Текст книги "От лжекапитализма к тоталитаризму!"

Автор книги: Михаил Антонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 51 страниц)

Тимошенко и Жуков знали, что боеготовность РККА, в особенности войск в западных округах, была невысокой. (Наиболее сильным был Дальневосточный военный округ, раньше других преобразованный во фронт, поскольку самой большой опасностью для СССР с 30-х годов считалось возможное нападение со стороны Японии, устраивавшей на границе бесконечные провокации.) Жуков столкнулся с неразберихой в войсках и неумением командиров всех уровней во время боев на реке Халхин-Гол, ему тогда пришлось приговорить к расстрелу сотни военнослужащих и большому числу командиров поломать судьбу. Тимошенко командовал фронтом во время крайне неудачной для нас Финской войны и знал, насколько плохо были подготовлены наши войска к современным боевым действиям. Оба они знали, что кадровая армия была разбавлена новобранцами, призванными на основе закона о всеобщей воинской повинности, принятого только в 1939 году. РККА, хотя и называлась Рабоче-Крестьянской, была всё же скорее Крестьянской (рабочие оборонных предприятий и просто высокой квалификации получали бронь и от призыва освобождались). Среди призванных в армию крестьян было много таких, которые паровоз впервые в жизни увидели, когда им пришлось грузиться в эшелоны. Ещё больше было недовольных недавно проведёнными коллективизацией и раскулачиванием. Призывники из районов Западной Белоруссии и Западной Украины, как и значительная часть местного населения, были враждебно настроены в отношении Советской власти.

Недавно полученное первоклассное вооружение было бойцами плохо освоено, командиры не имели опыта взаимодействия родов войск. Сказались и последствия репрессий 1937–1939 годов – не в том смысле, что «были уничтожены лучшие из лучших», как это талдычат либералы, а в том, что командные кадры сковал страх, а значит, они не смели в полной мере проявлять инициативу. К тому же имевшийся у многих из них опыт боёв Гражданской войны был ошельмован и истреблялся в ходе борьбы с партизанщиной и за укрепление дисциплины. А знания, приобретённые в академиях, где их учили преимущественно прежние царские офицеры и генералы, готовившие, как и все академии, к прошлой войне, им в условиях июня 1941 года вряд ли мог пригодиться.

Знали обо всём этом Тимошенко и Жуков? Ну, может быть, не обо всём, но в основном знали. Тимошенко уже вскоре после начала войны говорил Будённому: «Всё равно придётся драпать до Аляски» (во второй раз эта фраза звучала «более патриотично»: «до Владивостока»). Но Сталину они говорили то, что он хотел бы от них слышать. Реального положения дел с боеготовностью войск ни Тимошенко, ни Жуков Сталину не докладывали. Тимошенко и Жуков должны были предусмотреть и возможность превентивного удара германских войск, но никаких мер на этот случай не принималось.

Из недавно обнаруженного дневника Будённого стало известно, что в ночь с 21 на 22 июня 1941 года на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) с участием высшего военного руководства Сталин предупредил военных, что в наступающий день весьма вероятно нападение немцев. На вопрос Сталина, как в этом случае будут развиваться события, и Тимошенко, и Жуков ответили: если враг нападёт, он будет тут же разбит нашей доблестной Красной Армией. Сталин назвал это заявление несерьёзным и, выслушав мнение Будённого (войска вывести на передовые рубежи, самолёты рассредоточить и пр.), предложил положить его предложения в основу директивы, передаваемой войскам.

Жуков не был способен к штабной работе, сознавал это и противился его назначению на пост начальника Генерального штаба (это было, пожалуй, самым ошибочным кадровым решением Сталина). Вот и за вечер 21 июня и за первый день войны ему пришлось написать три директивы, и все они были крайне неудачными, что тяжело отразилось на положении наших войск.

В 0 часов 30 минут в штабы приграничных военных округов была отправлена «директива? 1», которая предписывала войскам «не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». В то же время войскам было приказано «быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников». Более того, указывалось: «Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».

Как видим, директива была составлена Жуковым так, что командующим округами пришлось ломать голову над тем, как её понимать. Им, как и нижестоящим командирам на местах, следовательно, предлагалось самим решать, что представляют действия немецкой армии – «провокационные действия» или «внезапный удар?» Но и предпринимать боевые действия командиры не имели права без введения в действие плана прикрытия, а он в войска так и не поступил. К тому же директива была отправлена слишком поздно. Почему?

Почему Жуков, который должен был бы быть в любой момент готов к отражению нападения врага, так долго сочинял текст директивы в одну страничку? А ведь этот совершенно секретный документ надо было ещё зашифровать и передать в штабы военных округов. А там – расшифровать, прочитать, осмыслить, принять решение. И, снова зашифровав, передать в штабы армии, а те, в свою очередь, в штабы корпусов и дивизий и т. д. Ясно, что до частей, занимавших передовые позиции, надлежащие приказы командования просто не могли дойти.

В итоге, когда в 4 часа утра 22 июня на наши войска неожиданно обрушился огненный шквал, они руководствовались в лучшем случае – только что полученной директивой? 1: «на провокации не поддаваться». А в худшем случае – ещё прежними приказами: немецкие самолёты не сбивать, а принуждать к посадке, никаких оборонительных сооружений не возводить и т. д. (иными словами, боевых действий не вести). Жуков забыл отменить эти свои прежние приказы. Самолёты стояли на аэродромах, ничем на защищённые, громадные скопления танков и личного состава оказались в непосредственной близости от границы, в зоне досягаемости для вражеской артиллерии и без каких-либо оборонительных сооружёний перед ними, мосты через реку Западный Буг оставались в полной сохранности.

Жуков утром 22 июня разбудил Сталина и сообщил, что немецкие самолёты бомбят советские города, а войска противника после артиллерийской подготовки перешли границу и атакуют нас на всём фронте от Балтики до устья Дуная. Но, видимо, растерявшись, он так и не отдал приказ ввести в действие план прикрытия. Для этого нужно было передать всего одно слово из четырёх букв: «СЛОН». Такое сообщение не требовалось ни шифровать, ни расшифровывать. В округах напрасно ждали этого сообщения.

Поэтому и командующий войсками Западного военного округа генерал Д.Г.Павлов не поставил войскам никаких конкретных задач, а отдал приказ: «действовать по-боевому». Выходит, каждый командир должен был сам принимать решение – открывать огонь или выжидать прояснения обстановки, наступать или отступать. Одни части героически сражались, другие отходили, обнажая фланги обороняющихся и тем обрекая их на уничтожение противником. Связь штаба округа с войсками была потеряна, управление боевыми действиями потеряно.

22 июня, когда немцы уже громили наши оставшиеся без единого командования соединения, Жуков в 7 часов 15 минут садится писать директиву? 2, в которой говорилось: «Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу». «Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить группировки его наземных войск. Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100–150 километров. Разбомбить Кёнигсберг и Мемель» и т. п.

Даже человеку, далёкому от военного дела, ясно, что директива совершенно не соответствовала обстановке, сложившейся на театрах военных действий. Более того, она свидетельствует о том, что начальник Генерального штаба не имеет представления о том, что там происходит. Враг нарушил советскую границу не на каких-то отдельных участках, а на всём её протяжении. Начальник Генштаба требует разбомбить вражескую авиацию на аэродромах, тогда как вражеские самолёты уже хозяйничают в советском небе. Это наши самолёты оказались уничтоженными на земле немецкой авиацией, по которой нам запрещалось открывать огонь. В директиве войскам не ставятся конкретные задачи: кому, какими силами, на каком направлении обрушиться на врага и пр.

Я был в Москве всю войну, в том числе и 16 октября 1941 года, когда столицу охватила паника, описанная многими современниками, не буду к этому ничего добавлять. Но ведь эта паника возникла через четыре месяца после начала войны, когда мы уже более или менее привыкли ко всяким тяжёлым сообщениям. И возникла она только на основе слухов о приближении немецких войск к столице (а также из-за того, что в воздухе чувствовался запах гари – в высоких учреждениях жгли важные бумаги). Что же должны были испытать наши бойцы и командиры в приграничных округах, а тем более семьи командиров, всё мирное население этих районов, застигнутые врасплох бомбардировкой и канонадой? И этот ужас обрушился на них ранним утром в понедельник, когда большинство людей ещё спало крепким сном после такого радостного воскресного праздника – выпускных балов в школах и концертов заезжих артистов? Паника тут была вполне объяснима, тысячи и тысячи мирных граждан устремились на восток, сметая всё на своём пути и захватывая военнослужащих, оставивших свои позиции.

Мой друг, доцент Владимир Алексеевич Бураков встретил начало войны в родной белорусской деревне Зазерье, недалеко от города Орши. Шёл ему тогда 17-й год. Возле их деревни, в лесу, стояла наша дивизия. Однажды в июле по дорого вдоль опушки леса проходила большая колонна немецких войск. Одного удара нашей дивизии, вероятно, было бы достаточно, чтобы эту колонну уничтожить. Однако дивизия молчала. После того, как немецкая колонна прошла, командир дивизии приказал личному составу аккуратно сложить оружие и боеприпасы в лесу и разойтись по окрестным деревням. Судьба военнослужащих, попытавшихся укрыться в деревнях под видом мирных жителей, с приходом немцев оказалась незавидной. Потом что-то из оружия и боеприпасов забрали немцы, что-то досталось партизанам. А мальчишкам из всей округи на несколько лет хватило смертоносных игрушек. И взрослые взрывчаткой глушили рыбу в реке и озёрах. Я после войны бывал в этой деревне, расспрашивал местных жителей, всё, что мне рассказал Бураков, полностью подтвердилось.

В институте, где я работал во второй половине 1950-х годов, председателем профкома был бывший моряк, ярый антисталинист. Однажды он рассказал мне, что перед войной служил на Балтийском флоте, а Сталин был его кумиром. Вскоре после начала войны немцы оказались вблизи наших военно-морских баз в Прибалтике, обороной которых с суши никто не озаботился. Возникла угроза захвата флота немцами, его нужно срочно отводить в Кронштадт. Этот переход наших кораблей при полном господстве немецкой авиации в воздухе многократно описан, и всё же «сухопутному» человеку трудно представить себе весь ужас положения безнаказанно расстреливаемых моряков. На суше можно попытаться укрыться в лесу, в овраге, в воронке от взрыва бомбы, а на корабле ты на открытой палубе, и вокруг только вода без конца и без края. Корабль моего рассказчика прямым попаданием бомбы был разнесён в щепки, большинство команды погибло, оставшиеся оказались в море и тонули один за другим. Нашего моряка, выбившегося из сил и уже потерявшего надежду на спасение, всё-таки втащили на борт другого проходившего мимо корабля, который тоже ещё долго подвергался бомбардировке с воздуха (к счастью, бомбы не попадали в цель) и обстрелу из пулемётов. Моряк, единственный оставшийся в живых из всей команды корабля, уже не мог поклоняться прежнему кумиру.

В это время полного разброда и потери управления надо было остановить в панике бегущие войска и организовать оборону: вырыть окопы и траншеи, поставить проволочные заграждения и надолбы, заминировать подступы к линии обороны. А Жуков направляет в войска директиву? 3, в которой приказывает им перейти в наступление, окружить и уничтожить группировки противника и захватить важные с военной точки зрения города на территории бывшей Польши. То есть, он бросает на немецкие танки кое-как собранные и часто безоружные части, обрекая их на верную гибель, что многократно увеличило наши потери. Такой высокой бывает цена ошибок высшего военного и политического руководства страны.

Но, спрашивается, почему Тимошенко и Жуков расположили наши войска совсем не так, как было предусмотрено военной доктриной? Почему основные силы войск были собраны в двух выступах (Белостокском и Львовском), а основное направление удара врага – на Смоленск и Москву – осталось практически неприкрытым? Такое расположение войск вполне отвечало бы замыслу наступательной войны, но совершенно не подходило для войны оборонительной. Объяснение, будто Жуков намеревался, в случае нападения немцев, взять их армию, вторгшуюся на советскую территорию, «в клещи» ударами с этих выступов, выглядит смехотворно. Собрать на узком пятачке Белостокского выступа такое громадное количество войск и военной техники и оставить их без какого-либо прикрытия – значило сначала превратить их в мишени для немцев, а в дальнейшем – в «мешки», в которых эти войска бесславно погибнут. Это особая тема, она отчасти раскрыта в книге Арсена Мартиросяна «Трагедия 22 июня: блицкриг или измена? Правда Сталина» (М., 2006). И для Сталина стало полной неожиданностью, что от первых же ударов немцев наш фронт (в первую очередь Западный), по его убеждению – несокрушимый, развалился, половина Европейской части страны скоро оказалась оккупированной врагом, а потери в людях в первые же месяцы войны будут исчисляться миллионами.

Допустим, всё это так и было, как нам объясняют военные историки, и нападение немцев 22 июня застало наши войска врасплох. Но ведь за первый день войны немцы продвинулись от границы на 10–20, в редких случаях на 50 километров (в первой сводке командования РККА вообще говорилось, что врагу удалось захватить всего три деревни, насколько помню – Кальварию, Стоянув и Цехановец). Но 23 июня война уже ни для кого не была неожиданностью, и основная часть войск приграничных округов ещё была в строю. У них ещё оставались тысячи танков и самолётов. Войска ещё могли бы занять полосы укреплений «линии Молотова» на новой границе и «линии Сталина» – на старой. Ведь это были мощнейшие полосы укреплений, насчитывавшие тысячи железобетонных сооружений, оснащённых пулемётами. На их строительство были затрачены огромные средства. Но Жуков до 22 июня запрещал гарнизонам занимать эти сооружения. А потом Красная Армия стремительно отступала, не сумев задержать здесь немцев, – те, кажется, и не заметили, как преодолели «непреодолимые» линии укреплённых районов. Лишь немногие из этих крепостей держали оборону в течение нескольких дней, что не мешало немцам быстро продвигаться в глубь советской территории, заталкивая в «котлы» по нескольку наших армий. Часть самолётов удалось перебросить на восток, но ведь вся инфраструктура, базы снабжения, ремонтные мастерские остались на захваченной врагом территории, технический состав либо погиб, либо попал в плен. Это была полная катастрофа.

В общем, и в этом случае наши вожди и генералы готовились к прошлой войне, дополняя устаревший опыт прежних лет своими фантазиями о войне будущей как этапе мировой революции.

Впрочем, и это объяснение неудач СССР в той войне, особенно в начальный её период, видимо, не исчерпывающе. Ведь главные документы, которые позволили ли бы внести полную ясность в вопрос о причинах нашей неготовности к отражению нападения немцев 22 июня 1941 года, до сих пор засекречены. А многие детали обстановки тех страшных дней, видимо, в документах и не фиксировались, и носители этой важнейшей для истории информации ушли из жизни, унеся с собой самые глубокие тайны. Есть, конечно, загадочные факты, которым до сих пор трудно найти объяснение. Например, лётчикам одного из истребительных авиационных полков вечером 21 июня было приказано снять с самолётов и сдать на склад пушки и пулемёты; и это не было актом вредительства – указание шло от командующего войсками округа, надо полагать, не без санкции Москвы.

Видимо, руководство СССР исходило из устаревших представлений о том, как начинаются войны. Дескать, начнётся дело с какой-нибудь провокации (как это было перед нападением немцев на Польшу), затем последует ультиматум, некоторое время можно будет выиграть, ведя переговоры. А пока – пусть весь мир видит, и наши враги тоже, что мы нападать на немцев не собираемся. Наши укреплённые районы остаются без гарнизонов, пушки стоят в одном месте, тягачи к ним – в другом, в местах дислокации танков нет горючего и т. д. Даже генералы наши, включая высшее руководство военных округов, вечером 21 июня развлекаются в театрах. А за то время, которое пройдёт от первой провокации, наши гарнизоны займут укрепрайоны, тягачи подтянутся к пушкам, танки будут обеспечены горючим… Одним словом, в тот момент шла смертельная игра между руководителями Германии и СССР, в которой ставкой были судьбы обоих государств. И, к сожалению, Гитлер в этом поединке переиграл Сталина. Он не стал цепляться за принятые нормы начала военных конфликтов, терять время на устройство провокаций и предъявление ультиматумов. Он уловил тот момент, когда из-за приверженности опыту прошлых войн советские войска в западных округах на короткий период (может быть, всего на несколько часов) остались, по приказу собственного высшего военного руководства, полностью беззащитными. И именно в этот момент обрушил на них всю мощь германской военной машины.

Когда два игрока ведут смертельную игру, в которой не может быть ничьей, один из них непременно окажется победителем, а другой проигравшим. Можно ли винить проигравшего в том, что он проиграл?

Сталин, в силу приверженности старым догмам, переоценил силы Красной Армии. Как-то на замечание одного из собеседников о необходимости считаться с позиций Ватикана, Сталин иронически спросил: «А сколько у Ватикана дивизий?» То, что у нас дивизий намного больше, чем у немцев, он хорошо знал и потому превентивного удара со стороны Германии не опасался. Он недооценил мощь немецкой армии, фактор организации и упустил из виду тот момент, когда враг может обрушиться на нашу страну.

Полковник Федин так закончил уже цитировавшуюся статью: «В своей речи 3 июля 1941 года по радио он (Сталин), уже разобравшись в обстановке, сказал горькую правду, но не упрекнул ни словом армию и её комсостав, спасая тем самым их авторитет в критический момент истории страны. Он верил в стойкость своего народа, в первую очередь русского народа. И народ верил ему. И только невероятными усилиями всего Советского народа под руководством Сталина удалось поправить положение и в конечном итоге одержать Победу». Да, в той речи Сталин никого не упрекнул. Но, вероятно, Сталин до конца своих дней не мог простить себе и своим маршалам и генералам этого проигрыша, причинившего огромный материальный ущерб и обошедшегося стране в миллионы загубленных жизней, превратившего войну, которая замышлялась как победоносная, поначалу в цепь страшных и унизительных поражений. И, видимо, он всё же собирался разобраться в подлинных причинах катастрофы 1941 года и наказать виновных. Для начала были приговорены к расстрелу создатель лучших в мире танковых войск генерал армии Павлов и несколько других руководителей Западного фронта. Остальное расследование он отложил на послевоенное время, и впоследствии уже начал опрос некоторых генералов. Возможно, это и стоило ему жизни.

Но полковник Федин прав в том, что Сталин, потерпев невиданное в истории военное поражение, не сломался. И Сталин оказался сильнее Гитлера в организации возрождения армии после её разгрома и оснащения её первоклассным вооружением. Советские танки, самолёты, орудия, миномёты и пр., как правило, поступали на фронт в неимоверном количестве и в качественном отношении превосходили соответствующие образцы военной техники Германии.

Оправившись после шока от неудач первых недель войны, Сталин железной рукой наводил порядок и поднял народ на действительно священную войну.

Однако не следует думать, что подобные ошибки, порождённые устаревшими представлениями, допускались только нашими военными и политическими деятелями. Те, кто с обеих сторон готовил первую мировую войну, были убеждены, что она станет скоротечной и победоносной, а на деле бойня продолжалась четыре года, унесла миллионы жизней, искалечила ещё больше людей и кончилась крушением Германской, Австро-Венгерской и Российской империй, а также ослаблением держав-победительниц – Англии и Франции.

И во второй мировой войне расчёты её вдохновителей не оправдались. Гитлер, несмотря на свои первоначальные успехи, войну всё же проиграл и кончил самоубийством. Полный разгром, от которого она едва ли когда-нибудь оправится, потерпела Франция, считавшаяся самой могущественной военной державой в Европе. Для Англии война обернулась крушением Британской империи и утратой этой страной положения ведущей державы мира.

Я привожу примеры из политической и военной истории потому, что это важно для предмета настоящего исследования. Но вообще-то, какую бы область человеческой деятельности мы ни взяли, всюду увидим схожую картину.

В науке почти каждое научное открытие, составляющее эпоху в её развитии, встречалось с недоверием и даже с сопротивлением подавляющей части учёного сообщества, с гонениями на первооткрывателя. Рассказывают, когда Галилей построил телескоп с 32-кратным увеличением и открыл, в частности, пятна на Солнце, горы на Луне, четыре спутника Юпитера, фазы у Венеры, это очень возмутило церковные власти и современных ему учёных. Явившемуся к нему то ли инквизитору, то ли просто недоброжелателю Галилей предложил самому взглянуть в телескоп и лично убедиться в справедливости названных открытий. Но тот ответил, что и смотреть не будет, настолько эти якобы открытия нелепы. Суд инквизиции принудил Галилея отказаться от поддержки гелиоцентрической системы Коперника, и это было ещё не самым печальным исходом. Ему пришлось ждать церковной реабилитации более 350 лет. А сколько учёных и мыслителей окончило жизнь на плахе, как создатель «Утопии» Томас Мор, или на костре, как открыватель малого круга кровообращения Мигель Сервет.

Великие мастера искусства тоже часто не получали признания при жизни, испытывали лишения и гонения и провозглашались гениями лишь через столетия после смерти.

Значит, мы имеем дело действительно с мировым законом, согласно которому люди смотрят на реальный мир, а видят его уже прошедшее состояние. Но время идёт, мир развивается, и люди понемногу осознают свои прежние ошибки, – увы! – часто лишь для того, чтобы впасть в новые. И осознают устарелость прежних представлений не все сразу, а сначала единицы, которым нередко из-за отсталости большинства также приходится несладко. При этом вовсе не обязательно новый взгляд вырабатывают гении, получившие самое лучшее образование и проштудировавшие целые библиотеки трудов своих предшественников. Иногда встречаются совершенно необъяснимые случаи прозрения сквозь века у людей, вроде бы ничем не примечательных.

Известно, например, что рядовой монах Авель ещё при жизни Екатерины II предсказал день её смерти, за что был заключён в тюрьму. Павел I его освободил, но Авель опять огорчил власти предсказаниями о судьбе и этого императора, и следующих за ним, вплоть до последнего.

Ну, ладно, тут можно считать, что Промысл Божий открыл тайны истории церковному человеку, монаху, отрекшемуся от мира. А как объяснить прозрения простого советского юноши Льва Федотова, который перед Великой Отечественной войной расписал весь её ход, описав чуть не по дням движение линии фронта? Ведь над тем, чтобы попытаться представить себе картину боевых действий, трудились целые институты, органы разведки, квалифицированные специалисты Генерального штаба, и все они просчитались. И вдруг юноша, почти мальчик, нарисовал её с фантастической точностью. Этот одарённейший русский человек, возможно, будущее светило науки, вступил в народное ополчение и погиб в боях за Родину.

В подобных случаях невольно вспоминаются слова Господа: Бог «утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам».

Если отставание в осознании изменений в мире вообще причиняет людям боль и страдания, то в большой политике оно может стать причиной глубочайших кризисов, которые ставят государства на грань уничтожения и приводят к многомиллионным людским жертвам и колоссальным материальным потерям. Приверженность руководителей государств устарелым воззрениям превращает их в подобие роботов, упрямо выполняющих заданную программу, хотя она в силу изменившихся условий оказалась не только ненужной, но и вредной. И тогда в полной мере оправдываются евангельские слова: «они – слепые вожди слепых; а если слепой ведёт слепого, то оба упадут в яму».

Именно в таком катастрофически опасном положении оказалось ныне человечество. Непонимание происходящего, ложное восприятие и истолкование истории мира и нашей страны в XX веке ныне достигло такого критического уровня, что может привести не только нашу Родину к гибели, но и всё человечество к самоубийству.

Читатель может сам убедиться, полистав учебники мировой и отечественной истории, что события, происходившие в XX веке, как и происходящие ныне, рассматриваются с позиций борьбы капитализма и социализма, а в работах советских учёных – также и с точки зрения перспектив движения к коммунизму. Но это абсурд! Никакого капитализма и никакого социализма в современном мире давно нет, а коммунизм вообще представляет собой научную абстракцию, не имеющую реального смысла, тем более для нашей страны, где, преодолевая немыслимые трудности, становится на ноги самобытная Русская цивилизация, теория которой до сих пор отсутствует.

События XX века пытались объяснить классовой борьбой, заговорами империалистов, масонов, сионистов, особенностями личности лидеров государств и политических партий и прочими обстоятельствами. Всё это, допустим, в какой-то мере имело место. Однако главное, что могло бы их адекватно объяснить, никем даже не названо, тем более не изучено. Это главное заключается в том, что в XX веке, в силу ряда сложных объективных и субъективных причин, на место ведущих капиталистических и социалистических государств пришли государства корпоративные и тоталитарные, теория которых также полностью отсутствует.

Это может показаться невероятным, но это факт: мировая политическая и историческая наука прошла мимо главного события XX века, имеющего решающее значение и для понимания современности. И сейчас необходимо срочно восполнить этот её порок, заполнить зияющий пробел в наших знаниях о мире, о России и о самих себе.

Разумеется, решить эту задачу в полном объёме можно только объединёнными усилиями больших коллективов исследователей и практиков, отдельных учёных и политических деятелей. Но положить начало этой работе вполне в силах и одиночки. Многие материалы, необходимые для успешного её выполнения, ещё недоступны, но ведь «нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано».

В уяснении истинной картины происходившего в XX веке и происходящего сейчас заинтересованы все страны, всё человечество, кроме тех кругов, которым надо скрывать свои уже совершённые или только ещё замышляемые преступления. Но особенно важно это уяснение для России. Для нас вопрос стоит действительно так: знать реальную, а не придуманную историю, а тем более – нынешнее положение дел, это непременное условие положительного ответа на вопрос: быть или не быть России, то есть это для неё вопрос жизни и смерти.

Октябрьская революция, кто бы и как бы к ней ни относился, – а это отрицать никто не сможет, действительно открыла новую эру в истории не только нашей страны, но и всего человечества. Это показывали многочисленные опросы и в нашей стране, и за рубежом. Эту революцию приветствовали многие выдающиеся зарубежные деятели, в том числе и не коммунисты. Среди её сторонников – Бернард Шоу и Бертран Рассел, Ромэн Роллан и Пабло Пикассо, Теодор Драйзер и многие другие. В замерзающую и голодающую Советскую Россию ехали из богатых и сытых стран Запада те, кто искал поприще для воплощения своих самых дерзновенных мечтаний. Нашу революцию в мире относят к десяти важнейшим событиям мировой истории, вторым по значению после возникновения христианства.

И исторические достижения этой цивилизации действительно были великие. В самом деле, впервые в новейшей истории было доказано, что можно построить жизнь огромной страны, не подчиненной мировому финансовому капиталу. Никогда ещё в истории вчера угнетённые слои народа не получали буквально в течение нескольких лет возможности, кто к этому стремился, реализовать свои способности, приобщиться к высшим достижениям человеческой культуры.

Однако этот величайший порыв закончился крахом. Тут. конечно, сыграло роль предательство выродившейся правящей верхушки, но и оно имело свои корни. Главная причина этого краха, колоссальной потери для всего человечества, заключалась в том, что руководство Коммунистической партии и Советской страны в основу своей деятельности положило химерическую теорию строительства коммунизма.

В истории не раз бывало, что, руководствуясь ложной теорией, люди достигали неплохих положительных результатов. Колумб отправился через океан, будучи уверенным, что скоро достигнет Индии, а нечаянно открыл Америку (хотя о своей ошибке он так и не узнал). Существовали теории флогистона и пр., также опровергнутые после того, как на их основе были сделаны важные открытия. Но в общественной практике ложные теории обычно приводят классы и государства к поражению.

Хотя в практической деятельности советское руководство ориентировалось на реальные задачи хозяйственного строительства, а марксистская теория использовалась в основном как инструмент обоснования планов развития экономики и борьбы за власть, сковывающее действие этого учения сказывалось чем дальше, тем сильнее, пока она не превратило живой народный организм в омертвевшую машину. В итоге наша страна, некоторое время стоявшая в авангарде человечества, оказалась в хвосте мирового процесса, подчас позади самых отсталых государств, ещё недавно бывших колониями. Россия лет на двадцать по существу была выброшена из жизни мира и из истории.