Текст книги "Двенадцать цезарей"

Автор книги: Мэтью Деннисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

В 73 г. до н. э. Цезарь был избран в коллегию понтификов, спустя три года он служил военным трибуном, причем о его заслугах этого периода жизни практически ничего не известно. После многих приключений, признания и получения некоторой известности это были первые шаги по социальной лестнице военных и политических магистратур, по которой шла сенаторская карьера многих молодых людей в Риме. Эта лестница называлась «путь чести». Первые назначения не содержали ничего нового или особенного: путь был заранее предопределен. Ранее, вероятно в 76 г. до н. э., Корнелия родила единственного ребенка в семье – дочь Юлию. Сама Корнелия умерла около 69 г. до н. э. Ее смерть, как и жизнь, несомненно, почти не повлияла на судьбу Цезаря, если не считать укрепления связей с популярами в начале карьеры. Решение Цезаря устроить для Корнелии пышные публичные похороны, первые в Риме для столь молодой женщины, повысили его популярность среди плебса, который эмоционально воспринял их как свидетельство любви (Никомед и бесчисленные связи на стороне в расчет не принимались). Позже он устроит такие же похороны для дочери Корнелии.

После тяжелой утраты последовал отъезд. В этом случае местом назначения была Дальняя Испания, на данное время малопривлекательная провинция для искушенного римского космополита, которому еще не исполнилось тридцати. Он не мог дождаться, пока закончится его служба квестором так далеко от столицы, и поэтому оставался в Испании не дольше, чем положено, вернувшись в Рим через год. Но в провинции, в городе Гадесе (современный Кадис), Цезарь увидел статую Александра Македонского и впервые начал сознавать величие стоящих перед ним задач. Вероятно, это определило его отношение к тем должностям, которые он занимал по возвращении в Рим. Цезарь служил эдилом в 65 г. до н. э. (за два года до минимального возрастного ценза в тридцать семь лет) и претором в 62 г. до н. э. В обоих случаях его партнером по должности был Марк Бибул, неприязненно настроенный оптимат и рассудительный консерватор. На посту эдила Цезарь попытался извлечь максимальный политический капитал. Он неукоснительно поддерживал интересы масс и постоянно затмевал своего менее динамичного партнера по должности, предлагая эффектные и расточительные спектакли общественных игр и зрелищ, в том числе запоздалые гладиаторские игры в память о своем отце. Он также восстановил монументы в честь побед над германцами, одержанных Марием, родственником его жены (некогда разрушенные Суллой).

В 64 г. до н. э. Цезарь председательствовал в качестве магистрата в суде над теми, кто получал от Суллы деньги за убийства людей из проскрипционных списков, и это было свидетельством того, что политический ветер в Риме сменил направление. Будучи великодушным к побежденным (за исключением германцев и галлов) на всех важных этапах своей жизни, он вел суд, отнюдь не руководствуясь чувством мести. Вместо этого он воспользовался открывшимися возможностями, чтобы предъявить права на богатое «наследие» Мария – популистскую известность и воинскую доблесть. В конце 63 г. до н. э. в результате дальнейших крупных расходов Цезарь завоевал должность великого понтифика в коллегии жрецов, членом которой уже был, и стал первосвященником государственной религии. Вместе с этим престижным постом он получил дом на Форуме. Это был плацдарм в самом центре Рима, которого прежде не было у нуждающегося в деньгах Цезаря, жившего на Субуре.

Как оказалось, Испания послужила опорой Цезарю для восхождения по «пути чести». Он вернулся в эту провинцию в 61 г. до н. э. проконсулом – это была его первая командная должность вдали от Рима. Испанское проконсульство принесло ему громадный успех. В 59 г. до н. э. Цезарь прекратил добиваться расположения народа, с тем чтобы стать соискателем консульства (с его стороны это был пример точного соблюдения юридических тонкостей, вызванного враждебными речами архиреспубликанца и пьяницы Катона). Выборы прошли успешно. Его партнером опять был Бибул, как и в случае нахождения на должностях эдила и претора.

Для Цезаря Испания оказалась местом квесторства, первого проконсульства, а также причиной триумфа (пусть даже не отпразднованного). Более того, со временем здесь его настигнет первый эпилептический припадок, и вслед за войной, развязанной против собственных сограждан-римлян, он увидит сон, который неизвестный прорицатель истолковал как предсказывающий власть над миром. Этот сон потряс Цезаря, и это вполне понятно, поскольку в нем он насиловал свою мать Аврелию. По возвращении в Рим он снова женился. Выбор пал на внучку Суллы и дальнюю родственницу Помпея Великого. Новую жену звали Помпея, со временем он с ней разведется по подозрению в измене с неким отчаянным демагогом, переодевавшимся в женское платье для тайных встреч с возлюбленными. На судебном разбирательстве этого развода Цезарь произнес знаменитую фразу о том, что его жена должна быть вне подозрений, не принимая во внимание никакие двойные стандарты – независимо от того, виновна она или нет.

В конечном счете достижением Цезаря не должно было стать прагматичное восхождение по государственной лестнице с завершением карьеры благодатной должностью консула, как предписывалось прецедентами Республики. Этого не следовало ожидать, поскольку даже враждебно настроенные к нему источники свидетельствовали об исключительных качествах этого человека. Живость ума и умение концентрироваться у Цезаря были таковы, что он удостоился упоминания в тридцатисемитомной энциклопедии по естественной истории, составленной Плинием Старшим. «Я слышал, – писал Плиний, – что Цезарь имеет привычку одновременно писать, диктовать и читать, в одно и то же время диктуя своим секретарям четыре письма по самым важным темам или семь писем, если у него нет других дел».[20]20
  P/NH 7.91, qu Grant, pp. 31-2


[Закрыть] (Будучи диктатором, Цезарь позже заслужил неодобрение масс тем, что диктовал и читал письма, наблюдая за гладиаторскими боями.) Здоровый дух должен находиться в здоровом теле. Было похоже, что его пульс бьется в собственном ритме, а руки и ноги наделены нечеловеческой силой и ловкостью. Светоний комментирует его искусство верховой езды, мастерство обращения с оружием и неиссякаемую энергию:

«В походе он шел впереди войска, обычно пеший, иногда на коне, с непокрытой головой, несмотря ни на зной, ни на дождь. Самые длинные переходы он совершал с невероятной быстротой, налегке, в наемной повозке, делая по сотне миль в день, реки преодолевая вплавь или с помощью надутых мехов, так что часто опережал даже вестников о себе».

Биограф приводит случай, когда в Александрии Цезарь, оттесненный врагами к воде, оставил единственный маленький челнок своим воинам, а сам спрыгнул в море. Он греб одной рукой, а в левой, поднятой над водой, держал важные документы, чтобы не замочить их. Кроме того, он плыл, закусив зубами волочащийся плащ, чтобы тот не достался неприятелю в качестве трофея. В более спокойных путешествиях он коротал часы, сочиняя стихи. Он не терпел безделья, ему были чужды необоснованные опасения. Неудивительно, что Цезарь вызывал такую горячую преданность у людей, с которыми сражался бок о бок. Он требовал строгого соблюдения дисциплины без той придирчивой жестокости, которая впоследствии погубила Гальбу: Цезарь закрывал глаза на мелкие проступки. Он вел за собой, руководствуясь вдохновением, не обращаясь за помощью к бессмыслице предзнаменований и предсказаний, полагаясь на путеводную звезду, которая редко покидала его на поле битвы, на свое искусное руководство и быстроту решений, на новые тактические приемы и обращение с солдатами, которых он называл чуть ли не с любовью «товарищами».

Такие способности, помноженные на гипертрофированную уверенность, невозможно было ограничить распорядком годичных магистратур. Та власть, которую Цезарь в конце концов приобрел в Риме, отчасти объясняется чувством собственного достоинства, осознанием своего места в обществе и воинской славой, а также максимальным развитием народной поддержки и умением выбирать союзников на данный конкретный момент. Цезарь не был лоялен ни к кому другому, кроме себя самого: на всем протяжении шестидесятых годов, начало которых прошло для него в фактической неизвестности, он налаживал личные связи и альянсы, которые будут служить трамплином к господству. Хотя Цезарь Светония не произносит слово «революция», оно неявно присутствует во многих поворотах второй половины его карьеры. Добившись консульства, Цезарь нацелился на более высокие вершины власти, и в этом стремлении он был не одинок в период ожидаемой катастрофы. Жажду власти он мог утолить, только создав альтернативу республиканскому механизму управления, который работал в городе в течение пяти столетий. Другие на протяжении многих лет таили те же самые замыслы. «Вскоре вышедший из плебейских низов Гай Марий и кровожадный аристократ Луций Сулла оружием подавили свободу, заменив ее самовластьем, – писал Тацит. – Явившийся им на смену Гней Помпей был ничем их не лучше, только действовал более скрытно; и с этих пор борьба имела одну лишь цель – принципат».[21]21
  TacHist..3.38. Здесь и далее цитаты Тацита приводятся в переводе Георгия Кнабе.


[Закрыть] Марий, Сулла, Помпей… Цезарь… Учитывая природу этого состязания, победить мог лишь один человек.

Еще до своего консульства в 59 г. до н. э. Цезарь осуществил то, что Светоний называет «союзом». Его партнерами были: сын приверженца Суллы Гней Помпей, самый выдающийся из тогдашнего поколения римских военачальников, и Марк Лициний Красс, богатейший человек в римской истории и к тому же победитель Спартака. Суть соглашений сводилась к тому, что ни один из них «не станет допускать никаких государственных мероприятий, неугодных кому-либо из троих». Секретный, но неофициальный союз ведущих римских военачальников и финансового магната, поддержавшего несколько политических кампаний Цезаря, означал признание последним того факта, что в 60 г. до н. э. основой римской власти были деньги и могущество.

До вмешательства Цезаря отношения Помпея и Красса нельзя было назвать хорошими. Дион Кассий описывает их как «вражду друг с другом»[22]22
  CD 37.54.3


[Закрыть], а объяснением этому служит ревность Кассия. Вскоре уверенность во взаимной выгоде перевесила опасения всех трех членов того, что историки назвали «первым триумвиратом». Цезарь, как консул, ускорил прохождение дел Помпея и Красса, ранее заблокированных сенатом. В свою очередь, их влияние обеспечит ему управление провинцией, достаточно богатой, чтобы снять с него груз огромных долгов. Несмотря на воздержанность в личной жизни, Цезарь очень много денег тратил на выборы – неизменно заемные с предсказуемым результатом. Например, Светоний намекает, что в конце 62 г. до н. э. он набрал столько долгов, что вынужден был бежать из Рима под покровом темноты, чтобы ускользнуть от кредиторов. Но, не считаясь с неизбежными возражениями коллеги-консула и давнего напарника Бибула, Цезарь действовал на грани нарушения законов. Решимость Бибула не сотрудничать с Цезарем была такова, что он стремился полностью разрушить планы последнего, прерывая его каждый день в сенате, ссылаясь на дурные предзнаменования для сенатских дел и таким образом откладывая принятие решений. Цезарь в ответ нашел другой способ: он начал обнародовать ежедневные отчеты о собраниях сената и стал бороться против ненасытной жадности чиновников в провинциях. Ни Бибул, которого никак не смягчило давнее знакомство, ни его сторонники не забыли ночной горшок, содержимое которого было вылито на его голову. Нарушения, допущенные Цезарем в период консульства (по его мнению, вынужденные), вдвойне добавили ему решимости бежать от римского правосудия (или мести) в богатую провинцию в конце 59 г. до н. э. Он даже не рассматривал смехотворное предложение сената принять должность в Италии отвечающего за сохранность лесов. Вместо этого он использовал тройное влияние денег (Красс), армии (Помпей) и народа (Цезарь), которое имел триумвират, чтобы получить в управление Цизальпинскую Галлию (на севере Италии) и Иллирик на пять лет. Не слушая совета Катона, сравнивавшего этот шаг с «размещением тирана в крепости»[23]23
  AM, p. 20


[Закрыть], сенат впоследствии добавил Трансальпийскую Галлию на побережье Средиземного моря. С военной точки зрения это означало, что под командование Цезаря попало четыре легиона. Почва была подготовлена. Разведясь с Помпеей, Цезарь женился – в четвертый и последний раз – на Кальпурнии, дочери Луция Пизона, и отбыл из Рима в поисках неувядаемой славы.

В течение следующих восьми лет, действуя по собственной инициативе, Цезарь делил год на две части. Летнюю военную кампанию он проводил к северу от Альп: кроме завоевания Галлии (достижение, непревзойденное даже величайшими его современниками), он пересек Рейн и дважды побывал в Британии. Зимний сезон он посвящал – пусть даже менее эффектно – гражданскому управлению в мирных провинциях Цизальпинская Галлия и Иллирик на Балканском побережье. Позднее, в 49 г. до н. э., он пожаловал римское гражданство жителям Цизальпинской Галлии к северу от реки По, завершив таким образом объединение Италии.

Случались и неудачи: Луций Домиций Агенобарб угрожал, что если его изберут консулом на 55 г. до н. э., он потребует отзыва Цезаря в Рим, чтобы тот ответил за свое поведение в 59 году (при этом последний не осмелился возражать против выдвинутых обвинений) и восстание галльского вождя Верцингеторига, царя арвернов, в 52 г. до н. э., поддержанное большим союзом племен центральной Галлии. Однако ничто серьезное не угрожало непомерному, страстному и исключительно своекорыстному стремлению Цезаря к тому, что Саллюстий назвал «беспрецедентной войной», которая дала бы возможность проявить свои способности.[24]24
  AM 20


[Закрыть] Плутарх щедро перечисляет величие его достижений: «Он взял штурмом более восьмисот городов, покорил триста племен, сражался с тремя миллионами людей, из которых один миллион уничтожил во время битв и столько же захватил в плен».[25]25
  PJC 15.5


[Закрыть] Цезарь, как всегда, использовал победы в Галлии, чтобы добиться славы, в которой несговорчивый сенат упрямо ему отказывал. Личная победа досталась ценой полного уничтожения двух племен: мужчин, женщин и детей тенктеров и узипетов, выкошенных римской кавалерией за один день битвы и потерявших, по подсчетам Цезаря, 430 тысяч человек.[26]26
  Gallic Wars IV. 14-15


[Закрыть] Это был геноцид на службе у самовосхваления. В лучшем случае данные убийства имели политическую подоплеку. Хотя римляне были восхищены грандиозностью побед Цезаря, удостоив его многими благодарственными церемониями, в которых над городскими алтарями поднимался дым жертвоприношений и сами боги были свидетелями растущего величия империи, но такая вызывающая жестокость в отношении мирного населения вызвала неоднозначную реакцию в Риме. Подобная безжалостность, даже если списать ее на ограниченность мышления, должна повлиять на нашу оценку, и она определенно побудила некоторых римских сенаторов к размышлениям. «Всю Галлию, что лежит между Пиренейским хребтом, Альпами, Севеннами и реками Роданом и Рейном, – писал Светоний, – более 3200 миль в охвате, он целиком… обратил в провинцию». Цезарь, находясь в безопасности в своей провинции (в которой у него теперь было не менее десяти легионов), наконец-то стал богатым и великим. Ему еще не было и пятидесяти лет.

В 55 г. до н. э. в ответ на угрозу Агенобарба члены триумвирата встретились в Луке (ныне Лукка). На этот раз более очевидными были противоречия, нежели доброжелательство, в этом самом непрочном из всех оппортунистических союзов. Верх взяла дипломатичность Цезаря вкупе с его обаянием. Красс и Помпей в 55 г. до н. э. сохранили консульство, сместив Агенобарба, одержав победу на выборах с помощью подкупа и запугивания. Они продлили проконсульство Цезаря еще на пять лет и от своего имени внесли закон, который провел трибун Требоний. Закон предусматривал пятилетнее проконсульство для каждого из них: в Сирии – для Красса и в двух провинциях Испании – для Помпея. Последнему разрешено было жить в Италии, так как он занимал дополнительную должность, отвечая за поставки зерна в Рим, но он оставался в своих загородных имениях с молодой женой, дочерью Цезаря Юлией, управляя снабжением города через легатов.[27]27
  Unk


[Закрыть] После этого Цезарь планировал избрание на второй консульский срок в 48 г. до н. э., начав его, как предписывали римские законы, через десять лет после завершения первого. Несмотря на победы, которые безгранично повышали столь ценную для него дигнитас, злоупотребления первого консульства не забылись. Цезарь остался в Риме персоной нон грата. Агенобарб вместе со своим коллегой-претором Гаем Меммием впервые попытался расследовать его поведение как консула еще в конце 59 г. до н. э.: как видим, ни память о проступках, ни желание их разоблачить не пропали.

Цезарь мог чувствовать себя в безопасности в Риме только как консул, облеченный военной имперской властью, которой обладают магистраты и пропреторы во время пребывания в должности. На тот момент все заслуги на протяжении последних двадцати лет были принесены в жертву юридическим тонкостям, злонамеренно используемым недругами, которые совершенно справедливо видели в Цезаре не только угрозу собственному положению, но и самому существованию Республики, какой они ее знали. Возможно, это правда, что даже в это время основной целью Цезаря не была верховная власть сама по себе. Но человек, столь щедро одаренный динамизмом, едва ли мог одобрять пустопорожнее двурушничество системы, беспомощность которой была очевидна для него в триумвирате. Этот союз добился своих целей вне сферы обычной сенаторской деятельности, он представлял собой новую реальность в римской политике. Железный кулак авторитаризма мог пробить преграду там, где была бессильна даже правомочная демократия сената. Самовластие выдвигало на первый план деятельность и движение вперед. Цезарь не мог отвернуться ни от того, ни от другого. А это значит, что на смену инертной власти сенаторов, заботящихся прежде всего о своих интересах, должен был прийти авторитаризм. Второе консульство Цезаря еще на один год предупредило бы предъявление ему обвинений и кризис государства. Оно также снова поставило бы его в положение, в котором он мог пренебречь сенаторским конституционализмом для достижения собственных целей.

Однако Цезарь не принял в расчет вездесущность смерти. В данном случае не одна, а три смерти разрушили лучшие его планы. Через год после встречи триумвирата в Луке в августе 54 г. до н. э. жена Помпея и дочь Цезаря Юлия умерла при родах. На короткое время недолюбливающих друг друга отца и зятя объединило горе. Оба признавались, что связь между ними ослабела. «Друзей же их охватило смятенье, – свидетельствовал Плутарх, – потому что теперь распались узы родства, которое еще поддерживало мир и согласие в страдающем от раздоров государстве».[28]28
  PJC 23.6


[Закрыть] Помпей отклонил предложение Цезаря взять в жены свою внучатую племянницу Октавию, в то время как тот женился бы на дочери Помпея (пример политического обмена женами, который потребовал бы развода от трех из четырех участников). В 53 г. до н. э. Красс потерпел сокрушительное поражение от парфян при Каррах: ему самому отрубили голову, римские войска понесли огромные потери, а штандарты были захвачены неприятелем. Важный посредник между Цезарем и Помпеем исчез с одним взмахом меча. В довершение к унижению Рима, за которое Цезарь позже поклялся отомстить, 6 декабря погиб Клодий Пульхр, выходец из патрицианского рода, демагог и трибун плебса, о котором ходили слухи, что он был любовником третьей жены Цезаря. Судя по рассказу Светония, он был убит, вероятно, бандитами на Аппиевой дороге в предместьях Рима, и не исключено, что его убийство было политическим. Похороны Клодия дали повод к волнениям, которые, в свою очередь, вызвали панику сенаторов, почувствовавших нарастание беззакония в государстве, неспособном справиться с новыми вызовами. «Многие, – сообщает Плутарх, – уже осмеливались говорить открыто, что государство не может быть исцелено ничем, кроме единовластия».[29]29
  PJC 28.6


[Закрыть] Внимание сосредоточилось на Помпее. По предложению Катона он без выборов был назначен единственным консулом с расширенными правами, которые он, в свою очередь, использовал, чтобы узаконить желание Цезаря стать соискателем консульства в свое отсутствие. Помпей также получил пятилетнее продление срока собственного командования в Испании. Вскоре после этого он неожиданно изменил мнение и провел закон, запрещающий заочно избираться консулом. В конце 52 г. до н. э. он подсластил эту пилюлю, одобрив вторую церемонию благодарения в честь победы Цезаря над Верцингеторигом. По версии Плутарха, прежнее пренебрежение Помпея к Цезарю как к младшему по возрасту и имеющему меньшие заслуги и величие с некоторым запозданием превратилось в страх перед бывшим триумвиром.

Для Цезаря церемония благодарения в Риме имела второстепенное значение. Главным были выборы консула на второй срок и, что не менее важно, проведение этих выборов таким образом, чтобы не дать врагам шанса провести судебное разбирательство в отношении прежних злоупотреблений. Это было возможным, только если он сохранит проконсульскую власть, которую имел, лишь оставаясь за пределами Рима. Победа на выборах в отсутствие соискателя стала для Цезаря делом чести, более важной проблемой, чем явная потеря дружелюбия Помпея. На службе Республики он одерживал победы, не имеющие себе равных, поэтому отказывался даже рассматривать возможность формального предъявления обвинений в нарушениях, допущенных в предыдущее десятилетие. Поскольку сенат становился все несговорчивее, Цезарь предъявил ультиматум: или ему позволят участвовать в выборах проконсула Галлии, или, в случае если его обяжут отдать провинцию, другой держатель военной власти (намек на Помпея) должен сделать то же самое.

Требования Цезаря были, говоря его собственными словами, «очень умеренными». Цицерон описывал их как «жестокое и угрожающее письмо».[30]30
  AG/C, p. 375


[Закрыть] В любом случае смысл был ясен. Цезарь не пойдет на компромисс, как и враждебно настроенный к нему сенат. Седьмого января 49 г. до н. э. сенат одобрил постановление «senatus consultum ultimum», делавшее Цезаря врагом отечества. Плутарх утверждает, что подстрекателем был новый тесть Помпея, Сципион. Ответ Цезаря определил дальнейший ход его жизни. Он также изменил историю – и не только Рима.

Рано утром 11 января во главе лишь одного легиона Цезарь пересек Рубикон. Перейдя узкую реку, разделявшую Цизальпинскую Галлию от Италии, он пересек границу, отделявшую закон от противозаконности, статус героя-изгнанника от предателя. Данный шаг был не таким легким, как в повествовании Светония, в котором в этот переломный момент решимость Цезаря укрепило вмешательство сверхъестественных сил. «Внезапно поблизости показался неведомый человек дивного роста и красоты: он сидел и играл на свирели… И вот у одного из них этот человек вдруг вырвал трубу, бросился в реку и, оглушительно протрубив боевой сигнал, поплыл к противоположному берегу». Древние источники расходятся в изображении исторического поступка Цезаря. «Жребий брошен», – восклицает герой Светония, признавая возможность неотвратимости судьбы, затем он со слезами, разрывая одежду на груди, умоляет солдат о верности. Плутарх предлагает другую цитату из греческого драматурга Менандера: «Пусть будет брошен жребий!» Это вызов, соглашение с судьбой, тема для легенд, которая не может не взволновать. Однако Цезарь не является невинной жертвой. Защита дигнитас (чести, достоинства и самоуважения) – единственная причина, которой он оправдывает войну, где будут погибать и страдать его соотечественники, и этот своекорыстный подход окажется победоносным. Он не основан на идеологии, принципах или надеждах. Как и многое в нашей истории, он сосредоточен на стремлении к власти.

Победу праздновали дарами и играми. Светоний пишет о «битве гладиаторов и театральных представлениях по всем кварталам города и на всех языках, и скачках в цирке, и состязаниях атлетов, и морском бое». Толпы зрителей были так велики, что некоторые погибали в давке. Для народа Цезарь организовал общественные обеды, раздачу зерна и масла и по триста сестерциев деньгами, солдат наградил добычей и землей.

Республиканскую армию во главе с Помпеем Цезарь преследовал до Фессалии. Здесь, в Фарсале, Цезарь выиграл решающую битву, Помпей бежал, но не спасся, так как был убит царем Египта. Победитель, не зная о его судьбе, прибыл в Египет, но Помпей был уже мертв. Цезарь утешил себя с Клеопатрой, которую посадил на трон вместо ее брата, Птолемея XIII, и сделал своей любовницей. В Испании, Массилии, Понте и в Африке еще оставались вражеские легионы. В Тапсе, на африканском побережье, войска Цезаря разбили четырнадцать легионов республиканской армии. В тот апрельский день 46 г. до н. э., если верить источникам, было убито более десяти тысяч помпеянцев, в то время как солдаты Цезаря потеряли чуть более пятидесяти человек. Спустя три месяца Цезарь вернулся в Рим. Победа в войне заняла у него три с половиной года. В честь его былой славы сенат постановил провести сорокадневную церемонию благодарения. Он отпраздновал четыре триумфа. В завершение галльского триумфа был задушен Верцингеториг: пленник шесть лет дожидался этой унизительной казни на улицах Рима. В понтийском триумфе в честь этой самой скорой победы в процессии несли бронзовую табличку с надписью «veni, vidi, vici» – «пришел, увидел, победил». Для себя Цезарь получил право ходить по улицам Рима в сопровождении семидесяти двух ликторов.[31]31
  AG/C, p. 468


[Закрыть] Это было знаком беспрецедентного отличия. В том же году он получил третье консульство, назначение диктатором на десять лет и почести, включавшие некоторые аспекты цензуры, в том числе контроль над членами сената. Учитывая постоянное недовольство сенаторов, в значительной степени лишенных права избрания себе подобных, Цезарь воспользовался этой властью, чтобы осуществить свою масштабную, главным образом благоприятную законодательную реформу. Он увеличил количество членов сената с шестисот до девятисот, включив симпатизирующих ему людей, не относящихся к патрициям, и представителей провинций. В последующие два года было обновлено консульство. В 44 г. до н. э. Цезарь был провозглашен пожизненным диктатором. По свидетельству Плутарха, «эта несменяемость в соединении с неограниченным единовластием, по общему признанию, была открытой тиранией».[32]32
  PJC 57.1


[Закрыть] Эта совокупность почестей напоминает слова Банко, обращенные к Макбету: «Теперь король ты, Кавдор и Гламис – все…» Для Цезаря, как и для Рима, наступила завершающая стадия борьбы.

Катон как-то сказал, что Цезарь единственный совершил государственный переворот, будучи в трезвом уме. Не имеющая себе равных власть, развращающая или опьяняющая, превозмогла эту трезвость, извратила реакцию на окружающих его людей, замутнила взгляд, размыла границы возможного. Надменный в своем величии, он оскорбил как сенат, так и простой народ. «Он дошел до такой заносчивости, – сообщает Светоний, – что когда гадатель однажды возвестил о несчастном будущем – зарезанное животное оказалось без сердца, – то он заявил: „Все будет хорошо, коли я того пожелаю; а в том, что у скотины нету сердца, ничего удивительного нет“».

В Риме, изображаемом в источниках, предзнаменования никогда не бывают лишними (Тацит описывал его как город, в котором «люди склонны искать толкование для любого события»).[33]33
  TacHist. 2.91


[Закрыть] Знамения акцентируют взлеты и падения человеческого существования. То, что Цезарь в своих решениях и суждениях упустил фактор сверхъестественного (или еще хуже – пренебрег им), было очередной его ошибкой. Усталый и сверх меры загруженный работой, все чаще мучимый приступами эпилепсии, он тем не менее планировал на три года покинуть Италию, начиная с 18 марта, чтобы отомстить за поражение Красса в Парфии. Это послужило сигналом заговору шестидесяти сенаторов во главе с Марком Юнием Брутом, которые оттягивали покушение и наконец в мартовские иды насильственно разрушили эти планы почти накануне отъезда. Предчувствуя трагедию, лошади, оставленные Цезарем пастись на берегу Рубикона, плакали крупными слезами; птицу под названием тиран, влетевшую в Зал Помпея с лавровым венком в клюве, догнали и убили более крупные птицы; горящий раб, окутанный пламенем, оказался невредимым; жена Цезаря, Кальпурния, видела сон, что сама собой распахнулась дверь спальни, над ней рухнула крыша, а муж был заколот. Предсказатель по имени Спуринна не один раз предупреждал Цезаря об опасности, которая его подстерегает не позже мартовских ид. В ответ тот отпустил своего телохранителя-испанца.

Так случилось, что Гай Юлий Цезарь, описанный Светонием как добрый и заботливый к друзьям, умер от рук знакомых ему заговорщиков. Много веков спустя эту сцену изобразил итальянский художник-неоклассицист Винченцо Камуччини. На его картине запечатлена балетная сцена ярости, в ее центре – одетый в темно-красную тогу ослабевший Цезарь, повернувшийся к зрителям бесстрашным профилем. Реальность не могла быть такой аккуратно упорядоченной. Под градом ударов с губ Цезаря сорвался единственный стон: «И ты, дитя мое?» – произнесенный по-гречески и обращенный к Бруту. Благодаря Шекспиру, который воспроизвел слова «И ты, Брут?», убитый тиран стал трагическим героем. Наша история богата такими очевидными противоречиями и двусмысленностями.