Текст книги "Нескорая помощь или Как победить маразм"

Автор книги: Михаил Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

– Кто едет к Стёпе? – прогорланил он, уловив край реплики Сони.

– Походу я, – лениво отозвался Смертин.

– Запасись аминазином, возьми реланиума и пипольфена с димедролом.

Смертин скукожил физиономию.

– У меня своя метода, – он достал стограммовый флакон с липким зелёно-чёрным экстрактом неизвестности. Раствор клофелина на крапиве и барсучьим жиром. – Десять капель на крапиве: сильнее седуксена!

– Стёпе твои капельки как мёртвому припарки! – резюмировал Мухожоров и, тут же потеряв интерес к теме, исчез из окна.

Фельдшер Смертин взял карточку и пошёл за водителем. Подстанция дышала спокойствием. Бригады сменяли друг друга, машины трамбовали снег и лишь изредка шлёпали двери. Воскресенье всегда славилось пониженкой.

Смертин застал водителя распластавшимся по креслу. Тот практически дремал. Фельдшер потрепал его за рукав:

– Поехали, Семёныч! В Апражку.

– Куда? – не понял шутки водитель.

– Да, к Аристарховне! Куда же ещё.

Семёныч бросил сон и медленно побрёл к выходу. В кабине он дёрнул зажиганием и рванул. Преодолевая скованность от зимних одежд, водитель крутил рулём, как заправский гонщик спортивного болида. Лишь изредка он хватал руль животом, благодаря чему открывалась возможность засунуть пальцы к жиденькой струйке тёплого воздуха, шкерещейся вдоль лобового стекла. Из щели в обшивке декабрьское утро освежало Смертину правый бок. Фельдшер прикрылся сумкой, грубо высказав непредвзятое мнение об отечественном автопроизводстве.

Вскоре машина «03» причалила у парадной до боли знакомого дома. Сергуня выхватил из салона обмороженную сумку и устремился в нагретый подъезд. Забежав на последний этаж, он подошёл к окну и посмотрел во двор. Как и ожидалось, подлый напарник заглушил мотор и оперативно исчез в подъезде. «Ну, нехороший человек», – подумал Смертин. Но печалило иное: у Степаниды Аристарховны не посидишь. Запах.

Он достиг знакомую, обитую дерьматином дверь и позвонил. Минут через пять, после n-ного звонка, с той стороны послышалось тихое шорканье и лениво звякнула цепочка.

– Кто там? – раздался мерзковатый дребезжащий голос.

– «Скорую» вызывали? – стандартно откликнулся медработник.

Словно ворота Ада, распахнулась дверь, и наружу вывалилась волна до тошноты знакомых запахов немытого тела, прелого белья, нафталина, мочи и ещё половины таблицы Менделеева в самых разных пропорциях (это почуял подлый нос: упрямо забивавшийся на морозе, в тепле оттаял и начинал нюхать). Стараясь дышать ртом, Смертин проскользнул мимо белого привидения в ночной сорочке, держащегося за выцветшую стенку коридора. Войдя в комнату, он с ненавистью бросил взгляд на новенький телефонный аппарат, лежащий в кровати и скрытый волнами одеяла. На ограниченный хламом простор вырулила тщедушная седовласая старушка весьма растрёпанного вида. Три сохранившиеся зуба её, заходя друг за друга, торчали из прикрытого рта, как у бабы Яги. Яга подплыла к разобранной постели и, постояв мгновение, ловко кувыркнулась в продавленный матрац. Затем она натянула на себя жидкое одеяло в сером засаленном пододеяльнике и принялась шарить рукой под подушкой, откуда, спустя мгновенье, извлекла запасную челюсть. Преодолевая тряску рук, она пихнула зубы в рот с сухим костяным щёлканьем, напоминавшим передёргивание затвора, и пролепетала:

– Доктор, мне плохо.

Стоявший до сего момента молча, фельдшер Смертин огляделся, стянул шинель и брезгливо положил её на отставленный от стола, по которому в это время пробегало стадо тараканов, стул. После, присев на знакомую табуретку «для посетителя», приступил к осмотру пенсионерки. В принципе, процедуру осмотра можно было исключить. Последний раз фельдшер точно так же сидел на этой самой табуретке позавчера, и точно так же лежала его шинелька, и совершенно аналогично Степанида Аристарховна объявляла: «Мне плохо!» Однажды один из врачей на эту реплику пробурчал: «А кому сейчас хорошо?», что в сущности ничего не меняло. Стёпа Аристарховна уставилась на него выцветшими зрачками и ответила убеждённо: «Мне хуже всех!» И крыть оставалось нечем.

Смертин осмотрел Аристарховну. Проверил рефлексы. Послушал сердце и лёгкие. Пощупал живот и слегка увеличенную печень. Измерил давление – немного сниженное. Всё нормально. Можно, как говорится, в космос. На вопрос: «Что вас конкретно беспокоит?» в ответ клиентка доложила: «Сильно шумит в голове». Боже мой! Ещё бы не шуметь? Ей недавно перевалило за девяносто! Она жила одна, и её навещала какая-то незнакомая женщина, которая за разумное вознаграждение готовила и, где получалось, убирала. Домработница приходила два раза в неделю, но никто из «скорой» её не видел. Мало того, сама Стёпа Аристарховна убеждалась в том, что к ней никто не ходит, и еженедельно выползала в продуктовый магазин.

Смертин, оторвавшись от воспоминаний, глянул на одиноко лежавшие в блюдце ампулы из-под анальгина и спросил:

– Когда у вас была «скорая»?

– Вчера, – уверенно ответила старушечка.

– А сколько раз?

– Один, – в той же уверенной интонации подтвердила пациентка.

Фельдшер с сомнением поглядел в белесые зенки.

– Поставьте мне укол, – попросила оппонентка.

Смертин, не переворачивая старушки, представил худую обтянутую пергаментной кожей попку с многочисленными следами инъекций, и ему не захотелось колоть. Он поднял со стула шинель, извлек флакон с тинктурой и со слабой надеждой оказаться понятым, наклонился над Степанидой.

– У вас давление низкое! Укол делать не надо.

Щедрой рукой он налил в медицинскую мензурку тридцать грамм снадобья и протянул Стёпе. Та недоверчиво просверлила напиток взглядом.

– Мне надо поставить укол, – упрямо напомнила она.

– Потом, – пообещал фельдшер, – сначала примите лекарство.

Стёпа Аристарховна продолжала подозрительно просвечивать мензурку с мазутного цвета жидкостью, потом взяла её и поднесла ко рту.

– Зачем мне валерьянка?! – возмущенно сказала она. – Я не сумасшедшая!

Смертин покривил щеками.

– Пейте, уважаемая. Здесь исключительный состав от шума в голове.

– Что вы мне даёте какую-то гадость? – возмутилась Аристарховна. – Поставьте укол, и дело с концом.

– Не буду я ничего ставить, – ответил медик, но тут же нашёлся: – пока лекарство не выпьете!

Горе-пациентка в неудержимом желании получить, наконец, вожделенный укол, хлопнула двадцать грамм чудо-элексира и занюхала немытым пальцем с чёрным, чуть-чуть загнутым ногтем. Следом она перевернулась на брюхо и задрала ночнушку. Как и следовало подозревать, другого белья на ней не было. Фельдшер набрал в шприц два кубика стерильной воды, помыл верхний наружный квадрат полупопия спиртовой салфеткой и исполнил требуемое. Похмуревшую салфетку он бросил в блюдце к ампулам.

– Мне надо позвонить, – попросил медик.

Любительница уколов раскопала в одеяле новенький телефонный аппарат и протянула просящему. Последний собрался переставить его на стол, но клиентка вцепилась в корпус:

– Не надо! Звоните так, я подержу.

Смертин знал, что в хитрые лапы «03» телефонный агрегат Стёпа Аристарховна перестала давать после того, как Женька Кривопалов «случайно» скинул на пол её старый чёрный телефон с чугунной трубкой. Аппарат изящно спикировал на паркет и салютировал в разные стороны пластмассовыми осколками, а из его чрева вывалились внутренние органы. Через день Стёпа вызвала опять, а на её столе красовался новый телефон модели «хрен разобьёшь». Спустя неделю Вася Заплетанов, «запутавшись» ногами в телефонном проводе, вырвал его из аппарата к какой-то матери, правда, уже после того как отзвонился. Затем телефонные модели падали ещё и ещё, и Аристарховна поняла: «скорой» фатально не везёт в обращении со средствами связи. Вывод напрашивался сам собой. Звонить медикам следует давать исключительно из собственных рук.

