355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Зощенко » Полное собрание сочинений в одной книге (СИ) » Текст книги (страница 82)
Полное собрание сочинений в одной книге (СИ)
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 01:48

Текст книги "Полное собрание сочинений в одной книге (СИ)"


Автор книги: Михаил Зощенко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 82 (всего у книги 217 страниц)

Военные стихи

Я получаю изрядное количество стихов. Многие авторы просят оценить ихний поэтический дар. Некоторые требуют напечатать, предполагая, что мне известны какие?то необыкновенные ходы для этого дела.

На первый взгляд довольно трудно понять, почему именно мне присылают на отзыв стихи. Я прозаик. Известен читателям, главным образом, как автор юмористических рассказов. И вдруг мне стихи… В чем дело?

А дело в том, что нету другого «товара».

Стихи оказались более доступны, чем проза. Стихи легче складываются. Это почти песня.

Дети, как известно, начинают писать именно со стихов. Со стихов начали свою литературную судьбу почти все писатели. И всякая молодая, так называемая «варварская», литература тоже начинается с песен и со стихов. Мне некоторые авторы так и пишут: «Стихи на мотив «Светит месяц» или «За что он полюбил меня»».

Эти мои соображения мало подходят к этому письму и к этим ниженапечатанным стихам. Стихи эти сравнительно грамотные.

19 марта 1926

Уважаемый т. Зощенко.

Читая Ваш юмористический рассказ «Самородок из деревни» мне пришла такая же мысль, может быть и я стану темой для нового рассказа, но тогда прошу не называть мою фамилию. Если Вы бегали в редакцию два месяца со стихами, то в двух словах пришлете мне свое мнение о моих стихах, здесь я напишу одно, чтобы не затруднить Вас чтением.

Я сам из Башкирии, кончил сельскую школу. Жил в горах на хуторе, теперь нахожусь в армии. Нахожусь в г. Житомире в артиллерии.

Посылать куда?нибудь в редакции я из дому не решался, потому что не знал, как это делается. В армии мне ребята посоветовали послать один с них в журнал «Красноармеец». Я послал туда «Памяти Ильича». Но что его постигло, я не знаю – вестей об этом нет. Слушая политграмоту о Красной Армии, я ко дню 8–й годовщины написал один стих, но уже послать его никуда не решался. Напишу его Вам:

Уж восемь лет с тех пор минуло,

Как наша армия растет,

В свои ряды неколебимы

Бойцов трудящихся зовет.

Шли восемь лет дорогой славы

Окружены врагов кольцом,

Но враг не видел наши спины

Наш строй встречал его лицом.

Ты создавалась под ударом

Врагов свободной стороны,

А закаляло тебя пламя

Освободительной войны.

Разбиты банды, Скоропадский,

Поляки, немцы и Краснов,

Побеждены чехословаки,

Каледин и опять Краснов.

Колчак с востока двинул войско,

Надеясь быть у нас царем,

Но наша армия встречала

Пришельца дерзкого свинцом.

Пришлось ему проститься с мыслью

Увидеть красную Москву.

К востоку шли остатки войска

Через Урал и по току.

Деникин с юга двинул силы

Надеясь сердце страны взять.

Но под напором нашей силы

Ему пришлось на юг бежать.

Был сброшен Врангель в Черноморье

И север весь освобожден…

Вот при каких трудах и битвах

Дух красной Армии рожден.

По одному Вы будете судить о всех.

Какие нехватки, я знаю, что страдаю от нехватки образования.

Напишите, бросать или нет мне это (как многие говорят) баловство. Пишите прямо, обижаться не буду.

Уважающий Вас…

Адрес: УССР, г. Житомир…

Пишите без марки.

Недавно послал в журнал «Безбожник». Что будет?

К сожалению, мне не пришлось ответить на это письмо. Письмо было послано по какому?то запутанному адресу и пришло ко мне чуть не через полгода.

Такой большой промежуток времени отбил у меня охоту сразу отвечать. Я отложил письмо, чтоб ответить после (все равно уж!). Так оно и завалялось. Прошу прощения у автора.

Если не поздно – могу посоветовать: «баловство» не бросайте. Пишите. И одновременно ликвидируйте нехватки своего образования.

Еще раз прошу извинить за мою небрежность.

Дельная критика

Это интересное письмо получено мною от рабочих М. Б. – Б. ж. д.

Москва, 2 января 1928

Дорогой т. Зощенко!

Простите, пожалуйста, нас, что надоедаем вам этим письмом, но просим не смотреть на него как на обычное письмо какого?нибудь поклонника (а они у вас, конечно, есть), расхваливающее ваши произведения и оканчивающееся слезной просьбой «пристроить рассказик». Этого вы здесь не встретите.

Вам пишут простые рабочие люди (не в смысле «мы, рабочие»), интересующиеся вашими рассказами, как рассказами совсем другого рода, чем юмористические рассказы других авторов, а именно: краткими, общепонятными, без размазывания и присюсюкивания, без подделыванья под чужой язык, и дающими здоровое развлеченье, но, вместе с тем, обрисовывая живых типов из стоячего болота обывательщины.

В 1924 году один из наших товарищей по общежитию купил сборник ваших рассказов издательства «Огонек» («Искусство Мельпомены», «Баня» и проч.).

С первых же строк слушатели хохотали: рассказы были поняты, а затем мы не пропускали ни одного номера «Бегемота» и ни одного сборника ваших рассказов разных изданий.

Некоторая заминка произошла с «Веселым приключением» («Прожектор») и сборником «О чем пел соловей», но потом стало очевидным, что там очень тонко, сквозь общий язык сентиментальных повестей, сквозит то же презрение к мещанской тине и остро высмеивается заезженный шаблон «изящной литературы».

«Сентиментальные повести» были поняты, и теперь, читая какой?нибудь роман, поневоле замечаешь эти шаблоны, выведенные вами.

Почему ваше имя знакомо всем, даже в среде с низким культурным уровнем, не говоря уже про более развитых рабочих и интеллигенцию?

Почему даже меланхолический человек при упоминании имени Зощенко оживляется? Почему на человека, не слышавшего о вас, смотрят с сожалением?

Объясняется это тем же простым стилем, общепонятностью и вообще тем, чего безуспешно добиваются современные авторы юмористических рассказов. Ведь иногда, читая ваш рассказ, смеешься не всему рассказу в целом, а одному удачно подобранному слову или фразе.

В этом?то и сила, это?то и заставляет внимательнейшим образом, следя за каждым словом, читать ваши рассказы. Это не хвала вашему достижению, это подтверждение факта.

Смешно читать некоторых авторов, вроде… и некоторых других, которые, рабски копируя вас, не замечают того, что получается сплошная ерунда и сюсюканье, или же замечают, но думают, что «публика – дура, не поймет» – выражаясь вашей фразой. Но публика понимает, и каждый читавший вас определенно заявляет, что написано «под Зощенко».

Так же обидно становится, когда выступающий артист коверкает ваши рассказы, руководясь тем же непониманием публики–дуры, делая их топорными и лишая тончайшего юмора пошлой отсебятиной. Единственный хороший исполнитель ваших рассказов – это Ильинский: этот передает их слово в слово. Мы ни за что не будем слушать их в исполнении Вл. Хенкина и других, которые перевирают текст и допускают отсебятину[1].

Это в Москве. А что делает из ваших рассказов провинциальная халтура! Искренне приходится сожалеть, что нельзя им запретить делать это.

Дорогой товарищ Зощенко! Разрешите попросить вас ответить на такой пустяковый по виду, но очень взволновавший нас вопрос: с целью ли было вставлено вами слово «зануда» в рассказе «Каторга» или же вы не совсем понимаете это слово. Оно уличное, позорное для женщины и звучит так же, как и проститутка.

Мы по этому поводу много спорили, среди нас есть несколько рабкоров, которые утверждают, что это недоразумение и что у вас раньше подобного нигде не встречалось, даже в таком рассказе, как «Лялька Пятьдесят», где другой бы автор насажал черт знает сколько разной похабщины.

Другие же уверяют, что вы это сделали с целью, следуя примеру некоторых своих собратьев по перу.

Мы очень просим ответить на этот вопрос.

Еще просим: нельзя ли как?нибудь устроить хотя бы в центре, чтобы ваши рассказы не подвергались извращению при исполнении их некоторыми московскими артистами.

Мы назовем вам их имена, и вы подействуйте на них письмом, как автор.

Ей–богу, уж очень обидно становится, когда знаешь каждый ваш рассказ почти наизусть и вдруг слышишь, как его коверкают.

Не подумайте, прочитав наше письмо, что это простой грошовый интерес вами. Это не так! Вами интересуются люди из среды массового читателя и, надеемся, не чуждые вам.

Сообщите также, пожалуйста, ваше отчество и домашний адрес.

Ждем ответа.

Наш адрес: Москва. Курбатовский пер., д. № 28. Общежитие рабочих М. Б. – Б. ж. д.

Это исключительно неглупое и интересное письмо. Правда, оно мне льстит. Но я стараюсь быть выше каких?то своих корыстных ощущений и оцениваю это письмо беспристрастно.

Письмо замечательно интересное. Я несколько раз читал его и только диву давался – откуда взялись такие наблюдательные критики.

Я послал им обширное письмо, в котором, кроме всего прочего, написал о происхождении злополучного слова «зануда».

Прежде всего я коснулся ругани вообще. Я написал, что нельзя абсолютно изгонять бранные слова из литературы. Надо прежде изменить быт. Надо перестать ругаться. И тогда литература сама выкинет все прискорбные слова. А иначе получится сильное несоответствие между литературой и бытом.

Волей–неволей иногда приходится допускать в рассказах бранные и грубые слова. Лично я делаю это в самом крайнем случае.

Что же касается нашего злополучного слова, то оно как раз не имеет особо бранного значения. Слово «зануда», несомненно, происходит от слов – нуда, нудный, нудить. Так что оно имеет более обширное значение, чем предполагают мои корреспонденты.

В частности же, этим словом называется также и проститутка, та женщина, которая пристает, надоедает, нудит. Только зазорного в этом слове ничего нету.

Слово совершенно литературное.

Золотая челюсть

Многие корреспонденты по доброте сердечной предлагают мне сюжеты для рассказов.

Конечно, никогда ни одним любительским сюжетом мне не пришлось воспользоваться. По большей части эти сюжеты «краденые» или «ходячие». Или до того глупые, что неловко за автора.

Или, наконец, такие:

Уважаемый тов. Зощенко.

Зная Вашу исключительную способность передавать бытовые картинки, предлагаю Вам подслушанный в вагоне разговор, который было бы весьма интересно прочесть в Вашей передаче.

Беседуют в вагоне о вставных зубах. Один из собеседников, рассказывая о вставленных им недавно и дешево обошедшихся зубах, говорит, что его приятель тоже недавно вставил себе зубы, но не пожелал вставлять по дешевке через страхкассу, а решил сделать как следует – у частника. Вставленная золотая челюсть обошлась в 150 рублей.

Но, по вставлении зубов, произошел следующий казус: вставивший решил вспрыснуть вновь вставленную челюсть с приятелями. Вспрыснули где?то около Финляндского вокзала; при возвращении зашли на вокзале в уборную, где виновника торжества от обильных возлияний начало мутить, и как он лишь потом сообразил, вновь вставленная челюсть отправилась вместе с прочим в вазу св. Лаврентия, причем он собственноручно и аккуратно спустил воду.

Е. С.

Часы

У Лескова есть прекрасный рассказ о том, как один купчик случайно украл часы у прохожего. Рассказ называется, кажется, «Часы».

Этот лесковский сюжет за последние годы почему?то обошел многие наши журналы. По крайней мере, я читал три рассказа на эту тему.

Этот заманчивый сюжет предлагают и мне.

20 февраля 1927

Уважаемый Михаил Михайлович!

Знакома с вами по вашим рассказам. Они доставляют нам (мне и «папмаме») истинное наслаждение, за что вас благодарим. Хочется мне, набравшись смелости и по совету «папмамы», предложить вам сюжет для смешного рассказа. Из?под веселого пера, мы уверены, выйдет хорошенький рассказец.

Вот тема: наш знакомый Пал Палыч… как?то раз поздно вечером шел домой по глухому и темному переулку.

Он был в хорошем настроении, но чувствовал и ждал, что его должны ограбить. И вот, как бы в подтверждение его мыслей, к нему подходит какой?то человек, шедший навстречу. Подходит и просит прикурить.

Прикурили. Только разошлись, Пал Палыч хлоп, хлоп себя по жилетке – часов нет, пропали. Не иначе как прохожий упер.

Возмутился Пал Палыч…

Не будучи трусом, храбрый Пал Палыч мигом нагнал жулика.

– Стой, мерзавец! Давай часы, коли жив остаться хочешь!

Испугался жулик, вынул и отдал часы Пал Палычу, а последний, на высоте своего положения, отругал жулика как подобает и отпустил с чертом.

Придя домой, П. П. гордо рассказывает жене о случившемся, а она ему:

– Какие часы? Свои ты забыл дома; вон на комоде лежат…

П. П. вытаскивает часы из кармана, глядь – они чужие. Выходит – ограбил мирного гражданина. И совестно ему, и не знает, как же часы вернуть хозяину, хоть объявление в газете давай…

Если воспользуетесь моим сюжетом, беру с Вас слово, что первое издание рассказа пришлете Вашей поклоннице.

Моя анкета: Елена…, 15 лет, пола – женского, русская, беспартийная, под судом не была и не хочу. Страдаю «киноманией», особых примет не имеется.

Живу в столице Дагестана…

Остаюсь читающая и почитающая Вас

Елена…

Еще часы

Дорогой и многоуважаемый М. Зощенко!

Читая и любя ваши произведения, хотел бы поделиться с вами одним сюжетом, случившимся со мной летом этого года.

Возвращаясь ночью от своих знакомых через Троицкий мост и проходя через Марсово поле, я встретил на пути одного гражданина, который попросил у меня прикурить. Я дал ему прикурить. Он прикурил и быстро пошел вперед.

Желая поглядеть, который час, я хватился за карман, но часов, к своему ужасу, не нашел. Тогда, считая, что этот гражданин снял у меня часы, когда прикуривал, я бросился за ним и велел отдать ему часы, иначе я потащу его куда следует.

Он отдал мне часы и пошел еще быстрее.

Через полчаса, придя домой, я убедился, что это были не мои часы, а того самого гражданина, собственные. А свои часы я позабыл у знакомых в уборной, которые мне и вернули на другой день.

Новые же «краденые» часы остались у меня.

С приветом и пожеланием увидеть рассказ в печати.

Если хотите – посвященное С. Л. Л–ву.

Пастушеская поэзия

Революция не всех сделала суровыми бойцами. Не из всех выколотила изящные чувства.

В природе остались весьма нежные голубые души, которые могут «переживать» при виде птички или пастушка.

Честь и место нежному поэту!

Голубок

Вчера я долго провозился,

Смотря, как белый голубок

Летал на солнышке, носился

Со стены на чердачок.

Белый цвет его менялся

Часто предо мной:

Разной тенью отливался,

То темно–нежной голубой.

Я камушек в него; а он быстрее

Летает и кружит.

У себя я вижу вдруг на шее

Неподвижный он сидит.

Я хвать его, а он вертлявый

Дрожит в моих руках.

Исчез блеск его румяный,

Краски нет, а есть пятна на крылах[2].

Теперь уж каждый день

Я в комнате своей

Часто с ним играюсь,

Голубочком забавляюсь.

Пастушок

Пастушок коровок гнал

Поздно – вечерком —

За коровками бежал

Со своим кнутом.

Пригнал коров домой

Пастушок–малютка

И довольный он собой

Гулять бежит Васютка.

На зелененьком лугу

Ночью при луне

Играли дети в чехарду,

Крик их слышен на селе.

Детский праздничек пришел,

Радость для детей.

Вася–пастушок пошел

Гулять играть скорей.

Не любили Васюка,

Грязного мальчишку,

Мальчики всего села

Пастуха сынишку.

И завидя издали,

Прогнать они его решили.

Васеньку не приняли

И камнями побили.

С тех пор он не ходил

Гулять играть к мальчишкам.

А он азбуку учил,

Интерес был у него к книжкам.

Уважаемый товарищ, я ваш будущий и новый корреспондент – остаюсь с почтением и уважением

Н. И.

Драма на Волге

Осенью 1926 года я получил странное и непонятное письмо. Я прочел его два раза подряд и ничего не понял.

И только читая в третий раз, я стал более или менее понимать все события, которые развернулись на Волге.

