Текст книги "Возвращение"

Автор книги: Мэри Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Чарли осмотрелся на кухне: она была светлой и уютной, и во всем чувствовалась заботливая любовь. Все вычищено и ярко сияло, хотя было заметно, что люди здесь жили бедно. Кухня подсказала ему очень много о Линн. Как в раскрытой книге, он вычитал в ней о характере Линн.

Часы на полке пробили одиннадцать.

– Ужас! Уже так поздно! Я здесь сижу и не даю вам спокойно отдыхать.

Чарли взял чашку и быстро допил чай. Линн предложила ему еще, но Чарли отказался.

– Спасибо, мне пора идти. Прекрасный чай! Давно я не пил такой. Нора совершенно не умеет правильно заваривать. Ей лень прогреть заварочный чайник как следует.

– Теперь вы знаете, куда вам нужно прийти, чтобы выпить хороший чай, – сказала ему Линн.

Она сказала ему это совершенно спокойно. Ее улыбка была дружеской, но не кокетливой.

– А что будет, если я поймаю вас на слове? – спросил Чарли, направляясь к двери.

– Попробуйте и приходите в воскресенье, – сказала ему Линн. – Я всегда свободна по вечерам в воскресенье.

– Хорошо, в воскресенье. Считайте, что мы назначили друг другу свидание.

– Благодарю вас за приглашение на танцы. Мне очень понравилось, и давно следовало поменять обстановку.

– Я рад, что вы пошли со мной, – ответил Чарли. – Доброй ночи, мы еще увидимся!

Он улыбнулся, помахал рукой и ушел. Линн закрыла дверь и заперла на засов. Джек встал, немного размялся и вытряхнул свою трубку.

– Должен тебе сказать, что Чарли Траскотт, когда он собирается уйти, то уходит сразу. Он не станет стоять часами на крылечке и болтать всякую ерунду.

– Интересно, он придет еще…

– Конечно, он же обещал.

– Ты не против, что он зашел к нам?

– Против я или нет – это все равно. Он будет приходить не ко мне.

Но иногда, надо отдать ему должное, как говорила Линн, Чарли заходил, когда ее не было дома, и час или два беседовал с отцом. Он уходил перед тем, как она должна была вернуться с работы. Иногда в воскресенье утром он брал Роберта в увеселительную поездку или в каком-нибудь полуразвалившемся автомобиле, или на мотоцикле позади себя. Он говорил, что «испытывает» мотоцикл для приятеля.

– Надеюсь, вы не станете ехать слишком быстро, – просила его Линн. – Особенно по этой новой дороге.

– Когда Роб со мной, вы можете не беспокоиться за него. Я клянусь вам, что с ним ничего не случится!

Они с Робертом очень подружились. Чарли приложил к этому много усилий. Но его расположение к мальчику было искренним, Линн была совершенно в этом уверена. Сам Роберт обожал Чарли и считал, что Чарли Траскотт никогда не может делать что-то не то!

– Мама?

– Да?

– Я могу поговорить с тобой?

– Боже! Что случилось? – спросила она. – Что-то стряслось в школе?

– Нет, – нахмурился Роберт. – Я не собираюсь разговаривать с тобой о школе.

– Очень жаль, – ответила Линн.

Она лелеяла надежду, что будущей весной Роберт согласится сдавать экзамен на получение стипендии и продолжит учебу в средней школе, но Роберт не желал даже думать об этом. Он хотел только одного: как можно скорее оставить школу и начать работать на ферме, и лучше – на ферме Беллхаус вместе со своим дедом.

– Ну, если не о школе, – сказала мать, – тогда о чем ты хочешь поговорить со мной?

– О Чарли Траскотте, – сказал Роберт.

– Что такое?

– Если Чарли попросит тебя выйти за него замуж…

– Вот о чем! Я должна была бы догадаться.

– Я не имею права задавать тебе вопросы?

– Нет, ты не должен этого делать. Это невежливо.

Линн пекла яблочный пирог. На доске лежал кусок теста, и она раскатывала его скалкой. Рядом стояла хорошо смазанная форма. Линн положила туда раскатанное тесто и выравнивала края ножом. Роберт не сводил с нее своих темных глаз, любуясь быстротой и мастерством ее руки, когда нож двигался по краю формы и полоска теста падала на разделочную доску. Линн быстро взглянула ему в лицо.

