Текст книги "Разлом/освобождение (СИ)"
Автор книги: Михаил Логинов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
– Экие подлецы! Какие выродки!
После доктор принялся расспрашивать как можно подробнее о самых малых и на первый взгляд незначительных деталях. Выслушивал, а после, с непоколебимой твёрдостью заявил:
– Они попросту пытались выбить показания. Сделать вас, мой милый друг, простите за просторечивую грубость, козлом отпущения.
Виктор даже не задумался о том, почему выбор подобной роли выпал именно на него. Слепо верил старику и даже не испытал тени сомнения в верности его вывода.
Старик между тем продолжал расспрашивать о том, почему же мужчина бросил свой родной дом и не принялся его восстанавливать. Расспрашивал о работе, но из сбивчивого рассказа почти ничего не понял, – Виктор не мог внятно объяснить произошедшее в офисе. Психиатр как мог, успокоил пациента. И, в конечном счёте, старик убедил мужчину, что нужно возвращаться домой, говоря:
– Не дело бродяжничать! Вы – Человек! А человеку не пристало, как бродячему псу шастать по улицам.
Продолжал говорить о необходимости работать, ведь работа – жизнь. Не работаешь, не имеешь средств к существованию. И, раз за разом логикой и убеждением внушая искреннюю точность своих слов, старик смог наставить Виктора на путь истинный.
– Значит, мне нужно вернуться домой, найти работу и восстанавливать привычный уклад жизни?
– Уклад жизни можно поменять, если вам кажется это необходимым. Но работа и жильё – необходимость!
– Но ведь эти, – Виктор запнулся, не зная как верно назвать тех двух субъектов, заявившихся к нему и устроивших погром. Неопределённо качнул головой, но, видя в глазах старика понимание, продолжил. – Что если эти опять вломятся в мой дом?
– Это оставь мне! Уж я найду на этих супчиков управу, будь уверен!
Перед уходом Виктора старик вручил ему пару баночек уже знакомых таблеток и со всей возможной добросердечной напористостью внушал, что не стоит прерывать курс лечения, ровно как и перебарщивать. Но при этом прибавил:
– В твоём случае эти таблетки необходимы. А в свете последних событий... принимай двукратную норму. И не беспокойся, всё будет хорошо!
А уж у самой двери, когда Виктор, улыбаясь, прощался, благодаря за помощь, старик ещё раз сказал:
– Не беспокойся насчёт тех дурней... я им такое устрою, век помнить будут!
Глава 11
Вернувшись домой, Виктор первым делом вытащил на мусорку диван. Не то чтобы спать, но и находиться в одной комнате с этим диваном было попросту не возможно, ведь один из «блюстителей порядка» от одной только свирепой злобы и безмерной пакостливости, справил на него нужду.
Вслед за диваном, на мусорку отправился различный хлам, – ломанные, зачастую памятные вещи. Осколки стекла и пары зеркал, переломанные стулья и разбитый телевизор. После Виктор принялся за развалившиеся шкафы, столы и крепко покорёженную стиральную машину. И, как итог, спустя долгое время дома не осталось почти ничего кроме стен да редких уцелевших вещей. Даже кровать осталась с одной лишь голой панцирной сеткой.
Долго, до самого утра, не зная усталости, Виктор выметал щепки, различные огрызки пластика и обрывки ткани, намывал полы и стены. В некоторых местах мужчине пришлось сдирать обои, – те сохраняли следы незваных гостей, различные грозные и насмешливые надписи, а также разводы плевков.
Дело было тяжёлым. Но больше, пожалуй, унизительным. Вынося мусор, отдирая обои и видя, во что превратилось его жильё, Виктор чувствовал свою слабость и не способность дать отпор. Он ощущал себя самым жалким и никчёмным созданием. В горле застрял неприятный ком, а на глаза наворачивались слёзы. И ни единого всхлипывания, ни одной плаксивой нотки в его дыхании не чувствовалось. То были слёзы отчаяния и понимания своей слабости. Но вместе с тем он не отступал от сложной задачи, не бежал и не прятался от тягостных воспоминаний, а попросту избавлялся от их следов, ещё даже не зная, как бороться с подобным впредь.
