Текст книги "Возвращение"
Автор книги: Мэри Пирс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
– Правда? – спросил Роберт.
– Чарли дразнит тебя, – сказала ему мать. – Мой муж ужасный шутник.
Сидя на стуле, она переводила взгляд с Роберта на Джека, счастье и радость переполняли ее.
– Вы по мне скучали?
– Нам было плохо, потому что ты нам не готовила, – ответил Роберт. – Дед не умеет так хорошо готовить. Вчера он сжег колбаски.
– Значит, я для вас всего лишь кухарка?!
– Роб, я тебе должен сказать следующее, – вмешался Чарли. – Если ты попросишь свою мать, то она приготовит для вас завтра кое-что особенное.
– Что?
– Суп из зеленого горошка!
Когда они все рассказали Джеку и Роберту, за столом раздался громкий смех. Они рассказывали им о гостинице Чарли рассказывал обо всем подробно, и когда он кончил рассказ, уже стемнело. Линн встала и зажгла лампу.
Видя, что совсем стемнело, Роберт расстроился. Он хотел сходить с Чарли во двор и показать ему уток на прудах, но сейчас было уже слишком поздно.
– Не волнуйся, ты мне все покажешь завтра.
– В прудах есть не только утки. Я видел там шило-хвоста и однажды лысуху.
– Мне кажется, что здесь есть много интересных птиц, правда? – спросил Чарли. Он посмотрел на радостное лицо мальчика. – Как ты считаешь, тебе поправится жить в этом доме?
Роб несмело кивнул головой.
– Тебе здесь не очень одиноко? – продолжал спрашивать Чарли. – У нас здесь нет рядом соседей.
– Здесь неподалеку есть миссис Ренсом, – сказал Роберт.
– Она живет в том доме напротив? Ты ее уже видел?
– Видели ли мы ее? – спросил Джек. – Господи, конечно! Она постоянно торчит у двери с тех пор, как мы переехали сюда. Она и ее маленькая собачка. Кстати, собака – та еще штучка!
– Что она из себя представляет? – спросил Чарли.
– Ну, мне кажется, что она вполне приличная соседка.
Линн убирала со стола и прислушивалась к разговору мужчин. Ей было так хорошо и спокойно. Она видела, как радовался ее сын новому дому. Роберту хотелось так много показать Чарли. Кажется, что и отец успокоился и не станет больше мучить ее разговорами о переезде.
– Сколько времени продолжается медовый месяц? – спросил Роберт.
– Трудно сказать, – ответил ему Чарли. – Для твоей матери и меня завтра настанет последний день. Потом нам придется вернуться к работе и привыкать к обычной семейной жизни.
– Ну, – сказал Джек, зажигая трубку. – Мне кажется, что у вас все в порядке, так?
Чарли посмотрел на Линн.
– Мне пока не на что жаловаться, – ответил он.
Три пруда, расположенные вдоль дороги, были источником бесконечного удовольствия для Роберта. Он мог часами сидеть на берегу, наблюдая за шилохвостами и кряквами, когда они ныряли за пропитанием в холодную чистую воду.
– Когда станет совсем холодно, они улетят отсюда?
– Если ты будешь их подкармливать, они могут остаться здесь вне зависимости от погоды.
Зима в этом году была достаточно мягкой, но в январе грянули сильные морозы. Роберт приносил крошки и корочки птицам и на расстоянии наблюдал за ними. К его радости, утки-кряквы остались на зиму. Они часто выходили в сад, чтобы посидеть на откосе на травке. Они даже привыкли к тому, что мальчик часто находился неподалеку и внимательно наблюдал за ними. Он сидел так тихо и спокойно, что они стали даже брать пищу у него из рук.
Морозы продолжались три недели. Каждое утро перед школой Роберт шел на пруд и там тяжелым молотком пытался пробить во льду прорубь побольше, чтобы утки могли поплавать. В третью неделю января лед стал таким крепким, что Роберт не смог его пробить. В субботу днем ребятишки из окрестных деревень пришли на пруд, чтобы покататься на коньках.
Сначала Роберт был очень недоволен их шумом и толкотней, они распугали его уток. Но его потянуло на лед, и вскоре вместе с ребятами Роберт стал скользить на ногах по льду, ведь только у некоторых счастливчиков были коньки.
Он стоял и с завистью наблюдал, как они мчались по всем трем прудам, превратившимся в единое блестящее и твердое белое скользкое поле. Ему так хотелось прокатиться вместе с ними, но коньки в лавке в Овербридже стоили двадцать пять шиллингов. У него не было таких денег в эту зиму. А как насчет следующей зимы? Пожалуй… Но Роберт понимал, что ему придется сберегать каждый пенни, чтобы скопить подобную сумму.
Но вскоре на прудах растаял лед, в воздухе запахло весной. Кряквы и шилохвосты плавали и в апреле начали откладывать яйца в гнездах среди камышей. Было очень интересно наблюдать за их брачными играми и ухаживанием. Роберт устроил себе наблюдательный пункт на большой ветке ивы, которая далеко простиралась над водой. Теперь зима с ее холодом и льдом и катанием на коньках казалась ему далеким прошлым.
Линн просила его быть осторожнее. У нее сердце уходило в пятки, когда она видела, как гнулась под его весом тонкая ветка, когда он полз по ней вперед.
– Ты же можешь соскользнуть и упасть в пруд…
– Бога ради, не приставай к парню, – сказал ее отец. – Он прекрасно понимает, что делает.
– Я бы не волновалась, если бы он умел плавать…
– Если он упадет в воду, он сразу же научится плавать! Когда я был мальчишкой, я именно так научился плавать! – и, прежде чем Линн начала протестовать, он продолжил: – Я за ним послежу, не волнуйся. У меня теперь много свободного времени.
Джеку было трудно ничего не делать всю зиму и раннюю весну. Он ненавидел состояние безделья и, хотя изо всех сил старался примириться со своим положением, ему было трудно привыкнуть к зависимости от других.
Он получал пенсию каждую неделю и настаивал, чтобы Линн брала у него половину пенсии на хозяйство. Что бы ни говорили ему Линн или Чарли, ничто не могло переубедить его.
– Я всегда предпочитал платить за себя сам, – обычно отвечал он им.
У него оставалось пять шиллингов, из них он покупал себе табак и иногда выпивку. Он даже стал меньше курить, и когда приходил в «Фокс и Кабс», мог пить пинту пива целый час.
– Джек, ты теперь живешь не торопясь, как джентльмен, – говорил ему Фред Оукс.
– Да, именно так, – соглашался Джек. – Кстати, у входа я оставил повозку и пару лошадей.
Как-то вечером, когда он был в баре, пил пиво и разговаривал с Линн, Фред подошел к ним и обнял ее за плечи.
– Ты налила пиво бесплатно своему отцу, да? Хорошо, я не против. Но только, если это всего одна пинта за вечер!
У Джека почернело лицо, он допил пиво и поставил пустую кружку на стойку.
– Я всегда сам плачу за выпивку. Так было всю жизнь. Когда у меня нет денег, я не пью!
Он повернулся и вышел. Фред смущенно захихикал.
– Господи, какой же смешной человек твой отец. Я не думал, что он станет так реагировать, – сказал он. – Я же просто хотел пошутить, ты же это знаешь.
– Вот как? – сказала Линн. Она отошла от него. – Отец воспринимает все по-другому. Вот так. Он больше никогда не придет сюда.
– Он не понимает шуток?
– Нет, и оскорблений тоже!
Она не могла прийти в себя весь вечер, и после работы, когда Фред запирал дверь, Линн сказала ему, что больше не станет у него работать.
– Только потому, что я сказал что-то не то твоему отцу?
– Да, и из-за этого тоже. Но есть и другие причины.
– Бог ты мой, что еще?
– Это мое дело, – строго ответила она.
Фред внимательно посмотрел на Линн, он начал что-то понимать.
– Ты уже сказала об этом старине Чарли? – ухмыляясь, спросил он.
– Конечно, – сухо ответила Линн.
– Тебе еще рано беспокоиться. Судя по тебе, это произойдет еще не скоро.
– Все равно, я уйду на следующей неделе.
– Хорошо, если ты так настаиваешь.
– Да, – сказала Линн, – я уже все решила.
Ей никогда не нравилась работа в «Фокс и Кабс», и когда в конце следующей недели она оставила эту работу, Линн ни о чем не жалела, кроме денег, которые она перестала там получать.
– Не думай об этом, – сказал Чарли. – Я прилично зарабатываю, не правда ли? Я могу себе позволить завести ребенка сейчас и потом!
– Ну, я надеюсь, что только одного.
– Конечно, по одному каждый раз, и не больше!
Когда стало ясно, что Линн беременна, Чарли был так взволнован, что больше ни о чем не мог думать. Как-то он отправился в Овербридж и вернулся домой с великолепной колыбелькой, купленной в мебельном магазине Джонсона. Она была нежно-голубого цвета с розовыми и белыми маргаритками по стенкам, одна из которых могла подниматься и опускаться. Он также купил все, что должно быть в колыбели: мягкий бело-розовый матрасик, маленькую розовую подушку, отороченную кружевом, два одеяльца, две простынки и розовое атласное покрывало.
Линн расстроилась, когда узнала, как дорого стоили эти вещи. Она отругала Чарли за расточительность.
– Пропади все пропадом, – ответил ей Чарли. – Я не каждый день жду ребенка, и пусть у него будет все самое лучшее!
– Да, но тем не менее… Все твои сбережения сразу же были растрачены!
– Когда я получу повышение, у нас опять появятся деньги.
– Мне бы хотелось знать, когда это будет. Клю обещает тебе повышение уже так давно, но ты пока ничего так и не дождался.
– Ну, у него теперь есть малыш, и ему приходится думать о ребенке.
– Клю тебя использует, – сказала Линн. – Он всегда это делал, он именно такой человек!
– Я бы не стал так говорить. Клю всегда был моим хорошим другом…
– Ты столько работаешь для него, что ему лучше стать для тебя хорошим другом! Гараж и мастерская никогда не приносили бы ему доходов, если бы ты не работал там!
Линн постелила постельку в колыбели, аккуратно разложив матрас и одеяло, сверху прикрыв покрывалом. Хотя ее волновала цена, но она видела, какое все было красивое. Чарли подразнил ее.
– Ну что, мне отнести все в магазин и отказаться от этой колыбели?
– Ты! – воскликнула Линн. Она видела, что Чарли подшучивает над ней. – Ты такой транжира! Вот кто ты! – Чарли держал ее двумя руками, и Линн колотила ему кулачком по груди. – Наша малышка решит, что мы – миллионеры!
Но, когда Чарли вернулся на работу, Линн снова стояла у колыбельки, поднимая и опуская стенку, глядя, как она работает.
Линн очень хорошо знала, что такое бедность, особенно в последние несколько лет, и страх никогда не покидал ее, теперь же, когда она ждала ребенка, будущее путало ее.
– Тебе уже повысили зарплату? – каждую неделю спрашивала она у Чарли.
– Нет, пока нет. Клю сказал, что он повысит мне в следующем месяце.
– Если бы ты работал в гараже в городе, ты бы получал там гораздо больше того, что ты имеешь в мастерской Клю.
– Ну да, и потратил бы больше на проезд туда и обратно. Не вижу в этом никакого смысла.
– Нет, ты все равно получал бы гораздо больше. У тебя нет никакого самолюбия, так?
– Нет, – сказал Чарли. – Я уверен, что нет.
– Даже ради меня и ради нашего будущего ребенка…
– Тебе не стоит так давить на меня. Мы уже говорили об этом сотни раз.
Чарли мог многое сделать ради Линн, но тут он не сдавался.
– Мне нравится работать именно здесь, и я получаю не так мало, и мне не хочется работать в городе.
Ему нравилось работать в гараже Клю. Он мог приходить туда и уходить, когда ему было угодно, и мог сам выбирать для себя режим работы.
Клю обычно говорил:
– Меня интересует только сделанная работа. Когда ты ее сделаешь – это твое дело.
И Чарли всегда выполнял всю работу. Клю прекрасно знал это. Чарли никогда его не подводил.
На вывеске гаража было написано: «Специализируемся в ремонте сельскохозяйственной техники». Чарли действительно был в этом деле специалистом, и ему нравилось этим заниматься. Он ремонтировал абсолютно всю технику в округе.
– Это элеватор Сэма Купера? Я его починю! – говорил он.
– Но когда? – спрашивал его Клю. – Ты и так загружен сверх меры!
– Ничего, я займусь этим ночью. Предоставь это мне.
Свет в гараже мог гореть всю ночь. Но хотя Чарли работал всю ночь, почему-то на следующий день Клю давился от зевоты.
– Господи, у нас режутся зубки. И еще у нас пучит живот! Все не слава Богу. Ты сам все вскоре поймешь!
Кроме «чертовки Норы» у него теперь появился «жутко надоедливый малыш», как говорил об этом Клю. Правда, он хвалился, что весил он при рождении десять с половиной фунтов.
– Как вы его называете? – спросил Чарли.
– Мы его зовем, – ответил ему Клю, – Обоже…
Когда Чарли непонимающе уставился на него, Клю ему пояснил:
– Обоже, помолчи, наконец, ты, маленький крикун!
Чарли постоянно придумывал и перебирал в памяти имена для младенцев и обсуждал их со всеми.
– Какое тебе нравится? – спрашивал он у Линн. – Тебе же должно нравиться какое-либо?
Но Линн все время была так занята, и в этот день она расстелила на столе юбку и отпарывала от нее пояс, чтобы потом распустить складки.
– Не отвлекай меня, когда я занята, – сказала Линн. В ее руках были ножницы, и она хмурилась, глядя на Чарли. – Тебе что – нечего делать?
– Да нет, дел полно.
– Ради Бога, тогда займись делами, вместо того, чтобы приставать ко мне.
Роберт в эту минуту вошел в комнату и слышал, как мать резко разговаривала с Чарли. Он прокрался за спиной матери к печи и забрал свои башмаки.
– Почему ты меня толкаешь? – возмутилась Линн. – Ты посмотри, я из-за тебя порезала ткань!
Роберт почти ее не коснулся. Он уставился на мать возмущенным взглядом.
– Пошли отсюда, Роб, – сказал ему Чарли. – Здесь нет места для нас – мужчин. Мы с тобой займемся делами на дворе.
Чарли и Роберт вышли во двор и провели остаток дня, пропитывая забор креозотом.
– Ты не обижайся на мать, когда она ворчит. Это трудное время для женщин, когда они ждут ребенка.
– Она что, будет такой все время, пока не родится ребенок?
– Надеюсь, что нет, – ответил Чарли. – Я спросил ее, как мы назовем ребенка, она рассердилась, и попало нам всем.
– Какие тебе нравятся имена? – спросил Роб.
– Ага, теперь ты спрашиваешь меня. Мне нравится имя Салли… Присцилла… или Джейн. – Он помолчал и окунул кисть в краску. – Но это все имена для девочек, конечно.
Роберт повернулся к нему и засмеялся. Он и Чарли хорошо ладили друг с другом. Чарли не стыдился посмеиваться над собой, и Роберту это нравилось.
– Ты хотел бы, чтобы родилась девочка, да? Ты просто мечтаешь об этом, – сказал он.
– Как ты догадался? – спросил Чарли.
В конце апреля Джека опять позвали работать на ферму Беллхаус.
– Что я тебе говорила?! – радовалась Линн. – Я же тебе говорила, что, как только настанет весна, мистер Лон опять позовет тебя на работу.
Линн искренне радовалась за отца. У него теперь снова появилась цель в жизни. Он снова начал расхаживать прямо и гордо, когда у него появилась работа и зазвенели в кармане его собственные деньги. Но Линн злило одно обстоятельство: он немедленно перестал брать свою пенсию.
– Ты зарабатываешь не так много, чтобы просто выбрасывать десять шиллингов. Это твоя пенсия, и ты ее заработал!
– Если пенсия принадлежит мне, – возразил ей Джек, – я могу делать с ней все, что захочу. А я не желаю ее получать.
Она никак не могла переубедить его. Он был непоколебим.
– Они все равно перестанут мне ее выдавать, как только узнают, что я снова работаю.
Ее раздражала еще одна вещь. Роберту уже исполнилось одиннадцать с половиной лет, и Линн продолжала настаивать, чтобы он выдержал экзамен на получение места в средней школе. Его учитель в школе в Раерли считал, что он вполне сможет его сдать, если приложит к этому усилия, но Роберт ничего не желал слушать. Он мечтал работать на ферме. Средняя школа его совершенно не интересовала.
– Тебе что, не хочется ничего добиться в жизни? Образование значит очень много, и, если у тебя будут успехи в средней школе, перед тобой откроется много дорог.
– Господи, – бормотал ее отец. – Когда же мы перестанем слышать одно и то же?
Этот разговор происходил в воскресенье вечером Джек и Чарли играли в карты. Роб уже собирался лечь спать, но Линн не отпускала его целый час. Она все старалась переубедить его. Она наклонилась к нему и протянула вперед руку.
– Почему бы тебе не сделать это ради меня? Для меня очень важно, если ты согласишься.
Роберт был очень огорчен, он опустил голову. Ему не хотелось спорить с матерью, особенно когда ей было и без него трудно. У матери были грустные глаза, и она просила сына уступить ей.
– Если даже я буду стараться, я все равно не сдам экзамен.
– Мистер Мейтленд сказал, что ты сможешь это сделать.
– Он – совсем трехнутый, – заметил Роб.
– Почему бы тебе не попытаться, чтобы самому во всем убедиться? Не так уж трудно попробовать сдать экзамен.
– Я уверен, что не сдам, поэтому мне и не хочется пытаться, чтобы провалиться.
– А что будет, если ты сдашь экзамен?
Глаза у Линн стали такими блестящими. Она почувствовала, что мальчик попался ей на крючок.
– Скажи мне, как бы ты себя чувствовал в данном случае?
– Мне было бы приятно.
– Конечно, ты прав. И я тоже гордилась бы тобой!
– Но я не желаю учиться в средней школе. Если там начнешь учиться, этому не будет ни конца ни края!
– Нет, ты не прав. Если тебе не понравится, ты там можешь не учиться, но ты должен попробовать сдать экзамен.
– Как, получить место и не начинать учебу?
– Мы тогда будем знать, на что ты способен. Я тебя прошу лишь попробовать.
Роберт замолчал, он колебался и внимательно посмотрел на мать.
– Не знаю, – наконец сказал он. – Если я сдам экзамены и мне предложат место, ты тогда начнешь ко мне приставать, чтобы я там начал учебу.
– Нет, я не стану этого делать, клянусь тебе. Честное-пречестное слово!
В комнате наступила тишина. Джек и Чарли прислушивались к их разговору и даже перестали играть в карты. Роб просто замер, как в столбняке. Линн легонько потрясла его за руку, и он очнулся.
– Роберт, попробуй хотя бы, чтобы доставить мне удовольствие.
– Ну-у-у, – начал колебаться мальчик.
– Я прошу не так уж много, просто попробовать сдать экзамен, – сказала Линн, – чтобы показать нам, на что ты способен!
Вдруг вмешался ее отец. Он говорил резко и нетерпеливо:
– Ради Бога, оставь в покое парня! Что ты ему не даешь спокойно жить! Он сказал тебе, чем он хочет заниматься. Оставь его, и пусть он сам выбирает свой путь.
– И всю свою жизнь останется работником на ферме?
– Я тоже работал всю свою жизнь. Не думаю, что мне от этого стало хуже.
– Но и не принесло тебе ничего хорошего!
Линн вдруг заговорила резким тоном, Роберту это не понравилось, и он отошел от нее.
Он почти поддался ее уговорам, но то, как она разговаривала с дедом, все сразу переменило. Линн все прочитала на его лице и поняла, что проиграла этот раунд.
– Спокойной ночи, мама. Я иду спать.
– Это все, что ты мне хочешь сказать?
– Мне не нравится, когда меня стараются перехитрить, – ответил он. – А ты это стараешься сделать со мной.
– Ты не хочешь меня выслушать?
– Нет, – сказал Роб, и Линн пришлось его отпустить.
Потом она накинулась на отца:
– Зачем ты вмешался? Я его уже почти уговорила.
– Тебе очень нравится уговаривать и убеждать людей. Тебе нужно попытаться оставить их в покое.
– Джек прав, – сказал Чарли, – не стоит приставать к Робу. Он потом тебе все припомнит!
– Я думала, что ты будешь на моей стороне. Ты учился в хорошей школе и прекрасно знаешь, как это может помочь в жизни.
– Чем мне это помогло? – спросил ее Чарли. – Я – механик, вот и все!
– Но ты так много всего знаешь! Ты можешь поговорить с кем угодно и на любую тему, – заметила Линн.
– У Роба все будет в порядке. У него светлый ум, и он знает, что ему нужно. Я сомневаюсь, что средняя школа может ему многое дать.
– Заранее невозможно все знать. Может, он напрасно отказывается от своего шанса.
Позже в июле имена победителей были напечатаны в местной газете. Среди них были два мальчика из Херрика и позже, когда начался зимний семестр в школе, их можно было видеть у Херрик Кросса в темно-зеленых пиджаках с блестящими пуговицами и в таких же кепках. Они ждали автобус.
– Ты мог бы стать одним из них, – сказала Линн Роберту. Она так желала этого. – Я уверена, что ты гораздо умнее, чем этот Бартон.
И хотя она время от времени ругала сына, они все равно были очень близки друг к другу, и разногласия между ними были временными. Она гордилась им, таким, каким он был, и почти перестала думать о том, кем бы он мог стать. Роб был для нее хорошим сыном, и она его очень любила. Он же постоянно старался помочь ей.
Во время каникул он подрабатывал на фермах, чтобы подкопить немного денег, но он никогда не тратил деньги на мороженое и на сласти; вместо этого он покупал зубную пасту, носки и мыло, так как понимал, что даже такие мелочи смогут немного помочь матери. Он почти никогда не тратил деньги на развлечения, но по мере того, как приближались холода и зима, он не переставая мечтал о коньках, которые он видел в витрине магазина в Овербридже и цена которых была двадцать пять шиллингов.
Поэтому каждый вечер после школы и весь день в субботу он разбрасывал навоз на ферме Бруки. Хозяин Хедли Шарп обещал ему заплатить по шесть пенсов за час работы, но предупредил, что заплатит только тогда, когда Роб разбросает навоз на всех двадцати акрах. Для такого парня это была трудная и тяжелая работа. Кучи навоза по всему полю казались кучами цемента. У Роба болели руки, и вскоре все ладони были в волдырях и мозолях.
– Этот Хедли Шарп, – возмущалась Линн, – не имеет права заставлять тебя так много работать. Ты больше не пойдешь туда. Ты меня слышишь? Я тебе не разрешаю.
– Теперь я уже не могу остановиться, – сказал Роберт. – Он мне должен деньги, и я получу их с него, до последнего пенни! Я коплю деньги, чтобы купить коньки.
– Я смогу подарить тебе коньки на день рождения в следующем месяце. У меня есть немного денег.
Но Роберт даже не желал слушать об этом.
– Ты эти деньги отложила для малыша, – сказал он, – чтобы купить ему необходимые вещи.
Он уперся, и его было невозможно сдвинуть с места.
– Кроме того, – сказал он, сжав челюсти, – я хочу купить их на свои деньги.
Наконец он разбросал весь навоз, и Шарп остался им доволен. Он заплатил Роберту за двадцать часов работы и даже дал ему премию в восемнадцать пенсов.
– Я должен признать, ты – хороший и упорный работник. Если желаешь, то можешь еще приходить и подрабатывать у меня на ферме.
Роберт согласился. Ему было нужно еще тринадцать с половиной шиллингов.
Линн тяжело переносила беременность. У нее постоянно болела спина, и ей было трудно двигаться. Оставалось ждать родов еще два месяца, но… казалось, что это время никогда не наступит!
– Чем тебе можно помочь? – спрашивал ее Чарли.
– Нет, ничем, – сказала Линн. – Я спрашивала у медсестры. Только нужно отдыхать каждый день.
Он не мог не видеть ее страданий, и ему казалось, что это он во всем виноват. И ему было стыдно и жаль Линн. Так случалось по ночам, когда она стонала и плакала от боли. Чарли так переживал, что на лице у него выступал пот.
– Что я должен сделать, чтобы тебе как-то помочь?
– Потри мне спину.
– Здесь?
– Нет, немного пониже.
Прикосновение его руки приносило ей облегчение, хотя бы временное. Чарли закрыл глаза, он пытался забрать ее боль к себе в ладони. Бог ты мой! Какие же муки мужчины несут своим женам! И это еще называется любовью! Нет, решил он, ненавидя себя, это похоть мужчины называют любовью. Они таким образом стараются оправдать себя и избавиться от чувства стыда. Любовь – это что-то совершенно иное. Любовь – это то чувство, которое он испытывает к Линн теперь. Он отдал бы за нее жизнь, чтобы только исправить то зло, которое он ей причинил.
Но Чарли испытал и странное, необычное чувство, когда Линн убрала его руку со спины и поместила ее себе на живот, где шевелился их еще не рожденный ребенок. Его малыш двигался в утробе матери! Частичка самого Чарли, возродившаяся в теле Линн. Он положил взволнованное лицо ей на грудь. И мягко обхватил ее руками. Он своей нежностью просил у нее прощения за страдания. Ему было стыдно, но даже сейчас он жаждал ее тело.
– Все в порядке, – шепнула она ему. – Не дрожи ты так!
– Мне не нужно было это делать с тобой, – сказал Чарли.
– Не будь глупым. Это все совершенно естественно. – Потом Линн добавила с улыбкой в голосе: – Боюсь, что вся беда в том, что я слишком стара, чтобы рожать ребенка.
– В тридцать шесть лет? Перестань, – ответил Чарли.
Но после ее слов он начал бояться еще больше. Шли недели, он видел, что Линн страдает от боли, и страх за нее и за дитя начинал его душить снова и снова. Он постоянно присматривал за женой и стал даже раньше приходить домой после работы. Он старался почаще заставлять ее отдыхать.
Осень пролетела быстро. В воздухе уже чувствовалась свежесть первых заморозков. И на дальних холмах появилось белое покрывало. Роберту хотелось как можно скорее купить коньки.
По утрам в субботу он, как только светлело, появлялся на ферме Бруки. Он работал на старой соломорезке или измельчал брюкву для кормления скота.
Как-то утром, когда Роб работал во дворе, экономка Хедли Шарпа миссис Джеймс вышла из дома и попросила работника Берта Джонсона поймать и зарезать ей петуха. Берт поймал петуха и положил его на колоду, где торчал всаженный в нее топор.
Роб отвернулся к тачке с брюквой и начал перекладывать ее в измельчитель. Он не хотел видеть, как Берт станет убивать петуха. Он постарался заткнуть уши, чтобы не услышать его крика и глухой стук топора, перерубавшего ему шею. Но даже без головы петух продолжал биться, он вырвался из рук Берта и побежал по земле. Роберт увидел его, когда он приблизился к его ногам. Птица сильно била крыльями, пульсировала кровавая шея, и из нее лилась кровь.
– Кто бы мог этому поверить? – воскликнул Берт. Он смущенно засмеялся и рванулся к бьющейся птице. – Эй, бедняга, тебе давно пора умереть!
Роберт почувствовал тошноту и рванулся в сторону. Он чувствовал, что ему нужно убежать со двора. Он не соображал, что делает, и не видел, как тяжелый грузовик приближался к воротам фермы. Послышался резкий визг тормозов, и какой-то мужчина закричал что-то. Роб поднял руки вверх, чтобы защититься от удара.
Грузовик, прежде чем остановиться, боком задел его, и Роб оказался на земле. Он лежал на спине, было очень больно, так как он упал на булыжники. От боли он как бы ослеп, она была похожа на белый разряд молнии. Он попытался вскрикнуть, но не смог этого сделать: крик не слетел с его губ, он был только в его мозгу и спине. Казалось, на него обрушился темный молчаливый мир со всполохами ослепительного белого огня. Но через некоторое время зрение вернулось к нему, он увидел, что со всех сторон его окружили люди – Берт Джонсон и Хедли Шарп, водитель грузовика и миссис Джеймс.
– Как ты, Роб? Можешь встать?
– Что тут происходит?
– Он выскочил прямо передо мной. Я только начал сворачивать…
– Бедный мальчик! Он бледен, как полотно.
– Эй, парень, дай я тебе помогу.
Берт и шофер помогли ему подняться. Он стоял в полуобморочном состоянии, они его поддерживали. Казалось, что ноги были прибиты гвоздями к спине. Но постепенно боль уменьшилась. Голова посветлела, и он посмотрел на свои ноги.
– С тобой все в порядке? Тебе очень больно?
Роберт только кивнул, он не мог говорить.
– Ты бы мог вообще погибнуть. Ты что, не соображаешь – ты выскочил прямо перед грузовиком? Ты уверен, что у тебя все в порядке? Ты можешь стоять сам, без нашей поддержки?
– Да, – сказал Роберт, – мне кажется, что смогу.
– Ну, – сказал Берт, – попробуй.
Они отпустили его, и он попытался устоять. Он беспомощно смотрел на свои ноги, потом сделал несколько шагов, и боль пронзила его огнем, но он попытался скрыть ее.
Хедли Шарп стоял рядом с ним.
– Мне кажется, что тебе лучше пойти домой.
– Со мной все в порядке, честно!
– Сколько ты заработал в это утро?
– Не знаю…
Роберт пытался что-то сообразить.
– Я пришел сюда в семь или что-то около этого…
– Хорошо, теперь это неважно. Я дам тебе три шиллинга.
Шарп всунул ему в руку деньги и нажал на руку, чтобы Роб сжал ее в кулак.
– Теперь иди домой и больше не приходи. От вас, мальчишек, никакой пользы, одни только неприятности. Обязательно случится что-либо!
– Может, ему лучше пойти в дом и посидеть? – возмущенно спросила миссис Джеймс. – Вы только посмотрите на него! Он похож на смерть!
– Пусть сидит, если он хочет этого, – ответил ей Шарп.
Но Роберт больше не хотел оставаться здесь, раз ему не разрешают больше работать. Ему хотелось как можно быстрее уйти отсюда и скрыться ото всех глаз, тошнота и дикая боль одолевали его.
По дороге домой он вошел в лес и растянулся на траве. Он лежал очень тихо на опавшей мертвой листве, и кролик выбрался из своей норки и стал щипать траву прямо у его ног. Роберт видел, как кролик придерживал стебель лапками, и лучи солнца просвечивались сквозь его розовые уши, слышал хруст, когда крупные резцы кролика откусывали кусочки упругого стебля травы.
Пока он смотрел на кролика, он немного пришел в себя. Тошнота отступила, немного уменьшилась жуткая боль в позвоночнике. Когда кролик ускакал прочь, Роберт с трудом поднялся на ноги. До дома ему нужно было прошагать полмили, и когда он добрался, то уже почти пришел в себя. У него немного онемели конечности и болело в изгибе позвоночника. Матери не было дома, она была через дорогу у миссис Ренсом. Вернувшись в десять часов домой, она попросила его натаскать уголь, но, увидев, как он побледнел, когда принес тяжелое ведро с углем, Линн начала волноваться.
– Ты опять работал на ферме? – спросила Линн.
– Я упал, – сказал Роб и улыбнулся, пытаясь успокоить мать, – мне немного не по себе, но вообще-то все в порядке.
– Мне хотелось бы, чтобы ты больше не работал там. Мистер Шарп пользуется твоей молодостью!
– Нет, я там больше не буду работать.
– Вот как? Почему?
– У меня уже достаточно денег, чтобы купить себе коньки.
В тот же день Чарли сходил с ним в город, и они купили коньки. Роберт принес их в коробке домой, вынул и стал показывать матери: чудесные блестящие, как серебряные волшебные крылья, лезвия загибались вверх, и на каждом было слово «Меркурий».
– Так, – сказала Линн, – ты их наконец купил! Теперь, наверно, мы поживем спокойно!
Роберт сидел на стуле у огня. Он устал после похода в город. Он сидел и с удовольствием рассматривал коньки.
– Что значит слово – «Меркурий»?
– Так называется ртуть, – сказал Чарли. – И еще это имя римского бога. У него на пятках маленькие крылышки. И ты также станешь летать по льду на этих волшебных коньках. Ты будешь, как Бог с крыльями, и такой же быстрый, как ртуть.
Роберт с улыбкой глянул на Чарли. Ему уже хотелось опробовать коньки. Он встал и пошел на пруд. Там дрожали от ветра пожелтевшие ивы, и листья трепетали и падали в воду.
– Мне теперь нужен только лед, – сказал он.
Он вернулся домой и пошел к столу, чтобы уложить коньки в коричневую картонную коробку. Мать посмотрела на него и зажмурилась.
– Почему ты так странно ходишь? – спросила она.
– Ну, у меня немного онемели ноги. Как дед говорит, у меня бегают по ногам мурашки.
– Ты мне говорил, что упал…
