Текст книги "Двенадцать цезарей"

Автор книги: Мэтью Деннисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Поражение Виндекса ненадолго пошатнуло уверенность Гальбы. Он удалился в Клунию, городок на севере провинции. Здесь ход римской истории был предрешен своевременными находками в храме Юпитера. В прорицании, о существовании которого было объявлено во сне одному из жрецов, говорилось: «Будет время, когда из Испании явится правитель и владыка мира». Реакция Гальбы была быстрой и энергичной. Из знатных людей провинции он создал собственный «сенат» с целью обеспечить себе поддержку. Присвоив доходы от имперской собственности в провинции, он начал увеличивать численность войск, находящихся в его распоряжении. Такая политика (практичная – с одной стороны – и намекающая на республиканские конституционные ценности – с другой) помогла укрепить решимость Гальбы, когда он узнал, что Нерон отправил войска под командованием Петрония Турпилиана и Рубрия Галла, чтобы подавить восстание (Галл перешел на сторону Гальбы, а солдаты Турпилиана разбежались).[173]173
  69AD p. 28


[Закрыть]

Однако главное предательство, сделавшее Гальбу императором, произошло в самом городе.

Некий авантюрист низкого происхождения взял на себя роль человека, возводящего на трон императоров. В первую очередь его мотивом было, вероятно, самосохранение.

Нимфидий Сабин был сыном императорского вольноотпущенника. Благодаря небрежному подходу Сабина к правдивости его отец неизвестен, но основными претендентами считаются гладиатор по имени Марциан и император Гай Калигула. Будучи в 65 году префектом претория вместе с Тигеллином, спустя три года он интригами добился практически полного контроля. Это был опьяняющий успех для человека с неуемным честолюбием, лишенного угрызений совести. Явно более осведомленный, чем Нерон, о масштабе волнений, вспыхнувших по всей империи, Нимфидий вступил в расчетливую игру. Он решил заявить о своей лояльности к Гальбе. Он заручился поддержкой преторианской гвардии, чья преданность потомкам Августа прежде была их козырной картой.

Это было нелегким делом, но, как покажет время, Нимфидий не отступал перед трудностями. Вечером 8 июня он объявил преторианцам, что Нерон бежал из города и что они, личные телохранители, остались без императора. Затем от имени Гальбы, позволив себе вольно обойтись с богатством, которое, по его предположению, в скором времени окажется в его руках, Сабин пообещал легионерам невиданное доселе денежное пожертвование: тридцать тысяч сестерциев на человека. В тот же день сенат объявил Гальбу новым принцепсом Рима, а Нерон покончил жизнь самоубийством.

Но если Нимфидий правильно просчитал ситуацию и настроение своих людей, то он недооценил нового хозяина. Обещанные деньги так и не выплатят, и очень скоро нарушенные обязательства станут одной из причин смерти Гальбы.

Новый император, по словам Светония, «выступил в путь, одетый в военный плащ, с кинжалом, висящим на груди» – образец воинской решительности, если не принимать во внимание физическую дряхлость. В августе в городе Нарбо-Марциус со всеми знаками внимания и почтения он встретил представителей сената, приняв их со скромным достоинством, несомненно слепо подражая раннему Августу. Он нарочито откровенно отказался пользоваться дворцовой мебелью, присланной Нимфидием из Рима (фактически он игнорировал этот подарок): возложенная на него власть предусматривала служение государству на протяжении всей жизни, а не показные торжественные приемы, требующие подобных декораций и изысканных костюмов. В таком духе были выпущены первые монеты, провозглашавшие мессианские качества императора без намека наличное великолепие. Тщательно продуманные и пропагандистские, как и вся имперская монетная система, они удачно сочетали атрибуты Гальбы с признанием роли сената (у которого практически не было никакой роли, кроме поддержания видимости совместной деятельности в чрезвычайных обстоятельствах). Сенаторы засвидетельствовали, что император избран «сенатским постановлением за заслуги по спасению римских граждан» (ни больше ни меньше)[174]174
  Greenhalgh, p. 19


[Закрыть], и предсказуемо воспели мир, безопасность, свободу, гармонию (это качество Гальба поставит под угрозу в первую очередь) и, что более спорно, справедливость нового императора (время покажет, что мстительный Гальба истолковывал этот термин в соответствии со своими суровыми требованиями). Вопреки последующим событиям начало правления Гальбы было отмечено бескорыстием и развитым чувством гражданского долга: старомодное отношение к обязанностям перевешивало личную выгоду. Исчезли сомнения в кандидатуре Гальбы, которые могли существовать у многих тем летом, когда легионы и авантюристы диктовали условия вслед за смертью Нерона.

В конце октября или начале ноября Гальба прибыл в Рим, завершив «долгий и кровавый путь», как говорит о нем Тацит. Тем вечером в театре шли ателланы – популярные в Республике комедии грубого юмора и скабрезной буффонады (говорили, что даже Сулла занимался написанием ателлан). Здесь много смеялись – в основном, по свидетельству Светония, над Гальбой. Причиной было то, что в ателланах, предвестнике пантомимы и комедии дель арте, использовалось небольшое число неизменных персонажей, среди которых были толстощекий обжора, клоун и глупый старик на пороге старческой немощи. В этом представлении стариком был деревенский скупердяй по имени Онисим. «Шел Онисим из деревни», – начали актеры. Послышался смех, который стал распространяться, как рябь по воде. Песню подхватили зрители. Когда она закончилась, начали снова. Потом еще раз, сопровождая слова жестами и ужимками. Снова и снова они смеялись над Онисимом-Гальбой. Этот смех был рожден не только весельем, его подпитывал страх, так как толпе были известны слухи о случившемся за пределами театра, и то, что она слышала, вселяло дурные предчувствия.

Это было своего рода публичное зрелище, такое же, как любое другое представление. Но, в отличие от балаганного фарса, оно не вызывало смех. Согласно Диону Кассию, более семи тысяч человек было убито в столкновении с конвоем Гальбы на Мульвиевом мосту в предместьях Рима (реальная цифра может быть намного меньше, поскольку слухи всегда преувеличивают). Этими людьми были матросы, завербованные Нероном для формирования импровизированного легиона. Шумно приветствовав Гальбу, они ходатайствовали о признании их нового статуса. Гальба, сторонник строгой дисциплины, не терпел давления со стороны народа и поэтому ответил уклончиво. Это был напряженный момент. Будущие солдаты громогласно повторили свое требование, некоторые даже выхватили мечи. Гальба в гневе отдал приказ своим воинам, и те атаковали протестующих. Результатом были многочисленные жертвы. Восстановив подобие порядка, новый император решил довести дело до конца. Он приказал провести децимацию, эту старую республиканскую казнь, когда провинившиеся солдаты сами убивают каждого десятого из своих рядов, в то время как остальные вынуждены наблюдать за этим. Приказ был выполнен. «Это показывает, что даже если Гальба был надломлен возрастом и недугами, ум его оставался свеж, и он не считал, что император должен склоняться пред принуждением», – комментировал этот случай Дион Кассий, демонстрируя ход мыслей, несомненно сходный с представлениями Гальбы.[175]175
  DC 64.3.2


[Закрыть]

В тот день за казнью товарищей по оружию наблюдали не только воины, но и толпы народа, собравшиеся, чтобы приветствовать императора. Их реакция была предсказуемой даже для города, привыкшего к кровопролитию, наводненного солдатами и находящегося в состоянии ненадежного мира, потому что они были свидетелями знамения, намного более мощного, чем ожеребившийся мул, поседевший прислужник или двухсотлетнее пророчество, погребенное в храмовом святилище. Позже в том же месяце Гальба сформировал из остатков матросов регулярную часть, I Вспомогательный легион.

Матросы Нерона были не единственными жертвами в походе Гальбы на Рим. Пока император добирался до столицы, его топор возмездия не знал покоя. Петроний Турпилиан, военачальник, посланный Нероном подавить восстание Гальбы, был вынужден совершить самоубийство, несмотря на то что его солдаты дезертировали и он не смог причинить противнику ничего, кроме беспокойства. Бетуй Цилон попросил помощи для разгрома мятежа Виндекса и был за это убит, как и Фонтей Капитон, наместник Нижней Германии, казненный Фабием Валентом и Корнелием Аквином с молчаливого согласия Гальбы, – при этом мы вряд ли когда-нибудь узнаем и истинные мотивы, и обстоятельства его убийства. В Африке гальбанцы уничтожили легата Клодия Макра, который подозревался в ограничении поставок зерна, с тем чтобы укрепить свои позиции при попытке захвата трона. В конце осени распрощался с жизнью Нимфидий Сабин. Его величие оказалось коротким. Разочарование от отказа Гальбы назначить его главным советником оказалось решающим фактором, побудившим Нимфидия самому бороться за трон, и с этого момента его дни были сочтены. Его убили преторианцы, дав Гальбе возможность назначить префектом претория нужного человека, Лакона. Цингоний Варрон, кандидат в консулы на 69 год, «продажный и корыстный оратор», по словам Тацита, был убит за то, что написал текст речи, с которой Нимфидий собирался обратиться к преторианским гвардейцам.

Вергинию Руфу повезло больше – ему удалось сохранить жизнь. Проявив верность Нерону тем, что разгромил Виндекса, он спасся благодаря словесному педантизму: Вергиний сам отказался от верховного владычества и противодействовал открытой оппозиции Гальбы, неоднократно повторяя, что не позволит получить трон никому помимо воли и выбора сената. В краткосрочной перспективе наградой ему стала неопределенность существования. Это было своего рода помилование. Но его было недостаточно, чтобы убедить всех, кто стал свидетелем жестокости у Мульвиева моста. Народный гнев питался главным образом известием о смерти Цингония Варрона и Петрония Турпилиана, сенаторов зрелых лет.

Дион Кассий пишет, что «Гальба полагал, что не захватывал власть, но она была ему передана (по крайней мере, он часто повторял это заявление)».[176]176
  DC 63.2.1


[Закрыть] Этот домысел, вариант заблуждения Августа, нередко звучал в его публичных высказываниях: он был призван к служению отечеству, и это бремя было принято вопреки желанию. Возможно, такая позиция императора выражала больше, чем просто лицемерные словоизлияния. Свидетельства его отношений с сенатом скудные, но даже имеющиеся не поддерживают предположение Диона Кассия о том, что Гальба пытался отказаться от автократии в пользу управления, более соответствующего республиканским заповедям. Как и все его предшественники, он ставил собственную власть выше сенаторской. Необходимо признать, что Гальба сам происходил из сенаторского сословия. Эти скорые расправы на пути в Рим лишили спокойствия как его сторонников, так и приверженцев Нерона. Кроме того, Светоний сообщает о неподтвержденных слухах, что Гальба разработал план, который почти наверняка встретил бы осуждение сената. Он задумал ограничить двумя годами продолжительность пребывания в должности военных командиров, наместников и прокураторов, что традиционно составляло карьеру сенаторов и всадников. Целью императора было искоренение амбиций и коррупции. Это отчасти представляло собой продолжение политики Нерона по вознаграждению посредственности. Поскольку результатом ее должно было стать лишение потенциальных заговорщиков притязаний на пурпурную мантию, единственным, кто оказывался в выигрыше, был сам Гальба. Более того, эта политика вводила в политическую сферу дисциплину наподобие воинской и как таковая напоминала о деспотическом своеволии худших предшественников Гальбы. Светоний ясно дает понять, что будущие назначения будут предлагаться «тем, кто уклоняется и избегает их», что соответствовало извращенной практике Тиберия или Гая Калигулы. Подобный курс также таил в себе опасность, так как сознательно зарождал культуру, в которой притворство и лицемерие становились неотъемлемой частью существования.

Семимесячная власть Гальбы была слишком короткой для такой серьезной реформы. Она, однако, позволила провести в жизнь политику, с готовностью лишавшую свои жертвы официально принадлежащих им прав. На правлении Гальбы лежала густая тень Нерона – расточительность и отсутствие порядка, не свойственное Риму предоставление прав общественным элементам, которым было не место на Палатинском холме: мимам и художникам, грекам, вольноотпущенникам, сексуальным эксгибиционистам, самовлюбленным эгоистам, обжорам и фатам. Более всего Гальбу раздражало мотовство Нерона. Он подсчитал, что Нерон раздарил два миллиарда двести миллионов – непомерная сумма, которая в сочетании с недавними беспорядками опустошила императорскую казну. Реакция императора была простой: подарки следует вернуть. Он разработал план, согласно которому получателю позволяли оставить одну десятую нечестно добытых денег. Изъять остатки поручалось отряду римских всадников: тридцати по Тациту и пятидесяти согласно Светонию. Если получатель не мог заплатить (потому что деньги были истрачены или вещи перешли в другие руки), то проданные подарки отбирались у покупщиков. Тацит хвалит этот план за справедливость. Краткосрочным итогом был хаос и широко распространенное банкротство. По всему Риму шли многочисленные аукционы, цены на переполненном рынке упали до минимальных. В результате казна не пополнилась. Если верить Плутарху и его версии событий, трудно понять, кто оказался в выигрыше, кроме политических махинаторов, главным из которых был Виний. «Это занятие не знало границ, но было широко распространено и затронуло многих. Оно испортило репутацию императора и навлекло зависть и ненависть на Виния, который, по общему мнению, сделал императора скаредным и корыстным ко всем остальным», – комментирует ситуацию Дион Кассий.[177]177
  DC 64.16.3


[Закрыть] Такая непопулярная, но публичная политика ни в коей мере не укрепила тающую поддержку Гальбы. Более того, к недовольным солдатам добавились оставшиеся сторонники Нерона. В сенате ширились сомнения относительно здравомыслия императора и его политической дальновидности.

Никакая политкорректность не могла выхолостить римский юмор. В ателланах вовсю использовались старые персонажи старика, толстяка и глупца, отпускавших непристойные шутки. Как мы убедились, античные источники тревожил возраст Гальбы. Их беспокоили не комедийные оценки преклонных лет императора или тревога за его благополучие. То, что Гальба стал императором в семьдесят два года, имело последствия для Рима и Империи в том, что не было уверенности в физическом и психическом здоровье верховного правителя. Август, не обладая выдающимися физическими качествами и поглощенный заботами о передаче власти, провел большую часть своего правления, решая вопрос о выборе преемника. Для Гальбы же (взошедшего на трон в возрасте, близком к тому, в котором умер Август) этот вопрос был вдвойне настоятельным. Хотя у Августа была единственная дочь, Юлия, число потенциальных кандидатов было крайне широким: оно включало детей Юлии, детей и внуков второй жены, Ливии, и внуков его сестры, Октавии. Два сына Гальбы, рожденные в браке с Эмилией Лепидой, умерли много лет назад, и это усложняло решение. Тем не менее оно было исключительно важным для Рима и для самого Гальбы, хотя последующие события покажут, что император не смог в полной мере предвидеть значение этого выбора для себя.

Неоконченные дела послужили причиной окончательного падения. В 68 году рейнские легионы заявили о своей поддержке Вергиния Руфа. Провозглашение Гальбы императором не привело к смене этой позиции. По очевидным причинам новый император не наградил германские войска за участие в подавлении восстания Виндекса. Тем не менее независимо от личного отношения вознаграждение за выполнение долга полагалось по традиции и обычаям. Это было еще одно оскорбление, в очередной раз запятнавшее имя Гальбы.

В ноябре, когда Вителлий прибыл в Нижнюю Германию, он обнаружил некоторое недовольство легионов. Спустя два месяца это недовольство приведет к агрессивным действиям. Тацит сообщает, что прокуратор Белгики Помпей Пропинкв информировал правительство Гальбы, что «легионы [Верхней Германии], нарушив верность присяге, требуют нового императора».[178]178
  TacHist. 1.12


[Закрыть] В начале января в ответ на призыв Флакка принести новую присягу Гальбе, которая повторялась каждый год, легионеры дали клятву верности сенату. Четвертый легион пошел дальше и скинул с пьедесталов статуи императора. Светоний рассказывает, что они, лучше Гальбы понимая источник верховной власти, «тут же решили отправить к преторианцам послов с вестью, что им не по нраву император, поставленный в Испании, – пусть лучше преторианцы сами выберут правителя, который был бы угоден всем войскам». Это был не первый случай, когда преторианская гвардия возводила на трон императора. Обстоятельства убийства Гая Калигулы и получения Клавдием императорского титула почти тридцатью годами ранее имели тайную подоплеку, а при смещении Гальбы солдаты дали понять, что время осторожности и осмотрительности прошло. Больше никто не сомневался в способности армии быть творцами императоров.

За исключением самого Гальбы, который осознал, что происходит, только в последнюю минуту. Плохие вести из Германии убедили его в том, что вопрос с преемником нужно решать немедленно. Неясно лишь, понимал ли Гальба степень чувств, которые испытывали в отношении него рейнские легионы. В повествовании Светония этого не происходит, поскольку император считает, что недовольство солдат вызывает не столько его старость, сколько бездетность. Он созвал совет, чтобы обсудить вопрос преемника. «Дядьки» предсказуемо навязывали каждый своего кандидата, имея при этом собственные скрытые мотивы. Гальба просмотрел очевидного преемника – Марка Сальвия Отона, губернатора Лузитании, который первым поддержал его попытку прийти к власти. Учитывая честолюбие Отона и усилия, которые он затратил для формирования своего положительного образа, Гальба дорого заплатит за свою оплошность. Его выбор – серьезный аристократ-изгнанник тридцати с лишним лет, не имеющий ни аукторитас, ни известности, ни воинского опыта, – станет фатальной ошибкой. Луций Кальпурний Пизон Лициниан отличался суровой угрюмостью и благородной родословной, связанной с родом Гальбы. По характеру он, наверное, напоминал Тиберия в среднем возрасте, когда его усыновил Август. Но в усыновлении Пизона Гальбой не было нерешительности и сомнений, характерных для поступка Августа. К несчастью для Гальбы, Пизон тоже не обладал подготовленностью для управления империей (несомненной для Тиберия). Император объявил о своем решении преторианцам. В этот день над солдатским лагерем прогремел гром, облачное небо разорвала молния. Дурные предзнаменования дополнил хлынувший дождь. Преторианцы встретили эту новость со сдержанным одобрением. Немногие из присутствовавших могли знать, что даже в этот день своей славы Пизон числился не первым из кандидатов на высший пост, а всего лишь третьим. На севере легионы Нижней Германии не стали дожидаться решения Гальбы и выдвинули своего принцепса, командующего Авла Вителлия. В Риме бывший союзник, охваченный ревностью, был одержим жаждой мести. У Отона не было намерения подчиняться решению Гальбы и его «дядек».

Он воспользовался своим шансом 15 января. Тем утром он был единственным сенатором, пришедшим на жертвоприношения Гальбы, поскольку император ничего не подозревал. Даже когда предсказатель предупредил, что опасность совсем рядом, он не обратился мыслями к Отону. Так второсортный переворот, плохо организованный и ограниченный по своим масштабам, сверг императора, став ответом наместников провинций на безрассудства последнего представителя рода Юлиев-Клавдиев. Гальба закончил жизнь на Форуме посреди сцен замешательства и паники: он случайно вывалился из носилок и был убит там, где упал. На бездыханное, искалеченное тело еще долго продолжали сыпаться удары клинков. Пизон тоже погиб, его вытащили из храма Весты и отрубили голову. Император и его преемник запоздало – когда Отон уже получил перевес в силах – пообещали заплатить денежное вознаграждение. Но было слишком поздно. Оставив свою «дойную корову», Виний, Лакон и Икел бежали – настолько же бесполезные для Гальбы сейчас, как и во время его скоротечного правления. Виния убили в спину во время побега, Лакон и Икел погибли позже, последнего распяли на кресте.

Эту жуткую гибель предсказали знамения (было бы странно, если бы они не сбылись). Когда Гальба осенью путешествовал в Рим, жертвенный бык, зарезанный и истекающий кровью, в ярости порвал привязь и атаковал коляску старика. В агонии, топчась и вскидывая ноги, он обрызгал Гальбу кровью. Император выбрался из коляски, и телохранитель, под напором толпы, чуть не ранил его копьем. Через три месяца предзнаменование полностью осуществилось как в отношении крови, так и опасности со стороны приближенных лиц. В смерти Гальбы присутствовало некое благородство, которое отсутствовало в его политике. Лежа на земле, он сам, без сопротивления и страха, подставил горло окружившим его солдатам. Его последняя команда была короткой и ясной: он «велел делать свое дело и разить, если угодно».