного города в третий, оставляя лежащий между ними второй город нетронутым и возвращаясь к нему впоследствии. Ряд городов Месопотамии был охвачен этой болезнью, дававшей, как правило, до 100% смертности заболевших. Но на том же пути многие города, находившиеся в сообщении с зачумленными, остались совершенно нетронутым «черной смертью», что характерно для бубонной чумы, распространяющейся посредством чумных блох из вторичных крысиных очагов.

Клиника «черной смерти». По меткому замечанию Г. Гезера (1867), «черная смерть» если и уклонялась от обычной картины чумы, то это лишь потому, что она совмещала в себе все те явления, которые были порознь в различных чумных эпидемиях. Описания клиники чумы у авторов-современников, различаются. Одни видели отдельные клинические формы болезни (де Мюсси, Кантакузен, Никифор, Дионисий Колле, Ибнулкатиб, Дегиню, Боккаччо), другие делили эпидемию на периоды и для каждого из них указывали наиболее характерные клинические формы (Гюи Шольяк).

Прежде всего, ими выделялся синдром («основное страдание»), называемый «febris continuae – непрерывная лихорадка». Под ним понимался следующий комплекс симптомов: черный и сухой язык, бред и взрывы бешенства, чувство тоски и боли в стороне сердца, ускоренное дыхание, кашель, разного рода мокроты, мутная и нередко черная моча, черные испражнения на низ, черная кровь (Колле). На фоне «febris continuae» появлялись петехии, карбункулы и бубоны. Трупы людей, умерших от чумы, к всеобщему ужасу живых стремительно чернели и напоминали по цвету уголь – отсюда и появилось название «черная смерть».

Почти все авторы (за исключением Боккаччо) отмечали такой клинический симптом, как кровохарканье. Он всегда ими рассматривался как признак скорой смерти больного, но, видимо, не был известен для чумы из прежней практики. Шольяк называл «черную смерть» чумой с кровохарканьем. Контакузен и де Мюсси выделяли еще третью форму болезни – молниеносную. Больные умирали в первый день и даже час болезни, причем на них не было никаких «чумных знаков» (сын Кон-такузена, Андроник, умер в течение трех часов от начала болезни). У других, по наблюдению Кантакузена, болезнь продолжалась до третьего дня и сопровождалась явлениями двоякого рода. Иногда появлялась сильнейшая горячка, больные теряли способность говорить и впадали в глубокую спячку. Если они просыпались, то пробовали говорить, но вскоре умирали. В других случаях «болезнь поражала не голову, а легкие». С сильнейшими болями в груди они выхаркивали вещества, окрашенные кровью. Из их рта выходило болезненное зловоние, затем присоединялись сухость языка и глотки, неутолимая жажда, бессонница и мучительные, распространенные по всему телу ощущения. Преимущественно при этой форме болезни на коже человека выступали красные и черные пятна, различные по плотности и насыщенности цвета (карбункулы и петехии). Бубоны появлялись на руках, челюстях и в других частях тела.

Интересно свидетельство Гюи Шольяка об эпидемии в Авиньоне. Он разделил ее на два клинически различных периода. В обоих «febris continuae» служила основным симптомом. Однако в первом, продолжавшемся два месяца, кроме лихорадки (в понимании врачей того времени) основным симптомом становилось кровохарканье. Продолжительность жизни больного не превышала 3-х суток. Во втором периоде к явлениям «febris continuae» присоединялись бубоны, больной погибал в течение 5 суток. Шольяк отмечал значительно большую заразность легочной формы чумы по сравнению с бубонной.

Однако не все ученые того времени придерживались точки зрения Гюи Шольяка на заразность легочной чумы. Последовательный контагионист Ибнулкатиб утверждал, что многие люди, несмотря на контакты с больными с такой формой болезни, оставались здоровыми, и наоборот, получали ее вообще безо всяких контактов, и не будем спешить отвергать его наблюдения.

