Текст книги "Машина путает след. Дневник следователя. Последняя встреча. Повести"

Автор книги: Михаил Гребенюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Глава 14
РАССКАЗЫВАЕТ МАТЬ НАТАШИ

Кузнецову повезло. В третьем часу дня он уже сидел у матери Наташи и пил чай с вареньем. Степанида Александровна не спускала глаз с гостя и беспрерывно говорила о семейных неурядицах. Кузнецов не молчал тоже – не переставал восхищаться вареньем, вызывая хозяйку на все более откровенный разговор.

Вот как они оказались за одним столом.

Вооружившись инструментами и полномочиями электромонтера, Кузнецов поехал к Степаниде Александровне. Он знал, что Наташа в это время была на дежурстве в аптеке, поэтому никто не мог помешать его беседе со старушкой.

Степанида Александровна в этот день чувствовала себя неважно. Ее беспокоило поведение дочери. Наташа стала замкнутой и молчаливой. Вечерами она куда-то уходила или запиралась у себя в комнате.

Сперва Степанида Александровна молча переносила замкнутость дочери, но сегодня не выдержала и первая заговорила с нею. Наташа отвечала с неохотой и ни разу не посмотрела матери в глаза. Старушка, так ничего не добившись, взяла кошелку и деньги и отправилась на базар. Через несколько минут ушла и Наташа – эту неделю она дежурила с двух часов.

Кузнецов увидел Степаниду Александровну, когда подходил к дому. Поняв, что она не в духе, он решил отложить разговор, незаметно последовав за нею на рынок.

Полтора часа спустя, набив кошелку нужной снедью, Степанида Александровна возвращалась домой. У углового покосившегося домика, за которым маячил подъемный кран, она оступилась и упала. К ней тотчас подскочил Кузнецов, который шел позади. Он поднял ее и вывел на тротуар.

По дороге они разговорились. Степанида Александровна с радостью узнала, что незнакомец, назвавшийся Константином Петровичем Дмитриевым, шел к ней проверять электропроводку.

– Степанида Александровна, и вам не скучно двоим жить? Дочь-то молодая, пора замуж, наверно, выходить. Как бы в девках не засиделась.

– Бог с тобою, Константин Петрович! О чем говоришь! Не до замужества ей теперь.

– Это почему же? Вон какая она у вас красивая, – указал Кузнецов на фотокарточку Наташи, висевшую между окнами.

– Уж это верно – вся в покойного отца, – ласково улыбнулась Степанида Александровна.

Начав разговор с базарных цен на овощи и фрукты, они незаметно перешли к своим «небольшим семейным» тайнам,

Кузнецов задавал вопросы осторожно, стараясь вызвать у Степаниды Александровны доверие к себе. Он сообщил ей о своем «горе», «о младшем сыне», связавшемся с хулиганами. Мальчонка совсем отбился от рук – перестал слушаться родителей, особенно мать, ругается, ворует.

– Говорят, милый, жизнь прожить – не поле перейти, – подливая гостю чаю, заметила Степанида Александровна. – Плохо, что твой связался с хулиганами, это к добру не приведет. Моя познакомилась с одним тоже, – помедлив, с трудом произнесла она, – с виду вроде человек, как человек, а заглянешь во внутрь – дерьмо.

– Что вы, Степанида Александровна, – возразил Кузнецов. – Можно ли так говорить о друге дочери?

– Может, он ей и друг, да только мне от этого не легче, – в сердцах проговорила Степанида Александровна. – Позавчера, нехристь, нализался водки, поехал кататься на машине, да и вылетел из кузова: теперь в больнице лежит. Ходила она давеча к нему, так не пускают, говорят: приема нет.

– Не пускают, значит, тяжело ранен, – сделал вывод Кузнецов. Перевернув пустую чашку, он быстро поднялся и застыл у стола. – Спасибо, Степанида Александровна, за угощение. Такого варенья, как ваше, я еще никогда не ел.

– Полно тебе, Константин Петрович, – махнула рукой старушка, – какое это варенье, названье одно.

