Текст книги "Истинные боги"

Автор книги: Михаил Старинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

– Спасибо.

– Что удивительно, довольны оказались не только мы. Довольны многие. Даже генерал… Он ужасно рад, что зацепил своего бывшего. Правда совершенно искренне полагает, что все происшедшее – заслуга исключительно его ведомства.

Он негромко засмеялся, приглашая собеседника оценить шутку.

– Бог с ним, – махнул рукой толстяк. Лицо его оставалось по-прежнему напряженным, а глаза были полуприкрыты, он не смотрел на собеседника. – Меня гораздо больше интересует мой человек.

– Все в порядке. Готовьте надежного посланника. У него будут полномочия Генерального Инспектора Совета и он… доставит все сюда. Такое нельзя доверить постороннему лицу.

Выражение на лице толстяка не изменилось.

– Боюсь, мы не совсем правильно поняли друг друга, – тихо сказал он.

– Сожалею, мой друг, – собеседник стер улыбку и виновато развел руками. Теперь его лицо приняло сочувствующее выражение. – Помните, я говорил вам, что ему ничего не светит. Как в воду глядел.

Он добавил сочувствия в голосе и после некоторого молчания прибавил:

– Искренне жаль, что так получилось. Очень жаль. Но изменить ничего нельзя. К сожалению, связи нет и в ближайшее время не будет.

Толстяк приподнял голову и впервые посмотрел прямо в глаза собеседника. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, пока второй, чуть покраснев, не отвел взгляда.

– Ну что же, – негромко сказал толстяк, вновь опуская глаза. – На нет и суда нет. Но для окончательного завершения операции мне необходим приказ.

– Он у вас есть, – мягко напомнил Советник.

– Боюсь, вы опять не совсем правильно поняли мои слова. Официально оформленный приказ.

– Официальный? – изумленно переспросил Советник. – Вы это серьезно? И вы готовы его выполнить?

– Разумеется, – холодно ответил толстяк. – Я пока еще на службе. Разумеется, после окончания я предполагаю немедленно вручить Председателю прошение о своей отставке.

На этот раз Советник промолчал.

– Или живым я тоже представляю опасность для нашего правительства? – равнодушно бросил толстяк, внимательно разглядывая что-то одному ему ведомое на широком красивом столе.

– Зачем вы так, – тихо сказал Советник. – Я думал, мы понимаем друг друга…

– Приказ, – жестко повторил толстяк.

Наступило молчание.

– Вы же знаете, что такого приказа у вас никогда не будет, – наконец с трудом выговорил Советник.

– Не будет приказа, не будет и его исполнения, – сказал толстяк, вздохнул и сделал движение, собираясь встать.

К счастью для нас, от тебя это не зависит. Так что не все ли равно, хотел по инерции произнести Советник, но вовремя проглотил не сказанные, но очень опасные слова.

– Подождите, – он поднялся сам и начал расхаживать по кабинету. – Поймите, – наконец торопливо произнес он. – Это совсем не моя инициатива. Все делается с молчаливого согласия всего правительства. Положение чрезвычайно щекотливое! Мы просто не можем идти на такой риск. А вдруг он заговорит?

– Он будет судим, приговорен к смерти и казнен, – спокойно ответил толстяк. – С максимальной гласностью. Но мой человек должен жить! И он не заговорит. Никогда.

Советник опять заметался по кабинету.

– Конечно, он же не такой, как все. Он особенный, – наконец саркастически, еле слышно вымолвил он.

Но толстяк опять его услышал и второй раз поднял голову. На это раз его собеседник не покраснел, а побледнел. В кабинете наступила мертвая тишина.

– Представьте себе, да, – сказал наконец толстяк. Это короткое слово он как-будто выплюнул. – Хотя я понимаю, как вам трудно, даже невозможно представить себе что-либо подобное. Честь имею.

Он резко встал и пошел к двери. Советник остался стоять посредине своего кабинета, не делая больше никаких попыток его остановить.

5

В медотсеке Хар пробыл недолго. Раны были серьезные, но молчаливые медики явно выполняли чей-то приказ. Наскоро подлатав, они отдали его на растерзание. На этот раз, наручники одели не только на руки, но и на ноги. И привели его в другую комнату и совсем к другим людям.

