Текст книги "Плохая мать (ЛП)"

Автор книги: Миа Шеридан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Она хотела отвернуться от компьютера, но заколебалась.

Не делай этого.

Найди его. Посмотри, какой он преданный.

Она перешла на главную страницу поисковой системы и ввела его имя. Высветилась последняя информация о Брэндоне Гатри из «Purcell, Fenwick и Penn», и когда она увидела, что это было, ее желудок сжался.

Она колебалась. Открывать статью было плохой идеей. Она знала, что это так, и все же не смогла устоять.

Это не принесет тебе ничего хорошего. Ты знаешь, что это не принесет.

Посмотри, какой он преданный.

В статье рассказывалось о шикарном ужине в честь предвыборной кампании человека, баллотирующегося на пост мэра Нью-Йорка, человека, ответственного за то, что Сиенна в этот конкретный момент сидела за письменным столом в Рино. Или, может быть, это она была в конечном счете ответственна, поскольку приняла сознательное решение не следовать приказам, но… неважно.

Она просмотрела некоторые материалы, восхваляющие экологичность мероприятия… канапе со съедобными цветами… меню полностью на растительной основе… биоразлагаемые блюда ручной росписи… столовые приборы из бамбука. Даже посуда. Она кое-что узнала о мэре, когда наводила справки о члене его команды. В своей личной жизни мэр ел бифштексы за 900 долларов, летал в Аспен по выходным на своем частном самолете и, вероятно, хотя, по общему признанию, у нее не было времени на точные подсчеты, ежедневно потреблял больше электроэнергии, чем среднестатистический американец за целый год, чтобы обслуживать свой дом площадью в двадцать тысяч квадратных метров. И Сиенна ничего не имела против роскоши. С чем у нее были проблемы, так это с лицемерами. Особенно с теми, кто находится у власти. Особенно с теми, кто покрывал своих друзей-педофилов. В голове у нее стучало, и она сделала глоток остывшего кофе из бумажного стаканчика. Выпьем за тебя, ты кусок фальшивого, лживого дерьма.

Она прокрутила вниз до фотографии… самого отвратительного дьявола. Она наклонилась, ее рот открылся от удивления, сердце упало.

Это. Был. Ад?

Там был Брэндон, сидящий за одним из роскошно украшенных столиков, жизнерадостный в смокинге, смеющийся над всем, что говорил человек на сцене. А рядом с ним была симпатичная женщина с большой грудью, которая работала с ним. Сиенна познакомилась с ней на одном из мероприятий компании несколько месяцев назад и заметила, как она смотрела на Брэндона. Когда Сиенна позже в шутку упомянула об этом, Брэндон отмахнулся, улыбнувшись и спросив, с кем он собирался домой.

Ее сердце упало еще сильнее.

Возможно, Брэндон не испытывал такого отвращения, как она.

И, по правде говоря, она не уверена, было ли это больше из-за того, что он выглядел чертовски дружелюбным со своей коллегой, которая положила руку ему на плечо, когда тоже смеялась, или из-за того, что он вообще находился рядом с ней. Как он мог присутствовать на предвыборном обеде в честь человека, который не только пытался помешать расследованию морально порочного преступления, но и бросил бы ее на съедение волкам, если бы ее быстро не отправили из города в единственный отдел, который согласился ее принять, потому что там отчаянно не хватало персонала?

У нее скрутило желудок.

Она ждала, что шок и душевная боль пройдут, но этого не произошло. Осталось только смятение. Возможно, она просто эмоционально истощена и у нее не было больше ни капли понимания для Брэндона Гатри и его предательского ужина.

Она вышла из браузера и взглянула на Кэт, которая все еще разговаривала по телефону, отвернулась и что-то записывала.

Она порылась в своих заметках. Ее мысли занимали несколько вещей, но, похоже, она не могла сосредоточиться ни на одной из них. Разочарованно вздохнув, она отодвинула их в сторону.

– Эй, Сиенна, ты неважно выглядишь, – сказала Кэт, положив телефон. – Может тебе пойти домой?

Сиенна открыла рот, чтобы возразить, когда особенно острая боль в виске заставила ее снова прищурить глаз. Кэт была права. Она чувствовала себя ужасно и не могла никому помочь в таком состоянии. Ее мысли были рассеянными и несфокусированными, и если она еще немного не поспит, то упадет.

– Ты уверена, что сможешь…

– Да. Убирайся отсюда, сейчас же. Я дам знать Ингрид.

Сиенна едва заметно улыбнулась ей.

– Ладно. Хорошенько отдохну ночью и снова буду в строю. – Она встала и собрала свои вещи, убедившись, что материалы по ее делу лежали в портфеле. Она подумает над этим, лежа в постели после нескольких часов полноценного сна.

– Ну, не торопись. Ты нужна нам в хорошей форме.

Сейчас явно не лучшая форма. Она попрощалась с Кэт и направилась к двери.

В машине она взглянула на себя в зеркало заднего вида и тихо застонала. Неудивительно, что Кэт предложила ей поехать домой. Ее глаза были налиты кровью, под ними залегли темные круги. Она выглядела более чем измученной. Она убавила громкость радио, наконец-то позволив своему мозгу расслабиться и перестав заставлять его устанавливать связи и складывать подсказки воедино. Мозг – это тоже своего рода мышца, напомнила она себе. И иногда ему просто нужен отдых.

Ее мысли обратились к Гэвину, поскольку она каким-то образом знала, что так и будет, в тот момент, когда она дала волю своему разуму. Тот поцелуй. Он потряс ее, сбил с толку. И, да, это подтвердило для нее, что их химия все еще сильна. Она на мгновение закрыла глаза, остановившись на красный свет.

У нее был покой. Действительно был. Она устроила свою жизнь в Нью-Йорке, погрузилась в карьеру, которую любила, и внезапно – как будто со дня на день – весь ее мир стал шатким и нестабильным, и она понятия не имела, где ей следовало укрыться.

Она поцеловала мужчину, который разбил ее сердце, а мужчина, за которого она планировала вскоре выйти замуж, надел смокинг, чтобы поднять тост за ее злейшего врага.

Самое смешное, что в течение многих лет после того, как Гэвин бросил ее у алтаря, ей казалось, что она изменяла ему каждый раз, когда ходила с кем-нибудь на свидание за чашкой кофе. Это ужасно огорчало и только усиливало ее боль. Однако через некоторое время, когда боль утихла, она пришла к убеждению, что это просто побочный продукт того факта, что он был ее первой и единственной любовью до этого момента. Это чувство было просто вызвано реальностью того, что у нее никогда не было никого другого, и она всем сердцем верила, что никогда не будет. Да, это было естественно, и со временем это пройдет, говорила она себе. Потому что все остальное было слишком душераздирающим, чтобы думать об этом. И, по большей части, это чувство отступило. Брэндон был первым мужчиной, с которым она встречалась, не сравнивая все, что он делал, с Гэвином, не сравнивая свои эмоции с тем, что она чувствовала с ним. Нет, это было не то же самое – Гэвин был для нее на первом месте, и имело смысл только то, что ее чувства к нему вспыхнули огнем новизны. Но ее привлекал Брэндон. Он был умен и уверен в себе, и знал, как владеть ситуацией. Он смотрел на нее так, словно она была самой сексуальной женщиной, которую он когда-либо видел и заставил ее почувствовать себя желанной. Она полюбила его, но не той обжигающей, всепоглощающей любовью, которую когда-то испытывала к Гэвину, хотя, возможно, так было лучше. Может быть, было глупо отдавать так много себя одному человеку, когда люди так чертовски подвержены ошибкам.

Чего она не осознавала, пока не вернулась в Рино, так это того, что она все еще была невероятно ранена. То, что сделал Гэвин, пронзило мышцы и кости и оцарапало ее до глубины души. Он был ее родственной душой и бросил ее, не сказав ни слова, и если твоя родственная душа могла так поступить с тобой, как ты сможешь когда-нибудь снова полностью доверять кому-то другому? Как вы могли жить в мире, где нет мягкого места для приземления, особенно когда мир был местом, где люди, занимавшие высокие посты, ставили деньги и влияние выше невинности детей, где люди бросали камни в прекрасных созданий, которые были слабее их, просто чтобы посмотреть, как они истекали кровью? Как?

Он лучше, чем кто-либо другой, знал, что у нее проблемы с одиночеством, и, тем не менее, бросил ее.

Твоя мать пришла ко мне с письмом и показала, от чего ты собиралась отказаться.

Ее мать. Женщина, которая, как она предполагала, ни на секунду не задумывалась о Сиенне в любой момент ее жизни. И как она с этим смирилась?

Страдальческий стон вырвался из ее горла, а в голове запульсировало.

Сиенна заехала на подъездную дорожку и заглушила двигатель как раз в тот момент, когда зазвонил ее телефон.

Брэндон.

Как он вовремя подоспел.

Она вздохнула и приняла звонок.

– Привет.

– Привет, я удивлен, что ты ответила. Думал, ты будешь занята на работе.

– Тогда зачем ты позвонил?

Пауза.

– Потому что хотел, чтобы ты знала, что я думал о тебе. Что-то не так?

Сиенна потерла затылок. Головная боль теперь распространилась по всей голове.

– Я видела твои фотографии с гала-вечера, Брэндон.

Еще одна пауза и громкий скрип стула, как будто он садился или откидывался на его спинку.

– Сиенна…

– Ты ходил на мероприятие по сбору средств для человека, который пытался скрыть сексуальное преступление? Для человека, которому преподнесли мою голову на блюде и, вероятно, до сих пор преподносят?

– Сиенна, я знаю, что ты чувствуешь. Послушай, я не хотел идти, понимаешь, но моя фирма очень настаивала.

Очень настаивала.

– Ты хотя бы сопротивлялся, Брэндон?

– Да, конечно. Но там было много крупных клиентов, и нам было важно наладить контакты. Послушай… Сиенна, опросы говорят, что мэр, скорее всего, выиграет свою кампанию по переизбранию, понимаешь? – ее сердце сжалось, прежде чем он продолжил. – Этот факт не делает меня счастливым, и политика, связанная с моей работой, нравится мне не больше, чем тебе, но факт в том, что если я хочу стать партнером в какой-то момент, то должен быть готов играть в эту игру.

Играй в эту игру.

Игра. Та самая, из-за которой часто гибнут невинные дети.

Это то, чего она не желала делать. Сделало ли это их несовместимыми в конце концов?

Она чувствовала себя так, словно стояла на краю пропасти, по одной ноге по обе стороны расширяющейся пропасти. И далекий голос, который она не могла точно идентифицировать, говорил ей, что ей нужно выбрать одно или другое, потому что она не могла выбрать все сразу.

Боль в голове заставила ее поморщиться.

– Послушай, Брэндон, я думаю, может быть… нам нужно подумать о том, чтобы мой переезд стал небольшим перерывом от… нас.

– Сиенна, детка, ты слишком близко к сердцу принимаешь деловой ужин, на который я был вынужден пойти.

Тебя заставили пойти со своей пышногрудой коллегой? Заставили позволить ей сесть достаточно близко, чтобы прикоснуться к тебе? Но она не собиралась поднимать эту тему. Поскольку сама поцеловала другого мужчину.

Она не совсем этого хотела. И отстранилась. Но… никаких оправданий. Она никогда не любила оправдываться. Гэвин поцеловал ее, но она поцеловала его в ответ. И да, она отстранилась, но не раньше, чем позволила себе потеряться в его вкусе, ощущении его тела рядом со своим, сладком и пугающе знакомом пламени, которое снова вспыхнуло внутри нее.

Суть в том, что это все было не из-за Брэндона.

Но она внезапно поняла, что вопрос, который она задавала себе ранее о Брэндоне, имел четкий ответ. Худшая часть предательства, которую она чувствовала, заключалась не в том, что он потенциально был на свидании. Это вызвано самим его присутствием на том конкретном ужине, его нежелании отстаивать свою позицию. Для нее. За справедливость. За то, что было правильным.

– Я думаю, ты поймешь, что это к лучшему, Брэндон. – Она вышла из машины, перекинув портфель через плечо. Казалось, что он весил десять тонн.

– Сиенна, у тебя такой… усталый… отстраненный голос. Давай поговорим об этом позже, хорошо?

– Я устала, но имею в виду то, что говорю, – сказала она, направившись к своей двери. – Но да, мы можем поговорить обо всем этом позже. – Возможно, нужно было сказать еще что-то. Но в тот момент ей этого не хотелось, и, по общему признанию, она не совсем могла сейчас использовать все свои мыслительные процессы.

– Хорошо. – Она услышала женский голос, возможно, его секретарши. – Я нужен на встрече, но мы скоро с тобой поговорим, хорошо? Сиенна… Береги себя.

Береги себя.

– До свидания, Брэндон.

Она щелкнула замком за собой и пошла на кухню, бросила на стол свои вещи, которые заказала онлайн и которые прибыли только накануне, и убрала папку с делом.

Ей следовало идти спать, она это знала, но аргументация Брэндона для звонка – потому что хотел, чтобы ты знала, что я думал о тебе – была, по сути, ерундой. Он был «нужен» на встрече через две минуты их разговора. И он не извинился за то, что пошел на ужин. Он оправдывал свои действия. Как начальник полиции. Как мэр. Все для дальнейшего продвижения по служебной лестнице. Сейчас она не могла уснуть, несмотря на стук в голове. Может быть, из-за стука в своей голове. Вместо этого она заварила себе чашку чая, решив, что кофе с нее хватит, открыла папку с делом и попыталась еще раз разобраться в этой чертовой головоломке.

Что имело отношение к делу? Что дал им убийца, чего они не заметили? Что он даст нам в следующий раз?

Глава двадцать четвертая

Гэвин в третий раз прижал палец к дверному звонку, услышав отдаленное шарканье внутри.

– Давай, – пробормотал он, еще один приступ беспокойства усилил его нетерпение. Он несколько раз звонил Сиенне, и когда она ему не перезвонила, он позвонил ей в участок, и его соединили с ее напарницей Кэт, которая сказала, что в тот день она ушла домой раньше.

Он не хотел быть назойливым… слишком. Но также понимал, что она была практически одна в этом городе, и о ней знал убийца, все еще разгуливающий на свободе. Кто-то должен был приглядывать за ней. Она детектив, обученный обращению с огнестрельным оружием и, предположительно, владела боевыми приемами, Декер, так что не лги себе и не притворяйся, что она нуждалась в защите.

Ему показалось, что он услышал движение внутри, и мгновение спустя замок щелкнул, а дверь распахнулась. Сиенна стояла там в мятой рабочей одежде, ее волосы были собраны в косую прическу, один глаз прищурен, когда она наклонила голову, чтобы посмотреть на него.

– Гэвин, – прошептала она. – Что ты здесь делаешь?

– Привет, – сказал он, присмотревшись и заметив темные круги у нее под глазами. – Ты не отвечала на звонки, поэтому я пришел проведать тебя. Ты в порядке?

Она вздохнула, жестом пригласив его войти. Он так и сделал, закрыв за собой дверь и проследовав за ней в гостиную, где она, очевидно, сидела на полу и работала. На том месте, где она сейчас устроилась, были разбросаны бумаги и папки. Она подняла свой телефон, лежащий рядом с ней, а затем, тяжело вздохнув, бросила его обратно.

– Он разрядился. Мне нужно его зарядить.

Он огляделся, но мебели по-прежнему не было, только две нераспечатанные коробки, стоявшие там же, как и когда он был здесь в первый раз. Он занял то же место на провисшем ящике, опершись локтями о колени. Сиенна прислонилась спиной к стене, морщась и потирая лоб. Он наблюдал за ней минуту.

– Ты измотана, – заметил он. И, похоже, у нее болела голова.

Она издала короткий смешок, который перешел в болезненный вздох.

– Я в курсе. Вот почему отпросилась домой с работы.

– Кажется, сон может быть более важным приоритетом.

Она бросила на него взгляд, который говорил, что она не нуждалась в его непрошеных советах, но последовавшая за этим гримаса подтвердила его правоту. Она наклонилась вперед, вытянув шею.

– На самом деле эта головная боль делает меня несчастной, – сказала она.

– Ты принимала что-нибудь от неё?

Она покачала головой, и даже это небольшое движение, казалось, причинило ей дискомфорт. Она прислонилась головой к стене и закрыла глаза. Гэвин поднялся с картонной коробки.

– У тебя есть что-нибудь в аптечке?

– Нет. Я думала, у меня что-то есть, но это не так, – пробормотала она. – У меня так давно не болела голова, – сказала она, ее слова были такими тихими, что он едва расслышал их.

Его сердце потянулось к ней. Она так сильно напряглась, что ударилась о кирпичную стену. И все же она сидела на полу в своем доме, просматривая записи по делу.

– Я сейчас вернусь. – Он был почти уверен, что у него в бардачке лежал флакон Тайленола. Он вышел на улицу, оставив дверь ее дома слегка приоткрытой, и подошел к пассажирской стороне своей машины.

– Забей, – пробормотал он, достав лекарство. Затем закрыл дверцу машины и повернулся к дорожке, ведущей к дому Сиенны, неуверенность заставила его остановиться.

Он сжал губы, затем остановился и достал телефон из кармана, прежде чем набрать номер.

– Мама?

– Привет, Гэвин, я как раз смотрю это нелепое американское шоу о выпечке. Это заключительный эпизод, и он напряженный. Я не могу решить…

– Мама, – повторил он.

– Гэвин, что случилось? – спросила она, очевидно, услышав серьезность его тона.

– Я у Сиенны. Она вернулась домой с работы больной, и у нее ужасно болит голова. Разве она не испытывала их в детстве?

– О, Боже. Да. Она косит левым глазом?

– Да. Я пытался вспомнить, что ты обычно давала ей, что помогало лучше всего. – Он представил юную Сиенну, лежащую на его диване, и его маму, сидящую рядом с ней и проводящую влажной салфеткой по ее лбу. Конечно, Сиенна сама, вероятно, могла бы сказать ему, что обычно работало для нее лучше всего, но он боялся, что она прогонит его прежде, чем он сможет оказать ей помощь, в котором она, очевидно, нуждалась.

– Эта ужасная односторонняя головная боль, которая у нее возникала, когда она была в состоянии чрезмерного стресса. – Мирабель цокнула языком. – Дай ей немногою «Тайленола». Казалось, она всегда лучше всего реагировала на него. И положи холодный компресс ей на голову.

Он выдохнул, продолжив идти к двери Сиенны. «Тайленол». Холодный компресс.

– Хорошо, понял. Спасибо, мам

– Для этого и существуют мамы. – Он почувствовал улыбку в ее голосе.

Он вошел внутрь, запер входную дверь и заглянул в гостиную, где Сиенна все еще сидела, прислонившись к стене, с открытым ртом, как будто спала. Нежность охватила его, его губы приоткрылись, когда он смотрел, как она спала. Он подумал о том, чтобы оставить ее прямо там, а не будить, чтобы отправить в постель. Однако даже во сне выражение ее лица выглядело слегка страдальческим, как будто головная боль вторгалась даже в ее сны. И если она проспит в таком положении дольше часа, то проснется с болью в мышцах, сопровождающейся головной болью. Он достал бутылку воды из ее холодильника, вытряхнул две таблеткио «Тайленола», а затем вернулся к ней.

– Эй. – Он слегка встряхнул ее, и она что-то пробормотала, наклонив голову вперед, с полуоткрытыми глазами, пытаясь сориентироваться. Он протянул ей капсулы. – Вот, прими это. Это поможет.

Она сделала, как он просил, проглотила лекарство, запив половиной бутылки воды, а затем со стоном прислонилась головой к стене.

– Как ты думаешь, этот кактус вульгарный или… красивый? – спросила она.

Он издал смущенный смешок, когда понял, что она, должно быть, говорила о кактусе возле своей квартиры. Она так устала, что была дезориентирована.

– Определенно вульгарный, – ответил он.

Она рассмеялась, хотя это было мягко и коротко, больше похоже на вздох.

– Раньше мы смеялись, – сказала она. – Раньше мы так много смеялись. Я никогда ни с кем не смеялась так, как с тобой.

В горле у него внезапно пересохло. Она была права. Так и было. Они сильно любили и громко смеялись, и, оглядываясь назад, он наполовину убедил себя, что это была просто беззастенчивая черта юности. Но это неправда. Ни он, ни Сиенна не выросли в условиях, которые поощряли бы отношение радостной самозабвенности. Они просто пробудили это друг в друге. Ее веки закрылись, и голова начала опускаться вперед, прежде чем она снова резко подняла ее, выдернув себя из сна.

– Пойдем, – сказал он, взял ее за руку и начал вставать. – Давай я помогу тебе лечь в постель. Даже суперженщине иногда нужно поспать.

Она тихонько фыркнула, и на мгновение показалось, что будут возражения, но затем она вздохнула, вероятно, решив, что сейчас у нее нет сил сопротивляться ему. Сиенна схватила его за руку, когда он поднял ее на ноги. Она покачнулась, издав тихий стон, и снова прищурила глаз, когда выпрямилась в полный рост.

Дерьмо. Из-за головокружения все стало только хуже.

– Я оставлю еще немного «Тайленола» на твоем прикроватном столике, – сказал он, идя с ней по коридору к открытой двери в конце.

– У меня нет прикроватного столика, – пробормотала она.

Гэвин повел ее в спальню, Сиенна держала руку у головы, пока они шли.

– Скажи мне, что у тебя, по крайней мере, есть кровать.

– Она есть, – сказала она, открыв дверь.

– Я собираюсь, э-э, сходить за дополнительным «Тайленолом» и еще одной бутылкой воды, – пробормотал он, поворачиваясь, когда она потянулась за халатом, лежащим в изножье кровати.

Когда он вернулся с лекарством, водой и холодной тряпкой, Сиенна уже лежала в постели с закрытыми глазами, ее халат слегка распахнулся. И он предположил, что, поскольку она была измучена и испытывала боль, было менее чем благородно чертовски возбуждаться от вида обнаженной выпуклости одной груди.

Он видел женщин, одетых менее скромно у бассейна отеля. Так почему же вид этой женщины в белом хлопчатобумажном халате вывел его из равновесия? Он впитывал ее, очертания ее тела под тонким материалом вызывали физическую реакцию, которую он не мог контролировать. Его всегда так сильно влекло к ней, и с первого взгляда он точно вспомнил почему. На самом деле все очень просто. Он был мужчиной. У него имелись свои предпочтения, даже если он никогда их не определял, и она удовлетворяла каждое из них. Форма ее бедер, изгиб талии, даже изящество ключиц и наклон плеч. То, как она была сформирована, говорило о том биологическом качестве, которое существовало внутри него, чтобы искать идеальную пару. Это было слишком сильно и правильно, чтобы быть замененным чем-то.

Однако, что отличало его от какого-то древнего неандертальца, так это то, что ему также нравился ее ум. Он уважал ее мнение и взгляды на жизнь. Ему нравились ее чувство юмора и приверженность справедливости. Проще говоря: для него она была идеальна.

Сосредоточься, Декер. Ты нужен ей.

Он бы даже не стал думать о «Большой любви» прямо сейчас или о том факте, что одна только мысль о нем заставляла ревность бурлить в животе Гэвина.

Он поставил «Тайленол» и бутылку с водой на какой-то учебник по судебной медицине на полу рядом с кроватью, а затем осторожно приложил холодную тряпку к ее лбу. Она вздохнула, но не открыла глаза.

– Спасибо, – пробормотала она.

– Не за что, – сказал он, поправив ткань, благодарный за то, что она позволила ему помочь ей. Что ей сейчас было нужно, так это поспать, и ему следовало оставить ее, чтобы она немного отдохнула. Но, похоже, он пока не был в состоянии встать. Не хотел оставлять ее, когда мог бы предложить хоть немного утешения.

– Я должна напоминать себе, что не стоит давить слишком сильно, – сказала она мягким голосом, когда ее глаза наполовину открылись, и она посмотрела на него. – Это недостаток. Я знаю. Но я должна была это сделать. Тогда мы были молоды. Если бы я этого не сделала…

Если бы ты этого не сделала, никто бы не сделал. Никто не стал защищать тебя, и поэтому тебе пришлось защищать себя самой.

– Я знаю, Сиенна. Я знаю, – сказал он, убрав прядь волос с ее щеки. – И это не недостаток.

– Иногда так оно и есть.

Он сделал паузу, и, хотя ее глаза были прикрыты, они пронзили его. Он знал, что она намекала на их отношения; просто не знал точно, что она имела в виду. И все же, как бы сильно он ни хотел поговорить о них – в любом контексте – сейчас было не время. Она уязвима и явно измучена, и он не хотел, чтобы она обижалась на него, когда немного поспит и придет в себя. Он не хотел, чтобы она жалела, что сказала что-то просто потому, что потеряла бдительность.

– Нет, – сказал он. – В этом твоя сила, Си. Так было всегда. Никогда не сдавайся. Продвигайся вперед, невзирая на препятствия. – Он слегка улыбнулся ей. – Тем не менее, ты все еще человек, а людям нужен сон.

Она устало улыбнулась ему в ответ и закрыла глаза.

– Спасибо тебе, Гэвин, – пробормотала она.

Он снял ткань с ее лба и отнес в ванную, чтобы она не проснулась с липкой тряпкой на голове. Вернувшись в комнату, он начал спрашивать ее, не нужно ли ей еще чего-нибудь, прежде чем он уйдет, но, когда посмотрел на нее, она уже крепко спала с открытым ртом. Хорошо. Спи, Суперженщина. Он подошел к кровати, убрал волосы с ее лба и натянул одеяло ей на ноги.

Это движение, должно быть, разбудило ее, потому что она схватила его за руку, прежде чем он успел отойти, и, хотя она не открыла глаза, но пробормотала:

– Останься, пожалуйста, останься.

Сердце Гэвина пустилось вскачь. Остаться. Большего он и не хотел. Он обошел кровать и лег рядом с ней. Она повернулась к нему, ее тело расслабилось, когда она снова погрузилась в сон.

Он наблюдал за ней несколько мгновений. Ее ресницы затрепетали, губы приоткрылись, когда она тихо вздохнула. Он почувствовал неожиданный комок в горле и проглотил его. И это обрушилось на него, как тонна кирпичей. Он любил ее. Никогда не переставал. Он мог бы прожить остаток своей жизни, никогда больше не видя ее такой, какой она мечтала. И это могло быть в последний раз – хотя надежда удерживала его от принятия этого как реальности. Но что было правдой и известно наверняка, так это то, что независимо от того, что произойдет, он будет любить Сиенну Уокер до конца своих дней. Гэвин редко чувствовал себя уязвимым, но в тот момент он как никогда чувствовал это очень сильно. Он бы сломался, если бы снова отпустил ее.

Но она попросила его остаться. На данный момент. И это было то, что он будет делать до тех пор, пока она ему позволит.

Гэвин просыпался медленно, рассвет едва пробивался сквозь жалюзи, комната была в серой дымке.

– Мое платье было А-силуэта с фестончатым подолом и вышитыми аппликациями из сетки поверх кружев Шантильи.

Гэвин уставился в потолок, прокручивая в голове то, что Сиенна только что прошептала ему на ухо.

– Я не знаю, что означает большинство из этих слов, но звучит красиво.

Она очень тихо рассмеялась, и он повернулся к ней, обнимая. Она выглядела сонной и красивой, тени под ее глазами были гораздо менее заметными, чем прошлой ночью. По ясности в ее глазах он мог сказать, что головная боль прошла. К тому же, она только что пробормотала целую сложную цепочку слов, и он полагал, что она должна была быть в полном сознании, чтобы сложить воедино. Хотя, по общему признанию, имели ли они смысл или нет, он не мог сказать.

– Оно было… Оно было прекрасно, – задумчиво сказала она.

Он заправил прядь волос ей за ухо.

– Прости, что я оставил тебя там. Пожалуйста, прости меня. Жаль, что у меня не хватило мудрости и смелости поступить по-другому.

Хотя в комнате было почти темно, он увидел, как ее пристальный взгляд скользнул по его лицу.

– Я бы убедила тебя остаться, – сказала она. – Или я бы убедила тебя взять меня с собой. И тогда все было бы по-другому.

– По-другому хорошо или по-другому плохо?

– Я не знаю. Вероятно, немного того и другого. Может быть, одного больше, чем другого. В этом суть выбора. Вы не можете прожить две разные жизни. Вы застряли на той, которую выбрали, и пытаться представить альтернативу на самом деле бессмысленно.

– Ты бы не стала полицейским.

– Нет, наверное, нет. – Она сделала паузу. – Определенно нет. – Ее взгляд скользнул в сторону, и ему стало интересно, думала ли она о людях, на которых оказала положительное влияние. Он надеялся на это. Это было то, что делало терпимым сожаление, которое он испытывал из-за того, что причинил ей боль. – Я действительно прощаю тебя, Гэвин.

У него перехватило дыхание. Ему казалось, что он держал это в себе одиннадцать лет, что пустота, с которой он научился жить, наконец-то закрылась.

– Вероятно, это было плохим предзнаменованием, что место, которое мы выбрали для свадьбы, называлось свадебная часовня «Антикварные цветы», – сказала она.

Ему удалось одновременно скорчить гримасу и рассмеяться.

– «Антикварные цветы»… – его брови сошлись в задумчивости. – Что вообще такое антикварные цветы?

– Хм… Для меня эта фраза напоминает старый пыльный, рассыпающийся букет, гниющий на чердаке.

Тогда он громко рассмеялся.

– Это не очень романтично.

– Точно нет. – Ее улыбка погасла. – Я знала, что что-то не так, Гэвин. С тобой, я имею в виду. Я знала это, но предпочла проигнорировать и списать на нервы или на то, что ты поссорился с Мирабель из-за своего намерения участвовать в покерных турнирах и путешествовать, как только тебе исполнится двадцать один. Я не расспрашивала тебя, потому что не хотела. Я думала… Ну, я думала, что все, что было не так, будет улажено, как только мы поженимся. Я чувствовала, что ты ускользаешь, и вместо того, чтобы посмотреть правде в глаза и спросить тебя почему, я двигалась вперед. Мне тоже нужно было немного повзрослеть, – тихо закончила она.

– Ты не виновата в том, что мне не хватило смелости, Си. Пожалуйста, не думай…

– Я не это имела в виду. Я просто имею в виду, что мы оба сыграли свои роли, и для меня важно признать это.

Его пристальный взгляд задержался на ней, его сердце сжалось. Он думал, что любил ее раньше, но понятия не имел насколько. Невероятно, но в ней стало больше того, чем он всегда восхищался в ней.

– Расскажи мне о победе в Мировой серии покера, – попросила она, удивив его. Он повернулся на спину. Лежать с ней было знакомо и ново. Они обычно тайком выбирались из своих трейлеров и лежали в кузове его пикапа, глядя в ночное небо и разговаривая часами напролет. Они занимались и другими вещами на заднем сиденье того пикапа, ее ноги обвивали его бедра, пока он наполовину сходил с ума от удовольствия.

Мировая серия покера. Он перевел свой внутренний взор на эту большую, ярко освещенную арену, почувствовал запах сигаретного дыма, соперничающий с кислой вонью адреналина, и его тело остыло, кровь побежала медленнее.

– Я играл с такой… дикой самозабвенностью. Некоторые люди задавались вопросом, не пытаюсь ли я переиграть. – Он на мгновение замолчал, вспомнив то время. Он услышал шепот других игроков. Они думали, что он по большей части сумасшедший и что достаточно скоро проиграет. Победа требовала больше продуманной стратегии, чем он демонстрировал. – Дикторы обычно говорили, что я играл так, как будто бесстрашен, – сказал он, снова сделав паузу. – Но это было не так. Мне просто нечего было терять. – Он повернулся к ней, встретившись с ней взглядом в призрачном свете. – Я уже потерял единственное, что действительно имело для меня значение. Ты. – Что еще хуже, он не просто потерял, а бросил ее. Он знал ее достаточно хорошо, чтобы понимать, что именно это она чувствовала. Но, несмотря на то, что он был тем, кто ушел – сбежал – он тоже был опустошен. Нелюдимый. Он хотел, чтобы она была с ним. Ее мысли. Ее прикосновения. Ее любовь. Его почти жена. И поэтому, хотя часть его испытывала облегчение, избавившись от давления, которое он испытывал, в основном он ненавидел себя. Отсюда его безрассудство.