Текст книги "Нескорая помощь или Как победить маразм"

Автор книги: Михаил Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

– Надежда Валентиновна, срочно давайте отчёт.

– Так я же в отпуске, Елена Борисовна, – озвучила та известную практически всем информацию.

– А меня не волнует, – по-военному фыркнула ЕБэша. – Или завтра я вижу грёбаный отчёт, или послезавтра вы получаете свою трудовую книжку.

Разумеется, обескураженная подчинённая, отдыхавшая в тот момент на море, выбрала второй вариант. Только, конечно, не послезавтра, а сразу по возвращении из отпуска. К трудовой прилагался расчёт и приказ об увольнении.

Для руководителей высшего звена стоит заметить, что мстительная ликвидация сотрудников, кроме эгоистического удовлетворения, имеет и негативную сторону. А именно: работа, рутинный ежедневный труд, вдруг перестаёт делаться. Раз и всё. Ни отчётов, ни деталей, ни чистых полов (если вы уборщицу уволили), ничего. Найти же нужного и, что более ценно, грамотного работника, как оказывается, не так-то и просто. Ведь в любом деле хочется видеть профессионалов: безответственные кадры никому не нужны. Именно данное утверждение и доказывает упомянутая история с Еленой Борисовной.

Итак, статисты остались без начальника. Но, о, чудо! Освободившееся место Надежды Валентиновны упорно не хотело заниматься. Никем. Единственная подчинённая отказалась идти на повышение, мотивируя, что ей и здесь хорошо. Делать нечего. Пошли, так сказать, на параллельный производственный рост. Заведующей отделом статистики поставили сестру-хозяйку одного из отделений. Грамотная работа с персоналом, ничего не скажешь. Как итог: квартальный отчёт сдавали девять раз, но так и не сдали. Профессионалы.

Разумеется, когда зашла речь о планировании, ЕБ уже не стала беспокоить новую завстатистикой. Понадеялась, так сказать, на свои силы. Спустя буквально недельку бессонных ночей месячный план тяжёлым грузом лёг на полку в злополучной статистике.

Не успела Степашундра расслабленно развалиться в своём кожаном кресле, как на столе заплясал служебный телефон.

– Елена Борисовна, – в трубке зазвучал тревожный голос настоящей сотрудницы статистики. – Вы тут нам планы прислали, но они ни в какие ворота не лезут.

– В смысле? – озадачилась экономист.

– Ну, в смысле туши свет, караул и обморок.

– Выражайтесь яснее. В чём проблемка?

– Проблемка? Да я бы сказала проблемище! У вас почему-то получается, что девятьсот больных используют в нашем стационаре всего двадцать пять койко-дней. Так не бывает.

– С чего это вдруг не бывает? – «Кадровичке» трудно давалась арифметика, тем более по телефону.

– Ну, сами подумайте, – словно младшей дочери, сотрудница пыталась объяснить азы. – Если они пролежат хоть одни сутки, то выйдет как минимум девятьсот дней, а меньше недели у нас мало госпитализаций.

– Да? – Казалось, что ЕБэша задумалась.

– Разумеется. Никуда такие выводы не годятся.

– Ну, раз вы опровергли мой отчёт, – сказала она, – вот тогда сами и занимайтесь планированием.

И не дожидаясь встречных возражений, старший экономист резво повесила трубку. Ещё через секунду она выдернула из розетки шнур. «Эх, как же тяжело с непонятливым персоналом, – думала усталая ЕБ. – Ни отчётов, ни планов, ничего не могут».

Вызов № 58 КУДА БЫ ВАМ… ТОГО?

Больной заявил, что мочеиспускание у него в последнее время

сопровождается нестерпимым удовольствием.

Конечно, то, что ЕБ Степашундра оказалась, мягко говоря, не сильна в документации, никак не повлияло на проведение комбинаций с собственным обогащением. На пару с Дуровцевой за тройку лет совместной работы экономист «заработала» на две трёхкомнатные квартиры и парочку импортных автомобилей. Благо, схем для допкапитала существовало порядочно. Чего не скажешь о самих схемах (это я сейчас про порядочность). Ведь премии сотрудникам, субсидии от правительства, ремонт больнички и иные госденежки – всё шло в карман к блестящей ЕБ (блестящей, так как от хорошей жизни она растолстела и блестела на солнце, точно кусочек сала). И даже спонтанно родившуюся возможность урвать ЕБ никогда не пропускала.

Разумеется, скептический читатель, избитый нашим Здравоохренением человек, поспешит открыто заявить: мол, у вас там все гребут. Ведь частенько возникают слухи о вымогательстве в стане врачей. Некоторые докторишки, например, прямо озвучивают суммы, а некоторые сыплют недвусложными намёками, как из рога изобилия, настолько умело, что прямо диву даёшься. Так что не надо поносить здесь начальство (в слове «поносить» ударение оставляется на выбор читателя. – Примеч. авт.). Ну что ж, подобная позиция имеет право на существование. Агрессивно спорить не стану. Действительно, в наши дни встречаются алчные медики. Но именно в этом месте хочется вам ответить словами из известной песни: «Я вам не скажу за всю Одессу, вся Одесса очень велика». Так и у нас в больничке. Ни денег, ни намёков пациентам не представлялось (хирурги, попавшие под оброк главврачихи, не в счёт). И слава богу. Да какие там взятки. Я расскажу вам даже больше. В итоге длительных отношений с больными пациенты с нас сами денежку поимели. Причём немалую денежку. Пусть и случилось это косвенно, да и разбогатеть они толком не сумели.

В понедельник прорвало канализацию. Затопило подвал. Крысы, берегись. А подвал, как вы понимаете, он приёмному отделению брат и сват. То бишь иными словами, находится рядом. Доказательством последнему факту стал едкий запах, мгновенно расползшийся по смотровым, регистратуре и процедурке. Сотрудники покоя схватились за носы, понадевали маски и ну названивать сантехникам. Сантехники прибыли быстро, как «скорая», минут через двадцать. Некоторых медиков уже подташнивало, отдельных вырывало, но, по крайней мере, никто не умер. Все забаррикадировались в регистратуре и с настежь открытым окном наслаждались чистым воздухом (относительно подвала чистым, как вы понимаете). Неожиданно в окошке образовалась голова мастера-сантехника.

– Хе-х, – усмехнулся он. – Хотите посмотреть, из-за чего весь сыр-бор?

– Не-а, – замотали головами медработники и все как один придвинулись ближе к окну.

– Ну, что же вы всё какну, да какну. Не бойтесь, – успокоил мастер. – Мы уже всё заделали. И проветрили. Просто подобная аномалия мне на глаза ещё ни разу не попадалась.

Люди в белых халатах неуверенно отворили дверь и проследовали в подвал. Там на цоколе, обмазанная фекалиями и пропитанная жёлтой жидкостью, находилась приличная куча из нечто. При внимательном рассмотрении нечто разделилось на памперсы, наволочки, простыни (!) и прочий хлам. Ах вы!.. Медики в шоке вернулись обратно.

– Ни фига себе больные пошли, – возмущалась медрегистратор Галина. – Мало от них моральных бед, так они ещё и канализацию засорили!

– Нет, ну ладно там памперсы, – подхватила Вера Дивановна, – хотя и не ладно. А простыни-то, простыни. Причём же не одна. И не две. Их же, пожалуй, пропихивать надо.

– Дома-то у себя, наверное, не гадят, – заверила всех санитарка Марина. – Что за народец?

Повозмущавшись так минут с десять, поражённые медработники взяли и продолжили работать на благо, как теперь выяснилось, вредителей. О теме с канализацией постепенно забыли. Дня на два, не дольше.

В среду на утренней пятиминутке заведующая отделением напомнила о недавнем инциденте.

– Здесь на днях канализацию затопило и прорвало, – устало сообщила она. – Случилось подобное ввиду массового, я подчёркиваю, массового сброса предметов гигиены с постельным бельём в унитазы. Итоговая стоимость прочистки труб и коллекторов – в районе трёхсот тысяч рублей.

– Ничё ж себе! – присвистнул кто-то. – Фонд страхования однозначно не справится.

– Разумеется, – поддержала Летальевна. – Как вы думаете, откуда эти деньги возьмутся?

– Явно не из наших карманов, – усмехнулся Михалыч. – У меня денег на новый смеситель нет. А тут такое, больное.