Клинически вспышки чумы варьировали в различных регионах. Де Мюсси в Крыму видел в основном ее бубонную форму. По его словам, болезнь начиналась сильными колючими болями, за которыми следовал сильный озноб, а потом появлялись очень твердые бубоны под мышками и в пахах. Лишь после этого развивалась чрезвычайно сильная гнилостная горячка со значительной головной болью и глубоким оглушением. На груди появлялись «опухоли», вероятно, под ними он понимал карбункулы. Ко всему этому присоединялся невыносимый запах от больного. На последний симптом указывали практически все авторы – современники «черной смерти». О кровавой мокроте де Мюсси тоже упоминает, но одной фразой, как о сопутствующем симптоме.

Особо ужасающее впечатление произвела тогда эпидемия в Багдаде, где смерть людей наступала через несколько часов после начала болезни. Видимо, в этих свидетельствах речь шла только о первично-септической форме чумы.

Большая часть сообщений о чуме с поражением легких касались северных стран (Англия и в особенности Норвегия и Россия). В Англии, где эпидемия, главным образом, распространялась зимой, больные умирали от кровохарканья или кровавой рвоты самое большое через 48 часов после начала болезни. В Норвегии, где эпидемия «черной смерти» показалась в ноябре, гибель людей происходила на фоне кровохарканья. В России главными явлениями болезни были легочные кровотечения и черные пятна на коже (видимо, речь идет о карбункулах).

Боккаччо, описывая чуму 1348 г. Во Флоренции, о легочных симптомах не упомянул, хотя от его внимания не ускользнули бубоны, карбункулы (чумные желваки), петехии (многочисленные темные или синеватые пятна по всему телу) и даже проявления гемморрагического синдрома (носовое кровотечение). Такая форма чумы отмечена почти во всех итальянских летописях того периода. Особняком стоит свидетельство одного итальянского летописца, приведенное Муратори, в котором тот описывает «черную смерть» в форме внезапно появляющейся горячки с кровохарканьем или (!) с огневиками (карбункулами), или свищами (бубонами).

Если интерпретировать приведенные данные в рамках современных представлений о клинических формах чумы (см., например, работу Шуваловой Е.М. с соавт., 2001), то можно прийти к выводу, что во время пандемии «черной смерти» преобладающей была вторично-легочная чума, развивавшаяся как осложнение бубонной чумы. Как правило, такая форма болезни появлялась в начале эпидемического процесса, локально, безо всякой связи с эпидемиями чумы в других городах, затем она сменялась бубонной формой. Но простая констатация этого факта мало что дает для понимания причин «черной смерти» в целом. Особенно не подходит упрощенное толкование вторично-легочной чумы как явления «среднестатистического», встречающегося во время любых эпидемий бубонной чумы (см. работы Николаева Н.И., 1968; Шуваловой Е.П. с соавт., 1976; Величко Л.Н. с соавт., 1998; Козлова М.П. и Султанова Г.В., 1993). Например, И.В. Домарадский (1998), исследовавший чуму в «период ее упадка», приводит цифру «присоединения пневмонии» к бубонной чуме 5–10%, т.е. ничего необычного в легочном осложнении бубонной чумы он не видит. Однако, если мы обратимся к описаниям первой пандемии чумы (например, ее современника, Прокопия Кесарийского или обобщившего огромный исторический материал Эдуарда Гиббона), то ни в одном из них нет даже намека на какие-либо легочные проявления болезни. Гезер (1867) подчеркивал, что Геккеру (1838) стоило больших трудов доказать идентичность «черной смерти» и чумы.

Была ли «черная смерть» следствием бактериологической войны хана Джаныбека? В настоящее время эта версия, совершенно неизвестная современникам «черной смерти», активно популяризируется в научных изданиях и даже используется в политических целях как доказательство доступности БО странам третьего мира. В ее основе лежит единственное свидетельство нотариуса Габриэля де Мюссе, впервые опубликованное в 1842 г. Геншелем по ранее неизвестной и недатированной рукописи, хранившейся в Бреславле, в Гедигеровской библиотеке. Сначала изложим ее так, как обычно это делают современные западные авторы.

Вследствие каких-то раздоров с просвещенными генуэзцами (каких, обычно не указывается), дикие татары, руководимые ханом Джаныбеком, осадили либо в 1346 г., либо 1347 г. город Каффу (Феодосия), но взять его сразу не могли, началась осада (точной даты нет). Якобы осада продолжалась 3 года, потом среди осаждавших появилась смертоносная болезнь, уносившая «бесчисленные тысячи» жертв ежедневно.

Хан Джаныбек решил использовать трупы умерших воинов для заражения противника смертельной болезнью. Эти действия находчивого полководца и запутали историков, пытавшихся понять причины столь стремительного распространения чумы по Европе. Габриэль де Мюсси писал об этих событиях следующее: «Татары, измученные чумой, заразной болезнью, ошеломленные и потрясенные смертью товарищей, гибнущих без всякой надежды на выздоровление, приказывали заряжать трупы в метательные машины и забрасывать им город Каффу, чтобы эти непереносимые снаряды положили конец защитникам города. Город забросали горами мертвецов, и христианам некуда было убежать, и некуда было спрятаться от такого несчастья... Они предавались мертвым волнам. Вскоре весь воздух был заражен, отравленная и испорченная вода стала загнивать. Усилилось нестерпимое зловоние».

Пораженные чумой и ужасом генуэзцы вынуждены были в разгар эпидемии бежать на родину. Де Мюсси сообщил, что дорогой итальянцев охватила смертельная болезнь, из тысячи оставалось в живых, не заболевая, едва по десяти человек. У него сложилось представление, что где бы ни приставали итальянские корабли, везде быстро умирали все те, кто соприкоснулся с прибывшими на них. Казалось, что новоприбывшие были окружены какой-то убийственной атмосферой. «Родные, друзья и соседи поспешили к нам, но мы принесли с собой убийственные стрелы, при каждом слове распространяли мы своим дыханием смертельный яд», – записал де Мюсси.

Это свидетельство, записанное во времена миазматических представлений о чуме и опубликованное в период господства учения о контагии, было воспринято во второй половине XIX столетия очень серьезно. О чумных побоищах еще не забыли, подлинных механизмов распространения чумы в городах тогда не знали, однако сам контагий уже представляли вполне материально как органическое вещество. Открытие возбудителя чумы и механизмов его распространения посредством крыс и блох в конце XIX столетия, предельно упростило понимание эпидемиологии чумы. Возникновение эпидемий чумы повсеместно стали объяснять завозом больных чумой грызунов. Во время сокрушительной чумы в Маньчжурии 1910—1911 гг. доктор Л.В. Падлевский обнаружил в носоглотке одного санитара возбудитель чумы (Богуцкий В.М., 1911).

Такие же наблюдения сделали и несколько других ученых. Хотя их эпидемическое значение не было никак доказано, «поздние контагионисты», например, Г.Ф. Вогралик (1935), ухватились за высказывание де Мюсси о передаче чумы через «атмосферу». В частности, Вогралик утверждал следующее: «Совершенно достоверно известно, что болезнь в Италию была занесена здоровыми людьми, бывшими в контакте с больными. Факт чрезвычайной эпидемиологической важности, являвшийся недоказанным до самого последнего времени». Такое же объяснение с опозданием на 70 лет предложил исследователь из Калифорнийского университета М. Wheelis (2002); В.И. Ефременко с соавт. (2000) и М. Kortepeter et al. (2001) просто приняли все на веру в своих работах. Однако надо понимать то, что современник «черной смерти» де Мюсси и его последующие истолкователи бактериологического периода в изучение чумы говорят о совершенно разных вещах.

Для де Мюсси (1350) «убийственная атмосфера» – это «загнившая» пневма, так как пользовался он пневматическими представлениями о распространении даже не контагия чумы, а еще миазмов в понимании Авиценны, Галена и Гиппократа (иного объяснения он просто не воспринял бы). Г.Ф. Вогралик (1935) понимал под «заносом здоровыми людьми» их способность распространять вокруг себя бациллы чумы. М. Wheelis (2002), выступающий уже в качестве специалиста по биологическому терроризму, хотел он того или нет, но подразумевал бактериальный аэрозоль с диаметром частиц менее 5 микрон, создаваемый специальными устройствами, иначе инфицирование Y. Pestis через легкие в принципе невозможно (см. очерки XXX и XXXIV). Если допустить реализацию этих представлений, то «черная смерть» должна была появиться у европейцев в первично-легочной форме, однако во всех описаниях современников она представляла собой бубонную чуму, или ее осложнения (септическая и вторично-легочная формы болезни); все они характерны исключительно для эпидемий, развивающихся на территориях природных очагов чумы.