– Если я вдруг соберусь выйти замуж за Чарли…

– Да, что?

– Ты должен понять…

– Да, я постараюсь это сделать.

– Тогда он станет твоим отчимом. Ты никогда не думал об этом?

– Но разве он при этом не останется моим другом?

Сердце Линн защемило, когда она прочитала в его глазах доверие и желание иметь отчима-друга. У Роберта в детстве было мало друзей, потому что ее отец в поисках работы переезжал все недавние годы с места на место и они редко где оседали более чем на шесть месяцев, пока не приехали в Херрик Грин.

– Конечно, – сказала Линн, нежно касаясь лица мальчика. – Я уверена, что Чарли останется твоим другом.

– Значит, ты выйдешь за него замуж?

– Не торопись, – ответила она. – Людям нужно время, чтобы как следует подумать о таких вещах.

Линн оживилась и снова занялась пирогом, кладя порезанные яблоки в форму и посыпая их сахаром. Она взяла оставшееся тесто из миски и начала раскатывать его на доске.

– Тебе не кажется, что я слишком стара, чтобы думать о замужестве?

– Ты мне не кажешься старой. У тебя нет седых волос или еще чего-нибудь.

– Нет, пока еще нет! – засмеялась Линн. – Но у меня они могут вскоре появиться.

– Почему это?

– О! Именно потому!

Последние дни она все время смеялась, и мальчик никак не мог привыкнуть к этому. Он так часто раньше видел ее несчастной, когда они таскались с одного места на другое, всегда неприкаянные, всегда очень бедные, всегда чем-то обеспокоенные. Но в Херрик Грине они уже прожили пятнадцать месяцев, и его мать привыкла к этому месту. Им здесь повезло, и мать повеселела.

– Ты похожа на девочку, – сказал Роберт. – В особенности, когда ты так смеешься!

– Господи! Ты сегодня говоришь мне такие приятные вещи.

Линн взяла кусок яблока из начинки пирога и сунула ему в рот.

– Вот! – снова залилась она смехом. – Это тебе за то, что ты говоришь мне приятные вещи!

Взглянув в зеркало, Линн убедилась, что мальчик говорил правду: она действительно здорово помолодела за это время. Она чувствовала себя так, как это было в девятнадцать лет, до того как выпавшие на ее долю испытания изменили ее жизнь.

Тогда она была полна радости и смеха; детство и юность приносили ей только радость. Но началась война, которая заставила за все платить. Война и нанесенный ею ущерб состарили Линн прежде времени. Но теперь эти ужасные годы были в прошлом, и она старалась получить от жизни радость и счастье. Существовала масса вещей, от которых ей становилось приятно: она и отец работали, у них был неплохой домик, немного тесный, но без арендной платы, и они жили здесь больше года. Все это – чистый бальзам после стольких лет волнений и нужды. И, конечно, теперь у нее был Чарли Траскотт.

Она видела его почти каждый день, и они уже хорошо знали друг друга. Она знала многое о его четырех годах службы в армии, о девушке, предавшей его, пока он служил в армии, о том, как он потом легкомысленно обращался с женщинами. Чарли, как сама Линн и как многие другие, потерял из-за войны четыре года своей жизни. Он никогда не говорил об этом в открытую, но однажды в баре «Фокс и Кабс» кто-то упомянул Ататюрка, и внезапно Чарли мрачно сказал:

– Вы мне ничего не говорите о турках! Я с ними достаточно сталкивался, когда служил на Галлипольском полуострове!

В этот момент лицо его было ужасно жестоким.

Но Чарли легко приходил в себя, он был настоящим оптимистом и сохранил свою молодцеватость, хотя многое претерпел во время войны. В тридцать пять он оставался молодым парнем, полным энергии и жажды жизни. В его компании Линн тоже молодела.

Линн всегда начинала улыбаться, и у нее сладко замирало сердце, когда видела, как он вел какой-нибудь рычащий старый трактор по запутанным тропинкам, пренебрегая сиденьем и энергично всматриваясь поверх живой изгороди, чтобы увидеть, что происходит на полях. Чарли водил с щегольством, «стоя в стремени», как выразился Роберт: кепка сдвинута набок, за пояс всегда засунут разводной ключ, а из кармашка комбинезона торчит пачка сигарет.