Виктору хотелось верить, что старик и в самом деле решит эту проблему, что больше никто не посмеет вломиться в его дом. Но было такое не ясное, смутное сомнение... чувство, что нужно самому стать лучше, чтобы подобное уже не могло повториться. И это чувство росло, становясь более явным и понятным.
Спать он лёг уже после того, как над горизонтом поднялось солнце. Спал на полу, укрывшись грязным и вонючим пальто. Засыпал с ясным намерением стать лучше, стать сильнее, но спал обрывисто, часто просыпаясь, ведь двери в доме не было, – опасался оказаться застигнутым врасплох.
***
В центр занятости, – небольшую каморку на отшибе города, – Виктор пришёл уже после обеда. Там, в тесном коридоре, сгрудились различные монстры, уродцы и даже обычные люди, – правда взгляд у последних был более хищный и жестокий, чем у монстров и уродцев. И всю эту толпень, тесно прижимавшуюся друг к другу и не смеющую шагнуть на проход, – если кто-то загораживал проход, сквозь плотно закрытую дверь, раздавался оглушительный рёв с требованием «Прижаться к стене, пока не вышел и голову не открутил!» – принимали в одном-единственном кабинете. Было душно, зловонно и неприятно... но Виктор старательно терпел, всем своим видом внушая каменную непоколебимость и нечеловеческую невозмутимость. Он обещал себе, что станет лучше, и пытался достигнуть этого так, как только мог, – преодолевая страх и омерзение.
Страждущие до работы заходили в кабинет, а после, молча, свесив голову, уходили прочь. Так было со всеми, кто заходил в кабинет. И даже люди, со страшным взглядом, выходили оттуда совсем уж сникшими. Тем временем у Виктора всё отчётливее звучали беспокойные мысли: «А может ну её, эту работу и центр занятости?» Какое-то неизъяснимое предчувствие возрастало, а мужчина всеми возможными силами пытался себя убедить, что нужно идти до конца, что нельзя отступать. Это внутреннее противостояния длилось многие часы ожидания, – приём проходил удивительно медленно и неторопливо.
В какой-то момент, когда стрелки часов начали склоняться за пятый час, из-за двери раздался крик:
– Следующий!
Виктор поднял голову, чтобы посмотреть, кому на этот раз выпала печальная участь. Обвёл взглядом помещение, в котором каким-то образом не уменьшалась толкучка, не смотря на то, что никто больше не приходил. Все другие тоже обводили взглядом помещение, словно высматривали следующую жертву на закланье для дремучего бога.
– Следующий!
Но вновь никто не шевельнулся.
– Уроды, твари! Если я встану, то вам всем будет худо, ясно? – отрывисто орал принимающий из-за двери. – Следующий!
Кто-то пихнул Виктора в плечо. Неожиданно для себя, мужчина оказался на проходе под пристальным всеобщим вниманием. Он точно знал, что не его очередь. Но пытаться вернуться в очередь... нет, это было бы явной глупостью, так он рассудил. Ему было страшно, но ещё страшнее было продолжать ожидать своей очереди... тяготиться мучительными чувствами и мыслями, ожидая чего-то, что пугало всех...
«Уж лучше сразу, разом отмучаться, чем ждать, как эти трусливые отродья!» – неожиданно для самого себя, смело подумал Виктор.
На не твёрдых ногах он подошёл к двери. Занёс руку, чтобы постучать, но вовремя себя одёрнул, подумав: «Того и гляди, совсем рассвирепеет, ведь лишний раз отвечать придётся!» – и потянул на себя старую, скрипучую деревянную дверь. Быстро зайдя внутрь, прикрыл за собой дверь.
В кабинете пахло как на застоявшейся болотине. На полу была грязная, зазеленевшая жижа, а стены покрывала мягко светившаяся слизь. За столом сидело нечто бесформенное чем-то отдалённо напоминавшее жабу с длинными и гибкими усами-прутиками. Но Виктор не смог приметить ни одного глаза.
Мужчина думал, что ничего его не сможет больше удивить. Он многое успел повидать за последнее время, но это... это было выше его сил. Виктор оторопело уставился на причудливую дрянь и даже невольно, от удивления, приоткрыл рот.