Для того чтобы понять действительный уровень знаний о чуме накануне «черной смерти», ознакомимся с текстом отчета, подготовленного в мае 1347 г. по повелению короля Филиппа VI (1293—1350) Парижским медицинским факультетом (Documents inedits sur la grand peste de 1348. Paris, Londres et New-York, 1860).

Мнение членов Парижского медицинского факультета ХIV века о происхождении эпидемии чумы «черной смерти» и о предохранительных мерах против нее

Мы, члены Парижской медицинской коллегии, по зрелом обсуждении и глубоком рассмотрении теперешней смертности, и согласно с мнением наших древних учителей, полагаем обнародовать причины этого чумного мора (pestilence), по законам и принципам астрологии и естественных наук.

Вследствие сего, мы заявляем следующее: известно, что в Индии и в странах Великого моря, небесные светила, которые борются с лучами солнца и с жаром небесных огней, оказывают специально их влияние на это море и сильно борются с его водами. От того рождаются испарения, которые помрачают солнце и изменяют его свет в тьму. Эти испарения возобновляют свое поднятие и свое падение в течение 28 дней непрерывно; но, наконец, солнце и огонь действуют так сильно на море, что они вытягивают из него большую часть вод и превращают эти воды в испарения, которые поднимаются в воздух, и если это происходит в странах, где воды испорчены мертвыми рыбами, то такая гнилая вода не может быть ни поглощена теплотою солнца, ни превратиться в здоровую воду, град, снег или иней; эти испарения, разлитые в воздухе, покрывают туманом многие страны. Подобное обстоятельство случилось в Аравии, в Индии, в равнинах и долинах Македонии, в Албании, Венгрии, Сицилии и Сардинии, где ни одного человека не осталось в живых; то же самое будет во всех землях, на которые будет дуть воздух, зачумленный Индийским морем, пока солнце будет находиться в знаке Льва.

Если жители не будут соблюдать следующие предписания или другие аналогичные, то мы возвещаем им неизбежную смерть: если только милосердие Христа не призовет их к жизни каким-либо другим образом.

Мы думаем, что небесные светила, вспомоществуемые природой, делают усилия, в своем небесном могуществе, для покровительствования человеческому роду и для исцеления его болезней и, вместе с солнцем, для проникания силою огня, через густоту тумана в продолжение десяти дней и до 17-го числа ближайшего месяца июля. Этот туман превратится в гнилой дождь, падение которого очистить воздух; тотчас как гром или град возвестить его, каждый должен остерегаться этого дождя, зажигая костры из виноградных ветвей, лаврового или другого зеленого дерева; равно пусть жгут в больших количествах полынь и ромашку на общественных площадях и в местах многолюдных; пусть никто не выходить в поле прежде, нежели совершенно не высохнет земля и 3 дня после того, каждый в это время пусть позаботится принимать немного пищи и остерегаться утренней, вечерней и ночной прохлады. Пусть не едят ни живности, ни водяных птиц, ни молодой свинины, ни старого быка, в особенности же жирного мяса. Пусть употребляют мясо животных, одаренных натурой горячей и сухой, но не горячащей, ни раздражающей.

Мы рекомендуем приправы с толченым перцем, корицу и пряности, особенно лицам, которые привыкли ужинать немного и из отборных блюд; спать днем вредно; пусть сон продолжается только до восхода солнца или немножко позже. Пусть мало пьют за завтраком, ужинают в 11 часов и могут во время стола пить немножко больше, чем утром; пусть пьют вино чистое и легкое, смешанное с шестою частью воды; фрукты сухие и свежие, употребляемые с вином, не вредны, без вина же они могут быть опасны. Красная морковь и другие овощи, свежие или маринованные, могут быть вредны; растения ароматические, такие как шалфей и розмарин, напротив здоровы; съестные припасы холодные, водянистые или влажные вообще вредны. Опасно выходить ночью и до 3-х часов утра по причине росы. Не должно есть никакой рыбы, излишнее упражнение может повредить; одеваться тепло, остерегаться холода, сырости, дождя, ничего не варить на дождевой воде, принимать за столом немного териака; оливковое масле в пище смертельно; тучные люди пусть выходят на солнце; очень большое воздержание, беспокойство духа, гнев и пьянство опасны; дизентерии должно бояться; ванны вредны; пусть поддерживают желудок свободным при помощи клистиров; сношение с женщинами смертельно. Эти предписания применимы особенно для тех, которые живут на берегах моря или на островах, на которые подул гибельный ветер.