– Как ты много куришь за день! – как-то сказала она ему.

– Ты это не одобряешь? – спросил Чарли.

– Не в этом дело. Мой отец курит, и я привыкла к его трубке. Я только подумала о тратах.

– Сигареты не такие дорогие, но если хочешь, я брошу курить.

– Ты действительно так сделаешь? – удивленно спросила его Линн.

– Да, если тебе это действительно неприятно.

Линн была поражена. Она посмотрела на него, но потом покачала головой.

– Я не стану просить тебя об этом. Я не та женщина, чтобы ставить тебе какие-нибудь условия.

Чарли расслабился и улыбнулся.

– Господи! У меня отлегло от сердца! – сказал он. – Мне показалось, что ты попросишь меня об этом!

– Что? Ты просто хвастался! Ты никогда не собирался бросать?

– Разве? Я и сам не знаю!

У Чарли хитро блестели глаза.

– Я могу сказать только одно – я очень рад, что ты не стала меня испытывать!

Линн обычно делала покупки по пятницам, когда она ходила в Херрик Сент-Джон. Она запасалась продуктами на неделю.

Однажды Линн, вернувшись дождливым днем в октябре домой, была удивлена, застав отца дома.

– Меня уволили, – мрачно сказал он. – Сейчас такие дожди, что нельзя пахать, и мистер Лон отказал мне от места.

– Боже мой! Это все же случилось!

Линн поставила корзинки на стол и наклонилась над ними, пытаясь расслабить затекшие руки.

– На сколько времени он тебя отстранил от работы? Мистер Лон сказал тебе что-нибудь об этом?

– Он за мной пришлет, когда я ему понадоблюсь! Один Бог знает, когда это случится!

– Но он хотя бы не выгоняет нас из дома?

– Нет, но мы теперь должны платить ему аренду.

– Сколько?

– Два шиллинга в неделю!

– Ну, все не так страшно! – ответила Линн и пошла повесить на крючок пальто и шляпку.

– Мы сможем ему столько платить.

– Да, наверно, мы сможем… Если только мы останемся здесь! – сказал отец.

– Что ты хочешь сказать? – спросила его Линн. Она замерла в ожидании его ответа. – Почему же мы не останемся здесь?

– Потому что нам лучше поехать куда-нибудь и найти место, где у меня будет работа.

– Ты серьезно говоришь это? – воскликнула Линн. – Мы снова начнем путешествовать, переезжать с места на место и втроем будем жить, как цыгане?

Линн стояла перед ним, упершись руками в бедра. Она вылила на него все свое возмущение и гнев.

– Ты хотя бы имеешь представление, сколько раз мы переезжали за последние шесть лет? Всего получилось тринадцать раз! Да, ты можешь удивляться, но это правда! Тринадцать раз мы переезжали, взад и вперед, Роберт и я, и если ты думаешь, что я сделаю это еще раз…

– Я не виноват, что нам приходилось переезжать. Мне надо было ехать туда, где есть работа.

– Сейчас на фермах вообще нет работы! Тебе придется проснуться и принять этот факт! Ты имеешь право получать теперь пенсию. Пора тебе расстаться со своей глупой гордостью и подать иск, как все остальные люди.

– Боже Всемогущий! Шесть шиллингов в неделю! Хотелось бы мне знать, какой толк от этих денег!

– Я работаю, поэтому нам хватит денег, чтобы прожить. Сейчас многие люди уходят на пенсию. Ты заслужил свой отдых, тем более что у тебя больная нога.

– Больная нога или нет, но я могу еще работать, и, если постараться, всегда можно найти работу!

– Может, стоит оставить работу для более молодых людей? Для тех, кому нужно обеспечивать жен и малых детей! Ты не обязан больше работать и можешь освободить им место.

– Ты хочешь сказать, что моя песенка спета?

– Я хочу сказать только одно, что не желаю покидать это место и снова шататься по свету, как мы это делали раньше!

В комнате воцарилась тишина. Джек сидел с каменным лицом, и дым из трубки клубился вокруг него, прилипая клочками к усам и бороде. Линн, продолжая дрожать после своей вспышки, повернулась к корзинам на столе и начала разбирать свои покупки – чай, сахар, спички, лярд. Она проверяла все по списку. Потом она посмотрела на отца и попыталась говорить с ним нормальным тоном.

