Текст книги "Небесный лабиринт. Прощение"
Автор книги: Мейв Бинчи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
– Ты проводишь там слишком много времени. – Казалось, Розмари пыталась ее о чем-то предупредить.
– Зато сегодня я останусь в Дублине. Мы все собираемся в «Палмерстон». Ты с нами?
– Возможно. У меня есть большие виды на одного студента-медика. Я постараюсь узнать, будет он там или нет.
О чем Розмари хотела ее предупредить? Ясно, что не о Нэн. Все знали, что Нэн влюблена в Саймона Уэстуорда. Шейла оставила Джека в покое. А других охотниц на него не было. Возможно, о том, что Джек слишком часто появляется на людях один. Что, оставаясь в Нокглене, она позволяет Джеку вести себя так же, как в Уэльсе… о чем Бенни не имела никакого представления. Бенни заставила себя вернуться к политике Тюдоров в Ирландии. Лектор говорил, что эта политика была сложной и менялась в зависимости от настроения правителя. Подумаешь, какая новость… Джек, который так хорошо говорил о ней с Нэн, теперь снова дулся.
Он думал, что Бенни останется в Дублине на весь уикэнд, и строил планы не только на субботу, но и на воскресенье. Но Бенни нужно было вернуться и помочь матери подготовиться к понедельнику. Если Джек не понимает этого, то какой же он друг? Просто красавчик, которого угораздило увлечься Бенни. Нет, в его чувстве к ней было что-то большее.
Ева и Кит обсуждали планы.
Нужно будет поставить в каждой спальне раковину, устроить дополнительный туалет и душ. Это позволит избежать утренних столпотворений на лестничных площадках.
По понедельникам к ним станет приходить уборщица. Нужно будет сменить электропроводку; дело может кончиться пожаром.
Если в доме появится больше удобств, можно будет немного повысить плату за жилье. Но главным выигрышем станет то, что Кит не придется сдавать комнаты людям, которые ей не нравятся. Молодой человек, который никогда не открывает окно в своей спальне, бросает под кровать пустые бутылки из-под «Гиннеса» и трижды оставлял на мебели горящие сигареты, получит предупреждение: либо веди себя прилично, либо ищи себе другое жилье. А такие симпатичные ребята, как Кевин Хики, пусть живут здесь хоть целую вечность.
Впервые в жизни Кит Хегарти могла почувствовать подобие свободы.
– А что буду делать я? – небрежно спросила Ева. – Я вам больше не нужна.
Но она знала, что нужна Кит. И говорила это просто так. Шутки ради.
После долгих раздумий они решили, что пока швырять деньги на пол гостиной Уэстуордов не следует. Их нужно положить на счет Евы. И взять тогда, когда Ева захочет их швырнуть.
* * *
Они танцевали в регби-клубе, и Бенни понимала, что все эти люди приходят сюда каждую пятницу и прекрасно знают Джека.
– Я люблю тебя, – внезапно сказал Джек, когда они сидели и пили апельсиновый сок из бутылок с соломинками. Он отвел от глаз Бенни влажную прядь.
– Почему? – спросила она.
– Откуда я знаю? Мне было бы куда легче любить девушку, которая никуда не исчезает.
– Я тоже люблю тебя, – ответила она. – Это доставляет мне удовольствие.
– Ничего себе комплимент!
– Это правда. Я люблю в тебе все. Часто думаю о тебе и испытываю теплое чувство.
– Кстати, о теплых чувствах. У меня есть отцовская машина.
У Бенни сжалось сердце. В машине было очень трудно сказать «нет». Все, о чем им говорили в школе и в церкви, внушали с помощью проповедей о целомудрии, должно было облегчить выбор между грехом и добродетелью. Им говорили, что добродетель вознаграждается, а грех наказывается, причем не в загробной, а еще в этой жизни. Что юноши не уважают девушек, которые уступают их требованиям.
Но никто не говорил им, как это приятно. Как легко начать, как трудно кончить и какой обманутой чувствуешь себя, когда умудряешься положить этому конец.
И о том, чего ты боишься больше всего. Если ты не станешь продолжать то, чего хочется вам обоим, найдется множество других, которые станут.
Темпераментных и не слишком щепетильных. Вроде тех, которые, как выяснилось, живут в Уэльсе.
* * *
– Надеюсь, мы растащили вас не слишком рано, – насмешливо сказала Ева, когда подруги ложились спать в доме Кит Хегарти.
– Нет. Думаю, как раз вовремя, – ответила Бенни.
Они уступил просьбе Эйдана и Евы пустить их в машину, пока бедняги не замерзли насмерть.
– Почему ты не можешь остаться на уик-энд? – Казалось, Ева тоже хотела ее о чем-то предупредить. Казалось, такое послание она получала от всех и каждого. «Будь поблизости».
Но она не могла остаться, как бы велика ни была опасность. Ей требовалось быть в Нокглене.
– У тебя есть сигарета? – спросила она Еву.
– Ты же не куришь.
– Нет, курить будешь ты. Я хочу, чтобы ты выслушала меня. Речь пойдет о Шоне Уолше.
Они снова включили свет. Когда Бенни начала рассказ о деньгах, своих подозрениях и партнерстве Шона, испуганная Ева села.
Надежда на то, что мать Бенни с помощью магазина начнет новую жизнь. Поддержка, которая ей необходима… Ева слушала и все понимала. Она говорила, что какие бы искушения ни подстерегали Джека Фоли, на свете есть вещи поважнее. Бенни должна разоблачить Шона Уолша, чего бы это ей ни стоило.
Ева сказала, что приедет сама и поможет подруге искать деньги.
– Но мы не можем войти в его комнаты. А если обратимся в полицию, он их спрячет.
– Да, он еще та лиса, – подтвердила Ева. – Тебе придется быть очень осторожной. Очень.
Во время субботнего ленча у Марио было яблоку упасть негде. Всех привлекали его тосты с сыром и кремовый торт. Бенни заметила это, когда шла мимо.
Она зашла в магазин Пегги Пайн и восхитилась разительными переменами, которые сделала Клодах. Пять-шесть покупательниц осматривали стеллажи, а еще четыре были в примерочных.
Клодах и Фонси привлекли к себе весь город. Здесь были даже те, кто привык ездить за покупками в Дублин.
– Твоя мать в отличной форме. Она хочет укоротить юбки и привести себя в порядок.
– Матерь Божья, кто же укоротит ей юбки? Ты слишком занята.
– Ты сама обязана научиться подшивать подол. Разве ты не говорила, что у тебя где-то есть швейная машинка?
– Да, но я понятия не имею, где она. Нужно рыться в хламе, который скопился в магазине.
– На территории достопочтенного Шона Уолша?
– Нет, он живет наверху. Я говорю про второй этаж.
– Найди машинку, Бенни. Пусть кто-нибудь привезет ее к вам. Я забегу на десять минут и покажу, как это делается.
– А если из этого ничего не получится? – с надеждой спросила Бенни.
– Тогда твоя мать никогда не будет выглядеть модно. Ясно?
Бенни решила вернуться в магазин и проверить, там ли швейная машинка и в рабочем ли она состоянии. После этого она попросит Тедди Флуда или Декко Мура прийти с тележкой и отвезти машинку в Лисбег.
Шона в магазине не было. Только старый Майк видел, как она поднималась по лестнице.
Швейная машинка стояла за старым диваном с вывалившимися пружинами, которым не пользовались лет двадцать.
Она напоминала столик. Сама машинка располагалась под столешницей. Бенни потянула столешницу вверх, и машинка поднялась, сверкающая и новенькая. Конечно, ведь ею почти не пользовались. «Хорошая вещь, – подумала Бенни. – Ящички с каждой стороны. Наверное, для катушек, пуговиц и всего остального, без чего любительницы рукоделия не представляют себе жизни».
Она вытянула один из ящичков. Тот был битком набит маленькими бурыми конвертами, наваленными один на другой. Странный способ хранить пуговицы и нитки… Бенни лениво открыла один из них и увидела сложенные вместе зеленые банкноты достоинством в один фунт и розовые достоинством в десять шиллингов. Конвертов были дюжины и дюжины. Старых конвертов с адресом магазина, в которых когда-то присылали счета за поставленные товары. Конвертов с марками.
