Текст книги "Плохая мать (ЛП)"

Автор книги: Миа Шеридан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

– Нет, это не его определяющее качество. Что ты хочешь услышать? Его имя не «Мистер Большая любовь»; это Брэндон Гатри. Он добрый. Красивый. Его очень любят. Он предприимчивый. Поддерживающий. – По большей части.

Ведь он совсем не хотел, чтобы она переезжала сюда и воспользовалась представившейся возможностью, чтобы спасти свою карьеру. Могла ли она винить его? Он любил ее и хотел начать совместную жизнь, а не откладывать ее из-за необходимости поддержания временных отношений на расстоянии.

– А ты? – спросила она, пытаясь предать легкомысленный тон и подозревая, что ей это не удалось. – Ты никогда не был женат?

Он на мгновение замер, его взгляд скользнул по ее чертам, что-то изучая.

– Нет.

– Когда-нибудь был к этому близок? – она спросила.

– Да, один раз, – сказал он. – Давным-давно.

У нее защемило в груди, а потом она поняла, что он имел в виду ее, и в том месте появились шипы.

– Не смешно, – сказала она.

Он едва заметно улыбнулся, но тон его был мягок, когда он ответил:

– Я знаю. – Он сделал паузу. – Но нет, я никогда не был близок к браку.

– Почему нет? – ей было трудно поверить, что такого мужчину, как он – великолепного, богатого, успешного – не окружала стая женщин. И, вероятно, так и было. Возможно, он просто не хотел жениться ни на одной из них. Возможно, он давно понял – в тот самый день, когда она ждала в часовне, наполненной искусственными цветами, – что холостяцкая жизнь была для него важнее, и осознанно выбрал ее.

Возможно, это означало, что ей не следовало принимать это на свой счет. Это было не из-за нее. Так произошло бы с каждой женщиной на земле. И почему мысль об этом дне до сих пор вызывала у нее горечь и грусть, даже сейчас?

В ответ на ее вопрос Гэвин пожал плечами, и она внезапно поняла, каким огромным он выглядел, сидя на маленькой коробке, и что ему, вероятно, было некомфортно. Это вроде как комично, но вроде и нет, и, Боже, внутри нее творилась такая противоречивая, скребущая смесь эмоций. А может быть, это было просто истощение.

– Я много лет был в разъездах, а потом с головой погрузился в эту работу. Так и не встретил подходящего человека.

– Хм, – сказала она, не позволив эмоциям завладеть ее мыслями, как это произошло мгновением ранее. Забудь об этом, Сиенна. Она сделала еще глоток воды, и он какое-то время смотрел на нее, а затем оглядел комнату. – Вот как бы это было поначалу, если бы мы переехали в этот дом, – тихо сказал он, заставив ее тело замереть.

Тот дом.

Тот, о котором она уже давно не думала, но он внезапно появился в ее сознании как явь. О, она знала, о каком доме он говорил.

– Гэвин, – предупредила она.

Что-то сверкнуло в его глазах.

– Ты никогда об этом не думала? Представляла это?

– Нет, – сказала она. – А если и представляла, то не могу припомнить. – На этот раз она лучше изобразила равнодушие, или, по крайней мере, ей так казалось.

Но когда она посмотрела на Гэвина, то усомнилась в этом предположении. Он смотрел на нее с легкой улыбкой на губах, как будто прекрасно знал, что она лгала. И, конечно, он, вероятно, так и сделал. Он читал лица. Не только ее. Но Сиенна прекрасно знала, что у него была сотня рассказов, связанных с ней, и он наверняка еще их помнил.

Это заставило ее почувствовать себя слабой и незащищенной там, где раньше она чувствовала себя любимой и желанной. Давным-давно.

Гэвин отвел взгляд, и у нее возникло странное ощущение, что он дал ей возможность уединиться.

– Я сказал Мирабель, что ты вернулась в город, – произнес он.

Она едва сдержалась и не вздрогнула, но знала, что ей не удалось скрыть боль в глазах.

– Она скучает по тебе, Си, – мягко сказал он. И снова была эта Си. Она хотела сказать ему, чтобы он перестал называть ее так, но не знала, как это сделать, чтобы просьба не прозвучала жестко. Это не звучало расчетливо, скорее – старая привычка, поэтому она оставила это. Лучшим решением было бы завершить это дело и больше никогда не проводить с ним ни минуты. Никогда не смотреть ему в глаза. Никогда больше не слышать, что он называл ее Си – или как-нибудь еще, если уж на то пошло. И почему эта мимолетная мысль вызвала еще более противоречивые эмоции, охватившие ее? И почему это произошло только с Гэвином и ни с кем другим?

– Я тоже скучаю по ней, – призналась она, потому что это была правда, и вдруг ей стало легче, когда она произнесла эту истину, хоть и частичную – ведь он все еще видел ее насквозь.

– Мне очень жаль, – сказал он, и ее глаза встретились с его, расширившись, потому что она была удивлена ​​этими словами. – Мне очень жаль, Си, но больше всего мне жаль, что ты потеряла Мирабель.

Сиенна издала тихий вздох боли, но покачала головой.

– Это не было твоей заслугой. Я сама виновата. Мне следовало поддерживать связь, – сказала она. – Однако сначала… для меня показалось лучшим выходом разорвать все связи. – Она ковыряла край этикетки на бутылке с водой. – Позже, когда я устроила свою новую жизнь в Нью-Йорке, обрела счастье… устроилась в… мне казалось, что контакт с ней – ох, я не знаю – мог отбросить меня назад, я думаю. – Возможно, она даже боялась, что это полностью сведет на нет ее счастье, и она вернется к исходной точке, в том же месте, где она была в тот день, когда постучала в дверь трейлера Мирабель во взятом напрокат, грязном свадебном платье… Сиенна покачала головой. – У меня возникнет соблазн спросить о тебе… и я действительно не хотела знать… но она бы рассказала о тебе. Я точно уверена. И это действительно было проблемой. – Она издала небольшой смешок, лишенный веселья. – Так что я просто оставила свою жизнь здесь полностью позади.

Они оба молчали несколько мгновений, пространство между ними оказалось заполнено словами, которые никогда не были сказаны, сожалением, которое они оба могли нести, хотя Сиенна не обязательно хотела вдаваться в подробности этого. Не было никакой определенной цели, не так ли? Они оба пошли дальше. Она была практически помолвлена, и хотя судьба свела их вместе, все же это носило временный характер.

Возможно, ее малая часть действительно так и не сдвинулась с места, несмотря на то, что она только что сказала ему. Возможно, если она собиралась отдать должное судьбе за их воссоединение, вселенская цель – во всяком случае для нее – заключалась в том, чтобы она могла полностью извлечь эту последнюю часть его из своей вселенной. Это доказало ей, что она могла проводить время с Гэвином, не превратившись в кучу эмоциональной размазни; она могла бы даже вспомнить прошлое, признать старые обиды и затем спокойно спать ночью. А потом, когда их время, проведенное вместе, подошло бы к естественному завершению, поскольку ее дело было раскрыто, она могла бы продолжить свой веселый путь и знать, что Гэвин Декер больше не занимал ни малейшей частички ее сердца.

Она хотела этого.

Брэндон это заслужил. И я тоже.

– Итак, – сказал Гэвин после небольшой паузы, и она увидела дразнящий блеск в его глазах, когда он наклонил голову и посмотрел на нее. – Ты никогда не искала меня? Ни разу за одиннадцать лет? – она знала, что он задал этот вопрос, чтобы ослабить напряжение, или, возможно, немного разозлить ее, и это сработало, что заставило ее тихо рассмеяться.

– Боже мой, ты все еще тщеславен, не так ли?

Он тоже засмеялся.

– Я никогда не был тщеславным.

– Ты был. Полностью занят собой. Я не могу себе представить, чтобы фан-клуб как-то помог в этом отношении.

Они оба ухмыльнулись и какое-то мгновение напряженно смотрели друг на друга, их улыбки исчезли одновременно.

– Честно говоря, я тебя искала, – призналась Сиенна, пожав плечами и взмахнув рукой. – Знаешь, прошли годы. Я горжусь тобой. Счастлива за тебя. – И это была правда, хотя и причиняла боль.

Она встала, прежде чем он успел ответить, и протянула руку к его пустой бутылке с водой. Он отдал ее, и она пошла на кухню выбросить мусор. Когда Сиенна вернулась, он стоял.

– Ты устала. Мне нужно идти.

Она кивнула. Поскольку была измотана еще до того, как вернулась домой, и сейчас она была измотана еще больше, но теперь дело было не только в физическом истощении.

– Спасибо за ужин. Как ты заметил, шкафы практически пусты. Я бы, наверное, съела на ужин ложку пищевой соды. – Или заказала что-нибудь, но не смогла бы бодрствовать достаточно долго, чтобы поесть.

– Никогда не доходи до такого уровня отчаяния. Я всегда готов доставить пиццу, если она тебе понадобится.

Последовала неловкая пауза, а затем он подошел к двери и открыл ее.

– Гэвин, подожди, – сказала она, и он быстро обернулся, выражение его лица показалось ей выжидающим. – Ты будешь свободен завтра, если у нас возникнут вопросы относительно той записки, которую мы нашли сегодня?

Проблеск эмоции, но очень краткий и нечитаемый.

– Абсолютно. – Он улыбнулся, снова отвернулся и бросил через плечо. – У тебя есть мой номер.

Сиенна закрыла дверь и заперла замок, а затем направилась прямо в душ. Она очень устала, так почему же у нее возникло странное подозрение, что она не сможет уснуть?

Глава тринадцатая

Сиенна подняла глаза, когда Кэт ворвалась в кабинет Ингрид, сжав что-то в руке.

– Шкаф, – сказала она.

– И тебе доброго утра, Кэт, – с сарказмом сказала Ингрид.

Кэт бросила на нее взгляд, сопровождаемый мимолетной улыбкой, и села рядом с Сиенной.

– Ты бежала?

Сиенна прибыла всего двадцать минут назад, и хотя они с Кэт рассказали Ингрид суть того, что было обнаружено в заброшенном доме, Сиенна просмотрела фотографии улик, и Ингрид потратила несколько минут на то, чтобы прочитать последние новости и копию записки.

– Я в курсе, – подтвердила Ингрид.

– Ладно, хорошо. Послушайте, я позвонила криминалистам, которые находятся в доме, где мы вчера вечером нашли письмо, и попросила их проверить под полом во всех чуланах.

Бровь Сиенны опустилась.

– Пол… – ее глаза расширились от осознания. – Пол в чулане, где, по его словам, он прятал свои игры от отца.

– Да, – взволнованно сказала Кэт. – Это казалось очень конкретным, не так ли? Что-то мне не давало покоя, и я поставила Рахманинова в машине по дороге сюда – во втором фортепианном концерте до минор это происходит каждый раз. – Она подняла пальцы вверх и драматично шевелила ими, как будто играла на пианино, одновременно используя голос, чтобы «напеть» мелодию, прежде чем Ингрид прервала ее.

– Кэт, чем ты занимаешься?

– Недостаток кофеина, это точно. Много кофе не бывает. Я хочу сказать, что мне нужно было очистить свой разум, и классическая музыка помогает в этом. В любом случае, – она махнула рукой, – криминалисты нашли сумку под половицами чулана наверху, и один из них сейчас едет сюда, чтобы мы могли ее проверить.

– Ты шутишь, – сказала Ингрид, и ее стул заскрипел, когда она откинулась назад. – Какой смысл с нами играть? Потому что я сомневаюсь, что его поймают.

– Мы не знаем. – Они рассмотрели некоторые теории, которые обсуждали накануне вечером, и Ингрид согласилась с их оценкой.

– У вас была возможность позвонить Армандо Витуччи и узнать, готов ли он предоставить нам информацию? – спросила Кэт, очевидно, имея в виду профайлера, о котором упоминала.

– Да, – сказала Ингрид. – У меня запланирован звонок с ним.

Телефон Кэт завибрировал, и она, стоя, посмотрела на него.

– Криминалист здесь. Я встречусь сначала с ней, а вы ждите меня в конференц-зале.

Сиенна и Ингрид прошли небольшое расстояние до конференц-зала, где начали развешивать фотографии, копии записок и другие предметы, относящиеся к этому делу, на доске в передней части комнаты. Сиенна только что закончила наводить порядок в блокнотах и ​​ручках на столе, когда вошла Кэт с симпатичной молодой женщиной, которая находилась на первом месте преступления, куда пришла Сиенна, с пакетом для улик.

– Сиенна, помнишь Джину Марр? Это криминалист, который нашел предметы под половицей.

– Да, конечно. Привет. – Все поприветствовали друг друга, и Джина шагнула вперед, положила сумку с вещественными доказательствами на стол и достала из сумки на плече коробку с перчатками. Все они надели синие латексные покрытия для рук, а затем Джина открыла пакет для улик и вынула нечто, похожее на золотую металлическую пчелу, и бутылку со свернутым внутри куском бумаги.

– Он оставил нам кое-что в этом доме, – отметила Сиенна. Их награда за разгадку различных улик, которые привели к указанному адресу?

Джина наклонила бутылку и кончиками пальцев развернула записку. Она была исписана таким же красивым почерком. История продолжилась.

Кэт сфотографировала письмо на телефон, а затем Джина снова свернула его и положила вместе с бутылкой обратно в пакеты для вещественных доказательств. Сиенна и Ингрид изучали металлическую пчелу, поворачивая ее то туда, то сюда, но она казалась именно тем, чем и являлась. Ювелирное украшение? Сиенна сделала несколько снимков с разных ракурсов и закончила как раз в тот момент, когда Кэт вернулась с тремя распечатками записки.

Джина собрала все обратно и отправилась в лабораторию, чтобы добавить предметы в список вещей, подлежащих обработке. Сиенна не питала особых надежд.

Затем Сиенна, Ингрид и Кэт сели читать.

Мать всегда была силой, с ней нужно считаться, но после того, как она упокоила моего отца, ее было невозможно остановить. Как будто его убийство вдохнуло в нее новое дыхание жизни. Она никому не позволяла переходить ей дорогу, как и никому не позволяла переходить дорогу мне. Если бы случилось что-то неприятное, она бы все исправила, моя мама.

– Не уступай им ни на дюйм, Дэнни Бой, – говорила она с блеском в небесно-голубых глазах. – Ни на дюйм. – А затем она улыбалась, мелодично напевая про себя, и возвращалась к выпечке торта, складыванию белья или какой-то другой задаче, направленной на создание красивого и уютного дома, в котором мы могли бы наслаждаться жизнью.

Некоторое время все было спокойно, и впервые я почувствовал счастье в жизни без постоянной тревоги от осознания того, что отец в любой день войдет в нашу дверь. Иногда посреди ночи я просыпался и слышал, как перед нашим домом останавливалась машина, и паниковал, что это был отец. Вся эта кровавая сцена на кухне с матерью вообще не происходила. Нет, он просто был в отъезде, как и раньше, а теперь вернулся.

Вернулся, чтобы ударить меня, пнуть и сказать, насколько я бесполезен.

Не имело значения, где я пытался спрятаться.

Он найдет меня.

Каким-то образом мать всегда чувствовала, когда это происходило, и приходила ко мне в комнату, тихо шикала и вела меня обратно в постель, где снова укладывала, гладила мои волосы и тихо пела мне, пока я снова не засыпал.

Через некоторое время я начал верить, что отец больше не может причинить мне вреда – не может причинить вред никому и ничему – и я больше не ждал его возвращения. Вечером мы с мамой играли в игры, и она похвалила мой новый уровень мастерства в Техасском Холдеме, Омахе и тройном дро 2–7. (Прим. Разновидности карточных игр) Я также улучшил свои навыки в шашках, шахматах и ​​«Монополии». Теперь, когда половина моего сознания не была сосредоточена на страхе перед отцом, я смог занять свой разум картами, и это имело большое значение.

К сожалению, это мирное время продлилось недолго. Следующий мой мучитель появился в брюках цвета хаки, рубашке на пуговицах и спортивной куртке с заплатками на локтях. При первой встрече он показался достаточно безобидным, но вскоре я обнаружил, что первое впечатление могло быть обманчивым.

Очень, очень обманчивым.

Я часто придумывал имена людям еще до того, как узнавал их настоящие, и сразу же назвал его мистером Патчем из-за одежды, и это имя застряло в моей голове.

Мистер Патч.

Ему потребовалось много заплаток, когда мать с ним расправилась.

Но я забежал вперед.

Позвольте мне отступить.

Мистер Патч был моим учителем естественных наук.

Я никогда не был хорош в науке. Как я уже говорил вам, игры были моей страстью. Я не так хорош, как мама, но все же неплох.

Лучше, чем большинство.

Хуже некоторых.

Мистер Патч был обаятельным и отзывчивым учителем естественных наук. Если бы он позвонил вам, а вы не знали ответа, он бы сказал:

– Все в порядке. Обязательно просмотрите страницу шестьдесят – или что-то в этом роде, чтобы не смущаться перед одноклассниками. А потом он подмигивал, улыбался и шел дальше. И если бы вы знали ответ, он бы дважды хлопнул в ладоши, один раз стукнул по столу и громко сказал: – О! Вот так денек! – и класс смеялся и аплодировал вместе с ним, и если бы я ответил правильно, то почувствовал бы это необычное теплое жужжание в груди и понял, что тоже улыбался, хотя я и не говорил своему лицу, чтобы оно сделало это.

Однажды, когда урок закончился, и все ученики ушли, мистер Патч позвал меня и спросил, останусь ли я еще на несколько минут. Это меня смутило, но не встревожило, и поэтому я медленно положил книги в рюкзак, пока остальные ученики выходили, а мистер Патч стоял у двери, улыбаясь и пожелав им приятного дня, когда они уходили. Он щелкнул замком на двери, а затем подошел ко мне, где я стоял рядом с его столом, и жестом пригласил меня сесть на стул рядом с ним. Мы оба сели, и мистер Патч повернулся ко мне и улыбнулся.

– Ты стал лучше учиться в этом классе, – сказал он, и я снова ощутил то жужжание в груди, которое заставило меня почувствовать себя счастливее и легче, каким-то образом, который я не мог описать.

– Спасибо, сэр, – ответил я. – Я много работал. – И это было правдой. Не беспокоясь о том, что отец может вернуться из одной из своих поездок в любой день, не прибегая к оправданиям и откровенной лжи о синяках, порезах и сломанных костях, я смог более полно сосредоточиться на учебе. И хотя знал, что все еще отставал от других учеников, но впервые подумал, что, возможно, дело не в том, что я был тупым или глупым, а в том, что меня отвлекали вещи, которыми не интересовались другие, и, может быть, это было чудо, что я зашел настолько далеко, насколько смог при данных обстоятельствах. Идея была вдохновляющей.

– Да, я могу сказать, что ты очень много работал, – сказал г-н Патч. – Это радует. – Он откинулся на спинку стула и посмотрел на меня, и впервые я почувствовал укол беспокойства. Хотя и задвинул это в сторону. Мистер Патч гордился мной. Вот что он говорил. – У тебя такой большой потенциал, – закончил он, кивнув.

– Спасибо, сэр, – повторил я, прикусив язык, что для меня не было чем-то необычным.

Но мистер Патч нежно улыбнулся, как мог бы улыбаться отец своему сыну, если бы этот любил своего сына.

– Но, – сказал он, – хотя ты значительно лучше стал учиться, все еще немного отстаешь. – Он поднял руку, словно защищаясь от моей обиды, хотя в этом не было необходимости. Я уже прекрасно понимал, что то, что он сказал, было правдой. Он наклонился вперед. – Однако у меня есть план. Что бы ты сказал об индивидуальном репетиторстве?

Персональное репетиторство. Мои глаза сместились в сторону, и я внезапно занервничал. У нас с матерью больше не было денег из-за отсутствия отца, и, хотя мать была чрезвычайно творческой личностью и умудрялась содержать красивый и уютный дом без его денег, но на дополнительные услуги, такие как репетиторство, их никогда не хватило бы.

– Ну, я… хм… – пробормотал я.

Мистер Патч, похоже, понял, что мне неудобно, сразу же вмешался и сказал:

– Никакой оплаты не нужно. Иногда я предоставляю эту услугу ученикам, которых считаю особенными.

Я улыбнулся, и это приятное ощущение жужжания вернулось, хотя и не так сильно. Особенный.

– Хорошо, да, – сказал я.

– Ой! Вот так денек! – сказал мистер Патч с широкой улыбкой, взглянув на дверь. Каким-то образом в тот момент я понял, что эта фраза мне больше никогда не понравится. За дверью в коридоре было совершенно тихо. Все на этом этаже сегодня отправились домой. – Мы можем начать прямо сейчас. – Он остановился лишь на мгновение. – Кстати, я знаю кое-кого, кто работал с твоим отцом, – сказал он, и моя кровь похолодела, а комната вокруг меня запульсировала. О, нет. О, нет. Он собирался позвонить в полицию. Они собирались прийти к нам домой и распылить эту штуку, от которой кровь блестела под их специальными лампами. На моей верхней губе выступил пот. Мистер Патч склонил голову, наблюдая за мной. – Он упомянул, что сын человека, с которым он работал, человека, который исчез, учится в моем классе. Он упомянул твое имя, спросил, знаю ли я тебя. Вот так совпадение? – он внимательно посмотрел на меня, и я сглотнул. – Мне жаль слышать о твоем отце. – Он мрачно скривил рот. – Иногда отцы уходят. Они решают, что им просто не нравится жизнь, которой они живут, собирают вещи и просто… уходят. Чтобы начать новую жизнь, я думаю. Мой тоже. Вот откуда я знаю, что значит остаться одному.

Мои плечи опустились еще немного. Он думал, что мой отец бросил свою семью, как и его. Я глубоко вздохнул.

– Итак, – продолжал он, – как насчет завтра после школы у тебя дома?

Прежде чем я успел сказать хоть слово, он наклонился вперед и похлопал меня по колену. Я опустил взгляд на его руку, которая оставалась у меня на колене, даже после того, как похлопывания прекратились. Было ощущение, что что-то провалилось в животе – что-то большое и тяжелое. Пальцы мистера Патча слегка дрожали, а затем он поднял глаза и посмотрел на меня, а его рука начала двигаться вверх по моей ноге к бедру. Я замер. И не знал, что делать. Тяжесть внутри меня росла, растягивая слизистую желудка, заставляя содержимое подниматься вверх по горлу. Рука мистера Патча остановилась на месте моего бедра и слегка двинулась между ног, но затем так же быстро он поднял ее, откидываясь назад и улыбаясь, как будто я выдумал то, что только что произошло. Или неверно истолковал это.

Что было вполне возможно. В конце концов, меня воспитали так, что я был подозрительным. Отец поспособствовал этому.

– Я отвезу тебя домой, – сказал мистер Патч, и, хотя мои ноги были ватными и неуклюжими, я заставил себя пройти к двери и выйти с ним на парковку, где сел в его машину, и он отвез меня домой, помахав рукой и пожелав мне доброго вечера.

Мой отец меня бил, он ломал мне кости и заставлял меня кровоточить, но никогда не прикасался ко мне так, как мистер Патч начал прикасаться ко мне каждый вечер после школы, когда мы сидели за моим кухонным столом, на котором лежал учебник, являющийся ничем иным, как простым прикрытием.

– Тебе это нравится? – спрашивал он, его глаза стекленели, а дыхание становилось прерывистым. А если я колебался, выражение его лица становилось каменным, и он говорил: – Не заставляй меня подводить тебя. Если ты не закончишь учебу, то будешь никем. Ты же не хочешь быть никем, не так ли?

Нет. Я не хотел быть никем.

Но я уже был.