– Я рада, что сварила варенье из терна. В лавке оно уже подорожало на полпенса. Вот тебе шнурки. Я купила тебе кожаные, правильно? Я попросила миссис Беннет выбрать покрепче. Да, чуть не забыла! Я спросила ее о вельветовых штанах, и у нее нашелся твой размер за двенадцать шиллингов и шесть пенсов. Я попросила отложить их для меня.

Джек вынул трубку изо рта и сильнее примял табак в чашечке трубки.

– Ты не хочешь уезжать отсюда из-за Чарли Траскотта?

– Я хочу жить на одном месте. Вот и все! Мне кажется, что это вполне достаточный довод.

– Ты собираешься за него замуж?

– Господи, ты прямо как Роберт! – воскликнула она, заставляя себя отвечать весело. – Вы оба не даете мне покоя.

Она снова наклонилась над корзинкой и вытащила оттуда свечки, изюм и рис.

– Чарли еще не сделал мне предложения, – заметила она очень сдержанным тоном.

– Если он сделает тебе предложение, что ты ему ответишь?

– Я буду думать об этом, когда наступит время. Если оно вообще наступит!

Джек встал и, хромая, пошел к двери. Он снял с вешалки шапку и надел ее на голову.

– Ты уходишь? – спросила Линк. – Я собиралась заварить чай.

– Не беспокойся обо мне! – ответил отец и вышел на улицу, где моросил дождь.

Он прошел по дороге совсем немного, когда подъехал Чарли в фургоне Клю Вильсона.

– А я собирался заехать к вам.

– Но только не ко мне, я в этом уверен. – Джек ткнул пальцем в сторону дома. – Линн только что вернулась из магазина. Я уверен, что ты сам знаешь к ней дорогу.

– Что-то стряслось? – спросил Чарли.

– Да! – ответил Джек. – Подорожало варенье!

– Я только что повстречал твоего отца. Мне кажется, что он в плохом настроении.

– Это потому, что его отстранили от работы.

– Ну, конечно, мне нужно было догадаться самому, – сказал он, наблюдая, как Линн готовила чай. – Джек не единственный, в это время года многие остаются без работы.

– Я знаю это, как и отец. Однако он говорит, что нам нужно уезжать отсюда!

Линн поставила на стол чайник и села напротив Чарли.

– Мы даже поругались из-за этого. Я сказала ему, что больше не стану переезжать.

Она палила чай в две кружки и подала одну из них Чарли.

– Мы только хорошо устроились здесь. Это так много требует.

Чарли видел, как она была расстроена, и подумал, что пришел как раз вовремя.

– Я только вернулся из Херрик Грина. Там сдастся дом. Это очень приятное место, прямо у прудов, у поворота на Раерли. Дом только нужно немного покрасить и переклеить обои. А так он в порядке.

Он остановился и внимательно посмотрел на Линн, пытаясь перехватить ее взгляд.

– Он как раз подойдет нам… тебе и мне, отцу и Робу… Что ты скажешь по поводу того, чтобы переехать туда? Для тебя это не будет слишком далеко? Ты не побоишься этого переезда?

Линн уже почти не могла сдерживать слезы, в ее горле застрял комок, когда она попыталась ему ответить.

– Ты понимаешь, что я хочу тебе сказать? – спросил ее Чарли. – Ты же знаешь, как я к тебе отношусь?

Линн отыскала носовой платок и пыталась вытереть слезы с глаз.

– Знаю ли я это?

– Прошло почти двенадцать лет с тех пор, как моя девушка предала меня и вышла замуж за другого человека, – сказал Чарли. – Двенадцать лет – это долгий срок, и все эти годы я никогда не думал о браке.

Он посмотрел на Линн, и в глазах у него мелькнула неуверенность. Потом он снова заговорил, но смущенно и отрывисто посмеиваясь, как будто он смеялся над собой.

– Теперь появилась ты и все переменилось! Теперь я мечтаю об этом все время!

Он перегнулся через стол и протянул к ней руки с немой просьбой. В ответ Линн вложила свои руки в его, и Чарли крепко сжал их своими твердыми теплыми руками; казалось, что он никогда не выпустит их.

– Я для тебя сделаю все что угодно! Ты мне веришь?

Прильнув к нему, Линн кивнула головой, и когда у нее из глаз ручьем полились слезы, она не в силах была сдержать их. Они падали мелкими каплями, дрожали и блестели у нее на щеках, а потом скатывались на платье.

– Ты меня не спрашиваешь, что я для тебя сделаю?

– Если ты выйдешь за меня замуж, – сказал Чарли, – мне больше ничего не нужно.

Он вдруг нахмурился и заволновался.

– Но я еще не знаю, что скажет на это твой отец…

– Отцу придется успокоиться, – спокойно и уверенно заметила Линн. – Я уверена, что он так и сделает, когда узнает, как важен для меня этот брак.

Она мягко отняла у него свои руки и начала искать платок, упавший на колени. Линн вытерла слезы с щек и глаз и посмотрела на Чарли из-под влажных ресниц.

– Расскажи мне о доме, – попросила она, – в котором мы станем жить в Херрик Коммонс.

К тому времени, когда они в ноябре поженились, их новый дом уже освободился, и они договорились, что отец и Роберт переедут туда, пока молодожены будут в свадебном путешествии. Было куплено много разных нужных вещей, включая новую двуспальную кровать. У Джека теперь полно свободного времени, и он должен был начать ремонт в доме.

Фред Оукс настоял, чтобы свадебный завтрак прошел в «Фокс и Кабс», и именно оттуда Линн и Чарли отбыли в свадебное путешествие. Клю одолжил им свой фургон, и они днем отправились из Херрик Кросса, еще не зная, куда поедут. Они ничего заранее не планировали, а просто поехали по дороге на запад. И вскоре зеленые холмы, которые они обычно видели далеко на горизонте, оказались рядом с дорогой.

Они чувствовали, что путешествовать на машине подобным образом – большое приключение, но в то же время были совершенно спокойны, потому что теперь они соединились друг с другом навсегда, и неизвестность была им не страшна. Они сидели рядышком в маленьком теплом фургоне, и с каждой пройденной милей их близость росла, так что обещания, данные сегодня утром в церкви, уже глубоко утвердились в их сознании. Они утвердились в их плоти и крови, их подтверждало каждое мимолетное прикосновение, взгляды, которыми обменивались Линн и Чарли, и каждое слово, с которым они обращались друг к другу.

Знакомые холмы остались позади. Вместо них возникали неизвестные холмы и горы, которые круто вздымались по обе стороны дороги и плотно смыкались позади. Тяжелые, моросящие облака висели на вершинах гор и скатывались вдоль серо-зеленых склонов. В три часа разразился дождь. Он шел косыми струями, которые сбивал в сторону порывистый ветер. На этих дорогах не было машин, и часто они видели только одно живое существо – овцу или корову с вьющейся шерстью, которые паслись у подножья гор. Линн и Чарли чувствовали, что им принадлежит мир, и они проносились по нему миля за милей, сидя в маленьком, тесном и уютном фургоне, в то время как снаружи лил дождь. От дождя пейзаж посвежел, и через полуоткрытое окно до них доносился душистый запах горного дерна.

– Ты только подумай! – сказал Чарли. – Ни одна душа не знает, где мы!

– Да, – сказала Линн, – даже мы сами не знаем!

– Ты что, волнуешься? – спросил Чарли.

– Нет, но мне хотелось бы знать, где мы заночуем?

Она пыталась что-нибудь разглядеть сквозь мутные окна, но видела только холмы и дождь, а впереди петляла мокрая дорога.

– Прошло столько времени с тех пор, как мы проехали через деревню, не говоря уже о городе, – сказала она. – Мне кажется, что мы просто потерялись.

– Я прекрасно знаю, где мы находимся.

– Где мы?

– Мы – где-то в Уэльсе!

Они расхохотались и продолжали ехать под дождем. Линн задрожала и плотнее укуталась в плед, обернув его вокруг ног и бедер.

– Нам, наверно, придется ночевать в фургоне!

На самом деле ее это не волновало. Даже ее дрожь была притворной. Она подумала, что больше ни у кого в мире не было подобного свадебного путешествия, а неопределенность предстоящего ночлега была частью нового большого приключения. Ей было удобно и тепло, когда она закуталась в плед и смотрела на голый ландшафт. Даже дождь казался прекрасным! Неужели ей всегда будет так хорошо, как теперь, когда она вышла замуж за Чарли и вручила ему свою жизнь? Он сидел рядом с ней, вел машину и был хозяином ее судьбы. Она была довольна, что это так. Что касается будущего, что из этого? Оно, как и конечная цель их поездки, было загадочным и неизвестным. Никто не мог сказать, что оно им готовит.

Линн взяла руку Чарли и пожала ее. Он повернул голову и посмотрел на жену.

– Счастлива?

– Да. А ты?

– Тебе даже не стоит меня спрашивать об этом.

Теперь они ехали по ровной местности, и горы остались позади. Долина Тайви, Кармартен, Сент-Клеарс – все было в потоках дождя. Так как дождь не переставал, то они двигались дальше на юг, к побережью, где на небе уже прорвалась полоска света.

– Вот тебе и деревни, – сказал Чарли, – и вот тебе города.

День клонился к вечеру, и Чарли начал искать ночлег.

– Только не гостиницу! – воскликнула Линн. – Я никогда не останавливалась в гостинице!

– Ты знаешь, и я тоже!

Но Чарли всегда знал, что нужно делать. Новые приключения не пугали его, а если и пугали, то он прекрасно это скрывал. Когда в маленькой гостинице в Лланмелле он написал их имена в регистрационной книге, то сделал все спокойно и с таким достоинством, что Линн была поражена.

Сезон отпусков уже закончился, и они оказались единственными постояльцами. В гостиной разожгли огонь и накрыли ужин на маленьком столике рядом с камином: суп из зеленого горошка с гренками, треска в укропном соусе с вареным картофелем и бобами, и вместо пудинга – сладкий творог с черносливом. Мистер Хьюгс, хозяин гостиницы, прислуживал им, а потом убрал со стола, а его жена держалась в стороне, улыбаясь и кивая головой. Она с ними не разговаривала, но через мужа спрашивала, не желают ли они еще что-нибудь.

– Спасибо, все очень хорошо.

Если им что-нибудь понадобится, не позвонят ли они?

– Да, – сказал Чарли. – Спасибо, мы обязательно так и сделаем.

Может, они хотят бутылку с горячей водой в кровать?

– Ну, – сказал Чарли, глядя на Линн.

– Спасибо, нет. Мне кажется, что нам будет достаточно тепло.

Линн смутилась, но если мистер Хьюгс это заметил, то никак не показал. Он тихо оставил их одних и закрыл за собой дверь гостиной. Чарли встал и потушил свет.

– Приятная пара.

– Да, ты прав.

– Как ты думаешь, они поняли, что у нас медовый месяц?

– Не знаю.

Чарли подошел и сел на диван. Он положил свою руку на ее.

– Устала?

– Немного. Мне бы хотелось лечь.

Линн опять смутилась и посмотрела в сторону. Но потом она начала улыбаться.

– Что смешного? – спросил ее Чарли.

– О, я даже не знаю! Все! Мы… Это место… И то, что мы здесь находимся…

Она опустила голову на его плечо, и Чарли посмотрел на нее при отблесках огня.

– Интересно, чем сейчас занимаются отец и Роберт?

– Мы им можем завтра послать открытку, – сказал Чарли.

– Мы можем на ней написать: «Хотелось бы, чтобы вы были с нами!»

– Я не стану этого писать, потому что это неправда!

Она теснее прижалась к нему и почувствовала, как он губами касается ее полос.

– Сейчас мы должны быть только вдвоем. Это только наше время!

Она подняла к нему лицо, и Чарли поцеловал ее.

Их спальня была наверху. Дождь не переставая стучал к ним в окно, и ветер завывал в узкой трубе камина. Иногда кусочки сажи падали вниз и оставались среди бумажных цветов, украшавших камин.

На стене над кроватью в перекрещивающейся рамке висел лист, на котором были написаны слова «Бог, Ты смотришь на меня», и был изображен огромный синий глаз. Линн стояла в ногах кровати и расстегивала пуговицы на платье.

– Мне не нравится, как этот глаз смотрит на меня.

– Сейчас все сделаем, – сказал Чарли и перевернул лист к стене.

Он подошел к Линн и коснулся ее шеи. Его рука двигалась медленно и нежно в вырезе платья, пальцы гладили мягкую гладкую кожу на плечах и шее.

– Надеюсь, ты не против того, что я смотрю на тебя?

Чарли не убирал своей руки, он почувствовал, как участилось ее дыхание, сильнее забился ее пульс под его рукой. Ее глаза вдруг стали очень темными и наполнились тем чувством, которое переполняло ее, и она ответила ему дрожащим шепотом:

– Мне придется привыкнуть к этому, не так ли? – И она крепко обняла Чарли.

Утром дождь прекратился, и они добрели по пляжу почти до Саундерсфута. Небо просветлело, и там, где солнцу удалось прорваться сквозь облака, начинало чувствоваться тепло.

Они даже сняли туфли и прошлись у самой кромки моря. Линн обернула юбки вокруг бедер, а Чарли закатал брюки до самых колен. Они стояли, пока накатывали волны прибоя, а вода бурлила, окружая их, лизала им ступни и потом полностью закрывала их. От холодной – слишком холодной – воды оцепенело тело. Линн никогда раньше не шлепала по воде. Казалось, все тело съежилось от холода.

– О! Как же холодно! Просто ужас!

– Тебе не нравится так бродить? – спросил Чарли.

– Нет, все так чудесно! Немного непривычно!

Шум моря стоял у нее в ушах. Огромные волны, вздымаясь, накатывали на побережье и, отороченные белым кружевом пены, бежали по бледно-золотистому песку с хитрой и предательской скоростью, хотя казались неторопливыми. Море холодным шелковым языком лизало ей ступни и плескалось вокруг ее ног.

А как потом ускользал и исчезал у нее под ногами песок, когда волна отступала! Она чувствовала, как весь огромный мир отступал от нее, откатывая и ускользая вместе с отливом. Казалось, что земля угрожающе опрокидывается, и Линн вскинула в панике руки, чувствуя, что море унесет ее с собой. Но рядом был Чарли, и она прильнула к нему. Он обнял ее сильными руками и крепко прижал к себе. Она черпала силу от его сильного тела, поддерживавшего ее.

– Все в порядке, и ничего не бойся.

– Я знаю, знаю это! – воскликнула Линн.

Испуганная, но очень довольная, она прильнула к нему. Покалывавшие от холода ноги увязли в песке, а пальцы ног вдавились в мокрый песок, который быстро перемещался, пока не стал опять совершенно спокойным.

– Мне показалось, что меня сейчас унесет прямо в море!

– Я не отпущу тебя никуда от себя!

Они смеялись, пытаясь перекричать шум моря, и тесно прижимались друг к другу, им было тепло в ожидании следующей подкатывающей волны.

После ланча в Саундерсфуте они опять по песчаному пляжу пошли назад.

– Как ты думаешь, мы уедем отсюда завтра?

– Нет, давай останемся здесь еще немного! Мне здесь очень нравится!

Они прожили целую неделю в этой гостинице. За ними ухаживал мистер Хьюгс, а миссис Хьюгс только улыбалась и кивала им издалека.

– Хочешь поспорим, что и сегодня у нас будет суп из зеленого горошка? – как-то вечером за обедом шепнул ей Чарли.

– А еще у нас обязательно будет рыба…

– И помяни мое слово: на десерт нам подадут сладкий творог.

Но на самом деле они не жаловались ни на питание, ни на что другое. Каждый день они гуляли вдоль моря. Иногда их трепал сильный ветер, но чаще они промокали насквозь от ливня. Они привыкли к тому, что в туфлях постоянно был песок, что пощипывали обожженные под ветром и солнцем щеки и что их губы и руки сохраняли привкус соли.

– О, как бы мне хотелось, чтобы эта неделя никогда не кончалась! Мне бы так хотелось забрать с собой это море!

– Если хочешь, мы можем остаться здесь еще немного.

– Не глупи! Подумай о цене.

– У меня осталось в запасе немного денег.

– Это не значит, что их нужно сразу потратить.

В их последний день выдалась чудесная погода. Они сидели на песке и любовались морем.

– Тебе хочется вернуться домой?

– Да, – просто ответила она и сжала его руку.

Линн подумала о доме, который он арендовал и который выходил прямо на пруды в Херрике, о живших в нем отце и Роберте, о новой большой кровати, о комоде и о линолеуме с золотисто-синим узором.

– В первый раз в моей жизни я стану жить в доме, который не сдается хозяином вместе с наймом на работу.

Когда они уезжали на следующее утро, снова пошел дождь. Он лил сильно и без перерыва весь день.

– Может, когда-нибудь мы снова приедем в Лланмелл…

– Но только летом, когда хорошая погода.

– Это будет наш второй медовый месяц, – сказал Чарли.

– Остановимся у мистера и миссис Хьюгс…

– И каждый вечер будем есть суп из зеленого горошка…

– И на стене в спальне будет висеть этот ужасный текст.

Линн прижала ладошку ко рту.

– Боже! – сказала она, глядя на Чарли. – Ты перевернул обратно эту картинку?

– Нет, – сказал Чарли. – Я забыл об этом!

Виноватый смех Линн слился с его.

Их дом, когда они последний раз его видели, был грязно-коричневого цвета, так как его грубо оштукатуренные стены никогда не белили. Но Джек не сидел ни минуты во время их отдыха, и теперь, когда они подъехали к дому, он был превращен в ослепительно-белый, а деревянные рамы были покрашены в черный и коричневый цвета.

Кустарники в саду были подрезаны, и трава, растущая по краю пруда, была аккуратно выкошена, новая трава выделялась яркой зеленью.

Джек и Роберт радостно их встретили и помогли внести багаж в дом.

– Я не могу поверить своим глазам! – повторял Чарли, – я решил, что мы вернулись не в наш дом!

– Правда? – спросил Роберт. Его глаза сияли. – Дед почти все сделал сам. Я только иногда помогал ему.

– Здесь так чудесно! – воскликнула Линн.

Внутри дома тоже многое изменилось. Стены в кухне покрасили, и они стали бледно-желтого цвета. В гостиной стены были нежно-розового цвета. Но самой красивой комнатой стала спальня Линн и Чарли. Ее окна выходили в сад и на пруды. В лавке Беннетта были куплены обои специально для этой комнаты, и Линн, увидев все это в дверях спальни, решила, что ничего прекраснее не видела – это были сине-серые ромбы, внутри которых выделялись чудесные желтые розы и зеленые листья. У нее открылся рот и она смогла произнести только одно округлое: «О-о-о!» и с силой выдохнула воздух.

– Я и не мечтала, что все будет так прекрасно!

– Я просто не могу прийти в себя! – сказал Чарли. – Вы проделали такую работу всего лишь за одну короткую неделю!

Джек стоял, засунув руки в карманы, и у него изо рта торчала незажженная трубка. Роберт, видя реакцию деда, также сделал вид, что не обращает внимания, как молодожены расхаживают по дому и восхищаются всем, что видят.

– Как аккуратно наклеены обои! Видно, что это делал мастер! Стыков вообще не видно, и узор нигде не нарушен.

– А какой красивый бордюр!

– Ты только посмотри, как тщательно пригнан линолеум, двери везде так легко открываются и закрываются.

– У отца чудесные руки мастерового.

– Кто-то даже постелил бумагу на полку в комоде.

– И они застелили нам постель! – воскликнула Линн. – Эта парочка работала не покладая рук!

Джек вынул трубку изо рта и посмотрел на Роберта.

– Мне кажется, что твоя мать всем довольна, – сказал он.

– Мама, это правда? Ты довольна?

Мальчик был вне себя от радости, ему было так сложно изображать из себя равнодушного человека.

– Тебе нравится, как мы все сделали в доме?

– О, – сказала Линн. Она была полна благодарности. – Ты разве сам не видишь?

– Значит, вы провели всю медовую неделю в Уэльсе? Мы получили от вас открытку.

– Там было так чудесно, – сказала Линн. – Мне бы хотелось, чтобы вы сами могли все увидеть. Там такая красота…

– Какая у вас там была погода? Наверно, лил дождь, как и у нас здесь?

– Нет, там все не так, – сказала Линн. – Там идет совершенно другой дождь!

– Он там гораздо мокрее, – добавил Чарли.