355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мэтью Деннисон » Двенадцать цезарей » Текст книги (страница 10)
Двенадцать цезарей
  • Текст добавлен: 4 апреля 2017, 02:30

Текст книги "Двенадцать цезарей"


Автор книги: Мэтью Деннисон


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Когда эти законы были оспорены, Нерон сыграл роль «владыки буянов» – властелина, ищущего острых ощущений, который возвысил удовольствие в ущерб принципам и сознательно ввел себя в заблуждение относительно того, что искусство может ничем не отличаться от жизни. «Удовольствие погасает в момент наибольшего восторга»[143]143
  Перевод С. Ц. Янушевского.


[Закрыть]
, – писал Сенека в трактате «О счастливой жизни».[144]144
  Seneca/HL 7.7


[Закрыть]
Не имея интереса к философии (этот аспект обучения был отвергнут Агриппиной), Нерон пытался как можно дольше не допустить этого угасания. Периодически он превращал столицу империи в игровую площадку для наслаждений. В 64 году с помощью префекта претория Тигеллина этот император, который, по словам Светония, «твердо был убежден, что нет на свете человека целомудренного и хоть в чем-нибудь чистого», закатил пир, который превратил Марсово поле – бывший военный и тренировочный лагерь – в нечто среднее между гигантским борделем и пивной. В то время как Нерон резвился на задрапированном пурпуром плоту в центре пруда, примыкавшего к термам Агриппы, нагие проститутки разгуливали по берегу или тосковали в наспех сооруженных шатрах рядом с девственницами и знатными женщинами, собранными здесь для единственной цели – одной ночи свободного секса. В тавернах рекой лилось вино. За пальму первенства состязались похоть и пьянство – итогом был разврат, изнасилования и жестокие кровавые оргии. Сам Нерон на плоту, гребцами которого были распутные юноши, прошел обряд бракосочетания с бывшим рабом Пифагором, при этом император был в наряде невесты.[145]145
  12C 14, p. 18. Согласно Тациту, это произошло несколькими днями позже.


[Закрыть]
На берегу ссоры и драки закончились несколькими убийствами.

Это была разнузданная ночь развенчания авторитетов, в которой Нерон не учел возможности ответных действий и результат которой напомнил пародию на свадьбу Мессалины пятнадцатью годами ранее. Но если простой народ наслаждался этим бесстыдным потаканием первобытным инстинктам, то закоренелый консерватизм, все еще сохранившийся у меньшинства римских аристократов, отказался с ним мириться. Ошибка Нерона, как и Гая до него, заключалась в представлении, что он может пренебречь неискренними словоизлияниями о прошлом, которого не помнил. Не оправдывая свои действия перед сенатом и народом, он тем самым разоблачал лицемерие Августа. Однако пострадал именно он, а не память об Августе. Как покажет гражданская война, последовавшая за смертью Нерона, римляне еще не были готовы распроститься с фальсификациями, на которые пошел Август, чтобы лишить их свободы. Государству необходим император, этого требовала армия. Но это должен быть человек, чье общение с Римом не ограничивалось бы непристойными глупостями, а представляло собой продуктивный политический диалог, достаточно гибкий, чтобы сочетать интересы сторон для достижения общих целей.

Сохранилась мраморная статуя Нерона в отроческом возрасте. Как мы знаем, тогда он носил другое имя – Луций Домиций Агенобарб – в честь отца. На шее у него золотая булла, означавшая принадлежность к высшему обществу; лицо широкое, открытое, спокойное. Глаза (впоследствии близорукие) кажутся большими и широко раскрытыми. В руке он держит документ, скрученный в свиток. Это изображение юношеской зрелости, патрицианской ранней возмужалости, иконография инсайдера. Судя по вероятной датировке скульптуры (после выхода замуж Агриппины за Клавдия, но до того, как император усыновил Нерона), это изображение отчасти является продуктом принятия желаемого за действительное. Нерон обязан своей карьерой матери, а она, по свидетельству Диона Кассия, напомнила ему об этом как минимум один раз. В нем, как и в Агриппине, текла кровь Августа. Мать Нерона была номинальным обоснованием его исключительности, но, как показал пример многочисленных наследников императорского трона от Агриппы Постума до Тиберия Гемелла, это не давало ему никакой гарантии. Как хорошо понимали мать и сын и как видели мы, путь к пурпурной мантии не может быть таким простым.

