Текст книги "Нескорая помощь или Как победить маразм"

Автор книги: Михаил Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Теперь прощайте, – махнул Славик эндоскопом, растворяясь в глубине коридора. Настойка оказалась не чем иным, как фенолфталеином – безвредным красителем, который, однако, прекрасно расслабляет кишечник. Нетрудно представить, в какой среде проснётся злостная бабуся.

Покончив с пострадавшей, наш товарищ лёгкой поступью вернулся к машине и, бросив водителю «Домой», победоносно развалился на сиденье. Не успел дядя Слава переступить порог подстанции, как его повторно потрясли утренние вопли начальника:

– Ах же вы, дегенераты квадратоголовые! Кто же вам выдал халаты-то с дипломами? – Карасёв отчитывал трёх интернов, видимо, первый день попавших (реально попавших) на подстанцию. – Вам же даже утки выносить доверить нельзя. Кто же вас в институт-то пустил? Только шесть лет зря потратили. Причём не свои шесть лет, а преподавательские, ибо бесформенный овощ не знает цену времени. Принесите мне ваши дипломчики, я там быстро ошибочку в специальности исправлю, заменив последнюю букву на «г». Да, да, именно так, поскольку вы не врачи, а враги! Вот на фига вы в аквариуме свет включили?! Только я уложил их на послеобеденный сон, так нет. Пришли и ручонки свои похотливые сразу запихали к выключателю. Ну разве не идиоты.

Славик не мог больше слушать начальника. Он молча разделся, открыл чемоданчик, набрал волшебную смесь и пошёл лечить больного. Больного Карасёва…

Постскриптум. Бабулька, очнувшись в мокро-каловой кровати, резко ощутила полное излечение от признаков маразма. С тех пор «скорая помощь» не получала от неё ни одной заявки.

Вызов № 76 ТАМОЖЕННАЯ ЗОНА

Я не имею права подписывать

такие исторические документы.

Х/ф «Иван Васильевич меняет профессию»

Разумеется, победить маразм практически невозможно. Ведь это многогранная болезнь. Полиорганическая. Ввиду оного и лекарств от данной нозологии практически нету. В частных случаях, конечно, всплывают отдельные методики (и Славик прекрасно доказал это), но вот глобального средства не существует. И медицина повсеместно бессильно разводит руками.

Однако именно здесь как раз и следует вспомнить про профилактику. В данной нозологии она прекрасно применяется. Да и вообще, она везде прекрасно применяется, если бы не одно «но». И имя этому – Лень. Мол, энцефалопатия-то ещё неизвестно когда будет, и будет ли, а вот жирная пища, диван и лежачий образ жизни здесь и сейчас. И менять их на гимнастику, диету и бассейн крайне не желаемое занятие. А вдруг пронесёт? Однако даже относительно молодые личности, не являющиеся пациентами нашей больнички, доказывают: не пронесёт.

Как вы уже помните, иногда в нашу клинику «Последний путь» приезжали сотрудники Пульковской таможни универсальной (ПТУ сокращённо). Приезжали они, разумеется, не одни, а привозили с собой дюжину-другую близких нам соседей, южных таджиков. Делалось подобное ввиду того, что «славные» гости из солнечного Жикистана наладили поставки ядовитых наркотиков (а других не бывает), кои и пытались провезти в наше Царство. Не вдаваясь в подробности, насколько убийственна для человечества (и временно отошедших от него людоподобных существ) наркотическая угроза, сфокусируем своё внимание на способе попадания к нам подобных веществ. Сразу скажу: их немало. Но поскольку наша больничка располагается рядом с аэродромом, то и поведать вам смогу исключительно про воздушный способ переправки.

Итак, абориген в солнечном Жикистане, получив тысячу долларов, берёт и кушает упакованные в компактные контейнеры (капсулы) наркотики. Если желудок у него натренирован к растяжению и примет в себя рекордное количество подобных контейнеров, то есть шанс получить ещё немного денежки. Правда, если его на госгранице не задержат. В подобном случае заработок составит около семи лет колонии строгого режима. И это не самое страшное наказание. В Таиланде, например, смертная казнь. Однако и увидеть что-нибудь запрещённое к провозу внутри человека невоспитанного – тоже задача не из лёгких. И таможенники действуют по методу тыка. Иными словами, они тычут пальцем в подозрительных лиц, хватают их вместе с багажом и везут в ГБ, на рентген. Отчего в аэропорт нельзя закупить хотя бы одну просвечивающую установку, автору неизвестно. Видимо, не положено. Приобретать дорогущие иномарки для чинуш положено, а необходимую для безопасности населения аппаратуру – нет. В любом случае рентген-установки ближе, чем наша больничка, вам не найти. Впрочем, как и пульковским таможенникам тоже.

Однако не стоит думать, что в арсенале у пограничников имеется лишь тыковой метод. Нет. Ведь иной раз из Жикистана тем же рейсом прибывали конкретные ориентировки на наркокурьеров, и тогда у всех случался праздник. Праздник попы (ничего общего с академическим праздником не имеющий). Да-да, именно так. А как вы думали, проглоченные контейнеры ещё достать можно? Яркий показатель, насколько наркотики грязное дело.

Стандартная процедура изъятия не быстра. Тем лицам, у кого в животиках находят капсулы с наркотиком, делают волшебную процедуру колоногидротерапии. Или, по-нашему, просто клизму. Старую добрую клизму. После берут и присаживают испытуемого (можно так сказать?) на ведро. И вот он сидит. Старается не тужиться. И даже всеми силами зажимает свой нижний сфинктер. Однако превосходство клизмы над кишечником неоспоримо. И вот в какой-то момент – о чудо! – в ведёрко начинают сыпаться овальные штучки. Дабы не задохнуться (ведь контейнеры выпадают не в одиночестве), таможенники стоят чуть поодаль. В руках у них всяческие спреи и дезодоранты. Иногда, когда попадается особо вонючий клиент, люди в форме надевают респираторы. Но коли пойманный нетоварищ покушал ещё на родине, то и эти средства защиты не спасают. В подобные мгновенья весь контингент приёмника открывает окна и выходит на улицу. Метров на пятьдесят, не меньше.

И вот когда уже почти всё выкакано, курьер идёт в туалет и там тщательно, с мылом (три раза помой, собака!) отчищает предметы раздора. Так сказать, отделяет зёрна от плевел. Ну и финальная стадия – это промывка капсул в растворе аналита. Оказывается, таможенники никому не доверяют, даже мылу.

Однако сейчас мы поговорим не о моющих и дезинфицирующих средствах. Нет. Хочется поведать вам о рекордах. Как вчера помню, один из солнечных весенних дней, когда в нашу ГэБэшку привезли пойманного по наводке гражданина Жикистана.

– Что-то вы сегодня мало народу привезли, – заметил таможенникам наш Михалыч. – Обычно автобусами, а тут..

– Да сегодня прорабатываем ориентировку, – оправдались люди в форме и тут же добавили для непонятливых: – Здесь стопроцентный верняк.

Ладно. Взяли пациента, отвели на рентген. Плёночка, кассета. Не дышите. Проявитель и фиксатор. Вот, гляньте. О-о-о! Даже лаборант похудела. Таможенники же схватили снимок – и в приёмник. Поймали медсестру. Со словами: «Угадайте, чей?» показали фотки. Стало понятно, что сейчас наступит колонотерапия и всеобщее «счастье». Сестра пошла за физраствором и клизмой. В общем, классический финал последних метров наркотрафика. Ничего нового.

Однако таможенникам стало скучно. Глядя на снимок, даже медикам закралась греховная в голову мысль, что на этом можно делать ставки.

– Ставлю пятихатку на сто семьдесят капсул, – бодро заявил один из госработников.

– А я думаю, что двести, – признался второй и достал хрустящую банкноту.

– Четверть тыщи, не меньше, – резко встрял Михалыч и, протянув купюру с изображением города-героя Архангельска, закончил цитатой из фильма «Обыкновенное чудо». – Доктор тоже человек, у него свои слабости: он жить хочет! Разрешите поучаствовать?

– Да пожалуйста, – обрадовались медицине таможенники и, забрав деньги, почти хором воскликнули: – Только рекорд пока двести двадцать, и у того без рентгена всё выпирало.

– Тогда предлагаю удвоить ставки на предмет вылупления нового чемпиона? – академик хитро прищурил зенки.

– Легко! – подпрыгнули люди в форме и отобрали у Михалыча ещё пятьсот рубликов.

Безусловно, то была самая долгоиграемая ставка в истории всего букмекерского движения. Южанин отдавал капсулы неохотно и растянул удовольствие на трое суток. Стандартный маршрут: ведёрко – раковина – аналит с каждым днём отрабатывался с всё большим профессионализмом. Контейнеры мылись и считались. И вот ближе к финалу стал определяться победитель. В конце вторых суток со своей ставкой попрощался первый таможенник. В начале третьих – второй. Он раздосадованно плюнул в умывальник и словом «засранец» верно охарактеризовал личность наркогостя. Как итог, победу праздновал Михалыч: 268 капсул! Новый мировой рекорд. Взяв выигранные денюжки и взглянув в печальные глаза таможенников, академик однозначно для себя отметил, что в ближайшие два-три месяца летать через аэропорт Пульково лучше не стоит.

Убрав «капустку» в бумажник, наш товарищ хотел было развалиться на диване, как вдруг из коридора послышался какой-то ор. «Опять больного, что ли, привезли», – подумал академик и, схватив фонендоскоп, оперативно выскочил в вестибюль.

Его светлому взору предстал начальник таможенной службы и представители приёмника: медсестра и санитарка. Кто издавал ор – стало сразу понятно.

– Я ещё раз вам повторяю, – нагнетал начальник. – От вас требуется подписать акт о том, что столько-то штук промыто аналитом!

– Ага, – отмахивалась медицина. – А потом по судам ходи, показания давай? Нет уж. Берите вон пациентов. Или родственников их. У нас и без вашего геморроя хватает.

– А я приказываю подписать! – колотил голосом человек в форме. – Подписать! А не то прикую вам тут таджика наручниками к батарее, обведу круг зелёным маркером и скажу, что это таможенная зона!

Михалыч и медики упали. Ржач, охвативший их, сильно подкосил ноги. Таможенная зона. Вот придумок.

Спустя пять минут, когда смех хоть немного отпустил, сестра с санитаркой направились работать, не забыв бросить на прощанье:

– Рисуйте, рисуйте. Мы здесь хоть «дутик» откроем.

Начальник хотел было их задержать насильно и воспользоваться-таки маркером, как обещал, но природное чутьё его остановило. Ведь «дутик», он же duty-free, – магазин беспошлинной торговли, организованный в подобном случае медработниками, затмит не только наручники. Он с лихвой окупит и торговца, и весь отдел таможенной службы, и ещё бог весть кого без особого труда. И это знали все.

Повернув голову в сторону смотровой № 2, тяжёлой поступью начальник направился искать понятых.

Вызов № 77 ОН БЫЛ ТРЕТИЙ

Если бабулька живёт от вас в двух кварталах,

то это не лишает её возможности вам навредить.

Первый закон медицины

То, что от энцефалопатии одного кадра страдает целая куча медиков, ещё не самое печальное в нашей сумбурной жизни. Многие мои коллеги постепенно адаптируются и воспринимают происходящее не более чем профессиональную вредность. Ведь она присутствует у всех. Вредность эта. И у сталелитейщиков. И у штукатуров. И даже у космонавтов, хотя поначалу кажется, какая здоровская работёнка – в космосе поболтаться. Вот и люди в белых халатах тоже постепенно на проблему маразма смотрят как на что-то внеземное. Ну не может человек в два года от роду быть ангелом, а уже в сорок конченым негодяем. Нет-нет, это точно не человек.

Однако если бы лишь только одним вредом для медиков заканчивалась история с деградирующими на мозг больными, это было бы полбеды. Но чаще всего страдания переносит всё человечество (и я сейчас не говорю про безумных политиков), пусть даже и не знакомое лично с виновником своих злоключений.

Утро наступило привычно. Ровно в шесть ноль-ноль, точно будильник, «скорую помощь» потряс звонок женщины-бабки. Якобы боли в сердце. Два квартала от подстанции. Чемодан в зубы, промёрзший салон и слабодышащая печка. Когда тронулись, в диспетчерской вновь задребезжал телефон. И вновь похожий вызов. На такой же адрес к старой знакомой. Любительнице кардиограмм и ручного тонометра. Ещё полтора квартала. Спустя ещё семь минут, когда парковались у порога первой пациентки, диспетчер приняла третий вызов. Мужчина, пятьдесят пять, боли в спине, слабость. Ему приказали: ждите, благо вы рядом с подстанцией, и когда врач отзванивался, передавали «третьего» после сердечной любительницы.

Первая бабка не удивила. Скажем честно. Утром у неё что-то в груди кольнуло и куда-то исчезло. А поскольку у нас в народе закрепилось право на бесконтрольное дёрганье «скорой», то она мгновенно бросилась к телефону и набрала избитые «03». Частоту прозвонов медработников, как никто, подтверждал кнопочный аппарат связи, на котором из всех цифр до неузнаваемости оказались стёрты лишь те два символа, относившиеся к медицине. Врач сразу приметил неопровержимую улику и обошёлся лишь пятипроцентным раствором анальгина.

Вторую пенсионерку док знал в лицо. Ведь это именно она, завидя на папке фельдшера жирную надпись

НАПРАСНО ВЫЗВАЛ «СКОРУЮ» – УБИЛ ЧЕЛОВЕКА

потупленно отводила глаза и делала вид существа, которому высказывают претензии, а он не слышит. Да не нужно быть психологом, чтоб увидеть, как надпись бабку давит, терзает и мучит. А ещё и фельдшер, собака, прям перед носом этой папкой крутит. Ну не может она без плёночки! Не может. Кому-то сладкое, кому покурить, кому ещё чего – у каждого свои слабости. А ей всего лишь ЭКГ и тонометр. Или просто ЭКГ, если врач уставший. Ведь эти плёночки. Работа сердца на бумаге. Хоть в рамку вставляй. Но на вооружении медицины лишь однополосники, и пока пройдут все двенадцать отведений, можно книжечку сложить, какие там «портреты». Стопка подобных книг лежала в серванте и располагалась ранжирно, по датам. Врач, конечно, не хотел тратить время на бессмысленные исследования, но предстоящее написание объяснительных в ответ на жалобы ценителя изобретения Виллема Эйнтховена чётко давало понимание несопоставимости временных затрат на первое и второе. Итог предсказуем: ЭКГ с давлением как у кандидата в космос.

Третий адрес у подстанции. Шестой этаж. Лифт сломан. Одно радует. Судя по возрасту и полу, вызов не пустой. Зашли. Женщина открыла дверь:

– Пожалуйста, проходите, – пригласила она. – Мужу вроде получше. Он только что лёг поспать.

Поспать? Если человек отдался Морфею через сорок минут после вызова «скорой», то вероятен всего лишь один сон. Сон вечный. Медработники, не моя рук, бросились в спальню.

Слишком поздно.

Слишком.

Мужчина действительно спал.

Крепко спал, без храпа.

Дремал спокойным вечным сном…

К сожалению, он был третий.

Вызов № 78 ЗВЁЗДЫ

Педиатр осмотрел новорожденного,

и после лёгкого шлепка по ягодицам

он вздохнул и закричал.

Из истории болезни

Разумеется, не стоит полагать, что все беды от наших пациентов. Нет, конечно. В Здравоохренении тоже косяков хватает. И доктора далеко не боги. И вообще, между нами, врач – это призвание. И опыт. И психология. И ещё что-то. Тем более в столь неточной науке, как медицина. Посему на нашу деятельность множество разных факторов влияет. Например, усталость. Начальство. Общественный транспорт. Обшарпанные стены. И даже погода!.. в космосе.

Танечка душечка, хрупкая девушка, ожидала второго ребёнка. Выбрала роддом № 222 на Фурдштатской (там же, где и центр Простатологики, – см. вторую часть эпопеи) и ближе к сроку залегла в него незамедлительно. Учитывая, что бесплатно в лучшем случае лишь не навредят, но вряд ли помогут, она заключила хозрасчётный договор и за три дня до планового кесарева сечения расположилась в просторной двухместной палате. Холодильник, телевизор, вежливый персонал. В общем, как в классике: ничего не предвещало беды. Если бы не одно но…

Погода.

– Ну, моя хорошая. Уже делали под эпидуралочкой? – ласково поинтересовался анестезиолог, набирая препарат для спинномозговой анестезии.

– Если это когда весь низ не чувствуешь, то да, – согласно закивала головой Татьяна. – Утверждают, так меньше вреда для организма.

– Это точно, – подтвердил врач истину и, вспомнив старую медицинскую поговорку, добавил: – В хирургии говорят: одна большая операция – минус десять лет от жизни. И здесь трудно возражать. А всё от него, от общего наркоза.

С этими словами анестезиолог сделал укол и медленно ввёл препарат в спинной мозг. Началось покалывание, лёгкое онемение, онемение, онемение…

Дальше дело не пошло.

Танечка пребывала в спокойном неведении.

– Да уж, представляю какой удар по организму, если человека режут да кишочки мнут, а он спит точно убитый.

Привезли в оперблок. Уложили. Накрыли. Иголочкой потыкали. «Ну как? Не чувствуется?» Вроде бы нет. А может…

Когда начали резать, Танечка осознала, что, скорее, может. Сильно может. Но как любая русская женщина, она терпела, стиснув зубы, вдруг лекарство ещё не дошло?..

Когда обнажилась матка, роженица подала весточку:

– Мне больно, – негромко простонала она. – Я чувствую, как вы там копаетесь.

Белохалатчики, не замедляя темпа, бросили боковой взгляд на пациентку, после чего ведущий хирург выложил фразу, ставшей впоследствии бессмертной, поскольку она оказалась самой цитируемой среди всех сотрудников реанимаций и хосписов нашего Царства. Он изрёк, дословно:

– Сегодня уже вторая пациентка на подобное жалуется, – врач ловко щёлкнул зажимом на сосуде. – Похоже, звёзды не так сложились.

«Звёзды? Нет, это у вас п..ды (извините за выражение) не так сложились!» – Танины мысли прыгали по извилинам. Оказывается, уже второй раз накосячили с наркозом, а выводов нет. Как так? Однако трогательному читателю не стоит думать, что операция изменила своё течение. Ни в коем случае. Медики дорезали Танечку, после чего зашили рану и отпустили восвояси. Через семь дней, разумеется. Не сняв швов, конечно же. Классика. Пришлось напомнить про ниточки, и тогда их быстренько удалили из живота. Финиш. Дом. Свобода. Любимый горшочек…

Правда, обыватель, думающий о конце истории, ошибётся во второй раз. Ведь в медицине ещё есть и отсроченный вред.

Через сутки данный вред и проявился: послеоперационная рана начала нагнаиваться. Танечка, шустро подскочив, пулей устремилась в роддом. Даже чуть малыша не забыла.

– Что-то у меня там того, – пожаловалась она эскулапам. – Болит и кровь сочится. Это ведь не нормально?

Гинекологи глянули, дико усмехнулись и сказали:

– Хе-х. Ничё страшного. Мазью обильно поливайте, и всё пройдёт.

Через три дня страдалица вновь обивала пороги медучреждения.

– Продолжайте лечение. Пихайте мазь глубже, – успокоили медики и сами втёрли в рану очередную порцию «Левомиколя».

Через неделю родившаяся под не той звездой лицезрела свой живот и поняла, что с этим нужно что-то делать. Поскольку в третий раз на одни грабли наступать не хотелось, да и к тому же ковш Большой Медведицы расположился в созвездии Венеры, за квалифицированной помощью Танечка обратилась в другое медзаведение.

Хирург осмотрел рану и тихо ужаснулся. Несмотря на ничуть не изменившееся лицо, это легко читалось по его глазам. Стресс от увиденного напрямую подтвердил вопрос, который задал эскулап.

– Что это??? – он ткнул пальцем в сторону белого, свалявшегося комка лекарственного средства, застрявшего между зияющими краями раны.

– Мазь, – спокойно констатировала Таня и прибила медработника окончательно: – Мне в роддоме подсказали так делать.

– Хорошо, что предупредили, – криво улыбнулся хирург, – А то я уже хотел выковыривать и на биопсию отправлять. Никогда не подумал бы что это – мазь.

В общем, Таня лечилась два месяца. Слава доктору, никаких осложнений больше не приключилось. Ранка зажила, и лишь редкая боль, реагирующая на погоду, напоминала о тяжёлых женских страданиях. Жизнь продолжалась…

…Впрочем, как и наша история. Глупо предполагать, что всё обошлась столь дёшево.

Ведь в роддоме, помимо Тани, находился и её новорожденный ребёнок. Его медики тоже не могли обойти стороной. Так, на второй день появления на Свет малыша роддомовские, следуя стандартам, решили проверить его слух. Взяли америкосский аппарат, долго и упорно снимали аудиограмму, после чего выдали: глухой!

Танечка в шоке, падает в обморок и цепляется за воздух. Перед глазами несчастное детство, специализированная школа и психологическая травма. И, конечно же, раз в год подтверждение инвалидности.

Однако как медикам ничего не стоит убить человека своим заключением, так же им и легко его реанимировать. Аналогичным способом.

– Да вы не волнуйтесь, дамочка, – лилейно прошептала медсестра. – У нас аппарат в половине случаев ошибается. Техника-то импортная, технически сложная, а специалиста, умеющего на ней работать, нет. Оттого и погрешность недюжая.

– А зачем тогда исследовать? – изумлённо задала риторический вопрос Татьяна, но сестра на него неожиданно ответила.

– Положено по стандартам. Национальный проект «Здоровье». Это вам не хухры-мухры.

С этими словами белый халат свернул заморскую технику и удалился прочь, давая пациентке возможность проникнуться силой нашего Здравоохренения и мыслью, что действительно «не хухры-мухры».

Но окончательно в тот вечер Танечку пришла добивать педиатр. Она посмотрела заключение, затем красные, намокшие глаза юной мамы и порадовала:

– Ну, милочка, не нужно так убиваться. У меня вон бабушка с дедушкой глухонемые. И ничё. Прожили всю жизнь…

Успокоила.

Дальше по-любому без комментариев.

Только слёзы ручьём.

Вызов № 79 ОСНОВНОЙ ПОКАЗАТЕЛЬ ПРОФЕССИОНАЛИЗМА

Если у врача ни одного умершего пациента,

то он бездельник!

Второй закон медицины

Для слабонервных читателей сразу спешу заметить, что погрешность аппарата оказалась намного выше, чем заявлялось сотрудниками роддома. Это факт. Ведь Танин сын просыпался даже от несильного шума. Вряд ли он мог улавливать децибелы обонянием. Всё же надо нам пересмотреть имеющиеся стандарты. Надо. Или выучить нормальных специалистов. Первое, разумеется, сделать проще.

Вот заикнулся про стандарты и сразу вспомнил, что наши чинуши из Здравоохренения в вопросе качества помощи стремятся пойти ещё дальше. Они подумывают ввести балльные системы и прочие механические критерии для оценки профессионализма подчинённых им медработников. Но, гоняясь за превалирующим количеством оценочных показателей, все забывают про то, что уже с незапамятных времён существует одно бесспорное мерило истинного профессионализма. И имя этому показателю – процент смертности.

Для тех, кто не в лодке, поясню, что речь идёт о древней хирургической поговорке. Она гласит: «У каждого хорошего хирурга есть своё маленькое кладбище». Ясно-понятно, что у плохого хирурга кладбище гигантское. Однако постепенно сия поговорка распространилась далее владений хирургии, в стан терапии. На сегодняшний день она актуальна и в остальных специальностях.

Поступала в стационар южанка с остеохондрозом. Защемление, люмбалгия, ишиаз, родственники. Всё как положено. Вообще, южные люди, попадая в нашу Северную столицу, с трудом переносят все тяготы и лишения холодного климата. А вследствие и заболевания у них протекают ярче. И болевой синдром в разы крепче, нежели у прочих.

Итак. Поступила, значит, жительница Хачистана к нам, стонет тонким голосом, режет перепонки окружающим. Родственники наперебой горланят:

– Эй, слышь, сдэлай укол какой-ныбудь, а?

Денис, наш бессменный (или бессмертный?) медбрат, бежит и телеграфирует на неврологию: «Приёмник – Юстасу. Срочно заберите больную».

Спустя время хондрозную забирают, и в смотровые возвращается умиротворение.

Однако недолго радовался покой. Вечером в холле замаячила сумасшедшая родственница, которая сразу же напала на Дениса.

– Где мне найти мэдсэстру? Там нашэй Гюзэль плохо.

– Э-э-э. – Диня растерялся и, переместившись поближе к пандусу, предположил: – На отделении, очевидно.

– Нэту её! – приблизилась оппонентка и ударила вторым вопросом: – А врач где?

– Да я-то откуда знаю. Здесь ведь приёмник. Вы поищите их на отделениях, – медбрат уже вышел на улицу, где предался в объятья летнего тёплого вечера. Но сердобольная не отставала от него.

– Это бэзобразие! В восэмь часов нэ найти ни аднаго сотрудника. Что за ужасная болничка. Кошмар! – дама выдохнула и, набрав полные лёгкие воздуха, кончила: – Вот поэтому у вас и кладбищэ большое.

Денис встрепенулся, обернулся и хотел было что-то возразить, но возмущённая уже довольно шустро семенила обратно. Внутрь. В больницу. Прочь от кошмарного и неимоверного кладбища. Старого, послевоенного и мемориального.

Вызов № 80 ПОМОЩНИК

За десять дён одному не справиться,

тут помощник нужен – хомо сапиенс!

Х/ф «Формула любви»

Удивительно, но факт. Погост вблизи медучреждения. И даже каждый сотрудник больницы не единожды размышлял о философском местоположении своей больницы рядом с мемориальным кладбищем и церковью. Мол, полечили, отпели и можно закапывать. Единственная проблема, что в земелюшку рядом с больничкой вот уже почти шестьдесят пять лет никого никогда не подхоранивали. Всё-таки память о жертвах фашизма.

Но не все граждане историю своего города помнили.

И жизнь их за это сурово наказывала.

Наступило лето. На липах, стоящих частоколом между больничкой и кладбищем, активно распевали птички. Листья светились хлорофиллом и чудесно покачивались на ветру. Погода стояла тёплая и приятная. Как раз самая та, чтобы не работать. Но медицина столь просто не отпускала. Больничка продолжала трудоголить несмотря на благоприятные метеоусловия. Как говорится, «не хотите по-хорошему, будем лечить». И мы следовали по стопам Эскулапии и лечили людей, а не болезни. В общем, всё так, как завещал великий Боткин.

В ту смену я батрачил с Денисом. Ввоз тел в приёмник протекал откровенно слабо, впрочем, как и всегда в мои суточные дежурства. Дениска, помня про факт «Орловский на смене – болезни в отпуске», поднялся на хирургическое отделение и напросился постоять четвёртым ассистентом. Спустя три часа, когда все оперативные вмешательства окончились, он спустился вниз и, уставший, плюхнулся на диване. Бурность прошедшей работы отчётливо виднелась на его штанинах. Ровно там, где заканчивался стерильный халат и ниже, отчётливо «красовались» жирные пятна крови.

– Ну, как? – поинтересовался я. – Завалили кого-нибудь?

– Не-е, обошлось, – выдохнул медбрат. – Своё маленькое кладбище я пока не расширил.

В этом месте автор, как лицо непосредственно выполнившее множество оперативных вмешательств (спасибо, Акамедия), хочет пояснить, что мой сарказм относительно завала кого-нибудь всплыл не случайно. Ведь любые операции – это всегда определённый риск для жизни. И всё в основном от наркоза. Представляете, как требуется накачать человека, дабы он спал аки младенец, пока в его кишочках копаются люди в белых халатах? А? Ведь недаром у хирургов даже есть поговорка: «Одна операция – минус десять лет от жизни». Это у пациента, добавляю я. И минус столько же у доктора, если клиент умер. И ещё пять, если всё это попадёт на нашу ЛКК.

Итак, мы сидели на диване и ждали светлого будущего. Денис был в крови, а я – в учебнике по нервным болезням. Всё же моя специальность «семейный доктор», если кто забыл. Да и изучаемая патология в наши дни превалирует. Причём даже у здоровых, казалось бы, людей.

Где-то около семи часов вечера привезли первую и последнюю (всё же со мной даже в среду хорошо дежурить) пациентку. Пенсионерку с язвенной болезнью желудка. Как и полагается, плохо ей сделалось утром, но за помощью она обратилась лишь вечером, когда почти все нормальные специалисты попивали чай у себя дома. Классика жанра, так сказать.

Дениска оформил историю, я быстренько осмотрел и срочно направил на эндоскопию (ФГДС сокращённо), а то был шанс, что и последний хороший специалист (а плохих не бывает, так как это уже не специалист) уйдёт домой. Кабинет эндоскопии работал до восьми.

Здесь опять требуется выполнить отступление. Вот наш народ почему-то свято верит, что любые медицинские услуги он может получить круглосуточно. Он ждёт день, два, три и лишь ближе к ночи решает: хватит. Время вышло. Нужно срочно к медикам. И ведь никто не инструктирует, что, мол, если на третий день само не прошло, звоните! Что-то я ни одного подобной агитации не видел. А происходит именно так. Ждут, ждут и ночью – привет. А затем: пустая больница, вскрытие и плачущие родственники. Полная непривлекательность. Ведь во многие структуры мы обращаемся в рабочие часы. И даже в милицию: если вас кто-то собирается прирезать, вы не будете ждать до вечера, а вдруг рассосётся. Нет. Или, не дай бог, пожар. Никто же не машет рукой: «а, день-два потерплю, может, само пройдёт». Так почему все думают, что со здоровьем может быть как-то по-другому? Если вы ещё не сделали выводы из предыдущих историй, то просто поверьте мне на слово. С болячками всё так, как на пожаре.

А иногда и быстрее.

Но вернёмся к нашей пациентке. Сходила она на ФГДС и быстренько вернулась в приёмник. Я не удивился. Сергей Максимович, наш специалист функциональной диагностики, слыл профессионалом высшей пробы. Однако пенсионерка и сопровождающая её дочь заявили мне сразу.

– От исследования мы отказались.

– Что так?

– У вас там врач пьяный. Мы к такому не пойдём! Это возмутительно.

Про слабость Максимыча я знал. Как в 16:00 нашу больничку покидал почти весь медперсонал, так и из эндоскописта в это же время уходил доктор. При подобном тяжёлом труде оное, впрочем, и не мудрено. Важно лишь одно. Несмотря ни на что, ручки по-прежнему помнили своё дело.

– Разумеется, – начинаю деликатно. – Я с вами согласен, что пить на службе нельзя. Но дело в том, что доктор работает ещё и в детском стационаре. А после месячных и годовалых детишек выполнить процедуру на взрослом он сможет даже с закрытыми глазами.

– Ничего не знаем. Давайте нам другого специалиста.

– Где же я вам его возьму? – приподнимаю брови в небеса. – Кроме того, если уж речь зашла о специалистах. Завтра будет работать другой врач, женщина. Но лично я лучше пойду к нетрезвому Сергею Максимовичу, нежели к ней. Опыт-то не пропьёшь…

Однако больные женщины категорически не соглашались ложиться и настаивали на профессионале.

И тут в голову пришла страшная фраза из кинокомедии «Свадьба в Малиновке»:

– Да хлопцы у нас абсолютно мировые. Форменные звери! Вроде меня.

Дамочки задумались, хоть и до этого казалось, что они о чём-то размышляют. Делать нечего. Пришлось применить панацейную психотерапию. Для сего действа я вывел их на пандус и показал в сторону кладбища.

– Хорошо, – вежливо выдыхаю. – Займусь вашей диагностикой и лечением лично. Как раз пару свободных мест на кладбище завалялось. А то вчера как-то ударно поработали. Заодно и медбрат освободился. Щас быстренько мне поможет. Упакуем всё в лучшем виде.

Больная с дочкой переглянулись. Их светлые взоры упали на погост. Как по заказу, там шли реставрационные работы. Песок, щебень и земля возвышались исполинскими кучами. Поблизости частоколом торчали лопаты, оставленные рабочими. А затем они увидели Дениса в светло-зелёных кровавых штанах. Он вышел воздухом подышать. В общем, пазл довершился.