Смертин дозвонился до подстанции и в качестве вознаграждения получил приказ возвращаться. Пролеченная насквозь пациентка потащилась следом запирать дверь. На лестничной площадке фельдшер вдохнул полной грудью насыщенный фекальным ароматом воздух. Видимо, чья-то собачка не успела доскакать до улицы. Всё же это оказалось гораздо приятнее, чем феромоны Стёпиной квартиры. По стрелкам на часах выходило, что на вызове он каторжничал двадцать минут. Подлый водитель наверняка всё это время проторчал в подъезде, а посему дорога домой опять ознаменуется промёрзшим салоном. К удивлению Смертина, «подлый» сидел в кабине и кочегарил. Потепление определённо чувствовалось. Сергуня, профессионально заткнув дыру в двери шинелью, душевно бросил по-немецки: «Нах хаус», хотя никогда не изучал оный язык.

Нарисовавшись в диспетчерской, он лишь выдохнул: «Ну, Стёпа!» А Шурочка, протянув ему сигнальный талон, прошептала:

– Она повторно вызывает. Ступай с богом.

На сей раз, заведённый ворчанием водителя, Смертин влетел в комнату Аристарховны, плюхнул ящик на стол и, глядя на проплывающую к кровати пенсионерку, хотел было возмутиться. Однако покрытая морщинками девушка, грациозно упав в кровать, пролепетала:

– Доктор, поставьте укол. Мне плохо.

Смертин недоверчиво глянул вниз.

– А когда у вас была «скорая»?

– Вчера, – твёрдо подтвердила клиентка.

– А сегодня?

– Ни одной, – глядя сквозь медика, говорила бабуля.

Сергуню обуяла тревога. Он снова внимательно осмотрел старушку.

Давление не изменилось. Рефлексы те же. Волшебный раствор на крапиве протёк сквозь кишечник, словно молоко с огурцами. На сей раз укол неизбежен. Очевидно, что залипшие жиром сосуды не воспримут никаких препаратов, способствующих либо расширению, либо сужению, кроме тех, которые могут вырубить её. Смертин задумчиво поиграл ампулами, нежно жонглируя промеж пальцев. Ему крайне противилось вливать жестокие транквилизаторы. Взяв пару флаконов седуксена и добавив к ним ещё димедрола, он набрал пятиграммовый шприц и проколол услужливо подставленную ягодицу.

Счастливая бабулька второй раз осуществила проводы до двери, и второй раз фельдшер выдохнул из себя все тошнотворные запахи. Теперь он уезжал на вызов. Успев полечить женщину с гипертоническим кризом, приступ бронхиальной астмы и ОРЗ, он отошёл на обед. Вернувшись на подстанцию, спустя пять часов от последнего визита к «любимой» пациентке, Смертин вновь получил вызов… к ней же. Негодованию фельдшера не было предела. Выслушав откровенные словоизлияния и жестикуляции, диспетчер Соня пояснила:

– Не в третий раз, а в пятый! После тебя там уже дважды побывали. Мухожоров и Заплетанов.

Мухожоров, входящий в кухню, где происходил диалог, удивился:

– Снова к Стёпе?!

Смертин подтвердил:

– Ага.

– Не может быть.

– Чё это?

Коллега от комментариев воздержался.

– Ну невозможно, поверь на слово.

А когда Сонечка вышла, наклонился поближе и прошептал:

– Я ей телефонный провод перекусил, – и он показал маникюрные щипчики. – Бздынь, и привет. Понимаешь? Как же она вывернулась?

– Лечил чем? – беспристрастно поинтересовался Смертин.

– Ну, так, по кубику димедрола с реланиумом.

– А Заплетанов?

– Без понятия. Васёк ампул не оставляет.

– Пойду гляну в карточке, – Смертин зашагал к диспетчерской. Соня открыла было рот, чтобы поругаться насчёт задержки вызова, но фельдшер её успокоил:

– Мне лишь взглянуть на объём влитого в Аристарховну.