Уже из содержания этого благодушного документа видно, что Парижский факультет излагал свое мнение о «черной смерти» (название уже использовали!) на основе миазматических представлений об эпидемиях и еще до появления чумы во Франции, т.е., когда она опустошала Индию, Аравию, Македонию, Византию, Венгрию, Италию, Албанию и Сардинию. Даже это обстоятельство (не говоря уж о всеобщей убежденности европейцев в причастности евреев, мавров и прокаженных к распространению болезни), свидетельствует о том, что ее распространение галиотами из Каффы не более чем позднее историческое искажение, удобное для рассмотрения причин появления чумы в Европе с позиций контагионистического учения. В мае 1347 г. власти Франции были хорошо информированы о начавшейся пандемии и готовились ей противодействовать в соответствии с «мнением древних учителей».

Современные представления о механизмах инфицирования людей возбудителем чумы, позволяют утверждать, что «бактериологическая атака» хана Джаныбека имела лишь психологическое значение. Чума не распространяется трупами или исходящим от них запахом. Судя по клинической картине, подробно описанной де Мюсси, среди осаждавших город и его защитников, она распространилась из вторичных крысиных очагов посредством инфицированных блох. Бубонная же чума, даже осложненная легочной, не выходит за пределы своего природного очага. Де Мюссии, чудом вырвавшийся из одного природного очага (осажденной крепости) и попав в другой, не знал, что чума уже распространяется по Южной Европе и ее Средиземноморскому побережью. Поэтому у него сложилось представление, что прибытие кораблей из Каффы и появление на берегу чумы, связаны между собой.

Любопытно и суперэтническое мироощущение де Мюсси. Подчеркивая варварство татар, он не приводит причину их нападения на Каффу, а ведь она была. У генуэзцев существовала иная, чем у жителей степи этика. Они считали, что главное в жизни – выгода, что монголы и тюрки почти не люди, а объект коммерческих операций. Поэтому генуэзцы воспользовались страшной засухой, падежом скота и голодом в Причерноморских степях, предшествовавших активизации природных очагов чумы, и организовали скупку по дешевке детей у татар для последующей работорговли. Хан Джаныбек узнав о такой деятельности генуэзцев, возмутился и двинул войска на Каффу (Гумилев Л.Н., 1997).

Лечение и профилактика чумы. Мероприятия властей, предназначенные для борьбы с эпидемией, были так же примитивны, как и знания врачей о причинах возникновения и распространения этой болезни (см., например, «Мнение членов Парижского медицинского факультета»). Большинство врачей стремилось уяснить себе сущность драмы, стремительно разыгрывающейся перед ними, и делали все, что было в их слабых силах для облегчения страданий заболевших, платя за это своей собственной жизнью (рис. 1.). Так в Венеции умерли от чумы почти все врачи. Правда, современники отмечали, что были и «трусливые наемники, отворачивавшиеся от тех из звавших на помощь, кто не мог доставить им ни славы, ни денег». По словам Гюи де Шольяка, он сам и многие другие врачи оставались на своем посту «propter diffuge infamium» (чтобы избежать позора). Шольяк тоже перенес чуму, едва не поплатившись жизнью.

1. Посещение больного чумой. Из книги Кетама «Fasciculus medicinae», Венеция, 1493

Попытки публичного поучения народа, как вести себя во время эпидемии, не охватывали широких масс населения. Книгопечатание отсутствовало. В целях предохранения от заболевания врачи советовали: избегать общения с больными, запираясь у себя дома, или еще лучше, покидая зараженную местность; очищать воздух разведением больших костров на улицах и в домах, что делалось и на Руси, где давалось распоряжение «костры нарядити»; окуривать помещения смолистыми веществами; обмываться пахучими составами, в изобретении которых изощрялось немало врачей. Советовали дышать парами сжигаемой селитры или пороха. Устанавливались «профилактическая диета».

Возникла и проблема «отравленных помещений» – тех, где от чумы скончались люди. Для их обеззараживания врачами давалось много «полезных» рекомендаций. Например, в большое плоское блюдо наливали свежее молоко и оставляли на середине зараженной комнаты, чтобы адсорбировать зараженный воздух. Неизвестный лондонский врач предложил рецепт: «Возьмите несколько крупных луковиц, очистите их, положите 3–4 луковицы на пол, и пусть они так полежат 10 дней, лук вберет в себя всю инфекцию зараженной комнаты, только потом луковицы нужно будет закопать глубоко в землю». Доктора советовали вокруг шеи носить человеческие фекалии в защитном мешочке. Боккаччо описывает, что люди гуляли с цветами, душистыми травами или же какими-либо ароматными веществами в руках и, дабы освежить голову, часто нюхали их, так как воздух был заражен и пропитан запахом, исходившим от трупов, от больных и от снадобий.

К нарывам, для отсасывания «чумного яда», прикладывали пиявок, высушенных жаб и ящериц. В открытые раны вкладывали свиное сало и масло. В яички втыкали иголки. Кровью только что зарезанных голубей и щенков окропляли горящие в лихорадке лбы. Гюи де Шольяк вскрывал бубоны и прижигал открытые раны раскаленной кочергой (рис. 2). Этот примитивный способ «очистки» организма действительно давал результат, если человек, по отношению к которому он был применен, не умирал от сердечного приступа, не впадал в необратимый шок, не сходил с ума от боли.

2. Вскрытие подмышечного чумного бубона

Эпидемические представления после «черной смерти». Теперь посмотрим, что же понималось под «чумой» после завершения пандемии «черной смерти». Обратимся к описанию клиники болезни, подготовленному незадолго до своей смерти Шаленом де Винарио (1310—1390), бывшего лейб-медиком у пап Иннокентия VI, Урбана V и Григория XI. К явлениям чумы он относил следующие. «Мучимые внутренним беспокойством безостановочно мечутся на своем ложе. К бессоннице присоединяется тошнота, рвота, обмороки и постоянное чувство разбитости. Иные харкают кровью, или же кровь выходит у них носом, испражнениями или с мочой. В таких случаях смерть наступает в тот же или на следующий день. Другие, тоже безнадежные, впадают в глубочайшую спячку. Сверх того, все вещества, выделяемые больными: пот, испражнения, мокрота и дыхание – распространяют крайне неприятный запах. Следующие явления наблюдаются также и при других болезнях. Моча бывает то черная и мутная, то густая и красноватая, с осадком на дне сосуда, и выделяется то в малом, то в большом количестве, но и в том и другом случае мутная. Иногда же она светла, как у здорового. Пульс то трудно ощутим, часто перемежающийся, то полон и сначала волнообразен, впоследствии же неровен. Кроме того, тело больного покрывается расслабляющим потом. Дети и старики извергают в испражнениях разного рода глисты. Многие кашляют, но им не удается что-либо выкашлять. У некоторых показываются черные, синие, пурпурно-красные сыпи – признак, свойственный только чумным болезням. Те из этих сыпей, которые появляются уже на второй или третий день, служат крайне неблагоприятным предзнаменованием. Если же сыпи появляются под конец болезни, то они имеют критическое значение и часто служат признаком выздоровления. У иных больных на плечах, в пахах, в железах позади ушей, и на других частях тела образуются бубоны, огневики, воспаления клетчатки и другие осложнения самого дурного качества. У других являются дрожание сердца и обмороки, предвещающие смерть. У многих наступает понос, испражнения бывают то разноцветные, серые, то черные или желтые; иногда бывает одно только испражнение, но до того значительное, что рождается подозрение о дизентерии. У многих раздувается нижняя часть живота вместе с подреберьями и наполняется воздухом. Многие больные бредят, почти все умирают на третий, пятый или седьмой день, смотря по тому значительнее или слабее их силы, и более или менее накопилось в них ядовитого вещества».

Комментируя описание де Винарио, Г. Гезер (1867) заметил, что врачи времен «черной смерти» под название «чума» соединяли гораздо более обширное понятие, чем это было впоследствии. Среди всех разнообразных признаков «чумных болезней», они считали самым характерным для чумы появление петехий; образование же бубонов, огневиков (карбункулы) и т.д. признавали лишь второстепенными признаками болезни.