Текст книги "Нескорая помощь или Как победить маразм"
Автор книги: Михаил Орловский
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
После того случая с реанимированием пациентки прошла как минимум неделя. Для дяди Славы сей срок показался месяцем. И удивляться тут нечему. Несмотря на последние три бессонных дежурства, чего-либо серьёзного на вызовах не приключилось. Стандартные хронические пенсионерки, по большей части сироты наоборот. Приезду Славика, как правило, предшествовали три основных фактора: отсутствие регулярного приёма лекарств, «едим, что хотим», и лежачий образ жизни. Поэтому когда наш академик освободился в районе двух часов ночи после подобного маразматичного вызова и ему вручили неординарный случай, то дядя Слава не растерялся, сыграв во всей красе грамотно.
Итак, только наш товарищ уселся в «скорую» и открыл рот, дабы скомандовать водителю команду «Домой!», как на передней панели заверещала портативная радиостанция. «Примите вызов к молодой женщине с болями в животе на Малой Бакланской улице», – сказали на том конце радиосигнала (да простят меня физики за такую формулировку). «Есть!» – козырнул Славик и направился по указанному адресу.
Приехал. Смотрит, действительно, женщина молодая, чуть за тридцать (а дальше возраст слабого пола не растёт. – Примеч. авт.). Рядом мужчина. Последний – точно не сосед. Как минимум, супруг. Сидит и держит её за ручку.
– Так-с, – устало произносит академик. – На что жалуемся?
– Доктор, – восклицает непожилая дамочка и прямо при муже заявляет: – Вы знаете, у меня зуд. Там!
– Где там? – сразу не разумел дядя Слава, обрадовавшись, что это не аппендицит или непроход.
– Ну… там, – показала ниже пояса пациентка, – внутри.
– Прямо в самом внутри? – продолжал играть непонимающего наш товарищ.
– Ну да, я же говорю, Там…
– Ага, – без эмоций осознал Славик. – Зуд, говорите? И давно у вас Там чешется?
– Где-то дня три точно, – вспомнила клиентка.
– А гинеколога когда последний раз наблюдали?
– Года два назад, не меньше.
– Понятно. Значит у вас кольпоскабия, – безбурно среагировал латинскими терминами дядя Слава.
– Кольпо… что? – не понял супруг.
– Чесотка в дырочке, – расшифровал академик. – Старинное заболевание.
– А-а-а, понятно, – хором пропели супруги. – А оно лечится?
– Сейчас всё лечится, – невозмутимо продолжал наш дядя Слава. – Но в вашем случае есть лишь один доступный метод. Им пользовались ещё в древние времена.
– Что за метод? – в глазах супруга проявилась интрига.
– Да простой, как наша жизнь, – медик поморщился в сторону мужа. – Дайте, пожалуйста, ёршик для бутылок и кастрюльку.
Супруг достаёт требуемое, после чего Славик идёт на кухню и ставит выданный инвентарь в воду на газовую конфорку, кипятиться. Затем он долго и упорно моет жидким мылом кисти. Вслед обрабатывает их чистейшим спиртом. Ногтевые ложа украшает пятипроцентным йодом. В это время главный инструмент уже готов. Наш академик аккуратно, пинцетом, достаёт стерильный ёршик, вручает его в руки мужу и произносит знаменитую (впоследствии) фразу: «Ну что ж, чеши, коли больше нечем!»
Вызов № 68 ДОН ЧИПСОНЕ
У человека много отверстий, и возле каждого из них ожидает специалист!
Рассуждения в ординаторской
Как сложилось впоследствии, воспользовался ли супруг Славиковым методом или всё исполнил по-старинке, неизвестно. Наш товарищ оставил хозяев с раскрытыми ртами. Однако поскольку вызов по данному адресу впредь не повторялся, стоит полагать, что чем-то Там всё же почесали. И даже если ёршиком, то ничего криминального нет. В медицине, как говорится, все средства хороши. Лишь бы помогали.
А в себя-то люди и не такое засовывают. Пихают вовнутрь, что ни попадя. И не только Туда.
Нижеуказанную историю мне завещал наш опытный хирург Александр Константинович Маракевич. Честно, я и раньше с подобным сталкивался, но его случай уж слишком забавный, так что имеется рвение передать данный рассказ близко к оригиналу.
Приёмный покой нашей больнички. «Скорая» доставляет молодую девчонку восемнадцать плюс (как вы заметили, у взрослого женского населения всего две возрастные категории: первая – 18+ и вторая – чуть за тридцать. – Примеч. авт.). Клинически выглядит классическая непроходимость: брюхо горой, плещет кишки и стула нет. На коже ровненький рубец в полживота и ещё один в левой подвздошной области – справлен чуточку хуже. Подобные шрамы остаются после закрытия колостомы. Александр Константинович, проводивший осмотр в качестве старшего хирурга, интересуется:
– Из-за чего кишку на белый свет выводили?
– Да было дело. – потупившись в пол, блеет пациентка и замолкает.
Ладно. Дело так дело. Доктор переходит к снимкам. Как и положено при кишечной непроходимости, на рентгене полно уровней, а в левой подвздошной области, как раз в проекции сигмовидной кишки – округлое малоконтрастное образование, сантиметров двадцать в диаметре. Очевидно, причина обращения за помощью. Что бы это значило? А пока суть да дело, в смотровую постоянно заглядывает явно подвыпивший молодой человек. Он стремится выдать какую-то тайну, но, помявшись секунд десять с открытым ртом, воспалённо закрывает дверь. В конце концов, видимо, набравшись смелости, парень всецело преступает порог и, обращаясь к своей подружке, требует:
– Да скажи ты всю правду, это же больница! – И, сглотнув слюну, сдаёт её хирургу: – Доктор, там картошина!
После чего, не успев получить оплеуху от любимой, мигом убегает.
Константиныч за ним. Интересуется:
– А что за операция у вашей барышни была?
Юноша сначала смутился, но потом тихо так, почти шёпотом, раскаялся:
– У неё там стакан сидел, вот ей кишку и выводили. Правда, потом обратно закрыли.
– Да я уж вижу, что не само заросло, – мотает головкой Константиныч, а сам думает: «Ну, попал ты, дядя Саша, на извращенцев». А коллега со «скорой», что эту парочку доставлял, ещё не уехал. Он дядю Сашу отозвал в сторону и сообщил инкогнито:
– Вы с ними поаккуратнее, на вызове у них в доме – полнейший содом, а на кровати даже автомат валялся! Но вроде чистый. Всё одно садо-мазо аккурат!
– А про картошку они вам не впаривали? – уточнил Александр Константинович.
– Про какую картошку?..
Ну, продолжать Маракевич не стал, лирики и без этого предостаточно.
Ответственная сегодня опять Машуля (для Константиныча), опытный врач, вторая возрастная категория. Значит, решение будет чётким и кратким. И действительно, минут через двадцать, спеша куда-то, лёгкой грацией, на ходу, последняя бросает:
– Константиныч. Убирать будем через низ. С Олежкой пойдём (Олег Никишвов, клинорд из военных). Ты будь на стрёме, вдруг понадобишься!
Всё логично. Резать молодуху из-за картофелины размерами в треть кабачка, действительно, как-то не профессионально.
Подали. А доктор Маракевич по привычке взял и занял наблюдательный пост. Иными словами, лёг в ординаторской. Отдыхает, так сказать, бережёт здоровье. Всё равно хирургия в отзвоне, так что пока ни одно тело драгоценное к нам точно не привезут. Но ему не спалось. Занимать горизонтальное положение долго не получилось. Интерес пересилил леность! Пойду-ка, думает наш эскулап, посмотрю!..
Пришёл. Ну картина!.. Мама родная! Больная лежит, как на приёме у гинеколога. Последним выступает Машуля, уже раскрасневшаяся, взмокшая и толику злобненькая…
– Олежек, ну, давай, снова навались! – кричит ассистенту Мария, колдуя там, в недрах.
Олег Пузович, со всей своей военной дури весом в центнер, начинает давить на малый таз. Идея, очевидно, нехитра: лёгким перемещением собственной массы вытолкнуть картофелину в ловкие женские ручки ведущего хирурга. Но… манёвр не клеится. Картофелина застряла за анастомозом (будь он неладен), на этом уровне – физиологическое сужение, и, хоть ты тресни, – ни туда, ни сюда. После очередной мытарной попытки, а ассистент решил прессовать уже локтём, случилось закономерное: у испытуемой открылись все «чакры» – уретра, рот, нос и даже кишка нашла-таки где-то лазеечку, и это всё, почти фонтаном, рвануло на Машеньку. Что сказать? Медицинский Ниагарский водопад в классике. Конечно же, её врачебный пыл это не остудило. И не такое видали. Но ситуация всё одно подошла к апогею!.. Это сейчас смешно, а тогда услышать все оттенки и варианты богатства русского языка от эмоционального выброса обмазанного эскулапа. Да не приведи, господи, чтобы подобное повторялось хотя бы раз в месяц! Бесспорен момент, что раз такая антисанитария, то Константиныч с позиции батальона резерва должен подтягиваться к месту сражения. Уже наметив план действий, старший хирург заглянул в сестринскую и одолжил винный штопор. Тут же отломал от него рабочую часть, примостил её к длинному иглодержателю и немножко подогнул. Вот! Инструмент готов!
Зайдя в операционную, взгляд Маракевича цепляет Машулю. Она, в аффекте, кричит ему с двух метров: «Давай, мойся. Я устала, как папа Карло, да и чистотой пропиталась!» Диорама, конечно, запоминающаяся, но так уж разукрашивать женщину всё же не стоит. Константиныч молча и с состраданием оценил ситуацию. Полный, как говорится, пердимонокль, что в недостоверном переводе означает удивление или восхищение в театре, от которого с переносицы падает пенсне. На подобный «шедевр» можно любоваться вечность, но дабы избежать вонючей участи коллеги, пока «чакры» пациентки повторно не заполнились, сменщик просит ассистента, мол, не усердствуй, издевайся пока без фанатизма. Сам же пристраивает новоиспеченный инструмент. Нижний полюс картофелины вполне достижим, и есть шанс в него закрутиться. Как заправский официант, Константиныч загонят штопор по самое… и начинает потихонечку подтягивать. Удача! Клубень двинулся в нужном направлении. Окрыленный успехом, начинает форсировать и… АЙ!!! Медицина капризна к новым технологиям! Штопор вылетает из прорезавшейся картошины, оставляя за собой предательски цилиндрическое отверстие. Туда его больше не вернешь! Гарантия. Кулибинский авторитет старшего хирурга, не успев подняться, на глазах всей бригады потерпел сокрушительное фиаско. Что ж. Мысли крутятся в лихорадке, что бы ещё этакого предпринять во спасение кишечника.
Внутрь снова засовывается рука (да, именно рука! Предыдущий «фокусник» своими изящными манипуляциями сделал такую девульсию, что пациентка стала мечтой проктолога) и ощупывается пострадавшая красатуля. И вдруг… вот он, эврика! Даже сейчас Константиныч гордится извилинами! Пока Олежка прижимает овощ к малому тазу, первый хирург указательным пальцем, а он у него «железный», если надо, всверливается в образовавшееся от штопора отверстие. После с силой проникает глубже и отламывает кусочек, довольно крупный. А дальше проще! Гинекологическими четырёхзубыми щипцами торжественно достаёт отколотый фрагмент. Манипуляция повторяется несколько раз. Худо ли, бедно ли за полчаса этих изощрений картофелину удалось разломать на несколько кусков. Когда доставали последний, с ним наружу вылезло… рваное изделие № 1! Мамочка его, родненькая, если бы ты была жива и видела, чем твой сыночек занимается в свободное от отдыха время, ты бы точно заставила Сашеньку идти учиться на физика-ядерщика. Там хотя бы аромат слезу не вышибает!
В общем, к концу всеобщих мучений картина следующая. Шоколадный глаз, как чёрная дыра в космосе, легко пропускающий почти самосвал, но зато организм без продуктов сада и огорода. А в тазике, под ногами, получите фрагменты картофелины. Победа! Но вместе с ней пришла и слава! Патологическая слава и куча прозвищ во славу спасителя. Мало того, что Юрий Степанович (в просторечии Стебаныч), наш анестезиолог, заглянув в тазик, как опытный огородник бросил реплику: «Макароныч, это сразу можно уже сажать, смотри-ка, сортовая и даже с элитными удобрениями!»