– От, Михал Сердеевич попал в точку, – подняла вверх указательный палец заведующая. – Спасение утопающих в каловых массах – их личное дело.

– А что, из бюджета нельзя выделить? – поинтересовалась вторая медсестра, Таня.

– Выделить, конечно, можно. Только вы же прекрасно знаете, в чьих карманах он оседает. В любом случае от нас ничего не зависит… Будем как все.

– Как все? – вспомнился «Тот самый Мюнхгаузен». – Не летать на ядрах? Не охотиться на мамонтов? Не переписываться с Шекспиром?

– Да, – поддержала шутку Летальевна. – По крайней мере, не в рабочее время..

Как и предсказывалось, нужную сумму вычли из зарплат медработников. Раз – и досвидос. На 250 человек персонала не столь уж и много. Всего-то месячное жалованье. А вы говорите – взятки.

Вызов № 59 ПРОКУРАДУРА

А у нас управдом – друг человека!

Х/ф «Бриллиантовая рука»

По тыщёнке взыскали. Канализацию починили. Главврача на Канары справили. Жизнь продолжалась. Да, весьма похоже, что вроде даже и не жаловался никто. Хотя, постойте. Жаловался же один. Михалыч наш. Точно. Он ведь тогда ещё параллели с военными проводил и обречённо вопрошал: «Вот как здесь не стать сутяжником?» В итоге, собрав все известные грехи Дуровцевой, академик оформил их в письменном виде и пошёл в прокурадуру (очень похоже на прокуратуру, только функционируют по-разному).

Прокурадура стояла. Просто стояла. Серое неприметное здание. Фасад, крыльцо, образец по Уставу. Ничего особенного. Единственное, может быть, чем запоминалась данная конторка, были роскошные автомобили сотрудников, одни колёса которых стоили как ремонт нашей испорченной больничной канализации (см. предыдущую главу, если забыл). Но академика не интересовал взяточный персонал про– курадуры. Нет. Михалыч зашёл внутрь и сразу к честному человеку – прокурору. Чего уж мелочиться?

Верховный прокурор Санкт-Путенбурга сидел в кресле из крокодиловой кожи с абсолютно уставшим видом. Тяжесть денежного бремени, свалившаяся на организацию, давила на печень, поджимала лёгкие, мешала сердцу и свисала тройным подбородком спереди и двойным сзади. Прокурор в минувшие выходные отметил своё стотридцатикилограммие. Услышав стук в дверь и возню на входе, он с трудом поднял заплывшие веки. По природе оное действие походило на подъём разводного моста, образ которого, в свою очередь, приходил на ум первым, когда речь заходила о Путенбурге.

– Чего там? – небрежно выдал чиновник.

– Я вам маляву принёс, – Михалыч протянул жалобу. – Вот.

– Маляву? – замерли погоны, уставившись на академика как на папуаса.

Михалыч не упустил возможности воспользоваться ситуацией, процитировав реплику из фильма «Иван Васильевич меняет профессию»:

– Что вы на меня смотрите, отец родной? На мне узоров нет, и цветы не растут.

Прокурор ожил.

– Ладно. Давайте, почитаем. – С великим скрипом рука оппонента смогла ухватиться за представленный листочек бумаги. – Жалоба на главврача больнички Дуровцеву Тэ Вэ. – Прокурор попытался улыбнуться, но подбородки помешали. – Хе-х. Так она же подруга Валентина Ивановича, нашего Пубарха.

– Ну и что? – изобразил академик наивного.

– Хе-х, – во второй раз сделал усилие над мимикой прокурор, но хомячные щёки даже не колыхнулись. Лицо задумалось, глядя на пришедшего, что сыграло на руку в цитировании всё того же фильма:

– Вот смотрит. – сказал Михалыч. – Вы на мне дыру протрёте!

Человеку в погонах ничего не оставалось, как немедленно исполнить свой гражданский долг. Да ещё же и клятву давал, пусть и текст подзабыл. Прокурор беспристрастно полез в стол и достал себе подобную папку. Папка тоже имела складки, три подбородка и пахла массивностью. На лицевой стороне красовалась надпись: «Дело № какое-то. Висяк».

– Так-с, – зашуршал тесёмками беспристрастный. – Давайте посмотрим.

