Текст книги "Машина путает след. Дневник следователя. Последняя встреча. Повести"

Автор книги: Михаил Гребенюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Что же вы намерены делать дальше?

– Искать! – бросил капитан.

– Кого?

– Воров.

– Уйгуна к ним не относите?

– За ним установим наблюдение. – Зафар поднялся. – Наверняка прав майор Исмаилов: инициатором этого преступления являются Кумрихон и Мамасадык.

Мы помолчали еще.

– Вы будете работать с майором?

– Я еще ничего не знаю о Шермате.

– Где сейчас… Бельская? – поинтересовался я.

– Точно такой же вопрос я хотел задать вам. – Капитан поглядел в окно, за которым алела вечерняя заря, и добавил. – Мне Наташа вот… так нужна.

В течение следующих трех дней я был занят в редакции и не знал в каком состоянии находилось «Дело Рахмановых». Поэтому, когда сегодня вечером увидел Наташу, у меня не хватило такта спросить ее о здоровье, все мои вопросы касались Зафара и Исмаилова.

Наташа терпеливо выслушала меня, но ни на один вопрос не ответила. Она капризно оттопырила нижнюю губу и, посмотрев мне в глаза, рассмеялась.

– Ты что, Наташа? – смущенно произнес я.

– Ничего, – продолжая смеяться, ответила она. – Просто ты чудак и все. Понял?

– Нет.

– Пойдем в парк.

Я не ожидал этого предложения.

– Пойдем.

– Ты становишься послушным.

– Можно ли ослушаться представителя власти?

Наташа погрозила мне пальцем:

– Не дерзи, я не люблю.

Потом, когда садились в автобус, сказала:

– День и ночь: преступники, преступники, преступники… Надо же побыть без них… вдвоем…

Позже я узнал: Наташа пошла в парк, чтобы последить за одним человеком. Это оскорбило мое мужское самолюбие. Однако все, что я увидел и почувствовал, находясь в этот вечер с нею, останется навсегда в памяти, как самое светлое и радостное в моей жизни.

– Как здесь хорошо, правда?

Мы проходили по широкой аллее. Над нами искрились бусы разноцветных лампочек. По бокам, словно часовые, стояли вековые дубы. Впереди, за фонтаном, как вихрь, кружились пары – там была открытая танцевальная площадка.

– Хорошо, Наташа, – согласился я.

Мимо нас прошла шумная стайка юношей и девушек. Наташа прильнула ко мне. Я сжал ее локоть, почувствовав в сердце холодок. Потом, выждав, когда мы остались одни на аллее, я спросил сухими непослушными губами:

– Ты веришь, что дружба и любовь могут быть вместе?

– Не знаю, – зарделась Наташа.

– Как же ты?!..

– Что!

Я не успел ответить: из-за дерева, стоявшего за живой изгородью, выскочили парень и девушка и, громко смеясь, подбежали к нам.

– Томка!.. Гришка!.. Черти, что вы тут делаете? – крикнула девушка.

Я кажется что-то сказал.

– Мила, это не они, – перестал смеяться парень. – Простите, пожалуйста. – Он взял девушку под руку, и они скрылись в глубине аллеи.

– Вот чудаки, – сказала Наташа.

– Счастливые, – позавидовал я.

– Пойдем, потанцуем…

Я не умел танцевать.

– Не хочу.

– У-у-у, медведь. Тогда пойдем на качели.

– Боюсь – голова закружится…

– Я вылечу.

Мы вышли на площадку, в центре которой был фонтан.

– Что это?

– Толпа.

– Посмотрим?

Я согласился.

Пробившись сквозь плотное кольцо людей, мы оказались у силомера. Как раз шла борьба за «рекорд». Высокий, крепкий парень со всего размаху бил по резиновому выступу спидометра. Однако. пудовые кулаки наносили удивительно слабые удары. Когда он опускал руку, раздавался взрыв гомерического хохота.

Я посмотрел на Наташу:

– Попробовать?

– Угу, – прищурилась она.

Толпа зевак насторожилась. Здоровяк, посрамленный болельщиками, отошел в сторону. Кто-то убежденно заметил, что иногда стрелка спидометра вышибает верхнюю крышку прибора.

Я снисходительно улыбнулся. Был убежден, что на этот раз крышка слетит. В своих мускулах был уверен. Однако первый удар оказался плачевным: стрелка едва достигла середины измерителя.

– Хэ! – в связи с этим осклабился широкоплечий паренек, стоявший рядом со мной.

– Парадоксальный парадокс, – заметил юноша в очках, чем-то напоминающий моего редактора. Я сжался и сделал второй удар.

– Тэк, – послышался за мной скептический голос. Я сделал третий удар.

– Гм, – сказал юноша в очках.

Наташа поджала губу – она не ожидала такого скандала. Здоровяк, бросив под ноги потухшую папиросу, смерил меня насмешливым взглядом. «Твой тезка», – сказал ему юноша в очках. «Заткнись!» – грубо оборвал тот. Растолкав толпу, он вновь подошел к спидометру и так ударил по выступу, что стрелка впилась в крышку. «Вот та-ак!..» Те, что недавно смеялись над ним, раскрыв рты, изумленно ахнули: «Га-а-а!..»

– Здоровый, ч-черт, – прошептала Наташа.

Я взял ее за локоть и вывел из толпы. «Ничего, в следующий раз я покажу ему!» – озлобленно подумал я, косясь на здоровяка, который, закурив, теперь шагал к фонтану вместе с юношей в очках.

У качелей я оставил Наташу и встал в очередь за билетами. Я наблюдал за нею, пока был далеко от кассы. Когда же подошла моя очередь – отвлекся и не заметил, как она исчезла.

Сейчас я не могу припомнить сколько времени пришлось мне ждать Наташу. Вероятно, она отсутствовала две-три минуты, мне же казалось, что прошел почти час. Ее таинственное исчезновение вызвало в моих чувствах тогда простое недовольство. Только позже я стал терзаться догадками, а сейчас думаю об этом с грустью и отчаянием.

Наташа появилась вдруг. Она будто из-под земли выросла. Ее глаза горели таким весельем и задором, что я не посмел ничего сказать. Мы. с полминуты молча глядели друг на друга, потом, взявшись за руки, кинулись к качелям…

Ночь обливала нас прохладной струей ветра. Мы шли по центральному скверу, дремавшему под звонкую перекличку соловьев. Нам было радостно и легко, и мы готовы были до утра бродить по городу. Я смотрел себе под ноги и ни о чем не думал.

У дома Лукерьи Степановны было темно и тихо. Мы остановились у калитки. Подняв голову, я стал любоваться небом. Оно переливалось миллионами звездных пылинок, каждая из которых хранила в себе тайну.

– Наташа, ты так ничего и не сказала мне о своих делах? – напомнил я. – У тебя, наверно, не мало новостей.

– К сожалению, я знаю столько же, сколько знаешь ты. – Она поправила волосы, потом улыбнулась и протянула мне руку: – До завтра.

Не узнав ничего от Наташи, я через день разыскал капитана Зафара и поговорил с ним.

Оказалось, что Исмаилов по-прежнему разрабатывает свою версию. Кумрихон еще не дала показаний. Каждый раз, когда ее вызывают на допрос, она садится на стул, откидывает назад голову и не произносит ни слова. Майор не торопит Кумрихон. Он получил сведения, что ее муж Мамасадык полмесяца тому назад бежал из заключения. Его фотография была размножена и передана всем подразделениям милиции республики. Как только Мамасадык будет найден, Кумрихон перестанет играть в молчанку и назовет имя преступника. Таков план майора.

О своей собственной версии капитан отозвался скептически. Он подозревал в краже Уйгуна, но, видимо, это не так. Главный удар надо нанести по Шермату. Не исключена возможность, что он и Кумрихон были основными связующими звеньями в преступлении. Возглавлял же группу опытный рецидивист, возможно, Мамасадык Джангиров.

На мой вопрос, какую роль в раскрытии преступления играет старший следователь Бельская, капитан ничего не ответил. Закурив, он задумчиво склонил голову и некоторое время что-то чертил на листе бумаги. Я понял, что ничего больше не узнаю от него.

В полдень меня вызвали к телефону. Я взял трубку.

– Здравствуйте, – сказал бас. – Говорит полковник Розыков, Вы можете сейчас приехать ко мне?

– Могу, – ответил я.

– Я пришлю за вами машину.

Через полчаса я входил в здание управления милиции, В вестибюле меня встретила Наташа. Она была одета в легкое сиреневое платье. Ее глаза светились теплым ласковым светом. Я понял, что мой приезд обрадовал ее.

Полковник, увидев нас, поднялся и, когда мы подошли, подал мне руку.

Минуты две или три мы говорили о разных пустяках. Потом в кабинет вошли майор Исмаилов и капитан Зафар.

– Привет инженеру человеческих душ! – громко поприветствовал меня Исмаилов. Поздоровавшись с Наташей, он сел рядом со мной и сжал мой локоть. – Ну, как дела, старик? Еще ничего не настрочил? Эх, вы писатели-бумагомаратели!..

– У вас сегодня праздничное настроение, – улыбнулся я.

– Ты угадал, – удовлетворенно ответил майор. – Сейчас ты услышишь такое, что ахнешь!..

Майор не ошибся: мне действительно пришлось «ахнуть». Все, что я увидел и услышал через несколько минут, способно было поразить самого невозмутимого человека.

Полковник Розыков, поговорив с кем-то по телефону, спросил капитана Зафара и майора Исмаилова, все ли они сделали для предстоящей операции. Исмаилов ответил, что люди предупреждены и теперь отдыхают.

– Я уверен, товарищ полковник, – сказал майор, – что сегодня окончательно станет известна тайна Кумрихон. Человек, которого назвал Джураев, знает главаря. Это не предположение, – видя, что Розыков недовольно поморщился, поспешил закончить Исмаилов, – о его участии в этом преступлении говорят факты…

– Ладно, не будем забегать вперед. Пока вы свободны. – Полковник подождал, когда Зафар и Исмаилов выйдут из кабинета, поднял трубку и отрывисто приказал: – Приведите ко мне Джураева!

Вот тут-то мне и пришлось «ахнуть». В дверях появился парень в очках, тот самый, которого я видел позавчера в парке. У него были длинные взлохмаченные волосы и бледное лицо. Сев на стул, указанный Розыковым, он спрятал ладони между колен и поднял на меня взгляд.

Некоторое время ни Розыков, ни Бельская не обращали на него внимания. Полковник открыл сейф и перебрал какие-то бумаги. Наташа задумчиво разглаживала рукой конец красного сукна, разостланного на столе для посетителей. Первым заговорил Розыков.

– Вы не хотите назвать главаря? Парень в очках вздрогнул:

– Я его не знаю.

– Не знаете?

– Не знаю.

– Хорошо, – полковник переглянулся с Наташей и вышел из-за стола. – Как же вы подчинялись этому человеку?

– Не знаю.

– У вас других слов нет?

– Вот честное слово, не знаю его, – вскочил парень. – Как-то все вышло помимо моего желания… Барс однажды пригласил меня в ресторан… Когда возвращались – ограбили студентку…

– Барс – Гвоздев?

– Он… Мы попробовали еще кого-то ограбить, но неудачно… Через три дня Барс сообщил, что есть человек, который поведет нас на крупное дело. Я спросил, что это за человек. «Разве это важно? – рассмеялся Барс. – Главное – чувствовать около себя твердую руку». Я подумал, что Барс, может быть, прав и ни о чем больше не спрашивал его.

– Вас перестал интересовать главарь?

– Нет, я пытался узнать, кто он. Мне кое-что рассказал о нем Шермат.

Я вздрогнул: Джураев говорил о друге Уйгуна. Что же происходило? Кто прав? Майор Исмаилов или капитан Зафар? Почему Наташа до сих пор не высказала своего мнения?

Назвав имя Шермата, парень умолк, поэтому Розыков подбодрил его:

– Ну-ну, говорите!

– Он сказал, что главарь недавно бежал из заключения, что он высокого роста и часто говорит: «Ты уловил мою мысль?» Любит щегольнуть: курит трубку и носит черные очки.

– Как его кличка? – повысил голос полковник.

– Скорпион.

Говорят, что работников уголовного розыска трудно чем-нибудь удивить. Сегодня я понял, что это не так. Услышав кличку главаря, Розыков присел от неожиданности. Его глаза, только что внимательно изучающие преступника, повернулись к Наташе. Она хотела поправить волосы и так застыла с поднятой рукой.

Сообщение поразило и меня. Я вспомнил рассказ Наташи. Когда-то Абдулла Шарипов присвоил себе кличку некоего Ягодкина и держал в железной узде Лещинского, Вострикова и Алехина. Потом Шарипова не стало, на его месте появился другой, которого Наташа увидела в трамвае – он также был в черных очках и его звали Скорпионом.

– Пожалуй, майор Исмаилов прав, считая, что в краже замешан муж Кумрихон, – сказал Розыков, когда увели Джураева. – Мамасадык недавно бежал из тюрьмы… Вот только как объяснить перемену клички, раньше его звали – Бай… Ладно… – Он посмотрел на меня и Наташу. – Отложим разговор до завтра. Предположения хороши, когда имеются под руками улики. Сейчас – Гвоздев!..

Когда стало ясно, что Уйгун не причастен к преступлению, а от Кумрихон нелегко добиться признания, Наташа и участковый Каримов, проведя сложную оперативную работу, напали на след одного из участников кражи – Мумина Джураева. При этом Наташа так удачно провела предварительное следствие, что парень не устоял и рассказал, как была организована кража.

Работой Наташи были восхищены все работники отдела и управления милиции. Особенно радовался майор Исмаилов: его версия совпадала с фактами следствия. Оставалось только уточнить – замешана в преступлении Кумрихон, или нет. Это мог открыть только Барс – правая рука Скорпиона.

– …Ну, а с вами, товарищ лейтенант, у меня будет такой разговор…

Эти слова я услышал несколько дней тому назад, когда выходил из кабинета полковника. Розыков обратился с ними к Наташе.

Собственно, с этих слов началась разработка третьей версии, которой занялись Наташа и Каримов.

Сегодня следователь Марков закончил дело Вострикова, – сказал тогда Розыков, – Ты хорошо знаешь этого человека. Вызови его к себе и поговори. Возможно, он расскажет тебе больше, чем Маркову.

– Хорошо, я поговорю с Востриковым, – сказала Наташа.

– Если тебе трудно, я могу это сделать сам, – нахмурился Розыков. Поспешность, с которой ответила Наташа, не понравилась ему. Он сложил руки замком и, положив их на стол, посмотрел ей в глаза.

Она поднялась:

– Нет-нет, не надо…

Востриков чувствовал – встреча с Наташей неизбежна. Он знал, что прошлого не вернешь, что она уже не любит его, однако никак не мог примириться с этим. Ему хотелось вычеркнуть из своей жизни и Скорпиона, и тюрьму, и дружков. Но тогда приходилось зачеркивать и Наташу. Он встретил ее именно в те бурные для себя дни. Пустота, будто тиски, сжимала его грудь, была до того жуткой и неотвратимой, что в голове не раз возникал вопрос: стоит ли жить?

Сейчас, глядя на Наташу и слушая ее негромкий голос, Востриков еще острее осознавал безвыходность своего положения. Если еще месяц назад он думал, что встреча с Наташей вернет ему частицу прежнего тепла, то теперь его даже пугала эта мысль. Он понимал, что Наташа пришла к нему не как товарищ, который искренне озабочен горем близкого человека, а как представитель власти, облаченный правом изобличать и наказывать.

– …Во имя чего ты так безжалостно растоптал свою молодость? – спрашивала Наташа. – Разве ты не можешь жить честно? Я знаю – ты увлекался радиотехникой и мечтал поступить в институт. Кто отобрал у тебя это? Почему ты подчинился негодяям?

Потом она, кажется, поняла его состояние – умолкла. Лучи солнца, вырвавшись из-за угла здания, упали через окно на ее лицо. Востриков заметался на месте, попросил разрешения закурить – такой красивой он еще никогда не видел ее.

– Скажи, Борис, – Наташа посмотрела ему в глаза, – как фамилия человека, который был с тобой в трамвае?

Востриков резко отдернул руку от пепельницы:

– Ты только за этим меня вызвала?

– Да.

– Спасибо!.. – Он помолчал. – Я думал, что ты скажешь неправду. Бывает еще так – надо добиться признания, вот милиция и крутит… Конечно, ты другая, я… Только пойми: на моем месте каждый подумает черт знает что!

– Так, кто же он?

– Мой прежний хозяин.

– Ягодкин?!

– Он.

Наташа чуть не вскрикнула. Наконец-то найдены следы того, кто бесследно исчез с момента ареста Абдуллы Шарипова. На допросе он сообщил, что выполнял операцию шефа. Ягодкин сам разработал план ограбления кассира Расулова. Он думал, что примет в ней непосредственное участке. Однако в городе появился работник Московского уголовного розыска капитан Крайнев, который знал его в лицо. Пришлось дело поручить Шарипову.

«Какой я была глупой тогда в трамвае, – обругала себя Наташа. – Пора стать более смелой. Выпустила из рук преступников. Да и Розыков – хорош, – рассердилась она. – Ведь он знал приметы Ягодкина».

– Борис!

– Что, Наташа?

– Ты знаешь, где он сейчас?

– Кто? Ягодкин?

– Да.

– Не знаю.

Наташа потянулась к телефону,

– Подожди! – Востриков облизал пересохшие губы. – Я, может быть, тебя больше никогда не увижу… Так, чтобы ты знала – освобожусь, начну жить по-новому, как все: ты, твои друзья… Ну, прощай!..

– Спасибо, Боря!

Она встала и подала ему руку. Он вдруг склонился и припал к ней губами. Потом повернулся и, сутуля плечи, грузно направился к двери…

На другой день утром Наташа доложила Розыкову о результатах разговора с Востриковым. Полковник внимательно выслушал ее и сообщил о последних сведениях, добытых Исмаиловым и Зафаром.

– По-моему, они оба на неправильном пути, – сделала она вывод.

– Может быть, – согласился Розыков.

– Я могу идти?

– Меня интересует ваше мнение о деле?

– Его надо начинать с Шермата.

Полковник не спросил: почему? Кивнул головой – действуйте! – и простился с Наташей.

Первые дни не принесли ей удовлетворения. Она и участковый Каримов проверили всех людей, с которыми был знаком Шермат, однако ни один из них не вызвал подозрения. Больше того, все они хорошо отзывались о своем друге.

Султан Егамбердыев, работник райкома комсомола, с котором Шермат учился в средней школе, сказал: «Это – рубаха-парень. Добрый, смелый, веселый. На него можно положиться.»

Сотрудники клуба, где Шермат работал киномехаником, в один голос заявили, что ничего необычного не заметили в его поведении. «Честный человек, чуткий товарищ, – сообщил директор клуба. – Я хорошо знаю его».

Терзаемая сомнениями, Наташа решилась на крайнюю меру – пришла в дом Шермата, к его матери.

Матлюба-апа не любила, когда ее беспокоили рано утром, поэтому холодно встретила гостью. Она сидела у туалетного столика, заставленного флаконами и баночками и старательно молодила свое уже поблекшее лицо.

Первые несколько минут разговор не клеился. Хотя Наташа и назвала себя знакомой Шермата, Матлюба-апа не доверяла ей. Презрительно скривив губы, она искоса поглядывала на гостью. «Может быть, ей уже известно, кто я?» – подумала Наташа. Надо было вызвать к себе расположение хозяйки, и она громко рассмеялась.

– Неужели Шермат никогда не говорил вам обо мне?

Неожиданная перемена настроения гостьи обезоружила Матлюбу. Она подумала, может быть, Шермат действительно говорил об этой девушке. Как-то он помянул какую-то Зину или Ину. Так, кажется, назвала себя гостья?

Наташа знала, что Матлюба-апа хотела женить своего сына на дочери профессора Абдурахманова, поэтому сказала, что выбор матери очень удачный и все друзья Шермата, в том числе и она, ждут свадьбы. Однако их беспокоит одно обстоятельство. За последнее время Шермат изменился, встречается с девушкой из дурной компании и вовсе забыл Таю Абдурахманову.

– Мы очень огорчены, – взволнованно произнесла Наташа, – Нам Таю жаль и судьба Шермата тревожит. Он стал пить, проводит время в ресторанах с подозрительными людьми. Товарищи попросили меня поговорить с вами, Матлюба-апа.

– Ах, какое неприятное известие! – всплеснула руками хозяйка. – Неужели Шермат что-то скрыл от меня… Он всегда был искренен и откровенен. Я знаю всех его знакомых.

– Но это новые знакомые, – высказала сомнение Наташа.

– Новые?! – Матлюба-апа задумалась. – Неужели это тот в очках… Или… Погодите! У нас же есть карточки… Шермат так любит сниматься… Я сейчас…

Она торопливо вышла в другую комнату и через минуту вернулась с большим альбомом в бархатном переплете.

Наташа едва не выдала себя радостным восклицанием. Это как раз было то, зачем, собственно, она и пришла сюда.

Альбом был заполнен фотографиями Шермата и его друзей. Наташа внимательно всматривалась в каждое лицо, изредка, спрашивала, кто сфотографирован и где, восхищенно произносила: «Какое симпатичное лицо!» или «Ах, как чудесно!»

В конце альбома внимание Наташи привлекла небольшая карточка. На ней были засняты Шермат и Уйгун у кинотеатра «Молодая гвардия».

– Это, наверное, один из его новых знакомых? – смотрите, какое страшное лицо.

– Что вы, милая, – засмеялась Матлюба-апа. – Это Уйгун Рахманов. Он настоящий теленок, поверьте мне… Я думала, вы говорите об этом толстом. – Она небрежно ткнула пальцем в верхнюю фотографию, где был заснят парень в очках.

– Может быть, и он… – Наташа всматривалась в карточку. – Как жаль, что я не встречала новых друзей Уйгуна… Но вы думаете этот? На вид как будто порядочный человек…

Матлюба-апа вскинула плечи:

– На вид! С такой рожей как раз и бывают воры… – Она вдруг перешла на шепот – Однажды я слышала странный разговор. Ничего не поняла, но в душу запала тревога… Вы понимаете, когда что-то скрывают, невольно настораживаешься. Мне тогда показалось, что парень говорил о чужих вещах… Ах, милочка, мой Шермат так доверчив!

– Да, да – подтвердила Наташа. – Поэтому мы и боимся за него… Надо как-то оторвать Шермата от опасной компании…

– Милая, кто мне в этом поможет… Я одна…

– Вы обижаете нас, Матлюба-апа… А друзья его… Неужели мы оставим товарища в беде… Как фамилия этого парня?

– Мумин Джураев. Ах, милочка, прошу вас… Сделайте все, что в ваших силах…

В Наташе заговорил следователь.

– Где он живет?

– Не знаю.

– Не знаете? Ведь он бывал в вашем доме!

– Ну и что же?

– Непонятно! – Наташа удивленно вскинула брови и вдруг звонко рассмеялась – нужно было продолжать игру. – Впрочем, часто и я не интересуюсь, где живут мои знакомые…

– Конечно, – вздохнула Матлюба-апа. – Какое мое дело до этих студентов.

«Значит, Джураев студент, – отметила про себя Наташа. – Теперь легче искать». Поболтав еще минут десять, она стала прощаться.

– Посидели бы, – любезно предложила хозяйка. – Скоро придут Шермат и муж.

Муж придет, это Наташа знала, поэтому и спешила, только Шермата сегодня не будет. Его за хулиганство осудили на трое суток.

Она поблагодарила Матлюбу-апу и ушла.

Сообщив Розыкову результаты разговора с Матлюбой, Наташа отправилась в адресное бюро и там просмотрела все карточки Джураевых. Ей повезло: студентов с такой фамилией оказалось не так много. Она выписала их адреса и начала обход высших учебных заведений.

Наташа хорошо запомнила фотографию молодого человека в очках и это облегчало ее поиски. На третий день Джураев был найден.

Мумин Джураев родился в кишлаке в семье потомственных хлопкоробов. До одиннадцати лет он жил с родителями – добрыми, трудолюбивыми людьми, а затем его взял к себе в город брат отца Джурамбай Садыков. Здесь, в новой обстановке, без контроля и дисциплины, мальчик быстро потерял все, что было приобретено в родной семье. Целыми днями он пропадал на улице, пропускал занятия в школе, пристрастился к азартным играм. К моменту поступления в институт Мумин уже сформулировал свою собственную мораль и ею только руководствовался. Она была очень проста: жить для себя, не подчиняться никаким общественным нормам, молиться одному богу – удовольствию.

Преподаватели и студенты пытались повлиять на него, но Мумин оказался крепким орешком, и они сразу отступились, ничего не добившись.

Наташу поразило – как люди, зная о том, что человек сбивается с пути, легко смирились с этим, предоставили ему право свободно катиться вниз. Беседуя со сверстниками Джураева, она слышала стандартную фразу: «Сам не маленький, понимает». Более совестливые признавали свою вину перед товарищем, но все же находили для себя оправдание: «Времени нет во все вникать: занятия, общественная работа…»

Самым трудным было узнать, с кем дружил Джураев, с кем встречался за стенами института. Чтобы выяснить это, Наташа решила понаблюдать за ним. В помощь себе она взяла участкового Каримова и оперуполномоченного Курбанова. Как позже выяснилось, небольшую услугу оказал ей и я, приняв ее приглашение пойти погулять в парк.

Совместные усилия – я все-таки тешу себя мыслью, что и моя помощь была небесполезной – принесли неплохие результаты: Наташа узнала, что Джураев встречается с Шерматом и Николаем Гвоздевым, недавно освободившемся из заключения. Обнаружилась живая цепочка, связывающая всю группу с домом Рахмановых. Теперь уже ясно было, что Уйгуна окружали подозрительные люди.

В интересах дела следовало допросить Джураева, но Наташа пока что не имела формальных данных для официального вызова. Поэтому, посоветовавшись с Розыковым, она дала задание участковому Каримову привести Джураева в отдел за просрочку паспорта.

Разговор сразу же принял дружеский характер. Джураев, не подозревая ничего, с готовностью отвечал на каждый ее вопрос, казался спокойным и веселым, даже острил. Теперь, уверял он, никогда уже не просрочит паспорта – ровно через десять лет в этот же самый час и день придет в отдел, и непременно к ней, к Наташе.

Наташа мило улыбалась Джураеву. «Приходите. Это будет интересно», – говорила она не спуская с него лучистых внимательных глаз. Беседа проходила так непринужденно, что Джураев начал рассказывать о своих друзьях и родственниках. Особенно восхищался дядей Садыковым. Это был такой хороший да добрый человек, что он, Мумин, никогда не забудет его и, как только окончит институт, отблагодарит, как отца.

Много еще имен и фамилий услышала Наташа, но все они мало интересовали ее. Она ждала, когда он назовет Шермата или Гвоздева. Это, может быть, ускорило бы их разговор, который чересчур затянулся. Но Мумин даже не намекал на существование подобных лиц в числе своих знакомых.

Говорили они еще несколько минут, и вдруг Наташа, посмотрев на часы, огорченно произнесла:

– Уже конец дня… Я вас так задержала. Извините…

– Что вы! Что вы! – улыбнулся Джураев.

– Вы свободны, Мумин… Кстати, – спохватилась она. – Я еду в город, если хотите – подвезу.

– Вас не затруднит…

– Нисколько. У меня сегодня масса свободного времени… – Наташа вызвала младшего лейтенанта Каримова и распорядилась:

– Машину к подъезду!

Улицы были полны народа. Город переживал самые напряженные часы дня – ташкентцы возвращались с работы. Наташа, сославшись на головную боль, попросила шофера свернуть в тихий переулок. Джураев не возражал. Ему уже нравилась Наташа и он был не прочь продлить неожиданно выпавшее ему свидание.

Некоторое время ехали молча. Шофер, плотный коренастый парень, лихо вертел баранку, вел машину так, словно впереди была не прямая асфальтированная дорога, а разбитая кривая тропа, ездить по которой, значит, подвергать себя опасности.

Младший лейтенант Каримов попробовал было пожурить водителя, но это не принесло никакого результата; наоборот, машина пошла, еще медленнее, шофер стал еще скучнее и неприступней. Он даже выключил радио, хотя в это время транслировали из Ленинграда эстрадный концерт с участием Аркадия Райкина.

Когда машина запетляла по улицам старого города, они заговорили. Наташа вспомнила, что вчера видела кинофильм «Дело пестрых». Фильм ей не понравился. Преступники оглуплены, в жизни все сложнее, опаснее. Недавно она зашла в уголовный розыск и прочла одно дело. Оно было так запутано и замаскировано, что комар носа не подточит, Главное – никаких следов.

Шофер вдруг ожил и проявил необычайный интерес к беседе. Он попросил Наташу хоть вкратце рассказать о преступлении.

– Что ты, Коля, – смутилась Наташа, – я сама еще ничего не знаю, так только – некоторые детали.

– Ну, хоть самую малость, – не унимался шофер.

Машина еще сбавила скорость и теперь едва двигалась по узким улочкам. Они находились недалеко от дома Рахмановых и кружили, выигрывая время. Каримов, сидя рядом с Джураевым, следил за его лицом. Если он принимал участие в преступлении, то поймет, что его не зря сюда привезли. Пока что Мумин внимательно слушал и даже поддержал шофера, когда тот стал просить Наташу рассказать подробнее о таинственной краже.

Игра подходила к концу. На самом интересном месте Наташа смолкла и кивнула шоферу. Тот круто развернул машину и подъехал к дому Рахмановых. Джураев побледнел, увидев маленькую покосившуюся калитку.

– В этом доме и произошла история, которую мне поведали в уголовном розыске, – произнесла Наташа. – Давайте заглянем к пострадавшим. Они доскажут ее.

Мумин с трудом сдержал себя. Первое, что он попытался сделать, это – броситься вон из машины, но сразу оценил обстановку и отказался от рискованного шага, вместе со всеми направился в дом Рахмановых.

Кумрихон и Наргуль встретили «гостей» холодно. У них только что был майор Исмаилов. Он по-прежнему требовал от сестер признания, и они были взволнованы, даже озлоблены.

– Мы не надолго, Кумри, – предупредила Наташа старшую сестру.

– Мне-то что, пожалуйста, – ответила та раздраженно.

Все прошли во вторую комнату. Здесь почти ничего не изменилось со дня кражи. Пролом заделали небрежно, и куски кирпича и глины валялись на полу. Из-под кровати выглядывал раскрытый полупустой чемодан.

– Неужели, все это… – произнес смущенно Джураев.

– Да, Мумин, – кивнула Наташа и с улыбкой посмотрела ему в глаза. Теперь она уже не сомневалась, что Джураев в ту ночь был здесь, в этой комнате, возможно даже, пролом сделан его руками. – Ну, рассказывайте!

– Что?! – Джураев весь подался вперед. – Вы хотели что-то рассказать сами… Они просили. – Он посмотрел на шофера и участкового.

Наташа села на диван и кивком головы указала Мумину на стул, стоявший напротив.

– Вы назвали не всех своих друзей, – напомнила она беседу в отделении.

– Как это не всех? – овладел собой Джураев.

– Не назвали Гвоздева и Мирзаева.

– Гвоздева и Мирзаева? – у Джураева пересохло во рту. – Причем тут Гвоздев и Мирзаев?

– Первый раз слышите?

– Первый…

– Серьезно?

– Серьезно.

Наташа в упор посмотрела на Джураева:

– Серьезно?!

– Вот еще!.. Зачем это?

– Не сердитесь, Мумин. Я хотела узнать, откровенны ли вы со мной.

– Честное слово… Я не знаю никакого Мирзаева… Кто это?

– Шермат… Сын Матлюбы…

– Ах, это вы вот о ком, – будто вспомнил Джураев. – Ну, так бы сразу и сказали… Как же – Шермат мой друг.

– Вы с ним фотографировались.

– Да-да! – Джураев повернулся к Кумрихон, стоявшей у двери. – Разрешите закурить?

– Она не курит! – зло бросила Наргуль.

– Я не в том смысле. У меня есть папиросы…

– Курите, – сказала Кумрихон.

– Теперь о Гвоздеве, – напомнила Наташа, когда Джураев затянулся.

Папироса немного успокоила его, придала смелости. Он нашел в себе силы даже весело усмехнуться:

– Что это? Допрос?

– Да, – твердо произнесла она.

– Не имеете права! – вдруг задохнулся Мумин. – Я… У меня дядя…

– Я знаю, кто ваш дядя, не трудитесь объяснять. Скажите, где Гвоздев?

– Не пришивайте чужое дело!

Оперативники ценят риск. Наташа не была уверена, что Гвоздев принимал участие в краже, она только предполагала это, и, желая добиться признания Джураева, нарисовала картину преступленья так, как подсказывало воображение.

– Я кое-что напомню вам, – негромко сказала Наташа. – Однажды ночью, когда вы были на деле, ваш друг заметил на столе два сырых яйца. Это было его любимое блюдо, и он взял одно и выпил, подав второе вам. Вы не любите сырых яиц и, попробовав, положили на стол. – Она встала. – Вот скорлупа, которую положил ваш друг, а вот ваша… Не вздрагивайте, я не заставлю вас допивать, в скорлупе уже ничего нет.