В карточке корявым заплетановским почерком значилось: «Аминазина 2 мл. Внутримышечно». Наш человек. И после подобного ещё хватает наглости два вызова сделать?! Теперь Смертин стоял у двери минут десять. Он ежеминутно надавливал на прыщичек звонка, истошный дребезг резал квартирную тишину, однако никаких новых шумов не появлялось. Всё же совместное закачивание препаратов сыграло свою роль. Смертин представил, как, собирая крошки убегающего сознания, Аристарховна набрала заветные «0» и «3», а затем отключилась в изнеможении. Фельдшер уже, торжествуя, собирался отзвониться на предмет ложного вызова, как замок ненавистной двери щёлкнул и на пороге, повиснув на ручке, предстала пациентка в несменяемой ночной рубашке.

Смертин чертыхнулся, набрал закрома чистого воздуха и нырнул в хоромы. Стёпанида Аристарховна Выносова, девяносто двух лет, шатаясь, как ковыль под степным ветром, двинулась мелкими шажками вдоль плинтуса, следом за медработником. Глаза её теперь плотно прикрывались веками, и стало заметно то усилие, с которым она ворочает языком, чтобы произнести заветную фразу на протяжении трёх минут:

– Доктор… поставьте… укол… Мне плохо…

В кровать она рухнула прямо на живот, не дожидаясь, пока медработник хотя бы измеряет давление. Но медицину на такие приёмы не купишь. Видя, что клиентка лежит глазами в землю, он досконально изучил прибитый к стене телефонный провод и обнаружил перекушенное Мухожоровым место. Как же она сфокусничала? Для решения подобной загадки Смертину требовался телефон. Он склонился над старушкой и попытался изъять изобретение Александра Белла. Чёрта лысого! Из одеяльных складок, как иголки, торчали крючковатые пальцы, цепко удерживающие корпус аппарата. Тогда он поднял трубку и прижал к уху. Противный гудок известил Смертина, что коллега перекусил не тот кабель. Он прицельно осмотрел проводку и сделал ужасное открытие: от входной двери в комнату разными путями шли как минимум пять телефонных жил. Кажется, пациентка тщательно готовилась к боевым действиям с расторопными сотрудниками Министерства здравоохренения.

Смертин с надеждой затаился рядом с растёкшимся по матрацу телом Степаниды Аристарховны, но та, не открывая глаз, жалобно проскулила:

– Доктор, ну когда вы мне поставите укол?

Последнее словосочетание вывело медика из себя.

– Ставят клизму! – прорычал он, набирая аминазин с пипольфеном не дрогнувшей рукой. – Уколы делают.

Бабка не дрогнула:

– Ну так делайте скорее!

Ощутив долгожданный впрыск внутри мышцы, пациентка перевернулась на спину, натянув одеяло по самые ноздри. Потом, что-то вспомнив, она выставила наружу тонкие анемичные губы и спросила:

– А вы мне не димедролу дали? Мне нельзя димедролу. Я от него сплю.

Смертин помотал головой:

– Нет, это не он. – и добавил вполголоса: – это хуже.

Фельдшер в уме пересчитал полученные Стёпой за день дозы успокаивающих и вырубающих препаратов. На высшую, суточную уже дотягивало, а вот до летальной оставалось довольно далеко. Отзвонившись с рук, он умчался к новому клиенту. На «03» открывались вечерние бригады, но вызовы капали в прогрессии и посидеть на станции не удавалось. Зато Смертину повезло профессионально. Он нарвался на мощнейший инфаркт с отёком лёгких. Успешно полечил его и дождался кардиореанимационную бригаду. Счастливый от собственных возможностей, Сергуня гордо передал вполне оклемавшегося пенсионера, который с ужасом вспоминал дикую боль в груди. После оного фельдшер отчалил в направлении подстанции. Арсенал медикаментов и шприцев, выданных утром, бесследно иссяк. Желудок тоже не отставал, сигналя хозяину о своей пустоте, темноте и одиночестве.

Смеркалось. Мороз потихоньку отступал. Барсик, жутко мяукая, прыгал по мусорным бакам и просил кошку. Неоднократные попытки его кастрировать тушились милосердием сотрудников и главным медицинским принципом. Во дворе выстроились автомашины, и Смертин мечтательно представил, как сейчас прильнёт к чашке горячего чая. У диспетчерской на него налетел неугомонный Мухожоров.

– Ну? Как она это сделала?

– По телефону, док, по телефону, – признавался Смертин. – На лоха не проведёшь. У неё телефонная линия продублирована пять раз.

У коллеги развился экзофтальм.

– Ничего ж себе! Сильный ход!

– Очевидно, ты у неё не первый, – зевнул фельдшер, после чего констатировал: – и не последний…

В полночь они встретились снова. Ликующий Мухожоров подошёл к Смертину и, сверкая глазами от переполняющего его восторга, доложил:

– Всё! Конец. Теперь точно последний вызов. Трое суток тишины, по-любому!

Коллега недоверчиво повёл щекою:

– Ну, и как?

– О-от, – пропел доктор, доставая моток электрики. – Вся линия к чертям, сверху донизу!

Смертин чуть не подавился воздухом. Нехилый удар! Как поведал Мухожоров, «вечная клиентка» через час после Смертина позвонила опять. На сей раз вызов подарили новенькому фельдшеру, вышедшему в ночь. Однако расчётливый Мухожоров буквально вырвал сигнальный талон из рук удивлённого салаги. Жертву он терпеливо ждал у двери не менее получаса. За указанное время он старательно изучил все телефонные жилки в распределительном щитке.

В какой-то момент дверь всё же открылась и на пороге проявилась несбиваемая пенсионерка. Обманутый ранее доктор чуть ли не на руках перенёс пациентку в кровать и, не обращая внимания на лепет, сделал укол. Он шустро отзвонился и, дождавшись коротких гудков, положил трубку рядом с аппаратом. Стёпа Аристарховна лежала в позе загнанной лошади. Копыта в разные стороны, грива вниз. Она не могла пошевелить ничем. Мухожоров вышёл на площадку и вновь залез в распределительный шкаф. Затем он нашёл телефонную пару с короткими гудками и решительно перекусил её. Провод юркнул в глубокую трубу. На первом этаже доктор открыл похожий шкаф, нашёл свободный провод, вытянул его, наматывая на руку, и перекусил. Сегодняшний рекорд гражданки Выносовой составил шесть вызовов за двенадцать часов.

Три дня на подстанции никто не слышал о несчастной старушке. А потом всё завертелось по новой. Ежедневно огромные дозы снотворных. Кусаные провода. Петиции в райздрав. В конце концов, налитая отрубающими препаратами под самую макушку, Степанида Аристарховна, оступилась на лестнице, спускаясь со своего седьмого этажа. В межмаршевом пролёте её обнаружили соседи, и доктор Мухожоров отвёз «драгоценную» в больницу с переломом шейки бедра, где спустя два месяца она и скончалась от накатившей пневмонии…

Да, уважаемый читатель, лишь летальный исход мог положить конец на эту, одну из многочисленных битв между одиноким старым пациентом и сотрудниками «скорой помощи».

Но меня лишь терзает один-единственный вопрос: А сколько их ещё?!

Вызов № 25 ЛЕТАЮЩИЕ ЖУРНАЛЫ

Ссылка на авторитет – не довод.

Бенедикт Спиноза

Сражаться за своё место под Солнцем нам приходится частенько. И даже слишком частенько. Практически во все времена рода человеческого. Сражаться самыми допустимыми способами. Раньше, например, во времена австралопитеков, применяли камни. Затем, при питекантропах и синантропах, в ход шли копья и топоры. В текущие столетия люди дружно ухватились за различные виды огнестрельного оружия. Но самая страшная битва лишь набирает обороты – это битва умов. Или, если правильно выражаться, битва маразумов (здесь: помутневших умов. – Примеч. авт.).

Для иллюстрации в пример можно поставить наших пациентов. И случай со Степанидой скорее правило, чем исключение. Однако когда вы возвращаетесь в родные рабочие пенаты, то и здесь не советую бродить расслабленно. Ведь любой более-менее здравонемыслящий сотрудник легко может нанеси вам сокрушительный удар по черепу. Такой удар, что даже самые прожжённые бабки отдыхают.

Центр планирования семьи (ЦПС) на улице товарища Комсомольца, дом 4, корпус «Ы», жил своей размеренной жизнью. Пациенты приходили и уходили, брались анализы и назначалось лечение. Главврач Иовелькина Галина Георпиевна (за внешность наречённая среди персонала Галька-пудель) сидела в своём сверкающем кабинете, с тревогой в глазах, ожидая проверку из Счётной палаты. Буквально вчера оттудова позвонили и ненавязчиво поинтересовались:

– Ходят слухи, вы недавно ремонт косметический делали?

– Не исключено, – испугалось ответственное лицо.

– Ну, и закончили? – продолжали по ту сторону телефона.

– Зак… кончили, – поперхнулись здесь.

– Небось, и аппаратуркой обзавелись?

– Есть такой грешок.

– Тогда ждите нас завтра, с проверкой.

Именно посему главврач сидела в своём кабинете мрачнее тучи. На ремонте с томографом, конечно, удалось подразжиться и даже построить вторую дачу, но… Но. Теперь становилось очевидно: мзда неизбежна. Придётся делиться. Почти по-родственному делиться. Щедро. Как с младшим братом. А вот этого как раз и не хотелось.

Главврач давила кресло, удручённо размышляя, как бы сэкономить, хотя даже в самой захудалой поликлинике знали стандартные расценки Счётников.

Разумеется, когда на пороге появились члены проверяющей Комиссии, они не стали юлить и притворяться первоклассниками. Они даже отказались досконально просмотреть все счета. Дабы не терять драгоценного времени, ревизоры напрямую запросили:

– Огласите-ка итоговую стоимость сметы? – они прищурили глазки и не спеша протянули вперёд свои чистые ручки.

– Семьдесят миллионов, – поморщившись, руководительница медленно протянула отчётные бумаги. – Сто… сто семьдесят.

– Хе-х… Нас, понимаете ли, интересуют другие бумажки, – тихо прошептали из Палаты и намекнули на причитающийся процент. – Такие, знаете, бывают разноцветные, хрустящие, с водяными знаками?

– Как не знать-то, – немного суховато процедила Главврач, залезая в несгораемый сейф.

Достав полагающуюся сумму, она лишний раз порадовалась, что держала наготове нужный капитал. Ещё неделю назад руки чесались всё потратить, но как чувствовала. Расставаться, правда, не хотелось, и Галина Георпиевна до последней секунды держалась за жирный свёрток. В момент, когда противоположная сторона настойчиво и властно потянула, у начальницы тяжело разжались онемевшие пальцы.

День потери непременно требовалось чем-то скрасить. В обязательном порядке. Сугубо по данной причине Главврач, едва пробил полдень, направилась куда-нибудь развеяться. Из всех мест подходящей кандидатурой был близстоящий кабак, который у нас любят красиво называть на французский манер – ресторан. Но здесь иная проблема. С кем пойти? Требовалась исключительно душевная компания. В качестве последней ни муж, ни ближайшие подруги не рассматривались. Первым в списке надёжных собутыльников стоял старый знакомый, заместитель Пубернатора по совместительству, Щержук Дмитрий Диванович. Именно он покровительствовал Г. Г. Иовелькиной при различных вневедомственных проверках. И именно с ним она и поделилась историей о беспределе ревизоров. Щержук поведал об этом Пубернатору. Пубернатор поделился с Дуровцевой. Дуровцева, за бутылочкой, с нашей заведующей. А та, в свою очередь, с нами. Между делом.

На следующее утро голова обобранной начальницы трещала. «Всё же в нашем общепите бодяжат коньяк не хуже, чем мы мухлюем с анализами», – размышляла про себя Галина Георпиевна, открывая третью бутылку с минеральной водой. «Боргоми» – гласила красочная этикетка. «И здесь обман», – выдохнула Иовелькина огорчённо. Ведь даже самый последний негурман при первых глотках сознавал: воду брали где-нибудь под Новокузнецком, со скважины номер 153. В смысле, улица Труда, дом 9, квартира 153. За этими мыслями она и перешагнула порог родного Центра планирования семьи.

Войдя в кабинет, Главврач с тоской посмотрела на опустевший сейф и решила хоть немного скрасить душевную боль внеочередным обходом своих владений. В подобные минуты тоски лишь разгон служащих и проведение им хорошей взбучки возвращали Георпиевну к жизни. Иногда, если, по её мнению, не хватало выволочки на местах, Иовелькина применяла оружие массового поражения. Она собирала весь коллектив в большом актовом зале и начинала орать. Исключительно в похожие моменты Галька-пудель становилась в позу кухарки, часто-часто топала ногой и кричала: «Суки, суки, суки, суки».

Сегодня же сил выступать перед толпой не было. Зато проинспектировать ультразвуковую диагностику – легко. Прям чешется проверить, как там делишки обстоят. Нет ли левака, да и вообще. Поднявшись в необходимый кабинет, Галина Георпиевна ногой распахнула дверь. Никак не поприветствовав подчинённого врача, Иовелькина сразу стала придираться практически ко всему. Похоже, где-то глубоко внутри неё всё же сидел природный дух настоящего вояки. Может, наследственность. Может, дедушка полковник. В любом случае, Главная даже до столба умела докопаться с изяществом.

Первой досталось макулатуре.

– А что у вас с журналами учёта? – строго спросила Пудель, небрежно листая увесистые книги с пациентами.

– Что-то не в порядке? – искренне удивилась врач-УЗИст.

– Да, всё не в порядке, – повысила тон Г. Г. Иовелькина и заметила обобщённо: – Документация так не ведётся! Хаос полный!

– Извините, но сотрудники Счётной палаты именно так рекомендовали оформлять, – пыталась защититься доктор, не подозревая насколько жестоко одноимённые сотрудники обошлись с несчастной начальницей.

– Да мне плевать, кто там что сказал! – забрызгала слюной кушетку Главная. – Документация ведётся так, как Главврач говорит!

С этими словами разгневанная начальница бросила ненадлежащей бюрократией (один журнал, как все мои три книжки) в направлении подчинённой. Журналы, видимо, хотели навсегда запасть в память врача-специалиста, поскольку, описав изящную дугу, они врезались прямо в голову доктора. Хрясь… и её увезли в институт Паленова с ушибом головного мозга первой степени!

Вызов № 26 ВОВРЕМЯ ЛИЗНУТЬ

Язык – грозное оружие.

Им не только можно слова извергать.

Ушиб головного мозга – серьёзная травма. Это вам не сотрясение какое-нибудь. Подобные увечья на статью тянут. Причинение тяжкого вреда здоровью. Но, Галине Георпиевне в очередной раз повезло. Оказалось, что на вторую дачу она не успела приобрести мебель из красного дерева. Стандартная процедура сейф – руки – судорожные пальцы – транш людям спасла Главврача от уголовного наказания.

Правда, горечь от потери очередной суммы не смывалась ничем. Даже приближёнными к чистому спирту жидкостями.

В нашей же больничке основные вопросы решались в обход презренных купюр. Начальство и некоторые подчинённые давно нашли обоюдоприятный способ ликвидации проблем.

Итак, Михалыч работал в нашей больничке точно проклятый. От желающих и нежелающих (но вынужденных) залечь в славную ГБ не было отбою. Тащился совершенно различный контингент, и казалось, что никогда не зарастёт народная тропа. Благо хоть сумасшедший приём облегчался полным отсутствием необходимости расписывать назначения. Как вчерашний день любой врач помнил стандартный инструктаж заведующей.

– До трёх часов дня, – акцентировала Вена Летальевна, – вы пишите исключительно осмотр и диагноз, поскольку врачи на отделениях уходят в четыре и все ваши каракули останутся невостребованными.

– А после трёх? – спрашивалось в ответ.

– А после трёх расписываете тактику ведения больного. Анализы, обследование и препараты.

– Есть! – козырял персонал и ковылял работать.

Шло время. Текли пациенты. Михалыч поднаторел и стал хоть немного разбираться в кардиологии. Эх, продержаться бы полгода, тогда есть шанс попроситься на специализированные курсы. Выучиться профессии кардиолога, ведь наш товарищ сертифицировался лишь как семейный врач. Так что, может, и направят. А пока. Пока приходилось работать по книжкам и справочникам. Иногда бегать на кардиологическое отделение, консультироваться с лучшим эскулапом больнички, ещё большим альтруистом по натуре – Татьяной Мурьевной.

Татьяна Мурьевна – это песня. Она радует каждый день. Про неё можно написать отдельно стоящую книгу. Однако ввиду скромности и непубличности её натуры, автор раскроет вам лишь несколько сухих строк. Из всех комплиментов, коих удостоена Татьяна Мурьевна, смело могу обнародовать только один факт. Главный консультант Михалыча как никто разбиралась в кардиологических больных. По крайней мере, с ними она разбиралась лучше, чем, скажем, проводила диагностику будущей семейной жизни. И доказательством сему являлся текущий муж нашего славного доктора. В списке он шёл четвёртым по счёту.

Чаще всего именно у Татьяны Мурьевны Михалыч и брал драгоценные консультации. А ещё ему перепадало шампанское, которым кардиологию заваливали пациенты. Но порой в отсутствие главного эксперта в нюансы обследования сердечных больных нашего юного доктора посвящал другой коллега – Кластеров Илья Смердеевич. Казалось, дублирующий доктор тоже не числился в дураках. Правда, сердцевина у него оказалась с приличной гнильцой.

В то холодное майское утро Михалычу некогда было бегать за консультациями. Шквал пациентов, оккупировавших приёмное отделение, надолго погрузил его в пучину профдолга. И на самом деле, количество больных оказалось таково, что возникало ощущение, точно сама судьба раскидала их здесь, а не сотрудники «скорой помощи». Ведь в смотровой оккупации подвергались практически все допустимые для сидения поверхности, и поступившие располагались дружными рядками. Единственной свободной территорией оказались подоконники, занять которые не позволяли кучки бланков осмотров и направлений на анализы.

И вот среди всей этой банды захворавших нашему товарищу сразу не понравилась одна больная, пятидесяти семи лет отроду. Не понравилась она ему не как человек (врач беспристрастен. – Примеч. авт.), а как пациент. В совокупности факторов – жалобы, анамнез, осмотр, ЭКГ – академик поставил «нестабильную стенокардию», после чего отправил её прямиком на кардиологическое отделение. Минуя рентген, дабы не затягивать радостный момент встречи с лечащим врачом. На часах пробило одиннадцать сорок шесть. Подле больной проходила дочь.

Палату, куда попала пациентка с дочкой, курировал медработник И. С. Кластеров. Он лечил в ней людей. Однако частенько доктор утопал в нескончаемой работе и к пациентам сразу не подходил. Не стал исключением и нынешний раз. Даму с нездоровым сердцем «светила» не посветил. Зато в палату вошла медсестра и участливо предложила:

– Может, я вам укольчик сделаю?

Женщина верила в нашу медицину безоговорочно и посему вежливо отказалась:

– Спасибо, я, пожалуй, лечащего врача дождусь.

Через два часа медсестра повторила свой заход к новой пациентке. Последняя по-прежнему находилась рядом с дочкой и всё также ожидала положенного медработника. От квалифицированной сестринской помощи она повторно отказалась.

Разумеется, «профессионала» Илью Смердеевича неоднократно пытались заманить к больной в палату. Подкладывали колбасу, брызгали ферамонами и даже сыпали приманку. Но кардиолог оставался непреклонен. На все призывы погруженный в кипы историй болезни медработник лишь зевал: «Мой рабочий день не нормированный. Подойду, как освобожусь». Вероятно, в его умишке залежалась информация, что, по Царским указам, осмотр вновь прибывшего пациента должен производиться не позднее сорока минут после поступления. Однако ни в течение сего времени, ни вообще когда-либо у своего пациента он так и не появился.

Отсутствие возможности осмотра описываемой пациентки на кардиологическом отделении возникла в силу того фактора, что у женщины таки развился острый инфаркт миокарда. Сердце ухватилось за грудную клетку и резко потянуло вниз. К земле. Неотложное состояние. Дальше только морг. Но, спасибо дочери и приёмному покою (ведь она прибежала именно туда), эта клиентка не скончалась прямиком в недрах приютившей её палаты. Нет, не сегодня. Однако её попытка перейти в мир иной была зафиксирована в реанимации. В оном месте инфарктнице помогла оказаться дежурная врач приёмного покоя. Часы на стене отделения перешагнули на шестой круг вечера, а горе-пациентка на тот Свет… одной ногой.