Он быстро пролистал стопку жалоб и, рассоединив скрепитель, положил листочек Михалыча вниз.

– В очередь, – пояснило Его погоносиятельство.

– Да вы хоть почитайте, – подвинул свои брови наверх наш товарищ. – Там бесподобные нарушения!

– Ой, да что я не знаю, что ли, – скривился подбородками сиятельство. – Все вы одно и то же пишите. Как под копирку.

Михалыч прямо застыл от изумления. Вот работнички. Он почесался ниже пояса. За коленку.

– Ну ладно, – снизошли в ответ прокурорские звёзды. – Давайте почитаем.

И они углубились в жалобу.

– Так, так, – прокурор искал по тексту знакомые буквы. – Смотрим. Так. Про это писали. про премии писали. про хирургию тоже писали. так, так. Про ремонт давно писали. что там в конце?.. ага, вот про это, кажется, не писали. Рассмотрим. В порядке очереди.

– В порядке очереди? – недопонял наш академик. – В самом конце, что ли?

– Конечно, – прокурор посмотрел на медика как на ребёночка. – Слушайте. Тут посерьёзней дела пылятся, люди миллиардами выносят, а вы пристали со своими надбавками.

– Так мне тогда тоже можно взять вашу методу? – изобразил экзофтальм академик. – Буду заниматься исключительно агонирующими больными, а те, кто полегче, и подождут годик-другой.

Прокурор хмыкнул, заскрипев креслом, и стало очевидно, что где-то глубоко сжался шоколадный глаз. Все ведь под Богом ходим.

– Ладно, не будем тренироваться в безумии, – заверил правдолюб, – только мне непонятно, что за дело такое, что вы с ним справиться не можете.

– Да вы зомбоящик-то посмотрите, – прокурор показательно высморкался в сторону Михалыча, засвидетельствовав кончину беседы. – Не задерживаю.

Михалыч поморщился в ответ, как на кучку свежих фекалий, и быстро ретировался из прокурадуры.

Смотреть зомбоящик.

Отступление первое ХАЛАТНОСТЬ И ТРУСОСТЬ

Сарделька! Сосиска! Редиска!

Навуходоносор! Петух Гамбургский!

Х/ф «Джентльмены удачи»

Министр охраны Его Величества и Всея Руси Анатолий Шмарович Сюртуков сидел в своём кабинете. На душе скребли кошки, хотя предпосылок надвигающихся бед вроде бы не предвиделось. В особенности с такой-то крышей. Сам Верховный славнокомандующий, император Царства – Вова Вовкович Нитуп (и он действительно отличался умом и сообразительностью). Среди общественности просто – отец Владимир. А ведь как вышло. Случайно. Здесь главное – удачно жениться. Нет, это, конечно, не на дочери Главного правителя (подобные высоты не берутся), но всё же. Супруга Юлька Похлёбкина (в девичестве Зубодриллова) хоть и не славилась красотой, но когда у невесты папа – правая рука Верховного жреца (ещё один чин командующего), тут уже не до внешности. И действительно, ведь как молниеносно сложилась карьера. Садик, школа, институт. В нулевом году он ещё сидел на мебельной фабрике, а через семь лет, в звании старший лейтенант запаса получил должность министра охраны. Хотя фабрика так и не отстала от Анатолия Шмаровича, и даже в министерстве его называли не иначе как «Фанерщик» или «Табуреткин».

В самый разгар раздумий в кабинет министра ворвался телефонный звонок. На столе заплясал первый по важности, красный, аппарат, на котором вместо циферблата располагалась табличка: «Прямая связь с Верховным славнокомандующим. Отвечать не позднее второго звонка».

«Вспомни его, тут и оно», – на ум Сюртукову пришла давняя народная поговорка, но в трубку заискивающим голосом пришлось озвучить иное:

– Здравия желаю, Ваше бесподобие. Чем могу быть полезен?

Отец Владимир, как любой властьимущий, до мозга костей предпочитал коленопреклонство. Но исключительно тет-а-тет. Как говорится, не для масс. При демонстрации широкой публике советниками политически грамотно оказался выбран имидж скромняги, либерала и добродеятеля.

– И тебе не хворать, Толик, – поздоровался Верховный. – У меня тут к тебе дело.

– Слушаю вас внимательно, о Несравненный.

– Толян, – начал Нитуп без прелюдий. – Вот мы изначально как договаривались? Одиннадцать процентов от бюджета, как у всех, а ты чего? Мало того, что двадцать себе в карман кладёшь, так мне ещё добрые люди рассказали, что любовница твоя, эта. как её. Педрильева Женька, госимущество за копейки продаёт. И генералов матом кроет. Непорядок.

– Как продаёт?! – пропустив тему с процентами и генералами, удивился Шмарович. – Ваше обалдение, я не в курсе.

– Да ладно, хорош со мной в дурку-то играть, – выпалил Владимир. – Я же в Фиктивной Службе Бездельников без малого десять лет оттрубил. С подобным опытом можно и предсказывать без проблем научиться.

Толик замолчал. А вдруг пронесёт.

– В общем, расклад следующий, – продолжал Вовкович, не любивший пустотелые беседы за жизнь. – С министра придётся тебя убрать, да и на дамочку твою, скорее всего, дело заведут.

– Ваше офигительство, – взмолился Табуреткин, – а нельзя без шумихи-то?

– Уже нельзя, – отрезал император. – Спалились вы. По-чёрному спалились. Тёлочка твоя в тринадцатикомнатных палатах живёт. Да и ты тоже не сильно шифруешься.

– Так у Женечки же четырёшка стандартная, Ваше поразительство, – вторая буква в слове «поразительство» была произнесена своеобразно, между «о» и «а», но оппонент этого не заметил.

– Толюня, лапшу можешь для журналюг оставить, – предупредил Самый-самый. – То, что она там стены посносила и получила пятидесятиметровые комнаты, сути не меняет. Вы хоть бы не борзели по-чёрному, ведь народ возмущается, хочет справедливого суда над казнокрадами и всё такое.

– Да что вам это тупое стадо баранов, Ваше упоительство? – не понимал министр.

– Бараны не бараны, а революция мне ни к чему, – учил азам политики Верховный. – Забыл семнадцатый год прошлого века? А история, подлюка, имеет свойство повторяться. Да ты рубашку-то не рви. В Сибирь своих не шлём. Просто Педрильева побудет какое-то время под домашним арестом, а там что-нибудь придумаем.

– То есть у неё даже время на магазины будет? – обрадовался Сюртуков силе блата. – Это здорово, Ваше грациозие. Без новых шмоток Женюшенька не выживет.

– Будет, будет, – подтвердил первый Начальник Царства. – Хотя бред, конечно. Мы тут экологам за попытку залезть на буровую платформу пиратство припаяли, пятнадцать лет колонии, между прочим, светит, а у вас счёт на сотни миллиардов бюджетных денег идёт.

– Ну они же на святое замахнулись, Ваше шикарство. На кормильцев наших – тётушку Нефть и дядюшку Газ.

– Это-то да, – согласился Командующий. – Не поспоришь. Только мздоимцев и казнокрадов у нас на дух не переносят, хоть и мечтают все попасть на ваши должности. В любом случае, собакам требуемо хоть кость бросить, а посему тебе тоже дельце состряпают.

– За что? – воскликнул Шмарович, но тут же спохватился: – Какое дельце, Ваше ослепительство?

– Да, не парься, Толик, – остудил Главный. – Ничего сурьёзного. Помнится мне, ты за счёт военного бюджета к даче зятя дорогу проложил, пятьдесят шесть «лямов», между прочим. Вот, пожалуй, его и оформим.

– Так я не знал, что это его дача, Владимир Владимирович, – зачем-то начал оправдываться Фанерщик. – Кроме того, Ваше роскошество, письменных приказов я не давал, только устные.

– Толя, завязывай с «дуркой». Затянешься, потом и с детьми начнёшь в неё играть. Штука архизаразная. А про фишку с устными приказами уже всему миру известно. Классику жанра даже в прокуратуре читают.

Министр охраны затих. Какой-то бред. Ведь и ежу понятно, что отец Владимир оснащён всевидящим оком, тем не менее на очевидные вещи мозг продолжает рожать нелепые оправдания. Может, и правда любимая игра большинства военных приводит к дегенерации? Надо завязывать.

– В общем, ты там не переживай, – продолжал беседу Отец, смягчив голосовые связки. – Сделают тебе какую-нибудь плёвую статью. Ну, скажем, халатность. Это, конечно, если следователь тебя дома в халате застанет. Ну а если ты в труселях будешь, то уж только на «трусость» потянешь.

Командующий и Сюртуков одновременно рассмеялись. Все знали, что когда Верховный шутит, требуется ржать в унисон. Один из немногих принципиальных бзиков ВВ Нитупа.

– И какова цена вопроса, Ваше чудесие? – смиренно отозвался министр.

– Да мелочь какая-то, – махнул рукой Правитель. – Где-то порядка ста тысяч штрафа, не больше. И то есть подозрения, под амнистию попадёшь.

– Расхитительно! Замечтательно! Приразломно! – расслабился Табуреткин, забыв упомянуть превосходную степень Его высочества. – А по какому поводу, кстати, амнистийка?

– Да день рождения Конституции. Типа, головной Закон и всё такое.

– Понятно, – казалось, Толик задумался и во второй раз забыл лизнуть Командующему. – А с работой что?

– Слышь, Фанерщик, ты с кем разговариваешь? Ничего не попутал? Или у тебя мигалку отобрать, дабы соображал веселее? – Отец Владимир жутко не терпел потерю субординации.

– Извините, пожалуйста, Ваше загляденство, – Сюртуков аж привстал со стула. Без мигалки на крыше автомобиля он вообще не представлял себе, как возможно передвигаться. – Такого больше не повторится, о Зашибительный.

– Так-то лучше, – расплылся в добродетели Славнокомандую– щий. – А про работу не переживай. Поставим тебя директором «Русь-технологий», можешь даже туда и не ходить вовсе.

– Спасибо, Ваше лучезарие! – Шмарович чуть ли не целовал трубку.

– Ладно, ладно. Сам вас чертей распустил, теперь вот плоды пожинаю. Добротой моей пользуетесь, – устало подытожил Предводитель. – Только впредь, смотри мне, без закидонов.

– Так точно, Ваше мудрословие! – отчеканил подопечный и после того, как Верховный положил трубку, тихо выдохнул (а вдруг прослушка), прикрыв рот ладонью: – Иди ты у попу, Ваше мудозвоние.

Вызов № 60 ПРО ОРГАНЫ

Я мзду не беру. Мне за державу обидно.

Х/ф «Белое солнце пустыни»

Действительно, как предсказывал министру Верховный славнокомандующий, так всё и вышло. Кость народу кинули, виновных постращали для огласки, и вроде все довольны. А если и всплывали протестующие, то их быстренько и кучно запирали в камеры. В начале XXI века в нашем Царстве Органы заправляли всем (под Органами я сейчас не имею в виду печень или почки какие), и отец Владимир, выходец из ФСБ, являлся гарантом данного безобразия.

На самом деле, система Неправосудия состояла не только из вышеуказанной конторки. Нет. В Органы, как правило, входили: Суды-Туды всех инстанций, МВД (Министерство высших дубин), ФСО (Фуфловое сообщество охранников), ФСИН (Федерация самых измученных надзирателей) и даже МЧС (Министерство чрезумопомрачительных случаев).

Все перечисленные структуры трудились слаженно (настолько слаженно, что автор даже пускает мыслишку о написании отдельной книжонки по данному поводу), но лидером ежегодно оставалось МВД, а точнее – милиция. Раньше милиция называлась полицией, но после того как широкую известность получила шутка насчёт лиц: милиция – милые лица, а полиция – подлые лица, Верховный жрец решил срочно провести реформу по смене названия. И вот, ближе к десятому году таблички на отделениях полиции поменялись на созвучные. К сожалению, окромя вывески в обсуждаемой структуре, всё осталось на своих местах. Люди в погонах продолжали бесчинствовать, и если спросить у любого жителя Царства, с чем ассоциируется упомянутый Орган, то самый распространённый ответ: «мафия». Однако, окажись вы даже в штате описываемой конторки, это никоим образом не даст полной гарантии вашей личной безопасности. Может, кому-то покажется удивительным, но и в милиции встречаются нормальные работники. Правда, здесь как у военных – нормальных стараются долго не задерживать. Имидж портят.

Михалыч дежурил в выходной. Дежурил тихо и никого не трогал. В выходной вообще хорошо поработать. Мало больных, двойная оплата. Мелочь, конечно, но всё же двойная мелочь. А если выходной приходится на майский праздник, то оплата может стать тройная. Ведь именно первого мая 2008 года и дежурил наш товарищ.

Первый пациент поступил лишь перед обедом. Ровно в полдень в кармане задребезжал телефон. Звонила заведующая кардиологией, Лазурева Екатерина Дивановна (однофамилица завполиклиникой, но диаметрально противоположный человек):

– Здравствуйте, Михаил Сердеевич, – поприветствовала она коллегу. – Говорят, вы сегодня дежурите?

– Добрый день. Да, выпало такое счастье, – не стал отрицать товарищ.

– У меня к вам просьба. Там мальчик, двадцати семь лет от роду, самотёком поступит. Алексеем зовут. Госпитализируйте, пожалуйста, на кардиологию.

– Хорошо, нет проблем.

– Спасибо, – поблагодарила Екатерина Дивановна и повесила трубку.

«Такой молодой и на кардиологию. Не люблю я этих блатных. Наверняка от работы косит», – думал Михалыч, ожидая пациента, хотя завкардиологией пользовалась у него большим авторитетом.

Вскоре прибыл блатной. Таким, по крайней мере, он казался до тех пор, пока ему не сняли ЭКГ. Наш академик, завидев плёнку, ужаснулся: ритм сумасшедший, комплексы сердечных сокращений жуткие, да и ишемийка кое-где проглядывалась. Вскочив с дивана, Сердеевич побежал в смотровую, допрашивать больного. Ведь анамнез, как говорят, половина диагноза.

– Ну, Алексей, вы даёте. Честно сказать, я встревожен. У вас достаточно юный возраст, а кардиограмма, мягко говоря, не идеальная. Вы что, много курите? – Наш товарищ рефлекторно принюхался.

– Нет. И не думал, – ответил пациент.

– Наркотики, может? Травка какая, порошочек?

– Никак нет. Даже не пробовал.

– Девочки табунами? Бессонные ночи?

– Откуда? Одна супруга. Чаще утром.

– Может, умер кто? – академик решил зайти с иного фланга.

– В смысле? – не понял больной.

– Ну психотравмирующих ситуаций в последнее время не было?

– О-о-о, – протянул сердешный. – Этого добра у нас навалом.

– Расскажите поподробнее, – попросил Михалыч. – Я не тороплюсь.

– Да, пожалуйста, – охотно отозвался Алексей. – Это всё работа. В Органах я тружусь, понимаете? Следователь по уголовным делам. Служба крайне нервная. А тут попался ко мне один блатной. Ну, мне и намекнули: не заводи, мол, дела. Легко сказать: не заводить, если человек криминалом насквозь пропах. Да и я, грешным делом, привык по совести работать. Взяточников не терплю, да и по указке никогда ничего не делаю. В общем, парень там со связями оказался, и вот теперь уже на меня дело шьют. Подлатаю, может, у вас здоровье и сдамся, а то в Органах тенденция: заключённых не лечить.

– Ничего себе история, – присвистнул Михалыч и перешёл на «ты». – Подлатать-то запросто, только ты не боишься, что они тебя найдут?

– Не то слово. Беззаконие – самый страшный дядька.

После беседы Алексея осмотрели, прослушали и пропальпировали. С длинным листом назначений пациент выходного дня оказался направлен на отделение. В больничку потекли новые клиенты. О честном следователе наш товарищ вскоре позабыл. По крайней мере, на несколько ближайших дней, до пятницы.

В последний рабочий день Михалыч вновь встретился с Алексеем в приёмнике. Только на сей раз молодой пациент шёл не один. Его сопровождала пара сотрудников в форме и железные «браслеты», защёлкнутые на запястьях.

После всего случившегося академик долго не мог выкинуть из головы историю с Органами. Не каждый день из больницы беспардонно увозят твоих подопечных. Вскоре факт именно такого увоза подтвердили и адвокаты, зашедшие в приёмный покой за справочкой.

– Нам для суда нужна справка, – обратились они к Михалычу, – что Алексей находился у вас на лечении.

Они, может, обратились бы ещё к кому-нибудь, но, как вы поняли из предыдущих глав, медиков в нашем Царстве, а тем более в бесплатной больничке, категорически не хватало.

– А-а-а, мученик Алексей, – протянул наш товарищ. – Конечно, напишем. Дайте лишь минутку. Кстати, как он там?

– Сидит, – признались адвокаты. – Да дело чистой воды заказуха. Мы когда пришли на слушание об избрании меры пресечения, судья уже держал готовое решение! Мы предоставляли документы, что его забрали из больницы, но в протоколе задержания значится: с рабочего места. И Фемида поверила коллегам Алексея.

Академику оставалось лишь вздыхать. Он находился в некотором шоке. Одно дело, когда где-то кого-то просто так арестовали. Другое дело, когда у тебя на глазах. Неужели можно любого человека преспокойно закрыть? Столь смелые догадки поспешил озвучить один из адвокатов.

– Да, к сожалению, мы живём в таком времени, когда нет надобности подбрасывать наркотики или фабриковать улики. Заводи дело, сажай человека и всё. Даже если он года через два-три выйдет, пока все суды-туды пройдут, своё он сполна получит.

– А компенсация? – рефлекторно вырвалось у Михалыча, хотя и дураку было понятно, что потерю Свободы восполнить невозможно.

– Тридцать рублей за койко-день за решёткой? Хороша цена произвола. Да и если даже тыщу. Платится ведь это при помощи нашего с вами бюджета, а не из личного кармана тех нечестных следователей, прокуроров и судей.

– И не говорите, – осунулся академик. – До чего докатился человек. А ведь я их лечу! Ладно, киньте мне списочек на стол. Вдруг свидимся. Земля-то круглая.

Адвокаты написали должности и фамилии участников дела и уехали. Михалыч не думал мстить, что вы. Злоба, месть и зависть – прямые пути к саморазрушению. Просто, если судьи нарушают старое правило о равенстве, то почему по отношении к ним его должны соблюдать медики?

Прошёл год. И вновь товарищи правозащитники побеспокоили нашего академика. Они попросили его прийти на заседание и дать показания насчёт госпитализации. Михалыч охотно согласился, и вот в конце ноября десятого года он явился на заседание. На пороге районного суда академик высказал знаменитую фразу из фильма «Кавказская пленница»: «Да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире!» Ему никто не ответил. И даже статуя Фемиды, встречающая всех на входе, была уже не та, что вчера. Повязка съехала с глаз и прикрыла грудь. Вместо повязки на переносице нагло распластались очки. Даже не очки, а очищи. Такие, знаете, бинокли. Стократное увеличение. Хотя выделялись не только очки. Второй достопримечательностью статуи оказались весы. Хранившие когда-то равновесие, в наши дни они сильно перекосились, и одна чаша болталась у коленки.

На заседании академик дал ровно те показания, как всё происходило в реальности, а не так, как намалевали в протоколе. Пациент Алексей сидел за решёткой и, похоже, твёрдо сознавал, что если и прозвучит оправдательный приговор, то полтора года взаперти ему вряд ли кто-то возместит…

Хотя оптимистичных иллюзий никто из присутствующих не питал.

Система же работает.

Честного следователя не оправдали.

Вызов № 61 КРУТАЯ ПЕРЕМЕНА

Только не надо ничего писать

и фотографировать не надо.

Я прогуливаю, к вину пристрастен,

и мой дедушка был на оккупированной территории.

Х/ф «Влюблен по собственному желанию»

Разумеется, чаще всего на Свете выделяются всего три основные вещи, которые способны изменить личность до неузнаваемости. Это поезд (если вы не успели перебежать через рельсы), солнышко (когда кто-то откинулся, и его долго не отвозили в морг) и сам человек (бесконечность вариаций). Это когда речь идёт о наружности. Ну, а если говорить о морально-этической стороне личности, то её преображения предопределяют тоже три основные вещи. А именно: деньги, власть и зависть. Они портят людей настолько, что мама не горюй. Но ежели вам не повезло и вы лишены всего вышеперечисленного безобразия, то попрошу не расстраиваться. Ведь имеется ещё одно средство, дабы успешно поглумиться над своей персоной и ввести-таки нормальную личность в состояние полной деградации. И средство это проверенное.