– Не скромничайте, Степанида Александровна, – улыбнулся Кузнецов. – Я готов биться об заклад, что лучше вас никто не может готовить. Здешних хозяек я отлично знаю. Не впервые проверяю электропроводку,

– Неужели все угощают вареньем? – засмеялась Степанида Александровна,

– А как же!.. Монтер! – гордо сказал Кузнецов.

Через несколько минут Степанида Александровна провожала гостя из дома. На крыльце он пожал старушке руку и проговорил:

– Кстати, Степанида Александровна, у меня есть знакомый врач. Он может устроить вашей дочери свидание с больным.

– Константин Петрович, – всплеснула руками Степанида Александровна, – что же ты молчал до сих пор? Договорись с ним. Уж я тебе за это баночку варенья положу…

Глава 15
БАТТАЛОВ – ПРЕСТУПНИК?

Зазвенел телефон. Майор Розыков застегнул ворот рубашки, помедлил секунду и взял трубку. Кто-то, не переводя дыхания, сообщил, что на улице Кирова, возле гастронома, стоит машина Расула Батталова.

– Спешите, – предупредил незнакомец, – иначе Батталов исчезнет!

До улицы имени Кирова было не больше километра. Через десять минут Розыков уже стоял у машины ШЛ 24–27.

Расул Батталов, узнав с кем имеет дело, до того оторопел, что не в силах был произнести ни одного слова, Его глаза были полны недоумения и ужаса.

– Что с машиной? – нарушил молчание майор.

– Сам не знаю, – сказал Батталов, – вчера ездил много, машина хорошо работала; сегодня ездил мало – совсем не хочет работать.

– А вы далеко направлялись?

– Расулу не надо было далеко ехать, он ехал в милицию.

Розыков достал платок и вытер вспотевшее лицо. «Врет или не врет? – подумал он о Батталове. – Случалось ли когда-нибудь так, чтобы убийца сам пришел в уголовный розыск? В моей практике этого не было».

– Расул сейчас исправит машину и расскажет вам о своем горе.

На повороте улицы показался мотоциклист. Розыков не без труда узнал в нем младшего лейтенанта, Воронов был одет в вылинявшую армейскую гимнастерку, в кепи защитного цвета и темные шаровары. Поравнявшись с машиной, он круто повернул мотоцикл и остановился в двух шагах от Розыкова.

– Товарищ майор, вы уже задержали этого негодяя? – заглушая мотор, крикнул он Розыкову.

– Разве ты знаешь, кто это такой? – удивился майор.

– Мир не без добрых людей, товарищ майор, – широко улыбнулся младший лейтенант. – Сейчас звонил ко мне человек и сообщил все о Батталове.

Через четверть часа Розыков уехал в отдел, приказав прибывшим оперативникам Кузнецову и Зафару привести шофера к нему в кабинет.

Младший лейтенант, как только Батталов был отправлен к Розыкову, связался по телефону с начальником ГАИ и доставил машину в ОРУД. Там уже ждали ее эксперт Чеботарев и старший госавтоинспектор Кадыров, который, по мнению Воронова, знал все марки машин как свои пять пальцев.

Батталов не заставил себя упрашивать. Едва его привели в кабинет майора, как он подсел к столу и все рассказал.

Рассказ получился длинный и путаный. Из него Розыков узнал, что Расулов и Востриков пострадали совершенно случайно: Батталов не заметил колдобину в дороге и въехал в нее. Машину сильно подбросило вверх, Расулов и Востриков вылетели из кузова.

Каким образом удержался в кузове третий человек, Батталов не знал. Этот человек заставил его остановить машину, подбежал к Вострикову и Расулову и отобрал у них деньги.

– Доберемся до города благополучно – получишь большой куш, не доберемся – пойдешь на шашлык, – сказал он, садясь в машину.

В город приехали поздно вечером.

Батталов остановил машину у небольшого особняка, обнесенного глиняным дувалом.

– Побудь здесь, я только узнаю, дома ли старики, и вернусь, – приказал незнакомец Батталову.