Какой?то жуликоватый человек, какой?то проходимец, неизвестно из каких соображений, выдал себя за Зощенко и в таком положении «прокатился» по Волге, срывая славу и светские удовольствия.

Этот человек имел, судя по письму, некоторый успех и среди женщин.

Вот письмо от одной из его героинь.

Добрый день, Михаил Зощенко!

Шлю Вам свой искренний привет.

Вчера, разбирая хлам в ящиках письменного стола, я натолкнулась на открытки с видами тех мест, где мне пришлось побывать за время моего учительства.

Виды волжского побережья и Жигулевские горы навеяли на меня воспоминанья и вот результаты – письмо к Вам.

Дорогой Михаил Зощенко, мне так бесконечно жаль, что пришлось встретиться с Вами в такой пошлой обстановке. Именно из?за этого я не могла быть с Вами такой, как мне этого хотелось. Я боялась, что Вы примете меня за искательницу приключений.

Кроме того, на меня подействовали слова профессора, что мое «дурное поведение» может отразиться нежелательным образом и на Вас, таком известном писателе.

Поэтому уйти из их общества я решила еще в Вашей каюте.

Этим и объясняется, что я под конец стала холодней к Вам относиться, но я решила, что так лучше будет для всех.

Разбирая открытки с видами Волги, я снова вспомнила Вас, я снова мысленно рисую Ваше лицо, Ваши умные глаза, полные грусти и затаенного смеха. Дорогой Михаил Зощенко, простите меня за эти строки. Я должна Вам сказать – у меня было мало хорошего в жизни. Главное – чем больше я сталкиваюсь с людьми, тем больше и больше я разочаровываюсь в них.

Но вместе с тем мне их становится как?то жалко. Я отыскиваю всякие причины, экономические и социальные и др., которые могут их оправдать, и пришла к выводу, если принять во внимание совокупность всех причин, то все люди должны получить оправдательный приговор. Нет плохих людей на земле. Всякие действия их оправдываются.

Но почему же, в таком случае, есть какое?то мерило хороших и плохих людей?

Я рассуждаю об этом и снова запутываюсь в неразберихе происходящего.

Много времени я трачу на чтение литературных произведений. Жаль, что не могу до сих пор прочесть Ваши «Сентиментальные повести». В нашей жалкой библиотеке их еще нету, заметку же о них я прочла.

Мне кажется, там верно подмечено Ваше разочарование, Ваш пессимизм. Я, говоря с Вами, подметила это. В тоне Ваших слов сквозило какое?то равнодушие к своей жизни, какое?то разочарование в ней, да и Ваши ежедневные попойки, эти 8–9 рюмочек, я думаю, сами говорят за себя.

Мне бы очень хотелось знать, какой из своих рассказов Вы считаете самым удачным. Жалею, что не пришлось слышать чтение Ваших рассказов в Вашем исполнении. Вы так отказывались. И я понимаю, что Вам не хотелось забавлять этих веселящихся людей.

Кажется, я наговорила много лишнего. Простите. Ставлю точку. А если Вы вспомните хоть немного обо мне, о Волге и о нашей встрече, то напишите. Я буду бесконечно рада.

Жму крепко Вашу руку.

Мой адрес…

Я хотел было сначала оставить бедную разочарованную женщину в неведении, но потом обозлился на своего развязного и счастливого двойника. А главное – мне захотелось узнать все подробности.

Я написал ей письмо, приложил свою фотографическую карточку и попросил поподробней описать замечательную встречу. Вот что ответила мне доверчивая женщина.

4 февраля 1927

Следуя Вашему совету «быть более осторожной», боюсь начать письмо с пожелания доброго дня М. М. Зощенко, так как не уверена, к кому именно обращаюсь. Ваше письмо с фотографией я получила. Хохотала много над своим глупым положением, в которое я попала благодаря тому, что в общежитии не принято требовать документы, удостоверяющие личность человека, с которым приходится знакомиться.

Фотография и оригинал мне знакомого Зощенко, конечно, различны между собой. По Вашей просьбе приступаю к описанию времени, места и обстоятельств знакомства с злополучным «Зощенко». Приступаю.

Из Нижнего в обратный рейс до Сталинграда я с другой учительницей из нашего города, мало знакомой мне, выехала приблизительно, точно не помню, 15 июля на пароходе «Дзержинский». Во время обеда в салоне мы познакомились с профессором К… и его женой (мнимыми или настоящими?). Профессор, по его словам, читает в…веком университете судебную медицину, гигиену, а в педвузе основные методы психологии. Жена – очень яркая, интересная блондинка лет двадцати восьми, бросающаяся в глаза. Милые, славные люди показались нам.

Каюты наши оказались по соседству, и мы быстро сдружились. На палубе к профессорше подсели два каких?то «типа», познакомились. Один из них понравился ей, другой – моей попутчице. Я же в то время была не с ними. Подъезжали к Самарской Луке. Жигулевские горы должны были проезжать в три часа ночи. Хотелось не проспать. В салоне вечером сорганизовался целый концерт. Там были и мы с профессоршей и одним из «типов». Иван Васильевич Васильев, работающий в издательстве «Прибой», – как он отрекомендовал себя. Чтобы прогнать сон, Васильев предложил выпить в его каюте по кружке пива. Было около десяти часов вечера. Я вообще терпеть не могу никаких напитков, но против того, чтобы посидеть в компании таких «симпатичных» людей, не имела ничего против.

В каюте мы уселись и начали пить пиво. Каюта была трехместная. Стук в дверь. Вошли два – один из «типов», другой – выдававший себя за Зощенко. Моим соседом оказался Зощенко. Это был субъект высокого роста, мускулистый, загорелый, здоровый, с рыжеватой волнистой шевелюрой и серо–голубыми глазами, в которых светился ум и по временам искрился затаенный смех[3]. Одет он был в чесучовую рубашку, вобранную в брюки, с расстегнутым воротом и засученными рукавами. Говорили кой о чем. Заказали «типы» ужин. Выпить первую рюмку предложили на брудершафт каждому со своей дамой. Меня покоробило такое быстрое сближение. Я запротестовала. Остальные пары быстро пошли к сближению. Поцелуи, объятья. На моем лице ужас и отвращение.

Вам, может быть, это тоже покажется смешным, как и им, но я была жестоко разочарована – такое быстрое сближение пятнадцать минут тому назад познакомившихся людей на меня произвело отвратительное впечатление. Надо мной начали смеяться, объяснять мое негодование мещанством и провинциализмом. Мой сосед вел себя по отношению ко мне довольно корректно, повторяя, что он не циник и понял меня. Я почувствовала, что я мешаю моим «плохим» поведением, как выразилась одна из наших спутниц, им разойтись как следует. И тогда я ушла.

Попозже «Зощенко» встретил меня на палубе и завел разговор о себе, о своей жизни, работе и поездке в Германию. Я узнала, что он партиец с 1918 года, работал до войны на Сормовском заводе (так, по крайней мере, он говорил), затем ушел на войну, потом с 1917 года начал писать. Зарабатывает в месяц 225 рублей, 100 проживает, а остальные – на приобретение книг для своей библиотеки, которая состоит из книг русских и иностранных писателей; его снова посылают в Германию учиться и совершенствоваться в стиле. Вообще его поведение все время по отношению ко мне было безукоризненно. Вообще он очень редко показывался на палубе днем, объясняя, что он едет инкогнито[4]. Он уходил в четвертый класс собирать материал, всегда был выпивши и всем раздавал мелкие книжки с рассказами Зощенко на память, вечерами сидел на носу и задумчиво глядел вдаль[5].

Вот и все. Писала откровенно, ничего не прикрашивала. Простите, что мое первое письмо было не по адресу, но, как видите, я здесь совершенно ни при чем.

Между первым и вторым письмом есть, конечно, существенные противоречия. Но это весьма понятно.

Автор письма, несомненно, хотел сгладить какие?то углы. И хотел, видимо, рассеять мои сомнения о любовном приключении. Но я на это и не имею претензий.

Я допускаю, конечно, что мой двойник не слишком постарался использовать свою вывеску. Тем не менее я не верю в его сплошную корректность. Не такой это человек, чтоб он только «сидел на носу и задумчиво глядел вдаль».

А, впрочем, черт его знает!

Во всяком случае, я рад, если этот развязный гражданин не причинил кому?нибудь из пассажиров серьезного вреда.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю