Текст книги "Надрывы"
Автор книги: Михаил Дубаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
Но пока вечные враги все еще воюют с переменным успехом, не задумываясь о последствиях, не оглядываясь на потери, не заботясь о жертвах. Высшие законы толкают их на противостояние, а время уходит… Время не замечает ничего, оно целиком поглощено собой…”
Глава 2
"Во мгле, в плену неведомой вины,
Метался он, свои мученья множа.
Безвыходность!..
Но вдруг, мечту встревожа,
Забрезжил дальний свет из-за стены…"
Мигель Эрнандес.
– Корни, смотри! Какое красивое! Там, в небе! – маленькая девочка подбежала к старшему брату и, возбужденно округлив глаза, указала пухлой ручонкой на ярко-зеленый столб, возникший на западе.
Шестнадцатилетний брат, которого она назвала Корни, был страшно занят – он доводил мелким наждаком свой меч, подаренный отцом на пятнадцатилетие. Ответом сестре была лишь досадливая отмашка.
– Ну, Корни! Посмотри же, посмотри, ну пожалуйста! – девочка вцепилась в рукав юноши и готова была вот-вот расплакаться.
– Да отстань ты! Играй сама в свои дурацкие игры! – разозлился брат, когда наждак неловко скользнул по лезвию, слегка изменив точность доводки.
– Да-а… ты всегда мне не веришь… – проговорила сестра сквозь слезы.
– Ну не плачь, слышишь? – юноша отложил меч и взял сестру за руки. – Я сейчас очень занят, а потом с тобой поиграю, хорошо?
– Но я видела-а… – понемногу успокаиваясь, сказала девочка. – Вон там.
Корни посмотрел в ту сторону и удивленно присвистнул:
– Ого! Что-то странное… Вершей1 семь отсюда, не меньше. Эстена, ты останешься одна, а я пойду проверю.
– Корни, я с тобой! – девочка вцепилась в рукав, и слезы полились с новой силой.
– Скоро мама вернется!
– Я одна бою-усь…
– Ничего с тобой не сделается, играй со своими куклами, а через пару часов мама вернется…
– Я бою-усь! – заканючила сестра, заливаясь слезами.
– Ну кого ты боишься? Сейчас светло, никого нет…
– Ага! А я одна бою-у-усь!
– Ладно! Перестань реветь! Я отведу тебя к тете Риме, мама все равно к ней зайдет. И не вздумай спорить! А то оставлю одну!
Девочка испуганно замолчала и лишь тихонько всхлипывала, утирая мокрые щеки маленькой ладошкой. Корни набросил плащ, сунул меч в ножны, прихватил охотничий лук, закинул за плечо колчан серо-оперенных стрел, взял сестру за руку и пошел в деревню.
Поместье Сархаров, символ былой славы и могущества угасающего рода, стояло на отшибе, на расстоянии в полторы верши от деревни. Пятьдесят лет назад, когда отец Корни еще не родился, по величайшему указанию прошлого императора все земли и ценности рода, за исключением дома и сада вокруг него, были отобраны в пользу империи. Официальным предлогом была измена деда, будто бы уличенного в связях с геррами. Более бредовой причины придумать было невозможно – герры отличались особой свирепостью и при виде человека впадали в ярость, поэтому не могло быть и речи о каком-либо сотрудничестве. Тем не менее все отобрали, но деда не тронули. Ходили слухи, что он просто досадил наместнику, послав жалобу императору, но она была перехвачена, и уж наместник постарался очернить знатного дворянина. Как бы то ни было, дед никому не рассказывал об истинной причине, даже своей жене и сыну. Эта тайна ушла вместе с ним в могилу.
Сайрон дар Сархар, отец Корни, получил в наследство пока еще великолепный дом, который не на что было содержать, и огромный сад, за которым по привычке ухаживал старый садовник, а потом его сын, теперь уже тоже немолодой человек.
Сайрон пошел служить в имперскую армию низшим офицерским чином – сотником кавалерийского полка. Опала отца жестоко сказалась и на сыне – никаких перспектив у него не было, хотя Сайрон перерос ранг сотника. Великолепное военное образование обеспечил ему отец, который был едва ли не лучшим стратегом своего времени. Именно под его руководством стотысячная имперская армия нанесла сокрушительное поражение южным геррам, надолго охладив их пыл. Впрочем, правители не оглядываются на былые заслуги, их интересует только настоящее и будущее.
Так или иначе, Сайрон был обречен остаться вечным сотником. Плюнув на все, он решил заняться сыном, желая сделать из него сильного и умного воина, способного отстоять честь рода и вернуть ему былую славу. Поэтому, когда Корни исполнилось семь лет, он бросил службу и целиком посвятил себя воспитанию мальчика.
С семи лет Корни забыл, что такое безоблачное детство, состоящее только из беззаботных игр и забав. Поднимался с восходом солнца и под присмотром отца делал необременительную разминку, после чего они отправлялись завтракать. Спустя час начинались тренировки. Никакого однообразия не было, каждый день Корни делал что-нибудь, чего не делал вчера. Но все тренировки были дополнены придуманным Сайроном элементом: на ноги и руки мальчик надевал специальные приспособления со свинцовыми накладками. Это способствовало скорейшему развитию физической силы и ловкости.
До восьми лет Сайрон занимался с Корни только общефизической подготовкой и не проводил никаких занятий с оружием. Первым оружием, с которым научился обращаться Корни, была излюбленная и доступная при всех мальчишеских играх деревянная палка. Вернее – шест. Поначалу Корни крайне недоверчиво относился к столь простому предмету, полагая, что деревяшка не в силах противостоять мечу. Но позднее понял, что шест – едва ли не лучшее средство обороны. Клинком трудно отбиться хотя бы от троих соперников, а шестом – проще простого. В эффективности он убедился воочию, когда его отец играючи расправился с тремя бандитами, решившими, по незнанию, поживиться чем-нибудь в богатом с виду доме. Для двоих из них это был последний налет, а третий благоразумно сбежал.
Параллельно с шестом, Сайрон начал обучать сына стрельбе из лука. Лук он сделал сам прямо на глазах у Корни, попутно подробно объясняя, что к чему. Композитный лук, лишь недавно прижившийся в империи, изготовить было не так-то просто. Применялись три различных материала. Тонкий, расширяющийся к концам основной хлыст, проходящий по всей длине лука, служил каркасам. Хлыст изготавливался из прочного, гибкого и желательно легкого сорта древесины. Еще два слоя древесины образовывали спинку и внутреннюю сторону лука. Между ними прокладывались несколько сортов дерева с перпендикулярным расположением волокна – это способствовало повышению прочности. Все аккуратно проклеивалось и покрывалось лаком для предохранения от сырости.
Композитный лук даже при меньших размерах обладал большей убойной силой, нежели обычный. Первый лук Корни был совсем маленьким, но птицу или зайца из него подстрелить не составляло труда, в чем вскоре мальчик неоднократно убеждался.
Стрельба из лука так понравилась Корни, что он посвящал этому большую часть редкого свободного времени. А когда в четырнадцать лет сам сделал лук и отец, внимательно осмотрев изделие, похвалил сына, Корни и вовсе влюбился в дальнобойное оружие и мечтал поскорее начать отсчет зарубкам.
После обеда отец занимался с сыном науками. Вначале научил читать, писать и считать, а затем начал объяснять тактику и стратегию, историю и геральдику, обучать риторике и логике. "Закаляя тело, не затрагивая разум, ты превратишься в скудоумного, но хорошего десятника, способного только исполнять чужие приказы, закаляя разум, не затрагивая тело, – в хитроумного, но слабого советника, который вынужден прятаться за чужие спины. Лишь уделяя внимание и телу, и разуму, ты сможешь достичь гармонии, а вместе с ней – величия и славы!" – любил говорить Сайрон, отвечая на протесты мальчика, не желающего учиться. Впрочем, Корни быстро втянулся. Он интуитивно постигал стратегию, обожал историю, недолюбливал геральдику и презирал риторику. Корни неоднократно спорил с отцом о необходимости риторики, на что отец неизменно ставил в пример первого императора. В те времена империя только-только зарождалась, и по всей периферии велись кровопролитные войны за новые земли. Чёрные орки неожиданно напали на западную провинцию, где в это время с небольшой сорокатысячной армией находился император. Орков было в полтора раза больше, а если учесть то, что индивидуально каждый из них способен в схватке победить рядового солдата, то исход сражения был очевиден. Но перед битвой властитель произнес столь пламенную и вдохновляющую речь, что солдаты бились с отвагой волка, силой льва и ловкостью пантеры. Орки не выдержали и бежали, потеряв половину армии. Корни хмуро кивал, но возражал, что уж он то вряд ли станет во главе хотя бы десяти тысяч воинов. Отец, улыбаясь, хлопал сына по плечу и говорил: "Все возможно, сын мой. Когда-то в роду Сархаров были славные полководцы. К примеру, твой дед…" Корни вздыхал, не зная, что ответить, и занимался риторикой, а отец хитро улыбался в усы – уж он-то знал, как увлечь сына.
В девять лет мальчик впервые взял в руки меч. Правда, пока деревянный, но хорошо сбалансированный и довольно удобный. "Ничего, – приговаривал отец, – фехтование не требует настоящего оружия, придет время – подарю тебе клинок, хороший клинок".
К двенадцати годам Корни более-менее прилично фехтовал одним мечом, а в стрельбе из лука наловчился так, что за пятьдесят шагов попадал в тонкую ветку. Как-то раз, мастеря стрелы, он криво приклеил оперение, образовав нечто вроде спирали. Стреляя в деревянный щит, Корни заметил, что эта стрела застряла глубже всех, так что он с трудом ее вытащил. Выпустив ее еще пару раз, он убедился, что такая стрела действительно убойнее остальных. Корни побежал и показал стрелу отцу. Сайрон хитро улыбнулся, потрепал сына по голове и сказал:
– Да, эльфы действительно делают оперение по спирали. Тогда стрела вращается в полете, летит точнее и бьет сильнее. Но у нас в армии почему-то этого не признают и не понимают.
В двенадцать Сайрон решил начать обучение с парными клинками. Корни, поначалу не понимал, зачем это нужно и обратился за разъяснениями к отцу. Тот недоуменно посмотрел на сына и сказал:
– Ну, это же очевидно, Корни. С одним мечом ты или атакуешь, или защищаешься, в то время как вторая рука бездействует. Логично задействовать и левую руку, которая будет выполнять защитную функцию. А можно атаковать и двумя руками одновременно. Смотри, например, правая рубит сверху вниз, а левая в это время атакует снизу вверх. Согласись, от такой атаки отбиться намного сложнее.
Впечатленный Корни кивнул головой и с особым рвением принялся осваивать технику работы с двумя широкими кривыми мечами, которыми превосходно владел его отец.
На пятнадцатилетие произошло знаменательное событие. Корни проснулся утром и, как обычно, поспешил на разминку, но неожиданно на пороге своей спальни увидел бархатную ярко-красную подушку, а на ней деревянные "близнецовые" ножны (на пару мечей), обтянутые синей кожей с золотым прибором, состоящим из устья, поперечных скоб для перевязи и наконечника. Корни благоговейно опустился на колени, взял ножны в руку и достал один меч. Двулезвийный сужающийся к острию клинок с длиной лезвия сантиметров восемьдесят отливал мягкой голубизной, которая всегда отличала работу лучших гномьих оружейников. Присмотревшись, Корни увидел четкое черное клеймо – два перекрещенных клинка и замысловатый иероглиф. Это было клеймо лучших оружейников Стальковых гор, клана Редъюргов. Юноша ошарашено подумал, что эти клинки стоят целое состояние. Но эта мысль не задержалась в возбужденном мозгу, он принялся детально осматривать меч, пробуя его на руку. Тонкое и гибкое лезвие с центром тяжести, смещенным в точку раздела клинка и рукояти, эфес с треугольной черной головкой, простой чашеобразной гардой, повернутой донышком к рукояти, которая была обтянута такой же синей, как и ножны, кожей. На вес клинок был немного меньше килограмма. Корни узнал, что это был за меч – его называли дангиен. Отец рассказывал о многих видах оружия, а на дангиенах остановился поподробнее. Теперь Корни понял почему. Правда, он не работал с ними раньше, но техника дангиенов не сильно отличалась от техники широких кривых клинков приблизительно такой же длины.
Юноша с трепетом нацепил ножны и выбежал в сад. Там стоял отец, хлопая по бокам своего любимого жеребца, полностью оседланного. Отец тоже был одет по-походному. Вся радость Корни тут же улетучилась.
– Куда ты, отец? – с грустью в голосе спросил Корни.
Сайрон подошел к сыну, отечески потрепал его по голове и сказал:
– Я опять принят сотником имперской кавалерии. У нас совсем нет денег, так что…
– Но зачем… зачем ты тогда сделал мне такой подарок? – изумленно спросил Корни.
Сайрон лишь улыбнулся в ответ, вскочил на коня и ускакал, махнув на прощание рукой. С тех пор прошло полтора года…
Дом тетушки Римы, местной целительницы, стоял на самом краю деревни, он был ближайшим домом к поместью Сархаров. Мальчишкой Корни часто бывал у нее. Отец не возражал, полагая, что чем разностороннее у сына интересы, тем лучше для него. Правда, чуть повзрослев, Корни перестал особо интересоваться искусством врачевания – лук и стрелы притягивали его сильнее. Но он периодически наведывался к гостеприимной тетушке: помочь чем-нибудь, просто поговорить или, как и в этот раз, оставить на ее попечение младшую сестренку.
Калитка, никогда не смазываемая и от этого ужасно скрипевшая, душераздирающе завизжала, и на знакомый шум выбежал здоровенный серебристо-серый пес. Едва увидев Корни, он оглушительно залаял, устремился, прижав уши, к юноше и в затяжном прыжке собрался толкнуть его в грудь, но Корни ловко увернулся, и пес, приземлившись на все четыре лапы, обиженно повернулся, виляя хвостом.
– Ларни, Ларни, – Корни погрозил собаке пальцем. – Ты же меня с ног бы сбил.
Пес виновато поджал хвост, не переставая им вилять, лег на землю и ползком подобрался к юноше, тихонько поскуливая, словно просил прощения.
– Ладно, шалунишка, – Корни наклонился и ласково потрепал пса по голове. – Я не сержусь, вставай. Где тетя Рима? А? Где?
Пес радостно вскочил и рванул вглубь двора, лая, что было силы. Корни последовал за ним, ведя за руку успокоившуюся, но недовольную сестру. Пес вбежал в небольшой приземистый сарайчик, откуда валил густой терпкий дым и яростно чихая, взял зубами передник женщины, копошившейся около огромного чана с каким-то варевом. Тетушка Рима, бывшая на редкость полной женщиной, разгоряченная, вышла на воздух и, отдуваясь, протерла глаза. Толстый кожаный передник с трудом сходился на необъятной талии, волосы с проседью были аккуратно собраны в хвост, а пухлые щеки так и сияли здоровьем. Обретя способность видеть, тетушка всплеснула руками и радостно запричитала:
– А-а! Кто к нам пожаловал! Корнуэлс и Эстена! А ты, негодник, все реже заглядываешь к старой тетушке, – она игриво погрозила пальцем. – Вот сейчас напою приворотным отваром, каждый день прибегать будешь!
Корни широко улыбнулся: он-то знал, что никаким отваром тетушка его не напоит, в худшем случае, целебным чаем из трав.
– Что улыбаешься? Не веришь? – тетушка попыталась сделать грозное лицо, уперев руки в бока, но ее попытки с треском провалились – она громогласно расхохоталась, утирая выступивший пот рукавом. – Ладно, лукавый, что тебе сегодня надо от тетушки Римы?
– Пусть Эста с вами немного побудет. Через пару часов мама должна вернуться и зайти к вам.
– А ты куда? Небось, поохотиться захотел? – хохотнула целительница.
– Да есть тут одно дельце… – уклончиво ответил Корни, потупив взгляд.
– Никак девицу нашел?! – всплеснула руками тетушка.
– Да что вы! Какую девицу… – ответил юноша и почему-то покраснел.
– А-а! Знаю я вас, молодежь! – тетушка покровительственно покивала головой. – А ко мне потом девки за помощью ходят…
– Скажите тоже! – возмутился Корни.
– Ну, ну… Я же пошутила. Ладно, иди уж. И Ларни с собой прихвати, пусть прогуляется с тобой, вон, видишь, как соскучился… Иди сюда, Эстена, я тебе покажу травки разные полезные, пойдем.
Эстена радостно подбежала к тетушке, она любила внимание и добрые рассказы целительницы, да и травы кое-какие уже знала.
– Ну, иди, чего стоишь, – тетушка махнула рукой. Корни повернулся и поспешил прочь по дорожке к калитке, лохматый пес потрусил за ним, то и дело забегая вперед и заглядывая юноше в глаза.
– Да, да, да, пойдешь со мной, – Корни чуть раздраженно кивал головой. А пес, услышав радостное известие, принялся носиться кругами вокруг него.
– Рядом! – прикрикнул на Ларни юноша.
Пес сразу остепенился и важно пошел по правую руку, стараясь синхронизировать свою скорость со скоростью шага хозяина. По мнению пса, все окрестные собаки должны сгорать от зависти от такого зрелища. Гордость за хозяина так и распирала Ларни, отчего он то и дело терял темп его ходьбы и был вынужден останавливаться, дожидаясь Корни.
Выйдя на Хульмский Тракт, юноша ускорил ход. Зеленый столб все так же пробивал небо на западе, подогревая неутолимое любопытство и жажду приключений. Какое-то шестое чувство подсказывало Корни, что там происходит что-то странное и крайне необычайное.
Вот уже недалеко мост через Великую Реку Морей. Еще легендарный император Гесс приказал построить этот мост, когда шел войной на сумеречных эльфов. Тогда его армия перебралась через широкую реку на плотах, а это отняло много времени. Рассерженный досадной задержкой император пригрозил наместнику: "Если при моем возвращении здесь не будет хорошего моста, то ты вместе со своей сворой будешь лежать на дне этой проклятой реки с хорошим камнем на груди. Ясно?" Наместник тут же засуетился, собрал несколько тысяч плотников, обещая им всяческие блага, и через полгода, почти как раз к возвращению Гесса из победоносного похода, мост был закончен. В народе поговаривали, что без магии тут не обошлось – как иначе цельные стволы великанов-стрегов можно было поставить в основание? Так или иначе, мост стоял, и стоял крепко.
Корни с горечью читал про те времена, постоянно жалея, что родился в столь безоблачные годы. Разве мелкие стычки с разбойниками да редкие набеги герров могли сравниться с величественными завоевательными походами легендарных полководцев… Да и родился он в глуши, на самой окраине империи, совсем рядом с Великой пустыней. Давным-давно пустыня была далеко на западе, и много богатых городов находилось между ней и рекой Морей, но века три назад она начала свое неутомимое наступление на окрестные земли – шестьсот вершей за сотню лет. Только река остановила пустыню. И Хульм, некогда административный центр богатого края, превратился в заурядный пограничный городок со всеми признаками запустения и остатками былой роскоши. Когда-то по Хульмскому Тракту ходили богатые обозы, заполненные диковинными товарами далекого запада. Теперь Тракт заглох, лишь изредка пройдет какой-нибудь караван из Г'Арского оазиса, да и все, пожалуй.
Чисто символическая застава возле моста состояла из пяти солдат и десятника. Она, скорее, была лишь знаком того, что император помнит про этот глухой уголок своей необъятной империи. Но, на самом деле, правитель ничего о нем не слышал. Солдаты на заставе не знали, куда себя деть от скуки. Они играли в карты и хлестали вино, изредка фехтовали и задирались с проезжими людьми, которых за сутки проходило не более десятка. Жалоб десятник не боялся, в такой дали каждый мелкий начальник чувствовал себя императором, и в чем-то он был прав.
Корни подошел к заставе и собирался было спокойно пройти, но из караулки выскочил стражник, на ходу дожевывая кусок мяса, и перегородил путь.
– Куда прешь, переросток? – кладя руку на рукоять меча, сурово спросил он. – Не видишь, что ли? Пошлина за проезд – один серебряный империал. Так что плати и вали своей дорогой!
– Я не купец и не ремесленник, чтобы платить пошлины, – едва сдерживаясь, сухо бросил юноша. – Я Корнуэлс дар Сархар, сын Сайрона. Мой род берет начало от самого Редрига Завоевателя, более тысячи лет тому назад бросившему вызов эльфам!
– Ох, ох, ох, – покачал головой стражник. – Что-то я не вижу родового герба на твоем драном плаще.
– Это не твое дело! – огрызнулся Корни.
– Как это не мое? Откуда мне знать, что ты действительно дворянин? Может прохвост какой, решил бесплатно границу перейти. Нет, брат, не выйдет! Плати империал!
– Ладно! – Корни прикинул, что денег у него не хватит, а стражник должен пропустить, если узнает причину. – Император временно отобрал у нас герб. А теперь дай мне пройти!
– Вот уж нет, мальчик! Плати или убирайся! А за что герб-то отобрали?
– Не твое дело! – Корни начинал злиться.
– Скажешь – пропущу, – стражник хитро прищурился.
– Герб отобран несправедливо!
– Конечно, как же иначе? Что я еще мог услышать от обиженного за свой род мальчишки! Ну а все же, какова причина?
– Донос. Якобы, за измену империи…
– Ха, ха, ха! Вот те раз! Передо мной потомок славного рода изменников! – солдат весело хлопнул себя по ляжкам. – Ха, ха… Ладно, вали, молокосос! Ха, ха! Дворянин! – солдат посторонился, давясь от смеха.
Глаза Корни полыхнули огнем ярости, губы сжались в тонкую злобную линию, а брови сурово сдвинулись, отчего на гладком лбу пролегли три глубокие морщины. Его рука непроизвольно потянулась к клинкам, но он тут же вспомнил о перечне запретов, наложенных на его род. По указу императора через шестьдесят лет при соблюдении всех пунктов роду Сархаров будет возращен герб, часть земель и все титулы вместе с привилегиями. До конца срока осталось десять лет, а одним из пунктов был запрет на столкновение с имперскими солдатами в любых ситуациях. Рука Корни безвольно повисла и он, бросив испепеляющий взгляд на хохочущего стража, ступил на мост.
– Ха, ха! Щенок даже меч не может поднять для защиты своей чести! Вот уж не думал, что славный род Сархаров порождает таких трусов! – понеслось вдогонку юноше.
Корни не обернулся и даже не ускорил ход, ничем не выказывая степень оскорбления и личной обиды, нанесенной солдатом, но смертельная ненависть, которую он пытался спрятать в самые темные закутки души, все же выбивалась наружу. Она воплощалась в неестественно прямой спине, в чрезмерно четком шаге и в слишком гордо вздернутом подбородке, а еще в скрипнувших зубах и впившихся в ладони ногтях. Только он сам знал, каких усилий стоило ему сдержать себя, уйти, не ответив сталью на злобные насмешки.
Понемногу кровавая пелена ярости, заславшая глаза, тускнела и растворялась минутами. Когда Корни ступил на горячий песок пустыни, пылающая ненависть превратилась в холодное презрение и четко выраженную, расчетливую месть. Но это потом. А сейчас, отыскав глазами зеленый столб, юноша пошел на запад.
Пес, будто чувствовавший состояние хозяина, тихо трусил рядом, деликатно отдалившись на пару метров.
***
– Ты не устал, внучек? Ну…, тебе ли это и не выведать… Ладно, расскажу…
"… Смерть не брезгует ничьими объятиями. Для нее не существует критериев отбора, и мир она дифференцирует только на две части: живое и неживое. Живое представляет для нее определенный интерес, и она с неутолимой настойчивостью охотника выслеживает и преследует добычу. Неживое ее интересует постольку, поскольку оно имеет связь с живым.
У Смерти много помощников. Одни слабые, другие могущественные. Есть и средней силы. Например, ненависть. Ненависть – это приманка, с помощью которой Смерть ловит зазевавшиеся жизни. Чуть только раскроется пошире в сердце калитка, и Смерть уже вгоняет туда заряд ненависти. А дальше уж как получится. Ненависть бывает двух видов: горячая и холодная. Первую Смерть любит особенно – это ее главный помощник. В пылу яростной ненависти жертва забывает обо всем, ее не интересуют наставленные на нее клинки и смотрящие в грудь наконечники стрел, она идет напролом, презрев инстинкты самосохранения, отбросив страх (главный враг Смерти) и нелепое чувство опасности. О, сколько жертв собрала Смерть с помощью этой ненависти. Холодная ненависть обычно бывает у сильных людей, которые смогли перетерпеть горячую и трезвее посмотреть на вещи. Но у некоторых трусливых завистливых личностей это обычное состояние. Холодная ненависть прячется поглубже и медленно зреет в тайниках души. Время от времени она пытается снова стать горячей и иногда ей это удается.
Вызревшая холодная ненависть – страшная вещь. В спелом виде она столь же яростна, как и горячая, но эта ярость не слепая, безумная и ничего не желающая слышать, а хитрая, расчетливая и изобретательная. Все существо, вся сущность ее носителя устремляется на решение острой задачи, поставленной вызревшей холодной ненавистью – мести. Месть – это результат ненависти, ее логическое завершение. Горячая ненависть стремится осуществить месть немедленно, сиюминутно, не задумываясь над последствиями и не считаясь с силой. Холодная ненависть тоже стремиться к мести, но к расчетливой, по возможности безопасной и желательно жестокой. Для врага нет ничего страшнее вызревшей холодной ненависти в сочетании со столь же холодной жестокостью.
А Смерть, выказывая открыто всяческое одобрение горячей ненависти и, чуть скупее, холодной, в тайне гордится второй. Да, хоть она и не имеет большого влияния на нее, холодная ненависть плохо переносит чужое воздействие, ее не купить лестными отзывами или похвалами. Но Смерть знает, что она и так воздаст ей дань, не особо задумываясь над этим. Эта дань будет всего лишь побочным эффектом мести, которую ненависть попытается осуществить во что бы то ни стало…"
– М-да, крайне неприятный побочный эффект для всего живого, не так ли, внучек?..