Тем не менее к 13 октября 54 года он был успешно пройден. Агриппина тщательно подготовила заявление о смерти Клавдия, подождав, пока не улучшатся предзнаменования – определенно дурные в начале этого дня. Нерон, сопровождаемый префектом претория, назначенцем Агриппины Афранием Бурром, произнес перед войсками речь, написанную для него Сенекой, и пообещал щедрые денежные подарки. Все прошло гладко. Убийство, ложь, деньги и мать, непреклонно добивающаяся своего, сделали Нерона императором.

Юный принцепс признал, что всем обязан матери, назначив трибуну телохранителей пароль «лучшая мать» в первую ночь своего правления. Светоний заявляет, что «матери он доверил все свои общественные и частные дела». По словам Диона Кассия, можно предположить, что дар власти отобрала у него грозная родительница: «Вначале Агриппина управляла за него всеми делами империи».[146]146
  DC 61.3.2


[Закрыть]
Это был трудноуловимый и, несомненно, важный переход между субъектом и объектом, от активности к пассивности. Такое необычное положение вещей, невиданное до сих пор в римской истории и ставящее непреодолимые конституционные проблемы, запечатлено на золотых и серебряных монетах, выпущенных с 4 по 31 декабря. На одной их стороне изображен Нерон, на другой – Агриппина. Положение их поясных портретов показательно само по себе: Агриппина располагается на аверсе, а Нерон на реверсе, кроме того, император помещен физически и символически ниже своей матери. Тацит говорит, что в речи в сенате Нерон сказал о том, что его юности не довелось соприкоснуться с междоусобными войнами и семейными раздорами и что поэтому он не приносит с собою ни ненависти, ни обид, ни жажды отмщения.[147]147
  TacAnn. 13.4, qu Sutherland, p. 149


[Закрыть]
Сенека, который тоже был обязан Агриппине своим положением, мог писать эти слова без иронии. Но вскоре начались семейные ссоры, междоусобицы и взаимное недовольство. Их причиной стали высокомерные амбиции Агриппины, о которых свидетельствуют эти монеты, отчеканить которые, по нашему мнению, распорядилась она, а не Нерон. К 55 году был отчеканен второй выпуск монет, на которых портреты императора и его матери были изображены рядом на лицевой стороне. На них Нерон выглядит значительнее, и хотя это была беспрецедентная почесть для Агриппины, тем не менее ее статус определенно упал по сравнению с первым выпуском. Ее верховенство быстро подходило к концу.

Вряд ли нужно этому удивляться. Судя по повествованию Диона Кассия, отсутствие интереса у Нерона к управлению империей не росло постепенно, а с самого начала характеризовало отношение к своему посту: «Он не любил дела любого рода, ему нравилось вести праздный образ жизни».[148]148
  DC 61.4


[Закрыть]
Жажда власти исходила от Агриппины. Нерон благоволил к тем, кто облегчал его праздность, не надоедая упреками. Самым крупным событием первого года правления была передача заботы о государстве от Агриппины Сенеке и Бурру, которых Тацит описывает как руководителей и наставников юного императора, пребывавших в добром согласии (редкость у делящих власть) и в равной мере, но различными путями приобретших влияние на императора: «Бурр – заботами о войске и строгостью нравов, Сенека – наставлениями в красноречии и свободной от подобострастия обходительностью. Они совместно пеклись о том, чтобы предоставить принцепсу, если он пренебрежет добродетелью, дозволенные наслаждения…» Несмотря на это, с Агриппины вряд ли можно снять всю ответственность. Даже если отбросить антифеминистские настроения источников, нужно признать, что она умышленно вышла за пределы дозволенного.[149]149
  TacAnn. 13.2


[Закрыть]

В конце 54 года в Рим прибыли армянские послы. Тацит с возмущением описывает ее поведение, когда их принимали при дворе. «Когда Нерон принимал армянских послов, отстаивавших перед ним дело своего народа, она возымела намерение подняться на возвышение, на котором он находился, и сесть рядом с ним, что и случилось бы, если бы Сенека, когда все оцепенели, пораженные неожиданностью, не предложил принцепсу пойти навстречу подходившей к возвышению матери. Так под видом сыновней почтительности удалось избегнуть бесчестья».[150]150
  TacAnn. 13.5


[Закрыть]
И позволить Тациту облегченно вздохнуть. Это было осторожным обвинением. Нам неизвестно, было ли такое поведение Агриппины обычным в эпоху правления Клавдия.

По рекомендации Сенеки в 55 году Нерон получил консульство. Эта должность принесла своего рода дигнитас, дополнительное достоинство, с которым Августа, как женщина, не могла соперничать. Кроме того, консульство было наградой (как она поймет позже), соответствующей политике, которой следовало большинство предшественников Нерона, и которая позволяла монополизировать этот высший магистрат с целью более полного утверждения своего господства над сенатом. Ошибка Агриппины в 55 году состояла не в том, что она потребовала консульства для себя или возражала против назначения Нерона, – она попыталась вмешаться в первую романтическую связь сына.

Акте была вольноотпущенницей из Малой Азии. Светоний описывает эту связь наряду с сексуальными проступками Нерона и утверждает, что молодой император чуть было не вступил в законный брак с бывшей рабыней, «подкупив нескольких сенаторов консульского звания поклясться, будто она из царского рода». Но в 55 году Нерон оставался в несчастливом браке с дочерью Клавдия, Октавией, на которой женился предположительно в результате махинаций Агриппины за год до смерти тестя. Снедаемая ревностью и высокомерием бывшая рабыня обладает большим влиянием в императорском доме, чем внучка Августа и мать принцепса, – Агриппина потребовала от Нерона разорвать отношения. В ее действиях отсутствовал женский подход и даже простая обходительность. Она отвергала самую мысль о том, «что вчерашняя рабыня – ее невестка», и в крайнем раздражении накинулась также на друзей Нерона, громко их обвиняя (в их числе был будущий император Отон, который, как мы увидим, часто играл роль сводника в любовных утехах принцепса).[151]151
  Barrett Ag, pp. 167/8


[Закрыть]
Когда Нерон отказался, Агриппина перешла к угрозам. Даже учитывая ограниченный политический опыт Нерона, он должен был распознать несообразность намека на то, что если она однажды посадила его на трон, то теперь может поставить его положение под угрозу. Несомненно, что Сенека осторожно уладил все недопонимания. Поскольку он содействовал связи с Акте (а это служит указанием на то, что, несмотря на демонизацию этих отношений Светонием, мудрые, воздержанные советники считали их безобидными), цель заключалась в том, чтобы отдалить Нерона от матери и приблизить к наставнику. Была создана модель, которая просуществует в течение следующих пяти лет, к общему удовлетворению всех, кроме матери принцепса. Агриппина, по складу характера неспособная спокойно отступить, на короткое время избрала курс обмана, взяв на себя роль сводницы и не препятствуя встречам Нерона с Акте. Друзья императора разоблачили ее, и Агриппина снова перешла к привычному для нее методу нападения, восхваляя Британника в противовес сыну и позволив Нерону делать собственные выводы. Император, со своей стороны, обратил свое внимание на вольноотпущенника Палланта, помощника и любовника матери, которого он лишил должности, возможно, по причине финансовых злоупотреблений. Для Агриппины это был двойной удар. Но худшее было впереди.

«Жизнь Нерона» Светония включает рассказ об отвратительной серии отравлений в личных дворцовых покоях императора. Отравительницей опять стала Локуста, которая по приказу Нерона на этот раз изготовила яд для «Британника, которому он завидовал, так как у того был приятнее голос, и которого он боялся, так как народ мог отдать тому предпочтение в память отца…». Это был удобный для Нерона шаг, который, однако, представил «царя певцов» убийцей и глупцом. Когда Локуста изготовила яд, достаточно сильный, чтобы вызвать мгновенную смерть, император разработал план отравления Британника. Как и ожидалось, его сводный брат «с первого же глотка упал мертвым», и это шокировало присутствующих, в том числе Агриппину и ее сестру, Октавию. Нерон беззаботно приписал случившееся приступу эпилепсии. (Британник действительно страдал этой болезнью. В случае же его отравления ядовитая насмешка Нерона была достаточно злорадной, учитывая то, что эпилепсией болели недавние правители – божественный Юлий и Гай Калигула.) Дион Кассий не допускает возможности смерти от эпилепсии. Он утверждает, что от яда тело Британника приобрело синевато-багровый оттенок. Рабы покрыли предательские участки гипсом, но тайные похороны проходили под проливным дождем, который смыл его тонкий слой, раскрыв виновность Нерона. Император наградил Локусту большими сельскими поместьями. Никто не искал отмщения за Британника. Наоборот, как можно предположить из рассказа Тацита, популярность Нерона помешала серьезному расследованию его преступления. Агриппине пришлось делать выводы относительно своего благополучия, исходя из откровения сына, что в достижении собственных целей он, как и мать, не остановится ни перед чем.

Такой упреждающий удар со стороны Нерона стал своего рода импульсом, который сразу же приобрел свойство неумолимости и выглядел как средство лишить Агриппину поддержки и помощи. Вначале у нее отняли охрану, затем удалили из дворца. Нерон ясно дал понять, что ее ожидает. Вероятно, она осталась бы жива, если бы вела себя осмотрительно и приняла новую роль, которую отвел ей император. Но для Агриппины, такой, какой ее показывают источники, – сварливой женщины с ограниченными стремлениями и непомерными амбициями, – это было невозможно.

Нерон уже обратил свои мысли к музыкальной карьере. Убив Британника, он устранил важного конкурента. Этого было недостаточно. В юности он обучался музыке. Теперь, став императором, он призвал лучшего в то время кифареда Терпна, чтобы тот пел и играл для него. На протяжении многих вечеров Нерон просто слушал. Потом и сам начал практиковаться и установил для себя строгий режим упражнений: «лежал на спине со свинцовым листом на груди, очищал желудок промываниями и рвотой, воздерживался от плодов и других вредных для голоса кушаний». С одной стороны, это свидетельствует о некоторой самодисциплине, отсутствовавшей у Гая, с другой – говорит о первых признаках одержимости.

Совместное влияние Сенеки и Бурра на этом этапе спасло Нерона от безоглядного подчинения этому артистическому «призванию». «Пусть сенат отправляет свои издревле установленные обязанности», – согласно Тациту, сказал Нерон в речи при вступлении в должность. Это станет не больше чем формулировкой, но в начале правления это подразумевало двустороннее соглашение, по которому принцепс и сенат имели собственные отдельные роли. Нерон выносил обдуманные решения – не такие многочисленные, как Клавдий, но менее своевольные – после прочтения письменных мнений. Он не принимал в сенат сыновей вольноотпущенников (консервативная политика, которая должна была получить широкое одобрение политических классов), а после убийства Луция Педания Секунда, бывшего префекта города, одним из собственных рабов Нерон поддержал непопулярный закон, предусматривающий убийство всех рабов Педания. После борьбы за власть между императором и сенатом, свойственной недавним правителям, отцы города определенно были поражены отказом Нерона воспользоваться таким удобным шансом получить популярность за их счет. Император, вероятно, не без помощи советников, пересмотрел налоги и, в соответствии с другим обещанием, дистанцировался от политики доносительства. Это была демонстрация доброй воли, которую он провел с благожелательностью, унаследованной, по его утверждению, от Германика. В отношении римской аристократии она служила той же цели, что и денежный подарок Нерона гражданам Рима при восхождении на престол, который оценивался в сумму ежегодной поставки зерна (главного продукта в рационе римлян).[152]152
  12C 2, p. 87


[Закрыть]

После Акте появилась менее кроткая искусительница. В свое время эгоистичный дуэт Нерона и Агриппины проявил легкомысленность. Они вместе распустили слух, что Нерона защищают змеи. (Когда Мессалина подослала убийц, чтобы покончить с ним во время сна, с подушки навстречу бросился змей и отпугнул их. Позже у изголовья была найдена сброшенная змеиная кожа. Агриппина распорядилась вправить ее в браслет, который Нерон носил как амулет, гарантирующий безопасность.) Но змеи в Риме многолики. Змея, которая в конце концов перехитрила мать Нерона, купалась в молоке ослиц, чтобы отогнать «все болезни и порчу от своей красоты». Одаренная всеми качествами, кроме добродетели, Поппея Сабина вначале вызывала у Нерона сексуальную одержимость, а потом стала его женой, которую он любил с безудержным помешательством (и убил в припадке гнева). Этот аспект жизни Поппеи – с упором на любовь – дошел до нас в опере Монтеверди «Коронация Поппеи». Историки не любили Поппею (если не брать в расчет оперу в стиле барокко), как и Агриппину. Современники ее также не испытывали к ней дружелюбия, публично демонстрируя неприязненность. В 59 году она вышла замуж за товарища Нерона по гулянкам – Марка Сальвия Отона. Не желая делить ее, император отослал Отона в провинцию на территории современной Португалии на должность наместника. (Тем самым он подготовил для Отона почву для более поздних претензий на принципат.) В источниках говорится, что Поппея тоже не хотела делить Нерона с кем-либо. Ценой ее любви был развод императора с Октавией – и устранение Агриппины. В повествовании Тацита это становится одним из самых драматичных эпизодов в классической литературе. В истории принципата этот период представляет собой критически важное развитие событий. «Всем хотелось, чтобы могущество Агриппины было подорвано, но никто вместе с тем не предвидел, что ненависть доведет сына до умерщвления матери», – говорит Тацит. Император не только убил свою мать, но и остался безнаказанным, а «счастливый» результат отметили актами благодарения в храмах и алтарях, а также решили провести ежегодные игры на праздновании в честь Минервы. Даже сенаторы добавили свои голоса к хору лжи, и только единственный архиконсерватор – Трасея Пет – вышел из здания сената в знак протеста этой политики оправдания принцепса. Такое молчаливое согласие является признаком деградации, основанием для того низкого барьера, который был установлен для императорской короны в год беспорядков, последовавших за смертью Нерона.

План был основан на хитроумном, но неестественном замысле – разрушении корабля. Его придумал Аникет – новый префект Мизенского флота и воспитатель Нерона в годы его отрочества. Непредсказуемость моря могла оправдать любые неблаговидные поступки, поэтому Нерон пригласил Агриппину присоединиться к нему в Байях на праздновании в честь Минервы. Он поселил мать на прекрасной вилле, у берега стоял на якоре отличавшийся нарядным убранством корабль. Тем вечером в собственном дворце он устроил великолепный, надолго затянувшийся ужин. Затем он проводил Агриппину до пристани, где она должна была сесть на корабль и вернуться домой. Ясная лунная ночь грозила разрушить план, но отступать было некуда. На безмятежно-спокойном море, отражающем миллионы звезд, произошел «несчастный случай». Тяжелые свинцовые плиты, специально установленные в потолке, обрушили каюту корабля. Были жертвы, но Агриппине удалось избежать смерти. Августу и ее служанку защитили высокие стенки ложа. Обе упали в море. Служанка по имени Ацеррония кричала, что она Агриппина, и просила о помощи. Матросы, подкупленные Нероном, насмерть забили ее веслами. А мать императора, «сохранявшая молчание и по этой причине неузнанная», поплыла к берегу. Ее спасла рыбацкая лодка, которая доставила ее на виллу, где миролюбие ее покинуло. Она все поняла.

Агриппина уведомила сына об ужасном «несчастном случае» и о своем спасении. Нерон уже знал, что мать выжила, и по этой причине был в панике. Он призвал для совета Сенеку и Бурра, но Аникет опять взял инициативу в свои руки. Когда прибыл посыльный от Агриппины, Нерон подбрасывает ему под ноги меч и тут же приказывает его арестовать по подозрению в покушении. Аникет в сопровождении нескольких человек отправился в дом Агриппины. Подойдя к нему, он разогнал собравшуюся толпу любопытных зевак, затем убил всех рабов, которые стояли между ним и спальней, в которой в полутьме ждала Агриппина с единственной служанкой. В мерцающем огне ламп горящий жаждой мести Аникет подошел к своей жертве. Служанка убежала, но Агриппина держалась твердо. «Я знаю, что мой сын ни при чем, – сказала она. – Он не отдавал приказа убить свою мать». Удар палкой по голове заставил ее замолчать. Потрясенная, но, по рассказу Тацита, оставаясь хозяйкой положения, осведомленная в том, как подобает умирать римлянам, она кладет руки на живот. Последними словами Агриппины были: «Поражай чрево!» Вслед за этим градом посыпались удары.

Нерон впервые в жизни увидел сон – дурной, зловещий сон: по словам Светония, беспокойной участью тирана является возмездие за грехи. Императору было двадцать два года. Его биографы ничего не говорят о раскаянии. Хотя совесть мучила Нерона так, что он призывал магов, пытаясь вызвать дух умершей и вымолить прощение, он не вымолвил ни единого слова сожаления. Когда, приблизительно в 64 году, Нерон впервые выступал на римской сцене, в его репертуар вошла песня, которую Светоний называет «Орест-матереубийца». В ней говорится об убийстве Клитемнестры ее сыном, Орестом. Факт ее исполнения свидетельствует о нормах морали того времени, а также о провале политики Сенеки и Бурра, которая заключалась в разделении нравственного публичного облика Нерона и его порочной личной жизни. Через год после убийства Агриппины появление на небе кометы было истолковано как предзнаменование смены правителя. (Была предложена кандидатура Рубеллия Плавта, потомка Тиберия, но Нерон потребовал его изгнания, а позже убил.) Возможно, античные авторы выдумали небесный феномен, чтобы подчеркнуть непригодность Нерона как принцепса и продемонстрировать, что в большой семье императора есть люди, способные его заменить. Если так, то время для этого еще не подошло. Власть Нерона все еще оставалась крепкой. Со смертью Агриппины, ожидающей своего увековечивания Генделем, он развелся с Октавией по надуманной причине супружеской измены и бесплодия. (Хотя десятилетний брак с Октавией не принес детей, очевидным объяснением была отнюдь не ее неспособность к зачатию. На помощь опять пришел Аникет, который подтвердил вымышленное обвинение в прелюбодеянии.) Нерон сослал ее на остров Пандатерию и здесь приказал убить. Затем он женился на Поппее. Император даровал ей титул «Августа», у них родилась девочка, которая вскоре умерла. Поппея тоже умерла в 65 году после выкидыша и нескольких внутренних кровотечений. Источники поддерживают версию, что в ее смерти, а также в выкидыше, виноват сам муж. Разгневавшись на Поппею, когда та стала упрекать его за позднее возвращение со скачек, Нерон несколько раз ударил ее ногой в живот. Его репутация позволяла сделать такое предположение.

Самой вероятной причиной смерти Бурра в 62 году был рак горла. Убив свою мать и брата, Нерон не мог надеяться избежать обвинения в отравлении. Префектами претория после Бурра стали Фений Руф совместно с Гаем Софонием Тигеллином. Фений Руф имел репутацию честного человека, эффективно справлявшегося с организаций поставок зерна в Рим. Тигеллин оказался доминантной фигурой, несмотря на… а возможно, благодаря значительной неприязни со стороны сената. После их назначения, утверждает Тацит, «благопристойность и порядочность стали цениться меньше… теперь Нерон прислушивался к бесчестным советникам», а Сенека попросил Нерона позволить удалиться от дел, предложив ему свое состояние.[153]153
  TacAnn. 14.50


[Закрыть]
Нерон отклонил и просьбу, и предложение, хотя заявление о нездоровье со стороны Сенеки было равнозначно отставке. Император стал более зависеть от Тигеллина, чем от прежнего наставника, а это был человек, чьи интересы, как и Нерона, сосредоточивались на невоздержанности в управлении государством. Изменение политического курса завершилось женитьбой принцепса на Поппее. Новая императрица имела склонность к великолепию и пышности: ее похороны вызывали ассоциацию с восточным понятием о божественной природе монарха, несвойственной ранним годам правления Нерона. В стиле управления империей Нероном можно распознать поворотный момент, он произошел в 62 году. Принцепс окончательно распрощался с прошлым. Это был год смертей Палланта и бывшего любовника Нерона – Дорифора. Обоих, по утверждению Тацита, приказал отравить император. Предзнаменованием возрождения судов по обвинению в оскорблении величия (предательстве) послужило изгнание человека по имени Авл Дидий Галл Фабриций Вейентон, написавшего остроумно-оскорбительную книгу, в которой он включил Нерона в число персонажей, подвергавшихся язвительным нападкам. В этом случае Вейентону удалось сохранить жизнь. Но настроение на Палатинском холме менялось не в лучшую для императора сторону. Сенат наблюдал за всем этим с беспокойством.

Несмотря на опасения Нерона, его въезд в Рим после смерти Агриппины был принят с восторгом. Для внимательного наблюдателя было очевидно, что это чувство не было ни всеобщим, ни глубоким. Светоний описывает спокойную реакцию на распространившиеся в городе пасквили. Преобладали настенные надписи, прямо обвиняющие императора в убийстве матери. Самое знаменитое событие в период принципата Нерона произошло в 64 году, оно продемонстрировало глубину двойственного отношения к императору спустя десять лет после его восшествия на престол.

Теплой лунной ночью в Риме разразился пожар. Он начался в кое-как сколоченных лавках и закусочных рядом с ипподромом Большого цирка.[154]154
  12C 2, p. 160


[Закрыть]
Нерона в городе не было, он находился в приморском курорте Анции за тридцать пять миль, но поспешил обратно и успел или прочитать стихи о падении Трои, или посмотреть, как борются с огнем (категорически исключается лишь игра на кифаре). Его усилия, включавшие разрушение нескольких больших зернохранилищ, стоявших на пути огня, чтобы препятствовать его распространению, оказались безрезультатными. Вероятно, ветер разносил огонь, который в конце концов уничтожил десять из четырнадцати городских районов. В дыму и кружащейся копоти разлетались слухи. Находились люди, открыто кидавшие в дома горящие факелы, чтобы распространить пожар. Не исключено, что это делалось для прикрытия мародерства. Однако не исключено, что они действовали по приказу свыше. Виновным считали Нерона. Такое отношение вряд ли было вызвано народной любовью. «И вот Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами», – объясняет Тацит.[155]155
  TacAnn. 15.44


[Закрыть]
В данных обстоятельствах это был разумный отвлекающий маневр со стороны императора. Бедствия подобного масштаба традиционно считались зловещим и грозным доказательством гнева небесных сил. Когда остыли последние тлеющие угольки, Нерон излил молитвы Вулкану, Церере, Прозерпине и Юноне, а затем казнил христианских узников. Он скармливал их, одетых в звериные шкуры, диким животным. Христиан распинали на крестах или сжигали живьем. Это было действо, целиком рассчитанное на публику. Тем не менее слухи множились.

Расширяя пределы своего увлечения эффектными внешними формами, Нерон воспользовался уничтожением большей части Рима, чтобы реализовать программу перестройки города, которая предусматривала не только будущее недопущение подобных пожаров, но и в большей степени – визуальное восприятие. В городском пейзаже доминировал великолепный императорский дворец – Domus Aurea, или Золотой дом. Он простирался на недавно освобожденной, а также конфискованной территории от Эсквилинского холма на северо-западе через Оппиев, Целиев и Палатинский холмы до Большого цирка в юго-западной части Рима.[156]156
  Sommer, p. 74


[Закрыть]
По словам Тацита, «Нерон построил себе дворец, вызывавший всеобщее изумление лугами, прудами, разбросанными, словно в сельском уединении, тут лесами, там пустошами, с которых открывались далекие виды».[157]157
  TacAnn. 15.41


[Закрыть]
Светоний описывает «пруд, подобный морю». Потрясающие размеры Золотого дома подчеркивались статуей самого Нерона, воздвигнутой в вестибюле нового дворца, – гигантское золотое подобие императора, поднимавшееся к римскому небу на тридцать шесть с половиной метров. В самом дворце залы были декорированы золотом, стены инкрустированы жемчугами и драгоценными камнями. Безразличный к гибели множества римлян, Нерон объявил, что теперь наконец он будет жить по-человечески. Марциал писал о дворце как о «надменном парке, лишившем бедных своих жилищ».[158]158
  qu Matyszak, p. 263


[Закрыть]
Издевательские излишества Золотого дома (хотя в будущем он будет предметом гордости для римлян) лишило Нерона хорошего мнения о нем, завоеванного разумной перестройкой Рима.

Все это могло сыграть свою роль, когда на следующий год все классы римского общества поддержали неудачный заговор против Нерона. Хотя источники расходятся во мнениях относительно личности мятежников, к заговору Пизона (главой которого, вероятно, мог быть Гай Кальпурний Пизон, внук Пизона, обвинявшегося в отравлении Германика) примкнули сенаторы, выдающиеся мыслители и солдаты преторианской гвардии (Дион Кассий упоминает Фения Руфа и Сенеку). Заговор, не отличающийся строгостью конспирации, по неосторожности выдал человек, который должен был нанести первый удар: Флавий Сцевин.

В своих ответных действиях Нерон игнорировал давние поучения Сенеки о том, что «жестокий и неумолимый гнев не приличествует царям», исчезла та умеренность, с которой он сносил настенные надписи и стихи. Он прибег к пыткам, чтобы выявить и уничтожить как можно больше заговорщиков. Тем самым он узнал неприятную для себя правду. Военный трибун Субрий Флав откровенно объяснил, почему он присоединился к мятежникам: «Я возненавидел тебя. Не было воина, превосходившего меня в преданности тебе, пока ты был достоин любви. Я любил тебя, надеясь, что ты станешь хорошим императором, я возненавидел тебя, потому что ты сделал то-то и то-то. Я не могу быть рабом возничего или кифареда».[159]159
  DC 62.24.2


[Закрыть]
Пизон же совершил самоубийство. Со смертью Фения Руфа в командовании преторианской гвардией появилась вакансия, которую занял стремящийся завоевать расположение императора Нимфидий Сабин. В конечном счете он оказал Нерону плохую услугу. Тем временем от лица принцепса Тигеллин нацелился на устранение будущих разногласий. Решено было принести в жертву сенаторов – иногда деспотически, но неизменно жестко. По слухам, причиной тому была алчность: Нерону нужны были деньги. Причиной опустошения императорской казны были отнюдь не общественные строительные работы. Разорением Рима грозила мечта о собственном величии – строительство Золотого дома.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю