Текст книги "Плохая мать (ЛП)"

Автор книги: Миа Шеридан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Глава одиннадцатая

– Я даже не знаю, что об этом думать, – сказала Кэт после того, как Сиенна объяснила, как они с Гэвином вернулись в дом Ривы Килинг и разобрали теннисный мяч, который, очевидно, был подсказкой, оставленной человеком, который, как она могла только предположить, являлся убийцей.

– Я тоже, – пробормотала Сиенна и повернула налево, следуя за инструкциями женского голоса GPS. Они въехали в квартал явно заброшенных домов и пустых участков, заваленных мусором и, вероятно, использованными шприцами. Она заметила матрас в одном из дворов и отвела взгляд, решив не замечать подробностей того, что определенно представляло собой грязную и явную угрозу для здоровья.

– Я рада, что мы попросили Гэвина проконсультировать нас, – сказала Кэт, устремив взгляд в окно. – Как ты к этому отнеслась?

– Все прошло хорошо, – сказала Сиенна. И это являлось правдой. Конечно, его присутствие вызвало на поверхность воспоминания, которых не было уже давно, но она профессионал, и, как обычно, когда была сосредоточена на раскрытии дела, оно имело тенденцию полностью занимать ее разум. Это было подарком и, по словам Брэндона, раздражало. – И я бы никогда не догадалась, что эта фраза каким-либо образом относится к картам, – сказала она, озвучив мысль, которая у нее возникла ранее.

Если бы Гэвин не узнал эту конкретную формулировку, она бы не представила случайный теннисный мяч… скорее всего, квартиру опечатали бы, мусор вывезли на свалку, и разгадка была бы утеряна навсегда. Она все еще была шокирована этим. Стало одновременно жутко и пугающе, что убийца положил его туда, чтобы они могли найти ключ. Конкретно она.

Сиенна остановилась перед полуразрушенным домом, половина крыши которого обвалилась, а крыльцо провисло. Оказалось, что когда-то лужайка представляла собой пустынный ландшафт – камни и кактусы, – но теперь заросла сорняками и была усыпана мусором, а кактусы превратились в сморщенную шелуху. Это показывало, что иногда даже то, что находилось на своем месте, засыхало из-за пренебрежения.

Кэт и Сиенна вышли из машины, на мгновение покосившись на дом, заходящее солнце создавало расплывчатый ореол. Сравнение оказалось очень точным, и у Сиенны снова появилось странное покалывание в спине, как будто кто-то наблюдал за ними. Она огляделась вокруг, но все было тихо и неподвижно. Если кто-то и использовал это место, то он делал это после захода солнца и мог бы действовать под покровом ночи.

Они обе надели перчатки, а затем направились вверх по потрескавшимся ступенькам к двери, проверив ту часть крыльца, которая выглядела устойчивой, прежде чем открыть ее своим общим весом. Окно сбоку от входа было открыто примерно на четверть дюйма, и, когда Сиенна посмотрела на дверь, оказалось, что ручка новая.

– Кто-то проник в дом и поменял фурнитуру на входной двери, – пробормотала Кэт, очевидно, заметив то же самое, что и Сиенна.

Она подняла ключ, который вынула из теннисного мяча, и вставила его в замок. Это сработало, как она и думала. Она встретилась взглядом с Кэт, когда дверь с громким скрипом распахнулась. Человек, который привел их сюда, установил новое оборудование, гарантируя, что ключ подойдет к этому замку. Кожа на затылке покрылась мурашками, и она оглянулась. Разве тот, кто приложил столько усилий, не хотел бы увидеть, как его игра закончилась? Однако нигде не было никакого движения, и в пределах видимости оказалось очень мало мест, где можно было бы спрятаться.

Кэт заглянула внутрь:

– Полиция Рино. Есть кто-нибудь? – они остановились и прислушались, но не было слышно ни звука, и они обе вошли: Кэт шла первая, Сиенна следовала за ней.

Кэт снова прислушалась, но все было тихо. Сквозь открытые окна струились лучи света, и, что удивительно, хотя здание было старым и нуждалось примерно в тысяче ремонтов, здесь не валялся мусор, а конструкция и стены остались целыми, никакой аэрозольной краски не было видно.

Возможно, провисшая крыша и крыльцо служили сдерживающим фактором для тех, кто мог использовать собственность незаконно, поскольку поблизости находились и другие заброшенные дома, которые не выглядели так, будто они могли рухнуть в любой момент.

Они ходили из комнаты в комнату, осматривая весь дом, и оказались на кухне в задней части дома. Плиточный пол был грязным, но без трещин, только одна коричневая дверца шкафа висела криво. Обои с ярким цветочным узором отклеивались, один лист упал наполовину, как ярко одетая женщина, которая заснула, еще стоя на ногах, но пока не упала на пол. Сиенна открыла шкаф, и запах затхлого воздуха внутри заставил ее поморщиться. Рядом с ней Кэт делала то же самое, но ей хватило мудрости стоять при этом на расстоянии вытянутой руки. Сиенна извлекла урок из своей ошибки и отступила, выдвинув один ящик, а затем другой. Внизу лежала древняя на вид аптечка. Сиенна подняла ее и открыла, но внутри оказалась только бутылка, порыжевшая от жидкости медного цвета. Она не думала, что это зацепка – похоже, она была там столько же, сколько и дом, – но Сиенна все равно позаботится о том, чтобы криминалисты осмотрели ее.

Остальные шкафы и ящики были пусты.

– Ох, – выдохнула Сиенна сразу после того, как открыла дверь в старую кладовую. Кэт подошла и встала рядом с ней, и вместе они посмотрели на еще один кусок рукописной записки, прикрепленный к внутренней стороне двери, как старый рецепт. Сердце Сиенны забилось быстрее при виде знакомого почерка.

Она оглянулась через плечо, и Кэт прошептала:

– Ты что-то слышала?

Сиенна покачала головой.

– Нет. Это просто чертовски жутко. Он нас водит за нос, Кэт.

Она кивнула, взяла записку и положила ее в сумку для улик.

– Давай уйдем отсюда, – предложила Кэт. – Мы можем прочитать это в участке.

– Я согласна. И мы пригласим сюда криминалиста для быстрого осмотра. – У нее осталось ощущение, что этот парень достаточно умен, чтобы носить перчатки, но, возможно, они найдут отпечаток обуви или волосы… что-нибудь. Сиенна чувствовала себя мишенью, и это было крайне неприятно.

Через несколько минут они вернулись в машину и через тридцать минут вошли в участок. Ингрид не было в кабинете, и они использовали кабинет, чтобы разложить записку под копией первой. Сиенна освежила память последними строками предыдущей записки и внезапно вернулась на кухню, где представила «Отца», привязанного к стулу, с кляпом во рту. «Мать» вызвала «Отца» на игру в семикарточный стад, и у Сиенны сложилось четкое представление, что он вот-вот проиграет.

Глаза отца продолжали выражать смесь ярости и растерянности. Он не знал о картах. Мы с мамой никогда не играли в игры, пока он был дома, и я хранил доски, головоломки и колоды карт в глубине шкафа под отдельной доской. Неуверенность в его взгляде взяла верх над гневом, когда моя мать положила перед ним и перед собой по очереди две карты.

Она смотрела на моего отца, выглядя отрешенной, хотя я видел вспышку огня в ее взгляде, потому что знал ее лучше, чем кто-либо другой. Мама всегда умело скрывала свои эмоции, в отличие от меня, которому было трудно сдерживать свои чувства.

– Мне нравится это слово, – сказала она моему отцу. – Шпилька. Тебе нравится это слово, Роджер? Нет, конечно, нет. – Ее губы изогнулись в дьявольской ухмылке, и она подняла мизинец, шевеля им. Я был в восторге от ее намеков. – Это насмехается над тобой, не так ли, Роджер? – Она щелкнула языком. – Бедный Роджер с крошечным членом. Далеко не шпилька. Даже и близко.

Под кляпом мой отец издал гневное рычание.

– Дэнни, руки твоего отца в данный момент заняты, поэтому тебе придется обращаться с картами за него. – Я немного нервничал, подойдя близко к отцу, но мать ободряюще кивнула мне, и я придвинулся поближе. – Это твои скрытые карты, Роджер, – объяснила Мать. – Я понимаю, что ты в невыгодном положении, когда дело касается карт. Тебя это раздражает, не так ли? Но такова жизнь, верно, Дэнни Бой?

– Да, мама.

– Я объясню, что тебе нужно знать, чтобы играть в эту игру, но боюсь, остальное зависит от тебя, – продолжила она.

Внутри меня закрутилась спираль восторга. Отец не мог сравниться с матерью, и ему предстояло узнать эту правду. Я задался вопросом, будет ли это болезненным уроком.

Но надеялся, что так и будет.

Нож все еще лежал на столе перед матерью, его блестящее серебристое лезвие отражало свет лампы над головой.

Она сдала ему перевернутую карту – бубновую семерку – и сделала то же самое для себя. Я открыл две перевернутые карты ровно настолько, чтобы увидеть, что ему досталась десятка пик и четверка бубен. Ничего. У него не было ничего. Эта спираль ускорилась.

Я посмотрел на мать, молча сигнализируя ей, используя наш особый язык мельчайших движений лица и едва уловимых движений глаз. Казалось, она даже не смотрела на меня, но я знал, что это не так. Она взглянула на свои карты, а затем взяла открытую карту – пиковый туз – и слегка постучала ею по столу, как бы размышляя.

– Вот самая сложная часть, Роджер. У меня нет денег, потому что ты скупой скряга, который не оставляет мне ничего лишнего. – Она еще раз постучала картой, прежде чем ее глаза загорелись внезапным вдохновением. Хотя я мог сказать, что взгляд был притворным. Мать всегда была на два шага впереди всех, хотя у меня был особый способ ее читать.

– Как насчет того, чтобы сыграть твоей кожей!

Отец издал приглушенное рычание из-за кляпа.

– Его кожа, мама?

– Правильно, Дэнни Бой. – Она взяла нож. – Если я выиграю, то смогу проделать в нем дыру. Если он выиграет, то нет.

Отец издал странный воющий звук, который мы оба проигнорировали. Я начал понимать игру, в которую она играла, и хотя волнение возросло, вместе с ним увеличился и уровень беспокойства.

Я дышал через него. Все, что мне нужно было сделать, это расслабиться и оставить все на усмотрение матери.

– Поднимайся, Роджер, – спокойно приказала мать. Она нарушала правила. В семикарточном стад-покере игроки делают ставку до того, как будут розданы скрытые карты. Но отец этого не знал, и я уж точно не собирался ему подсказывать. Зачем мне это? Он никогда не играл честно, и я тоже. Вместо этого я понял, чего от меня хотела мать, и поэтому перевернул карты, показав отсутствие преимущества у него. Проигрышная рука. Мать цокнула, перевернув свою руку. У нее было две дамы и три двойки, самая высокая возможная рука.

– Я выиграла, – объявила она, а затем быстро, как кнут, подхватила нож, высоко подняла руку и вонзила его в грудину моего отца, прежде чем быстро вытащить его с влажным хлюпающим звуком. Под кляпом мой отец кричал, откинув голову назад как можно дальше и заставив стул танцевать и громко ударяться о кафельный пол. Я смотрел, загипнотизированный, как кровь хлынула из его раны на груди. Я выигрывал.

– Это за Джексона, – прошептал я.

Моя мать посмотрела на меня, на ее губах заиграла милая улыбка, на лице – гордость.

– Правильно, Дэнни Бой. Это за Джексона. И мы только начали. Нам еще предстоит сыграть так много раз.

И с этими словами она начала сладко напевать, раздавая карты снова. Как оказалось, мой отец плохо играл в семикарточный стад. С каждым проигрышем его крики и вой все больше переходили в хныканье, голова свешивалась на грудь, а кровь растекалась по полу под стулом и текла из ран на коже. Они были повсюду, эти порезы. На его руках и шее. На животе и на груди.

– Должны ли мы позволить ему умереть и избавить его от страданий, Дэнни Бой? – спросила мать.

Она налила себе стакан лимонада и сделала большой глоток, выглядя такой же свежей, как тот охложденный стакан, пока я обдумывал ее вопрос. Мне казалось, что отец уже почти мертв. Мы, конечно, не могли вызвать ему скорую помощь, поэтому что еще мы могли сделать, кроме как прикончить его и закопать тело на заднем дворе или, может быть, отвезти на свалку и выбросить, как мусор, которым он был? Я внезапно почувствовал себя таким уставшим, и у меня закружилась голова.

– Все в порядке, Дэнни Бой, – сказала мама. Она, очевидно, заметила мою усталость и понимала это. Мать знала меня так же хорошо, как я знал ее. – Отдохни, мой дорогой. Положи карты на стол и дай мне закончить это.

Я сделал, как сказала мать. Я всегда думал о матери.

Сиенна закончила первой и прикрыла рот рукой. Что, если это все правда? Мгновение спустя Кэт закончила читать и сделала то же самое, посмотрев на Сиенну.

– Она убила его. Так, как мы и думали. Эта сумасшедшая сука убила его отца, которого, кстати, звали Роджер, но на данный момент это не особо помогло.

Сиенна прикусила внутреннюю часть щеки, размышляя.

– Возможно ли, что тот факт, что Рива оставляла внука одного на несколько часов, если не дней, является мотивом этого парня? – спросила она, указав на записку. – Он мог каким-то образом узнать об этом и… связано ли это с этим ребенком? Я понимаю, что Тревором больше пренебрегали, а Дэнни Боя подвергали физическому насилию, но, по его мнению, они не так уж и отличаются?

– Или, может быть, он рассматривал пренебрежение как естественное продолжение жестокого обращения в дальнейшем, – сказала Кэт, легко уловив ход размышлений Сиенны и кивнув.

– Хорошо, – продолжила Сиенна, – Итак, он решает убить ее, прежде чем она сможет причинить своему внуку еще больше вреда. Затем он понимает, что ребенка какое-то время могут не обнаружить, поэтому приносит ему еду. – Она на мгновение остановилась. – В этом есть некоторый смысл.

– Да, просто подумай обо всем том, что могло случиться с этим маленьким ребенком, оставшимся вот так в одиночестве, – сказала Кэт. – Как он мог пострадать. Или стать жертвой. Между нами говоря, возможно, ему лучше там, где он сейчас есть. По крайней мере, теперь он под присмотром взрослых.

– Это между нами, – повторила Сиенна, пожевав губу. Она понимала, что им необходимо что-то сделать, чтобы защитить беззащитных, когда никто другой этого не сделал. Она не могла смириться с ​​беспомощностью, и эта мысль тревожила.

– И в любом случае это всего лишь теория, – сказала Кэт.

Сиенна сделала паузу. Да, и это была их работа – выдвигать теории. Раньше она в той или иной степени была связана с другими преступниками и уверена, что и Кэт тоже. Некоторые преступники были чистым злом, но большинство из них таковыми не являлись, и именно человечность, которая все еще существовала внутри них, делала их работу – и работу правоохранительных органов в целом – наполненной множеством моральных дилемм.

Осознание аспектов некоторых преступлений могло быть трудным и даже эмоционально сокрушительным, но Сиенне приходилось верить, что именно это помогало ей хорошо выполнять свою работу. У нее имелась способность поставить себя на место человека – к лучшему или к худшему – и выяснить, кто он такой, чтобы понять, что он сделал. И почему.

– Этот теоретический мотив может показаться наполовину понятным, – сказала Сиенна, – но здравомыслящие люди не убивают женщин. Здравомыслящие люди звонят в полицию, когда у них есть информация о жестоком обращении или пренебрежении ребенком.

– Так… он не совсем в здравом уме, но и не настолько сумасшедший, чтобы не испытывать извращенного раскаяния. Вот почему он пишет для нас свою личную историю горя. Это попытка смягчить его вину или объяснить, почему он такой, какой есть. Мать научила его всему, что он знает.

Сиенна рассеянно кивнула.

– Да. Но если бы это было так, он бы не стал заморачиваться со всеми играми. Поза его жертвы. Нет, он наслаждается этим. И, наверное, даже наблюдает за нами, – сказала она, подумав о странных покалываниях, пробежавших по ее позвоночнику, когда она пошла навестить Люсию Печеро в кафе, а затем, когда находилась в заброшенном доме с Кэт.

– Так чего же нам ожидать дальше? Это конец его истории?

На экране телефона Сиенны появилось сообщение, и она взглянула на него. Гэвин. Сердце ее странно сжалось.

– Одну секунду, – пробормотала она Кэт, открыв сообщение.

Просто проверяю. Что-нибудь удалость узнать по этом адресу на Аллегре?

Она отправила быстрый ответ, ей не понравилась ее реакция на его имя в телефоне.

Да. Мы нашли еще одну записку. Я продолжу завтра. Скоро отправляюсь домой.

Сиенна отложила телефон, взглянула на записку Дэнни Боя и заставила себя сосредоточиться на обсуждаемой теме.

– Похоже, что это может быть конец его истории, – сказала она, продолжив разговор с того места, где он был прерван. – Но я думаю, нам следует предположить, что это не так, и поискать в этом письме те же самые подсказки, которые он оставил в предыдущих. – Она встретилась взглядом с Кэт. – Я чувствую, что он на шаг впереди нас. Как нам опередить его?

– На данный момент? Я думаю, мы должны следовать за ним, пока он идет впереди, и надеяться, что он напортачит и случайно выдаст себя. – Плечи Кэт поднялись и опустились, когда она глубоко вздохнула. – Однако профайлер может помочь. Есть очень хороший парень, и отдел использовал его в прошлом. Он профессор Университета Невады. Я спрошу Ингрид, может ли она узнать, свободен ли он.

– Звучит хорошо, – сказала Сиенна, когда они обе встали, а Кэт положила записку, которую они только что прочитали, в пакет для улик, чтобы криминалисты могли ее осмотреть.

– Я сделаю копию этого, – сказала она. – Мы с тобой посмотрим, сможем ли что-нибудь сделать утром, когда немного выспимся. – Она зевнула, и Сиенна поняла, насколько она тоже измотана. Закончился еще один чертовски долгий день.

Глава двенадцатая

Сиенна въехала на подъездную дорожку и слегка вздрогнула, когда темная тень вышла на свет. Она расслабила только что напрягшиеся мышцы и выключила зажигание. Гэвин. С пиццей в руках. Какого черта?

Она вышла из машины, взвалила портфель на плечо и кивнула фаллическому кактусу рядом с дорожкой, розовый цветок на вершине которого прорастал так, что это делало его особенным… многообещающе, если не сказать откровенно непристойно.

– Полагаю, именно так ты меня и нашел.

Он ухмыльнулся.

– Арлингтон – короткая улица. – Он склонил голову в сторону растения. – И это очень привлекает внимание.

Она подавила улыбку.

– Не следует появляться из ниоткуда перед человеком, у которого есть оружие, – посоветовала она.

– Даже если я выскочу с пиццей? – спросил он, держа коробку перед собой двумя руками, как будто протягивал ей шкатулку с драгоценностями.

И, честно говоря, в данный момент для нее это было не менее ценно. Она не ела весь день. До нее донесся аромат расплавленого сыра и томатного соуса, желудок Сиенны заурчал, полностью выдав ее.

– Грибы и оливки, да? – спросил Гэвин.

– Ты играешь грязно, – пробормотала она. – Кроме того, ты знаешь, это не совсем уместно. – Она пронеслась мимо него и запаха аппетитной еды, которую он держал в руках.

– Почему нет?

Сиенна вынула ключ.

– Ты консультант по моему делу.

– Да? – спросил он, когда она вставила ключ в замок. – То, что я являюсь консультантом по вашему делу, практически делает нас коллегами по работе, – продолжил он. – Ты не обедаешь время от времени с коллегами?

– Кроме того, ты появился без приглашения. В моем доме.

– С пиццей, – повторил он. – По телефону твой голос звучал голодным.

Она коротко рассмеялась и закатила глаза.

– Это был текст в одну строку.

Он пожал плечами.

– Я хорошо читаю между строк.

– Ха. – Она открыла дверь, а затем повернулась к нему, снова взглянув на пиццу. – Отлично. Заходи. Но только потому, что ты принес еду, а я вообще-то умираю с голоду.

Гэвин торжествующе ухмыльнулся, и эта проклятая ухмылка одновременно заставила ее сердце сделать странный кульбит и раздраженно стиснуть зубы. Сиенна отвернулась от него, и он вошел в квартиру следом за ней, а она включила свет в коридоре и люстру в гостиной. Их шаги эхом отдавались во время ходьбы. Гэвин следовал за Сиенной по коридору на кухню, расположенную в задней части квартиры. Верхний свет залил пространство теплым светом, и он на мгновение замер в дверном проеме, оглядываясь по сторонам.

– Я вижу, ты еще не распаковала вещи, – сказал он, кивнув на несколько коробок на полу возле задней двери.

Она пожала плечами и поставила портфель на край стойки.

– Меня как бы бросили прямо в гущу событий в тот момент, когда я приехала, – сказала она. И хотя имелась в виду рабочая ситуаця, она поняла, что то, что было сказано, вероятно включало в себя тот факт, что Гэвин Декер тоже стоял в ее квартире.

Он поставил пиццу на стойку рядом с тем местом, где стоял.

– Тарелки? А ты бы хотела иначе?

Сиенна открыла шкаф и вытащила из стопки две бумажные тарелки, затем схватила рулон бумажных полотенец возле раковины.

– Чтобы не попадать в гущу событий? – она пожала плечами, ее губы изогнулись, когда она протянула ему тарелки. – Думаю, нет. У меня это хорошо получается, – сказала она. – Сбор улик.

– Я знаю, что это так, – сказал он, положив большой кусок пиццы на тарелку, прежде чем вернуть его. – Ты именно там, где должна быть. – Он многозначительно посмотрел на нее, но она предпочла не говорить об этом, потому что, честно говоря, хотя ей и нравилось быть в гуще событий на работе, во всех остальных отношениях она все еще чувствовала себя лишь наполовину на твердой почве. Если бы она была там, где должна быть, то наверняка не чувствовала бы себя так тревожно. Она взяла пиццу и откусила большой кусок, закрыв глаза и жуя.

– О, спасибо, Господи, за пиццу, – сказала она, и он усмехнулся. – У меня не такой большой выбор напитков, – сказала она, поставив тарелку и открыв холодильник. Внутри находилось несколько бутылок воды, коробка апельсинового сока, коробка пищевой соды и больше ничего. Она купила пищевую соду вместе с напитками, чтобы освежить взятый напрокат холодильник. Позже она планировала совершить полноценный поход по магазинам, но позже еще не наступило. – Вода или апельсиновый сок?

– Воды было бы здорово, – ответил он, и она протянула ему бутылку, а одну взяла себе.

Сиенна указала на переднюю комнату.

– Там есть пара коробок. Это лучшее место, которое я могу предложить. – Она прошла мимо него, и он снова последовал за ней, подняв коробку из стопки у окна и поставив ее рядом с той, на которую она уже села, с тарелкой пиццы на коленях. – Ты не собираешься есть? – спросила она его.

Он покачал головой.

– Я уже поел. Просто использовал это, как предлог.

Он улыбнулся ей той же улыбкой, которую всегда использовал, когда Мирабель ловила его руку в ​​банке с печеньем. Сиенна пыталась не закатить глаза, вместо этого откусив еще кусок пиццы. Его взятка сработала, и она была благодарна ему за еду.

– Итак, вы продвинулись в этом деле? – спросил он. – Было ли в последней записке что-нибудь, что продвинуло дело вперед?

– Еще нет. Мы не знаем, что с этим делать. Возможно, завтра у меня возникнут к тебе вопросы, если ты будешь свободен, но не сегодня вечером. Мне нужно немного поспать и еще раз взглянуть на все свежим взглядом.

Он вздернул подбородок.

– Это понятно. – Он осмотрелся. – Кстати, где вся твоя мебель?

– Я продала ее или отдала перед отъездом из Нью-Йорка, – сказала она. – У меня было не так много всего. Вся моя квартира была немногим больше этой комнаты. – Она не упомянула, что не планировала покупать здесь много мебели – ровно столько, чтобы жить комфортно. В день приезда она нашла время, чтобы сходить и купить матрас и временный металлический каркас кровати. И купила дешевую кофеварку в продуктовом или домашнем магазине, но это было все, что она сделала, чтобы обустроить дом. Потому что Сиенна планировала пробыть в Рино всего год или около того, достаточно долго, чтобы ситуация в Нью-Йорке улеглась, и чтобы не показалось, что она перескакивала из одного отдела в другой. Но потом она вернется на восток с Брэндоном, и они купят небольшой дом в пригороде. Она найдет работу в отделении полиции поменьше, и они начнут строить семью.

По крайней мере, именно такой план она изложила Брэндону, когда он пытался убедить ее сразу перейти к той части, где они переехали в пригород и начали планировать семью. Но Сиенна любила свою карьеру. Черт возьми, у нее это хорошо получалось, и она не была готова отказаться от нее, когда ей предложили другой вариант.

Особенно учитывая обстоятельства.

Они помолчали минуту, пока она жевала, а он снова взял воду и сделал большой глоток.

– Как человек, которого ты оставила в Нью-Йорке, относится к тому, что ты живешь на другом конце страны?

Она посмотрела на него, и он посмотрел на нее в ответ, выражение его лица было обычным, хотя она заметила, что его тело замерло. Он ждал, что она ответит.

– Он знает, что так было лучше для моей карьеры. – Это похоже на ложь, но что она должна была сказать? Его не волновала моя карьера, но он знал, что она волновала меня, поэтому он с этим согласен. Я действительно не оставила ему другого выбора.

– Да? Почему? – спросил он.

Она положила в рот последний кусок корочки, потратив несколько минут на то, чтобы прожевать, прежде чем ответить.

– В Нью-Йорке произошла ситуация, – начала она, и часть ее удивилась, когда она это сказала, а другая часть – нет. В этом было что-то естественное – сидеть в комнате без мебели, есть еду на вынос из коробки и непринужденно болтать с Гэвином. И неважно, что они не делали ничего подобного за одиннадцать лет. Время было странной штукой: оно тянулось, как резина, а затем без особых усилий возвращало вас туда, где вы находились. И хотя у вас кружилась голова от внезапного путешествия, другая часть радовалась ощущению возвращения домой.

Это и есть Гэвин? Дом?

Нет-нет, конечно нет. Это просто выражение.

– Что за ситуация? – спросил он.

Сиенна потянулась к бутылке с водой, стоявшей на полу рядом с ней, и отпила, прежде чем медленно закрыть крышку.

– В двух словах? Ко мне пришла женщина и сообщила, что к ее сыну приставали. Я изучила это и решила, что у меня есть достаточно доказательств для ареста. Однако, как выяснилось, человек, на которого она указала пальцем, работал над кампанией мэра.

– Ой-ой, – сказал Гэвин, слегка поморщившись. – Позволь мне угадать. Тебя попросили проигнорировать это.

Она кивнула.

– Просочился слух, что я завела дело на этого парня. Я нашла других жертв с похожими историями, которые тоже могли бы выдвинуть обвинения, если бы им не угрожали. Судя по тому, что я выяснила, мэр был обеспокоен тем, что, если об аресте расскажут в прессе, его кампания по переизбранию пострадает. Его публично ассоциировали бы с этим уродом, и это навредило бы его имиджу. Поэтому шеф вызвал меня в свой кабинет и приказал прекратить расследование.

На лице Гэвина отразилась смесь эмоций – гнев, раздражение… грусть.

– Проклятая коррупция, – сказал он.

Сиенна вздохнула, вспомнив тот момент в кабинете шефа. Она знала, что работа полиции может носить политический характер: известные офицеры и детективы, особенно высшее руководство, иногда использовались политиками в качестве пешек и жертвенных агнцев, стремящихся скрыться. И, что еще хуже, многие из них были готовы согласиться с вопиющей коррупцией. Но до сих пор она не осознавала, какое чистое зло могло стоять за этим. Ей приказали закрыть глаза, пока педофил продолжал разрушать жизни, а жертвами становились невинные дети. Чтобы исключить угрозу для вступления человека в должность. Чтобы рейтинг кандидата не упал. Это было похоже на плохую шутку.

И действительно, кому нужны «лидеры», способные на такое вопиющее пренебрежение к злу?

Сиенна решила, что после такого приказа ей нельзя смотреться в зеркало. Если бы она это сделала, то стала бы соучастницей, но она не могла бы с этим жить.

– Что ты сделала? – спросил Гэвин.

– Я арестовала его.

Она не хотела признавать, как много значило для нее выражение гордости, отразившееся на его лице, но так оно и было. О, так оно и было. Потому что, по правде говоря, она не получала такого взгляда ни от кого другого. Ни от одного человека. Даже ее коллеги, некоторые из которых выразили поддержку в частном порядке, практически исчезли, когда дело дошло до критической ситуации, не желая публично поддерживать ее. Она сказала себе, что понимала. А на самом деле? Это ее задело. Очень. Даже Брэндон выглядел шокированным и сомневающимся, когда она рассказала ему, что планировала сделать, и спросил, уверена ли она, что стоило ставить под угрозу свою карьеру. Но Гэвин смотрел на нее с таким ясным, немигающим уважением в глазах, и внезапно у нее перехватило дыхание. Она даже не осознавала, насколько ей это нужно. Тот факт, что это исходило от него, вызвал противоречивые эмоции, сеющие хаос в ее душе.

– Конечно, ты это сделала, – тихо сказал он, как будто с тех пор, как она начала рассказывать свою историю, он не сомневался, что все закончится именно так.

Она откашлялась и отвела взгляд.

– В любом случае, с моими боссами все прошло настолько хорошо, насколько можно было представить, – сказала она. – Они могли бы остановиться на выговоре или отпуске без сохранения заработной платы, а я готова была согласиться и на то, и на другое, потому что в противном случае всем сообщили бы, что не было достаточных доказательств, а я поступила нечестно, оклеветала человека, нарушила процедуру и т. д. и т. п. Но позвонил мэр, и он был в ярости. История об аресте сотрудника его предвыборной кампании получила широкий резонанс, и она была во всех новостях. Я просто ждала, когда меня уволят.

– А потом?

– А потом один из моих начальников позвонил мне и сказал, что может предложить перевод в Неваду. Ингрид, главный детектив здесь, в Рино, согласилась взять меня на работу, несмотря на разногласия.

– Ингрид. Это хорошее имя.

– Она хороший человек, поверь мне.

Гэвин улыбнулся.

– Итак, ты согласилась на это, несмотря на то, что поклялась никогда не возвращаться в эту адскую помойку.

Сиенна не смогла сдержать смех.

– Это правда.

Он улыбнулся ей.

– Ты поступила правильно, Си. – Си. Это звучало как «море», и, услышав это из его уст, у нее в желудке появилось такое ощущение – словно внутри бурлящий океан волновался и бурлил. Его тон был нежным, и их взгляды встретились. Она прервала зрительный контакт и отвела взгляд. У нее имелось странное желание дотянуться до чего-то и удержать, но она оставалась неподвижной. Словно сидела на коробке, наполненной немногими вещами, которые она собрала и положила на заднее сиденье своей машины, прежде чем отправиться прочь из своей обустроенной жизни и вернуться в самый маленький городок в мире.

– Так какой он? – спросил Гэвин. – Этот «мистер большая любовь».

– Ха. – Сиенна наклонила голову, представив Брэндона. Почему ей так трудно представить его лицо? Она почувствовала, что нахмурилась, поэтому расслабила бровь. – Он юрист.

– Это его определяющее качество?

Сиенна закатила глаза.