Текст книги "От лжекапитализма к тоталитаризму!"

Автор книги: Михаил Антонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 51 страниц)

От победы к победе – и… в тупик

Эксперт Горбачёв-фонда Валерий Соловей, не раз пугавший нас скорой социальной катастрофой, говорил о цикличности русской истории. Дескать, Россия развивается по схеме: «давящее государство – восстание против него и анархия – усталость от неё – и снова возвращение к государству».

Почему у нас новый строй не прилагает свои достижения к тому, что было создано предыдущим строем, а разрушает доставшееся наследство почти до основания и начинает своё созидание чуть ли не с нуля? Откуда такие социальные скачки? В России ждали, что вслед за нашей революцией поднимутся народы других стран, произойдёт мировая революция, и на всей Земле наступит счастливая жизнь без угнетателей и эксплуататоров. И ради этой великой цели наши люди ничего не жалели.

Но ведь и на Западе часть «низов» тоже выступала за мировую революцию, однако случились всего несколько революционных порывов, которые господствующими элитами были подавлены, – и установился классовый мир, время от времени нарушавшийся лишь забастовками с требованием повышения заработной платы и улучшения условий труда и быта. На повторение советского опыта ни в одной из стран Запада революционеры не решились. Почему?

Потому что там даже и недовольные условиями жизни не покушались на базовые ценности своих народов.

А в России нет национального консенсуса, противоборствующие стороны в решающий момент становятся антагонистами, отрицающими друг друга и в теории, и в практической борьбе.

Почему либералы в России сейчас выступают за «примирение», за национальное согласие? Не потому, что стали вдруг добренькими и любящими, а потому, что почувствовали: борьбу за восстановление в нашей стране они проиграли, недалёк час расплаты. Вот они и затаились.

А что должно быть базовыми ценностями? Для России – национальная независимость и социальная справедливость.

История поставила вопрос: можно ли построить в одной стране, не рассчитывая на мировую революцию, общество, сохраняющее национальную независимость, отвечающее духу нации и обеспечивающее справедливый строй? Иными словами, создать свою самобытную цивилизацию?

Мы не смогли делом ответить на него ни в 30-е годы, ни впоследствии, ограничившись жаркими дискуссиями и схватками и только подступами к практическому решению задачи. Не оказалось у нас зрелых умов и интеллектуальной воли.

Как писал известный поэт Коган:

«…впопыхах

Плохие песни мы сложили

О поразительных делах».

Но даже ослабленный из-за отсутствия теории Советский Союз оставался ещё могущественным государством, и Запад готовился ещё много лет вести с ним борьбу. Для того, чтобы его сокрушить, внутренним врагам, оказавшимся у руля партии и государства, пришлось прибегнуть к искусственному созданию голода и вообще всяких дефицитов, к перекачке наших ресурсов за рубеж, даже к прямому вредительству, устройству катастроф и пр. Без этого предательства «верхов» и правящей партии у СССР ещё оставался шанс ликвидировать отставание теории и обеспечить новый взлёт страны.

Но история оказалась к нам суровой. Советский строй, шедший от победы к победе, неожиданно для всего мира, в том числе и для советских людей, потерпел крах. И это стало трагедией для всего мира, в особенности для трудящихся всех стран, в чём нам ещё предстоит убедиться в последующих главах.

Был такой финал неизбежным или он стал следствием сочетания ряда неблагоприятных для нас обстоятельств? Возможно ли вообще построение нового общества, создание новой цивилизации в одной стране, находящейся в сложных условиях на мировой арене, даже во враждебном окружении?

Глава 2
Историческая миссия Бенито Муссолини

Яркая звезда – ответ на вызов эпохи

Бенито Муссолини (1883–1945), выходец из «низов» (сын деревенского кузнеца и учительницы), стал диктатором Италии и лидером одного из определяющих политических движений в мире 20 – 40-х годов XX века. Долгие годы он был кумиром миллионов, многие почитали его как Бога или, по крайней мере, как посланца Провидения. Им восхищались политики, художники и интеллектуалы мирового уровня. Ему воздавали хвалу Черчилль и Рузвельт, римский папа Пий XII, поэт д, Аннунцио и дирижёр Тосканини. Но связь с немецким национал-социализмом и лично с Гитлером, обусловленная не общностью идеологии, а неблагоприятным для Италии стечением обстоятельств, повисла тяжёлой гирей на его ногах. Она привела его к гибели и к зачислению в ряды врагов человечества, сделала символом позора и надолго увлекла в пучину забвения. И лишь спустя десятилетия он вновь стал объектом пристального внимания со стороны историков и политиков. О нём сейчас уже существует богатая литература на многих языках мира. В частности, на русском языке вышли книги:

