Текст книги "Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?"
Автор книги: Михаил Маслов
Соавторы: Сергей Зубков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)
В 1937 г. разразился новый экономический кризис. Конечно не такой масштабный, как в 1929 г. Тем не менее его последствия затронули экономики США, Великобритании, Франции и ряда других стран. В то же время Германия; Япония и Италия практически не ощутили на себе его влияния, т.к. их промышленность была загружена военными заказами и практически не реагировала на изменения мировой конъюнктуры. Экономический кризис – второй за десятилетие – еще в большей мере обострил борьбу за рынки сбыта, источники сырья и сферы приложения капитала.
В условиях экономической лихорадки Ф. Рузвельт был занят прежде всего внутренними проблемами. Он видел перспективу. «Если мы не добьемся экономического восстановления, – говорил президент в близком кругу, – в 1940 г. никто из нас не будет переизбран» [216]216
Цит. по.: Яковлев Н.Н. Рузвельт... С. 300—301.
[Закрыть]. Однако Рузвельт видел, что меры, которые предпринимались им в 1933—1937 гг. в рамках «нового курса», уже не смогут принести необходимого облегчения, они могут лишь на короткое время заглушить симптомы. В то же время президент не мог не отмечать все большего роста международной напряженности – итало-абиссинская война 1935 г., Гражданская война в Испании в 1936 г., наметившийся процесс сколачивания блока фашистских государств и их все более агрессивная внешняя политика. Тем не менее в 1936 г. «Рузвельт был готов игнорировать» международную обстановку. В 1937—1938 гг. ситуация в корне изменилась.
7 июля японские военные спровоцировали инцидент на мосту Лугоуцяо, недалеко от Пекина, и развернули широкомасштабное наступление. Фактически началась японо-китайская война. К концу июля японским войскам удалось захватить Пекин и Тянь-цзынь, в августе окрестности Шанхая стали районом боевых действий. Однако ни администрация Рузвельта, ни он сам не усмотрели в начавшихся военных действиях состояния войны. Правительство США ограничилось лишь «произнесением фраз громкого, но не эффективного сочувствия» Китаю [217]217
Welles S. The Time for Decision. – N.Y., 1944, p. 280.
[Закрыть]. 12 июля секретарь Хэлл выразил «заинтересованность» Соединенных Штатов в происходящем и попросил посла X. Саито донести до своего правительства «бессмысленность» войны [218]218
Peace & War... p. 370.
[Закрыть]. В отличие от «маньчжурского инцидента», на этот раз Япония действительно начала войну. Если в 1931—1933 гг. японские полевые командиры проводили военные акции и просто ставили Имперское правительство перед фактом, вынуждая политиков подстраиваться, то теперь все было наоборот. Правительство принца Коноэ [219]219
Правительство Хироты пало 23 января 1937 г., 2 февраля пост премьер-министра занял генерал Хаяси, однако его правительство продержалось лишь несколько месяцев. 4 июня 1937 г. имперское правительство возглавил принц Коноэ – потомок аристократического рода Фудзивара, правившего Японией в 794—1185 гг., впоследствии род пользовался определенными привилегиями, так наследники престола женились на представительницах этого рода. Принц Коноэ был человеком харизматичным, обладал острым умом. Высокое происхождение, тесные связи с ВМС и широкая поддержка правых политических кругов обеспечили его восхождение к власти. (Прим. авт.)
[Закрыть]продолжило курс Хироты. Еще 7 августа 1936 г. кабинет министров принял два основополагающих документа: «Принципы национальной политики» и «Внешняя политика империи». Оба документа декларировали агрессивный курс. Японское правительство планировало завершить государственное обустройство Манчжоу-го. Создать марионеточные режимы в пяти северо-восточных провинциях Китая. Форсировать подготовку к войне с СССР и установить японское господство в западной части Тихого океана и Юго-Восточной Азии. В отличие от предыдущих военных акций в Китае, инцидент у моста Марко Поло (Лугоуцяо) и последовавшая эскалация конфликта были не только поддержаны гражданским кабинетом, но и напрямую управлялись из Токио. Принц надеялся одним ударом покончить с проблемами в Китае и освободить руки для других направлений.
Рузвельт решил занять довольно гибкую позицию. Он заявлял, что его политика «покоилась на 24-х часовой базе» [220]220
ДВП. Т. 20. С. 530—531.
[Закрыть], то есть могла кардинально переменить направление в любой момент. Тем не менее, стремясь сохранить свободу маневра как внутри страны, так и на международной арене, президент решил полностью придерживаться буквы международного права. Официально его позиция выглядела следующим образом – до тех пор, пока отношения между Китаем и Японией не разорваны, – войны нет. Такая иезуитская трактовка позволяла президенту не вводить закон о нейтралитете. Тем самым убивались сразу два зайца: с одной стороны, можно было по-прежнему помогать Чан Кайши оружием и деньгами, а с другой, выгодно торговать с Японией. Первое давало хоть какие-то гарантии американских интересов в регионе, второе – являлось важным стимулятором американской экономики. Ни тем, ни другим жертвовать не хотелось. Вот и приходилось Рузвельту выступать в роли двуликого Януса, что при этом чувствовал этот великий человек, нам остается только догадываться.
16 июля 1937 г. Хэлл выступил с декларацией, в которой говорилось, что США «настойчиво и постоянно выступают за сохранение мира». В Белом доме и Госдепе продолжали тешить себя иллюзией, что конфликт можно уладить дипломатическим путем. Государственный секретарь даже предложил американское посредничество в урегулировании конфликта. В беседе с японским послом он сказал, что Соединенные Штаты «самым серьезным образом обеспокоены и заинтересованы» в разрешении «противоречий» между двумя нациями, и предложил «добрые услуги» [221]221
Peace & War..., p. 370 – 371.
[Закрыть].
Государственный департамент продолжал действовать в том же направлении: 8 августа в адрес Имперского правительства Японии была направлена телеграмма с предложением посредничества. 10 августа состоялся «конфиденциальный и неформальный» разговор между министром иностранных дел Хиротой и послом США в Японии Грю, в котором Грю вновь указал на возможность оказания Соединенными Штатами «добрых услуг». Пытаясь отбиться от назойливых американцев с их «услугами», министр сообщил, что между нанкинским правительством и Японией уже идут секретные переговоры, о которых прессе неизвестно. Однако слишком обнадеживать своих визави Хирота не стал и тут же отрезал: достижение соглашения возможно лишь при полном принятии китайской стороной японских условий. И уже в конце беседы хитрый японец окончательно выбил меч миротворческих предложений из рук Госдепа. Если администрация США действительно желает быть полезной в деле урегулирования конфликта, то ей следует «подтолкнуть Чан Кайши к быстрым действиям», то есть к принятию японского предложения, в таком случае «войны можно избежать» [222]222
Ibid., p. 373.
[Закрыть]. Все просто – хотите вмешивайтесь, хотите нет, а Империя своего не упустит. Естественно, вмешиваться не хотели, хороший аппетит Японии был хорошо известен.
Тем временем ситуация в Китае продолжала накаляться. Чан Кайши решил перенести военные действия из Северного Китая в район нижнего течения Янцзы, ближе к Шанхаю. Лидер гоминьдана рассчитывал, что шальной японский снаряд или бомба упадет на территорию одного из международных сетлментов и спровоцирует участие западных держав в конфликте. Наивно, но могло сработать. 13 августа обеспокоенный все более осложнявшейся обстановкой вокруг Шанхая Хэлл вновь пригласил для беседы японского посла и объявил, что «и Япония, и Китай будут одинаково ответственны, в случае если в Шанхае произойдет значительное военное столкновение...» [223]223
Press Japan, 1931—1941, V. I, p. 342.
[Закрыть].
В Токио решили прибегнуть к стандартным в таких случаях заявлениям. Япония лишь стремится «к действительно гармоничному сотрудничеству между Японией, Манчжоу-го и Китаем» [224]224
International Affairs... 1937, p. 659.
[Закрыть], говорилось в ноте от 16 августа. Однако не успела японская дипломатия расплыться в мирных заверениях, Коноэ объявил войну. Произошло это 17 августа. Складывалось такое впечатление, что в Токио правая рука не знает, что творит левая. Шокированный Госдеп только и выпалил, что действия Имперского правительства расходятся с принципами, декларированными им же днем ранее. Вопрос, говорилось далее, теперь касается не только «защиты граждан и собственности» США, но выходит далеко за эти пределы [225]225
Press Releases...1937, № 413, p. 166.
[Закрыть]. Намек хотя и туманный, но довольно жесткий – Соединенные Штаты были доведены до предела.
Госдеп не нуждался в помощи прорицателей. Предсказать развитие ситуации было несложно, симптомы улучшения отсутствовали. Отсутствовали и причины, могущие остановить Токио. Конфликт уже зашел так далеко, что любой неверный шаг, провокация или шальной снаряд мог вовлечь Соединенные Штаты в войну. Но Вашингтон к войне не был готов, причем не только психологически. Не были готовы армия и флот, потрясать оружием было просто опасно. Стремясь избежать расширения конфликта, 2 сентября Хэлл направил подробные инструкции послу в Токио. Грю сообщалось, что США ни при каких обстоятельствах не хотят участия в конфликте. Посол должен был строить свои отношения с японским МИД, исходя из данного императива. В то же время перед Грю ставилась задача по защите жизней, собственности и прав как граждан США, так и самого государства, опираясь на «законы, договоры, общественное мнение и другие сдерживающие соображения» [226]226
Peace & War... p. 378.
[Закрыть]. То есть послу напрямую запрещали пугать Японию, прибегать к угрозам или резким демаршам. Ссылки на договоры и статьи, скажем, лондонской «Тайме» – вот все, что было в арсенале американского посла.
Пока американское внешнеполитическое ведомство предпочитало занимать невнятную позицию, Имперское правительство предпочитало действовать. Полностью уверившись в своей безнаказанности, Токио решил развернуть торговую войну против западных конкурентов. Силовое вытеснение других «великих» держав из Китая, полная монополизация экономики страны – вот чего добивались японские политики. 5 сентября было объявлено о досмотре всех судов, прибывающих в китайские порты. Формально, с точки зрения международного права, Япония могла поступать таким образом в своих территориальных водах и портах. Однако ограничиваться своей территорией в Токио не собирались, корабли могли быть досмотрены и в нейтральных водах. Искали, естественно, контрабанду – военные грузы. Хорошая штука – государственное пиратство – список контрабандных грузов утверждался японскими властями и мог меняться: что в него включат – известно только Богу [227]227
Подобная практика была широко распространена как в годы Первой, так и Второй мировой войн, причем прибегали к ней практически все страны, участвовавшие в конфликте, в том числе США, Великобритания, Франция и т.д. Как правило, целью подобных акций является полная экономическая блокада противника, однако если торговые суда следуют под вражеским флагом, то в соответствии с морским правом, их можно задержать и конфисковать, а для решения подобной проблемы в отношении нейтральных судов, следующих в порты противника, применялись подобные меры. (Прим. авт.)
[Закрыть]. Да и вообще, в случае задержания и конфискации судна, даже если его груз не имел криминального характера, доказать обратное практически невозможно, а точнее, невозможно в принципе. Справедливости ради стоит отметить, что Имперское правительство решило подсластить пилюлю. Оно заявило, что конфисковывать ничего не будет, просто правительство оставляло за собой право объявить о «покупке» данного корабля и его груза по установленным им ценам (читай даром). В конце концов, «хрен редьки не слаще».
Это был даже не удар, а просто нокаут торговле западных стран в Китае. Уже просматривался следующий шаг японского правительства – ползущая национализация марионеточными режимами предприятий с иностранным капиталом. В подобных условиях обращение китайского делегата в Лиге Наций В. Ку, который заявил, что Япония ставит «цели не только политического доминирования и захвата Китая, но также и ликвидации иностранных интересов...» в регионе [228]228
International Affairs... 1937, p. 676.
[Закрыть], легли на удобренную почву. Ассамблея Лиги приступила к обсуждению вопроса о санкциях.
Мировое общественное мнение негодовало. Финансовые круги опасались за сохранность своих капиталов. А японская авиация приступила к бомбардировкам китайских городов – Нанкина и Кантона. Интенсивность военных действий продолжала возрастать. США 22 сентября выступили с протестом против воздушных налетов на города, прежде всего заявляя, что таковые могут нанести ущерб гражданам Соединенных Штатов. В общественном мнении и в дипломатических кругах ряда стран начало созревать мнение о необходимости немедленного принятия мер против Японии. «Некоторые правительства при подходящих случаях предлагали Соединенным Штатам "совместные акции"». Но в Овальном кабинете боялись подобных альянсов – говорить будут все, а в случае осложнений воевать на Тихом океане придется США. Рузвельт чувствовал и понимал, что грядут куда более важные события, нежели японская возня в Китае. На горизонте появился дым мирового пожарища, замаячили признаки глобальных изменений, в подобных условиях президент просто хотел держать руки свободными. Он не собирался связывать себя обязательствами и проводил прежний курс. 28 сентября государственный секретарь направил инструкции послу в Швейцарии Гаррисону: «Лига Наций должна выработать свой собственный курс, – говорилось в депеше, – Соединенные Штаты... не готовы принять участие в совместных акциях» [229]229
Peace & War... p. 380, 382.
[Закрыть].
Несмотря на относительно дружелюбный тон большинства посланий Госдепа, на аморфность позиции, Вашингтон созрел для более жесткой позиции. 5 октября 1937 г. в Чикаго Франклин Рузвельт произнес речь, вошедшую в историю под названием «карантинной»:
«Я рад вновь приехать в Чикаго...
Во время моего путешествия через континент и обратно я видел много свидетельств результатов разумного сотрудничества между местными властями и Федеральным правительством, меня приветствовали десятки тысяч американцев, каждый взгляд и слово которых говорили мне, что их материальное и духовное благополучие продвинулись далеко вперед за последние несколько лет.
В то время как я видел собственными глазами процветающие фермы, бурно развивающиеся фабрики, загруженные железные дороги – как я видел счастье, безопасность и мир, распростершиеся над нашими необъятными землями, – практически неизбежно я был вынужден противопоставлять наш мир совершенно отличным сценам, которые происходят в других частях света.
Именно поэтому народ Соединенных Штатов в современных условиях должен, ради собственного будущего, донести до остального мира, то, о чем я, как ответственный глава исполнительной власти государства, выбрав этот великий внутренний город и это торжество, буду говорить с вами как о вопросе важного национального значения.
Политическая ситуация в мире, которая в последнее время становится все хуже и хуже, такова, что должна вызвать серьезную озабоченность и беспокойство у всех народов и наций, желающих жить в мире и дружественных отношениях со своими соседями.
Каких-то 15 лет назад надежды человечества на продолжительную эру всеобщего мира были подняты на огромную высоту, когда 6 государств торжественно дали обет не прибегать к оружию при реализации их национальных задач и политики.
Высокие устремления, заложенные в мирном пакте Бриана—Келлога и надежды на мир, появившиеся тогда, позже переросли в мучительный страх перед катастрофой. Сегодняшнее царство террора и международного беззакония началось всего несколько лет назад.
Оно началось через неспровоцированное вмешательство во внутренние дела других наций или вторжение на чужую территорию при нарушении договоров и сейчас достигло уровня, на котором самые основания цивилизации находятся под серьезной угрозой. Границы и традиции, которые отмечали прогресс цивилизации через торжество закона, порядка и справедливости, стираются с лица Земли.
Без объявления войны, предупреждений или каких-либо оправдывающих обстоятельств мирные жители, включая женщин и детей, безжалостно уничтожаются бомбами с неба. Периодически мирные корабли атакуются и уничтожаются подводными лодками без предупреждения. Государства провоцируют и участвуют в гражданских войнах в странах, которые никогда не причинили им никакого вреда. Нации, требующие свободы для себя, не признают ее за другими.
Невинные люди и народы жестоко приносятся в жертву жадности до власти и превосходства, которая отрицает любое чувство справедливости и человеческого достоинства.
Перефразируя модного автора, «возможно, мы предвидим время, когда человек, искушенный в убийстве, будет неистовствовать столь сильно по всему миру, что любая ценность будет в опасности, каждая книга и картина и гармония, каждое сокровище, сохраненное на протяжении двух тысячелетий, маленькое, утонченное, беззащитное – будет потеряно, изуродовано или полностью уничтожено.
И если подобные вещи происходят в других частях света, не надейтесь, что Америка их избежит, что она может надеяться на милосердие, что Западное полушарие не будет атаковано и что она продолжит безмятежно и мирно нести этику и искусство цивилизации.
Если такие дни придут, не будет защиты от армии, помощи от властей, ответов от науки. Шторм будет продолжаться, пока каждый цветок культуры не будет растоптан и все человеческие существа не будут ввергнуты в бесконечный хаос.
Если мы хотим, чтобы такие дни не настали, если мы хотим, чтобы у нас был мир, в котором мы можем свободно дышать и жить в дружбе без страха, миролюбивые нации должны предпринять совместные усилия, чтобы поддержать законы и принципы, единственно на которых этот мир может покоиться в безопасности.
Миролюбивые нации должны предпринять совместные усилия против нарушений договоров и невнимания к человеческим инстинктам, которые сегодня создают ситуацию международной анархии и нестабильности и от которых нет спасения в простой изоляции и нейтралитете.
Те, кто ценят свою свободу и признают и уважают равные права своих соседей быть свободными и жить в мире, должны работать вместе ради триумфа закона и моральных принципов, чтобы мир, справедливость и взаимоуважение могли торжествовать в мире. Должны вернуться к вере в обещанный мир, в нерушимость подписанных договоров. Должно быть понимание того, что национальная мораль так лее необходима, как и мораль личная.
Однажды мне написал епископ: «Мне кажется, что крайне необходимо сказать что-то в защиту обычного человеколюбия против существующей практики распространения ужасов войны на беспомощных мирных жителей, особенно женщин и детей. Может так статься, что этот протест будет воспринят многими, которые считают себя реалистами, как бесполезный, но не может быть так, чтобы сердце человечества было столь сильно переполнено ужасом в результате ненужных страданий и чтобы такая сила, собранная в достаточном количестве, стала и далее слушать стенания. Далее если у цивилизации на это уйдет двадцать лет, спаси нас, Господь, чтобы сделать действенным ее совместный протест против варварства, совершенно точно появятся сильные голоса, которые приблизят этот день».
В современном мире существует как солидарность, так и независимость, как в техническом, так и в моральном плане, что делает возможным для любой нации изолировать себя от экономических и политических зол остального мира, в особенности когда такое зло непреклонно и распространяется. Не может быть стабильности и мира как внутри нации, так и между нациями, иначе как на основании законов и моральных стандартов, твердо соблюдаемых всеми. Международная анархия разрушает сами основания мира. Она подвергает опасности как настоящую, так и будущую безопасность каждой нации, большой или маленькой. Таким образом, это жизненно валено для народа Соединенных Штатов, чтобы святость международных договоров и сохранность международной морали были восстановлены.
Подавляющее большинство народов и наций на сегодняшний день желают жить в мире. Они ищут отмены торговых барьеров. Они хотят посвятить себя промышленности, сельскому хозяйству и бизнесу с тем, чтобы они могли улучшить свое благосостояние, производя мирную продукцию, нежели соревноваться в производстве военных самолетов и бомб, пулеметов и пушек для уничтожения человеческих жизней и полезной собственности.
Те же нации мира, которые производят оружие ради оружия для агрессивных целей, и те, другие нации, которые опасаются актов агрессии против них и их безопасности, тратят огромную часть своего национального дохода прямо на вооружение. Она составляет от 30 до 50 процентов.
Пропорция, которую тратим мы в Соединенных Штатах, значительно меньше – 11 или 12 процентов.
Как счастливы мы от того, что обстоятельства в настоящее время позволяют нам вкладывать деньги в мосты и проспекты, в плотины и восстановление лесов, защиту наших земель и во многие другие виды полезной работы, нежели чем в огромные армии и в огромные запасы орудий войны.
И все же я вынужден и вы вынуждены смотреть вперед. Мир, свобода и безопасность 90 процентов населения мира находится в опасности от упомянутых 10 процентов, которые угрожают уничтожением всего международного порядка и законов. Конечно, 90 процентов, которые желают жить в мире с законами и в соответствии с моральными нормами, которые в течение веков стали практически универсальными, могут и должны найти путь, чтобы достичь своей воли.
Ситуация вызывает всеобщую озабоченность. Поставленные вопросы касаются не столько нарушений отдельных условий конкретных договоров; они являются вопросами войны и мира, международного права и в особенности принципов гуманизма. Действительно, они включают в себя конкретные случаи нарушения договоренностей, и в особенности Устава Лиги Наций, пакта Бриана—Келлога и договора девяти держав. Но они также включают в себя проблемы мировой экономики, мировой безопасности и гуманизма во всем мире.
Правда, мировое моральное сознание должно понять важность преодоления несправедливостей и давно накопившихся обид; но в то же время оно должно подняться до понимания абсолютной необходимости поощрения святости договоров, уважения прав и свобод других, окончания актов международной агрессии.
К несчастью, правдой является то, что эпидемия мирового беззакония распространяется.
Когда начинает распространяться эпидемия обычной болезни, общество одобряет и присоединяется к карантину заболевших для того, чтобы защитить здоровье общества против распространения болезни.
Это мое решение следовать политике мира и предпринять любой практический шаг, чтобы избежать вовлечения в войну. Это немыслимо, чтобы в современную эпоху, перед лицом опыта, какая-либо нация может быть настолько глупа и беспощадна, чтобы пойти на риск вовлечения всего мира в войну при помощи нарушений, противоречащих священным договорам, и вторжений на территорию других государств, которые не причинили им никакого реального вреда и которые слишком слабы, чтобы адекватно себя защитить. Тем не менее мир во всем мире и процветание и безопасность каждой нации находятся под угрозой.
Ни одна нация, которая отрицает прощение и уважение к свободе и правам других, не может долго оставаться сильной и сохранять доверие и уважение других стран. Ни одна нация не теряет своего достоинства или хорошей репутации, смиряясь со своими отличиями или испытывая огромную терпимость и уважение к правам других народов.
Война – это инфекция, – объявлена она или нет, она поглощает государства и народы, будучи далекой от настоящей вражды. Мы решительно настроены держаться подальше от войны, тем не менее мы не можем быть застрахованы от катастрофических последствий войны и опасности вступления в нее. Мы предпринимаем такие меры, как желание уменьшить риск вступления, но мы не можем иметь полной защиты в мире анархии, в котором стабильность и безопасность уничтожены.
Если цивилизации суждено выстоять, то заповеди Христа должны быть восстановлены. Пошатнувшееся доверие между нациями должно быть восстановлено.
Самое важное, воля к миру миролюбивых наций должна быть выражена до конца с тем, чтобы нации, которые соблазнены желанием нарушить договоры и права других, воздержались от этого предприятия. Должно произойти хорошее вторжение, чтобы спасти мир.
Америка ненавидит войну. Америка надеется на мир. Поэтому Америка активно включается в борьбу за мир» [230]230
В оригинальном тексте «...America actively engages in the search for peace» в данном переводе использовано русское выражение «борьба за мир», которое в некоторых контекстах может означать силовую или вооруженную борьбу. В своей речи президент Ф.Д. Рузвельт имел в виду исключительно мирные способы мирного урегулирования. Тем не менее данный перевод, на наш взгляд, наиболее приемлем. В тексте перевода подобные моменты встречаются несколько раз, однако в предыдущих случаях двойная трактовка невозможна. Английский текст «карантинной» речи см.: Peace &War...p. 383—386.
[Закрыть].
Франклин Рузвельт открыто призывал установить санитарный кордон – карантин вокруг все более наглеющих агрессоров. Этот призыв, да и сама речь, мягко говоря, обескуражили, удивили не только американскую общественность, но и ближайших сподвижников президента. Естественно, эту речь, как и любую другую, готовили спичрайтеры – нормальная практика в любом государстве. Однако в изначальном тексте ни о каком «карантине» речи не шло, в ней вообще не было ни одного абзаца о внешней политике, она была приготовлена, так сказать, для сугубо внутреннего употребления. Корделл Хэлл – госсекретарь – просматривал ее и не нашел ничего, что касалось бы его ведомства. Но 5 октября Рузвельт прочел совсем другой текст. И самое главное, впервые за четыре года президент не посоветовался с Госдепом, он вообще не проинформировал американское МИД о том, что собирается затронуть внешнюю политику в публичном выступлении. То был узнаваемый и понятный госсекретарю признак – эра Хэлла, как самостоятельного строителя и руководителя внешней политики, заканчивалась, начиналась эра нового кормчего – Франклина Делано Рузвельта. Теперь президент был намерен самостоятельно решать, каким курсом будет следовать американский корабль. Мнение госсекретаря отныне будет приниматься для сведения, но отныне оно перестало быть решающим. Подобный «тихий» переворот внутри администрации был вполне в стиле президента. Что подвигло его на этот шаг, почему именно в начале октября 1937 г.? На эти вопросы нам не дано знать ответа, но мы можем строить бесчисленные, более или менее правдоподобные версии, даже его «ближайшие советники признают, что они были в неведении о его сокровенных замыслах...» [231]231
Langer W., Gleason S. Challenge to Isolation 1937—1940. – N.Y., 1952, p. 2—3.
[Закрыть].
Речь президента была симптоматична, в ней фактически объявлялся новый курс внешней политики Соединенных Штатов. Рузвельт заявлял, что великий североамериканский гигант не намерен сидеть сложа руки. Естественно, это не означало, что США стремглав ринутся на мировую арену и возглавят борьбу против агрессоров. Этому мешали «изоляционизм» и законы о нейтралитете. На пресс-конференции, состоявшейся 6 октября, град вопросов касался именно соотношения между законом о нейтралитете и «карантинной речью», но здесь Рузвельт повел себя как сфинкс. Сохраняя загадочную улыбку, он прямо не ответил ни на один вопрос, призывая журналистов «думать самим». Он лавировал. Президент еще не чувствовал под ногами той почвы, оперевшись на которую он мог бы сломить изоляционизм. Но он уже испытывал общественное мнение, которое медленно, но верно менялось в нужную сторону. В то же время он фактически провозгласил программу перевооружения – увеличения военного бюджета, преследуя две цели: первое – подготовиться к активному участию в мировой политике, и второе – решить внутренние экономические проблемы, вызванные кризисом 1937 г.
Пока внутри страны размышляли над тем, что имел в виду президент, за рубежом предельно резкая, откровенная и агрессивная речь Рузвельта вызвала бурную реакцию. Здесь, наверное, необходимо кое-что пояснить нашему читателю. Дело в том, что язык международных отношений, язык дипломатов насыщен определенными условностями – кодами, понятными только профессионалам. Так, например, если в беседе двух дипломатов один говорит: «По моему мнению, вашей стороне следует сделать то-то и то-то...» – это совершенно не означает, что этот дипломат именно так думает. Смысл его высказывания можно перевести на понятный непосвященным язык как: «Правительство нашей страны считает, что для улучшения взаимных отношений вашей стороне необходимо предпринять ряд мер, однако данная точка зрения не является окончательной и наше правительство оставляет за собой право от нее отказаться». То есть у профессионального дипломата нет своего мнения, его слова – это всегда позиция его страны, иное дело, что иногда эта позиция не окончательная и ее могут пересмотреть, и, чтобы не давать обещания, у дипломата появляется «собственное мнение». Или другой пример: ежегодно глава любого государства проводит прием для аккредитованных дипломатических представителей других держав. Такое протокольное, рутинное мероприятие – пройти, поздороваться, улыбнуться... Главное никого не забыть. Однако если на подобном приеме глава государства особенно дружелюбен с кем-то из послов или посвящает беседе с ним необычно много времени, это означает только одно – намечается потепление в двусторонних отношениях, возможно подписание какого-то важного документа. Кстати, несущественно, о чем они говорили на приеме, как правило, о погоде, детях и прочих никак не связанных с политикой вещах. Это жест, сигнал для знающих, короче, кому надо, тот поймет. Похожий случай произошел 12 января 1939 г. на традиционном новогоднем приеме у Гитлера. Рейхсканцлер необычайно долго беседовал с советским послом – это был один из первых шагов, дорога же закончилась в августе 1939 г. подписанием пакта «Молотова– Риббентропа»...
Но вернемся к «карантинной речи». Для профессионалов во многих столицах мира она явилась сенсацией. Мало кто в мире ожидал от американского президента столь мощного демарша. Ведь в ней Рузвельт открыто заявлял, что Америка ни при каких условиях не намерена сотрудничать с Японией, Германией и Италией. Кроме того, Белый дом давал понять, что активизирует свое сотрудничество с миролюбивыми нациями и, возможно, Лигой Наций. Становилось ясно, чью сторону займут США в случае военного конфликта. Здесь было важным само понимание того, на чьей стороне окажется промышленная мощь Штатов, их армия и флот были не столь важны, как возможная экономическая помощь.
Не будет историческим открытием и следующий вывод – к октябрю 1939 г. Франклин Делано Рузвельт совершенно ясно сознавал угрозу мировой войны. Скорую угрозу. Он, в отличие от многих своих коллег по обе стороны Атлантики, отдавал себе отчет, что агрессоры не остановятся сами – их необходимо остановить, мирным или военным путем – это уже зависит от того, насколько широко распространится «эпидемия мирового беззакония».
Последующие несколько дней после «карантинной» речи были насыщены громкими политическими заявлениями. 6 октября 1937 г. Ассамблея Лиги Наций обвинила Японию в нарушении Договора девяти держав и предложила созыв конференции стран-участниц. США согласились с тем, что «действия Японии в Китае несовместимы с принципами, которыми должны руководствоваться страны в своих взаимоотношениях» [232]232
Press Releases... 1937, № 419, p. 285.
[Закрыть]. 8 октября премьер-министр Великобритании Н. Чемберлен в своем выступлении поддержал Рузвельта и «карантинную» речь [233]233
International Affairs... 1937, p. 49.
[Закрыть]. Соединенное королевство давало согласие на союз. Даже японскому МИД не удалось отмолчаться. Токио был вынужден реагировать на мировое общественное мнение, вновь не оригинально доказывая исключительно мирные намерения Империи. В заявлении говорилось о непонимании «действительных намерений Японии...» [234]234
prfp Japan, 1931—1941, V. I, p. 399.
[Закрыть].
В конце октября началась активная подготовка к проведению конференции стран-участниц Договора девяти держав. Предстояло урегулировать японо-китайские отношения, точнее, в Женеве надеялись это сделать. Фактически впервые за все время японо-китайской войны Соединенные Штаты поддержали линию Лиги Наций и дали согласие на участие в переговорах. Американскую делегацию предстояло возглавить послу в Брюсселе Н. Девису. 18 октября Хэлл направил последнему инструкции, в соответствии с которыми он должен был «иметь в виду», что США «заинтересованы в мире на Тихом океане, и на Дальнем Востоке» во внешней политике Вашингтон базируется на речи президента от 5 октября, но Соединенные Штаты «воздерживаются от войны» [235]235
Peace & War... p. 388—389.
[Закрыть]. Однако несмотря на многообещающее начало, конференция была уже обречена. Разочарование принесло 27 октября – Япония отказалась от участия. Токио заявил, что «действия Японии в Китае являются самообороной» [236]236
International Affairs... 1937, p. 703—705.
[Закрыть]– следовательно, и обсуждать нечего.