«Но самое страшное наступило позже, – заканчивал свой рассказ Александр Константинович. – Эти два разбухших докторишки, Стебаныч и Олежка, пошли по больнице и незаконно стали распространять слух о нашем подвиге, равно как и несуществовавшие подробности (приукрасить не только журналюги любят). Итогом данных сплетен стало то, что в течение месяца каждый знающий тайну при встрече со мной начинал приветствие с клички. Они носили различный оттенок: овощной папа, дед Потато, мистер Картофано, Дон Чипсоне и т. п. Но лично мне больше всего понравилась последняя, как-то более романтично, что ли…»
Вот такая история.
Ну а девочка, несомненно, поправилась. Правда, угадать, что следующее побывает в её ободочной кишке, науке и нашему брату не под силу.
Вызов № 69 А БОЛЬНЫМ БЫТЬ ЛУЧШЕ
И чем меньше это отверстие, тем ценнее специалист!
Последующая коррекция от предыдущего эпиграфа
Хоть и не часто люди проверяют возможности своей прямой кишки на вопрос вместимости различных предметов, а тем не менее подобные случаи в клинической практике повторяются с незавидной регулярностью. И инициаторами этих безобразий выступают в основном мужчины. Женщинам, есть основания полагать, традиционный способ более приятен. Это доказывает и то, что в последнее время развелось достаточно много особей «сильного» пола, пихающих друг другу что-нибудь туда. Вместо, так сказать, картошки. И число их, противных, растёт.
Лёлик, наш славный и могучий психиатр, тихо сидел на приёме. После дежурства на «скорой» смены в ПНД казались особенно умиротворёнными. Ведь если на той работе к пациентам вызывали родственники, то здесь больные приходили сами. То есть, иными словами, в диспансере клиент принимал своё заболевание и не скандалил. Почти.
Однажды посередине приёма в дверь постучали, и на пороге кабинета объявился худощавый молодой человек.
– Можно? – поинтересовался он. – Я к вам за справкой.
«Можно за лопату подержаться», – хотел выдать старую шутку Лёлик, но, подняв голову, замер. Перед ним стоял юноша в ярком шарфе, жёстко обтягивающих джинсах и розовом джемпере. В руках красная дамская сумочка. Со стразами. Серьга в правом ухе добивала диагноз. И не специалисту становилось понятно: мальчик был геем. Полным. Гомосексуалист, то бишь, и никак иначе.
– А-а-а, любовное меньшинство. Проходите, пожалуйста, – пригласил Лёлик. – Не часто ваш брат у нас. Решили, наконец, отдаться в руки родимой медицины?
– Ничего не решил, – испугалось меньшинство. – Просто мне справка для военкомата нужна.
– Дайте угадаю, – предложил психиатр. – Заключение на предмет наличия заболевания, несовместимого со службой в армии?
– Нет. Как раз наоборот, противный, – съехидничал пациент. – Справка об отсутствии такового. Я пришёл к военным, сказал, что мечтаю служить Родине, а они лишь поржали и выдали направление вот сюда.
– Странно, – задумался академик. – Обычно ваш брат, ну, или сестра, если говорить фигурально, сам к нам за негодностью бежит. И даже книжки МКБ с собой несёт, лишь бы в войска не попасть.
– Да ведь это не болезнь! – воскликнул оппонент. – Ещё же ваш товарищ писал, что иноземский суд постановил вычеркнуть нас из международной классификации болезней.
– Ну Михалыч в некоторой степени слукавил, – улыбчиво вспомнил об однокурснике доктор Лёлик. – Вы же не думаете, что во Всемирной организации здравоохренения ЛОХи сидят?
– Кто сидит?
– ЛОХи, – повторил медик. – Лица, обманутые хулиганами. То есть вами. Но не суть. Так вот. Термин «гомосексуализм» из раздела психиатрии не исчез. О, я вас уверяю. Ни в коем случае. Он лишь стал по-иному обзываться. Теперь у вас хитрое заболевание. Расстройство личности, связанное с нарушением половой идентификации партнёра. Но как собаку не назови. Даже старый дедушка Фрейд, столп психиатрии, писал, цитирую: «Причиной гомосексуальности является определённая задержка в развитии».
– Но мы здоровые! – признаки пены у рта появились на лице гея. – Просто вам так удобней. Изолировать нас!
– Ну, не кипятитесь, дамочка, – попытался успокоить тяжелобольного Лёлик. – А быть нездоровым удобней, кстати, вам, – подчеркнул Лёлик. – Взять опять хотя бы откос от армии. Когда на горизонте маячит служба в войсках, ваши подружки тут как тут. Кроме того, если бы ваше сообщество, наоборот, на всех углах трезвонило о своём заболевании, им жилось бы легче. Ведь больного человека окружающие всем сердцем жалеют и сострадают. И даже чай с лимоном в постель приносят, когда тот совсем расклеился. В общем, как ни крути, одни плюсы. Чего вы так сопротивляетесь? Согласились бы давно, да и бегали бы сейчас счастливые.
– Да вы гомофоб! – покраснел посетитель.
– Стоп. Теперь давайте разберёмся с терминологией, если уж желаете базарить по понятиям, – притормозил психиатр. – Как переводится «гомофобия»? Правильно. Гомо – человек. Фобос – боязнь. То бишь человекобоязнь. Поэтому попрошу вас не обобщать. И путать населённый пункт с известным блюдом тоже не стоит. – Наш коллега знал, что раз пациент ссылался на мою книгу в вопросе с международным судом, то он не мог не вспомнить поговорки про Божий дар и яичницу. – Кстати, а как расшифровывается краткое название вашей банды ЛГБТ?
– Леди, господа, буржуа и товарищи, – сразу отчеканил заболевший.
– Да? А мне казалось: лесбос, гомос, биссектрисы и трансвистюши.
– Это давно было. Щас вот как сказал.
– Что, стёба много? – задал Лёлик риторический вопрос и сразу продолжил: – Кстати, вот вам ещё один признак в пользу заболевания. Любовь прятаться за аббревиатуры. Нормальные люди пишут открыто: «скорая помощь» или «аварийная служба». Ну, а у кого проблемы, те скрываются: ГАИ, МЧС, ФСБ и так далее.
– Да… да, м-многие известные л-люди были неф-ф-ормалами, – начал заикаться пациент. – Музыкант Чайковский, например.
– Слушайте, оставьте вы Петра Ильича в покое, – перебил голубого академик. – Петруша прошёл тяжёлое детство. Позже, из-за травмы юности, он всю жизнь мучился, хотя над ним никто и не прикалывался. Кроме того, наш композитор не бегал с флагом по улицам, а болел себе тихо, мягко, никого не трогая. Кстати, скажите, а откуда у вас такое упорное, я бы даже сказал, маниакальное желание во чтобы то ни стало провести гей-парад? Это вам голоса внушают? Слуховыми галлюцинациями или паранойей, случайно, не страдаете?
– Ничем я не страдаю, – огрызнулся парень с серёжкой. – А парад это… ну, он, это… так…
– Для самоутверждения, – помог Лёлик.
– Возможно. В Гейропе-то, вон, проводят.
– Ну а вы что, стадо баранов, дабы всё за Гевросоюзом повторять? – вновь сыронизировал наш доктор. – Вот вам и ещё одно доказательство болезни. Она заразна. Причём, чем дольше контакт с заболевшим, тем больше шансов заразиться. Всё как при вирусной патологии.
– Это ничего не доказывает! – заливался краской пациентик.
– Ну-ну, милочка, не кипятитесь. Хотите, я вам таблеточек пропишу. Подлечитесь. Восстановитесь.
– Лучше справку напишите, – напомнил нетоварищ в джинсах.
– Разумеется, – покорно согласился психиатр. – Только с ней вас точно в армию не возьмут. Я не имею права подделывать медицинскую документацию и писать про отсутствующее у вас психическое здоровье.
– Нет, я отсюда однозначно уеду, – распылился «юноша», срывая с себя шарфик. – Далеко уеду. В США, например. Там демократия. Там нас за больных не считают.
– Езжайте, езжайте, – не изменял своему тону Лёлик. – Повторяю, быть здоровым хуже для вас. Особенно в Соединённых Штатах Амурреки. Так что, когда вы туда поедете, повнимательней штат выбирайте.
– Это зачем?
– Затем. Если вы ещё не в курсе, то не покривлю душой, доложив вам, что в половине штатов за мужеложество предусмотрена статья. Уголовная. От семи до двадцати лет тюрьмы, между прочим. А в одном округе вообще смертная казнь! Вот вам и демократия. А признали бы заболевание и всё. Кто же больного предаст суду? Тем более за саму болезнь?
– Не может быть!!! – округлил глаза пациент.
– Может, – успокоил его академик. – Залезьте в Интернет. Удостоверьтесь лично.
Гомосеко-сапиенс осунулся. Такого удара от самого «демократичного» Царства он не ожидал. Не говоря ни слова, пациент медленно повернулся и, даже забыв попрощаться, быстро засеменил к выходу.
– А справку? – крикнул вслед ему Лёлик.
«Справку, справку» эхом пронеслось по коридорам ПНД.
Но любитель нетрадиционных отношений его не слышал. Он был обескуражен, получив ранение глубоко в сердце. где бы оно у него ни находилось.
Вызов № 70 ЧЕЛОВЕК
А ты хоть раз попробуй, оглянись,
да посмотри, что сумел, что сделал
и кто этому рад.
Группа «Алиса». Мама
Вот вспомнил про встречу Лёлика и. и подумал, а почему никому не пришла в голову мысль о заразности некоторых психических заболеваний. Ведь помимо вышеобсуждённой патологии есть ещё несколько нозологий, весьма заразных для человека. Истерия, например, маниакально-депрессивный синдром и почти все виды фобий. Это моё официальное открытие в медицине. Повторю: психические болезни заразны! И в отличие от ОРЗ передаются не только воздушно-капельным путём, но и через посуду (особенно тару в ноль-пять литра) и предметы быта. Просто если почти все перечисленные психиатрические нозологии фактически не несут тотальной угрозы человечеству, то «расстройство личности, связанное с нарушением половой идентификации партнёра» прямо чревато исчезновением всего населения планеты. Ведь помимо того, что неформалы – основные разносчики чумы XXI века – СПИДа (кстати, с них же всё и началось, – см. четвёртую часть трилогии), они ещё и не способствуют рождаемости (а вот здесь иных вариантов точно нет). Наглядный пример – Европа, где рождаемость скатилась в бездну, и популяцией они не блещут (про Европу читай в пятой книге). Однако ключевая трагедия – повторение истории как науки. Ведь все хорошо помнят два городишки – Содом и Гоморру, когда Всевышний спалил их начисто. Лично мне хочется ещё пожить хоть немножко, а страшное заболевание уже стучится в наши двери. Так сказать, с чёрного входа.
Но не стоит думать, что в нашей жизни столь много педерасов. И сейчас я не имею в виду неформалов и людей с низкими моральными устоями, кои, впрочем, могли затесаться между строк в моём понятии (правда, тогда после «д» должна быть буква «о» – жаргонный термин в определении подобных существ). Опять же, дабы не существовало путаницы с терминологией, поясню, что вышеозначенный мною термин дословно переводится с персидского (близкий к латыни язык) как «безотцовщина». То есть это люди, которым отказали в наличии отца. И чаще всего они далеко не сироты. Просто папа мог ими не заниматься, мог уйти к другой маме, мог работать без продыху или тупо свалить вопрос воспитания на вторую половину. И таких, буквально невоспитанных, тоже прилично. Но, опять же, повторюсь, не стоит думать, что в нашей жизни мало настоящих мыслящих существ. Существ, которых не стыдно назвать гордым словом Человек.
Нина Ивановна, мать нашей дочери вождя (ох, как запутано) Ирки Крупской, имела право считаться Человеком. У неё отсутствовали злоба, зависть и необъяснимая агрессия. Но поскольку я отвечаю за медицину, то не могу умолчать, что главным признаком человечности у Нины Ивановны являлось безграничное уважение к врачам. Говорят, в старые времена подобное чувство имелось у всех, но с приходом тлетворных ценностей с Запада (хотя там нашего брата почитают), уважение к медработникам разом пропало. Иркина мама смогла удержать приобретённые ценности и в рот к докторам смотрела благоговейно.
Некоторые читатели могут подумать, что правильное, достойное отношение к врачам только и складывается как от благоговейного блеска в глазах. Могу заверить вас, что вовсе нет. Это отношение возникает задолго до встречи с медициной. И складывается из трёх компонентов. В первую очередь, нужно мыться. Ежедневно! Желательно с мылом, чтобы не рождался смрадный старческий запах. Во вторую: приготовить и держать в шкафчике комплект чистого нательного белья – лифчик, трусишки, носки и ночнушка. В третью: никогда не держать в голове самого малого намёка набрать «03» при слабой колике, единичном чихе или ситуации а-ля «трёхдневный приступ, а мне лень в поликлинику сходить». Вот когда все эти пункты выполнены, то врач на подстанции, сидит и радуется. Его лёгкие чувствуют приятное благоухание воздуха, руки не пачкаются об одежду, и ночью он не мчится к ленивой пенсионерке. Ему хорошо. Его члены мягки, и сфинктеры расслаблены. Всё спокойно. Вот Нина Ивановна как раз придерживалась данных правил отношения к медработникам.
Однако это не уберегло её от недуга. Ирина заметила это, собираясь утром на работу.
– Мама, тебя что-то беспокоит?
– Да, живот немного шалит, – посетовала Нина Ивановна, на полдюйма согнувшись от боли.
– Пойдём в больничку, тебя хоть посмотрят, – начала волноваться наша регистратор.
– Зачем? Щас ношпочку хряпну и всё пройдёт, – возразила мать и «поклонилась» ещё ниже. Лишь состояние, близкое к коме, могло заставить её пообщаться с медиками.
– Ничего и слышать не хочу, – заверила родителя Ирка и, сняв с вешалки мамино пальто, кратко отрезала: – Идём.
Доковыляли до больницы, благо на соседней улице. Всю дорогу мать стонала и причитала, что совершенно нет повода беспокоить загруженных пациентами медработников. На пороге приёмника Нина Ивановна попыталась упереться в проём входных дверей, но автоматические створки последних так широко раскрылись, что лишь только какой-нибудь великий фокусник а-ля Гудини сумел бы зацепиться как надо. Иркина же мама чародейских лицеев не кончала и магическими способностями по наследству не одарялась. Кроме того, позади шагала заботливая дочь, стремления которой осуществить встречу матери и доктора могло хватить на многое. И желание протолкнуть всех обсуждаемых персонажей в двери приёмного отделения не было лидером списка возможностей этого стремления.
Итак, дошли, наконец, до смотровой. Ирка позвонила хирургам и заняла позицию профессионального охранника: перекрыла все ходы и выходы, разместив мать в пределах прямой видимости. Но самым надёжным в материнском вопросе стало, разумеется, изымание у родителя обуви, верхней одежды и ключей от квартиры.
Пришёл хирург. Ирка вышла в коридор, но на всякий случай оставила маленькую щёлочку в смотровую, а то вдруг чего. И действительно, как в воду глядела. Нина Ивановна начала юлить уже на этапе предъявления жалоб. Да-да, она прямо так и закосила: «Жалоб нет». Здесь регистратору пришлось засунуть голову в дверной проём и пригрозить: «Мама, говори правду!» И мама раскрылась. Но подобная процедура повторялась и на этапе анамнеза, и даже когда приступили к осмотру.
– Нина Ивановна, – говорит хирург. – Мне надо вас ректально посмотреть.
– Как посмотреть?
– Ну, через прямую кишку, – поясняет эскулап. – Задний проход.
– Задний проход? – у матери раскрываются глаза. – Но у меня там ничего нет.
– Нина Ивановна, довольно, – мягко улыбается хирург. – Давайте, посмотрю.
– Я вам обещаю, – прикладывает руку к груди, – у меня там ничего нет.
– Это обязательный осмотр, Нина Ивановна.
– Доктор, я вам сильно обещаю, там точно ничего нет.
– Нина Ивановна.
Ирка не выдержала.
– Мама! Быстро сняла штаны и легла! – Лицо дочери в метре шестьдесят от порога смотровой сигналило о том, что если не лечь, будет хуже и с новым диагнозом.
Мама легла. Дочка вернулась на контрольный пост. Хирург аккуратно посмотрел Нину Ивановну и со словами: «Можете одеваться», удалился заполнять историю болезни. Когда доктор вышел, Иркина мать, надевая штаны, пробурчала:
– Вот получила, бл…, удовольствие.
Медрегистратор Крупская упала близ двери в приступах жуткого хохота.
Вызов № 71 ТРУПНОЕ ПЕЧЕНЬЕ
Спасибо сказал
И спокойно помирал…
Нину Ивановну подлечили и она, счастливая, побежала домой. Рванула от нас, только пятки сверкали. Что вы. Ну и поблагодарила врачей, разумеется. Пыталась ещё и денег втюхать, но в нашей клинике работали порядочные медработники и с коллег даже в виде благодарности не брали, не говоря уж про, не дай бог, вымогательства какие. Однако, как уже писалось, настоящих людей, наподобие Нины Ивановны, практически не встречалось. В ключевой массе «скорые» привозили быдловатых пациентов, и радость от работы потихонечку испарялась. Хотя не могу умолчать про одного благодарственного пациента, который мне отдельно запомнился. Но обо всём по порядку.
Суточное дежурство протекало стандартно: тупо вал населения. На подобном фоне среди хрони выделялась одна тётенька, которая со страдальческим видом скромно сидела на кушетке. При расспросе удалось прознать про её два перенесённых инфаркта, варикозную болезнь и негодного сына, претендующего на жилплощадь. Осмотрев пациентку, я принял однозначное решение о госпитализации. Оформив историю, направил в кардиологию и тут же занялся другими поступающими. Минут через сорок на столе приёмника заплясал телефон. Звонили с отделения. Исключаю риторику и междометия. Заключили кратко: «Забирайте историю тётеньки, она домой ушла». – «Чё это?» – не догнали мы и подозрительно посмотрели на трубку. Из динамика последней пролились весомые аргументы: «Так она поступила в пятиместную палату, а ей, видите ли, хотелось в двух. – Ещё и скандалила». Мы пошатнулись. «Ишь ты, собака женского пола! – промелькнула общая мысль. – Люди, вон, в коридорах вынуждены лечиться. А эта. Ах, неблагодарная».
Ладно, продолжаем приём. Сижу, пишу истории. Заходит медсестра Вера Дивановна:
– Михал Сердеевич, там парочку постояльцев привезли.
– В смысле постояльцев? – не отрываясь от писанины, интересуюсь я. – Часто лежат у нас, что ли?
– Не просто часто, постоянно, – открыла мне глаза на проблему Дивановна. – И не только у нас. Они квартиры сдают, а живут в больницах.
– Да ладно! – я отложил свои каракули. – Как так-то?
– А вот так. В клинике и накормят, и бельё поменяют. И может, даже что-нибудь вылечат. А дома? – Вера Дивановна положила плёнки ЭКГ на стол.
– Больной спит, денюжка капает, – пришла на ум новая поговорка. – Ладно, пойду посмотрю.
Посмотрел. Действительно: показаний к госпитализации нет. Так и сказал. Больные, разумеется, поистерили, но их всё одно никуда не пристроили. Правда, один в итоге просидел сутки, а второй, точнее вторая, бабка, продержалась в коридоре два дня. Всё-таки нелегко уходить из дома.
В общем, с риелторами (так мы их прозвали) с горем пополам разобрались. Трудимся дальше. Тут подходит вторая медсестра (редкий день, когда в приёмнике две медсестры) и жалуется:
– Михаил Сердеевич, ко мне больные пристают!
– Да ладно?! – не поверил я. – Безобразие. Сейчас пойдём, разберёмся.
Многие могут спросить, а почему я так удивился. Медсестра, что ли, страшная или возраст у неё далеко не тот, дабы приставать.
Отвечу: никак нет. Ни первое, ни второе. И если подумать логически, то моё удивление при подобных причинах могло бы стоить мне хорошей звонкой пощёчины. За оскорбление, как минимум (для любой женщины темы красоты и возраста самые болезненные). А что? Вполне вероятно. Но причина невозможности приставания к нашей медсестре крылась в её круглом животике, глядя на который невольно задавался импульсивный вопрос: «Как, вы ещё разве не в декрете?!»