– Чего вытаращился? – голос вырывался пузырями воздуха, разрывавшими поверхность жижи, которая, сразу после, восстанавливала прежний вид.
Виктор не знал что делать. Растерялся. И продолжал глядеть на странное, не пойми что. А странное отродье, не тратя даром время, уже тише, продолжило:
– На работу выйдешь завтра. Пять дней в неделю. Оплата соответствует твоему вкладу, – сдельная. Чем больше сделал, тем больше получишь. Адрес и контактную информацию просмотришь в папке, – один из усиков-прутиков вытащил верхний ящик стола, а после, бросил на склизкий стол небольшую, бумажную папку. – Поставь на бланке формы 227 дробь 8 точка 17-22 подпись и можешь проваливать. – другой усик вытащил ещё один ящик и на стол упала бумага, а в след за ней, в жижу, ручка. – Не забудь поставить подпись ещё во всех формах из папки, но потом, дома.
– А где именно работать? – робко спросил Виктор. – И какая минимальная оплата?
Жижа неопределённо забулькала, а после послышалось грозное рычание. Виктору было страшно, но просто взять и уйти он не мог, – попросту не догадался поставить подпись, схватить папку и удрать прочь от страшного создания. Инстинктивно опасался этой жижи, настолько опасался, что боялся пошевелиться или вздохнуть.
– А куда такую падаль ещё можно отправить? На свалку! Слышишь? На что пригоден, там и будешь работать! Разгребать чужой мусор и различный хлам! – жижа перестала бурлить пузырями, а её поверхность, как болотина, успокоилась. Спустя некоторое тягучее время странное отродье вновь заговорило. – Десятую часть того, что пригодного в дело или еду найдёшь, – забирай... но только посмей обмануть и взять больше положенного!
Виктор из какого-то мальчишечьего любопытства хотел было спросить: «И что тогда?» – но всё же из здравомыслия и инстинкта самосохранения хватило чтобы не совершить подобную глупость.
– Если проворуешься, – предугадав неозвученный вопрос, вновь забулькала жижа. – Тогда к тебе домой с визитом доброй воли нагрянут церберы с целью взыскания неучтёнки. Ты меня понял? – в странном голосе Виктор не почувствовал и нотки злобы или угрозы, но оттого было только более страшно. – А теперь окажи ма-а-аленькую любезность... подпиши эту грёбанную бумагу и cвали на хрен отсюда!
***
Вернувшись домой мужчина долгое время не мог найти себе применения. Скучал. Забился в угол, кутался в старое пальто. И сам того не заметив, уснул крепким сном без единого сновидения.
Проснулся он рано. И вновь оказалось нечем избавиться от скуки и безделья. За окном ещё только-только обозначился рассвет, а мужчина откровенно изнывал от тоски. В какой-то момент ему пришла не самая умная затея, – пойти на работу пешком. И сразу Виктор нашёл множество причин, почему именно так ему и следует поступить, что даже не стал размышлять о возможных последствиях: «Для здоровья полезно. Денег сэкономлю. Свежим воздухом подышу».
Последствия подобного, скоропалительного решения стали явными не сразу. На улице почти никого не встречал, да и наслаждался ещё свежим воздухом. Насвистывал себе под нос и улыбался, поглядывая на поднимавшееся солнце. И настроение было так хорошо, а проблемы виделись столь далёкими и мелкими, что Виктор поверил в лучшее и просто наслаждался пешим путешествием.
Спустя где-то чуть больше часа, когда он вышел за черту города и шагал вдоль дороги, в уме начали робко звенеть первые колокольчики тревоги. Такое смутное беспокойство и лёгкое желание попить воды... которой он, по своей глупости, не додумался запастись в дорогу.
Спустя ещё часик Виктор уже явственно ощущал жажду, но кругом были только дичающие поля, да прямая дорога совсем редко разветвлявшаяся или изгибавшаяся. Спасения от жжения в ногах и сухости в горле не предвиделось, а идти ещё предстояло так долго...
На дороге Виктор увидел автобус. Ещё издалека приметил надписи на ярком корпусе и обрадовался, ведь это был его автобус, – рабочая перевозка. Мужчина начал размахивать руками. Он улыбался и верил, что его спасение, огромное и железное, скоро затормозит, но... автобус не сбавлял скорости. Виктор начал догадываться, что водитель не собирается делать внеплановую остановку и, решившись на отчаянный шаг, бросился на дорогу. Да только автобус по-прежнему не сбавлял скорость, не менял курса. И в самый последний момент Виктор сумел отскочить в сторону. Автобус пролетал мимо, но взгляд мужчины всё же успел ухватиться за окна, в которые смотрели и ржали люди-уродцы с самыми разными внешними изъянами. И то, что подобные выродки смеялись над ним... О! Это его не на шутку разозлило!
В порыве гнева он схватил с обочины какой-то булыжник и пустил его вдогонку автобусу. Услышав удар по железу, который неясным чудом расслышал сквозь рёв мотора, мужчина улыбнулся. Но та улыбка мало подходила человеку, – слишком уж хищной она была.
***
Виктору пришлось и в самом деле работать на свалке... ну как работать? Копаться в старье и чужих отходах, выискивая хоть что-нибудь пригодное для использования. Собирал различные целые вещи, не совсем испортившиеся и в меру помятые продукты, собирал металлолом. Умом он понимал, что это полезная работа, – использовать то, что ещё пригодно для переработки и вновь пускать в дело, но... как же это оказалось омерзительно!
Зловонье, грязь, вездесущий шелест пакетов, торчавших из необозримой гущи хлама... и вороньё, огромная такая стая, напоминающая собой больше разумную тучу, чем птиц. Они, вороны, были здесь хозяевами и показывали это всем своим видом, особо не боясь людей.
Был один уродец-коллега, который пытался ловить ворон, но те поднимали такой шум, стоило двуногому созданию к ним приблизиться, что в пору было проклинать всё на свете. А если вороны всё же взлетали, то всей стаей. И так угрожающе кружили и кричали над уродцем, что казалось, вот-вот его попросту заклюют насмерть.
Этот уродец почти не тратил времени на работу, а осторожно подкрадывался к птицам, ставил различные бесхитростные ловушки и невероятно злобно глядел на ворон, ведь они никак не желали ловиться!
С коллегами у Виктора и на этот раз не задалось. Всякий раз, когда он глядел на этих увечных и омерзительных подобий людей, ему невольно вспоминалась та обида, которую он получил в дороге. Много раз в уме грозно звучала одна и та же мысль: «И вот эти немощи, тупые, безмозглые твари посмели надо мной смеяться?!»
Ещё больше подобному, холодному к ним отношению, послужило то, что они, работники, без всяких содроганий и беспокойств ели и пили то, что находили у себя под ногами. Виктору было омерзительно от понимания, что они едят огрызки или попорченные продукты, пьют после кого-то и при этом не чувствуют совершенно ничего... у него это попросту не могло уложиться в голове!
Был среди всех этих уродцев один, который попытался наладить контакт с Виктором. Немного горбатый, но с длинными и крепкими руками, – Виктор уже успел убедиться в силе этого уродца, когда тот голыми руками разрывал стиральную машину на части, – у него была несколько деформированная голова, небольшая вмятина на лбу, и заячья губа. Виктору стоило не малого усилия чтобы не показать того отвращения, которое он испытал, когда этот уродец подошёл к нему и заговорил:
– Пе-пе-пер-вы-вый де-нь, да-а? – ужасно заикаясь, спросил он об очевидном.
– Первый день, – кивнув, ответил Виктор.
– Да-а-а! – протянул заика и замолчал. Он стоял рядом и просто молчал.
Спустя пару минут такого ожидания Виктор не выдержал и спросил:
– Так ты чего-то хотел?
– Да-а-а! – вновь протянул уродец. – Я э-эт-то нас-с-че-т... ка-а-ак же? – он посмотрел Виктору в глаза, ища помощи и подсказки, как бывает, делает ученик отвечая у доски, не зная ответа, просительно глядящий на учительницу. Пощёлкал пальцами. И пробубнив что-то, полез в карман. – Вот! – на одном дыхании, без запинки, сказал он, показывая какую-то небольшую деталь. – Е-ес-сли на-а-айдёшь, что-ни-и-будь, то это... м-м-мне та-ащи.
– Так это, я же здесь не из праздного любопытства, понимаешь? Мне деньги нужны! Зарабатывать я тут пытаюсь!
– В-все мы пы-ы-ы – заика замолчал, а после, на одном дыхание, закончил, – таемся. – после он попытался говорить на одном дыхание. – И я... я ведь... не... про-о-ст-то так, – и у него даже начало получаться, но... он запнулся и вновь начал страшно заикаться. – Ты м-м-мне св-во-и д-д-деся-ять про-о-ц-центов, а-а-я тебе д-д-день-г-г-гами. Сра-а-азу, нал-лич-чкой.
Виктор по пришествию на свалку заглянул в небольшую конторку, – деревянная коробчонка с одной только дверью, – чтобы разузнать, что да к чему. Принимающий «урожай» – невероятнейший толстяк. Его толстоту можно сравнить только с его же злобным характером. Наорав на Виктора за опоздание, он объявил, что сегодня принимать товар от него будет строго в пол цены. А расценки, которые мельком успел глянуть Виктор, показались смехотворными.
«Хватило бы зарплаты на оплату за жильё!» – подумал тогда Виктор, выходя из коробчонки под неутихающую ругань.
И тут так удачно появилась возможность хоть немного да подзаработать!
– Что именно тебя интересует? – враз оживился Виктор. – И по какой цене принимаешь?
Понимать заику было сложно. Ещё сложнее было не обращать внимания на его уродства. Но понимание, что это возможность, которую не следует упускать, Виктор прикладывал все возможные силы, чтобы потенциальная сделка благополучно состоялась. И ему даже в голову не пришло, что его могут обдурить! Надуть шутки ради!
Как-то само собой получилось, что разговаривая, они продолжали заниматься работой. Виктор слушал, изредка переспрашивал, но с таким видом, что уродец даже успокоился и стал реже заикаться. А нужны ему были самые разнообразные детали. От каких-нибудь дрелей, бензопил, ноутбуков, телефонов, до совсем уж неожиданных шестерёнок, гаечек и болтов, – но в особой цене у заики были простые ключи и отвёртки:
– Ты толь-лько смотри что-что-чтобы не совсе-ем уби-итые были. – важно сказал уродец.
Неожиданно оказалось, что можно общаться и работать вместе с кем-то из таких уродцев. Виктора это открытие приятно поразило. И вместе они старательно работали долгое время. Как выяснилось, у заики ко всем прочим недостаткам ещё и зрение было слабоватым, – не крот, но больше чем на десяток шагов от себя, как сам он признался, почти ничего не мог разобрать. Виктор большей частью выискивал взглядом какую-нибудь железную рухлядь, но не упускал из виду различные вазы, декоративные украшения и более-менее сносную мебель.
Где-то в полуденные, жаркие часы, Виктор совсем приуныл. Он не был привычен к нахождению под солнцем так долго. Время от времени ему всё же приходилось помогать новообретённому товарищу по возне в огромной помойке, – а это было не так уж и просто для его слабого и неподготовленного тела. Да и жажда с самого утра только росла. Мужчина стоически переносил все эти невзгоды, ведь заика продолжал работать, не зная усталость, – будто и не человек вовсе!
Виктор терпел и всячески подавлял любые проявления слабости. В его уме ясно, точно неоновая вывеска в ночи, сияла мысль о том, что вот он, очередной шанс стать лучше и сильнее. И он как мог, справлялся с этой не простой задачей. Но всё же его выручил этот новый приятель, – утирая пот, заика поднялся от распотрошённого телевизора, поглядел вверх, совсем незаметно скосив взгляд на Виктора, а после сказал:
– Жа-а-рко. П-п-пойдём что ли к-куд-да-нибудь в т-тень.
Виктор поднялся, утёр рукавом лицо, на котором так обильно выступил пот, и посмотрел на приятеля.
– Ты эт-то, как? Пи-п-пить х-хочешь?
Виктор достаточно красноречиво посмотрел в сторону, где уродцы, продолжая работать, то и дело поднимали бутылки с газировкой и допивали после кого-то, совершенно не брезгуя.
– Э-э, не-ет! – замахал грязными руками горбатый заика. – Эти с-сов-всем от-тупели! М-мы в-ведь не з-звери, а?
– Есть идеи? – наконец спросил Виктор.
Заика сразу же заметно оживился. Даже улыбнулся, что, едва не сломило решимость и твёрдость Виктора, – слишком уж непривычно и пугающе выглядела улыбка с заячьей губой.
– Ту-ут, ря-дом, е-есть к-к-колонка. – всё так же улыбаясь, говорил заика. – П-пой-дём?
Неожиданно для самого себя, Виктор улыбнулся. Не натянуто, не принужденно, а по-настоящему. Его мысли полнились образами холодной, свежей воды, от которой зубы сводит.
Рядом оказалось ну совсем уж не рядом. Виктор не знал точно, как много им пришлось пройти, но по ощущению они плелись не меньше полутора часов. Свалка почти растаяла без следа, когда они зашли в небольшую деревеньку. Старые, покосившиеся дома и одичавшие деревья. Тишина и благодать. Пока они там были, ни разу никого не повстречали. Виктор забеспокоился, думая, что раз нет людей, то и воды, должно быть, тоже не будет, но... к величайшей радости и облегчению, вода была. Немного рыжеватая от ржавчины или глины... или от того и другого. Но это не остановило ни Виктора, ни его провожатого.
Назад они возвращались быстро, – не спешили, просто шаг стал лёгким и солнце больше так не припекало. Молчали. Виктор размышлял о том, как всё-таки мало ему нужно для счастья! А после, спустя значительно меньшее время, чем они шли в деревню, вновь принялись вместе за работу.
Ближе к вечеру что-то в происходящем начало меняться. Виктору потребовалось время, чтобы понять. Вроде бы всё те же уродцы, что шастали и прежде рядом, занимались тем же делом, что и прежде, но... была перемена, которую мужчина долго не мог осознать, – другие рабочие собирали банки и бутылки пива и сливали всё, что ещё могли, в пустые бутылки. Горбач тоже решил не отставать и, обратившись к Виктору, сказал:
– На-ам бы т-тоже н-нужно че-его-ни-б-будь себе по-по-подго-отовить.
– Ты хочешь как эти, собирать остатки? Так ведь и дрянь какую-то можно найти! А у меня, говоря откровенно, нет ни малейшего желания и возможности бегать по врачам и лечиться от всякой пакости.
– Э-э-э нет! – хмуро сказал заика. – Э-это с ед-дой мож-жет быть д-д-дря-янь, а вот... – он вместо слов подхватил почти пустую бутылку с виски и спросил, – ка-ак по тво-оему, м-м-много т-тут з-за-р-разы?
Виктор даже нервно хохотнул.
– Ну да, тут ей жить не особо весело.
– А-а-я о ч-чём?
– Но и пить, после кого-то... как-то это... – Виктор не мог подобрать нужного слова, чтобы не обидеть горбача.
– Эк-коно-омич-чно! – быстро проговорил, как мог, заика со всей возможной важностью.
Когда они сдали «дневную выручку», горбач попросил у Виктора заранее оговорённые детали, – все плоды совместных работ делили поровну. – и оплатил их. А после, толкнув плечом, спросил:
– Ну... так... что? – он поднял одну из двух бутылок по самое горлышко наполненную горючей жидкостью. – Бу-уд-дешь?
***
За первую рабочую неделю Виктор, неожиданно для самого себя, смог наладить не такие уж и плохие отношение с заикой. Как выяснилось из редких разговоров, – не любил ни он, ни Виктор особо много говорить, – он с самого детства любил копаться в различных механизмах, перебирать их, пытаться что-нибудь сделать новое. Ничего не изучал, не пытался понять принципы работы, а просто, полагаясь на интуицию, переделывал электронику и смотрел, что же получится? Горбач также увлекался подобным «творчеством» и с механикой, делал самые неожиданные самоделки, а после только проверял, что же получилось и получилось ли вовсе?
Виктор узнал, что его знакомого и товарища по грязной, тяжёлой работе, зовут Славой. Почему-то заика был категоричен в том, чтобы его звали именно Славой и никак иначе. И мог крепко так обидеться, если к нему обратиться как-нибудь по-другому. Виктор проверил это на своём плече и больше повторять не захотел, – почти два часа не чувствовал руку. Только едва ли его могли обеспокоить подобные заскоки. «Тут каждый по-своему отбитый на всю голову», – подумал тогда Виктор, оглядывая прочих коллег.
Всё за ту же неделю Виктор приучился, вслед за Славой, собирать бутылки с остатками крепкого спиртного и переливать в одну тару. Крепко так, вновь неожиданно для себя, подсел на подобные, высоко градусные напитки. Они и бодрили, и сил придавали, и жизнь переставала выглядеть беспросветной и... печальной. Особенно радовало то, как таблетки, выданные доктором, сочетались со спиртным, – можно было погрузиться в сон наяву, в котором происходило порой нечто не мыслимое, пугающее, но интересное.
Так, однажды, в первой половине недели, Виктор коротал послеобеденное время, пока жара ещё не спала, подобными чудо-снами, а по существу, будучи в полубреду: Сидел в тени каморки, в которой принимали «дневной улов», и глядел на одного коллегу, который пытался поймать ворону. Виктор наблюдал за этим, как обычный болельщик, и даже время от времени вскрикивал:
– Давай, у тебя получится! – кричал он это только после того, как у уродца не получалось поймать ворону. Приободрял дурака как мог, не чувствуя злорадства над глупым и недалёким. – Попробуй ловушку! – советовал он, то одно, то другое. – Попробуй подкрасться!
Что забавно, уродец послушно следовал советам. Делал то, что велел ему Виктор.
В тот день случилось нечто неожиданное. В ловушку, самую бесхитростную и простую, – картонную коробку придерживаемую палочкой с верёвкой, – угодил молодой и наивный воронёнок.
Виктор вскричал от радости:
– Ха-ха! Да, чтоб его так, да!
А уродец не тратя время даром, подбежал к ловушке и, сунув руку под коробку, быстро вытащил из-под неё трепыхавшегося воронёнка.
Виктор привык видеть всякие странности и омерзительные события, находясь в пьянящих снах наяву. Но всё же в этот раз омерзительность смогла переступить через всякие мыслимые и немыслимые грани.
Уродец, державший в своих руках трепыхавшегося и каркавшего птенца, уставился на него. Всего пару мгновений он на него глядел. Пристально так, отрешившись от всего вокруг. А после, всего, целиком, запихнул себе в рот.
Виктор не воспринимал происходящее всерьёз, смеялся и улыбался, слыша хруст ломаемых маленьких костей. Его забавлял вид уродца с раздувшимися щеками. Забавляло, как изо рта человека выпадали чёрно-серые перья. Так мало того, «охотник» поднялся на ноги, и продолжая жевать глупую и юную пташку, начал размахивать руками, словно сам, таким образом, мог обратиться в птицу.
Послышалось карканье сидевшей рядом необозримой вороньей стаи. Вслед за этим захлопали крылья первых вспорхнувших ворон. А уж после... после всё это пернатое полчище взлетело и закружило над человеком разгневанной, грозовой тучей. Уродец на это ответил тем, что быстрее стал махать крыльями, словно пытаясь взлететь.
А Виктор смеялся. Он был пьян и не верил в то, что такое на самом деле может происходить. Смотрел как будто бы в кинотеатре какой-то полулюбительский хоррор. Ну, съел он воронёнка, ну и что? Теперь над ним кружит бесчисленное полчище ворон? Хорошо, что дальше? Конечно, можно было предположить, но его рассеянное внимание и ослабшего ума не хватило для того, чтобы предугадать очевидное.
Туча разом обрушилась на человека. Уродец под такой тяжестью просто упал, но продолжал «махать крыльями». Карканье сливалось в единое, грозное звучание, – точно гром после пернатой, неумолимой молнии.
Непонятно каким образом, но Виктор явственно слышал тихий шёпот человека, которого живьём разрывали тысячи и тысячи ворон. Это было попросту невероятно, а потому мужчина лишний раз отмахнулся от серьёзности происходящего, ведь будь всё на самом деле, ничего бы он не услышал.
– Да... избавьте меня от этой плоти... освободите меня! – с жаром шептал дурак, погребённый под стаей ворон. – Дайте мне свободу! Подарите мне... крылья и свободу!
Происходящее словно зациклилось. Шёпот повторялся раз за разом, а вороны делали своё дело, – «освобождали» человека от его плоти, каркали и летали грозной тучей над терзаемым уродцем.
В какой-то момент Виктор попросту уснул. Шёпот и происходившее его утомляли, а перевести взгляд уже не было сил. И он просто напросто уснул, смотря на происходившее, словно это было самым обыденным и скучным, что ему встречалось.
В тот день Виктора разбудил Слава, и они вместе вновь принялись за работу. Вечером, как обычно, поделили «улов» поровну и прихватили по бутылке перемешанного, крепкого «пойла». А о том дурне, который ловил ворон, Виктор никогда и ничего больше не слышал. Ни разу его не встречал. Да и как-то попросту забыл.
Всё в ту же неделю, под самый её конец, случилось ещё кое-что. Одно событие, которое смогло всколыхнуть болото, – Виктор вновь вспомнил то, что было важно. Этому не было видимых и ясных предпосылок, но... это было неизбежно.
Они вместе со Славой разбирали различный хлам, – как всегда Виктор старался выискивать, бегло оглядываясь кругом, нечто ценное или какую-нибудь электронную, механическую рухлядь. Слава с лёгкостью выполнял свою часть работы, – тяжёлую и очень грязную, – разрывал голыми руками железо, потрошил таким не хитрым образом стиральные машины, холодильники... Виктор и к этому привык до того, что относился равнодушно, точно каждый также мог.
Словом, тот день ничем не отличался от других. Также припекало солнышко, а в обед они ходили в брошенную деревню, – это уже стало своего рода традицией. Копошились на свалке, попутно готовя себе выпивку на вечер. Виктор даже начал предвкушать, как вечером будет выпивать в спокойствии и уединении, только он, кресло и старый, притащенный со свалки, телевизор.
Как-то неожиданно и совсем не к месту, на свалку заявились школьники. В основном детишки и подростки лет от девяти до четырнадцати. Все в белых рубашечках, серых жилетках и гладко отутюженных брюках, в блестящих на солнце ботинках. Вместе с ними было всего несколько «старших», тоже школьники, но уже лет семнадцати, может, восемнадцати. И вот эти, с виду порядочные «дети», пришли на свалку. От их вида, на фоне свалки, у Виктора возник простой и логичный вопрос, который он задал Славе:
– А чего это они тут? – спросил он, не отрывая от странной толпы взгляда.
– Э-э-эх, – протянул горбач. – Всё-т-таки п-п-приш-ли!
Причина их прихода выяснилась совсем скоро. Прежде, чем это случилось, заика успел только предупредить, что:
– Н-не с-с-сопр-ро-от-тив-в-ляй-ся. Х-ху-уже б-буд-дет.
А после этого, школьники, буднично так, обошли их двоих, взяв в кольцо и... замерли. Слово взял один из старшеклассников, поднявшись на мусорный холмик, – точно командир, в торжественной обстановке, посвящал новобранцев:
– Мусор... мусор... оглядитесь кругом... что вы видите? Мусор, который мы выбросили... мы его выбросили, а биомусор наш мусор пытается отправить нам назад... они хотят, чтобы мы, – тут старшеклассник сделал паузу, окинув всех мелких серьёзным взглядом. – Они хотят, чтобы мы ели отходы, чтобы ели из выброшенной на свалку посуды... они желают, чтобы мы окружали себя такими «ценностями» – последнее слово он сказал с невероятным презрением, а после сплюнул. – Они насмехаются над нами! Они, самые ничтожные создания мира, смеются над нами! – и лицо, и жесты его отражали всё то негодование и злобу, которая сочилась сквозь слова. – Потерпим ли мы это?