Чувствуя себя так, словно ее облили из ушата, Бенни поняла, что она нашла деньги, которые Шон Уолш годами крал у ее отца.
Она не помнила, как пришла домой. Для этого нужно было пройти мимо Кэрроллов, Десси Бернса, кинотеатра, Пегги Пайн, Пакси и Марио. Может быть, она даже здоровалась с кем-то, но не осознавала этого.
Увидев ее из кухни, Патси проворчала:
– Твоя мать думала, что ты опоздала на автобус. – Бенни заметила, что она собирается накрывать на стол.
– Патси, ты можешь подождать пять минут? Сначала мне нужно поговорить с мамой.
– А есть и говорить нельзя?
– Нет.
Патси пожала плечами.
– Она наверху, в спальне. Примеряет одежду, которая воняет нафталином. Хочет надеть ее в магазин. Вместе с запахом.
Бенни взяла бутылку хереса, два стакана и пошла по лестнице.
Патси с тревогой посмотрела наверх.
За все годы работы в этом доме у хозяйки и Бенни не было от нее секретов. И она никогда не поверила бы, что на свете есть разговоры, ради которых нужно нести херес в спальню.
Она прочитала три коротких молитвы, адресованных деве Марии. Неужели Бенни беременна? С большими, добрыми и хорошими девочками вроде Бенни именно это и случается. Они рожают детей от парней, которые на них не женятся.
Лицо Аннабел было белым как мел.
– Это убило бы твоего отца.
Бенни сидела на краю кровати и покусывала губу, как всегда делала в минуту волнения. Нэн говорила, что она должна побороть эту привычку, иначе когда-нибудь ее рот скривится набок. Что сделала бы Нэн на ее месте?
Нэн не ударила бы ради спасения отцовского бизнеса палец о палец. Даже если бы кто-то пытался его украсть. Такая свобода приводила Бенни в восторг и ужас одновременно.
– А вдруг папа знал? – спросила она.
Возможно, у него были какие-то подозрения, но Эдди Хоган отметал их. Это было абсолютно в его духе. Он не стал бы открывать рот, если бы у него не было неопровержимых доказательств. И все же странно, что он откладывал вопрос о партнерстве. Мистер Грин удивлялся тому, что договор так и остался неподписанным. Может быть, отец передумал заключать соглашение с человеком, который годами запускал руку в кассу?
– Твой отец не вынес бы позора. Прихода полиции, расследования, допросов…
– Знаю, – подтвердила Бенни. – Он никогда не был стойким.
Они говорили как равные, сидя в спальне, заваленной одеждой, которую Аннабел примеряла, выбирая наряд, подходящий для работы в магазине. Бенни не заставляла ее принять решение, а Аннабел не упиралась.
Они говорили как равные и поддерживали друг друга.
– Мы можем сказать ему, что все знаем, – промолвила Аннабел.
– Он отречется.
Они знали, что не могут обратиться в полицию. И не могут попросить мистера Грина приехать, подняться по лестнице на второй этаж и ознакомиться с содержимым ящиков швейной машинки. Мистер Грин не из тех шустрых адвокатов, которых показывают в кино. Он – самый спокойный и респектабельный из деревенских поверенных.
– Мы можем попросить кого-нибудь стать свидетелем. Попросить прийти и посмотреть.
– И что это нам даст? – спросила Аннабел.
– Не знаю, – призналась Бенни. – Но свидетель сможет подтвердить, что деньги там были. На случай, если Шон перепрячет их в другое место. После разговора с нами.
– Разговора с нами?
– Мама, нам придется сделать это. Когда ты придешь туда в понедельник, Шон будет обязан уйти.
Аннабел долго смотрела на дочь и молчала. Но Бенни чувствовала, что за этим молчанием скрывается присутствие духа. Теперь мать справится со всем, что ей предстоит. Нужно только найти правильные слова и подбодрить ее.
– Если бы папа мог с нами общаться, то сказал бы, что именно этого он и хочет. Он бы не желал ни скандала, ни расследования. Но в то же время не желал бы, чтобы ты стала партнером Шона Уолша, зная то, что мы уже знаем.
– Мы попросим доктора Джонсона засвидетельствовать находку, – сказала Аннабел Хоган так решительно, что Бенни не поверила своим ушам.
Вечером Патси сказала Би Мур, что для работы в Лисбеге нужно иметь терпение святого. Хозяева приходят, запирают дверь, секретничают, пьют херес без закуски, а потом требуют еду в самое неподходящее время.
Если такие порядки продолжатся, когда хозяйка пойдет работать, то уж лучше ей, Патси, поскорее выйти замуж за Мосси и жить под одной крышей с его вредной матерью.
Патси вспомнила, что когда-то Би имела виды на Мосси, и слегка изменила фразу. Мол, она очень счастлива, что Мосси выбрал ее, и гордится тем, что станет его женой. Би Мур только фыркнула, вспомнив, что Патси отбила у нее Мосси, и сказала, что в Большом Доме тоже творится черт знает что. Похоже, все в Уэстлендсе посходили с ума. Хитер пошла в монастырскую школу и начала приводить кататься на пони тех, кого миссис Уолш называла нокгленским сбродом. Старик слег в постель, а мистера Саймона никто не видит, хотя заслуживающие доверия источники сообщают, что он провел в Нокглене по крайней мере две ночи, но домой так и не пришел. О господи, где он мог здесь спать, если не в собственной постели? Тут крылась какая-то тайна.
Морис Джонсон говорил, что таких людей, как он, уже ничто не может удивить. Однако визит Аннабел Хоган и ее дочери застал его врасплох.
Он выслушал их просьбу и спросил:
– Почему я?
– Или вы, или отец Росс. Но мы не хотим впутывать в это дело церковь. Священник будет говорить о грехе и наказании. А нам нужен всего лишь человек, на которого можно положиться.
– Тогда не будем мешкать, – сказал доктор. – Идем немедленно.
Когда они пришли в магазин, там находились два покупателя. Шон, раскладывавший на прилавке джемперы с треугольным вырезом, поднял голову.
Что-то в этой процессии насторожило его. Уолш проводил взглядом троицу, шедшую в заднюю часть магазина к лестнице.
– Я могу чем-нибудь… – начал он.
Бенни остановилась на лестнице и посмотрела на него сверху вниз. Шон не понравился ей с первого взгляда, но сейчас она почти жалела его. Грязные тонкие волосы, бледное узкое лицо…
Он не наслаждался жизнью и не тратил украденные деньги.
Но отступать было некуда.
– Мы идем на второй этаж, – сказала она. – Хотим кое-что показать доктору Джонсону.
В глазах Шона мелькнул страх.
– Доктор будет нашим свидетелем, – добавила Бенни, ставя все точки над i.
Доктор Джонсон быстро спустился по лестнице, прошел через магазин, глядя в пол, не ответил на приветствие Майка и не заметил Шона, застывшего с коробкой в руках. Он пообещал Хоганам подтвердить, что в его присутствии они достали из тайника двести конвертов, в каждом из которых лежало от пяти до десяти фунтов.
Доктору и в голову не приходило радоваться падению человека, который никогда ему не нравился. Он смотрел на пачку плотно сложенных конвертов и думал, что этот человек покупал себе подобие жизни. Мечтал ли Шон о вине, женщинах и песнях, когда крал деньги Эдди Хогана? Кто знает? Морис Джонсон не завидовал этим женщинам, но восхищался их решимостью покончить с делом как можно скорее.
Они сидели в комнате и ждали, зная, что Шон непременно поднимется сюда. Ослабевшие от потрясения, вызванного собственным открытием, и ожидания чувства стыда, которое им придется пережить, когда придет Шон.
Никто из них не боялся, что Шон вспылит или попытается заявить, что не он клал туда деньги. Теперь он не мог сказать, что это подстроено. Никто не посмеет усомниться в словах доктора Джонсона.
Они услышали шаги на лестнице.
– Ты закрыл магазин? – спросила Аннабел Хоган.
– Майк справится.
– Теперь ему придется справляться со многим, – сказала она.
– Вы хотите в чем-то меня обвинить? – начал он.
– Только без сцен, – предупредила Аннабел.
– Я все могу объяснить, – сказал Шон.
С улицы доносился обычный нокгленский шум. Люди нажимали на клаксоны, дети, отпущенные из школы на ленч, бежали и смеялись. Где-то громко лаяла собака и ржала испуганная лошадь, запряженная в телегу. Они сидели и слушали, как кто-то ее успокаивал.
Потом Шон начал объяснять. Так он копил деньги. Мистер Хоган его понимал. Не одобрял, но закрывал на это глаза. Жалованье ему платили небольшое. Все знали, что Шон делал львиную долю работы. Было заранее известно, что он должен свить себе гнездо.
Аннабел сидела на деревянном стуле с высокой спинкой, недостойном того, чтобы его перенесли в Лисбег. Бенни сидела на сломанном диване, который пришлось отодвинуть, чтобы добраться до швейной машинки. Конечно, никаких репетиций не было, но они вели себя как сыгранная команда. Никто из них не говорил ни слова. Не перебивал и не опровергал. Не кивал и не качал головой. Они просто сидели и позволяли Шону затягивать петлю на собственной шее. Вскоре он начал говорить медленнее и перестал жестикулировать. Его руки опустились по швам, а тяжелая голова начала клониться вперед.
Наконец Уолш умолк.
Бенни ждала слов матери.
– Шон, ты можешь уйти сегодня вечером.
Сама Бенни на такое не решилась бы. Она посмотрела на мать с уважением. В голосе Аннабел не было и намека на ненависть или месть. Просто констатация факта. Это напугало Шона Уолша сильнее всего.
– Миссис Хоган, об этом не может быть и речи, – сказал он.
Лицо Шона было белым, но он не просил понять его, простить и дать ему еще один шанс.
Они молча ждали продолжения.
– Ваш муж хотел не этого. Он письменно подтвердил, что хочет сделать меня своим партнером. Это подтвердил мистер Грин.
Взгляд Аннабел упал на стол, заваленный конвертами.
– Никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть, что такое соглашение было.
И тут заговорила Бенни:
– Шон, отец не хотел бы, чтобы мы заявляли в полицию. Вряд ли ты будешь с этим спорить. Поэтому мы с мамой исполним то, что считаем его последней волей. Мы долго обсуждали это и пришли к общему мнению. Он хотел бы, чтобы ты ушел отсюда сегодня вечером. И не хотел бы, чтобы мы кому-нибудь рассказывали о случившемся. Едва ли стоит говорить, что доктор Джонсон будет нем как могила. Мы попросили его прийти сюда только для гарантии, что ты не станешь поднимать шум.
– А что станет с вашим прекрасным бизнесом, если я уйду? – Лицо Шона вновь приняло насмешливое выражение. – Что станет с магазином Хогана, который давным-давно превратился в посмешище? Когда вы устроите окончательную распродажу? В июне или в октябре? Дольше вам не протянуть. – Он улыбался, ходил по комнате и потирал руки. – Вы понятия не имеете, насколько безнадежно ваше дело. Его дни сочтены. Миссис Хоган, что вы будете делать без меня? Рассчитываете на старого Майка, у которого не хватает мозгов разговаривать с покупателями, помилуй их бог? Или на себя, хотя не можете отличить, где кончается один рулон ткани и начинается другой? На какого-нибудь зеленого новичка, который приедет сюда из еще большей дыры, чем Нокглен? Вы этого хотите для своего драгоценного семейного бизнеса? Этого, да?
В его голосе слышалась истерическая нотка.
– Что плохого мы тебе сделали? За что ты нас так ненавидишь? – спокойно спросила Аннабел Хоган.
– Думаете, вы хорошо со мной обращались?
– Да, думаю.
Лицо Шона исказилось. Раньше Бенни и в голову не приходило, что он способен на такие сильные чувства.
Уолш говорил, что его сплавили наверх, в комнату слуги, относились к нему свысока и время от времени приглашали к трапезе с таким видом, словно вызывали его во дворец. Он работал в магазине не покладая рук за нищенское жалованье и регулярное поглаживание по головке. Присказка «что бы мы делали без Шона» повторялась так часто, что потеряла всякое значение. Над его искренним и почтительным восхищением Бенни, дочерью хозяина дома, насмехались и издевались. Он гордился, когда получал возможность сопровождать ее куда-нибудь, хотя она вовсе не образец красоты.
Аннабел и Бенни выслушивали его оскорбления не моргнув глазом.
Он никому не мешал, не вторгался в дом и не пользовался своим положением. Был почтительным и преданным. А где благодарность?
Внезапно Бенни стало очень грустно. Шон говорил искренне. Что ж, жизнь у него действительно была несладкая.
– Ты останешься в Нокглене? – неожиданно спросила она.
– Что?
– После того как уйдешь отсюда?
И тут в воздухе что-то щелкнуло. Шон понял, что Хоганы не шутят. Он смотрел на них так, словно видел впервые в жизни.
– Наверное, – сказал он. – Понимаете, это единственное место, которое я по-настоящему знаю.
Они понимали.
Знали, что разговоров начнется много. Очень много. Но в понедельник магазином будет руководить Аннабел. На обучение бизнесу у них остается тридцать шесть часов.
Миссис Хили согласилась принять Шона у себя в кабинете. Хотя он всегда был бледным, но сейчас выглядел так, словно перенес сильный шок.
– Я могу снять у вас номер на неделю?
– Конечно. Но можно спросить, почему?
Уолш сказал, что уходит из магазина. С сегодняшнего дня. И потому вынужден оставить свою квартиру. Он говорил очень туманно. Не отвечал на вопросы о партнерстве, отрицал, что произошла какая-то ссора или обмен любезностями. Говорил, что хотел бы перенести вещи через дорогу тогда, когда за этим не будет наблюдать половина города. Например, когда все пойдут домой пить чай.
Конечно, Фонси увидел его. Увидел, как он по очереди перетаскивает четыре картонных ящика со своими пожитками.
– Добрый вечер, Шон, – серьезно сказал молодой человек.
Шон сделал вид, что не заметил его.
Фонси тут же пошел к Клодах и все рассказал ей.
– Кажется, Шон Уолш начал вить себе гнездышко. Я видел, как он носил прутики и листья к Хили.
– Так он действительно переезжает? – Клодах удивилась, но не очень.
– Тайно и сгорая от вожделения к Дороти, – ответил Фонси.
– Браво, Бенни. – Клодах закрыла глаза и улыбнулась.
Майра Кэрролл пришла в монастырь сообщить, что ей предложили работу в дублинском магазине. Пока мать Фрэнсис пыталась придумать что-нибудь правдивое и в то же время приятное для Майры, та сообщила, что Шон Уолш забрал все свои вещи и переселился в гостиницу.
– Слава богу, Бенни, – прошептала себе под нос мать Фрэнсис.
* * *
Такого длинного воскресенья у них еще не было. Ощущение нереальности усиливалось закрытыми ставнями. Никто не должен был знать, что они там.
Каждому, кто видел их, эта бригада должна была казаться очень странной. Патси в комбинезоне отскребала маленькую комнату от следов тысяч чашек плохо заваренного чая. Старый Майк говорил, что они решили устроить в магазине чайную с подачей бисквитов. Картина была очень похожая. Ради этого из квартиры Шона принесли электрическую плиту. Теперь здесь всегда будут пить хороший чай, варить бульон и даже жарить тосты.
Магазин менялся на глазах.
Помогали его менять Пегги Пайн, Клодах и Тедди Флуд.
Никому ничего не объясняли. Только сказали, что Шон Уолш ушел и что им нужен совет. Клодах сказала, что один бизнес ничем не отличается от другого. Если можешь руководить одним, то сможешь руководить и всеми остальными. Лично она не сомневается, что могла бы стать директором металлургического комбината или завода, выпускающего автомобили.
Майку, который никогда не привлекал к себе такого внимания, задавали вежливые вопросы. Почему-то все считали, что с Майком нужно разговаривать не торопясь, поэтому его ответы были такими же солидными и взвешенными.
Торопить Майка не следовало. Пусть думает, что в его распоряжении все время на свете. Пусть жалеет мистера Эдди и поджимает губы, говоря о Шоне Уолше, который хотел, чтобы его называли мистером.
У них медленно, но верно складывалось впечатление о том, как следует вести бизнес. Есть люди, у которых есть кредит, и люди, у которых его нет. Есть поставщики – представители заводов и фабрик, которые приезжают и оформляют заказы. Есть присылаемые по почте счета и напоминания.
Майк рассказывал об этом постепенно. Его внимательно слушали и вырабатывали систему.
Аннабел Хоган тысячу раз ругала себя за то, что не интересовалась делами при жизни мужа. А вдруг ему это понравилось бы? А вдруг она сидела дома только в силу традиции?
Бенни жалела, что не помогала отцу. Если бы можно было вернуть время вспять, она проводила бы с ним все субботы и училась работать.
Может быть, он гордился бы ею и радовался, что дочь проявляет такой интерес к семейному бизнесу? Или считал бы, что она лишняя в этом мужском мире верхней одежды для джентльменов? Кто знает? Тем более что она не любила приходить в магазин. Главным образом из-за Шона Уолша.
Пока они учились отличать одну ткань от другой, Бенни напряженно думала. Неужели родители всерьез верили, что она выйдет замуж за Шона, потому что он полезен для бизнеса? Неужели думали, что она станет придерживаться тех же взглядов? Будет поощрять его мерзкие ухаживания и в конце концов обручится с ним? А что было бы, если бы они обнаружили его воровство? То, что он постоянно обкрадывал своего доброго работодателя, который не желал ему ничего, кроме добра.
Патси разогревала суп и готовила сандвичи. А все остальные их ели и разговаривали.
– Как вы считаете, работа в воскресенье – это не грех? – Майк боялся всего на свете.
– «Laborare est orare», – неожиданно сказала Пегги Пайн.
– Тетушка, не могла бы ты перевести это для нас, не получивших классического образования? – спросила Клодах.
– Это значит, что Господь считает работу формой молитвы. – Пегги смела со стола крошки и показала Аннабел, как правильно оформлять приглашения на распродажу.
В субботу вечером они открыли заднюю дверь, чтобы в магазин можно было прийти незаметно, пробравшись задами.
Заваленный мусором задний двор заливало яркое солнце.
– Здесь можно было бы устроить хорошую оранжерею, – с восхищением сказала Клодах.
– Зачем? – спросила Бенни.
– Дурочка, чтобы отдыхать здесь.
– По-твоему, покупатели будут приходить сюда отдыхать?
– Я говорю о вас с матерью.
Бенни захлопала глазами.
– Ну, вы же будете жить здесь, верно?
– О господи, конечно, нет. Мы будем жить в Лисбеге. Разве можно жить над магазином?
– Некоторые из нас так и живут. Причем очень неплохо, – надменно сказала Клодах.
Бенни была готова откусить себе язык. Но сказанного не воротишь.
Однако Клодах ничуть не обиделась.
– Это было бы неплохо, – сказала она. – Мне казалось, что вы хотите переделать все здание. Но для этого потребуются деньги. Вот я и подумала, что вы продадите Лисбег.
Бенни вытерла лоб. Неужели этому когда-нибудь наступит конец? Неужели она сможет вернуться к нормальной жизни?
Джек Фоли звонил Бенни с девяти утра до полудня.
– Черт побери, она не может быть на мессе все утро! – рычал он.
Бенни позвонила Джеку домой.
Трубку сняла его мать.
– Это ты, Шейла? – спросила она.
– Нет, миссис Фоли. Это Бенни Хоган.
Ей ответили, что Джек ушел довольно рано и вернется поздно.
– Честно говоря, я думала, что он отправился к вам в глушь, – сказала миссис Фоли.
Она говорила так, словно Нокглен был болотом с крокодилами. Из фильма, которого Бенни не суждено было увидеть.
Бенни сумела сдержаться и сохранить небрежный тон. Нет, ничего передавать не нужно. Ей просто хотелось поболтать.
Миссис Фоли сказала, что сейчас запишет это. Причем сказала так, словно имя Бенни Хоган следовало добавить к длинному списку уже звонивших.
Работа закончилась, и Бенни очень хотелось это отпраздновать. Она завершила все, что хотела сделать с магазином после смерти отца. Нокгленские друзья очень помогли ей. Отныне Шон не имел никакого значения.
Наступил вечер ее триумфа, и она хотела рассказать Джеку все. Изложить ужасные и смешные эпизоды, описать выражение лица Шона, Патси, снова и снова заваривающую чай и готовящую сандвичи. Старого Майка, испытывающего внезапные приливы энергии, как чудовище Франкенштейна. Пегги Пайн, показывающую матери, как следует звонить покупателям и приглашать их на распродажу. Хотела сказать ему, что больше не будет прикована к дому и сможет проводить в Дублине несколько вечеров в неделю.
Но у нее возникло ужасное предчувствие, что уже поздно. Что ее отсутствие было слишком долгим.
Глава семнадцатая
Брайан Махон сказал, что нет смысла платить за учебу студентки, которая дрыхнет вместо посещения лекций.
Эмили ответила, чтобы он помолчал. Это нечестно. Нэн занимается как прОклятая и может в кои-то веки отоспаться.
– Ну, когда эта девчонка бывает дома, ее хотелось бы видеть. Ради разнообразия, – огрызнулся Брайан.
Если Нэн не приезжала домой, то говорила им, что ночует у Евы в Дунлаогхейре. Отец жалел, что эта девушка из пансиона не платит за учебу и наряды его дочери.
Ладно, ему нужно встретиться с одним типом, который приплыл на пароходе в Нортуолл. Потом они пойдут в пивную для докеров. Речь пойдет о фрахте.
Эмили вздохнула. Фрахт был только предлогом для очередной пьянки. Когда муж ушел, она поднялась к дочери.
Нэн лежала на кровати, закинув руки за голову.
– Ты плохо себя чувствуешь?
– Нет, Эм, со мной все в порядке. Честное слово.
Эмили села на табуретку около туалетного столика.
Такого выражения на лице Нэн мать давно не видела. Удивленного и нерешительного одновременно.
Нерешительной ее дочь была только в раннем детстве, да и то редко.
– Это… Саймон?
Обычно Эмили не упоминала его имени. Не следовало искушать судьбу.
Нэн покачала головой и сказала, что Саймон очень нежен и внимателен. Сейчас он в Нокглене. Они встретятся завтра вечером и пойдут обедать. Но Эмили это не убедило. Качая головой, она спустилась по лестнице, убрала остатки завтрака, надела красивую блузку и отправилось на работу.
Стоя на автобусной остановке, она гадала, что могло встревожить ее дочь.
Нэн лежала и смотрела в потолок. Она знала, что посылать анализ мочи в женскую больницу на Холлс-стрит не имело смысла. Задержка составляла уже семнадцать дней. Она беременна.
* * *
Ева и Кит встали рано. Они ждали строителей и хотели показать им, что в доме Хегарти есть свои правила. В доме, где эти люди прежде ни разу не бывали.
Накануне вечером строители оставили мешки с песком и цементом на заднем дворе. На мешках красовалась надпись «Махон».
– Ты должна сказать Нэн, что мы кладем несколько шиллингов в карман ее отца, – промолвила Кит.
– Нет, Нэн это не понравится. Она не любит, когда ей напоминают об отце и его профессии.
Кит удивилась.
Эта красивая девушка была поразительно нечестолюбивой. Она никогда не косилась на себя в зеркало и не хвасталась людьми, в компании которых ей доводилось бывать.
Сначала Ева была от нее без ума, но, когда Нэн познакомилась с Уэстуордами, все изменилось.
– Ты злишься на Нэн, потому что она встречалась с Саймоном Уэстуордом, верно?
– Я? Злюсь? – засмеялась Ева. До сих пор она злилась только на семью Уэстуордов, которая ее отвергла.
Но Кит неправильно употребила время. Нэн все еще встречалась с Саймоном. Причем очень часто.
Позвонила Хитер и стала с жаром рассказывать о том, как интересно жить в монастыре и какие там странные, смешные и суеверные люди.
– Надеюсь, им ты этого не сказала, – строго промолвила Ева.
– Нет, только тебе. Но у меня есть еще один секрет. По-моему, у Саймона шуры-муры с Нэн. Она иногда звонит ему, а потом он уезжает. Берет с собой сумку и не ночует дома.
Ева не сомневалась, что роман Нэн и Саймона в самом разгаре. Бедные простолюдинки Саймона не интересовали. Для него это было вполне естественно. Он не стал бы встречаться с Нэн, несмотря на ее ослепительную внешность, если бы не был искренне увлечен ею.
