Текст книги "Падаванство (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Вон сколько их настроили!

Аж целую дюжину!

Сейчас на них ставили 24-фунтовые крепостные пушки чугунные. Но Лев закладывался на монтаж своих нарезных 8-дюймовок. Для которых уже разрабатывался и шрапнельная граната, и картечная, в дополнение к ударной и бронебойной болванке.

Порт оформился.

С большим таким каменным пирсом, уходящим на приличную глубину. Пока одним, но уже взрослым. До такой степени, что в будущем по нему можно будет проложить сверхтяжелые рельсы для паровых кранов, и рядом – для вагонов.

Удалось соорудить три волноломных островков – искусственных рифов на подходах к бухте. В планах же в полный рост стояли волноломы из плавучих бетонных дебаркадеров. Ну, чтобы выводить их на большие глубины, не сильно затратным образом и мешая слишком уж подводным течениям.

Жилой фонд строился.

Каменный.

Склады.

Судоремонтный заводик с сухим доком и цементный проступали, угрожая с месяца на месяц войти в эксплуатацию…

Впрочем, главной проблемой Новороссийского порта были зимние ветра. Холодный воздух переваливал через Малиновый хребет[3] и прижимаемый к земле гравитацией и теплым морским ветром, начинал разгоняясь, спускаться к воде. И если на вершине хребта скорость ветра достигала обычно не более 5–10 м/с, то у воды в районе бухты могла «взлетать» до 60–80 м/с, достигая уровня полноценного урагана[4]. Даром что ограниченного по масштабу.

Да, не каждый год и даже не каждое десятилетие такой кошмар случался. Однако сильные ледяные ветра штормового уровня дули здесь каждую зиму месяц, а то и два совокупно. Из-за чего в эти дни порт Новороссийска превращается в опасную ловушку для кораблей. Да и людям легче не становилось.

Что с этим делать?

Лев Николаевич собрал консилиум в Казанском университете. Где резюмировали, что раз холодный воздух разгоняется постепенно и прижимается к самому склону, то там его и «ломать». То есть, замедлять, затрудняя его движение, и не давать разгоняться[5].

Сказано – сделано.

Будучи по духу тем еще волюнтаристом и большевиком, Лев не стал рассусоливать. По самой кромке встал первый барьер – обычная каменная стена по кромке хребта, закрывающий явные «промоины», дабы ветер распределялся более равномерно. А дальше уже шли каскады насыпей с профилем горнолыжных трамплинов. То есть, пологие со стороны набегающего ветра, а потом вильнув вверх резко обрывающие. Специально для того, чтобы ломать ламинарные потоки, формируя завихрения.

Никакой особенной прочности от этих валов не требовалось. Просто отвалы. Между которых старались сформировать густой массив хвойного леса в несколько ярусов. От вечнозеленых кустарников до здоровенных кедров… в будущем. Сильно в будущем. Вот перпендикулярно ветру и высаживали рядами деревья разных пород, чередуя ярусы. С зазорами между ними, чтобы обслуживать было можно и больше вихревых потоков, вызываемых переходами.

Вот.

И работы шли.

Быстро шли.

Благо, что рабочих рук хватало.

Из Османской империи уже переехало около десяти тысяч христиан, да из Соединенных штатов порядка восьми тысяч. И число переселенцев увеличивалось… активно прокручиваясь через «мясорубку» ускоренной ассимиляции.

В этом вопросе Лев, как раз большевиком не был. Поэтому не собирался оставлять своим наемным работникам право на самоопределение и прочие благости блаженные.

Кто там на каком языке говорит и во что верит графу было решительно неважно. В принципе. Просто потому, что им всем предоставлялись только и исключительно православные священники, а всякие переговоры и делопроизводство велось строго на русском языке. Причем это оговаривалось сразу, чтобы ни у кого никаких вопросов потом не было.

Ясное дело – знал этот язык мало кто из переселенцев.

Но не беда. Главное – желание изучать.

Религия же…

Лев Николаевич придерживался вестфальской логики: чья власть, того и вера. Просто для того, чтобы избежать совершенно ненужных ему религиозных конфликтов в таком интенсивном «плавильном котле».

Кто-то хочет молиться как-то иначе?

Пожалуйста.

Но дома, тихо и не привлекая внимания. Из-за чего, кстати, его люди даже не пытались вербовать мормонов, амишей и прочих представителей радикальных религиозных групп…

Он давал людям возможность построить жизнь в новой для них стране. Но на своих условиях. Которые, несмотря на определенную суровость выглядели намного лучше тех, в которых люди оказались в Соединенных штатах после поражения, и в Османской империи после начала массового притеснения христиан.

И дело шло.

Не только на словах, но и под присмотром казаков Бакланова, которые спуска никому не давали.

В плане питания этот бурный рост населения компенсировался целой флотилией из дюжины «шаланд», которые занимались ловлей рыбы. А также перекупкой зерна, которое бы ушло в этом случае на экспорт.

А вот топливо…

С ним имелась проблема. Обеспечить поставки нефти в нужном объеме граф пока не мог, поэтому вкладывался в уголь. Относительно местный – с Донбасса, который потихоньку-полегоньку развивался. Став самым крупным покупателем этого ископаемого топлива. Из-за чего ему пришлось примиряться с Михаилом Семеновичем Воронцовым – бывшим наместником на Кавказе. Для чего даже под ручку с императором навести его в Санкт-Петербурге, минувшей зимой.

Так-то он жил в Одессе, бывая в столице наездами. А тут вот – совпало…

– Николай Павлович, я не хочу с этим человеком иметь никаких дел.

– Даже если я вас попрошу?

– Прошу вас так не поступать. Я уже не так здоров и просто не вынесу такого.

– И вам не стыдно, Михаил Семенович?

Воронцов промолчал, не удостоив своим ответом графа – человека, из-за которого, как он считал, его сняли с кавказского наместничества. Что ударило и по его репутации, и по деньгам. Сильно.

– Шантажируете императора, угрожая увольнением. Со мной не хотите поговорить. Может мне вас на дуэль вызвать? – фыркнул Толстой.

– Лев Николаевич! – воскликнул Николай Павлович.

– А что я? Я ничего. Толковый же администратор, а строит из себя… прости господи, позорище.

– Не вам мне об этом говорить, молодой человек! – процедил Воронцов.

– А кому? Вы мне прямо скажите, что я вам такого сделал, что вы меня еще с Кавказа невзлюбили? Мне дядюшка говорил, что вы хлопотали чтобы бы более меня на Кавказ не назначать.

– Вы смутьян и нарушитель субординации!

– В чем и где?

– Лев Николаевич, – примирительно произнес император, – Михаил Семенович в обиде на вас за то, что вы лично привезли в столицу Шамиля, а потом советовали поставить наместником Ермолова.

– Серьезно⁈

– Прошу вас оставить этот вздорный тон в общении со мной, – процедил Воронцов.

– Михаил Семенович, нашли на что обижать. – хохотнул граф. – Шамиля я вез самым скорым образом так, как нас гнали. Я опасался, что его сторонники отобьют его. Кроме того, требовалось обогнать депеши, чтобы не дать английскому посланнику ничего предпринять.

Князь промолчал.

– Я в том свидетельствую, – кивнул император. – Леонтий Васильевич вполне надежно доказал, добыв важные документы, что англичане стояли за беспорядками на Кавказе. Где-то прямо, где-то посредством османских посредников.

– Мне в это с трудом верится.

– Но это факт. Да и сам Шамиль в том сознался, – широко улыбнулся граф. – Вы просто слишком верите в благость этих островных мерзавцев. А они, к слову, только меня трижды[6] пытались убить. И все чужими руками. Благородные люди? Отбросы Семен Михайлович. Обычные человеческие отбросы, просто многое о себе возомнившие. А вы попались на удочку их самопрезентации.

– Ну… не знаю… допустим. – нехотя произнес Воронцов.

– А мое предложение назначить Ермолова связано с вашей репутацией. Вы же хороший человек. А он одним своим именем ужас наводить. Как вы заметили – Кавказ с его приездом притих.

– Кровожадное чудовище он…

– Чтобы победить дракона, нужно завести своего собственного, – пожал плечами Лев Николаевич. – Вы слишком добрый и хороший человек, чтобы люди, привыкшие жить разбоем, вас слушались. Крови на ваших руках мало для уважения в их глазах.