Он ждал долго, однако человек так и не возвратился. Может быть, с ним что-нибудь случилось? Батталову это не было известно. Он не видел его больше.

– Утром я поехал домой, – закончил свой рассказ шофер. – Мне хотелось увидеть жену Расулова и поговорить с нею. Только я большой трус. У меня не хватило смелости увидеть любимую женщину, и я решил поехать к вам. Остальное вы знаете: машина моя сломалась, и вам кто-то сообщил об этом… Интересно, кто вам сообщил об этом?

– Вы не знаете? – спросил Розыков.

– Я – маленький человек, я ничего не знаю, Что я могу знать? Вы все знаете.

Батталов отвел от майора взгляд.

Это насторожило Розыкова. Он подошел к шоферу и наклонился над ним. Тот инстинктивно втянул голову в плечи и снизу вверх несмело посмотрел на майора:

– Вы не верите мне?

– Нас интересует незнакомец, кто он такой? – не обратив внимания на вопрос Батталова, спросил майор.

– Не знаю, – Расул опустил глаза. – Я его никогда до этого не видел.

– А как он выглядит?

– Молодой… Высокий… На левой щеке шрам…

– Шрам?! – «Спокойно, майор. Спокойно. Тебе уже говорили об этой примете. Пожалуй, ты напал на след. Уточни еще кое-какие детали и действуй!» – Вы можете показать дом, в который зашел преступник? – продолжил разговор Розыков.

– У Расула хорошая память, – сказал шофер. – Он помнит этот дом и покажет его майору.

– Я думаю, что вы покажете нам и то место, где позавчера сошли с машины Расулов и. Востриков, – сказал Розыков.

– Это совсем не трудно сделать. Я их оставил в больнице. У Вострикова болела голова, и он заходил к врачу.

Глава 16
НОВЫЕ УЛИКИ

Особняк, к которому привел Батталов работников уголовного розыска, оказался домом профессора Садыкова. Около него ни Розыков, ни Чеботарев не обнаружили следов грузовой машины.

Никаких улик не нашел и младший лейтенант, прибывший к особняку вместе с оперативными работниками. Было очевидно, что Батталов не совсем удачно сложил легенду о человеке со шрамом.

Посещение больницы привело Розыкова в еще большее замешательство. Врач – полная, уже немолодая женщина – сообщила, что Востриков действительно был на приеме и просил лекарство от головной боли. Она дала ему пирамидон, и он ушел, сказав за дверью кому-то: «Придется эту ночь побыть в городе. Больно уж голова разболелась. Да и врач запретила ехать на машине».

Сказал «кому-то» – это, наверняка, Расулову. Майора заинтересовали другие вопросы: зачем понадобилось Вострикову обманывать Расулова? Куда они пошли после больницы? В банке их не было, это подтвердил шофер; может быть, встретились с кем-нибудь из знакомых и провели с ним время?

Розыков был аналитиком. Он не мог открыто высказать то или иное мнение, не проанализировав его. В каждом действии он, прежде всего, искал причину и исполнителя действия. Причем, знакомясь с исполнителем, тщательно изучал причину, побудившую его совершить преступление…

Когда Розыков вернулся в отдел милиции, ему доложили, что пришла жена Расулова. Женщина сообщила, что у нее снова был позавчерашний «гость» и возвратил часть денег. «Я, – сказал он, уходя, – очень жалею, что не успел помочь моему лучшему другу. Наверно, Расул не хотел, чтобы мы встречались на этом свете».

Бибихон плакала:

– Я и раньше подумывала, что Расул может убить его. Он все грозился: «Вот напьюсь пьяным и переломаю ребра твоему Кариму». Так и говорил. Все слышали.

– Как относился Карим к Батталову? – выждав, пока женщина перестанет плакать, спросил Розыков.

– Не любил он Расула, – не сразу ответила на это Бибихон,

Через полчаса после ее ухода эксперт Чеботарев сообщил, что протекторы задних колес машины ШЛ 24–27 не совпали со снятыми на гипс слепками, обнаруженными на месте происшествия.

«Значит, – подумал майор, – машина Батталова не была на месте преступления. Шофера принудили придти к нам и оклеветать себя. Может быть и другое: Батталов – член преступной шайки. Зная, что идет расследование, он решил отвлечь внимание от своих сообщников. Необходимо узнать, где находилась его машина эти два дня. Это, пожалуй, прольет свет на многое».

– Товарищ младший лейтенант, – связался майор по телефону с Вороновым, – вы говорили, что о машине Батталова вам сообщил хороший знакомый, кто он такой?

Голос Воронова дрогнул:

– Простите, товарищ майор, мне никто не звонил. Это я сказал так, чтобы Батталов подумал, что граждане тоже против него.

– Вы считаете, что он преступник?

– Многие так считают.

Розыков повесил трубку. «На улице Кирова, возле гастронома, с машиной находится Батталов. Спешите, иначе он исчезнет», – вспомнил он слова, прозвучавшие сегодня по телефону.

«Кто ты, добрый человек? – нахмурился Розыков. – Откуда тебе известны номера наших телефонов? Не ты ли два дня назад сообщил дежурному по отделу о дорожной аварии?»

Между тем, события развивались с головокружительной быстротой.

В кабинет, громко стуча сапогами, вошел лейтенант Зафар и ошеломил майора еще более неожиданной вестью: ночью неизвестными преступниками была тяжело ранена Надя Кузьминых.

Розыков плотно стиснул зубы. Пожалуй, впервые за пять лет работы в ОУРе он подумал, что не справится с делом. Груз событий навалился на него, и он гнулся под его тяжестью.

– Что найдено на месте преступления? – наконец, после продолжительного молчания спросил он,

Зафар ответил, нервно переступив с ноги на ногу:

– Улик не обнаружено,

– Ваше мнение, товарищ лейтенант? – Розыков уже справился с минутной слабостью.

– Не знаю, что и сказать, – угрюмо отозвался оперуполномоченный.

– Что думаете делать дальше?

– Поеду в госпиталь, к больной. Может быть, от нее удастся что-нибудь узнать.

– Хорошо. Действуйте!.. Товарищ младший лейтенант, – майор снова позвонил Воронову, – вы еще у себя? Зайдите ко мне… Вот что, Алексей Дмитриевич, – сказал он, когда младший лейтенант пришел, – вы как-то говорили, что знаете Наташу, знакомую Вострикова. Расскажите о ней? Кто она?

Воронов похолодевшими пальцами потрогал брови:

– Вы думаете, что Востриков и Расулов были у нее?

– Алексей Дмитриевич, не спеши делать выводы, – тепло сказал Розыков. – Мы должны знать о Вострикове все. Наташа его друг. Она может сообщить нам интересные данные. Возможно, побеседовав с нею, ты перестанешь думать, что Востриков замешан в убийстве.

Глава 17
ВОРОНОВ ВЫПОЛНЯЕТ ПРИКАЗ РОЗЫКОВА

Наташа плакала. Сначала это тяготило младшего лейтенанта, потом стало раздражать. Он снова вспомнил последнюю встречу с Востриковым и почти физически ощутил прикосновение его жарких рук. «Моя фамилия Востриков. Я из колхоза «Хакикат»… Вы – Воронов, Алексей Дмитриевич… Мне о вас говорила Наташа».

Кажется, ничего особенного не было в этих словах, и все же именно их имел в виду младший лейтенант, высказывая Розыкову свои подозрения относительно Вострикова,

Воронов рассказал Наташе все:

– Мы думаем, что Востриков преступник. У нас есть свидетели, не пытайся возражать. Вчера во время допроса, – приврал младший лейтенант, – он признался, что является членом преступной банды.

Наташа отняла от лица платок и взглянула на Воронова широко раскрытыми глазами.

Он не выдержал ее взгляда и отошел к этажерке с книгами, Ревность к Вострикову на мгновение сделала его беспомощным и жалким. Он чувствовал, что Наташа начинает презирать его, и не смел поднять головы.

Мир простых вещей переставал волновать его. Все летело вверх тормашками, и не было силы остановить катастрофу. Ему казалось, что он правильно поступил, обвинив Вострикова в преступлении. В то же время где-то в душе копошилась мысль, опровергающая это утверждение. Он понимал, что нельзя обвинить человека в убийстве, сославшись на одну-две ничтожные улики.

Наташа следила за Вороновым. Она не знала подлинной причины его нервозности и пыталась вникнуть в смысл того, что услышала. Ее испугал не сам факт преступления, а то, что это преступление было совершено при участии близкого человека.

Десятки самых непредвиденных вопросов почти тотчас задала она самой себе, но, как обычно бывает в таких случаях, ни на один из них не нашла ответа.

Поняв это, Воронов почувствовал под ногами твердую опору. Он не торопясь отошел от этажерки, заложил руки за спину и с любопытством взглянул в ее заплаканные глаза.

Это взорвало тишину, Наташа с грохотом отодвинула от себя тяжелый табурет, подбежала к Воронову и, сжав кулаки, сказала, словно стегнула плетью:

– Зачем ты врешь?!

Младший лейтенант раскрыл рот, но так ничего и не сказал, В комнате снова повисла тишина – теперь она продолжалась долго, даже чересчур долго, и он ясно осознал безвыходность своего положения.

«Действительно, зачем я обманул ее? – подумал он. – Мне поручили узнать, каковы у нее отношения с Востриковым. Давно ли она знакома с ним? Способен ли он совершить преступление? Как относится к ее любви? А я что узнал? Ничего!»

Воронов посмотрел на часы: без четверти десять. Через сорок минут надо быть в отделе милиции. Розыков спросит о Вострикове. Не ответить ему – значит, провалить собственную версию!

– Я погорячился, Наташа, – с трудом овладев собой, заговорил он. – У нас, действительно, нет улик, чтобы обвинить Вострикова в преступлении. Дело в том, что он в прошлом был замешан в одной краже.

Воронов замолчал. «Опять вру, ну, зачем это я? Неужели нельзя сделать так, чтобы Наташа поверила мне и рассказала о Вострикове все, что знала?»

– Послушай, Наташа, – младший лейтенант с тоской взглянул в ее глаза. – Я понимаю, говорить с тобой о Вострикове глупо, но у нас нет другого выхода. Мы считаем, что он преступник. Ты хорошо знаешь его – докажи, что мы не правы, я буду рад за тебя.

Наташа вспыхнула:

– Нечего мне доказывать! Тебе надо, ты и доказывай, Только не фантазируй.

Она не долго сердилась. Уже через минуту ее голос зазвучал ровно и печально, а в глазах затеплилась грустная усмешка.

Воронов и радовался и огорчался ее перемене. Его душила злость к тому, другому человеку, оказавшемуся сильнее его, который, несмотря ни на что, был дорог и близок Наташе,

– Да, – говорила она, не спуская с Воронова искрящихся глаз, – я люблю Бориса, и ты не смеешь вмешиваться в нашу жизнь. У тебя свои убеждения, у нас свои. Каждый делает то, что хочет, иначе зачем жить? Ты обвиняешь Бориса в убийстве, а я не верю тебе. Он ранен, находится в больнице, какой же он преступник? Преступник тот, кто забрал деньги и уехал, неужели ты не можешь понять этой азбучной истины? Или ты хочешь, чтобы Бориса посадили в тюрьму?

Наташа говорила долго, и чем чаще упоминала она имя Вострикова, тем неспокойней чувствовал себя Воронов. Он не знал, на что решиться: говорить ли и дальше, что Востриков соучастник преступления, или отказаться от собственной версии и попросить у Наташи прощения?

То, что она не обманывала его, он верил. Верил потому, что знал ее с детства. Она всегда поражала его своей прямотой. Иногда он шутил: «Вы чисты, как кристалл, с вами трудно будет жить!» – «Почему?» – спрашивала она. «Ну, что это за жена, которую нельзя обмануть», – говорил он. Она презрительно фыркала и отходила прочь.

«Слюнтяй! Дурак! – слушая теперь Наташу, ругал он самого себя. – Раскис, поговорив с любимой девушкой! Что бы ты сделал, если бы она оказалась преступницей? Нашлось бы у тебя достаточно мужества арестовать ее? Конечно, не нашлось бы!.. Эх, ты-ы!»

– Прости, Наташа, я, кажется погорячился… Я думал, что ты замечала что-нибудь за ним, и будешь со мной откровенна. Моя ошибка – моя беда. Я верю тебе, значит, постараюсь верить тому, кого ты любишь, Он поправится, и вы будете вместе. До свидания.

– До свидания, – машинально сказала она. Он взял фуражку.

– Подожди!

Наташа резко вскинула голову и потянулась к нему, совершенно другая – красивая, сильная, ласковая…

– Ты хороший, Алеша, – сказала она, покраснев. – Я… если что узнаю о нем, приду к тебе… Расскажу…

Воронов вздрогнул, почувствовав прикосновение ее рук. Уверенность, владевшая им сначала, уступила место растерянности и боязни. Он одел фуражку и молча направился к двери.

– Ты уходишь? – послышался ее мягкий голос.

– Кстати, – сделав вид, что не расслышал ее вопроса, поинтересовался Воронов, – не у тебя ли Расулов и Востриков провели позапрошлую ночь?

– У меня.

Воронов хлопнул дверью. Он понял, что все проиграл: его версия не стоит и выеденного яйца. Востриков не виноват, в противном случае, Наташа бы знала о преступлении.

Глава 18
В ВАРЬКЕ ПРОСЫПАЕТСЯ ДЕМОН

Варька выхватила из шкафа книгу, упала на кушетку, сделала вид, что читает. Ее встревожили шаги, раздавшиеся в коридоре. Она не хотела, чтобы кто-нибудь заметил ее состояние.

– Варя, обедать пора!

– Ах, это ты, мама… обедайте, я не хочу!

Посмотрев на мать, остановившуюся в дверях, Варька поправила волосы и перевернула лист. Мать, подождав минуту, тихонько прикрыла за собой дверь – когда Варька читала, она не решалась ей мешать.

Книга полетела на кровать.

Варька видела, как Воронов зашел к Наташе. Боль, сжавшая ее сердце, не проходила. О чем они будут говорить, спрашивала она себя. Что ему от нее надо? Неужели подруги правы – не отступится, пока не женится?

Во всем виноваты мама и папа. Они всегда отпугивали его от Варьки. Мама как-то сказала ему: «Не зарься на Варьку. У нее есть жених!» Он скривился: «Отвяжитесь вы со своей Варькой!» Варька вечером устроила скандал, Мама защищалась – говорила, что хочет для нее добра, Папа сначала молчал, потом перешел на сторону мамы. Только бабушка пожалела Варьку.

Ночью снился страшный сон. Варька и Воронов гуляли в лесу… Он говорил ей о своей любви. Откуда-то появилась Наташка. Она вся светилась. Такой красоты Варька еще никогда не видела. Воронов протянул ей руки. Она бросилась к нему, и они исчезли. Варька испугалась, стала звать обоих – никто не ответил. Только лес захохотал, да задрожали деревья, осыпая на Варьку пожелтевшую листву.

…Вчера она встретила его мать. Поздоровавшись, Ефросинья Андреевна спросила, здорова ли бабушка Анисья. Варька была не в духе – не достала билет в театр, «Бабушка? А что с нею сделается!» – сказала она. Потом забеспокоилась: «Еще обидится… Скажет – пустышка!», показала руки, громко рассмеялась:

– Вот… Не достала билет в театр!..

– Боже мой, душенька, стоит ли из-за этого горевать! – заулыбалась Ефросинья Андреевна. – Я скажу Алеше – он все сделает.

Варьке надо бы отказаться – так всегда делают, когда хотят понравиться, она слышала это от многих. Мама ни за что ничего не возьмет, пока не скажет несколько раз: «Нет!»

– Ты заходи к нам… Почему сторонишься!.. Ах, какое у тебя хорошее платье!.. Оно так идет тебе! Ты в нем, как… Кто шил?.. Боже мой, боже мой, Алешка так будет рад!.. Приходи…

Конечно, Варька не пришла. Какие нужно иметь глаза, чтобы идти… Все скажут – влюбилась! Ефросинья Андреевна первая подтвердит это. Она не умеет молчать… Интересно, что бы подумала Наташка?.. Ах, Варька отдала бы все, если бы знала, зачем он пошел к ней? Может быть, делать предложение? Степанида Александровна без ума от него.

Все-таки, нехорошо устроен мир! Почему Варька должна ждать, когда кто-то придет к ней и скажет, что любит? Разве Варька первая не сможет это сделать? Она нисколько никого не боится. Признаться в любви совсем не трудно, Она встретит его и скажет: «Алеша, я тебя люблю!» Что в этом плохого?

«Ничего, ничего, ничего, – закружилась Варька по комнате, прижимая к груди думку. – Вот пойду к нему и скажу… Назло всем – пойду и скажу…»

Бабка Анисья прислонилась к стене, столкнувшись с внучкой в коридоре. Она еще не видела такой свою любимицу. Варька так раскраснелась, точно только что выскочила из пламени.

– Господи, внученька, что с тобой? Уж не заболела ли? – перекрестилась бабка Анисья.

– Заболела, бабушка!.. Ой, как заболела! – задержалась на минуту Варька. – Ты помолись за меня! Иди к себе и помолись! – она чмокнула бабку в дряблую щеку. – Только маме ничего не говори!

…Яркий дневной свет швырнул в глаза тысячу ослепительных лучиков. Почувствовав слабость, Воронов зажмурился, и, привалившись спиной к крыльцу, стиснул зубы. «Вот и поговорили, – прошептал он. – Розыков будет доволен… Эх, Наташа, Наташа!»

Рядом послышались торопливые шаги. Воронов отпрянул от крыльца, поднял голову – на ступеньках стояла Варька.

– Ты? – удивился он.

– Я, – тихо ответила она. – Вот пришла…

– Пришла? К Наташе?

– К тебе.

– Не чуди, Варька…

– Постой! – «Теперь или никогда!.. Лучше теперь!.. Ну и пусть, что светло!» – Варька шагнула к Алексею, обвила горячими руками шею, начала быстро целовать. Он ошалело заморгал глазами, не зная, что подумать. – Милый!.. Хороший!.. Люблю!.. – шептала она, все крепче прижимаясь к нему. – Люблю!.. Вот… Люблю!.. Единственный…

– Варька… Варюха… Глупая… – задохнулся Алексей. Он с трудом отстранил ее от себя, взял под руку, вывел на улицу. – Ну, не плачь, что ты! На нас смотрят… Хочешь мороженого?

– Хочу, – сказала Варька.

– Какая ты…

Они пересекли улицу. Алексей взял две палочки эскимо. Протягивая одну Варьке, он невольно залюбовался ею. Побледневшая, в темном платье с закрытым воротником, поверх которого вздрагивали коралловые бусы, в туфельках-лодочках, она была какой-то новой, удивительной. «Что, если пригласить ее в кино? – подумал он. – Наташа узнает – успокоится. Не станет презирать меня. Ведь она решила, что я обвинил Вострикова, потому что ревную».

– Ты что-то сказал? – спросила Варька.

– Я? Тебе показалось, – смутился Алексей. Он посмотрел на часы. – Ну, мне пора. Иди домой, и не глупи… До вечера.

– До свидания… Ты извини меня…

Варька быстро повернулась и побежала по тротуару, «Что я наделала? Что я наделала? – спрашивала она себя. – Он может подумать… Ну и пусть! Ну и пусть! Все равно я его люблю! Люблю…»