Ильинский М.М. Жизнь и смерть Бенито Муссолини (М., 2000); Белоусов Л.С. Муссолини. Диктатура и демагогия (М., 1993); Мэк Смит Д. Муссолини (М., Нью-Йорк, 1995); Ридли Дж. Муссолини (М., 1999); Хибберт К. Бенито Муссолини (М., 2001). Изданы и главный труд самого Муссолини «Доктрина фашизма», и часть его мемуаров.

Как бы ни относиться к Муссолини, он вошёл во всемирную историю как основоположник фашизма – нового учения об обществе, которое быстро укоренилось в Италии и стало распространяться по миру как некий «третий путь» между капитализмом и космополитическим (интернациональным) коммунизмом. Он создал и первое в мире корпоративное государство, ставшее в той или иной мере образцом для ряда ведущих мировых держав в 20 – 30-е годы XX века. В ряде серьёзных исследований убедительно показано, что итальянский фашизм – это одно, а гитлеризм – совсем другое.

Сам Муссолини мнил себя пророком, спасителем Отечества, призванным возродить его величие и славу. Во время мюнхенского сговора, решившего печальную участь Чехословакии, он чувствовал себя вершителем судеб Европы. Но, как и все те, кто самочинно возлагает на себя миссию пророка, заблуждался, и это дорого ему обошлось.

Муссолини с гордостью говорил, что он сотворил себя сам. Да, он, выходец из самых низов, получил диплом учителя. Стремясь избежать мобилизации в армию, он эмигрировал в Швейцарию, где ему пришлось зарабатывать на жизнь, трудясь то каменщиком, то чернорабочим. Порой он голодал, ночевал на улице, под мостом, в картонных коробках. Его сажали в тюрьму, высылали из страны. Пробовал он себя и на поприще журналистики. Но он много читал, а встреча с Анжеликой Балабановой, одной из близких знакомых российского эмигранта Ленина, проживавшего тогда в Швейцарии, сыграла не последнюю роль в становлении Муссолини как сторонника социализма. Поэтому, вернувшись в Италию, он начал свою политическую карьеру в рядах Итальянской социалистической партии (из которой он был исключён в 1914 году).

В армии ему всё же послужить пришлось. Но во время учений взорвался миномёт, четверо солдат были убиты на месте, пятый – Муссолини – получил более сорока осколков. Так что и солдатское житьё-бытьё было ему знакомо не по чужим рассказам.

Но не только сам Муссолини ковал свою судьбу. Обстановка в мире после первой мировой войны требовала появления таких деятелей, которые были бы способны создать условия для проведения назревших общественных преобразований – завершения перехода от классического капитализма свободной конкуренции к монополистическому капитализму и империализму, но без новых революционных потрясений.

После первой мировой войны почти во всех воевавших странах ненависть широких народных масс к тем, кто развязал эту недавнюю бойню, разруха, безработица, резкое падение жизненного уровня привели к возникновению революционной ситуации. Лозунг «Сделать, как в России!» повсюду становился знаменем миллионов трудящихся. Пример России показывал правящим классам Европы, чем может для них обернуться попытка насильственного подавления недовольства обездоленных.

Правящей элите Европы нужно было найти таких деятелей, которые могли бы оседлать революционное рабоче-крестьянское движение, ввести его в приемлемые рамки и ценой минимальных потерь для крупного капитала обеспечить хотя бы на несколько лет политическую стабильность в обществе.

И такие деятели появились. В Италии эта роль выпала на долю Муссолини, создавшего в 1919 году Фашистскую партию (то есть «Партию боевых друзей», «Партию товарищей»).

Но почему именно он? Потому, что он был не просто голосом фронтовиков, а и выдающимся оратором, который в своей речи или статье был способен соединить доходчивость и пафос, воодушевляя слушателей, ибо сам искренне верил в справедливость того, что он говорил и писал. Муссолини верил, что только созданное им учение и организованная им партия приведут Италию к расцвету. Он мог вчера говорить одно, завтра другое, но и то и другое одинаково искренне. В моральном отношении (как, впрочем, и в бытовом) он не был образцом и сам признавался, что испытывает отвращение к нравственности. Он был демагог, носитель множества пороков. Однако авантюризм сочетался у него с трезвым расчётом, романтизм – с прагматизмом.

Главное же – в том, что он великолепно чувствовал настроение и ожидания тех, к кому обращался. Он умел показать себя «своими парнем», но стоящим выше слушателей и читателей, то есть бывшим как бы их мозгом, и направить их чувства, а когда надо – и действия в нужное для него русло.

Балабанова впоследствии упрекала Муссолини в том, что его «социализм» основан не на сострадании к угнетённым, а на стремлении стать их вожаком и захватить власть, на желании радикально изменить своё положение в обществе и отомстить тем, кто жил лучше него. Общаясь с рабочими, он не желал вновь стать одним из них, а хватался за любую «интеллектуальную» работу. Но, думается, вряд ли среди лидеров революционных движений мы найдём ангелов. Ни Ленин, ни сама Балабанова, кажется, тоже не помышляли стать рабочими.

Да, Муссолини хотел выбиться из «низов», а затем и возмечтал о власти. Но ненависть к богатым осталась у него в душе навсегда, и он хотел бы, чтобы в Италии никто не мог бы владеть большим поместьем или жить во дворце. Выполняя заказ Истории и опираясь на поддержку крупного капитала, он не стал простым исполнителем воли правящих классов, а сумел и их впрячь в колесницу, призванную везти Италию по пути прогресса, каким он этот путь себе представлял. Каким бы эгоистом он ни был, всё же он не отделял себя от Италии, служению которой он себя посвятил, мечтал сделать её великой, достойной признанного во всём мире величественного имперского прошлого (а это его представление о величии нации в целом совпадало с представлением массы обывателей). И вот этой верностью стране и необыкновенным даром ощущать настроения масс объясняется поддержка его массами.

В сознании большинства наших современников слово «фашист» однозначно связывается с такими понятиями, как бесчеловечность, насилие над личностью, пренебрежение моралью и т. д. Словом, фашист – это бандит во власти, и жизнь в фашистском государстве – это жалкое, ничем и никем не гарантированное существование, которое бандит, олицетворяющий власть, может прервать в любой момент. Писатель Эдуард Лимонов, приехав в США, был такого же мнения о фашизме, но, получив возможность смотреть документальные фильмы о жизни Италии в 20 – 30-е годы, увидел огромную массу молодых, весёлых, счастливых и сильных итальянцев. О том же говорили политолог Александр Дугин и автор телевизионного фильма «Личная жизнь Бенито Муссолини» Андрей Нянькин.

В чём же состояла историческая миссия фашистского диктатора? Вот как излагал доктрину фашизма его создатель, а не советские и постсоветские, особенно либеральные, «популяризаторы», публицисты и критики.

Муссолини напоминает, что после первой мировой войны из общих трофеев победителей Италии досталось совсем немного – южный Тироль, часть Истрии и ещё кое-что из мелочей. Экономическое положение страны было очень тяжёлым. И в Италии, особенно среди фронтовиков, было распространено убеждение в том, что «плоды победы в первой мировой войне у нас были похищены бывшими союзниками и экстремистами внутри страны». Всеобщим мнением становилось то, что преодоление трудностей послевоенных 20-х годов не по силам слабому либеральному режиму. Всё чаще можно было услышать: «люди устали от свободы» – нужны порядок, иерархия, дисциплина.

В Италии нарастал революционный подъём. В 1921 году была основана Итальянская коммунистическая партия. Муссолини был убеждён в том, что приход коммунистов к власти был бы для Италии бедствием, стана испытала бы ужасы гражданской войны и разгула космополитов, отрицавших все национальные святыни и традиции, как это произошло, по его мнению, в Советской России. Надо было срочно противопоставить космополитической идеологии коммунистов теорию, заимствующую всё ценное из учения социализма, но опирающуюся на национальные ценности. В своей газете «Il Popolo d'Italia» Муссолини писал в те дни, обращаясь и к народным массам, и к буржуазии, рассчитывавшей «оседлать» возникающее фашистское движение итальянских боевых дружин (fascio), поставить его себе на службу:

«Если буржуазия надеется найти в нас громоотвод, она ошибается. Мы должны идти навстречу труду… Мы хотим приучить рабочий класс к искусству управления…».

Именно Муссолини ввёл определение корпоративного государства:

«Разве не удивительно, что с первого дня… звучит слово «корпорация», которая в ходе революции должна обозначать одно из законодательных и социальных творений, лежащих в основе режима (подчёркнуто мной. – М.А.)?

На этой основе и возникла доктрина фашизма. Она вызвала восторг в определённых кругах общества, в том числе среди части российской белой эмиграции. Об этом можно судить по следующим цитатам из предисловия к русскому переводу «Доктрины фашизма» (Париж, 1938):

«Величайшим явлением в жизни народов послевоенного периода является фашизм…

В борьбе Итальянского народа против надвигающегося на страну кошмара красного коммунизма фашизм дал итальянской молодежи, передовому бойцу за национальное возрождение, идеологическую основу для этой борьбы.

Коммунистической идеологии была противопоставлена новая идеология национального государства, национальной солидарности, национального пафоса…

… Фашизм есть новое мировоззрение, новая философия, новая корпоративная экономика, новое государственное учение. Таким образом, отвечая на все вопросы человеческого общежития, фашизм вышел за рамки национальной Италии. В нем выработались и нашли свою формулировку общие положения, определяющие нарождающийся общественный уклад 20-го столетия, почему они приобрели универсальное значение. Другими словами, идейное содержание фашизма сделалось общим достоянием. Всякий народ имеет свой национализм и сам творит формы своего бытия; никакое подражание даже лучшим образцам недопустимо. Но основные идеи Итальянского фашизма оплодотворяют государственное строительство во всем мире».

Доктрина фашизма в формулировке Муссолини

В идеологическом отношении в Европе после первой мировой войны потеряли свой авторитет либеральные, демократические и абстрактно-социалистические теории и идеалы. Главными претендентами на роль идеологии нарождающегося корпоративного общества стали космополитический коммунизм и национальный социализм, корпоративизм. И будущее Европы, да и всего мира в немалой степени зависело от того, какое из этих учений возьмёт верх. И Муссолини формулирует свою доктрину, явно имея в виду своего главного противника и подчёркивая положительные отличия фашизма от коммунизма.

В то время как коммунистическая теория выставляла на первый план своё материалистическое понимание мира, Муссолини определяет фашизм как явление духовное:

«… фашизм не понять… если не рассматривать его в свете общего понимания жизни, т. е. понимания духовного… Для фашизма человек это индивид, единый с нацией, Отечеством, подчиняющийся моральному закону, связующему индивидов через традицию, историческую миссию, и парализующему жизненный инстинкт, ограниченный кругом мимолетного наслаждения, чтобы в сознании долга создать высшую жизнь, свободную от границ времени и пространства. В этой жизни индивид путем самоотрицания, жертвы частными интересами, даже подвигом смерти осуществляет чисто духовное бытие, в чем и заключается его человеческая ценность».

В то время, как в СССР Пушкина «сбрасывали с корабля современности» и призывали «во имя нашего завтра» сжечь Рафаэля и разрушить музеи, фашизм, возвеличивая человека активного, в то же время подчёркивал непреходящую ценность культуры:

«Фашизм желает человека активного, со всей энергией отдающегося действию, мужественно сознающего предстоящие ему трудности и готового их побороть. Он понимает жизнь, как борьбу, помня, что человеку следует завоевать себе достойную жизнь, создавая прежде всего из себя самого орудие (физическое, моральное, интеллектуальное) для ее устроения. Это верно как для отдельного человека, так и для нации и для человечества вообще.

Отсюда высокая оценка культуры во всех ее формах (искусство, религия, наука) и величайшее значение воспитания. Отсюда же основная ценность труда, которым человек побеждает природу и создает собственный мир (экономический, политический, моральный, интеллектуальный)».

Коммунисты отрицают «абстрактную», внеклассовую мораль, Муссолини формулирует своё моральное понятие жизни:

«Это положительное понимание жизни есть, очевидно, понимание этическое… Нет ничего в мире, что могло бы быть лишено своей моральной ценности. Поэтому фашист представляет себе жизнь серьезной, суровой, религиозной, полностью включенной в мир моральных и духовных сил. Фашист презирает «удобную жизнь»».

Коммунисты в СССР повели себя как воинствующие безбожники, объявившие войну религии и Церкви. В Италии, стране традиционно католической, такая позиция советских коммунистов не могла вызвать сочувствия. А Муссолини, вдобавок ко всему, пришлось решать пресловутый «римский вопрос»: он восстановил светское государство римского папы Ватикан, и взамен добился одобрения его деятельности со стороны католической церкви. Муссолини называет фашизм религиозным течением, но фактически трактует его как светскую, гражданскую религию:

«Фашизм концепция религиозная; в ней человек рассматривается в его имманентном отношении к высшему закону, к объективной Воле, которая превышает отдельного индивида, делает его сознательным участником духовного общения…

Фашистское государство не остается безразличным перед религиозным явлением вообще и перед положительной религией, в частности, каковой в Италии является католицизм. Государство не имеет своей теологии, но оно имеет мораль. В фашистском государстве религия рассматривается, как одно из наиболее глубоких проявлений духа, поэтому она не только почитается, но пользуется защитой и покровительством. Фашистское государство не создало своего «Бога», как это сделал Робеспьер в момент крайнего бреда Конвента; оно не стремится тщетно, подобно большевизму, искоренить религию из народных душ. Фашизм чтит Бога аскетов, святых, героев, а также Бога, как его созерцает и к нему взывает наивное и примитивное сердце народа».

Основной упор Муссолини делает на антииндивидуалистическом, корпоративном понимании человека:

«Фашизм – концепция историческая, в которой человек рассматривается исключительно, как активный участник духовного процесса в семейной и социальной группе, в нации и в истории, где сотрудничают все нации. Отсюда огромное значение традиции в воспоминаниях, языке, обычаях, правилах социальной жизни.

Вне истории человек ничто. Поэтому фашизм выступает против всех индивидуалистических на материалистической базе абстракций 19-го века; он против всех утопий и якобинских новшеств. Он не верит в возможность «счастья» на земле, как это было в устремлениях экономической литературы 18-го века, и поэтому он отвергает все телеологические учения, согласно которым в известный период истории возможно окончательное устроение человеческого рода. Последнее равносильно поставлению себя вне истории и жизни, являющейся непрерывным течением и развитием…

Фашистская концепция государства антииндивидуалистична; фашизм признаёт признает индивида, поскольку он совпадает с государством, представляющим универсальное сознание и волю человека в его историческом существовании».

С особой силой Муссолини выступает против учения о социализме, основанного на классовой борьбе, и подчёркивает корпоративизм фашизма:

«Вне государства нет индивида, нет и групп (политических партий, обществ, профсоюзов, классов). Поэтому фашизм против социализма, который историческое развитие сводит к борьбе классов и не признает государственного единства, сливающего классы в единую экономическую и моральную реальность; равным образом фашизм против классового синдикализма.

Но в пределах правящего государства фашизм признает реальные требования, из которых берут начало социалистическое и профсоюзное движения, и реализует их в корпоративной системе интересов, согласованных в единстве государства».

Муссолини выступает против сложившегося буржуазного понимания демократии и нации:

«Индивиды составляют: классы соответственно категориям интересов, профсоюзы – соответственно различным, объединенным общим интересом сферам экономической деятельности но прежде и главнее всего они составляют государство. Последнее не является числом в виде суммы индивидов, образующих большинство народа. Поэтому фашизм против демократии, приравнивающей народ к большинству, и снижающей его до уровня многих.

Но он сам является настоящей формой демократии, если народ понимать, как должно, качественно, а не количественно, т. е. как наиболее мощную, моральную, истинную и последовательную идею. Эта идея осуществляется в народе через сознание и волю немногих, даже одного, и, как идеал, стремится осуществить в сознании и воле всех.

Именно тех, кто сообразно этнической природе и истории, образует нацию, будучи направляемы единым сознанием и волей по одной линии развития и духовного склада.

Нация не есть раса, или определенная географическая местность, но длящаяся в истории группа, т. е. множество, объединенное одной идеей, каковая есть воля к существованию и господству, т. е. самосознание, следовательно, и личность».

Соответственно он пересматривает и понятие государства, подчёркивая его этическое содержание:

«Эта высшая личность есть нация, поскольку она является государством. Не нация создает государство, как это провозглашает старое натуралистическое понимание, легшее в основу национальных государств 19-го века. Наоборот, государство создает нацию, давая волю, а следовательно, эффективное существование народу, сознающему собственное моральное единство…

Нация, в форме государства, есть этическая реальность, существующая и живущая, поскольку она развивается. Остановка в развитии есть смерть… Отсюда организация и экспансия, хотя бы в возможности…

Фашистское государство, высшая и самая мощная форма личности, есть сила, но сила духовная. Она синтезирует все формы моральной и интеллектуальной жизни человека. Поэтому государство невозможно ограничить задачами порядка и охраны, как этого хотел либерализм. Это не простой механизм, разграничивающий сферы предполагаемых индивидуальных свобод.

Государство есть внутренняя форма и норма, дисциплинирующая всю личность и охватывающая, как ее волю, так и разум… В результате фашизм не только законодатель и создатель учреждений, но воспитатель и двигатель духовной жизни. Он стремится переделать не форму человеческой жизни, но ее содержание, самого человека, характер, веру. Для этой цели он стремится к дисциплине и авторитету, проникающему дух человека и в нем бесспорно властвующему».

Муссолини – принципиальный противник пацифизма:

«Фашизм не верит в возможность и пользу постоянного мира… Поэтому он отвергает пацифизм, прикрывающий отказ от борьбы и боязнь жертвы. Только война напрягает до высшей степени все человеческие силы и налагает печать благородства на народы… Все другие испытания являются второстепенными, так как не ставят человека перед самим собой в выборе жизни или смерти… Таким образом, фашист принимает и любит жизнь; он отрицает и считает трусостью самоубийство; он понимает жизнь, как долг совершенствования, завоевания. Жизнь должна быть возвышенной и наполненной, переживаемой для себя самого, но главное для других, близких и далеких, настоящих и будущих».

Из этих предпосылок вытекают и нормы взаимоотношений, как между людьми, так и между народами:

«Фашист любит своего ближнего, но этот «ближний» не есть для него смутное и неуловимое представление; любовь к ближнему не устраняет необходимой воспитывающей суровости и тем более разборчивости и сдержанности в отношениях. Фашист отвергает мировые объятия и, живя в общении с цивилизованными народами, он не дает обмануть себя изменчивой и обманчивой внешностью; бдительный и недоверчивый он глядит им в глаза и следит за состоянием их духа и за сменой их интересов».

Муссолини – решительный противник теории классовой борьбы и других основополагающих понятий марксизма:

«Подобное понимание жизни приводит фашизм к решительному отрицанию доктрины, составляющей основу, так называемого, научного социализма Маркса; доктрины исторического материализма, согласно которой история человеческой цивилизации объясняется исключительно борьбой интересов различных социальных групп и изменениями средств и орудий производства. Никто не отрицает, что экономические факторы – открытие сырьевых ресурсов, новые методы работы, научные изобретения – имеют свое значение, но абсурдно допускать, что их достаточно для объяснения человеческой истории без учета других факторов. Теперь и всегда фашизм верит в святость и героизм, т. е. в действия, в которых отсутствует всякий – отдаленный или близкий – экономический мотив.

Отринув исторический материализм, согласно которому люди представляются только статистами истории, появляющимися и скрывающимися на поверхности жизни, между тем, как внутри движутся и работают направляющие силы, фашизм отрицает постоянную и неизбежную классовую борьбу, естественное порождение подобного экономического понимания истории, и прежде всего он отрицает, что классовая борьба является преобладающим элементом социальных изменений.

После крушения этих двух столпов доктрины от социализма не остается ничего, кроме чувствительных мечтаний, – старых, как человечество, – о социальном существовании, при котором будут облегчены страдания и скорби простого народа. Но и тут фашизм отвергает понятие экономического «счастья», осуществляющегося в данный момент экономической эволюции социалистически, как бы автоматически обеспечивая всем высшую меру благосостояния. Фашизм отрицает возможность материалистического понимания «счастья» и предоставляет его экономистам первой половины 18 века, т. е. он отрицает равенство: – «благосостояние-счастье», что превратило бы людей в скотов, думающих об одном – быть довольными и насыщенными, т. е. ограниченными простой и чисто растительной жизнью».

Столь же резко он выступает против демократических идеологий:

«После социализма фашизм борется со всем комплексом демократических идеологий… Фашизм отрицает, что число, просто как таковое, может управлять человеческим обществом. Он отрицает, что это число посредством периодических консультаций может править. Он утверждает, что неравенство неизбежно, благотворно и благодетельно для людей, которые не могут быть уравнены механическим и внешним фактом, каковым является всеобщее голосование.

Можно определить демократические режимы тем, что при них, время от времени, народу дается иллюзия собственного суверенитета, между тем как действительный, настоящий суверенитет покоится на других силах, часто безответственных и тайных. Демократия – это режим без короля, но с весьма многочисленными, часто более абсолютными, тираническими и разорительными королями, чем единственный король, даже если он и тиран…»

Муссолини, который прежде выступал против монархии, а затем был вынужден смириться с существованием короля как номинального главы государства, так теоретически обосновал это своё отступление:

«Фашизм преодолел противопоставление «монархия – республика», в котором завяз демократизм, отягощая первую всеми недостатками и восхваляя последнюю, как совершенный строй. Теперь видно, что бывают по существу реакционные и абсолютные республики, и монархии, приемлющие самые смелые политические и социальные опыты… Фашизм отвергает в демократии абсурдную ложь политического равенства, привычку коллективной безответственности и миф счастья и неограниченного прогресса. Но, если демократию можно понимать иначе, т. е. если демократия обозначает: не загонять народ на задворки государства, то автор этих строк может определить фашизм, как «организованную, централизованную и авторитарную демократию»».

Муссолини заявляет о решительном неприятии либерализма:

«Фашизм против классического либерализма, возникшего из необходимости реакции против абсолютизма и исчерпавшего свою задачу, когда государство превратилось в народное сознание и волю. Либерализм отрицал государство в интересах отдельного индивида; фашизм утверждает государство, как истинную реальность индивида. Если свобода должна быть неотъемлемым свойством реального человека, а не абстрактной марионетки, как его представлял себе индивидуалистический либерализм, то фашизм за свободу… именно за свободу государства и свободу индивида в государстве. И это потому, что для фашиста все в государстве и ничто человеческое или духовное не существует и тем более не имеет ценности вне государства. В этом смысле фашизм тоталитарен и фашистское государство, как синтез и единство всех ценностей, истолковывает и развивает всю народную жизнь, а также усиливает ее ритм…

По отношению к либеральным доктринам фашизм находится в безусловной оппозиции, как в области политики, так и экономики. В целях текущей полемики не следует преувеличивать значение либерализма в прошлом век и делать из одной из многочисленных доктрин, расцветших в том столетии, религию человечества для всех времен, настоящих и будущих….

Накопив бесконечное количество гордиевых узлов, либеральный век пытается выпутаться через гекатомбу мировой войны. Никогда никакая религия не налагала такой громадной жертвы. Боги либерализма жаждут крови? Теперь либерализм закрывает свои опустевшие храмы, так как народы чувствуют, что его агностицизм в экономике, его индифферентизм в политике и в морали ведут государство к верной гибели… Этим объясняется, что все политические опыты современного мира – антилиберальны… Но фашистское отрицание социализма, демократии, либерализма не дает, однако, права думать, что фашизм желает отодвинуть мир ко времени до 1789 года, который считается началом демо-либерального века. Нет возврата к прошлому!.. Монархический абсолютизм отжил свое, а также, пожалуй, всякая теократия. Как отжили свой век феодальные привилегии и разделение на «замкнутые», не сообщающиеся друг с другом касты. Фашистское понятие о власти не имеет ничего общего с полицейским государством. Партия, управляющая тоталитарно нацией, факт новый в истории. Всякие соотношения и сопоставления невозможны.

Из обломков либеральных, социалистических и демократических доктрин фашизм извлекает еще ценные и жизненные элементы. Он сохраняет так называемые завоевания истории и отвергает все остальное, т. е. понятие доктрины, годной для всех времен и народов. Допустим, что 19-ый век был веком социализма, демократии и либерализма; однако это не значит, что и 20-ый век станет веком социализма, демократии и либерализма. Политические доктрины проходят, народы остаются. Можно предположить, что этот век будет веком авторитета, веком «правого» направления, фашистским веком. Если 19-ый век был веком индивида (либерализм равнозначен с индивидуализмом), то можно предположить, что этот век будет веком «коллектива», следовательно, веком государства».

Маркс и коммунисты исходили из перспективы отмирания государства. Окололенинцы, оказавшиеся у власти в СССР в начале 20-х годов, вообще отождествляли государство с бюрократизмом и во всяком стремлении к укреплению государственности видели поползновения российских держиморд. А основное положение фашистской доктрины – это учение о государстве: