Текст книги "Машина путает след. Дневник следователя. Последняя встреча. Повести"

Автор книги: Михаил Гребенюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава 45
ТАК ЗАКОНЧИЛАСЬ ЭТА ИСТОРИЯ

Скорпион смотрел в окно. Из подъезда противоположного дома вышел мужчина в тот момент, когда Лещинский пересек улицу и смешался с толпой. Мужчина, неторопливо закурив, последовал за ним.

«Повели!» – с тревогой подумал Скорпион.

В соседней квартире заговорили. Кто-то уронил посуду. Дважды глухо ударила входная дверь. Звонко зазвонил телефонный звонок…

Скорпион одним прыжком очутился у двери, приник ухом к стене: «Это вы, Ляля? Здравствуйте, милочка…»

– Дьявол, – прохрипел Скорпион, прослушав до конца болтовню соседки. – Чего это я так испугался? Неужели обстоятельства сложились так, что нет никакого выхода? Может быть, мужчина, вышедший из противоположного дома, не имеет ко мне никакого отношения? Носатый предлагал уйти из города… Пожалуй, он прав, надо бежать!

Скорпион подошел к буфету, достал бутылку коньяку и не закусывая, прямо из горлышка выпил больше половины.

Бежать!.. Бежать!.. Бежать!!!

Из шифоньера в чемодан полетели костюмы, белье, полотенце… Скорпион торопливо, плохо попадая в рукава, напялил на себя пиджак, схватил с вешалки шляпу.

У двери вдруг остановился и прислушался: туп-туп-туп… Голоса за стеной уже не беспокоили его: он слышал другое – шаги на лестнице.

«Ко мне!»—Скорпион поставил чемодан и выхватил из кармана браунинг.

Почти в тот же момент кто-то постучал в дверь.

– Вам кого? – не сразу спросил Скорпион.

– Бахтиярджан! Это я, твой брат Абдулла! Открой, – попросил голос за дверью. – Мне нужно поговорить с тобой.

Скорпион облегченно вздохнул, поставил за ширму чемодан, спрятал оружие в карман, но двери не открыл, а спросил снова:

– Ты один, Абдулла?

– Один, брат.

Все, что произошло затем, на мгновение парализовало сознание Скорпиона. Вместо брата в дверях показался незнакомец. В его руках чернело дуло пистолета.

– Пройдите в комнату, вы арестованы.

Скорпион отступил.

– Товарищ лейтенант, – сказал заглянувший в дверь Шарипов, – разрешите обыскать.

– Действуйте!

Это была оплошность. Скорпион выиграл время. Едва брат приблизился к нему, как он бросился к лейтенанту – это был Прохоров – и вышиб из его рук пистолет. Прохоров попытался схватить Скорпиона за руку, но, получив сильный удар в лицо, отскочил к двери. Преступник вырвал из кармана браунинг и, втолкнув перепуганного брата в другую комнату, навел оружие на лейтенанта.

– Та-ак, – немного отдышавшись, сказал Скорпион, – судить брата я буду после. С тобой давай поговорим сейчас. Отпустишь меня подобру-поздорову – останешься в живых, подымешь крик – пойдешь к праотцам в гости.

Скорпион рывком поднял с пола пистолет, и, вынув из него обойму с патронами, протянул Прохорову.

– Бери, – сказал он. – Поведешь меня под конвоем. Во дворе оторвешься. Да не позабудь: стрелять. я умею!

Прохоров взял пистолет, Шансов на победу у него не было, Он уже раскаивался в том, что разрешил младшему лейтенанту Воронову следовать за парнем, вышедшим из подъезда, где жил Скорпион. Может быть, парень не был связан с преступниками? Солдат прибыл вовремя, только какой в этом прок?

– Значит, договорились, товарищ лейтенант, – щелкнув оружием, напомнил Скорпион.

– Договорились, чего там, – неожиданно сказал Прохоров. – Иди… Да смотри не споткнись: топор под ногами.

– Что?!

Скорпион знал, что в доме нет топора. Однако чувство предосторожности остановило его. Скользнув взглядом по полу, он инстинктивно сделал шаг назад. Это отняло у него не больше одной секунды, но именно в это время и случилось непоправимое.

Пригнувшись, лейтенант ударил ногою по руке Скорпиона. Удар был до того силен, что пальцы разжались, и браунинг со стуком покатился по полу. В ту же секунду Скорпион левой рукой выхватил из-за пазухи второй браунинг.

Предупредить выстрел Прохоров не успел, но он успел отпрянуть в сторону: пуля сорвала с него кепку и врезалась в потолок.

– А ну, берегись!!

Полетели стулья, трюмо, табуретки, стол: два человека вьюном завертелись по комнате. Выстрелы один за другим всколыхнули здание. К квартире Скорпиона устремились люди – сотрудники уголовного розыска, стоявшие на охране выходов из здания и двора.

РАССКАЗ ОСТАЕТСЯ НЕЗАКОНЧЕННЫМ

– На этом можно было бы и закончить рассказ, – утомленно произнесла Бельская, – но я думаю, что вам интересно будет узнать и о других людях, попавших в эту историю. Что вы скажете, например, о шофере Головко? При беседе с Розыковым он вел себя несколько странно. Воронов да и некоторые другие работники милиции считали его преступником.

Я промолчал, так как не думал в эту минуту о Головко.

– В действительности дело выглядело так, – продолжала она. – Головко в тот день ездил на станцию Узбеково, недалеко от которой было совершено убийство, и вернулся в город только ночью.

– Ну и что же?

– Понимаете, существуют люди, которые боятся буквально всего. Они способны признаться в преступлении, которого и не совершали.

– Ну, а где сейчас Скорпион и его сообщники? – спросил я.

– Разве вы не знаете, где они должны быть? – удивилась она. – Кстати, с одним из преступников этой группы вы вчера встречались.

– Вы говорите о Вострикове?

– Да.

– Значит, вы – Наташа?

– Угу.

Я и раньше предполагал, что Бельская это и есть Наташа. Поведение Вострикова во время погони теперь не казалось мне загадочным: он все еще любил ее и не посмел расправиться. По всей вероятности, какое-то чувство к нему сохранилось и у нее, иначе она бы действовала тогда более решительно… Впрочем, так ли это важно? Она была со мной откровенна, и не мне осуждать ее, да и в состоянии ли я до конца разобраться во всем?

– Наташа! – Я позвал ее робко по имени, не уверенный, что она примет такое обращение. Мне хотелось говорить с нею дружески, и слово «Наташа» было моим первым шагом к этому. – Чем окончилась борьба Прохорова со Скорпионом?

– Я уже все рассказала. Победил Прохоров. Неужели вы не помните? К нему на помощь пришли товарищи.

Рассказ подходил к концу, и я страшно боялся этого, поэтому стал задавать новые вопросы.

– Простите… Почему вы согласились пойти со Скорпионом в ресторан?

– Что я могла сделать! – покраснела Наташа. – Скорпион пригрозил мне оружием. Потом сказал, что знает Бориса и поможет ему.

Я отвернулся.

– Вы напрасно осуждаете меня, – быстро проговорила она. – Я думала, что спасу Бориса. У меня наготове был еще вопрос:

– Скажите, зачем Скорпион отвез вас к Ресту?

– Коротко на этот вопрос можно ответить так. В прошлом Рест был связан с какой-то крупной шайкой. Скорпион рассчитывал, что я расскажу об этом Воронову. Такое сообщение встревожило бы работников угрозыска, и они пошли бы по ложному пути.

– Мне кажется, что Скорпион иногда действовал чересчур грубо. Я, например, никак не могу понять, зачем ему нужно было сообщать работникам милиции о том, что Востриков и Расулов вылетели из машины? Этим он разоблачил самого себя.

– Вы правы: некоторые действия Скорпиона действительно помогли работникам угрозыска напасть на след и ускорить дело.

– Я думаю, что он не все предусмотрел, решив ограбить Расулова.

– Это преступление было предложено другим человеком.

– Вот как, – удивился я.

– Шарипов являлся орудием рецидивиста Ягодкина, прозванного преступниками Скорпионом за крутой нрав. Операция «Лисица» – так назвали они это преступление – была продумана Ягодкиным. Главарь собирался принять в ней непосредственное участие. Однако обстоятельства сложились так, что он вынужден был покинуть город и поручил дело Шарипову. Шарипов ревностно взялся за выполнение задания, внушив преступникам, что Ягодкин и он – одно и то же лицо. Те, разумеется, поверили ему, так как никогда не видели того, кого называли Скорпионом.

– Ягодкин тоже арестован? – поинтересовался я.

– Нет…

У меня был еще один вопрос, который я хотел задать, но не решался. Наконец спросил все-таки:

– Где сейчас младший лейтенант Воронов?

– Там же, где и был, – ответила Наташа. – Он теперь уже лейтенант. Вы его не узнаете: возмужал, на груди значок «Отличник милиции».

– Он по-прежнему любит вас?

– Да.

– А вы?

– Ну, зачем об этом спрашивать? Его любит Варя, – добавила Наташа.

Не знаю почему, но я обрадовался, услышав этот ответ. Мы оба как-то неожиданно и смущенно замолчали.

Я подошел к окну и распахнул его. Дождя уже не было. Тяжелые черные тучи уходили на запад. За ними тянулись легкие перистые облака, и обнажалось небо, усыпанное мириадами звездных пылинок.

– Извините, – голос Наташи был мягким и немного грустным, – вы так и не назвали мне своего имени, а я… назвала.

Не без труда, чувствуя какую-то неловкость, я сказал, как меня зовут.

– А фамилии разве у вас нет? Я назвал ей и свою фамилию.

– Ну, вот и отлично, – вдруг засмеялась она. – Теперь мы почти друзья, не правда ли?

Чего проще ответить – правда, но я промолчал, а потом спросил совсем о другом: как она оказалась в милиции.

– Вы уже дважды спрашиваете меня об этом, – ответила она на мой вопрос и задала встречный: – Вы считаете, что я не могу работать в милиции?

– Нет, почему же, – неуклюже пробормотал я.

– После всей этой истории я перестала пугаться человека в синей форме, – сказала Бельская убежденно. – Он стал моим другом. Я увидела то, что часто не видят другие: его горячее сердце и любовь к людям. Вот вы, – она повернулась ко мне и заговорила быстро-быстро, – что вы знаете о таких как я, как тот милиционер, который разговаривал со старушкой? Вы встречаетесь с нами на улице, в трамвае, у кассы кинотеатра. Вы сердитесь, когда мы штрафуем вас за нарушение правил уличного движения…

Едва уловимое раздражение, прозвучавшее в ее голосе, вдруг исчезло и она с улыбкой закончила:

– Знаете, я даже как-то пыталась писать.

– Писать? – поразился я. – О чем?

– О милиции.

– Ну и что же?

– Ничего. – Она поправила волосы, взглянула на меня с любопытством. – Вы журналист?

– Да.

– Значит, я не ошиблась.

Я смотрел на нее вопрошающе, и она поспешила объяснить.

– Вы же сказали мне свою фамилию, а я читаю газеты… Хотите, я покажу вам свои записи, только вы здесь не смотрите их, хорошо?

– Хорошо, – пообещал я.

Наташа открыла один из ящиков письменного стола и вынула из него объемистую синюю папку.

– Вот, возьмите, – сильно смутившись, проговорила она, Я начал собираться домой. На улице забрезжил рассвет, и Наташа выключила настольную лампу.

– Я вас провожу, – сказала она.

Мы вышли из дома. Я чувствовал, что не смогу просто расстаться, и чего-то ждал. Может быть, хорошего, теплого слова? Или ее любимого выражения: «Какой вы все-таки странный!»

Она прошла со мною несколько шагов и остановилась у ветвистого вяза. Что-то детское и дурашливое появилось в ее глазах. Губы застыли в ласковой улыбке.

– Ну вот, мы и расстаемся, – не то с грустью, не то с радостью сказала она и протянула мне руку.

Я не успел что-либо сказать: к ее дому подъехал мотоциклист, сержант милиции, тот самый, что разговаривал у вокзала со старушкой.

– Здравствуйте, товарищ лейтенант, – еще издали закричал он.

– Что-нибудь случилось, Байрам-ака? – с тревогой спросила Бельская.

– Случилось, товарищ лейтенант, случилось. – Он подкрутил усы и понимающе подмигнул мне. – Большое дело случилось, товарищ лейтенант. Тебя комиссар к себе вызывает.

– Комиссар? – удивилась Бельская.

– Ага, Наташа, комиссар. Я сейчас только от него. Говорит, найди лейтенанта Бельскую живую или мертвую и доставь мне!

– Так и сказал?

– Нет, немного не так. – Милиционер снова подкрутил усы… – В общем, товарищ Наташа, собирайся! Бельская быстро повернулась ко мне:

– Прощайте.

– Зачем – прощайте, – поправил ее милиционер. – Комиссар сказал, чтобы я и его привез.

Тут настала очередь удивляться мне:

– Вы ошиблись!

– Зачем – ошибся. У вас ладони перевязаны, значит, вы и Наташа задержали преступника. Все об этом знают.

Я не заметил, как Наташа схватила меня за руку и потащила к мотоциклу.

Мотор взревел, и едва мы успели расположиться – я на втором седле, Наташа – в коляске, – как мотоцикл помчался по улице.

Я открыл грудь встречному ветру. В ушах у меня шумело, рядом почти касаясь локтя, металась прядь Наташиных волос. Мне было необыкновенно хорошо, словно ожидала меня скорая, большая радость…

Вечером, дома я прочел рукопись Бельской. Я помещаю ее в своей второй тетради с незначительными изменениями.

ДНЕВНИК СЛЕДОВАТЕЛЯ
ИСТОРИЯ ВТОРАЯ

1 С Е Н Т Я Б Р Я

Я окончила юридический институт в Москве. Теперь я следователь – лейтенант милиции Бельская. У меня впереди интересная и, говорят, тяжелая работа. Она радует меня, как радует ребенка новая незнакомая игрушка. Сотни вопросов ежедневно задавала я самой себе, стараясь представить все, что предстоит мне делать через два дня и затем всю мою жизнь, Через два дня кончается мой отпуск – я назначена следователем в отдел милиции, в котором когда-то работал майор Розыков.

Я не ошиблась, написав слово «когда-то». Майор Розыков теперь был начальником отдела уголовного розыска города. Ему недавно присвоили очередное офицерское звание: он уже подполковник милиции.

В его отдел за день до моего возвращения из Москвы перевели и капитана Исмаилова. Подполковник Корнилов, с которым я познакомилась в отделе кадров, сказал мне, что Розыков забрал Исмаилова к себе в ОУР. Он по-прежнему допускал ошибки в работе, и Розыков считал своим долгом «сделать из него настоящего человека».

Некоторые изменения произошли также в самом отделе милиции, и в особенности в отделении уголовного розыска. Начальником ОУР уже больше года работал майор Прохоров (в дальнейшем я буду называть новые звания знакомых мне офицеров). Оперуполномоченных старшего лейтенанта Кузнецова и капитана Зафара повысили – они были старшими оперуполномоченными… Правда, никого из этих людей я еще не видела и не знаю, как они отнесутся ко мне, когда я приступлю к работе.

Алексей Воронов после окончания «Дела Расулова» был откомандирован снова в ГАИ. Я слышала, что он недавно уехал в отпуск, в Москву.

2 С Е Н Т Я Б Р Я

Я сидела в дежурной комнате отдела милиции. Мне хотелось поговорить с Игорем Владимировичем. Ответственный дежурный капитан Глыба сказал, что подполковник будет в отделе часа через два – его вызвал к себе начальник управления милиции комиссар III ранга Искандеров.

Говорят: дежурная комната – зеркало подразделения милиции. По тому, как ответственный дежурный принимает граждан, так граждане и судят о работе всего коллектива.

Находясь в институте, я повторяла этот афоризм безо всякого энтузиазма, так как не совсем верила в его правильность. Иное мнение у меня появилось теперь, когда я ближе познакомилась с работой ответственного дежурного – невысокого, сухощавого, очень подвижного капитана, одетого в темно-синий поношенный милицейский костюм.

В комнату, громко разговаривая, вошла пожилая женщина крупного роста, и девушка – маленькая, несмелая, с глубоко посаженными черными глазами. Женщина, поставив на скамейку кошелку с продуктами и окинув меня суровым взглядом, заговорила быстро, посматривая то на капитана, то на его помощника – пожилого подтянутого красавца старшего сержанта Хашимова.

– Горе у меня, начальник! Ой, какое горе, – качала она своей большой головой. – Помогите бедной матери, начальник. Скажите, что я буду делать со своей дочерью. Совсем пропала моя голова. Совсем пропала, начальник. Скажите, что мне делать?

Капитан Глыба вышел из-за перегородки.

– Вы успокойтесь… Ну, что вы!.. Вот… – Он взял стул и пододвинул его к женщине. – Садитесь, пожалуйста. Садитесь.

– Э, садитесь! – поднося к глазам платок, сказала женщина. – Ты послушай сначала мою беду, начальник. Это моя дочь, – указала она на девушку. – Ей четырнадцать лет. Совсем еще молодая, а сосед, сын Кураша, пристает к ней. Хочет женой своей сделать… Шайтан одноглазый! У него есть жена. Зачем, скажи, он так делает? Разве иметь одну жену – мало? Скажи, начальник. Сейчас не старые времена. – Она незаметно для себя перешла на «ты».

– Вы не волнуйтесь, пожалуйста, все будет хорошо. Ничего ваш сосед не сделает с вашей дочерью. Мы вызовем его сегодня… Не волнуйтесь.

Глыба говорил, как и посетительница, короткими односложными фразами, очевидно, волнуясь, не меньше ее. У него выступил на лбу пот, уши покраснели и сильно оттеняли его тонкую белую шею.

– Как можно не волноваться, я не могу не волноваться, начальник… Моя дочь – моя кровь. Кто заступится за нее, если я не заступлюсь. Отец ее погиб на фронте.

– Ничего, ничего. Все будет в порядке, все будет в порядке.

Записав фамилию и адрес женщины, капитан еще раз сказал, что сегодня же поговорит с ее соседом, и он уже больше никогда не пристанет к ее дочери.

– Спасибо, сынок, большое спасибо, – успокаиваясь, поблагодарила женщина. Она подошла к девушке, нежно погладила по голове и улыбнулась счастливо: – Пойдем домой, доченька!

Зазвонил телефон.

– Ответственный дежурный… Что? – вытянулся Глыба. – Что?.. Что?.. Да, милиция… Капитан Глыба… Где? У кинотеатра? Сейчас пришлю человека.

Повесив трубку, он вызвал милиционера и послал к кинотеатру «Дружба»: там два подвыпивших парня учинили дебош – избили ни в чем неповинного мужчину и грозят администратору кинотеатра, если тот не пропустит их в зал.

– Плохо устроил аллах жизнь на земле, – сделала вывод женщина, направляясь к выходу. – Ой, как плохо устроил аллах жизнь… Спасибо, начальник, большое тебе спасибо, – обернулась она уже у двери.

Некоторое время в дежурной комнате было тихо. Я сидела на своем прежнем месте и продолжала следить за работой капитана. Он одинаково внимательно относился ко всем, кто приходил в отдел. Для него не было больших и малых дел. Люди сообщали ему о своем горе с той эгоистической требовательностью, с какой обычно больные обращаются к врачу. Он серьезно выслушивал каждого и каждому давал исчерпывающие ответы.

Эта девушка вошла в дежурную комнату в то время, когда Глыба отправил в КПЗ хулиганов, доставленных в отдел милиции из кинотеатра «Дружба».

– Помогите, товарищ капитан!..

Голос девушки прозвучал с такой силой и горечью, что я невольно вздрогнула. Она была в простеньком сиреневом платьице, в голубых туфлях и в яркой зеленой тюбетейке, из-под которой выбивались взлохмаченные каштановые волосы.

– Что случилось, Манзура? – узнав имя и фамилию девушки, участливо спросил капитан.

Она ответила, подняв на него большие заплаканные глаза:

– Часы отняли. Подарок мамы. Она умерла в прошлом году…

Глыба молча выслушал девушку, встал и, подойдя к окну, долго смотрел на улицу, по которой беспрерывным потоком шли машины.

Я приподнялась тоже и с волнением ожидала решения Глыбы. Преступление, о котором рассказала девушка, наполнило все мое существо большой тоской и злостью к тем, кто совершил его. Я готова была убить негодяев, пытавшихся обесчестить девушку, которая еще, очевидно, смутно представляла, что такое жизнь…

– Что же вы молчите, Дмитрий Сергеевич? – не в силах больше ждать, обратилась я к Глыбе.

Он быстро повернулся ко мне, прошелся по комнате и сел за стол. Я заметила, что в его глазах снова появилась решительность. Он стал прежним деловым человеком.

– Вы говорите, что слышали, как один из преступников назвал другого Шакалом? – подумав, обратился он к девушке.

– Да, – подтвердила она.

– Пожалуйста, расскажите, какой он из себя: высокий…

– Высокий… У него горбатый нос, кажется, и на одной руке не хватает пальца.

– Мизинца? – быстро спросил капитан.

– Д-да…

– Старший сержант! – крикнул Глыба да так, что девушка вздрогнула. – Возьмите милиционера Самойленко и приведите сюда Худякова. Будет сопротивляться – позовите на помощь бригадмильца Каюмова. Он живет рядом с Худяковым. Действуйте!

– Слушаюсь! – приложив руку к козырьку фуражки, бодро произнес Хашимов и круто повернулся к двери. Глыба поднял телефонную трубку:

– Люда, соедини меня с майором Прохоровым… Константин Дмитриевич, это вы? Здравствуйте… Спасибо, спасибо. У меня находится одна девушка. Ее ограбили… Думаю, что это сделал Худяков со своими дружками. – Он помолчал снова, должно быть, слушая Прохорова. – Хорошо, Константин Дмитриевич. Сейчас я приду к вам с нею… Да.

…Я еще долго сидела в дежурной комнате и окончательно убедилась в правильности афоризма, который я приводила в начале моих записок. Дежурная комната, действительно, была зеркалом подразделения. Я уже знала некоторых сотрудников отдела. Это были честные и самоотверженные люди. Они не считались ни с трудностями, ни с опасностями, борясь с преступниками и нарушителями общественного порядка. Поэтому была уверена, что и те, с кем еще не успела познакомиться, походили на своих товарищей по работе. Дежурная комната представлялась мне уменьшенным до миниатюрности отделом, в котором каждый сотрудник, на каком бы посту он ни находился, денно и нощно стоял на страже покоя и безопасности своего народа.

Наконец, Игорь Владимирович Корнилов прибыл из управления милиции с незнакомым, уже немолодым лейтенантом. Увидев меня, подполковник приветливо улыбнулся и пригласил к себе в кабинет, отправив лейтенанта за старшим оперуполномоченным капитаном Зафаром.

Я подумала, что Игорь Владимирович решил познакомить меня с капитаном. Мне говорили, что Зафар за это время, пока я училась в Москве, стал одним из лучших оперативников города. Однако подполковник позабыл о капитане, едва расстался с лейтенантом. Отодвинув от стола свое кресло и пригласив меня сесть, он некоторое время довольно бесцеремонно разглядывал меня. Встречи с работниками милиции, которые были частыми, особенно в последние дни, приучили меня ко многим неожиданностям, поэтому, сидя напротив подполковника, я старалась тем же отплатить ему.

Я знала немного о нем и о его отношении к людям и к работе из рассказов Алексея Воронова. Я видела его в отделе кадров управления милиции. Но я еще никогда не сидела с ним так близко и не пыталась с такой критичностью рассматривать его. Удивительно в этом было то, что я переменила свое мнение о нем. Я подумала, что он не такой уж и добрый, как старался мне доказать Алексей.

Не знаю, может быть, внешность его была обманчивой? Или он изменился за семь лет?

Это был рослый крепкий мужчина с тяжелыми большими руками и цепкими колючими глазами, взгляд которых, как мне стало известно после, приводил в трепет не только молодых сотрудников отдела, но и тех, кто уже не один год проработал в милиции.

Разговаривая, он смотрел на собеседника исподлобья. Его острый прямой нос, высокий с глубокими залысинами лоб, крутой подбородок, тонкие, плотно сжатые губы – все ошеломляло собеседника своей суровостью.

…Мы просидели молча минут пять или десять – оба собранные и настороженные. Он – крупный, сильный, я – маленькая, слабая, подавленная непонятной, все возрастающей грустью.

– У тебя, кажется, завтра кончается отпуск, Наташа, – сказал подполковник, делая ударение на имени. – Ты, возможно, решила кого-нибудь проведать или что-нибудь сделать… Возможно, не знаю… Все это тебе придется отложить до более подходящего момента. Нам нужна твоя помощь сегодня, в эту же минуту… Ты видела в коридоре молодую женщину? Красивую, в коричневом платье.

– Да, – облизала я пересохшие губы.

– Это Лариса Рыжова, – взглянул он на меня в упор. – Ее обманули. Попалась, короче говоря, в сети одной ловкой мошенницы… Старший следователь Зайко, как тебе известно, уходит на пенсию. Ты возьмешь это дело… – Он нахмурился. – Все это тебе должен был бы сообщить начальник следственного отделения, но он, к сожалению, тяжело болен.

– Пожалуйста, пожалуйста, – ответила я, удивляясь просьбе подполковника. Я все никак не могла придти в себя. Мне казалось, что он вот-вот встанет и начнет грубить.

«Может быть, он так деликатен со мной потому, что я женщина?» – подумала я, тайно наблюдая за Корниловым.

Позже я узнала, почему он был так «любезен» со мной.

Оказывается, Розыков, беседуя с ним в этот день, попросил относиться ко мне, как к большому, но слабому ребенку. Просьбу другого человека начальник отдела навряд бы счел нужным выполнять, однако с Розыковым его связывали старые дела, вспоминая которые он всегда с любовью говорил о своем «чудаке друге» – Якубе…

– Разрешите приступить к своим обязанностям! – поднялась я, не дождавшись ответа.

– Прошу тебя, Наташа… Дела примешь потом… Поговори с Рыжовой сейчас же… Можем упустить время. – Игорь Владимирович вышел из-за стола и подал мне руку – Действуй, лейтенант!

Я молча покинула кабинет.

Ларисе Рыжовой было не больше тридцати лет. Она сидела передо мной, низко опустив голову и крепко сцепив на коленях свои красивые руки. На ней было коричневое шерстяное платье с высоким воротником. В ушах дрожали серьги. Они походили на крошечные капли, сверкая ярким желтоватым огоньком. Она рассказывала неторопливо, не глядя на меня, будто читала надоевшую скучную повесть.

Рыжова пришла на вокзал в девять часов утра. Она заняла очередь в кассу предварительной продажи билетов и, достав из сумочки томик стихов Щипачева, принялась читать.

Впереди нее стояла молодая женщина. У нее были большие черные глаза, длинные ресницы, смешной с горбинкой нос. Красное платье, перетянутое широким поясом, красиво оттеняло линии ее тела.

Получилось так, что женщина нечаянно задела руку Рыжовой, и та уронила книгу.

– Ах, извините, дорогая, – мягким грудным голосом сказала незнакомка и вместе с Ларисой наклонилась за книгой. Взгляды женщин встретились. В глазах незнакомки, казавшихся вблизи раскосыми, было столько сердечности и теплоты, что Лариса невольно простила ей эту небольшую неосторожность и в свою очередь извинилась.

– Ну, что вы, – сказала незнакомка, подавая Рыжовой книгу.

Симпатия возникла сразу. Лариса решила начать разговор, подумав, что неплохо было бы иметь такую попутчицу в дороге.

– Вы, наверно, куда-нибудь едете? – поинтересовалась она.

– Да… Я в отпуске… Это у вас Щипачев? Вы любите стихи?

– Очень.

– Приятное совпадение, – незнакомка улыбнулась. – Помните эти строки? «Любовь с хорошей песней схожа, а песню нелегко сложить»?

– Вы поете? – спросила Лариса.

– Ой, нет. Я люблю Щипачева. Конечно, как поэта. Не поймите неверно.

– Что вы, – протянула Рыжова. Незнакомка снова улыбнулась:

– Простите, мы не знакомы… Иркутова… Ирина Алексеевна… Если хотите – просто Ирина… Лариса назвала себя.

– Вы не возражаете, если и я вас буду называть по имени? – попросила Иркутова.

– Ну, конечно, – быстро ответила Рыжова. Ей все больше нравилась незнакомка. «С нею было бы весело в дороге, – снова подумала она. – Мне ехать четверо суток». Чтобы избежать неловкость паузы, возникшей вдруг, Лариса со вздохом прошептала: – Ах, как сегодня жарко!

– Ташкент, – подняла бровь Иркутова. Сказав, что в Узбекистане и в январе иногда бывает жарко, она спросила, куда едет Рыжова, и очень обрадовалась, услышав ее ответ. – Оказывается, вы моя землячка, – воскликнула она. – Я тоже еду в Новосибирск, у меня там родители.

– Боже мой, как хорошо! – искренне воскликнула Рыжова. – Возможно, мы даже соседи. Я живу у зоопарка. Может быть, помните двухэтажное здание?..

– Милочка, – дружески сказала Иркутова, – в Новосибирске столько двухэтажных домов…

– Ах, да, – засмеялась Рыжова. – Всегда хочется, чтобы твой дом был приметным.

– Это естественно, – подбодрила Иркутова. – Сейчас возьмем билеты и послезавтра сядем в поезд. Я думаю, что мы попадем в один вагон.

Лариса опечалилась:

– Не знаю, что у нас получится. Я уже три дня хожу сюда, и все напрасно. Видите, сколько народу!

– Неужели три дня! – изумилась Иркутова. – Может быть, попробовать через комнату матери и ребенка?

– У вас есть дети? – спросила Рыжова.

– У меня там знакомая работает. Вы постойте здесь, я схожу к ней.

Иркутова отсутствовала не больше двадцати минут. По ее радостному лицу Рыжова поняла, что есть надежда достать билет.

– Знакомая обещает? – торопливо спросила она.

– Ошиблась, родная, – счастливо сказала Иркутова. – Я уже достала билеты, получай! Едем завтра.

У благодарной Рыжовой выступили на глазах слезы. Она схватила Иркутову за руку и крепко пожала ее. Эта женщина оказалась так добра и удачлива! Если бы не она, Лариса наверняка и сегодня осталась бы без билета.

– Спасибо, – не выпуская руки Иркутовой, проговорила Рыжова. – Вы так много сделали для меня. Я и не знаю, как отблагодарить вас…

– Ну что вы!

– Нет-нет, сейчас так трудно попасть на поезд, – с чувством произнесла Лариса. Положив билет в сумочку, она вынула деньги и подала Иркутовой. – Возьмите за билет.

Женщины вышли из вокзала, миновали двор и оказались на залитой солнцем огромной привокзальной площади. Они все больше нравились друг другу и не собирались расставаться. Иркутова выразила желание встретиться с Ларисой в Новосибирске у ее родителей, и вместе сходить в театр.

Рыжова благодарила судьбу, пославшую ей такую интересную и веселую спутницу.

Незаметно обе очутились у моста, перекинутого через Салар. Иркутова посмотрела на часы, блеснувшие на ее руке желтым жучком, и огорченно нахмурила брови: оказывается, уже четверть второго, через сорок минут она должна быть в универмаге – вчера туда поступили импортные женские пальто, и подруга обещала подобрать что-нибудь подходящее.

– До свидания, дорогая, – поспешно сказала Иркутова. – Встретимся завтра, на вокзале. Я думаю, что еще успею приобрести себе новинку. – Она переложила с руки в руку свою кошелку и красиво повела плечом. – Милочка, какое пальто мне лучше подойдет: коричневое или шоколадное?

– По-моему, шоколадное, – неуверенно ответила Лариса.

– Может быть, ты сходишь со мной, – вдруг предложила Иркутова. – Я уверена, что и тебе захочется что-нибудь приобрести.

На автобусе женщины доехали до курантов и через четверть часа были в универмаге.

Иркутова тотчас разыскала телефон-автомат, передала Ларисе кошелку и зашла в будку. Достав записную книжку, она перевернула несколько листиков и неторопливо набрала номер.

– Это вы, Людмила Семеновна? – громко спросила она, приоткрывая дверь. – Ну, конечно, пришла и не одна, со мной землячка. Думаю, что не прогоните?.. Нет, нам нужны пальто. Вы обещали… Да что вы говорите? – Она прикрыла трубку ладонью и повернулась к Ларисе. – Поступили шубки. Хочешь? Цена – четыре тысячи рублей. Я беру.

У Рыжовой радостно забилось сердце. Она давно мечтала о шубке. Скоро в Новосибирске начнутся холода, и покупка будет очень кстати.

– Я тоже беру, – втискиваясь в телефонную будку, взволнованно проговорила Лариса.

– У тебя неплохой вкус, – блеснула глазами Ирина. Она отняла от трубки ладонь. – Людмила Семеновна, приготовьте две шубки, я сейчас приду.

Они вышли из телефонной будки. Иркутова спросила, какой размер пальто носит Лариса, взяла у нее четыре тысячи рублей, приплюсовала к ним такую же сумму своих денег и торжественно сказала: