Текст книги "Краткая история Арды"

Автор книги: Михаил Бобров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

– Внимание всем машинам, постам, периметрам и колоннам! – ощутил запах собственного пота и страха, заставил себя забыть о нем, и бросил в эфир предупреждение:

– Красный – четыре! Красный – четыре! Повторяйте и передавайте для всех, кто не слышит или не может получить сигнал: Красный – Четыре!

***

Манга Хентай получила сигнал «Красный-Четыре», когда ее «Страус» заступил на охрану лесопилки. Между бревнами – сложенными в штабеля и раскиданными как попало – шустро перемещались ярко-рыжие шестиногие роботы лесхоза. Манга искренне позавидовала их водителям. Да, роботы были маленькие и совершенно не приспособленные к бою. Но Хентай любила все изящное, а «Крабики», как их тут все называли, выглядели очень мило. И легко перебирались на своих шести ногах через любые завалы, ямы, бурелом. Их нельзя было смутить, например, раскатившимися из штабеля кругляками, наступив на которые наверняка поскользнется любой стальной великан Дома Куриту.

А в свете полученного сигнала "Красный-четыре" особое значение приобретали как раз те качества "крабиков", которые давали их водителям преимущество над "Страусом" Манги Хентай. "Красныйчетыре" означал, что давно ожидаемое сопротивление началось, и что в любой момент силы Дома Куриту могут быть атакованы. Манга вздрогнула. Конечно, ее "Страус" вооружен, и выплевывает в минуту столько металла, что любую небронированную машину и даже лесхозовского "крабика" может запросто перерезать пополам. Но для этого надо загнать юркого шестинога в прицел. На горном склоне, где ровного места мало даже для того, чтобы просто стоять, особо не поманеврируешь. А у "крабиков" целых шесть точек опоры, им безразличен уклон, ямы и выступы. Манга встревожено вертела "Страуса" туда и сюда, пытаясь угадать, не собираются ли мирные лесорубы окружить ее или что-нибудь по склону скатить на голову.

Вот "Краб" зажимает дерево в захватах. Гигантские ножницы с гидравлическим приводом быстро и чисто перекусывают ствол у самой земли. Манипулятор укладывает хлыст на транспортер и так же точно обкусывает ветки…

В кабине жарко.

А вот еще два "Краба" спускают сверху громадный ствол. Ого. Да как раз над ней. Пожалуй, если они сделают еще два шага каждый, им достаточно будет разжать захваты, и бревно запрыгает под уклон, как раз шлепнется на корпус. М-да.

Говорила тебе мама, не ходи в пилоты.

Нет. Эти двое вниз не пошли. Интересно, почему они не используют пилы? Даже на больших лесопилках вроде этой, доски из бревен получают гидравлическими клиньями. Громадные дубы колют по радиусам, а обычные сосны или ели вдоль. Правда, перед самой высадкой на инструктаже по культуре, говорили, что так получают древесину с ненарушенной структурой волокон, и вроде как она крепче распиленной. Но ведь металл, бетон и пластик все равно прочнее, а строить из дерева дома – расточительно. В Галактике полно планет, где деревянный стул – такая роскошь, что не выскажешь.

Так!!! Куда это он?! А, на заправку. Уф-ф… Можно разжать кулак на спуске.

Еще две железки лезут вверх. Что у них за бомбообразные бочонки? Масло, похоже. Точно – вон засунули в заправочный агрегат и выстроились очередью. "Страусу" Манги Хентай тоже не помешало бы почистить и смазать суставы. Как-никак, "Страус" легкий разведочный робот, и кормят его ноги. На открытой местности, где нет риска оступиться в какой-нибудь овраг, "Страус" выжимает сто тридцать километров в час, а уж прыгает! Не чета даже средним роботам типа "Снайперов", не говоря уже о тяжелых "Викингах" или там "Мародерах". Даже внешне "Страус" отличается от гориллоподобных тяжеловесов. Он всего шесть метров в высоту, на двух ногах висит параллельно земле линзовидное обтекаемое туловище, из-под которого торчат стволы пары тяжелых пулеметов. Узкая полоска бронестекла – как глаза. И все – никаких клешнеобразных манипуляторов или уродливых наспинных горбов с ракетами. Зато быстрый, как ветер. Вот и в горы погнали именно легкое звено, именно на "Страусах" потому, что тяжелые машины тут не пройдут.

Сколько там на часах? Когда это кончится, наконец?

А лесорубы все суетятся. Вот смазчик – такой же "краб", только вместо ножниц и манипуляторов осьминог со шлангами – закончил свою работу. Переваливаясь, шагает вниз. В этих горах даже коровы могут получить спортивный разряд по альпинизму! Бывает, смотришь на клочок травы посреди голого склона, или выступ, куда не каждый человек заберется, и думаешь: не иначе, корову туда поднимали флаером. А потом глядь – лезет всеми четырьмя копытами, как Ромео по веревочной лестнице. Может, оттого местные и решили сделать многоногих роботов? Но они же на аккумуляторах, и каждый день их нужно перезаряжать. На это в поселке целая специальная электростанция предназначена. Как же они собираются сражаться с Домом? Но "Красный-четыре" тоже ведь просто так не посылается, значит, нашлось и что-то посерьезнее. Может, они каких-нибудь наемников пригласили? Манга перевела робота на выступ в самом краю лесопилки, откуда она могла видеть большую часть склона, дороги и саму разделочную площадку. По крайней мере, все "крабики" в поле зрения. Она представила себе, что должен чувствовать сейчас ее вероятный противник. Неужели их совсем не беспокоят шевелящиеся стволы тяжелых пулеметов "Страуса"?

Манга Хентай тут же обругала себя последними словами. Конечно же, вся лесопилка нервничает. Вместо того, чтобы стоять на отведенном месте, робот-надсмотрщик бегает туда-сюда, башней крутит, стволами шевелит. Помесь танка с тараканом.

Ох, скорей бы уже вечер!

Возможно, Манге Хентай стало бы легче, если бы она знала, что водители "Крабиков" совсем не собирались нападать на ее стальную птицу. Они опасались разозлить надсмотрщика или спровоцировать на выстрел, а потому и работали с прохладцей, и решили закончить пораньше, как вчера и позавчера. К чертям такую работу, за которую каждый миг можно получить в спину три-четыре килограмма металла! Тем более, что пилот – совсем молодая девчонка, а таким всегда кажется, что мужчины что-то имеют на их счет. Психанет – не соберешь костей! По крайней мере, так предполагали лесорубы, совсем не зная, что инструкторы Дома Куриту предпочитают назначать пилотами именно женщин. Считается, что женщины аккуратнее водят боевые машины и спокойнее ведут себя в тяжелых ситуациях.

Что ж, Манга Хентай могла бы рассказать кабинетным ученым кое-что о тяжелых ситуациях! К закату напряженное ожидание несбывшегося нападения стекало по ее телу ручьями пота. "Крабики" вереницей уходили с разделочной площадки вниз, в поселок. Солнце скрылось за горами, а горы уходили высоко за спину. Манга наблюдала, как далеко впереди зубчатая тень Мглистого хребта разделяет степь на зеленую жизнь – и черную смерть. Хентай восхитилась поэтичностью картины и передернулась, когда поняла, что сама она со своим роботом находится как раз в черной тени. Очарование сразу пропало. Манга дождалась замыкающего, девятого по счету и неуверенно пристроила "Страус" в хвост колонны. Водитель последнего робота обернулся и поморщился. Манга не отреагировала никак. Водитель снова перевел взгляд вперед, на расстилавшуюся перед кряжем равнину. И внезапно подумал: а ведь десять лет назад лихтер приземлился именно там, у истоков Онтавы. Только это произошло не на закате, начинался яркий рассвет. Лихтер сел, и аппарель утонула в такой густой траве, что травяной сок стекал по металлу зелеными струйками. Выгружали коней…

***

Выгружали коней. Аппарель еще дрожала; гул от удара о землю плыл над степью густыми волнами. Травяной дух ворвался в стальную пещеру корабля, мгновенно затопил коридоры и переходы, беспрепятственно миновал фильтры очистки воздуха – и достиг грузовых трюмов, где были устроены загоны для привезенных колонистами животных.

Вообще-то везли и травоядных и хищников, и птиц, и рыб и всякую всячину, но на рейс к истокам Онтавы отобрали только коней. В степи между Мглистым хребтом и Андуином Великим собирались поселиться две группы: индейцы и всадники Ристании, они-то и заполнили челнок номер семь своими лошадьми. Слона взяли просто за компанию, чтобы не пропадало место. Слониху, инструменты и прочие объемные вещи пришлось оставить до следующего челнока. Перелет от прыжковой точки звезды к орбите планеты продолжался пять дней. Первые трое суток слон маялся то ли от невесомости, то ли от одиночества. Зверь стонал так жалобно, что Всадник не выдержал. Он поговорил со своими людьми, с индейцами – и выяснил, что слоны успокаиваются от вина. Недолго думая, бедному слонику споили десятилитровое ведро. Эффект оказался мгновенным: зверь спокойно уснул и сопел в хобот двое суток до самой посадки.

Но воздух Арды разом поднял на ноги всех. Звери мгновенно позабыли про тоску и приветствовали свой новый дом как умели, в полную мощь глоток.

– Открывай шлюзы! – кричал Всадник в ухо начальнику грузового трюма, – Быстрее! Кони уже в цепях бьются, шеи поломать могут!

Начальник трюма мотал головой, соглашаясь. Кнопки контрольной панели лихорадочно трещали под его пальцами. Всадник выбежал из лихтера и встал на аппарели, слева от выходного люка. Осмотрел трап: ширина метров двенадцать, люк десять метров. Уклон небольшой. Ровная ли местность вокруг? Похоже, ровная. Всадник отошел к левому краю аппарели. Чтобы не смело выгружающимся табуном, отступил на маленький выступ у самого борта и ухватился за прожекторную стойку. За его правым плечом ужасающе медленно расходились в стороны стальные двери. Кони дробили копытами перегородки, и торжествующий железный грохот разносился до самого Мглистого хребта. Повеселевший слон радостно трубил, болтал хоботом и нетерпеливо переступал тумбами ног, отчего высоко на мостике лихтера про себя ругался капитан. Все-таки лихтер не шаттл, весит всего сто тонн, из которых половина приходится на груз. Плюс малого веса в том, что можно приземляться даже на такой грунт, который под гигантским шаттлом просто провалился бы, ну а минус – такая высадка, как сегодня, может и опрокинуть корабль. Слоник, как-никак, пятитонный, да и семь десятков коников худобой не страдают. Колонисты нарочно выбрали выгрузку с лихтеров, чтобы каждая группа могла доставлять свои запасы прямо к порогу, не тратясь на перевозки от главного космопорта к намеченным для поселения местам.

Люди были возбуждены не меньше лошадей. Индейцы и ристанийцы суетились вокруг выпестованных животных, беспокоясь, как те перенесли доставку и перелет в невесомости. Но ни короткошерстные тяжеловозы, ни налитые силой мустанги, ни тонконогие бегуны текинской породы, ни заново выведенные общиной Грюнвальдского монастыря дрыкганты поначалу не подпускали к себе даже знакомых. Пока открылись все нужные двери и были проложены все необходимые мостки, пока коней успокоили достаточно, чтобы подойти к ним и выпустить из цепей, пластиковая обшивка стен под копытами разлетелась в пыль.

Наконец, открыли первый трюм. Верхом на вороном жеребце вылетела Сашка Ночь; ее волосы иссиня-черной волной хлопнули по лицу стоявшего у края аппарели Всадника. Смерч под ней вскинулся на задние ноги и повернулся, переступая, оглядывая край с высоты вскинутой головы. Потом заржал громко, призывно, яростно – и из глубин лихтера все звери отозвались ему новым всплеском бешеной радости.

Сашка рассмеялась во все горло, несильно ткнула Смерча коленями. Тот сорвался в карьер и понесся прямо в степь, в яблоко восходящего солнца. Туда, где далеко-далеко на горизонте взблескивала полоска реки: Онтава торопилась к месту впадения в Андуин Великий. А следом из второго и третьего трюма уже неслась дикая, пьяная от радости волна индейцев верхами на своих любимых мустангах всех мастей и размеров. Пока Всадник пытался разглядеть, оседланы ли кони, и успел ли кто кинуть хотя бы подстилку им на спину, индейцы вломились в высокую траву с хрустом и треском; полосы холодного травяного сока смешивались на влажных конских боках с утренней росой, лошадиным и человеческим потом. Табун голов в двадцать вырвался на простор и понесся прямо на север, к Серебрянке.

– Ведь они даже уздечек не надевали! – удивленно вскрикнул Всадник сам себе. Кто-то ответил ему из глубины лихтера:

– Ничего. Пусть радуются. Сегодня день такой – можно почти все. Беды не случится.

Всадник повернулся к говорящему, и только собрался возразить, как слону надоело ждать очереди. Он налег лбом, а потом и всем телом на дверь загона, вынес ее на себе в коридор, растоптал – и помчался, хоть и не так быстро, как конная лава, но целеустремленно. Остановить его, ясное дело, никто и не пробовал. Слон выскочил наружу, под каждым его шагом прогибался металл аппарели, и Всадника качало, словно волнами на море. Зверь протрубил, развернулся строго на юг и потрусил размашисто и деловито, как будто хотел успеть куда-то к назначенному сроку. В высокой траве за слоном оставалась просека. Всадник успел порадоваться, что хоть слониху отложили до следующего рейса. Вдвоем они могли бы и лихтер повалить.

Между тем распахнули и четвертый трюм. Животные в нем уже немного успокоились; высокие дрыкганты выбегали на трап, а потом на траву хоть и рысью, но все же не так неистово, как перед тем табун мустангов. Ристанийцы быстро накидывали потники, привычно запихивали железки уздечек в зубы. Затягивали подпруги. Кони с достоинством подчинялись, но и их снедало нетерпение. Какой-то наездник уже из седла спросил, даже не пытаясь отделить себя от лошади:

– Всадник! В галоп поднимемся, ноги не поломаем?

Неожиданно для Всадника ответил тот самый незнакомец. Он вышел на трап, окинул равнину взглядом и уверенно заявил:

– Не поломаете. Степь во все стороны как стол. Овраги не резкие, да и видны издали. Ям и камней нет совсем.

– Откуда ты знаешь? – уставился на него Всадник. Тот молчал. Некоторое время Всадник рассматривал его в ожидании ответа. Невысокий, скорее коренастый, чем стройный. Голова и глаза круглые. Волосы темные, почти черные. Вьются или нет, сказать нельзя – пострижен коротко. Одежда… Стандартные всепогодные куртка, ботинки и брюки для освоения новых земель. Все предметы одинакового серо-зеленого цвета, нигде нет ни говорящей вышивки, как у индейцев и хакеров Раздола, ни гербов, как у рыцарей Роланда. Кисти рук неожиданно для плотного телосложения небольшие, пальцы тонкие и длинные. Возраст? Что угодно от двадцати до тридцати лет. Если не высаживается со своей группой, а попал на чужой челнок, то по характеру может оказаться одиночкой, но может и наоборот – пришел в поисках новых знакомств.

– Кто ты? – спросил, наконец, Всадник.

– Вот уж что совершенно неважно, – ответил человек с явным облегчением, словно ждал более неприятного вопроса. – Бери коня и едем! – и сам без всяких колебаний вскочил на ближайшего жеребца, словно для него и седлали. Но хозяин, похоже, не обиделся – если вообще заметил. Коней много, хватит каждому. Не в такой же день, как сегодня, жалеть седло гостю!

И тогда Всадник Роханский отбросил сомнения, а потом отправил следом и мысли. Кто-то уже оседлал и его Белого Ветра, так что задерживаться не пришлось. Всадник потянул поводья на себя – Ветер послушно встал на задние, а Всадник посмотрел по сторонам. За спиной нетерпеливо топтался табун; смеялись люди, фыркали и коротко ржали кони.

– Во-он до того изгиба реки – выбрал Всадник. Кто-то поймал его взгляд и подмигнул в ответ. Странный незнакомец пригнулся к шее Черта. Всадник был готов поклясться, что человек этот если и ездил раньше верхом, то мало: держится в седле слишком зажато, разумом знает, а телом еще не умеет. Но вот поводья отпущены, кони словно подхвачены вихрем – и нет ни печали, ни зла. Ни гордости, ни обиды. Только северный ветер пригибает траву, да грива мешается с волосами, да мерный глухой рокот нарастает: широкий полумесяц всадников Ристании идет по степи в первое утро Арды.

***

Почти в то самое утро, но уже на таком расстоянии от Арды, которое даже луч света преодолевает за шестьдесят земных лет, госпожа Минни Тауэр собиралась на службу и раздумывала, смотреться ли в зеркало – или лучше не огорчать себя перед началом трудного дня. Что день будет трудным, Минни не сомневалась: в ее отделе легкими путями не ходили почти никогда.

Госпожа Минни Тауэр занимала должность, полное наименование которой состояло из шестнадцати слов. Естественно, запомнить их никто не мог, а потому и сама Минни на вопрос о работе отвечала только, что служит психологом в военной разведке Великого Дома. В свои двадцать пять лет она уже несколько раз успешно подменяла господина начальника девятнадцатой группы информационного обеспечения младшего генерала Нгуен Баня. Чтобы понять, насколько высокой и ответственной являлась должность госпожи Минни Тауэр, и почему Минни так ею гордилась, следовало знать очень много вещей.

Прежде всего, стоило обратить внимание, что девятнадцатая отдельная группа информационного обеспечения не входила ни в один из отделов департамента, и даже господину начальнику департамента старшему генералу Гикори Тэ подчинялась больше номинально. Господин начальник девятнадцатой группы Нгуен Бань отчитывался непосредственно перед господином командующим девятнадцатой учебно-тренировочной базы полным генералом Фудо-ме Синоби. Но и господин Фудо-ме Синоби тоже нарушал все принятые в служебной иерархии Дома Куриту правила и нормы, и не получал приказов ни от командующего третьей действующей армией, ни даже от командующего округом Центрального Дворца, которому подчинялась третья армия, а вместе с ней еще первая и девятая.

Округ Центрального Дворца насчитывал ни много ни мало, сорок шесть обитаемых планет. Ровно тридцать из них были густонаселенными мирами, которые сами себя кормили, производили всю необходимую в пределах планеты технику, владели всеми нужными технологиями в медицине, межзвездной связи, а кроме этого еще и славились на всю Внутреннюю Сферу своими заведениями и учреждениями по воспитанию и обучению детей всех возрастов. Из оставшихся шестнадцати миров двенадцать бурно развивались, ежегодно поглощая сотни тысяч переселенцев с тридцати уже очень густо заселенных планет. Три мира мало годились для обитания людей, почему служили в основном источниками редких элементов и полигонами для испытаний техники; ну а последняя планета заслуживала упоминания отдельной строкой.

В округ Центрального Дворца номинально входила столичная планета, сердце Дома Куриту, живая легенда Внутренней Сферы – планета Луфиен. Наравне с Вегой, Лизой, Старой Землей, Амигой, Нарьян-Миром и Доггером, Луфиен владел величайшей во Внутренней Сфере редкостью – звездной верфью для постройки Ткораблей.

Даже по названию округ Центрального Дворца был не какой-то отдаленной провинцией. Невообразимое пространство округа обороняли миллионы умелых воинов и тысячи гигантских боевых роботов. Кроме округа Центрального Дворца с полусотней обитаемых миров, Дом Куриту владел еще четырьмя округами, количество и население планет в которых создавало величие империи. Дом Куриту являлся столпом Внутренней Сферы наряду с Домом Штайнера, Федеративным Содружеством, Домом Ордосов и им подобными могущественными звездными державами, объединяющими энергию своего населения во имя достижения великих целей, непосильных каждой планете в отдельности. По крайней мере, так всегда говорили дипломаты и политики. В полном соответствии с их заявлениями, под рукой у Дома Куриту – и в округе Синего Дракона, и в округе Красного Коршуна, не говоря уж об округах Черной Черепахи и Белого Тигра – было вполне достаточно сил и средств, чтобы прокормить пять тысяч человек персонала скромной учебной базы и обеспечить горючим два десятка полуживых тренировочных роботов.

Но господин полный генерал Фудо-ме Синоби подчинялся напрямую первому министру Дома Куриту, господину Тое Коге Дайхацу, и отчитывался только перед ним.

Лично.

Из всего этого несложно было догадаться, что девятнадцатая база, равно как и подчиненная ей девятнадцатая разведгруппа, нужны господину первому министру Тое Коге Дайхацу для каких-то особых дел, совершение которых не следовало поручать ни третьей, ни первой, ни даже девятой армии. Все служащие девятнадцатой учебной базы очень гордились своим исключительным положением, и при этом как-то упускали из виду, что работают они намного интенсивнее, чем их коллеги из таких же разведывательных групп с номерами один, три и девять, которые обеспечивали информацией соответственно первую, третью и девятую армии.

Вот каковы были причины, возбуждавшие в душе заместителя начальника разведывательной группы Минни Тауэр законную гордость своей работой и довольство достигнутым высоким положением на служебной лестнице Дома Куриту.

Однако утомительное перечисление территорий, которые подчинялись Великому Дому Куриту, не должно заслонять куда более важный вопрос: почему молодая женщина боится огорчить себя взглядом в зеркало?

Минни Тауэр не была красавицей. И даже просто обычной женщиной ее нельзя было назвать. Минни Тауэр была инвалидом от рождения. Если когда-нибудь и смотрел на нее мужчина, то с жалостью. О горячем взгляде, который ощупывает и раздевает, Минни не могла мечтать даже во сне.

Конечно, медицинские достижения ученых и биологов Дома Куриту да и вообще обитаемой части Вселенной, были так велики, что не затруднились бы исправить горбатую спину Минни Тауэр, отрегулировать зрение, выпрямить перекривленную фигуру и излечить слабые внутренние органы от всех мыслимых и немыслимых хворей – но стоило подобное лечение дорого.

Неимоверно дорого.

Минни Тауэр каждый месяц, а в тяжелые времена и чаще, возносила благодарственную молитву своему отцу. Бывший пилот боевого робота, проездивший полжизни верхом на термоядерном реакторе, Хакама Тауэр до самой смерти считал, что именно проникающая радиация от реактора виновна в уродстве его единственного ребенка. Мать Минни погибла при родах; отец винил себя и в этом – что не улучшало ни его настроения, ни характера. Убедившись в серьезности физических дефектов дочери, Хакама Тауэр вовремя прекратил бесплодные попытки замаскировать их и сделал ставку на интеллект девочки. Продав почти все, что имел, и даже землю – земля на Луфиене стоила немало – Хакама добился, чтобы Минни училась в лучшей из возможных школ, а потом и в самой лучшей академии человековедения. Отец порой казался девочке демоном, возникающим из ниоткуда и находящим ответы на большинство ее вопросов даже прежде, чем она успевала их задать.

К совершеннолетию Минни Тауэр стала ментатом Ментат – специалист по использованию внутренних ресурсов человека, хорошо умеющий управлять собственным телом и мозгом. Смотри Ф.Херберт "Дюна". и психологом такого уровня, что ни одна частная компания, включая гигантские корпорации-дзайбацу, оказалась не в состоянии оплатить ее услуги. Отец, казалось, ожидал этого и выглядел радостным. Он направился к своему старому другу Нгуен Баню, который сделал карьеру военного, успешно распоряжался собственной частью и имел право приема на службу. Нгуен Бань сперва отнесся к предложению холодно: пустоголовых секретарш всегда избыток. Но учения, на которых Минни Тауэр с хирургической точностью предсказала поведение двух из пяти противников, наполнили Нгуена уважением перед почти сверхъестественными способностями Минни. Дом Куриту считал знатоков человеческих душ наиболее ценным видом оружия. Под маркой оплаты услуг гениального психолога можно было получить колоссальные суммы – на это и рассчитывал Хакама Тауэр, устраивая дочь в разведку. Не имело значения, сколько от выделенного Генштабом младший генерал Нгуен положит в собственный карман. Важно было лишь то, что разведка согласилась платить Минни Тауэр столько, сколько она не получила бы нигде больше.

Господин Нгуен Бань назначил новое приобретение управителем малой группы и тут же завалил группу огромным количеством заданий. Требовалось разрабатывать внятные тексты инструкций к оружию, программы уроков и занятий, простые надежные тесты, участвовать в отборе и приеме на службу желающих, искать среди них самых подходящих кандидатов в пилоты боевых роботов, и так далее, и тому подобное. Кроме того, не было отбоя от просьб сослуживцев, с которых Минни тоже в конце концов научилась брать деньги без стеснения. Кому-то нужно было наставить на путь истинный ушедшего в виртуальный мир ребенка, кто-то пытался излечиться от несчастной любви… Если и ломать голову над чужими проблемами, просиживая кабинет до полуночи, то не задаром же!

Год пролетел незаметно. В начале следующего госпожа Тауэр подсчитала итоговую сумму, и увидела, что еще лет через пятнадцать она сможет купить себе полностью новое тело. С иголочки. "Именно на такой исход я надеялся, когда в день твоего трехлетия отдал тебя в школу ментатов" – сказал отец – "Теперь я могу и отдохнуть, а ты продолжай. Я верю, что ты добьешься своего". В первый раз за двадцать лет Хакама Тауэр купил билеты на курорт – и умер в собственной квартире за два часа до отъезда. Сердце остановилось.

Минни Тауэр не заплакала.

С тех пор Минни не проронила ни слезинки. Она неистово рвалась вверх по служебной лестнице, даже не пытаясь специально подсиживать или сбрасывать кого-то. Ничего из обычного мира для нее не существовало: юноши не обращали внимания на горбунью. Следовательно, наряжаться было не для кого, о семье и детях тоже мечтать не стоило. У нее была лишь работа – и Минни Тауэр вложилась в дело с таким вдохновением и усердием, что еще через год господин Нгуен Бань больше уже не пытался тратить ее способности на рутину. Ей поручали только особые случаи; конкуренты рядом с ней тушевались и теряли выдержку, потом почти всегда Минни Тауэр получала их место или заказ – а жены побежденных с ненавистью шипели вслед "Ведьма горбатая!" Случалось, глухой ночью она просыпалась от удушья. Казалось, будто страх заболеть или потерять должность, надежды умершего отца – не оправдать которые теперь казалось немыслимо – и ужас перед людьми, с которыми она еще в детстве боялась даже заговорить – не то, чтобы командовать и требовать; и ненависть проигравших – все это черной тяжестью давит на плечи и сердце. Минни Тауэр долго сидела в постели, не включая освещение, и слушала собственное сбитое от страха дыхание. Затем отбрасывала пропитанные холодным потом простыни, переворачивала подушку, бережно разгибала больную спину и до самого рассвета медитировала или пыталась заснуть.

Не плакала.

В конце концов, тьма всегда уходила. Небо светлело и дыхание выравнивалось.

Наступало утро.

***

Утро на разных планетах, конечно же, не совпадает до минуты. В лучшем случае, совпадают сутки, и то, если длительность их не слишком отличается. Утро, когда Всадник выгружал своих лошадей у истоков Онтавы, не в точности соответствовало времени, когда Минни Тауэр неожиданно для самой себя замерла перед зеркалом, вместо того, чтобы бежать к ожидавшему флитттеру. Но на самых главных часах Вселенной эти два момента стояли почти что рядом.

В день, когда Арда праздновала Первую Посадку, господин командующий девятнадцатой учебной базой полный генерал Фудо-ме Синоби получил первые пять роботов пополнения, и несколько весьма примечательных приказов. Будучи исполнительным и ревностным служакой, господин Синоби приступил к исполнению приказов немедленно. Вот отчего, придя на службу, Минни Тауэр вдруг узнала, что она уже не заместитель начальника разведывательной группы – а начальник целой бригады из четырех групп, в которые весь день суматошно вписывались новые люди. Кроме забот по приему пополнения и управлению разраставшейся на глазах бригадой, новая должность Минни Тауэр включала также и обязанности первого заместителя начальника разведывательного отдела. То есть, Минни Тауэр оставалась первым заместителем все того же господина младшего генерала Нгуена Баня.

Для учебной базы собственный разведывательный отдел – чересчур большая величина. Но недоумение Минни Тауэр быстро разъяснилось: ежеутренняя информационная сводка посреди ее стола была напечатана уже не на бланке учебной базы, а на бланке совершенно иной организации. Сводку надлежало прочитать, вписать свое мнение по всем затронутым вопросам, и в указанное время представить господину полному генералу Фудо-ме Синоби. В дальнейшем сводки будет принимать его начальник штаба, но первую, по традиции, вручали прямо командующему. Документы подобной степени секретности исполнители представляют только лично, а потому Минни Тауэр не вызывала курьера. Она прошла привычный маршрут коридорами, и вскоре оказалась перед знакомой дверью, на которой уже красовалась новенькая, черная с лимонно-желтыми иероглифами, табличка. Иероглифы означали:

"Девятнадцатая ударная армия. Командующий."

Минни Тауэр не удивилась. Как-никак, она была ментатом высшего класса и давно догадалась о цели, во имя которой девятнадцатая группа собирала информации больше, чем первая, третья и девятая, вместе взятые. Армии Дома Куриту с номерами один, три и девять, получавшие сведения от одноименных разведгрупп, назывались действующими. Они предназначались для обороны планет округа Центрального Дворца, защищенных так, что никто всерьез и не осмеливался посягнуть на них. Новорожденная девятнадцатая ударная предназначалась для куда более активной деятельности. Новой армии, начав путь на тихой малозаметной учебной базе, предстояло с боем высаживаться на чьи-то планеты, сжигать и топить в крови посмевших сопротивляться, идти по трупам сквозь чужую ненависть – и поверх всего этого высоко нести стяг Дома Куриту. Не самая легкая судьба; но военная служба в том и состоит, чтобы по приказу встать поближе к своей или чужой смерти, и все, надевая форму, соглашаются с этим. В полном соответствии с наставлениями прославленных самураев, Минни Тауэр даже бровью не повела, узнав о подобной перемене судьбы. Бестрепетно открыла дверь и увидела за ней нового командарма, вышедшего за чем-то в приемную. Господин Синоби нетерпеливо перекапывал бумаги на столе своего адъютанта; сам лейтенант, видимо, уже получивший выговор, стоял рядом навытяжку, боясь вздохнуть.

Минни Тауэр посмотрела на седой ежик стрижки Фудо-ме Синоби, и внезапно вспомнила, каким черным блеском отливали генеральские волосы пять лет назад.

***

Пять лет назад младший генерал Нгуен Бань взял свою свежеиспеченную помощницу в деловую поездку, чтобы познакомить ее с высшими должностными лицами Великого Дома Куриту. Представительный господин Бань в безупречном костюме с роскошным церемониальным мечом, и несчастная Минни Тауэр – в очках-телескопах, потому что ее глаза не переносили контактных линз; неловкая, скособоченная, окаменевшая под презрительными взглядами проходящих слуг и визитеров – сидели на татами в приемной первого министра, господина Тое Коге Дайхацу. Кроме них, в просторном зале находилась еще пара чиновников, часто мелькавших в новостях и отвечавших, кажется за освоение новых территорий – Минни досадовала, что в свое время не выяснила это абсолютно точно. Чиновники шепотом рассказывали друг другу истории о том, как господин Тое Коге любит цветы, и почему не терпит в доме тигровых орхидей. Чуть далее за ними смирно сидел тогда еще полковник Фудо-ме Синоби, служивший командиром обычного полка боевых роботов где-то на окраине гигантской сферы владений Дома Куриту. Что думал на его счет господин Бань, неизвестно, а чиновники очевидно полагали, что полковник добился приема, чтобы исхлопотать себе пенсию или продвинуть по службе какого-нибудь подчиненного – самая обычная причина для визита провинциального офицера к высшему чиновнику империи. Поэтому они очень удивились, когда в обход рангов и старшинства секретарь первого министра почтительно пригласил войти именно полковника Фудо-ме Синоби.