Текст книги "Машина путает след. Дневник следователя. Последняя встреча. Повести"

Автор книги: Михаил Гребенюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

7 С Е Н Т Я Б Р Я

Кто-то сказал: чтобы твердо поверить, надо начать с сомнения.

Я хочу верить всему, что говорила Красникова. Капитан Зафар убежден, что она мошенница.

Почему нельзя допустить, что Красникова возвратила бы деньги Рыжовой на вокзале? Если бы она решила обмануть, то наверняка не оставила бы у Рыжовой кошелку с пригородным билетом и корочкой от книги?

Муж Красниковой был известным человеком в городе – могла ли она позариться на деньги Рыжовой, не подумав о себе и о муже? Да и логичен ли сам факт совершения преступления: четыре тысячи рублей не та сумма, которая могла бы соблазнить ее. Капитан Зафар посоветовал мне встретиться с мужем и выяснить его отношение ко всей этой истории.

…Рыжова приехала в Ташкент в гости – у нее в городе жил брат. Он работал продавцом в магазине. Как объяснить ее легкомыслие – доверить деньги незнакомой женщине? Может быть, брат не имел возможности достать шубку? Или она не хотела просить его об этом? Они не виделись десять лет: он бы достал ей не только шубку!

…Итак, сомнения, сомнения и еще раз сомнения. Я могу «твердо поверить» только тогда, когда перестану сомневаться. Чтобы добиться этого, надо снова все проанализировать.

К начальнику отдела я не подумала зайти за советом… Игорь Владимирович вызвал меня сам.

– Я слышал, – поздоровавшись со мной кивком головы, сказал он, – что вы намерены на этой неделе закончить «Дело Иркутовой». Доложите, в каком оно состоянии.

Подполковник сидел, как обычно, откинувшись на спинку стула и положив сжатые кулаки на стол. У него был усталый взгляд. На лбу выступили тугие морщины. Брови топорщились у переносицы.

Я ответила:

– Если капитан Зафар не найдет новых улик, которые доказывали бы виновность Красниковой, то я действительно закончу это дело к концу недели.

Игорь Владимирович устало посмотрел на меня:

– Мне, кажется, дело можно закончить уже сегодня? Страшно смутившись, я встала, решив неожиданно, что Корнилов своим выводом зачеркнул мою работу.

– Не думаю, – возразила я.

– Почему? Алиби Красниковой налицо. Потерпевшая получила деньги, что еще нужно? Надо кончать!

– Хорошо, товарищ подполковник… Разрешите идти?

– Идите!..

Поднявшись, я встретилась взглядом с Корниловым и вдруг почувствовала, что не могу уйти из кабинета, не переменив решения. Что-то заставило меня пойти против подполковника. Воронов часто говорил мне: «У тебя скверный характер, Наташа. Стоит человеку, который попросил тебя что-нибудь сделать, немного задрать нос, и ты встаешь на дыбы. Это нехорошо!» Может быть, Алексей прав?..

– Товарищ подполковник, я поспешила с выводом. Сегодня еще рано говорить о прекращении «Дела Иркутовой». Начальник отдела поднялся:

– Товарищ лейтенант, идите и выполняйте приказ. Вы – офицер!

– Товарищ подполковник, – я начала раздражаться, – «Дело Иркутовой» веду я. Оно не будет прекращено до тех пор, пока все алиби подследственной не будут перепроверены. До свидания.

– До свидания, – вероятно, не вникая в смысл слов, сказал подполковник. – К вечеру подготовьте документы об окончании дела. Я не привык отменять распоряжений. Ваше упрямство может дорого обойтись отделу: мы снова не раскроем все преступления и окажемся в хвосте!.. Подумайте, к чему это может привести?!

Что мне делать? Выполнить приказ подполковника?.. Нет, не могу!.. Пойти поговорить с капитаном 3афаром? Совестно. Утром, когда он заговорил о «Деле Иркутовой», я его так осадила, что теперь легче умереть, чем попросить у него совета.

Все-таки я – тряпка. Бросаюсь от одного человека к другому, перетасовываю факты и сведения, думаю, как сумасшедшая, а толку нет и нет, и неизвестно, будет ли,

Может быть, еще раз обратиться за помощью к старшему лейтенанту Зайко? Он поймет. Мой сегодняшний путь – его прошлые сомнения. Зачем повторять то, что уже когда-то принесло неприятности другим?

Старший следователь оказался у себя. Я зашла к нему несмело, словно была виновата, и ожидала его приговора. Он был за письменным столом и просматривал папки, которые лежали перед ним рыхлой разноцветной стопой.

Несколько минут мы молчали. Я стояла у стола, опустив голову и теребя конец косынки. Он сидел, опершись грудью о стол и остановив взгляд на маленькой пожелтевшей фотокарточке.

Потом мы посмотрели друг на друга, старший лейтенант закрыл папку, на которой я заметила надпись «Дело № 10», и пригласил меня сесть; затем отошел к окну, задумавшись о чем-то своем. Я инстинктивно подалась вперед, готовая поделиться с ним своими сомнениями, однако тут же отказалась от этого – в коридоре раздались тяжелые мужские шаги и кто-то громко спросил:

– Зайко у себя?

– Да, – послышался голос капитана Глыбы.

– Один?

– Со следователем Бельской.

– Что это еще за следователь?

– Новенькая.

– Ах, вот что-о-о… Новенька-а-ая… Баба!.. Ну, спасибо подполковнику, удружил?!

Я так и пристыла к столу: баба?! Полгода назад, когда я собиралась пойти в милицию, мама также сказала: «Куда, ты, баба?» Тогда я попыталась доказать: «Работа по желанию – большое счастье», но мама осадила меня пословицей: «Счастье без ума – дырявая сума».

– Так, что же, Наташа, огорчило тебя? – перебил мои мысли старший следователь.

– Ничего, – грубо ответила я, с неприязнью глядя на его седой затылок, на его широкие сутулые плечи – он стоял ко мне спиной. – Я так…

–. У тебя достаточно времени, чтобы довести до конца «Дело Иркутовой», – не меняя позы, сказал Зайко. – Найди дополнительные улики и действуй. Медлить нельзя. Чем больше дней пройдет со дня преступления, тем труднее доказать виновность преступника.

– Этому учили меня в институте, – не унималась я.

Старший лейтенант резко повернулся и отошел от окна

– Если так, – подхватил он, – то тебе и книги в руки. Прислушайся к голосу совести, забудь все, что тебе говорил подполковник. Преступник, кто бы он ни был, не сознается в преступлении до тех пор, пока ты не прижмешь его к стене неопровержимыми фактами.

– Иван Федорович, вы извините, – отказалась я от атаки. – Доказать, виновна Красникова или нет, мой долг. Вы подскажите, как это выполнить. Первое дело, по-моему, для каждого является ахиллесовой пятой. Я – женщина, понимаете?..

– Брось! – вдруг грубо оборвал меня Зайко. Шагнув вперед, он весь оказался в снопе солнечных лучей. Я увидела, как на его щеках выступили острые скулы, как сошлись у переносья брови, прикрыв зрачки глаз, как губы, плотно сжавшись, стали белыми. – Брось!! – жестко повторил он. – В наше время женщины управляют государством. Ты решила стать следователем, значит, не обращай внимания на тех, кто не доверяет тебе. Иди уверенно вперед, пока не увидишь, что достигла конца пути!.. Ты думаешь, – сев на стул и откинув голову назад, уже мягче заговорил Зайко, – мне легче было осваивать азы следственной работы? Ахиллесова пята – серьезный враг, однако не нам бояться трудностей. Об этом никогда не надо забывать. Ни тебе, ни мне, ни одному человеку. – Помолчав еще немного, он дружелюбно предложил: – Давай подумаем вместе, что делать дальше?

Я пододвинула стул к Зайко. Его отеческое обращение немного успокоило меня, но сказать о «Деле Иркутовой» что-нибудь толковое я не могла. Все, что вызывало у меня сомнение, уже отошло на задний план.

Между тем, старший лейтенант, взяв папку, в которой находилась маленькая фотокарточка, не спускал с меня глаз. Он был уверен, что я первая начну говорить. Это я поняла по его требовательному взгляду. Мне пришлось начать. К сожалению, слова попадались не те, которых он ждал. Я молола разную чушь, все больше стыдясь своей неуклюжей растерянности.

– Ну-ну, – сказал Зайко, когда я, наконец, умолкла. – Теперь перейдем к главному: что ты думаешь о Красниковой?

– Считаю, что она невиновна, – сразу успокоилась я.

– Так… Почему?

– Против нее нет улик.

– Капитан Зафар считает наоборот.

– Я знаю.

– Рыжова уехала?

– Нет.

– Как ты относишься к ней?

– Я ее презираю.

– За то, что она обратилась за помощью к Красниковой?

– Да.

– Еще за что?

– Она красивая.

У Зайко чуть дрогнули концы губ – он улыбнулся.

– Однако ты веришь ей.

– К сожалению, верю.

– Этого же мнения ты придерживаешься в отношении Красниковой?

– Я уже говорила об этом.

– Тогда чем объяснить твое несогласие с Игорем Владимировичем?

– Не знаю…

– Гмм… – Зайко снова улыбнулся, попросил разрешения закурить, затем протянул мне папку с фотокарточкой. – Узнаешь?..

Я почти крикнула:

– Она!!

– Красникова, – сказал старший лейтенант.

– Иван Федорович, – не в силах больше владеть собой, попросила я, – как же теперь? Вы будете презирать меня.

– Чудачка, – в его глазах я увидела сочувствие. Он встал и, подойдя ко мне, осторожно дотронулся до моего плеча. – Что с тобой, Наташа? Откуда у тебя это колебание? Я считал тебя более сильной. Игорь Владимирович рассказывал мне, как ты осадила начальника отдела кадров.

– Ну, что вы, – смутилась я. – Подполковник преувеличил.

– Может быть…

Я склонилась над папкой. Красникова, она же Ильясова пять лет назад была привлечена к уголовной ответственности за мошенничество. «Работала» она так же, как и сейчас, только не на вокзале, а у касс кинотеатров. Наметив жертву, она заводила разговор, знакомилась, затем вела в универмаг, получала деньги и… исчезала. Первые сигналы поступили о ней в милицию от студенток САГУ, которые, решив по знакомству приобрести отрезы на платья, лишились двух стипендий. Через несколько месяцев в милицию со слезами пришла жена работника министерства финансов и сообщила, что мошенница выманила у нее около четырех тысяч – пообещала достать телевизор и холодильник.

Мошенницей занялись работники отдела уголовного розыска города – Перов и Борисов. Вскоре она была задержана с поличным. Следствие, продолжавшееся более недели, закончилось удачно – суд приговорил ее к трем годам лишения свободы…

– Ну, что ты на это скажешь? – заметив, что я кончила читать, поинтересовался старший лейтенант Зайко.

– Поч-чему?.. – Я еле выговорила это слово. – Почему вы сразу не показали мне это, Ивам Федорович?

– Я уже говорил тебе: лучшей традицией нашего отдела Является то, что все сотрудники, какой бы пост они не занимали, узнав о преступлении, не успокаиваются до тех пор, пока не будет найден и изобличен преступник. Заявление Рыжовой поставило на ноги весь коллектив. Особенно это обеспокоило оперативных работников. Капитан Зафар был назначен старшим. Вчера, допросив Красникову, он уехал в уголовный розыск города. Там встретился с Перовым и Борисовым и принес в отдел эту папку…

– Вам? – приревновала я.

– К сожалению, тебе, – прищурился Иван Федорович.

– Простите, – от смущения я не знала куда деть руки. Увидев на столе ключи от сейфа, я принялась вертеть их на пальце. – Где сейчас капитан Зафар?

– Ищет потерпевших! – встал Зайко.

– Не понимаю.

– Ты думаешь Красникова обманула одну Рыжову? Я положила ключи на место:

– Безнадежное дело… Ташкент – не Янгиер, что он найдет?

– Зафар?.. Найдет!.. – Уверенно произнес старший лейтенант. – Кстати, сегодня утром капитан был у мужа Красниковой…

– Вот как!.. – расхрабрилась я. – Ну и что же?

– Он давно не живет с нею. На днях должен состояться суд. Красникова дала согласие на развод.

– Товарищ старший лейтенант, – я совсем не узнавала себя. Подошла к Зайко и, вытянувшись перед ним, звонко щелкнула каблуками туфель: – Разрешите приступить к работе!

– Приступайте, товарищ лейтенант! – вполне серьезно ответил старший следователь. – Если потребуется помощь – обращайтесь ко мне или к капитану Зафару. Красникова – хитрый преступник, изобличить ее ваш долг… Между прочим, – снова перейдя на «ты», посоветовал он, – забудь, что ты женщина… Лейтенант Седых, который только что разговаривал с ответственным дежурным, страшный скептик. Я познакомлю вас, ты будешь работать вместе с ним…

12 С Е Н Т Я Б Р Я

Сегодня после работы ко мне на квартиру зашел капитан Зафар. Капитан был в новом коричневом костюме, в велюровой шляпе, в лакированных туфлях. Поздоровавшись со смущенной Лукерьей Степановной, он посмотрел на меня и, улыбнувшись, несмело подал билет в театр.

– Понимаете, Наташа… Такой спектакль…

– Какой? – удивленно спросила я.

– «Когда город спит»… Я читал пьесу… Вы не пожалеете… Это о нас… о милиции…

– Ну, что вы, – я не знала, на что решиться. Все вышло так неожиданно… – Честное слово… Сейчас семь часов… Ульмас Зафарович, может быть, вы один сходите. Я не одета,

– Да вы и так… Наташа, – запнулся он. – Пойдемте, я вас очень прошу.

– Ну, чего ты человека мучаешь, – вдруг вмешалась Лукерья Степановна, – Вон платьев в шифоньере сколько – одевай да иди. Не век же тебе в девках сидеть.

У капитана порозовели щеки – он нерешительно затоптался на месте и уронил таз, стоявший на стуле.

– Лукерья Степановна, – взмолилась я.

– Ничего, милая, ничего, – успокоила она. – Ты не стесняйся. Чай, в милиции работаешь. Имеешь понятие.

В театре мы встретили нескольких наших сотрудников. Они были в форме и вели себя так, будто только что сошли со сцены. В их глазах я читала гордость за свою профессию, о которой впервые открыто заговорили со сцены. Они ходили свободно, разговаривали только о пьесе, при этом старались высказать то, что касалось работников ОБХСС, до смешного преувеличивая их поступки и действия.

Я заметила также, что зрители, просмотрев первое действие, стали обращать внимание на работников милиции. Группа девушек и юношей облепила двух милиционеров, едва те вышли в фойе и завели бойкий разговор.

– Молодцы! – тепло произнес капитан Зафар.

– Кто? – не поняла я.

– Авторы.

– Ну уж, молодцы! – прищурилась я, не веря тому, что услышала. Капитан удивленно вскинул брови. В это время раздался третий звонок. Я взяла Зафара под руку и увела в зал, проговорив весело: – Потом, потом… Мы пришли отдыхать…

– Как хотите, – подчинился капитан.

Минуты казались часами. Я с трудом досмотрела последнее действие – так все было обычно и просто. Преступники воровали, обманывали, убивали; работники ОБХСС искали, говорили, думали…

– Ей-богу, я не понимаю вас, ну что вы хотите? – сердился капитан Зафар.

Я не хотела вступать с ним в спор – вокруг нас были люди, которым, судя по всему, постановка «была по душе», но когда мы вышли из театра и оказались одни, я начала наступать, да так, что капитан остановился посреди улицы и о беспокойством посмотрел на меня:

– Наташа, что с вами?

– Ничего, Ульмас Зафарович, – выдержав его взгляд, засмеялась я. – Мне, кажется, я должна задать вам такой вопрос.

– Да нет, я серьезно. Вы заметили, зрители тепло встретили пьесу.

– Не трудно догадаться – почему.

– Я не догадываюсь.

– Каждое новое событие вызывает интерес.

– Только поэтому?

– Да.

– Вы слишком жестоки.

– Я высказываю свое мнение.

– Послушайте, ну зачем вы так? Пьеса – своевременная… Образы работников милиции сделаны правильно… Комиссар получился настоящий…

– В самом деле? Впрочем, у него внушительная комплекция.

– Наташа!..

Я перебила – упрямство капитана начинало меня злить:

– Пьеса своевременная, вы правы… Ульмас Зафарович, скажите, вы такой же, как и они?.. Почему вы унижаете себя? Вам понравился образ комиссара милиции? Неправда! Это не образ! Что он делает?.. Выслушивает подчиненных, говорит, что такое хорошо и что такое плохо, – кому нужен такой руководитель?.. Сознайтесь, вам больше понравились образы преступников. – Я потянула его вперед, он котел остановиться и возразить. – Да-да, образы преступников сделаны ярче. Они переживают, борются, живут…

– Странно, – пожал плечами Зафар.

Мы подошли к трамвайной остановке.

– Я рада, что вы согласились со мной,

– С вами?.. Конечно, конечно, вы… – Он вдруг зябко поежился, указав на трамвай, выходивший из-за поворота улицы: – Ваш?

Я взглянула ему в глаза – они были задумчивы и грустны. Подумала: «Неужели?»

– До свидания, Ульмас Зафарович.

– Вы хотите ехать одна?

– Уже поздно, идите отдыхать.

– У меня завтра выходной,

– Все равно – идите!

– До свидания.

Он пожал мне руку и помог зайти в трамвай. Сев к окну, я кивнула ему головой. «Спокойной ночи», – сказал он, «Угу», – ответила я.

Неужели?.. Да нет, не может быть!..

– …Наташа, ты – дьявол!

Чьи это слова? Ах, Бориса. Кажется, я спросила:

– Почему?

– Ты красива, – ответил он,

– Причем же здесь дьявол?

– Дьявол – бог.

– Не понимаю. Он поцеловал меня:

– Боги красивы…

Чудак… Все-таки неужели?..

– Кто? Капитан Зафар? Ну, он никогда не женится,

– Не верю.

– Капитан мой друг…

Опять чьи-то слова?.. Дежурного Глыбы и милиционера Каримова. Ну да, они позавчера говорили о капитане. Я невольно узнала эту… зафаровскую тайну.

– Так, как же?.. Я ошиблась?…

…У театра оперы и балета в трамвай вошел мужчина средних лет и сел напротив меня. На нем были узкие синие брюки, клетчатый пиджак и желтые туфли на микропористой подошве. Подавая кондуктору деньги, он большим и средним пальцами левой руки потрогал галстук и посмотрел на меня. Я успела заметить, что у него очень синие глаза и у правого виска родинка, величиной со спичечную головку.

В открытое окно дул резкий ветер, я встала, чтобы переменить место.

– Позвольте, я закрою окно, – предложил мужчина в клетчатом пиджаке.

Меня это почему-то рассмешило.

– Не позволю, – весело отозвалась я, однако отошла в сторону.

Незнакомец закрыл окно, пригласил меня сесть.

– Будьте как дома.

– Спасибо.

На госпитальном рынке в трамвай, громко разговаривая, ввалились парни. Разделившись на две группы, они заполнили обе площадки и оглядели пассажиров – в вагоне было человек двадцать.

Я стала наблюдать за тремя подростками, которые окружили девушку. Мне говорили, что в городе бывают случаи, когда преступники врываются в трамвай и открыто грабят пассажиров. По тому, как парни вели себя сейчас, не трудно было догадаться о их намерениях.

– Какое безобразие, – трагически сказала я.

– Вы правы, – тихо отозвался мужчина в клетчатом пиджаке.

– Что же нам делать? – спросила я.

– Молчать!

Это было ужасно. Я повернулась к старику, сидевшему на противоположной стороне вагона, встретилась с ним взглядом, старик будто говорил «Что же вы сидите? Встаньте!! Выручайте девушку». Ему было лет восемьдесят. Его наверное, не тронули бы грабители, но он тоже молчал.

Девушка сопротивлялась:

– Да что вы! Это подарок отца!

Она не боялась своего голоса. Значит, все, кто сидел и молчал, делая вид, что ничего особенного не происходит» были трусы?

– Господи, да что же это такое?

По-видимому, грабители силой стаскивали с руки девушки кольцо.

Я больше не могла сидеть.

– Гражданин, – обратилась я к мужчине в клетчатом пиджаке, – пойдемте к ней!

– К кому? – захлебнулся он.

– К девушке! – крикнула я.

– Опомнитесь! Эти шакалы превратят вас в шашлык!

Бросив на колени мужчине свою сумочку, я соскочила со скамьи и подбежала к парням. Они уже сняли кольцо и готовились к выходу. Самый высокий – рыжий, с длинными ушами и косматым чубом – подтолкнул в бок своего товарища и что-то сказал ему на ухо. Тот вскинул голову и громко захохотал.

– Ничего бабенка, аппетитная, – проговорил высокий, бесцеремонно рассматривая меня.

– Думаю, что на компанию хватило бы, – скривил губы третий.

Парни угрожали, я чувствовала это, но не отступала. Я потребовала, чтобы они возвратили девушке кольцо, тогда высокий шагнул ко мне и жестко сказал:

– А ну снимай часы, стерва!

Позже я не могла без страха думать о том, что произошло в следующую минуту.

Отшвырнув руки грабителя, я изо всей силы ударила его по щеке. Он вспыхнул и выхватил из кармана нож.

– Стойте!

Это крикнул старик, тот, что был около двери. Он подскочил к грабителю, приподнялся на носки, ткнул его кулаком в грудь. Почти тотчас подошел и кондуктор с покрасневшими от гнева глазами.

– Уйдите, гады! – прохрипел он, заслоняя меня.

Парень поднял нож.

В это время раздался окрик:

– Пантера!

Грабители замерли. С передней площадки подошел рослый мужчина. Ни на кого не глядя, он вырвал у парня нож, приказал возвратить девушке вещи и выпрыгнул на ходу трамвая, проговорив озлобленно:

– Уходите, Скорпион сердится!

Я вздрогнула: что это? Шарипов расстрелян. Откуда этим людям известна его кличка?

Чей-то настойчивый взгляд заставил меня оглянуться.

На передней площадке стоял человек в черных очках и… рядом с ним Борис. Едва я успела воспринять эту неожиданную встречу, как оба исчезли в открытой двери.

13 С Е Н Т Я Б Р Я

Был третий час ночи. Я лежала на кровати и, заложив руки за голову, силилась рассмотреть картину, висевшую на противоположной стене.

Это была нелепая и утомительная затея: бледный отсвет уличных фонарей едва пробивался сквозь занавески и все-таки я смотрела на стену, угадывая линии и краски, окаймленные немудреной деревянной рамкой. Собственно, картина была только условным объектом. Я пыталась отвлечь себя от неприятных мыслей. Случай в трамвае вывел меня из равновесия, наполнил всю страхом.

Все же мне удалось рассмотреть картину. Это была копия Репинских «Бурлаков». Откровенно говоря, мне было известно, это и раньше, и хорошо известно, но я по-прежнему настойчиво разглядывала стертое темнотой полотно.

…Вдруг я соскочила с кровати и подбежала к двери. Какая беспечность: ключ в замке! Ну, долго ли захватить его отмычкой и отпереть дверь. Уж кто-кто, а Скорпион сумеет проникнуть всюду.

Нет, это черт знает что? Ну, почему опять Скорпион? Он расстрелян. Об этом говорили мне Воронов и Розыков.

Или я серьезно думаю, что Борис и тот, кого назвали Скорпионом, одно и то же лицо? С Борисом были еще люди. Кто это здоровяк, крикнувший парням: «Стойте!»? Что это за человек в черных очках?.. Неужели?!

Боже мой, Скорпион!! Это он несколько лет назад приказал мне сделать вечеринку. Тогда он тоже был в черных очках.

Вынув ключ, я снова забралась на кровать, но не успела лечь – тут же вернулась к двери. В коридоре кто-то находился.

Я слышала шаги. Они приближались сверху, с чердака.

«Неужели он? – замирая от страха, подумала я. – Что ему здесь нужно?.. Пришел, чтобы… Может быть, это Борис?..»

Бывают минуты, когда человек теряет власть над собой, Его действиями руководит инстинкт. Именно так получилось со мной.

Прислушиваясь к шагам, которые уже раздавались более отчетливо, я быстро накинула на себя халат, открыла замок и с грохотом распахнула двери – передо мною в старой мужской телогрейке стояла… Лукерья Степановна.

– Вы мне мешаете спать, – желая как-то объяснить свой поступок, сказала я.

Она по-видимому меня не поняла. Достав из кармана телогрейки носовой платок и громко высморкавшись, удивленно растянула:

– По-оче-ему?

Я не сочла нужным объяснять ей. Вернулась в комнату и закрыла за собой дверь.

Я проснулась в восемь часов. У меня страшно болела голова – до дурноты!.. Но мне надо было идти на работу. Сегодня предстояло закончить «Дело Иркутовой». Появились новые улики и сведения. Капитан Зафар и старший лейтенант Зайко сделали все, чтобы я «выиграла бой».

До отдела милиции трамвай идет минут тридцать. Проехав несколько остановок, я, еще не отдавая себе отчета в том, что делаю, пересела в троллейбус, идущий в противоположную сторону.

Вчерашний случай не давал мне покоя.

Я приехала к Розыкову.

Секретарь, маленькая пожилая женщина в очках, доложила обо мне подполковнику и попросила подождать.

Розыкова я знала давно и знала хорошо. Во всяком случае у меня сложились определенные представления об этом человеке. Теперь же, глядя на гордую осанку секретаря, мне почему-то представился за стенами кабинета сухой педант, потерявший интерес не только к тем, кто окружал его, но и к самому себе…

– Пожалуйста, подполковник вас ждет!..

Розыков оказался таким же, как прежде. Почти таким же.

О чем мы говорили? Смотрели друг другу в глаза и упражнялись в комплиментах. «Вы пополнели, Якуб Розыкович», – сказала я. «Старею, – ответил он. – Ты похорошела, Наташа». «Я такая была и раньше». «Разве? Не замечал».

Потом мы молчали. Подполковник, задумавшись, перебирал разноцветные карандаши, которые веером торчали из металлического стакана. Я глядела на стол, заваленный бумагами и папками, вспоминала о прошлом. Мне пришли на ум слова, сказанные Алексеем: «Такие, как майор, строят коммунизм!»

Разговор о Борисе возник неожиданно.

В кабинет вошел мужчина в защитном полувоенном костюме.

– Что-нибудь случилось, Теша Якубович? – взглянул на него подполковник.

Вошедший одернул китель, бросил на меня недоверчивый взгляд: у него были раскосые глаза и широкие взъерошенные брови.

– Вы не знакомы? Простите, – сказал Розыков. Назвав мою фамилию, он указал на мужчину: – Оперуполномоченный Курбанов… Ты еще встретишься с ним… Итак, товарищ лейтенант?

Курбанов доложил:

– Преступление совершено одними и теми же людьми!

– Это мне известно, – вспылил Розыков. – Вы обязаны установить, кто совершает эти преступления! У вас имеются все возможности, чтобы выполнить это.

– Мы сделали все, что от нас зависело.

– Сделали, – передразнил Розыков. – Эти бандиты ограбили несколько человек. Вы знаете, где и в какое время они действуют, и хлопаете ушами. Мне, кажется, что женщина, предотвратившая вчера грабеж, энергичнее вас! Она не побоялась преступников. – Подполковник сдвинул брови. – Если нужно, возьмите еще оперативников и усильте наблюдение за всеми трамваями города. Я не хочу, чтобы комиссар вторично говорил мне о грабителях. Вы должны сегодня же знать о них все!.. Ясно?

– Ясно, товарищ подполковник!

– Идите!

Оперуполномоченный вышел, выдохнув на ходу: «Слушаюсь!».

– Якуб Розыкович, – видя, что подполковник задумался, несмело спросила я, – скажите, где находятся Бахтияр и Абдулла Шариповы?

– Абдулла демобилизовался из армии и живет где-то в Казахстане, а Бахтияр – расстрелян!

– Не может ли во главе грабителей, о которых вы только что говорили, стоять кто-нибудь из группы Скорпиона? Алехин или Лещинский?

– Ты думаешь, они способны возглавить группы грабителей? – Розыков подошел ко мне. – Постой, постой, ты что-то скрываешь! Кто тебе сказал, что Алехин и Лещинский в Ташкенте?

– Никто… Я вчера видела… Бориса.

– Вострикова?

– Да.

– Где?

– В трамвае.

– Одного?

– С грабителями.

– Рассказывай.

Я рассказала о встрече в трамвае.

– Значит, та женщина… – Розыков рванулся к столику, на котором стояли телефоны, видимо собираясь позвонить, но на ходу передумал и снова возвратился ко мне, сел напротив, заговорил громко: – Кто вы такая, я вас спрашиваю? Какого дьявола вы молчали до сих пор? Почему не сообщили обо всем ночью? Вы – работник милиции, ваш долг – вы слышите? – ваш до-олг бороться… – Он выпрямился. – Девчонка!..

– Якуб Розыкович!..

– Что – Якуб Розыкович?!. Эх, вы!..

– Товарищ подполковник…

– Наташа… – Розыков взял меня за плечи и повернул к себе. В его глазах светились ласковые огоньки. Он улыбался. – Ты не поняла меня, Наташа…

У меня дрогнули губы:

– Простите, Якуб Розыкович…

Через час машина Розыкова доставила меня в отдел милиции.

Капитан Зафар, который стоял в это время у подъезда, заметил, что я «иду в гору».

– Приехать на машине начальника уголовного розыска, – сказал он, – все равно, что видеть себя на его месте.

Я боялась, как бы капитан не поинтересовался, каким образом его вчерашняя спутница очутилась в розыковской машине. Ведь пришлось бы рассказать о том, что произошло в трамвае, а это могло вызвать у работников отдела ненужный интерес к новому следователю. Поэтому я ответила шуткой и торопливо вышла в коридор.

Здесь меня ожидал не очень-то приятный сюрприз. Я встретила мужчину, который вчера в трамвае посоветовал мне молчать.

– Здравствуйте, – поняв, что не смогу удержаться, чтобы не нагрубить, жестко произнесла я.

– Здравствуйте… Это вы, – пряча глаза, шепотом проговорил он. – Вот не думал…

– Это все, что вы хотели мне сказать?

– Нет… Я пришел… Я должен… – Ему трудно было говорить. Может быть, он понял, что поступил скверно, не по совести, что те, кто был в трамвае, не забудут его «бабьей» трусости. – Извините, пожалуйста… Вы совершили подвиг… Хорошо, что судьба снова свела нас…

Я все еще не могла успокоиться:

– Больше вы ничего не добавите?

– У вас каменное сердце, ей-богу, – мужчина отыскал глазами урну и бросил в нее смятую папиросу. – Я знаю одного из бандитов… Дежурный сказал, что доложит о моем показании начальнику отдела…

– Ой, так вы серьезно решили помочь! – обрадовалась я.

В конце коридора показался старший лейтенант Зайко. Мужчина, увидев его, схватил меня за руку и потащил в боковую дверь.

– Пойдемте на улицу. – На улице, запинаясь, продолжал объяснять: – Так, вы тоже решили помочь… Хорошо!.. Я рад за вас… Поймите меня правильно – это не простые слова…

– Я тоже рада, – улыбнулась я. Мне захотелось пооткровенничать. – Думаете, я сразу решилась помочь девушке?.. Господи, у меня даже сейчас от страха дрожат руки… Вот, глядите… Я думала, что ночью… кто-нибудь из них… Глупо, правда?

– Ну, сейчас вам нечего бояться, – улыбнулся мужчина. – Здесь друзья. – Он подал мне руку. – До свидания. Кстати, мы так и не познакомились.

– До свидания. – Я пожала его руку. – Наташа Бельская.

– Что?!. Какая Бельская?!

Я не успела ответить. Мужчина вдруг втянул в себя плечи, испуганно закрутил головой. Он увидел направлявшегося к нам старшего лейтенанта Зайко.

– Так вот вы куда скрылись! – воскликнул старший следователь.

– Ну, что вы, Иван Федорович, – смутилась я.

– Ничего, ничего, не стесняйтесь… Вам давно пора познакомиться…

– Товарищ старший лейтенант…

– Ты уже позабыл как меня звать? – перебил он мужчину и повернулся ко мне: – Я думаю, что ты уже сообщила Марку Григорьевичу о «Деле Иркутовой»?

– Какому Марку Григорьевичу? – не поняла я.

– Иван Федорович говорит обо мне, – кивнул мужчина. – Я следователь Седых. С этого дня мы будем работать вместе. Причем, старшим назначен я!.. Извините, товарищ Зайко. Лейтенант Бельская не знала, кто я такой…

Пренебрежительно прищурив глаза и приложив руку к козырьку кепки, Седых повернулся и не спеша вошел в подъезд.

Я едва устояла на ногах.

– Иван Федорович, родной, скажите, что это за человек?..

…Иван Федорович ничего не объяснил. Выслушав мой рассказ, он достал из кармана папиросу и, глядя в угол двора, долго мял в пальцах мундштук, так и не решившись закурить.

– Иван Федорович, ну что же вы, я жду!..

– Ты поставила меня в тупик, Наташа, – ответил Зайко. – Седых для меня, как, между прочим, и для других, всегда был загадкой.

– Вот не думала, – усмехнулась я.

– Да?.. Товарищ старшина, вы меня ищете? – увидев милиционера Баратова, спросил старший следователь.

– Нет, я ищу лейтенанта Бельскую… Наталья Федоровна, – Баратов подошел ко мне, – вас вызывает подполковник.

– Сейчас приду. – Я взяла из рук Зайко папиросу. – Иван Федорович, как же вы?.. Сколько лет проработали вместе!.. Ведь парадокс… Я ничего не понимаю…