Двое рослых охранников бесцеремонно положили его на широкий стол, стоящий посередине каюты и принялись методично опутывать ремнями и щелкать зажимами. А третий, пониже ростом, поставил на стоящий рядом столик большую, объемистую сумку и начал сосредоточенно в ней копаться.

– Зачем это? – попытался спросить Хар.

– Приказ. Тебя велено допросить прямо сейчас, не дожидаясь прибытия на базу. Что-то там есть, очень важное, в твоей дурацкой башке.

– Да я уже все рассказывал и не один раз.

Хар старался говорить веско и убедительно.

– Правильно, парень, – ответил тот, не оборачиваясь и продолжая возиться в своей сумке. – Конечно, ты уже все рассказывал. Ничего страшного, расскажешь еще разочек. Ты столько всего успел натворить. А мы запишем и проанализируем, на здешнем компе. А потом спросим еще раз. И еще. Только спрашивать тебя каждый раз будут все серьезнее и серьезнее.

Он начал распаковывать хорошо знакомый Хару стандартный полевой набор, аккуратно раскладывая его на столе. Хар поморщился.

– Это же бессмысленно, вы не узнаете ничего нового.

– Не спеши, парень, не спеши. И не такие раскалывались. Ты у нас еще совсем зеленый. Самое интересное у тебя впереди.

Ну вот и влип, невесело резюмировал Хар. Так глупо. Он безнадежно напряг руки. Нет, на этот раз освободиться не удастся. Конечно, больше того, что знает Пол, они из него все равно не выжмут. Это исключено, для этого необходимо совсем другое оборудование. И существует оно в считанных количествах экземпляров. Дело в другом. За эти месяцы его уже столько раз накачивали всякой дрянью, что шансы загнуться от аллергического шока велики, как никогда. А если не лукавить с самим собой, то они практически стопроцентные. Организм, к сожалению, не железный. Он просто не выдержит – и в результате, после недолгой агонии, Пол отбросит копыта. Хотелось бы думать, что это глупая случайность, но Хар был слишком опытен, чтобы поверить в такое.

Эти самоуверенные идиоты потом будут долго писать покаянные рапорта и клясться суровой следственной комиссии, что они все делали правильно и просто исполняли приказ. Что в принципе так и есть. И что это совсем не их личная инициатива, что тоже правда. И в результате крупно получат по шапке, только вот ему от этого легче уже не станет. По идее, на заключительном этапе операции должен был вмешаться Колобок и выдернуть его отсюда. Но все пошло наперекосяк, к тому же с Метрополией наверняка нет связи… Или Колобок темнил с самого начала?

Хар постарался как можно точнее припомнить интонационный настрой последнего разговора. Колобок тогда лично пришел его проводить. Подобное случалось довольно редко и если подумать, говорило о многом. Тогда Хар мельком подумал, что шеф просто не рассчитывает увидеть его еще раз и на всякий случай решил попрощаться.

Хар тогда еще спросил о запасных вариантах, у Колобка всегда оставалось что-то за пазухой. На кого мне выйти в отчаянном положении, спросил Хар. На кого можно будет опереться в самом крайнем случае? Ни на кого, угрюмо ответил Колобок, не глядя на него. Готовь отходы сам. Там будешь только ты один. Операция слишком высокого уровня секретности, чтобы нам позволили расширить число участников.

Теперь, заново прокручивая в памяти этот разговор, Хар понял его смысл несколько по-другому. Его наверняка подставили. С самого начала. С молчаливого согласия Колобка или без оного. Его возвращение не планировалось. А он, по легкомыслию, нарушил план операции. Тем, что вопреки всем прогнозам остался жив. И теперь они просто исправляют ошибку. Что же, многие наверху вздохнут свободно, когда до них дойдет, что не осталось в живых ключевого участника операции. А посылать на верную смерть целую группу – слишком большая роскошь, специалистов следует жалеть. Одного дурака для этого вполне достаточно.

Хар вздохнул. Не хотелось напоследок плохо думать о шефе, обычно он не подводил. Наверное, на Колобка здорово надавили, подумал Хар. Настолько сильно, что он дрогнул и не сумел ничего сделать. В голове почему-то всплыл шуточный разговор, в самом начале операции. Нет, он по-прежнему не готов отдать жизнь за транспортную сеть. А вот за друзей… Все-таки он успел на этот раз сделать довольно много. Он нашел друзей, хороших друзей. Настоящих. И выполнил задание, несмотря ни на что. И даже сделал то, о чем никогда не думал. Нежданно-негаданно нашел свою любовь и смог защитить ее. В том, что она сейчас в безопасности, есть и его небольшая заслуга. А вот то, что при всем этом он остался жив, это перебор. А боги не любят перебора…

– Давай парень. Расслабься и начинай петь.

Возившийся наконец закончил свою мрачную возню и повернулся к Хару.

6

– Погодите, – оцепенение Советника наконец прошло и он бросился вдогонку за толстяком. – Да подождите же!

Он нагнал его у самого выхода. Советник тяжело дышал, его лицо было влажным от пота, как будто он пробежал целую милю.

– Я… я передумал. Вероятно, правы все-таки вы. Вернемся в кабинет, вас соединят прямо от меня.

Он отдал короткий приказ и его личный правительственный комм на столе внезапно ожил. Экран однако остался темным. Толстяк быстро проговорил что-то, тихо и невнятно, выслушал ответ, кивнул своему невидимому собеседнику и только после этого обратил взгляд на владельца кабинета.

– Я полечу сам, – по-прежнему спокойным и невыразительным голосом сказал он. – Так что оформлять ничего не нужно. – Он ненадолго замолчал, а потом очень тихо, почти шепотом, закончил: – Не знаю, кому вы молитесь, но советую крепко его попросить. Очень крепко.

Он коротко кивнул и быстро вышел.

Хозяин кабинета, тяжело дыша, остался стоять неподвижно, не провожая своего собеседника. Он стоял так очень долго, до тех пор, пока не раздался почтительный голос секретаря, напоминающего об очередной, очень важной встрече.

– Да, конечно, – с трудом ответил Советник и закашлялся. – Просите.

7

Пневмошприц привычно зашипел.

Хар сглотнул и провалился в темную клокочущую мглу. Сильный поток захватил его и понес с тягучим свистом по узкой трубе, наращивая скорость. Через некоторое время впереди забрезжило неясное расплывчатое пятно.

Оно становилось все ярче, но это был не выход; по мере приближения пятно начало приобретать очертания огромной уродливой морды. Потом всплыла еще одна, еще и еще. Как будто отражение в невидимом кривом зеркале, где каждая следующая страшнее предыдущей.

Вот и пришла моя смерть, обреченно подумал Хар. И мерзкий же у нее вид. Но он ошибался. Он вдруг вспомнил. Вспомнил, как уже брел, спотыкаясь, по странной неровной равнине, в серой неясной мгле. По жесткому насту, похожему на старый снег. Тогда над головой висела мутно-белая мгла без солнца, а вдали, у реки, его терпеливо ожидала…

– С тобой желает говорить сама Госпожа, – проскрежетала адская маска. И дохнув негреющим пламенем, ухмыльнулась на прощанье и с воем и гиканьем растаяла, пропав без следа.

И Хар вновь оказался на той самой равнине. Посмотрев вниз, он не увидел своих следов и не услышал скрипа шагов. Впереди, метрах в ста, смутно виднелась река. Хар медленно побрел туда.

Вокруг, куда ни глянь, висела плотная и вязкая мгла. Казалось, он идет в глубоком тумане, хотя никакого тумана вокруг не было. Идти было нелегко. Наконец, вдалеке он увидел неясную фигурку, которая начала постепенно расти, пока он медленно приближался к ней.

И Хар, с ужасом внезапного узнавания, наконец разглядел тоненькую хрупкую тень. Девушку, скорее девочку, сидящую на скользких камнях у неструящегося потока, опустив руку в странно плотную, похожую на ртуть воду. Фигура слегка светилась в темноте, а повернутое лицо скрывалось в глубокой тени.

Рядом, на низком плоском камне, как и тогда, лежала большая темная змея. Она свернулась в клубок, как кошка, положив плоскую голову на камень. Глаза ее были закрыты.

Хар содрогнулся.

– Вспомнил? – тихонько спросила девушка мягким приглушенным голосом и Хар, у которого внезапно перехватило в горле, смог только молча кивнуть в ответ. – Мы уже не раз встречались с тобой… Не мало для смертного.

– Да, – с трудом хрипло выговорил Хар и закашлялся.

Девушка тихонько засмеялась.

– Сейчас тебе тоже не о чем сожалеть? Как в прошлый раз?

Она подняла руку и с нее медленно стали стекать плотные, тягучие капли, которые бесшумно падали обратно в поток. Хар с вялым удивлением разглядел, что кругов на поверхности не было.

– Ты ничего не хочешь исправить? Боги не часто дают такую возможность. Но иногда…

Хар покачал головой.

– Да, я наделал много ошибок, – хрипло сказал он. – Но в главном… Нет, я бы ничего не изменил. Не сделай я то, что сделал, погибли бы мои друзья. И еще много других людей, ни в чем не виноватых.

Девушка слушала его молча, не прерывая, по-прежнему занятая игрой со своими странными каплями. Змея подняла голову, в упор посмотрела на него и глаза ее сверкнули холодным пламенем. Девушка стала медленно поворачиваться. Вот из темноты появилась бледная худая щека. Еще немного и он увидит ее лицо.

– Сегодня ты пришел ко мне в последний раз, – тихонько сказала девушка.

Хар сглотнул.

– Скажи, а тебя можно попросить?

Девушка остановилась.

– Конечно. Но я очень редко отвечаю да. Почти никогда.

Корабль, ревя на полную мощь тормозными двигателями, подлетел к боту так близко, что опалил ему правый борт. Капсула вылетела за борт, когда корабль еще не успел затормозить. Она описала короткую дугу и мигом присосалась к шлюзу.

– Кто… – едва успел вымолвить капитан, когда вбежавшие люди в черных десантных скафандрах выдернули его из кресла и жестко прислонили к стене.

Краем глаза он увидел человека, который в сопровождении вооруженного патруля быстро пролетел мимо него, по направлению к медотсеку. Тот только на секунду поднял глаза, но капитану, хотя он и был ни в чем не виноват, невольно захотелось вжаться в стену.

В медотсеке, около распростертого Хара, раскрыв аппаратуру, уже хлопотали двое медиков, в блестящих медицинских шлемах. Один из них поднял голову и отрицательно мотнул головой.

– Что? – коротко спросил Колобок.

– Поздно, – ответил врач. – Мы опоздали. Ему уже ввели сыворотку, тройную дозу. Сейчас он без сознания. Теперь остается надеяться только на чудо.

Хар стиснул зубы. Он все равно попробует, несмотря ни на что.

– Дай мне еще один шанс, – тихо произнес он. – Последний. Я еще столько

не успел сделать. Страшно не хочется уходить, бросив все на полдороге.

Девушка молчала и Хар понял, что его просьба бессмысленна. Что же, пришла пора подводить итоги.

– Прости, – тихо сказал он. – Я понимаю, это была дурацкая просьба. Повернись ко мне, пожалуйста. Я почему-то не помню твоего лица.

– Потому, что ты его еще не видел, – ответила девушка и Хар по голосу понял, что она улыбается.

Его пробрала невольная дрожь. А ведь я ни с кем не успел попрощаться, подумал он. Вот так все и кончается: раз и навсегда. Девушка остановилась, как бы в раздумье.

– Тот, кто меня видит, навсегда остается со мной, – продолжила она. – Но я… выполню твою просьбу. Ты придешь ко мне сам, когда решишь завершить земной путь. Сам. И тогда мы посмотрим в глаза друг другу.

Змея опустила голову и застыла, как изваяние. Девушка медленно повернулась, уходя в угольно черную тень, а ее рука скользнула вниз.

Ревущий поток обрушился на Хара, стиснул его и крутя, как былинку, понес прочь.

ГЛАВА 3

1

– Вы не устали?

– Немного.

У Эвелин болела спина и голова, а во рту временами появлялся противный медный привкус. Чувствовала она себя прескверно. Что было немудрено – последнее время она почти не спала и сильно похудела. Хорошо, что первые тяжелые дни, когда слезы сами лились из глаз, уже прошли, уступив место глухой тоске и вялому раздражению.

К ее личному горю добавилось еще одно. По прилете на Землю с ней пожелал встретиться личный врач отца. Бадиль Ан-Саади выразил искреннее сочувствие ее горю и искренне заверил, что скорбит вместе с ней. А потом сообщил, что решение говорить кому-нибудь о том, о чем она сейчас узнает, Эвелин придется принимать самой. Врач передал ей кристалл, на котором находились выводы медиков лайнера, на котором они летели. Эвелин не поняла половины терминов, но главное она уяснила – отец умер не от болезни сердца. Он был отравлен.

Но она никогда и ни за что не призналась бы в этом своему собеседнику, который сейчас приветливо смотрел на нее маленькими, слегка прищуренными глазками. Она старалась не делать лишних движений и сидела по-прежнему прямо, не касаясь спинки адаптивного, очень удобного кресла. С самого начала, как только она вошла в это здание, ее била внутренняя дрожь, хотя она изо всех сил старалась не показывать этого. Сейчас ее единственным желанием было поскорее выскочить отсюда, куда угодно, только на вольный воздух.

– Может быть, сделаем небольшой перерыв? Чай, кофе? Или может быть, прохладительные напитки?

– Нет. Давайте поскорее закончим со всем этим. Раз и навсегда.

– Хорошо. Тогда я хочу попросить вас об одном одолжении…

– Одолжении? – Эвелин удивленно посмотрела на своего собеседника. – Разве не вы сообщили мне в начале разговора, что это мой гражданский долг?

Толстяк замахал рукой.

– Вы меня неправильно поняли. Я уже выяснил все, что нужно и вы вольны покинуть этот кабинет. Нет, речь идет совсем о другом.

– О чем же?

– Один из главных виновников или точнее… э… подследственный, давайте не будем делать поспешных выводов до неизбежного суда. Так вот, этот человек просит о непродолжительном свидании с вами. Я думаю, вы догадываетесь, о ком идет речь.

– Нет! Это исключено! – Эвелин так стремительно вскочила с кресла, что оно еле успело развести подлокотники. Щеки ее запылали. – Ни за что! Я не хочу даже слышать об этом негодяе!

– Но в обмен… он готов полностью сотрудничать с нами, что заметно облегчит расследование всех обстоятельств этого действительно непростого и очень запутанного дела…

– Нет!

– Это важно не только для нас. Насколько я понял, он хочет сообщить вам что-то очень личное, касательно вашего друга.

– Я не верю ему даже вот настолько и ничего не желаю слушать!

Собеседник внимательно посмотрел на Эвелин. Некоторое время он молчал, затем, слегка пожав плечами, произнес:

– Что же, не смею больше настаивать.

Он вежливо привстал в кресле.

– Я вас больше не задерживаю. До свиданья и примите искреннюю благодарность. Вы действительно очень помогли нам.

Эвелин дошла почти до самой двери, когда какая-то сила заставила ее остановиться. Она повернулась и произнесла непослушными губами:

– Что ему будет… за все… что он сделал?

– Самое малое – пожизненное заключение. Но подобный исход дела маловероятен. Скорее всего, Совет Федерации для этого беспрецедентного случая отменит пятую поправку. Так что принудительное изменение личности или смерть, на выбор.

Толстяк негромко засмеялся и довольно потер руки.

– Неплохой выбор, да?

Он, казалось, был очень доволен своей немудреной шуткой. Эвелин содрогнулась.

– Хорошо… Я… я согласна, – с трудом выговорила она неповинующимися губами.

– Огромное вам спасибо. Это не займет много времени, – ободряюще произнес толстяк…

Войдя в помещение, где содержался Пол, Эвелин не сразу обнаружила узника, хотя комната оказалась по размеру совсем не большой. Просто она подсознательно ожидала, что он сидит у большого панорамного окна и с тоской смотрит на ставший ему недоступным и такой желанный мир. Однако в кресле никого не было.

