Текст книги "Краткая история Арды"

Автор книги: Михаил Бобров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

– У меня одной воды в танках семьсот тонн, – возразила Валькирия, – Плюс сама конструкция. Дирижабль-то весит почти вдвое больше. Итого около двух тысяч тонн. Таранить, повалить. Однажды ветром сорвало с якоря "Черного кентавра", у него на внешней подвеске был ротоклон тонкой водоочистки. Так эта несчастная двухсоттонная сосиска размазала ротоклон по земле километра на четыре! Как масло по бутерброду. А "Тень" раз в десять тяжелее!

Между тем автопилот уже переводил воздушный корабль через южный отрог. Дымящаяся долина Изенгарда осталась за кормой. Под дирижаблем развертывались покрытые плотным зеленым ковром склоны Мглистого.

– Смотри! – вскричала Валькирия, углядев сквозь ветви движение тройки роботов по расселине:

– Они в заднюю дверь ломятся! Гимли не успеет развернуть сюда комбайн, это же через весь двор тащить!

– Быстро обход нашли, – сквозь зубы похвалил Волк, – Нам бы так соображать!.. Валькирия, скажи мне одну вещь, хорошо?

– Ну… Не обещаю. А что?

– Это Лесник тебе снится? До сих пор?

Валькирия закусила прядь рыжих своих волос. Помолчала. Помотала головой:

– Снится, но не Лесник. А кто, не скажу. Не твое это дело, понимаешь?…

– Ну ладно… – Волк распрямился. – Время дорого. Таранить их в этой трещине ты все равно не сможешь. К счастью, есть способ получше, раз уж тебе в герои захотелось. Для начала заходи против ветра. Да поторопись, черт бы тебя побрал, они вот-вот добегут!

– Не добегут: лаву пустили. Наверное, Гимли плавильный цех вскрыл… Что это? Железные дровосеки могут ходить по лаве?

– И еще как! К счастью, воды у нас полно. Сейчас мы им устроим температурный шок. – Волк внимательно вглядывался в землю сквозь панорамное пилотское окно; Валькирия удивленно смотрела на мужчину, почти не узнавая его.

– Знаешь, таким я тебя еще не видела, – задумчиво произнесла она, разворачивая кабину в новом направлении. – Обычно ты мелочный, склочный… А тут – ого!

Волк сделал указующий жест отставленной правой рукой; повинуясь ему, Валькирия довернула дирижабль, удерживая разгрузочные люки прямо над трудно шагающими по вязкой лаве роботами.

– Кто-то из великих давно сказал, – объяснил Волк, – Что люди проявляют свой характер лишь в мелочах. А в главном люди делают то, что требует от них ситуация, и что внушено им всем предыдущим воспитанием. Каким бы плохим я тебе ни кажусь, для тебя я из кожи вылезу – ибо мое воспитание говорит, что мужчина должен быть смелым хотя бы для той, которую любит.

– Ты же умрешь из-за своего дебильного воспитания! – воскликнула Валькирия, терзая рычаг блокировки люков. Наконец, упрямый механизм поддался, и водная лавина точно накрыла роботов. К небесам взлетел гулкий треск, визг, гром и скрежет конвульсивно дергающихся в облаке пара машин. Облегченный почти наполовину, дирижабль стремительно пошел вверх.

– Точно так, – прокричал Волк в ответ, – Как ты собираешься умереть из-за того, кто тебе снится!

Далеко внизу пилот робота огневой поддержки коротко, злобно выругался. Плавно развернул блок ракет вслед поднимающемуся дирижаблю. Загнал в прицел стеклянный пузырь кабины. Тихо помянул сгинувшее в лаве четырнадцатое звено, и вдавил спусковую клавишу.

Кабину и обоих летчиков разнесло в клочья; негорючий подъемный газ жалобно засвистел, вырываясь из лопнувших баллонов. Стремительный взлет замедлился, потом вовсе прекратился. Затем развороченная "Тень ворона" тяжело просела вниз и всей массой обрушилась прямо на верхушки деревьев, спичками ломая их без различия толщины и возраста. Взметнулись тучей сорванные листья и мелкие ветки; посыпались на лес драные лоскуты обшивки. Звери и птицы в ужасе порскнули во все стороны. Пилоты роботов наблюдали за смертью гиганта, затаив дыхание. Наконец, хруст и лязг прекратился. Над озерцом, из которого вытекает Онтава, воздвигся исполинский курган.

***

– Курган… – пробормотала Минни Тауэр.

– Что? – переспросил лейтенант Хитаро Сугороку, – При чем тут курганы?

– "Ржа и гниль источат их копья." – тихо процитировала Минни, – "Но курган останется навеки – стеречь Изенгардскую переправу".

– Это из их священных книг? – вполголоса поинтересовался лейтенант. – Ну, этих, которые играют?

Госпожа главный аналитик очнулась:

– Можно и так сказать… Простите. Задумалась. Поехали назад, на поле. – и заковыляла к транспортеру.

Лейтенант пожал плечами: разведка. Психологи. Начальнички. Черт ее поймет, эту планету… Сугороку занял свое место, махнул рукой водителю, и тот повел машину обратно.

Через десять минут главный аналитик и командир четвертого оперативного отряда вернулись в грузовой двор. Вчера утром аккуратно вымощенный булыжником и гладкими плитами, к вечеру двор превратился в картинку из учебника астрофизики – ту, где изображены разные виды метеоритных кратеров. Даже гусеничный транспортер с трудом перемещался между лениво дымящими воронками. В конце концов, Минни Тауэр надоело стукаться головой в потолок на ухабах. Велев остановиться, она вышла и направилась к башне пешком, медленно и старательно обходя борозды, ямы, крупные обломки. Лейтенант, не выказывая ни гнева, ни раздражения, шагал за ней, удерживаясь в нескольких метрах позади.

Примерно на полпути Минни Тауэр внезапно остановилась и наклонилась, что-то разглядывая. Больная спина немеделенно напомнила о себе; пришлось выпрямиться и добрые три минуты стоять колом над обычным ящиком с бумагами. Подошедший лейтенант, увидав, что заинтересовало представителя разведки, объяснил:

– Здесь собраны документы, которые мы нашли в башне и разбросанными в коридорах завода… А вот почему эти лентяи бросили ящик здесь, вместо того, чтобы отнести к проходной, где назначено место сбора всех находок, я не знаю. Сейчас разберусь с сержантом…

– Подождите! – Минни Тауэр увидела в глубине ящика странный прямоугольник из глянцевого белого картона. Для визитки велик, для почетной грамоты маловат – что же это? Интуиция заставила присесть; правда, при этом Минни неловко ткнула ящик коленом. Проклятая бумажка немедленно канула в недра коробки. Госпожа главный аналитик сердито зашипела и принялась ворошить содержимое.

"Правила тренировок" – в сторону, не то… Какой-то обрывок:

"Ролевое движение изнутри.

Участие в ролевых играх – главный признак принадлежности к ролевому движению. Все, кто играют, являются нашими – независимо, играют ли они настольную игру, где игрок только описывает действия своего персонажа, (она же – AD amp;Dшка, "адэндэшка") или ролевую игру в здании (павильонку), или полевую игру – игру на местности."

Опять не то! О-ох, и трещит же спина… Ну где же ты, паскудный прямоугольник! Вот опять:

"Ролевая игра в общем случае происходит так: группа организаторов (мастеров) придумывает сюжет и правила игры, объявляет о месте и времени ее проведения, куда к оговоренному сроку съезжаются желающие участвовать. Здесь организаторы выдают каждому роль и объясняют, какие он имеет возможности в игровых действиях, и чего согласно правилам его персонажу не следует делать. Затем игроки отправляются в поле и делают что им понравится, стараясь по возможности поступать так же, как поступали бы их персонажи, если бы они были реальны. Процесс отыгрыша очень напоминает театр, с той только разницей, что пьесы как таковой не существует, и нет заранее заданного финала."

– Да знаю же я это все! – раздраженно пробурчала Минни Тауэр. – Готовилась я к высадке, черт бы ее побрал. Изучала я вашу всю психологию, сама психолог…

Новый клочок бумаги – "Организация турниров". Затем "Таблица скоростей драккара" – на веслах и под парусом, вниз и вверх по течению.

Все не то, все в сторону!

Да где же ты, сволочь?

Ага, вот!

Минни Тауэр сцапала вожделенную карточку и в изнеможении уселась прямо на край ящика. Сугороку внимательно наблюдал за ней, но помогать не рвался. "Небось, будь у меня ноги подлинее, да грудь побольше, да спина не горбатая, ты бы мне этот ящик перерыл в минуту!" – неприязнено подумала Минни Тауэр. "Не была бы упрямой дурой, так попросила бы помочь" – неприязненно подумал лейтенант.

Отдышавшись и дождавшись, пока боль в спине из невыносимой успокоится до привычной очень сильной, Минни Тауэр рассмотрела добытую с таким трудом картонку.

Посередине глянцевого плотного прямоугольника красовались изящные золотые буквы:

"Приглашение".

Чуть ниже, более мелким шрифтом:

"Команды гномов Мории и Изенгарда почтительно просят Вас оказать им честь присутствием на церемонии торжественного открытия Изенгардского декоративного вулкана, во второе полнолуние десятого лета от Первой Посадки. Наиболее удобная видовая точка и подъезды к ней указаны на прилагаемой карте."

Вполне возможно, что карта скрывалась в глубинах того же ящика, но Минни Тауэр в ней уже не нуждалась. Давешнее расплывчатое беспокойство сконцентрировалось в тугой восклицательный знак. Госпожа главный аналитик поднялась.

– Мне нужно срочно вернуться в Осгилиат, – сказала она. – Спасибо Вам за сопровождение, господин Сугороку, и извините за причиненные неудобства… Когда я доберусь до штаба и до своей карты, – озабоченно пробормотала Минни Тауэр, – Надо будет сделать… Впрочем… Который час?

– Извините, не знаю. – опечалился лейтенант. – Вчера поскользнулся, разбил часы о броню. В машине у водителя спросим. Наверное, между пятью и шестью часами. – навскидку предположил он. Минни Тауэр посмотрела в синее небо и решила поверить: за время, которое госпожа главный аналитик потратила на осмотры и переходы, солнце заметно переместилось к закату.

***

Солнце заметно переместилось к закату, когда Лесник наконец-то ощутил тепло сквозь подошвы сапог. Гладко пригнанные гранитные плиты едва слышно звенели под каблуками. Лесник прошел полкилометра пешком, только чтобы насладиться звуком. Его ездовой зверь ровной рысью трусил в двух шагах позади.

А далеко-далеко впереди медленно и неутомимо полз дорожный комбайн с изображением черного дракона на обоих желтых бортах. Громадные стальные зубы вгрызались в землю сразу по всей ширине полотна, оставляя за собой корытообразное ложе будущей дороги глубиной в человеческий рост. Пасть массоприемника жадно поглощала песок и глину, булыжники и гравий. Все проглоченное поступало в центральную часть длинного гусеничного поезда, где перегревалось до температуры плавления, распадалось на составные части и превращалось в литьевое сырье. Следующие вагоны выравнивали неровное корыто и превращали его в тщательно отформованное, уплотненное всеми возможными способами, грунтовое основание. Наконец, предпоследний вагон выливал в готовое ложе расплав кремния. Последний вагон, "драконий хвост", придавал каменному покрытию окончательную форму дорожного полотна: с четырьмя полосами для колесных машин, двумя отгороженными тротуарами, глубокими водостоками, парапетами высотой по пояс и толщиной чуть меньше локтя. Парапеты отграничивали тротуары от проезжей части. Дракон отливал из горячего камня даже километровые столбики; управляющему компьютеру не составляло большого труда менять литьевую форму, так что каждая цифра выделялась выпукло и рельефно.

Благодаря цифрам на столбиках, Лесник легко ориентировался в пройденном расстоянии. Драконы ползали по Арде чрезвычайно медленно, пять-семь километров в день, очень редко восемь или девять. Выйдя в путь рано утром, к полудню Лесник проехал верхом большую часть трассы, которую главный комбайн Морийских гномов прокладывал уже третью неделю. Но лишь когда начинающийся закат вызолотил поля вокруг дороги, а громадная тень Мглистого хребта протянула за Лесником кривые клыки, плиты под ногами стали ощутимо пригревать пятки, и был это вернейший признак близости цели.

В скором времени на строящейся трассе Изенгард-Уникорн Лесник увидел и первых людей из нужной ему команды. Дорожные рабочие вдумчиво мыли с мылом очередной километровый столбик, и внимательно осмотрели как самого Лесника, так и животное, на котором тот ехал.

Поздоровались.

– Чем кормишь своего волка? – спросил заинтригованный дорожник. Лесник огладил пушистую шерсть ездового оборотня и ответил, не нарушая игры:

– А ночью отпускаю на волю: что поймает, то и съест. Бывает, что и мне еду приносит.

Словно бы понимая шутку, рослый волчара под седлом Лесника улыбнулся во все шестьдесят четыре зуба.

– Ух ты! – воскликнули дорожники, – Да у него же клыки в два ряда!

– А то! – согласился Лесник. – Мало ли, какие случаи бывают… Ну ладно, шутки шутками, а вот не подскажете ли Вы, где мне Мастера отыскать?

– Уточните, мастера или Мастера? То есть, десятника нашего, или капитана Морийских гномов?

– Мастера, то есть капитана Морийских гномов. То есть того, кто мне вот этот паспорт сделал. – Лесник распахнул свою неизменную серую куртку, и в ярких еще солнечных лучах весело заиграл на выгоревшей рубашке известный доброй половине Игры зеленый самоцвет.

– Лесник, значит? – насторожились рабочие.

– Лесник. А что?

– Нет, ничего. Прямо по плитам гони своего крокодила, и там дальше он работает. Увидишь.

– Благодарствую. – Лесник запрыгнул в седло.

– Легкой дороги, – кивнули Морийские гномы, и снова принялись драить полотно щетками. Вода быстро испарялась с нагретого камня. Ездовой волк резво перебирал четырьмя мощными лапами. Лесник привычно покачивался в седле. Помнится, в день Первой Посадки он прилетел на Арду с командой Всадника Роханского, и отчаянно боялся упасть с высокого жеребца, потому как ездить верхом не умел совершенно. С той поры прошло десять лет; Лесник научился ездить верхом даже на велосипеде, не то, что на конях и волках.

Скоро Лесник заметил новую группу людей и направил зверя к ним. Увлеченные делом, Морийские гномы даже головы на Лесника не повернули. Один из них, присев на колено, заканчивал покрывать резьбой километровый столбик; в руках его так и мелькал похожий на карандаш ручной резец с атомарным лезвием. Второй, двухметровый здоровяк, стоял, внимательно наблюдая за каждым движением художника. Лимонный рабочий комбинезон крепыша сполз с плеча, открывая тонкую мышиного цвета футболку и мощный бицепс. Ноги в ботинках с толстой подошвой нетерпеливо переступали вокруг молота, на длинную рукоять которого богатырь опирался скрещенными предплечьями.

Лесник остановил зверя, спешился, одернул светло-зеленые широкие штаны, поправил такую же рубашку под серой всепогодной курткой, и для порядка махнул припасенным платочком по блестящим черным сапогам. Сапожных кремов Лесник терпеть не мог, так что всю новую обувь немедленно отдавал своим химикам. Неизвестно, чем те покрывали кожу, но с тех пор она блестела почти всегда, и нуждалась лишь в периодическом стирании пыли. При этом сапоги сохраняли мягкость и водоупорность, чем Лесник – как и все, купившие изделия Фангорнской выделки – оставался немало доволен.

Пока Лесник готовился к важному разговору, резчик закончил свою работу. Отступил на полшага, придирчиво обошел столбик. Поглядел против солнца. Поглядел от солнца. Посмотрел снизу. Потрогал. Наконец, удовлетворился результатом, и тоненьким своим карандашиком указал небольшое, свободное от узора, пятнышко примерно посередине высоты столба, человеку приблизительно по пояс.

Богатырь одним слитным движением схватил молот, подшагнул и развернулся, всем телом вынося тяжелую кувалду на мощный плечевой удар. Молот с легким шорохом описал большой круг; Лесник едва успел заметить блеск атомарных лезвий на бойке кувалды. Затем молотобоец легко довернул торс, молот грянул о камень и на краткий миг словно прирос к столбику. Богатырь шумно выпустил из груди остатки воздуха, согнул руки в локтях – молот отошел от гранита и уже скромным, спокойным движением вернулся в прежнюю позицию ручкой вверх.

Точно посреди украшенной резным орнаментом каменной площадки молот оставил овальное клеймо Морийских Гномов: дерево, обвитое девизом: "Сделано с любовью".

Резчик и молотобоец расслабились. Богатырь поправил комбинезон, художник сдул несуществующие пылинки с резца и спрятал его в карман своего глухого темно-синего комбеза. Потом распрямился, наконец-то оторвал взгляд от любимого орнамента на столбе, и посмотрел на Лесника.

– Здравствуй, Мастер! – приветствовал его Лесник.

– И ты здравствуй! – вежливо кивнул Мастер. – Вот, знакомься: это Паша.

Богатырь сдержано кивнул.

– И ты знакомься, – Лесник положил руку на голову своего волка: – Это Пима.

– Пи-пи-пи-ма??? – Мастер так изумился, что сел прямо на покрытие, скрестив ноги.

– Ну Пима, Пима, – ворчливо и глухо, как из бочки, отозвался оборотень. – Четыре Мощные Лапы, разве не помнишь?

– Да помню, помню, – замахал руками Мастер. – Вы поспорили, что перекинуться быстрее, чем за тридцать секунд, нельзя. И что, теперь на самом деле перекидываешься? Или это у тебя навсегда?

– Пока технология экспериментальная, – отозвался Пима Четыре Мощные Лапы. – Так что обратного эликсира не составили. Но, вообще-то, состав сварить – дело двух недель. – Пима взъерошил шерсть, запрокинул голову и издал роскошный волчий вой. Мастер, Паша и Лесник зачаровано внимали ему.

– Ну, я тут погуляю по округе, – тактично предложил Пима, – А Вы поговорите.

– Вот черт! – Мастер помотал головой. – До чего наука дошла… Знаешь, Павел, ступай помаленьку в жилуху… Резать я сегодня все равно уже не смогу, обалдел просто. Живой оборотень!

Лесник помог Мастеру подняться.

– Так зачем ты к нам? – спросил гном.

– Ты знаешь, что Рось разрушена, Изенгард захвачен? – задал встречный вопрос Лесник.

– Слышал по Сети что-то такое. – кивнул Мастер.

– И спокойно дороги строишь?

Мастер помолчал. Потом тоскливо посмотрел на солнце. Прищурился. Опять посмотрел на Лесника. Наконец, отозвался:

– Ты прав! Мне стыдно, что я надеялся спрятаться за привычную работу. К добру или к худу, но это конец той Арды, которую мы знали. Только тут много чего непонятно. Например, зачем им вообще воевать? Разве нельзя просто попросить землю для поселения? Планета огромная, заселен малюсенький краешек, найти повод для отказа нам было бы чрезвычайно трудно.

– Значит, им нужна не "просто земля". Скорее всего, кристаллы. Черт, как подумаю, зло берет: десять лет жили, и даже не спохватился никто, что на нас напасть могут!

Мастер сделал успокаивающий жест:

– Не будем терять время на пережевывание вещей, ясных нам обоим. Давай говорить о том, что следует сделать.

– Через пять дней совет у меня в Ключищах. Батт захвачен, ты знаешь. А Ключищи даже Роланд в свое время не нашел. Тем более, Курицы не найдут.

– Кто? – удивился Мастер. Лесник объяснил:

– Ну Дом Куриту у нас кто-то Курицами прозвал.

– Курицы… Хм… Они не найдут, а как я найду?

– Да зайдешь на любую опушку и поблуждаешь там. Рано или поздно дриады встретят и проведут.

– Так это правда, что ты отдал им часть Фангорна в обмен на пограничную службу?

– Тоже мне новость! В мировой истории полно примеров. Давай по делу, пожалуйста. Сам говоришь, время дорого.

– Хорошо! Надо звать Андрея Норвежца… Роланда стоит пригласить, хоть ты его и не любишь. Синих Драконов не достать: далеко. А жаль… – начал перечисление Мастер.

– Крота звать не стоит, – вмешался Лесник, – Он опять нейтралитет держать будет. Уж такой он по жизни. А что до Роланда, то при чем тут "люблю", "не люблю"? Звать обязательно. Только лучше бы ты за ним и сходил, тебя он ласковей примет. А я на Четырех Мощных Лапах рвану в Раздол к Легату. Оттуда, если повезет, достану и Норвежца.

– Отлично! – согласился Мастер. – Езжай, пусть боги и Пима будут к тебе благосклонны. Я же завтра на рассвете отправлюсь к Роланду. Думаю, что до полудня я уже войду в город Уникорн.

***

Уникорн погибал.

Лейтенант отряда спецназ Алин Адрен бежал по главной улице разбитого ракетами города и сквозь зубы ругался. До рассвета оставалось еще минут тридцать; красок вокруг не было ни одной. Серые стены, черные провалы окон; иногда оранжевые вспышки упавших ракет, от которых спицами взбесившегося колеса сразу же разбегались тени. Потом опять тьма, казавшаяся после яркого света чернее втрое. Краем уха лейтенант слышал, что горожане Роси дрались до последнего, а жители Изенгарда, напротив, смылись из города, не дожидаясь войск Дома Куриту.

Все это было позавчера, а сегодня в Уникорне происходило разграбление города, радующее солдата и лишний раз натягивающее нервы офицеру. Солдат, которому разрешили все, солдат, пьяный ощущением власти над людьми – неуправляемый солдат. Пуля, конечно, остановит и пьяного; военный суд для острастки приговорит нескольких к расстрелу или тюрьме – а воевать вместо них кто будет? Рядовому все моральные нормы и запреты по боку, его, может быть, убьют завтра – не на месяц же вперед планы строить! Легко генералу распорядиться: "Накажите Уникорн! Там у нас пять роботов пропало". Не штабной генерал, обычный лейтенант Алин Адрен бежал, спотыкался, хрустел битым камнем, и на все заставки костерил командование, перебирая в памяти своих людей. Все новички. Как пить дать, кто-нибудь не удержится, полезет юбки драть. А лейтенанту гадай: то ли принесут потом с вилкой в затылке, то ли после боя расстреляют за аморальное поведение. Уж соседняя-то рота точно донесет. Им на собственные художества козел отпущения позарез нужен. Не своего же они станут закладывать!

Ну, так и есть! Из-за закрытой двери Алин Адрен услыхал женские крики, шум падающей мебели. Чуть было не сплюнул прямо в шлем от отвращения и прикинул, как входить. Лучше всего сначала очередь поверх голов…

Лейтенант потерял равновесие и полетел головой вперед; шлем бронескафандра громыхнул в каменную стену. Офицер сполз на колени. Ошеломленно мотая головой, разглядел мелькнувшую в предрассветной мгле тень. Ударивший его человек, по всей видимости, не знал конструкции бронескафандра, это Алина и спасло. При ударе сбоку шлем останется цел, но шею сломает наверняка. А сзади шлем защищен броневым воротником, на который и обрушился направленный в затылок удар. "Жив! – всем телом ощутил лейтенант, – Живой!! Пронесло, буду жить!"

Тем временем ударивший его человек легко распахнул дверь, за которой кричали, и исчез внутри. Вскочив и бросившись следом, Алин Адрен понял причину легкости: вывороченная дверь висела лишь на нижней петле. Пробежав коротким коридором, лейтенант свернул в какую-то комнату – там никого не оказалось. Офицер попал в тупик. Тут женский крик смолк, послышался хриплый рев, шум драки и какой-то странный хруст. Лейтенант понял, что опоздал. Уже не пытаясь возвращаться в коридор и плутать по темному зданию, Алин Адрен обрушил на перегородку всю мощь гидроусилителей скафандра. После трех ударов перегородка треснула, кусок ее выпал, и лейтенант перешел в следующую комнату. Первое, что он увидел, были три трупа пехотинцев Куриту. Им пришлось снять шлемы, чтобы заняться женщиной, и неизвестный мститель легко расколол черепа всем троим. Не узнав в мертвецах своих стрелков, Алин Адрен вздохнул с облегчением – не ему оправдываться. Женщина тоже оказалась мертва – похоже, в нее выстрелили из бластера. Лейтенант глянул на нее только раз и сразу отвернулся к окну, в котором не осталось ни единого стекла.

У подоконника стоял человек. Высокий, плечистый; густая львиная грива до плеч. Одежда в предрассветной мути неразборчиво-серая, руки пусты. Чем же он так успешно дрался?

Почему он не убегает?

Тут на плече человека полыхнула яркая лампа, и Алин Адрен сообразил: это же фотовспышка! Сукин кот ведет съемку! Появись сюжет в новостях, Дом Штайнера из кожи вылезет, требуя примерно наказать Дом Куриту! Больше не рассуждая, лейтенант вскинул ствол и полоснул врага очередью. Но фотограф ловко перегнулся в поясе, перекатился низким прыжком через подоконник и с немыслимой скоростью рванул зигзагами по улице. Алин Адрен выскочил в окно следом за ним, на ходу пытаясь докричаться через коммуникатор до базы.

Над горизонтом поднялось кроваво-красное солнце. Руины Уникорна приобрели цвет; длинные тени протянулись от бегущих по улице. Там и здесь в стены ударялись пули и осколки; на перекрестке какой-то еще офицер выскочил справа, толкая перед собой пойманных на горячем двух солдат. Пехотинцы хмуро огрызались, не очень веря в то, что их все-таки накажут. Все трое уставились на Адрена без особого удивления: жители разбегаются, их ловят. Для только что захваченного города обычное дело.

– Давай за ним, живее! – попытался было организовать облаву лейтенант. Обозленный пехотный капитан, предвкушающий нагоняй за своих мародеров, выругался и огрызнулся:

– Ты спецназ, ты и бегай! У меня свои приказы!

Алин тоже выругался и наддал ходу: прыжковые двигатели скафандра в каше битого камня не подмога. Репортер удирал прямо в обстреливаемую роботами южную четверть Уникорна. То ли тайные ходы знал, то ли рассчитывал просочиться сквозь канализацию, то ли надеялся, что преследователь не полезет за ним под огонь. Лейтенант пыхтел, сопел, перескакивал груды обломков, огибал воронки, запрыгивал в оконные проемы, шлепал по вылившейся из прудиков воде, путался и беспощадно рвал плети свисавшей со стен зелени, стрелял по беглецу с ходу, и пару раз даже с места – но все пошло насмарку. Чертов фотограф был в своем городе и без неповоротливого скафандра; в конце концов, Адрен потерял его из виду.

Только тут оперативный дежурный на базе соизволил откликнуться на вызовы лейтенанта. Алин коротко объяснил ситуацию. Майор тихонько присвистнул в коммуникатор: однако! Уникорн-то оказался умнее и Роси, и Изенгарда, съемку сделал. Но как Арда собирается передавать полученные кадры тому же Дому Штайнера? В каждой звездной системе всего две прыжковые точки Т-кораблей, и обе здешние в руках Дома Куриту. Опираясь на это, майор вежливо посоветовал Алину Адрену не забивать голову ерундой, а заняться лучше своим подразделением. Чтобы доблестный спецназ в отсутствие отца-командира не наворотил чегонибудь, приличествующего лишь проклятой задрипанной пехоте. Лейтенант еще раз выругался и согласился. Пришлось ему вернуться за городские стены, к тем позициям, где войска Дома Куриту находились перед штурмом.

Когда солнце поднялось над землей примерно на четыре пальца, Алин Адрен уже выстроил свою группу перед палаткой. Утренняя проверка снаряжения прошла в двух шагах от Онтавы.

***

В двух шагах от Онтавы Алам скинул на руку свой щегольский синий пиджак: небо открывалось ясное и чистое, день обещал быть жарким. Ткани человечество научилось делать немнущиеся и грязеотталкивающие, поэтому костюм разведчика легко перенес пять дней блужданий по Арде. За это время Алам, где пешком, где на попутках, добрался от Железного Кряжа сначала до Андуина Великого, потом переправился через реку на пароме Станции Эмин Майл, затем дошагал и до города Уникорн. Еду он покупал на фермах или в придорожных забегаловках. Случайным попутчикам и встречным он представлялся туристом, который из-за войны не знает, что делать. Говоря так, Алам нисколько не чувствовал себя обманщиком – он взаправду не знал, что ему теперь делать. Душа разведчика перенесла пять дней вторжения намного хуже, чем немнущийся костюм, и внятного руководства к действию Аламу до сих пор не представила.

Алам привык к своей работе и умел выполнять ее хорошо. На один провал с Тейчи разведчик мог припомнить шесть удачных вербовок, и все это были не самые маленькие люди. Алам играл против Дома Штайнера, Федеративного Содружества, Солнечной Республики – нигде его внутренние ощущения не приходили в расстройство с требованиями руководства. Все державы походили друг на друга; везде одинаковые люди одинаковыми средствами добивались одинаковых целей: власти, наслаждения, имущества. Приманки и угрозы на всех планетах срабатывали одинаково, и даже на Арде никаких отличий в вербовке агентуры не проявлялось. Алам искренне считал, что судьба Арды определена: либо игровая колония откажется от Игры, и заведет у себя привычные другим мирам учреждения – то есть, полицию с тюрьмами, армию с обязательным призывом, разведку с непременными доносчиками – либо какая-нибудь империя подгребет планету под себя. И все равно обреет Арду под общий стандарт: рога не выше лба.

Так почему же Тейчи Гортхауэр отказался от власти? Мог бы и Игру свою сохранить – а так Дом Куриту задавит ее все равно.

Алам обернулся и посмотрел на дымящийся за спиной Уникорн. Вот и конец Игры! Разведчик порадовался, что хоть сам успел смыться вовремя. Ракеты ближнего действия не отличают своих от чужих; да, впрочем, ракеты дальнего действия в этом плане ничуть не лучше. Мозги небольших ракет мало отличаются от куриных. После разгрома Уникорна восстание Арды просто гарантировано. Но примыкать к Сопротивлению Алам пока не собирался. Весь его опыт нашептывал, что грязи и среди повстанцев сыщется достаточно – не сейчас, так потом.

Ах, это треклятое слово "потом!".

Алам покачал головой, и уселся, подобрав под себя ноги, спиной к солнцу. Лопатки слегка пригревало, укорачивались тени. Справа безмятежно журчала река; если не поднимать взгляд, не оглядываться на противоположный берег, можно и вовсе позабыть о черном выжженном пятне на месте разноцветного, веселого города Уникорна.

На мелководье с плеском выбрался мужчина, прежде всего отжавший воду из тяжелой массы длинных светлых волос. Не замечая Алама, спасшийся горожанин вытащил из кармана какую-то коробочку, внимательно осмотрел ее. Видимо, убедившись в сохранности предмета, сунул коробочку обратно в мокрый карман – и тут заметил сидящего чужака. Дернулся всем телом, а рукой непроизвольно сунулся к сползшему при переправе поясу, к невидимому для Алама правому бедру.

Достал нож.

Алам подскочил и испуганно попятился.

– Не надо!.. – зачастил разведчик, тщательно всматриваясь в руку с ножом. – Я только турист! Когда началась война, я был на Железном Кряже, я пятый день иду пешком. Я не виноват, нет!

Мокрый горожанин спрятал нож.

– И правда, чего это я, – пробормотал он отрешенно, – Нашел крайнего, называется!.. Вы тоже, значит, беженец?

– Д-да! – быстро подтвердил тот, – Алам Тинрю, к Вашим услугам. Все это так неприятно!.. И что теперь делать? – неожиданно для себя выпалил разведчик терзавший его последние дни вопрос.

– Роланд, – представился в ответ горожанин, – Король… Хотя, какой я теперь король! Роланд из Уникорна. Что делать, говорите?… Думаю, в лес прятаться, тут на юге есть один.

– Бельтан? – догадался Алам Тинрю, – Ну… Наверное… – а про себя подумал: "Все равно не примкну к повстанцам! Банально получается!"

Роланд некоторое время раздумывал. Казалось, он сгоряча предложил идти в лес, и теперь подыскивает достойный повод отказаться от этой идеи.

– Впрочем, нет! – сказал, наконец Роланд, тряхнув головой. Львиная грива отозвалась на резкое движение тучей брызг; Алам даже зажмурился. – Пусть я плохой король, но прятаться в одиночку не побегу… Из города наверняка спасся кто-нибудь еще. Прошу Вас, – обратился Роланд к разведчику, и тот подивился вспыхнувшей в голосе властности, – Побудьте здесь пару часов. Я обойду город по кругу, кого удастся найти, направлю сюда, к Вам. Насколько я заметил, разбегавшихся не преследовали. Значит, и собравшихся тут, на берегу, не должны трогать, даже если заметят. А в путь тронемся к вечеру.