– Видите, Михаил Семенович, – произнес император, – Лев Николаевич никогда не интриговал против вас лично.

– Меня, признаться, это совершенно не греет.

– А уголь вас будет греть? – поинтересовался граф.

– Какой уголь?

– Из бассейна в нижнем течении Дона и его правых притоков. Я с вами и хотел поговорить о том, что желаю провести модернизацию шахт. Тех, что в вашем владении и управлении. А Николай Павлович готов выделить денег из казны на эти нужды.

– Железные векселя. – поправил графа император.

– Чем вам так глянулись именно мои шахты? – нахмурился Воронцов.

– Я хочу компенсировать вам те неприятности, которые по моей вине с вами приключились. Я вам не враг и не желаю, чтобы между нами лежала тухлая черная кошка.

Михаил Семенович фыркнул.

Нервно, но уже не раздраженно. А потом спросил:

– И что конкретно вы предлагаете по шахтам?

Ну дело на лад и пошло.

Граф ему предложил точно такой же комплекс мер, который в Казанском университете разрабатывался для развития добычи угля к северу от Перми. Включая ручной электрический отбойный молоток, созданный Якоби по заказу графа.

Какая-то четверть часа беседы и из чуть ли не врага Лев превратился в партнера Воронцова. Ну а что? В пять раз увеличить добычу просто за счет организации труда – это не шутки. Граф же хорошо помнил идеи, на которых базировалось «чудо Стаханова», пошедшее потом в массы.

Принцип сбалансированной команды был не нов, но на добыче угля применялся в России впервые. Оказалось, что при разделении труда и правильном сочетании разных специалистов можно добиться в разы большей производительности, чем если каждый шахтер будет сам и рубить, и подкреплять, и грузить и так далее.

Так – слово за слово – сговорились.

Но при условии, что граф также подключится к программе Воронцова по развитию Черноморского судоходства. Император отмалчивался и наблюдал. Видимо, боялся спугнуть.

Лев же «на гора» и выдал идею разработки типового пароходика, чтобы и грузы возить, и людей. А в случае войны выступать как военно-транспортное судно широкого профиля, обеспечивая армию и флот.

Но потом.

Что вполне устроило Воронцова. Главное, Лев дал слово в присутствии императора. Таким не манкируют…

– Желаете подняться на борт? – поинтересовался Дональд, вырывая Николая Николаевича из собственных мыслей. Залюбовался он клипером. Залюбовался.

– А? Да, пожалуй, – согласился Николай Николаевич и проследовал за судостроителем на ялик.

Сел в него.

И довольно быстро оказался на борту «Ласточки». Именно так его брат решил называть корабли этого типа – в честь не хищных птиц.

Прошелся по палубе.

– Скорее бы в море… – тяжело вздохнув, произнес он.

– Война на носу. – заметил Дональд.

– Поэтому и тороплю.

– Это и гнетет. Я его строил-строил, а англичане захватят… обидно. Понимаете?

– Понимаю. Обидно будет, – согласился Николай Николаевич. – Поэтому очень важно, чтобы они его догнать не могли. Вы уж постарайтесь.

– Османы будут воевать тоже против нас. Проливы перекроют.

– Ничего страшного. Год-другой походит на других маршрутах. Например, обеспечивая продовольствием наш Дальний восток, подвозя его из Центральной и Южной Америки. Там присутствие англичан и французов минимально. А если кто и появится – то надобно уметь убежать. Поэтому скорость очень важно.

– Надобно… легко сказать…

– Если бы это было легко сделать, мой брат бы не искал одного из лучших судостроителей, – улыбнулся Николай Николаевич.

– Лесть, конечно, приятна… но… хм… все равно приятна. – улыбнулся Маккей.

– Всегда пожалуйста. Вам льстить мне самому приятно. Есть за что. Кстати, второй большой эллинг вы когда завершите?

– К осени, может быть, к концу года.

– А сухой док? Я видел, что вы его уже активно копаете.

– Сложно сказать. Разнорабочие с лопатами освободились, я их туда и отправил. Там же все бетонировать еще надо. Шлюзовые ворота ставить. Насосы. Паровые машины для них ваш брат, кстати, пока не поставил.

– Я потороплю его.

– Вы уж поторопите. Хотя даже так, едва ли получится что-то завершить раньше поздней осени. Лучше ориентироваться на весну.

– А малые эллинги?

– Это все потом. Даже не начинали. – отмахнулся Дональд Маккей.

Николай Николаевич кивнул, принимая ответ.

Вдохнул полной грудью.

Огляделся.

И улыбнулся, заметив ветряные мельницы на горе. Радовали они его. Сами по себе. Безотносительно к чему бы то ни было. Красиво.

Где-то в семи верстах к югу от Анапы на приличной высоте строился их конгломерат. К которому тянулась железная дорога с третьим рельсом, таким – зубчиками, чтобы в гору паровозу было легче взбираться.

Мельницы туда взгромоздили из-за того, что перепад высот давал ветер. Всегда. Из-за чего те самые ветряные мельницы и выглядели интересным решением для организации массового помола зерна перед его экспортом.

Сначала он хотел поставить простые. Потом это все модернизировать, планируя довести помол зерна до семидесяти-восьмидесяти тысяч тонн в год с минимальными издержками. А если тут пойдет все, то вообще все возвышенности между Анапой и Новороссийском утыкать ветряками, и даже строящиеся валы Малинового хребта ими оснастить.

Муторно.

Но вполне оправдано. Главное не делать каких-то трудных для ремонта и обслуживания решений. Для чего? Так может все на помол зерна и пускать. Глупо ведь его просто так вывозить…

* * *

Тем временем сам Лев наблюдает за одним очень неожиданным и необычным делом. А именно за прогревом головки калоризаторного двигателя.

Сделал он его на чистой импровизации.

Что-то вспомнил.

Что-то придумал.

Один большой цилиндр из ковкого чугуна. Сверху щели для продувки воздухом, снизу – выпускные. Нижние открывались поршнем, когда он опускался на три четверти, верхние – золотником через штангу.

Впрыск топлива через форсунку и плунжерный насос. Небольшой такой цилиндр из стали с поршнем и парой клапанов, с приводом от кулачкового механизма.

Воспламенение топлива происходило от нагретого элемента в головке цилиндра: калоризатора. Собственно, там только он и форсунка и находились. Сжатие всего 4-кратное, поэтому плунжерный насос можно натурально «пальцем делать», как и весь двигатель. Здесь и допусков в одну точку[7] – за глаза. Да, мощность упадет, а расход вырастит, но работать будет. Лев Николаевич, впрочем, мог себе позволить роскошь изготавливать такие двигатели, «ловя сотки», то есть, до 1/20 точки[8]. Что открывало невероятные возможности…

Подача топлива, кстати, шла самотека к насосу.

Водяное охлаждение термосифонное… ну, то есть, горячая вода уходила вверх, замещаясь снизу более холодной из радиатора. Который он «слепил» по типу привычного ему щелевого, только погрубее…

И все.

Двигатель простой как мычание.

Ресурс, конечно, явно похуже, чем у паровика. Но он был реально ОЧЕНЬ прост в изготовлении и обслуживании. Крупные чугунные детали. Чуть-чуть стали и меди… Мощности, правда, сильно ограниченные. Ну да и ладно. Даже двадцать лошадей будет за счастье, если на его базе сделать простенький трактор… много простеньких тракторов… А уж пятьдесят-семьдесят и подавно…

– Ну что, вроде прогрелось всё, – произнес Черепанов, наблюдая за калоризатором. Его в этом двигателе можно было выкручивать для прогрева на костре.

– Ты когда роман уже напишешь[9]? – ляпнул непонятно почему граф.

– А-а-а? – ошалело переспросил Мирон Ефимович.

– Не обращай внимания, – отмахнулся Лев Николаевич. – Задумался я. Запускай. Давай поглядим, что у нас получилось…

[1] Это так и было. На 1850 год кораблей водоизмещением в 10000 тонн еще не было. Самыми крупными были линейные парусные корабли 1-ого ранга, достигавшие 5000–5500 тонн. Маккей сумел шагнуть дальше из-за применения металлического набора, то есть, поступив так, как в истории и случилось, просто лет на сколько-то пораньше.

[2] Лев не стал вводить ломающий язык термин «винджаммер», оставив «клипер», так как винджаммер по своей сути просто большой клипер. К тому же клипер уже бытовал, а винджаммер – англицизм, который ему вводить было не с руки.

[3] С подачи Льва Николаевича Маркотхиский хребет переименовали в Малиновый. Ему просто надоело язык ломать.

[4] Ураган начинается с 33 м/с.

[5] Здесь автор описывает реализуемую в настоящее время решение с некоторой корректировкой, так как столько железобетона у него попросту не имелось.

[6] На момент разговора доходный дом еще не был взорван.

[7] Точка – это 0,254 мм.

[8] 1/20 точки это 0,0127 мм.

[9] Не обращайте внимания, это мини-пасхалка для одного конкретного человека. ^_^

Часть 3

Глава 6

1850, июнь, 12–13. Астрахань

– Тут у нас экипаж, как я погляжу, – улыбнувшись, произнес Лев Николаевич, прохаживаясь по причалу.

Морячки, вытянувшись во фрунт, смотрели на него с недоверием и сомнением. О том, что граф бывший кавалерист, они уже все знали. И относились соответственно.

Да – капитан-лейтенант.

Но… конный.

В шутку даже называли командиром подводного эскадрона, намекая на способности к управлению кораблем. И это чувствовалось. Все же по утвердившейся практике требовалось лет пять-шесть провести в плаваниях для звания капитан-лейтенанта, минимум. А тут… нулевый морячок образовался. И смех и грех.

– Ну Михаил Петрович… ну жопа с ручкой… – пробурчал граф, наблюдая эту идиллическую картину.

– Что вы говорите? – спросил командир корабля, состоящий в чине лейтенанта. То есть, на ступень ниже.

– Я говорю, что морской министр удружил мне. На кой бес он меня во флот тянул – ума не приложу. Я же отказывался. Нет. Через Государя продавил перевод.

– Так уж и отказывались? – с трудом сдерживая улыбку, переспросил лейтенант.

– Да зачем мне это? Пушки делать с паровыми машинами да корабли строить мне нравится. Да. Дело хорошее. Самому же на них ходить… так-то недурно. А строить их когда? Я же не Фигаро, чтобы быть и там, и тут. Мда.

Лейтенант промолчал.

Граф же прогулялся еще по причалу, осматривая людей. Вздохнул. И повернувшись к пароходу, поинтересовался:

– Машины тут какие?

– Сотня лошадей! – горделиво доложился командир.

– Угу. Одинарного действия?

– Они.

– А котлы какие? Цилиндрические, с одной жаровой трубой?

– Так точно. Четыре таких котла.

– Дрова загружены? Вода заправлена?

– Так точно, господин капитан-лейтенант. – произнес он, вроде как нормально, но чувствовались нотки издевки, едва различимые, впрочем.

– Сколько времени прогрев до полного пара займет?

– Полчаса, не меньше.

– Мне нужна ваша помощь. Подскажите, где в дельте есть подходящий участок для организации мерной мили? Или лучше выйти в акваторию моря?

– Можно и в дельте, – чуть помедлив, ответил лейтенант. – Вот тут. Но для чего?

– Будем менять котлы и машины. На нефтяные. Чтобы лопатами не махать. Вот и понять требуется, насколько ход увеличится. По-хорошему бы и расход замерить. Какой запас хода у вас?

– Все зависит от загрузки. Порожняком – одна, в грузе – другая.

– До форта Ново-Петровское и обратно дойдем? Если без парусов вовсе.

– Нет. – покачал головой лейтенант.

– А если вместо грузов уголь возьмем?

– А какой в этом смысл?

– Дойдем?

– Должны.

– Тогда загружайтесь. Я хочу точно знать запасы топлива и воды, чтобы по итогам вояжа провести подсчеты.

– Лев Николаевич, а как же… – растерялся лейтенант.

– Приказом адмирала Лазарева Михаила Петровича я назначен командиром над военными пароходами Каспийской флотилии. Так что это мой приказ. Если желаете – письменно все оформлю.

– Будьте любезны. Мне ведь лишка не выдадут просто так.

– Бюрократы… – фыркнул Толстой.

А потом открыл планшет. И расположившись на тумбе, начал чин по чину оформлять приказ. Дескать, загрузить максимальное количество топлива, сверх обычной бункеровки, в мешках и навалом для проведения ходовых испытаний.

– Вот. Держите. Сколько вам потребуется времени?

– К вечеру должны управиться.

– Хорошо. Тогда грузитесь и отдыхайте. Завтра поутру и выйдем. Дадим копоти, – усмехнулся граф. – Посмотрим, что эта малышка выжмет.

На этом и распрощались.

И уже уходя, он краем уха услышал, как заворчали моряки. Заниматься лишней погрузкой не хотелось никому. Но не сильно разошлись в злословии, так как лейтенант их одернул. Моряк изо Льва был, конечно, аховый в их представлении. Но репутация отчаянного и успешного головореза у него по всей армии уже шла. Да и та дуэль на канделябрах пересказывалась…

До конца дня Лев Николаевич посетил еще два парохода, вверенные ему под командование. Мало чем отличавшиеся от «Кубы», назначенной для испытаний.

На самом деле – странное решение Лазарева.

Все эти служивые моряки, глядючи на графа, сходились во мнении, что его нельзя ставить командовать даже шлюпкой. Ибо совсем неопытный в их делах.

Может, и толковый.

Тут возражение обычно не имелось. Как и по храбрости. Святой Георгий, полученный не за выслугу[1], а за бой, вкупе с «клюквой» говорили о многом. Но совсем уже морского дела не знающий. Отчего и капитан-лейтенант выглядел карикатурно, да еще занимающий пост командира Каспийского отряда пароходов.

Лев Николаевич, впрочем, никак старался не реагировать.

Знал.

Понимал.

И даже в чем-то с ними соглашался.

Ему этот перевод на флот был, что козе баян, попу гармонь и икона папуасу. Но против воли императора решил не идти. Благо, что он не спешил принуждать графа к действительной морской службе по-настоящему…

– Доброе утро, – поздоровался граф, поднимаясь на борт парохода.

Матросы гаркнули приветствие.

Выспавшиеся.

Пароход сидел в воде глубоко. И зайдя на палубу, стало понятно почему – всюду находился уголь и дрова. Где-то вязанками, где-то в мешках, где-то в корзинах.

– Доброе утро, Лев Николаевич. – произнес лейтенант. – Эти люди пойдут с вами? – кивнул он бойцов сопровождения.

– Да, конечно. После четырех покушений я стал несколько мнительным.

– Четырех? – немало удивился командир корабля, да и матросики ушки навострили.

– Мою голову заказывали горцам, провоцировали мою перестрелку с Третьим отделением, подставляя меня подложным враньем, подсылали на всю голову ушибленного поляка и даже взрывали доходный дом, в котором я останавливался.

– Но… кто⁈ Кто все это делал⁈ – ахнул лейтенант.

– Англичане.

– Зачем? – удивился уже мичман, бывший на этом пароходе старпомом.

– Я организовал много всего, что может подорвать могущество Великобритании на морях. Одна новая пушка чего стоит. Ей можно буквально рвать современные линейные корабли. Отправляя на дно с нескольких попаданий.

– Но как же честь⁈ Как они могли⁈

– Какая честь? – усмехнулся Лев Николаевич. – Это же англичане. Самые горькие в истории работорговцы и наркоторговцы, скопившие свои первоначальные капиталы обычным пиратством. Что вы так на меня смотрите? Испанцы в XVI веке говорили, что английские пираты заходят по каналам прямо в спальню королевы Елизаветы. Она тогда правила.

– Какая пошлость… – покачал головой лейтенант.

– Вы думаете?

– Да. Конечно. Как можно так говорить о королеве?

– Ну… если она посылает десятки, а порой и сотни пиратских кораблей, чтобы грабить ваш торговый флот и разорять побережье… даже не знаю. Да простят меня небеса, но испанцы в таких словах еще высшую форму словесной дисциплины и такта проявляли. Так-то англичане в своей сущности были обычными висельниками, просто нацепившими красивую форму.

Моряки переглянулись.

Давненько они не встречали настолько негативно настроенного к англичанам моряка. Ну, хотя бы формально моряка. Впрочем, четыре покушения не шутки.

– Андрей, – крикнул граф одного из бойцов, – возьми Петра и осмотри корабль. Люди надежные, но мало ли.

– Так точно! – козырнул он, и парочка отправилась в трюм.

– Вы серьезно? – ахнул лейтенант.

– Жизнь быстро учит тех, кто не желает глупой смерти, – пожал плечами Лев Николаевич.

Моряки промолчали.

Граф же подошел к борту и стал насвистывать мелодию знаменитой песенки из кинофильма «17 мгновений весны». Спокойно. Равнодушно. Невозмутимо.

Его сопровождающие вели себя так же.

Ровно.

Нейтрально…

– Лев Николаевич, – наконец, донеслось от трюма.

– Все чисто?

– Нет. Прошу.

– Там ничего не может быть! – взвился лейтенант.

– Так пойдемте вместе взглянем.

Прошли.

Пробрались через завалы к самой машине. Чуть-чуть протиснулись. И оказались возле правого вала гребного колеса.

– И что вы тут нашли? – поинтересовался командир корабля.

– Вот. Видите? Эта нить идет вот так сюда. – показал Андрей пальцем. – Здесь катушка. Здесь детонатор. А тут три бочонка с порохом. Прямо в дровах уложены.

– На сколько бы хватило нити?

– Она тонкая и…

– Насколько?

– Часа на два-три.

– Мы бы ушли из дельты и оказались бы довольно далеко от берега. – пояснил лейтенант.

Бледный.

До ужаса просто. Казалось, что его удар хватил… или вот-вот хватит.

Аккуратно обрезали нитку.

Удалили химический детонатор.

И стали разводить пары.

– Ума не приложу, откуда все это. – прошептал лейтенант, стоя на корме рядом с графом.

– Где спали ваши молодцы?

– В казарме. Я, как завершил погрузку и проверку, увел их туда отдыхать. Да вы их видели. Это совсем недалеко.

– А корабль кто караулил?

– Часовой. Его выставляют по запросу. Обычно мы сами охраняем. По двое-трое остаемся на пароходе. А тут я всех отдыхать отправил перед напряженным испытанием. – виновато произнес лейтенант.

– Часовой один?

– В пост ставят одного, но со сменой караула.

– Мда… Выяснить, кто стоял ночью. И на гауптвахту. В разные камеры, чтобы не сговаривались. – произнес граф.

А потом спохватился.

Достал свой планшет и написал приказ. Авторитета на флоте у него пока не имелось, поэтому устные распоряжения работали никак. Ну, почти. Вот и приходилось все оформлять чин по чину.

Мичман принял от него бумагу и убежал в управление порта. А когда обернулся, так и тронулись, начав плавно выгребать по течению. Бойцы же сопровождения бдели. И, при общей расслабленности внимательно наблюдали за кустами и зарослями на берегу.

– Слава богу, прошли, – перекрестившись, произнес лейтенант, когда до окончания дельты Волги осталось совсем немного.

– Не говорите гоп, – буркнул Лев Николаевич и указал куда-то рукой.

Командир корабля повернулся.

Прищурился.

Поднял зрительную трубу и крепко пояснил за эротические приключения противоестественного толка этих приближающихся на лодках людей.

Длинных. Узких. С дюжиной банок, то есть, весельных пар. На коротких дистанциях да с опытными гребцами они очень хорошо разгонялись. Пароходу с его чих-пых скоростями не уйти.

А рядом, почти следом, из зарослей выскочила вторая такая… и третья… пятая. Это был явный перехват. Попытка.

– Огонь по готовности. – равнодушно произнес граф.

Пару секунд спустя его бойцы начали стрелять – ударив несколько вразнобой, но почти что залпом. Спустя секунд пятнадцать – снова.

Да, металлических унитарных патронов пока еще не применяли. Но и так получилось неплохо.

Опускали скобу, открывая патронник. Из подсумка брали льняной картридж с порохом и пулей, закидывая его заподлицо в казенную часть ствола. Поднимали скобу, запирая затвор. Ставили курок на полувзвод. Надевали капсюль на брандтрубку. Переводили курок на полный взвод. Прикладывались. Целились. И стреляли.

Пятнадцать секунд на все про все – еще медленно.

Расслабились.

На полигоне они выдавали по шесть выстрелов в минуту…

И новый залп.

И еще.

И опять.

А лихие ребята, что пытались навалиться на корабль, буквально осыпались в воду он попаданий. Почти каждый выстрел – в цель. Слишком уж они скучены. Да еще и стрельба продольная – один увернулся, стоящий за ним поймал.

Минута.

Человек двадцать повыбил, парализовав первые две лодки. Остальные, видя губительность огня, резко отвернули и попытались скрыться. Но люди графа продолжали стрелять. Как в тире… еще две минуты, стараясь «раздать подарки» на все лодки. Замедляя их и не давая уйти. Заодно сам пароход заложил крутой маневр, сменив курс, начав их догонять.

В ответ они тоже стреляли.

Ну… как могли.

Куда-то туда. С двухсот – трехсот метров из гладкоствольного оружия на мелких и легких лодках стрелять очень непросто. Только фальшборт слегка повредили.

Пять минут.

– Стоп машины. – скомандовал граф.

– Есть, – козырнул лейтенант.

Бледный.

Несмотря на долгую службу, он впервые попадал в такую перестрелку.

– Полный назад. Чтобы остановить инерцию.

– Так точно! – без всякой издевки ответил командир корабля

Еще несколько минут.

Тишина.

Ну, кроме стонов в лодках.

Граф же словно воздух нюхал и прислушивался, пытаясь понять – есть ли еще засада. Его же бойцы распаковывали цинку с патронами.

Гильзы изо льна и бумаги. Отсыревают. Вот, заранее заготовленные выстрелы и укладывали в оцинкованные жестяные ящики. Так-то у них имелась оснастка, чтобы сами их изготовлять, и расходники. Но и цинки с собой прихватили. Все ж пиратство на Каспии еще не изжили окончательно…

– Поверить не могу, – тихо бурчал лейтенант, разглядывая это побоище. – Как они осмелились тут!

– Я вообще удивлен, что они только тут решились, – хохотнул Лев Николаевич. – После того как император заявил, что я делаю паровые машины и пушки лучше английских в присутствии послов… демонстративно переведя на флот.

– Боже… боже…

– Да, бросьте. Это война.

– ЭТО?

– В тылу она самая сложная, друг мой, – мрачно произнес граф.

После чего его бойцы занялись зачисткой лодок. Требовалось обыскать убитых, допросить, кого еще можно, а потом добить и выбросив за борт. То есть, очистить лодки. Да и их сами притопить. Толковые, да, но тащить их с собой было совсем не с руки…

Морячкам же на все это пришлось смотреть.

Проникаясь.

Ужасом… они-то к такой войне были совершенно не привыкшие…

[1] В те годы Св. Георгий 4 степени вручали и за выслугу лет беспорочную.

Часть 3

Глава 7

1850, июнь, 18. Форт Петровский

Нежно накатывал прибой на песчаный пляж.

Деликатно какали чайки, стараясь не оставить ни одного человека без своего подарка.

Припекало.

Не сильно. Вполне подходяще для того, чтобы на берегу было свежо и приятно находиться, но не холодно и не жарко.

Лев отхлебнул чая, и поставив чашку на столик, поглядел на Шамиля. Да… испытание ходовых качеств парохода пришлось прервать. Точнее, изменить, направившись не в форт Ново-Петровский на восточном берегу Каспия, а в Петровский на западном. Который чем дальше, тем больше становился чем-то вроде главного порта бывшего имамата.

Шамиль, к счастью, был неподалеку – решал хозяйственные вопросы. Поэтому отозвался на приглашение охотно и быстро.

– Я смотрю у вас новая форма.

– В моряки записали, да… – кивнул граф.

– А отчего саблю забрали? Разве моряки не джигиты?

– Такой обычай, – развел руками Лев Николаевич. – Дескать, моряки и без оружия опасны. Видимо, император считает, что в случае абордажа мы должны зубами грызть своих врагов.

– Шутка. Понимаю. Смешно, – улыбнулся он чуть-чуть.