Хар сидел у боковой стены, прямо на полу, совсем рядом с дверью, обхватив руками полусогнутые ноги и положив на них голову. Глаза его были закрыты, казалось, он прислушивается к чему-то далекому и неслышному. Выглядел он уставшим и совершенно вымотавшимся человеком. Наверное, так выглядит марафонец, добежавший до ленточки, порвавший ее последним усилием воли и затем рухнувший без сил. Услышав ее шаги, он открыл глаза и мельком взглянув на нее, быстро отвел взгляд. Потом тихим ровным голосом произнес:

– Спасибо. Я хотел увидеть вас вовсе не из-за пустячной прихоти, у меня важное дело.

Эвелин молчала и Хар беспрепятственно продолжил:

– Дэвид жив. Он на Земле.

– Что? – потрясенно воскликнула Эвелин. Она вынуждена была ухватиться за стену, так ее шатнуло. – Как это произошло? Когда?

– Это неважно. Он сейчас в Центральном военном госпитале, в тяжелом, почти безнадежном состоянии. И никого не хочет видеть, даже своих ребят. Я, по понятным причинам, не могу полететь туда и выбить из него эту дурь. А вы сможете.

– Что с ним? – с трудом выговорила Эвелин непослушными губами.

– Это вам объяснят врачи. Карточка с адресом лежит на столе.

Эвелин нетвердыми шагами подошла к столу и взяла карточку.

– Почему… вы это делаете? – тихо спросила она.

Хар оторвал глаза от стены и впервые за все время посмотрел ей прямо в глаза. Эвелин побледнела, но не отвела взгляда.

– А вы до сих пор не догадались? Я люблю вас, – просто сказал Хар и опять опустил голову на колени и закрыл глаза, погрузившись в свои невеселые думы.

Эвелин некоторое время стояла неподвижно, а потом, не в силах произнести больше не слова, неверными шагами направилась к выходу.

– Спасибо, что пришли. И прощайте, – тихо сказал ей вдогонку Хар.

Наверное, это я должна была сказать спасибо, машинально подумала Эвелин, подходя к лифту. Ее пробрала внезапная дрожь, она как-будто побывала в открытой могиле. Она опустила глаза, увидела карточку в руке и сразу забыла обо всем на свете. Дэвид! Ее Дэвид жив! Он на Земле, где-то рядом. Потом. Потом она попробует осмыслить, пропустить через себя все, что произошло сегодня. Потом. Сейчас она не могла думать ни о чем, кроме Дэвида…

Эвелин давно исчезла, а Хар все сидел на полу, прислонившись спиной к прохладной стене. Легче после этой встречи ему не стало, но он знал, что должен был сделать это, и к своему удивлению даже испытывал некоторое удовлетворение. Больше от него ничего не зависело. Он наконец поставил точку в этой странной и запутанной истории, в которой так причудливо переплелись судьбы самых разных людей, в том числе и его собственная.

А исчезнувшая навсегда из его жизни Эвелин… Что же, временами он действительно мечтал о ней. Тогда она была для него далекой и абсолютно недоступной. Как странно устроена жизнь… Теперь, когда он узнал ее так близко, во плоти и крови, она стала еще более недоступной, чем прежде. И редкие, бесплодные мечты о ней станут еще безнадежнее, чем раньше. Если такое вообще когда-нибудь случится…

2

– Только пожалуйста недолго, он очень слаб.

Эвелин послушно кивнула и тихо проскользнула через плотный и многослойный антивирусный полог, в просторную палату, две высокие стены которой были целиком заполнены непонятными медицинскими приборами. Дэвид, опутанный разноцветными проводами и оптическими шлангами, плавал на воздушной кровати, неподвижный, с закрытыми глазами, целиком погруженный в свои мысли. Заслышав ее легкие шаги, он медленно повернул голову. Некоторое время он смотрел на нее чужим взглядом, не узнавая, как-будто его мозг не верил тому, что видит перед собой. А потом лицо внезапно залила краска.

– Эви… – потрясенно выдохнул он.

– Молчи, – Эвелин быстро прошла к кровати и опустилась рядом, прямо на мягкий теплый пол. Она осторожно взяла его руку и закрыв глаза, прижала к своей мокрой от непрошенных слез щеке. Некоторое время оба молчали.

– Эви, как ты узнала… Зачем ты пришла? – Дэвид говорил очень тихо, явно с большим трудом, делая длинные паузы. – Я не хотел, чтобы ты запомнила меня таким.

– Дэвид! Ты что, рехнулся? Я узнаю, что ты жив, что ты на Земле, а ты спрашиваешь, зачем я пришла? Не будь тебе так плохо, я просто отлупила бы тебя!

Она наклонилась еще ближе и очень осторожно прижалась губами к незажившему шраму на щеке. Раньше этого шрама не было. Дэвид замер, не смея пошевелиться.

– Все это совершенно напрасно. Зачем тебе зря страдать? Лучше бы ты так ничего и не узнала, – выдохнул он наконец.

– Молчи. Мне разрешили побыть с тобой всего несколько минут.

Все остальное время, до прихода врача, они так и просидели молча, крепко прижавшись друг к другу, как будто виделись последний раз.

– Завтра я приду опять, так рано, как только позволят, – с трудом сохраняя спокойный тон, произнесла Эвелин. Губы у нее прыгали, но она нашла в себе силы ободряюще улыбнуться на прощанье.

Выйдя из госпиталя на просторную зеленую лужайку, она некоторое время стояла неподвижно, соображая, куда теперь идти и что делать. В голове было гулко и пусто. Наконец она поняла, что сейчас у нее есть только одно, единственное место, где ее всегда примут и поймут.

– Сядь и постарайся успокоиться, – старшая сестра смотрела на нее с явной тревогой.

– Да я спокойна, Кэт, – отмахнулась Эвелин. – То есть, конечно, не спокойна… Ну, да ты и так все понимаешь.

– Ничего не хочу слушать, – Кэтрин силой заставила ее опуститься обратно на диван и придвинула поближе изящный поднос, на котором стояла чашка ароматного чая и вазочка с аппетитными пирожными. – Пока ты хоть немного не поешь, я не позволю тебе говорить. Ты хоть смотрела в зеркало, как ты выглядишь?

Эвелин досадливо мотнула головой и с отсутствующим видом сделала маленький глоток. Потом, даваясь, откусила кусочек печенья.

– Теперь можно? – жалобно спросила она.

– Давай.

Путаясь в словах, Эвелин быстро рассказала, как она нашла чудом уцелевшего Дэвида и о том, что ей сообщили врачи. Кэтрин слушала внимательно, не перебивая – она умела слушать.

Когда Эвелин наконец остановилась, она спокойно заметила:

– Если я правильно поняла, положение у него тяжелое, практически безнадежное. Так?

Эвелин кивнула, сжав губы.

– И что ты думаешь делать дальше?

– Не знаю…

Она тихо всхлипнула, но сдержала слезы и только судорожно перевела дыхание. Несмотря на все свое отчаяние, выговорившись, Эвелин почувствовала некоторое облегчение. Недаром говорят, что даже самая большая боль становится легче, когда есть, с кем ее разделить.

– Наверное, начну теребить врачей, – сказала она безнадежным тоном и вопросительно посмотрела на сестру. – Ведь должны быть и другие специалисты. Может быть, остался хоть какой-то шанс…

Кэтрин недоверчиво покачала головой, но вслух ничего не сказала, чтобы лишний раз не огорчать Эвелин. У военных медиков Центрального госпиталя в подобного рода делах был накоплен такой уникальный опыт, что равного ему не было больше нигде, во всей Федерации.

– Попробовать конечно можно, но боюсь, большого толку от этого не будет, – осторожно заметила она. – Мне кажется, нужно что-то совсем другое.

– Что? – спросила Эвелин. Несмотря на все ее старания, в голосе прозвучала безнадежность.

– Пока не знаю, – ответила сестра. – Нужно подумать. Слушай, а помнишь, ты рассказывала об этом ученом… Олвине? Кажется, у него на Земле оставался брат. Ты что-нибудь знаешь о нем? Он случайно не врач?

– Нет, совсем не врач, – вздохнула Эвелин.

– Не хочешь попробовать встретиться с ним? – осторожно начала Кэтрин. – Может быть, он что-то знал о работах своего брата и сможет тебе что-нибудь посоветовать. Вдруг получится?

– Н-не знаю… Вообще, это идея, – Эвелин немного оживилась.

– Вот видишь, я думаю, что нам стоит попробовать. И еще одна мысль. Мне кажется, нужно обязательно посвятить в твои дела Алексея. Он ведь тоже некоторым образом врач. И у него после прежней работы остались очень обширные знакомства.

Эвелин благодарно кивнула.

– Конечно, Кэт. Да я ничего и не хотела скрывать, просто не пришло в голову. Я сейчас вся как оглушенная.

Она опустила голову и тихо продолжила:

– Ведь я уже похоронила Дэвида. Попрощалась с ним тогда, навсегда. И вот опять, во второй раз.

Она громко всхлипнула. Послышались легкие шаги и в комнате появился муж Кэтрин.

– Всем добрый день, – приветливо произнес он, опускаясь рядом с женой и целуя ее в щеку. – Как вы себя чувствуете, Эви?

Эвелин порывисто вздохнула и достав платок, вытерла лицо.

– Простите, Алексей. Я не хотела.

Алексей протестующе махнул рукой, оглядел стол, затем легко поднялся и через некоторое время принес на треть наполненный высокий стакан.

– Выпейте немного, вам сразу станет легче. Мои предки искренне верили, что это универсальное лекарство от всех горестей. Иногда, когда бывает очень тяжело, мне кажется, что они в чем-то были правы.

Эвелин послушно сделала глоток и поперхнулась.

– Нет, нет, Эви. Заставьте себя.

С трудом сделав еще несколько маленьких глотков, Эвелин поставила стакан на столик. Ее бледные щеки немного порозовели.

– Спасибо, но больше я действительно не могу.

– У нее потрясающие новости, – вмешалась в разговор Кэтрин. – Алеша, ты не поверишь, но ее Дэвид оказался жив и он на Земле!

– Вот как?

– Да, он здесь, в Центральном военном госпитале. Но, к сожалению, находится в крайне тяжелом состоянии, – продолжила Кэтрин, машинально отметив про себя, что муж не слишком сильно удивился. – И мы не знаем, что делать. Ты ничего не можешь посоветовать?

Алексей помолчал.

– С ходу, наверное, ничего, – медленно сказал он. – Нужно поговорить с друзьями. У меня есть знакомые в этой области, двое, очень крупные специалисты.

– А можешь прямо сейчас?

Она глазами показала на опять застывшую Эвелин. Муж согласно кивнул.

– Попробую. Я свяжусь со своего пульта, чтобы не мешать вам.

Кэтрин проводила его ласковым взглядом и придвинулась ближе к сестре.

– Слезами делу не поможешь, Эви. Сейчас не время раскисать. Давай тоже начнем действовать. Попробуй связаться со старшим Олвином, а?

3

Старший брат Олвина проживал в крупном жилом комплексе, расположенном на востоке столицы, у большого искусственного озера. Этот район застроили совсем недавно, и рощица молодых деревьев еще не успела разрастись.

– Присаживайтесь и расскажите все спокойно, по порядку. Я теперь никуда не спешу, у меня масса свободного времени.

Старший Олвин совсем не выглядел стариком. Только глаза у него были чуть выцветшие и очень усталые. Эвелин послушно присела и машинально огляделась вокруг. По-видимому, ее новый знакомый принадлежал к тем людям, для которых работа была основным делом жизни. Лишившись ее, он продолжил свои занятия дома. В обширной комнате был только самый необходимый, стандартный минимум удобств. Но зато самое удобное место занимал огромный и очень сложный профессиональный терминал сетевой связи.

– Мне не нужно представляться?

– Кто вы, я понял после вчерашнего, довольно путаного разговора. А о цели визита догадываюсь, – Олвин передвинул стопку кристаллов, аккуратно выровняв ее по краю. – Это ведь касается вашего друга, Дэвида Халла?

– Да. Мне нужен ваш совет. Как я вам уже говорила, врачи утверждают, что он безнадежен. Но может быть, есть какой-то выход, которого они не видят? Ваш брат оставался с ним… до самого конца.