Текст книги "Возвращение"

Автор книги: Мэри Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Мэри Пирс
Возвращение

Пять дорог вели в Херрик Кросс, и все они были видны от гаража Клю Вильсона, занимавшего стратегически важное место. Над ремонтной мастерской, несколько убогой, но достаточно чистой, висела крупная вывеска, написанная зелеными буквами на белом фоне: «Гараж Херрик Кросс. Хозяин К. Л. Е. Вильсон. Ремонт всех моделей моторов. Специализируемся на ремонте сельскохозяйственной техники».

На передней стене гаража обычно помещались объявления, связанные с местными событиями, и сейчас большое объявление, написанное от руки, было наклеено поверх остальных. Помощник Клю, Чарли Траскотт, стоял, вытирая руки о рваную тряпку, и перечитывал его в третий или четвертый раз. «В субботу, тринадцатого сентября, в восемь часов вечера в зале собраний деревни в Херрик Сент-Джон состоятся танцы под музыку граммофона мистера Грея. Приглашаются все. Цена билета – шиллинг и шесть пенсов».

Пока Чарли стоял, продолжая вытирать руки о тряпку, он бегло поглядывал на пустую главную дорогу, мерцавшую от полуденного зноя.

Клю вышел к двери гаража и встал, покуривая сигарету. Кивком головы он показал на стоявший рядом только что отремонтированный трактор «Фордзон».

– Это трактор старика Лона?

– Да. Это он.

– Когда ты отправишь его клиенту?

– Прямо сейчас, – ответил Чарли. Вот прочитаю о танцах.

– Ты уже решил, пойдешь или нет?

– Пока нет. А ты?

– Пожалуй, мне придется идти. Чертовка Нора заставит меня пойти.

Чертовка Нора была женой Клю. Он и она обожали друг друга, но каждый постоянно обзывал другого. Чарли был у них постояльцем и понимал, что все это было лишь шуткой.

– На танцах будет много девушек, – заметил Клю. – Тебе это и нужно, не так ли?

– Все, что обо мне говорят, в основном ложь, – ответил Чарли.

– Тебе пора уже завести семью. Найди себе приличную жену. Когда у нас появится малыш, нам будет нужна твоя комната.

Чарли Траскотту было тридцать пять лет. В девятнадцать лет он отправился на войну. Он сражался на Галлипольском полуострове, потом во Франции, и когда в тысяча девятьсот девятнадцатом году вернулся домой, его девушка уже вышла замуж за другого. После этого он старался ни к кому по-настоящему не привязываться. «Люблю их всех, но понемножку!» – это заявление с того времени стало его девизом, и до сих пор ни одной из девушек не удалось изменить его мнение.

– Что ты там выглядываешь? – спросил Клю, потому что Чарли не сводил взгляда с главной дороги.

– Ничего я не выглядываю. Что там можно увидеть в это время дня?

– Ты уже выучил наизусть это объявление. Бог ты мой, ты прочитал его несчетное количество раз!

Клю пошел опять работать в мастерскую и начал чинить свой маленький фургон. Там стояли два грузовика, которые ждали своей очереди, но Чарли обещал сам заняться ими. В своей спокойной, неторопливой манере Чарли выполнял основную работу в гараже, и Клю сам первым признавал это.

– Чарли такой жадный до работы, – обычно говорил он. – Но его никогда не стоит торопить. Он все сделает в свое время.

По главной дороге по направлению от Линктона несколько ребят возвращались домой после занятий в школе Раерли. Они расстались у Херрик Кросса, двое пошли к Херрик Гренвиль, а три – к Херрик Сент-Джон. И один мальчик, размахивая ранцем с порванным ремнем, свернул на Хорс Лейн к Херрик Грину. Когда он скрылся за поворотом, Чарли отбросил масляную тряпку и, подойдя к двери, крикнул Клю:

– Я сейчас поведу этот трактор в Беллхаус.

– Давно пора, черт побери! – ответил ему Клю.

Чарли на тракторе вскоре нагнал мальчика на Хорс Лейн. Там он остановился и предложил его подвезти. Мальчик, сидя на ступеньке позади него, смотрел на поля, где грачи что-то выклевывали на пажити, и где, там и сям, уже начали пахать. В воздухе пахло свежевспаханной влажной землей. Мальчика звали Роберт Мерсибрайт, и было ему почти одиннадцать лет. Чарли повернулся и посмотрел на него.

– Как я слышал, в Беллхаусе почти все убрали?

– Осталось убрать только ячмень. Дед сказал, что сегодня будут перевозить.

– Как себя чувствует сейчас твой дед?

– Думаю, он вполне здоров.

– Нога не очень его беспокоит?

– Мне кажется, что она его иногда тревожит, но он никогда не жалуется. Вы же знаете его.

– Он все время работает, я знаю это. Я видел его неделю назад, когда он собирал урожай в поле над ручьем. Несмотря на больную ногу, он может дать фору молодым парням.

Чарли, завернув на дороге, притормозил и остановился. Перед ними дорогу пересекал самец-фазан, и они видели, как он протиснулся между кустами живой изгороди и присоединился к своей самке на сжатом поле. Затем Чарли снова поехал вниз через болото Харли и вверх по крутому холму на другую сторону.

– Как сейчас поживает твоя мать?

– О, у нее все в порядке.

– Как она отдохнула? Она уезжала куда-нибудь?

– Нет, она занималась готовкой варенья.

– Я думаю, она сегодня вечером снова выйдет на работу? В «Фокс и Кабс», да? И будет разливать пиво умирающим от жажды мужчинам. Я, наверно, загляну туда. Мне хочется немного выпить. Сегодня довольно жарко.

Болтая с мальчиком, Чарли вел трактор. Последний крутой поворот сменился расстилавшейся прямой дорогой. Поля по обе стороны этой дороги принадлежали ферме Беллхаус, и работавшие на них мужчины и женщины на секунду отвлеклись, чтобы помахать мальчику и мужчине, проезжавшим по узкой дороге на тарахтевшем тракторе.

– Твой дед среди них?

– Нет, он наверху на ячменном поле.

– Как ты считаешь, где я найду мистера Лона?

– Наверно, где и всегда, – ответил Роберт.

Вскоре они подъехали к маленькому домику, стоявшему несколько в стороне от дороги. Чарли остановился, и мальчик сошел с трактора. Чарли все время поглядывал на домик. Но не увидел никаких признаков движения внутри. Он что-то сказал сквозь шум трактора, и Роберт, держась рукой за садовую калитку, опять повернулся, чтобы услышать, что он сказал.

Линн Мерсибрайт была в кухне, когда увидела, что приехал ее сын на тракторе, и начала готовить чай. Она ополоснула чайник горячей водой, вылила ее на золу в очаге и достала чайницу с полки. Трактор продолжал тарахтеть у калитки, и, когда Линн бегло взглянула из окна, стараясь, чтобы ее не было видно, она тихонько улыбнулась про себя, удивляясь, о чем же могут столько времени разговаривать зрелый мужчина и мальчик.

Наконец трактор отъехал. Она хлопотливо повернулась к столу, и когда Роберт вошел в дом, она сразу увидела его школьный ранец, свисавший на порванном ремне.

– Вот! Ты опять порвал ремень! Мне бы хотелось, чтобы ты внимательнее обращался со своими вещами! Эти вещи стоят денег. Они не растут на деревьях.

– Я быстро починю его, – сказал Роберт.

– Я сварила тебе вкусное свежее яйцо к чаю, так что не теряй время и скорее помой руки.

– Могу я взять с собой еду в поле?

– Нет, ты должен сесть и поесть как следует.

Она отрезала два куска хлеба, намазала их маслом и положила на тарелку мальчика. Роберт вернулся, сел за стол, и она налила ему чай.

– Кто это подвез тебя?

Но Линн прекрасно знала, кто это был. Она узнала Чарли Траскотта в его темно-синем комбинезоне и кепке, сдвинутой набок. Чарли знали все на многие мили вокруг. Линн часто видела его, когда тот проезжал по проселочным дорогам в Херрике, и иногда в «Фокс и Кабс» она подавала ему пиво и сигареты.

– Это был Чарли Траскотт, – ответил Роберт. – Он подвез после ремонта обратно трактор мистера Лона.

– Он что-то долго разговаривал с тобой и шумел у калитки.

– Он хотел узнать, умеешь ли ты танцевать.

– Танцевать? – повторила Линн. Она засмеялась. – Какое ему дело, умею я танцевать или нет? Почему его интересуют подобные вещи?

Но она очень хорошо знала, почему Чарли спросил об этом. Она видела развешанные повсюду объявления и знала, что в субботу состоятся танцы в Херрик Сент-Джонс. Это было большое событие, и все его обсуждали.

Держа в руках чашку, Линн подула на горячий чай. Она немного покраснела, и ее сын удивленно глянул на нее, продолжая есть свое яйцо всмятку. Он был темноволосый, а ее волосы – светлые. Он напоминал внешне своего умершего отца, которого никогда не знал, и его карие глаза, смотревшие на Линн, были совершенно как глаза Тома – темные и глубокие. Взгляд был настолько серьезным, что иногда это даже ее беспокоило.

– Мам, ты умеешь танцевать? – спросил Роберт. Он этого не знал, его мать почти никуда не ходила. Если бы у них было достаточно денег, она никогда не стала бы работать в «Фокс и Кабс». Это была единственная работа, которую она могла получить.

– Ты умеешь танцевать? – спросил он опять.

– Не беспокойся! – воскликнула Линн. – Продолжай есть и допивай чай. Но только не торопись, а то тебе станет плохо.

Роберт ел действительно слишком быстро. Ему хотелось как можно быстрее пойти на уборочное поле. Он проглотил остаток яйца, и пустая скорлупа перевернулась вверх дном.

– Тебе нужно готовить домашнее задание?

– Совсем немного. Я его приготовлю перед сном.

– Хорошо, можешь идти. Ты можешь захватить что-либо перекусить для своего деда.

Когда Роберт ушел из дома, Линн собрала чайные приборы со стола и вымыла их. Было уже пять часов, и она поднялась наверх, чтобы переодеться, готовясь к вечеру в «Фокс и Кабс».

Линн, чтобы сократить дорогу, прошла через поля. Когда она вошла, в пивной еще никого не было, но было слышно, что Фред Оукс в погребе, и три ящика с пивом уже стояли на стойке бара. Линн повесила пальто и шляпку и занялась бутылками, вынимая их и расставляя по нижним полкам. Фред поднялся из погреба и поставил на пол еще два ящика.

– Ты хорошо отдохнула?

– Да, спасибо. Надо было развеяться.

– Народ спрашивал, где ты. Один или двое – в особенности.

– Несомненно, это очень любезно с их стороны.

Линн не стала спрашивать, кто же были эти мужчины.

– Всегда так приятно, когда по тебе скучают, – добавила она.

– Ты видела объявление насчет танцев?

– Господи, да их развесили повсюду!

Одно из объявлений висело в баре.

– Ты, наверно, хочешь свободный вечер в следующую субботу? А?

– О! Я не хожу на танцы.

– Тогда ты будешь единственной, кто не пойдет. У нас еще не было такого волнующего события с тех пор, как над нами пролетел аэроплан в прошлом марте.

Вскоре последовали первые завсегдатаи: двое рабочих с фермы Дейлонг, и Линн отпустила две пинты выдержанного пива.

– Я вижу, ты уже вернулась после своего отпуска? Это был Блэкпул или Ильфракомб?

– Ни тот, ни другой, – ответила Линн. – Я была дома.

– Самое лучшее место. Где еще ты можешь плевать?

– Билл, он в злобном настроении, – объяснил Линн его приятель Эйбел. – Нас с ним уволили в конце недели. Нам только что сообщили эту чертову новость.

– О, мне так жаль! – воскликнула Линн. Хотя сожаление ее было действительно искренним, но причина заключалась в ее личной заинтересованности, потому что подобное увольнение могло случиться на ферме Беллхаус, и Линн прекрасно понимала, что ее отец, которому уже было семьдесят два года, мог вполне оказаться среди неудачников.

– О, мне так жаль, действительно жаль!

– Да, – сказал Билл Рид, вытирая рот рукой, – рабочие никому не нужны, как только им исполняется более сорока лет.

– Ты только глянь на него! – иронизировал Эйбел. – Ему уже больше шестидесяти шести лет!

– Ну и что? – сказал Билл. – Это более сорока?

К семи часам у бара выстроилась очередь, в основном работники с соседних ферм. Потом появился Клю Вильсон, за ним следовал Чарли Траскотт. Они пришли после работы в гараже, и на них все еще были комбинезоны, но Линн обратила внимание, что Чарли тщательно вымыл руки. Фред Оукс подал им выпивку, и они встали несколько в сторонке, выпивали и курили, болтая друг с другом. Один раз Чарли Траскотт перехватил взгляд Линн и поднял свой стакан, приветствуя ее. Клю что-то тихо сказал ему, и Чарли покраснел до ушей.

Когда они допили пиво, Клю снова подошел к бару и поставил перед Линн два стакана.

– Повторить две порции самого лучшего пива. Первый глоток только очищает глотку от пыли.

Он смотрел, как Линн орудует насосом, и обратил внимание на красоту ее кожи и игру света на золотисто-рыжих волосах. Клю подумал, что Чарли хорошо разбирается в женщинах. В девушке было что-то особенное.

– Чарли хотел бы знать, вы не пойдете с ним на танцы в субботу вечером?

Линн не сразу ответила ему. Клю поразил ее. Она поставила на стойку полный до краев стакан и внимательно посмотрела на него. Она знала, что Чарли слышит их.

– Почему он сам не спросит меня?

– Не знаю, наверно, потому что он стеснительный.

– Нет, это не так, – вмешался Чарли. Он подошел к бару. – Клю как всегда подшучивает. Я сам могу устроить свои дела.

– Тогда я предоставляю это тебе, – сказал Клю, забрал свой стакан и присоединился к мужчинам, игравшим в кегли.

Линн поставила стакан перед Чарли, и он некоторое время не отводил взгляда от шапки пены. Когда он наконец посмотрел на нее, Линн увидела, что, несмотря на свою репутацию ловеласа, он был очень смущен.

– Ну? Так как? Вы пойдете?

– Я уже слишком стара для танцев, – ответила ему Линн. – Тем не менее спасибо вам за то, что вы меня пригласили.

– Мы с вами одного возраста. Если вы слишком стары, что же, тогда и я.

– Откуда вы знаете, сколько мне лет?

– Мне как-то об этом сказал Роберт.

– О! Этот мой негодник! Он так легко выдал все мои секреты!

Она засмеялась, и ее взгляд вернул Чарли всю его уверенность.

– Хорошо, как насчет танцев? – повторил он. – Вы пойдете со мной или нет?

Его глаза, казавшиеся очень голубыми под светлыми бровями, не отрываясь смотрели на нее сияющим взглядом. Обычная улыбка, до сих пор отсутствовавшая, начала медленно появляться на его лице. – Если вы не пойдете, я тоже не пойду, и вам станет стыдно за то, что вы лишили меня удовольствия!

– Хорошо! Я пойду!

Линн улыбнулась ему. Она вдруг почувствовала себя такой молодой.

– Если меня отпустят…

– Не волнуйтесь, я сам договорюсь с Фредом. Я чиню ему машину, и он понимает, что ему лучше не ссориться со мной.

Чарли положил флорин на стойку, и Линн сдала ему сдачу. Чарли взял свой стакан и положил сдачу в карман.

– Я зайду за вами около восьми. От вашего дома до Херрик Сент-Джона десять минут ходу.

– Вам придется проделать лишний путь. Может, я встречусь с вами в зале?

– Нет, – твердо сказал он ей. – Я приглашаю вас, и поэтому обязательно зайду за вами.

Линн отошла от него, чтобы обслужить другого посетителя. Чарли, прислонившись к стойке, наблюдал за ней поверх стакана. Потом вернулся Клю.

– Ты договорился с ней?

– Да, она пойдет со мной, – ответил ему Чарли.

– Мне кажется, они никогда не говорят тебе «нет»?

– Я бы так не сказал.

– Нам пора домой на ужин, парень, или чертовка Нора всыплет нам по первое число!

– Хорошо, – сказал Чарли и допил пиво.

Он поставил пустой стакан на стойку и последовал за Клю из пивной. По дороге помахал рукой Линн. Он напомнил себе, что после ужина нужно вернуться в гараж и доделать работу. Наверно, она продлится за полночь, но его это не смущало, так как он часто работал по ночам. Ему хотелось помечтать о предстоящих танцах в субботу.

Когда Линн вернулась домой после одиннадцати, ее отец собирался ложиться спать. Он зажигал свечку от лампы, и Линн вдруг захотелось пошутить над ним. Она наклонилась и задула свечу, смеясь, как шаловливый ребенок.

– Как дела у Роберта? Он спит?

– Конечно, он уже давно лег.

Джек зажег снова свечу и вопросительно посмотрел на дочь, чувствуя ее возбужденное настроение. Линн, отвечая на его взгляд, обняла отца и поцеловала его бородатое лицо. Потом она пошла повесить пальто.

– Отец, ты знаешь Чарли Траскотта?

– Все его знают. Что он сделал?

– Он пригласил меня на танцы в субботу. Не дурочка ли я?.. Я согласилась!

– Обязательно пойди. Почему не пойти? Ничего нет страшного, если ты сходишь на танцы.

– Тебе не кажется, что в моем возрасте мне не пристало бегать на танцы?

– Будь готовой к сплетням, вот и все! Чарли совсем неплохой парень, но о нем сплетничают, что у него было много женщин. Тебе придется очень следить за своим поведением, если тебя волнует, что говорят о тебе люди.

– Да, я знаю. И меня это волнует.

Роберт был рожден вне брака. Линн не делала из этого секрета, когда они начали жить в Херрик Грине. Она была уверена, что Чарли Траскотт, как и все остальные, прекрасно знал правду о ней и о ее сыне. Почти двенадцать лет везде, где им приходилось жить, она терпела двусмысленные взгляды, и это немного закалило ее характер. Она не взглянула ни на одного мужчину с тех пор, как бедный слепой и жутко мучившийся отец Роберта умер в день рождения ребенка. Но теперь, Чарли Траскотт… Как она относится к нему?

– Может, мне следовало отказаться? Как ты считаешь? Я хочу, чтобы ты ответил.

– Иди и ни на что не обращай внимания, – ответил ей отец. Он, прихрамывая, пошел к лестнице. – Все эти годы у тебя было слишком мало радости в жизни. Иди и немного развлекись.

Конечно, а почему бы и нет? Что в этом дурного? Это были всего лишь танцы, и она уже обещала Чарли пойти с ним. Прежнее хорошее настроение вернулось к ней, и некоторое время она стояла счастливая, слушая, как отец поднимался по ступенькам. Звуки стали тише, когда он вошел в спальню, которую делил с Робертом. Пробили часы на полке над печкой, напоминая, что уже поздно. Линн зажгла свечку и прикрутила лампу. Проверив, заперта ли дверь, она поднялась наверх в спальню.

Субботний вечер был теплым и хорошим. Когда Чарли и Линн пришли, зал для танцев был заполнен до предела, и несколько молодых людей стояли снаружи. Все знали Чарли и приветствовали его. Поднимаясь по ступенькам, Линн чувствовала, как они оглядывали ее с головы до ног.

– Чарли, здесь слишком мало места для танцев, – сказал один из парней, – если ты пришел только за этим. Но на заднем дворе луна светит очень ярко.

Чарли не обращал на них внимания. Могло показаться, что он оглох. Легонько поддерживая Линн под руку, он ввел ее в переполненный зал. Граммофон играл старинный вальс. В зале с трудом танцевало более сорока пар, разгоряченных и вспотевших от горевших ламп. Народ собрался отовсюду. Многие толпились у столов на козлах, где три или четыре женщины с блестящими от пота лицами продавали напитки.

– Довольно тесно, – заметил Чарли. Он взял у Линн пальто. Ему пришлось расталкивать локтями народ, чтобы дотянуться до крючка. Они втиснулись в толпу, он улыбнулся Линн и притянул ее к себе.

– Выбирайте кавалеров, чтобы потолкаться, как сардины в банке…

– Я не танцевала уже целую вечность, – сказала Линн. – Во время войны, когда я работала медсестрой, в госпитале были танцы в День заключения перемирия. Боюсь, что у меня было мало практики.

– Вы вскоре все вспомните.

– Я еще и старомодна. Если заиграют фокстрот, то тут я пас.

– Я вас научу, – ответил ей Чарли.

Чарли был одет очень аккуратно в темно-синий костюм и синий галстук в полосочку. Его рубашка была безупречной, а белый воротничок похрустывал. Светлокоричневые волосы, побелевшие на висках, были приглажены и немного прилизаны.

– Я знаю, о чем вы думаете, – сказал Чарли. – Вы подумали, что наконец-то я аккуратно одет.

– Я так не думала, это было бы глупо.

– Тогда о чем вы думали?

– Мне кажется, что мне лучше помолчать.

– Говорите! Я – крепкий орешек, я перенесу.

– Ну, я подумала, что вам привычнее быть в рабочем комбинезоне, – сказала Линн.

Чарли слегка поморщился, в его глазах было огорчение. Слишком много он приложил усилий, чтобы быть сегодня прилично одетым.

– Комбинезон! – повторил он недовольно. – Может, мне стоило прийти в нем!

– Вы обиделись на мои слова?

– Нет! Я вам говорю, что я – крепкий орешек.

– Не уверена в этом, я только хотела сказать…

– Так что же вы хотели сказать?

Танец закончился. Они остановились и стали хлопать.

– …Что вы мне очень нравитесь в рабочей одежде.

– Если я вам нравлюсь, тогда все в порядке. Это и требовалось, во всяком случае.

Чарли был из числа тех, кто всегда надеется на лучшее. Было видно, что он прирожденный оптимист, так как уголки его губ загибались кверху, а вокруг глаз залегли морщинки от смеха. Все его лицо от распространявшейся по нему улыбки становилось морщинистым; когда он смеялся, слушатели неизменно присоединялись к его смеху, нравились им его шутки или нет.

– Леди и джентльмены! – послышался голос распорядителя танцев. – Следующий танец, по просьбе многих, ваш старый любимый «Вечно молодой вальс!».

На граммофон поставили новую пластинку, но раздался только грустный вздох. Публика захлопала. Майк Грей забыл завести граммофон. Он быстро исправился, и звуки вальса заполнили зал. Танцевать стало свободно, потому что некоторые парочки отправились отдохнуть.

– Так-то лучше, – сказал Чарли. – Теперь мы сможем потанцевать как следует.

– Вы не так уж плохо танцуете, – заметил он, пока они вальсировали.

– Когда слышишь музыку, все сразу вспоминается.

– Говорят, что так же бывает с ездой на велосипеде.

– Я не умею ездить на велосипеде.

– Не умеете? Я не могу этому поверить, – сказал Чарли.

– Неужели это так ужасно?

– Да, это просто катастрофа!

– О каких глупостях мы с вами говорим! – воскликнула Линн. – Как я могу хорошо танцевать, если вы меня все время смешите?

Но она была счастлива и с удовольствием смеялась вместе с Чарли. Когда он смотрел на нее, то каждый раз делал для себя новое открытие. В «Фокс и Кабс» Линн была совершенно другой. Она была всегда очень сдержанной, и это его привлекло. Но сегодня она была такой веселой и все время смеялась, и ему стало еще приятнее проводить с ней время.

– Почему бы вам не потанцевать и с другими женщинами?

– Разве они здесь есть? – спросил ее Чарли.

Он не отводил от нее глаз.

Через некоторое время Чарли усадил Линн и пошел купить им что-нибудь выпить. Пока он ждал очереди, человек по имени Истон заговорил с ним, пихнув его локтем под ребра. Чарли зрительно хорошо знал его. Он был трубочистом в Херрике.

– Ну, ты и веселишься! – Истон ткнул пальцем в сторону Линн, сидевшей у окна. Ей было очень жарко. – Ты умеешь подцепить себе бабу. Надо отдать тебе должное.

– Спасибо, – ответил ему Чарли. Истон был пьян.

– Она – дочь Джека Мерсибрайта, да? И по вечерам работает в «Фокс и Кабс». С ней у тебя не будет хлопот. Ты знаешь, что говорят о буфетчицах. – Истон наклонился к уху Чарли, от него несло перегаром. – У нее есть ребенок… Парень родился в кредит. Как говорят… Его папаша никогда не заплатил ей по счету…

– Послушай, – тихо сказал ему Чарли. Он видел, что на них уже начали обращать внимание люди, – не хочешь ли ты заткнуть свою пасть?

Истон удивленно уставился на него.

– Ну, я просто хотел тебя предупредить.

– Не стоит беспокоиться, – сказал Чарли. – Я знаю все, что мне нужно знать.

– Правда? Мне следовало бы догадаться! – Истон заулыбался от уха до уха. – Ты никогда не терял времени даром.

– Уйди с дороги, – ответил Чарли.

Когда Чарли вернулся к Линн с напитком, у него горело лицо и мрачно сверкали глаза.

– Что случилось? Почему вы такой злой?

– Кто-то что-то мне сказал.

– Это – Берт Истон?

– Да, вы правы.

– Что он сказал?

– Неважно.

Линн догадывалась, что мог ему сказать Истон. Она прожила треть своей жизни с подобными насмешками. Они следовали за ней повсюду, и она уже привыкла к ним. Линн отпивала лимонад и смотрела на Чарли, потягивавшего пиво.

– Вы знаете, что Роберт рожден вне брака?

– Да, я знаю, но меня это не волнует.

Он посмотрел на Линн: прямой и пристальный взгляд дал ей понять, как мало его интересуют сплетни. И Линн ответила таким же прямым взглядом, показывая, что она ему доверяет. Они не замечали этой толпы в зале. Шум их не беспокоил, он казался отдаленным и нереальным. Танцоры шаркали ногами на площадке, на граммофоне менялись пластинки, распорядитель танцев объявлял мелодии. Линн допила лимонад и поставила пустой стакан. Она подождала, пока Чарли допил пиво, потом она встала и взяла его руку.

– Пойдемте, вы научите меня танцевать фокстрот, – сказала она.

Без пятнадцати десять прибыл Клю Вильсон с женой Норой.

– Только не говорите мне, что мы опоздали, я это знаю и сам. Она целый час искала мои запонки.

Клю взял Чарли за руку и посмотрел на стол, где продавались напитки.

– Не хочу танцевать, я умираю от жажды. Пошли, и ты купишь мне что-нибудь выпить.

Но Чарли и Линн собирались уходить, и Чарли пытался отыскать пальто Линн.

– Вы уже уходите? – спросил Клю. – Это безумие! Вечер только начинается!

– Я знаю, что еще рано, – сказала Линн, – но я действительно думаю, что уже достаточно потанцевала.

– Я тоже, – добавил Чарли. – Мне уже не терпится подышать свежим воздухом.

Он наконец нашел пальто Линн и помог ей одеться. Клю смотрел на него, как сова.

– Ну, полагаю, если вы должны – значит, должны. Но не стойте слишком долго у перехода на Хэдли Шарп.

Нора стукнула его по лодыжке, и он удивленно повернулся к ней.

– Я просто хотел сказать, что сегодня ночью выпадет сильная роса, и мне бы не хотелось, чтобы они простудились.

– Мы все знаем, что ты имеешь в виду, – ответила ему Нора.

– Ладно, я прощаюсь с вами, – сказал им Чарли.

– Пока, пока, – ответил Клю, подмигивая.

На улице, когда они вышли из освещенного зала, Чарли взял Линн под руку и помог ей сделать первые нерешительные шаги в темноте по тропинке. Но когда он понял, что она уже может видеть, он выпустил ее руку.

– Не обращайте внимания на Клю. Он – мой друг и болтает все не со зла.

– Вы живете у них, так?

– Теперь мне уже осталось жить у них недолго, – сказал Чарли. – У них скоро будет ребенок. Когда он родится – в следующем апреле, – мне придется искать себе другое жилье.

– Где вы станете жить?

– О, я не знаю. Но не так сложно найти комнату. Кто знает, может, я куплю себе небольшой домик? Многое может произойти до следующего апреля.

Ночь была теплой и тихой. Пока они шагали по тропинке, им было слышно, как на поле, по другую сторону живой изгороди, стадо громко жевало траву.

– В этом поле пасется так много хороших бифштексов. Я бы не отказался иметь по полпенни с каждого фунта денег, которые получает Хэдли Шарп, когда продает их во время выставки породистого скота.

Хотя Чарли не видел этого стада сейчас, он прекрасно знал, что оно из себя представляет. Он постоянно бывал на многих фермах, когда ремонтировал сельскохозяйственные машины, и замечал все, что происходило на фермах и на полях. Будучи сыном фермера, он запоминал все увиденное.

– Расскажите мне о себе, – попросила его Линн, – и о том, как вы жили на ферме вашего отца.

– Что я могу вам рассказать?

Его рассказ был довольно кратким. Отец имел ферму в Хардингли, другой стороне Вустершира. Во время войны дела шли хорошо, и его отец шел в ногу со временем, тратя много денег на разные усовершенствования.

– Когда я вернулся домой после войны, у него уже были трактора, сеялки и не знаю что еще. Я занимался на курсах, чтобы научиться ремонтировать машины и работать на них. Когда я закончил курсы, начался спад в экономике, и фермерство перестало приносить барыши. Мой отец обанкротился в двадцать четвертом году. От этого потрясения он сильно заболел. После этого с фермерством было для меня покончено, поэтому я откликнулся на приглашение в ремонтную мастерскую и таким образом стал работать у Клю.

Чарли смущенно засмеялся.

– Веселенькая история, не правда ли? Таких, как я, тысячи, истории наши похожи.

– Но от этого они не становятся менее грустными.

– Да, для моего отца все закончилось слишком грустно. Он так и не пришел в себя после банкротства и умер зимой двадцать шестого года.

– У вас вообще не осталось родственников?

– Две замужние сестры в Канаде и кузен-фермер в Новом Южном Уэльсе. Одним словом – я совсем одинок.

– Вы никогда не хотели бы снова вернуться на ферму?

– Что, стать работником на ферме? Нет, это не для меня! Меня теперь арканом не затащишь на ферму, даже через тысячу лет!

Но Линн знала, что Чарли все равно был связан с землей. Если он куда-то ездил по делам и видел человека, работавшего в поле, он останавливался, чтобы поговорить с ним, и часто начинал помогать. Однажды, когда ее отец вырывал старую живую изгородь, Чарли остановился и больше часа помогал ему вырвать шесть старых деревьев терновника.

– Земля разлеталась в разные стороны, – рассказывал потом ее отец. – Можно сказать, что он знает, как управляться с мотыгой и лопатой.

– Нет, для меня работа на ферме кончена, – говорил Чарли. – Мне нравится, когда у меня есть лишние деньги.

Он позвенел монетками в карманах брюк.

– Механики получают приличную плату. Каждую неделю я могу откладывать немного денег, а это больше того, на что могут рассчитывать в наши дни бедняги-фермеры.

Время от времени он посматривал на Линн. Он хотел знать, не считает ли она его хвастунишкой, который хвалится деньгами, что может заработать? Может, она думает, что он стремится произвести на нее впечатление? Было трудно что-то понять: он еле различал ее лицо при свете звезд, и сама она почти ничего не говорила в ответ, хотя слушала очень внимательно.

– Мы уже пришли, – с жалостью сказал Чарли, когда они повернули к Беллхаус Лейн, и им стал виден дом.

– У вас в кухне горит свет. Наверно, ваш отец ждет вас?

– Конечно, он никогда не ложится спать, пока я не вернусь домой. Вы не выпьете чашечку чая?

– Вы уверены, что я не доставлю вам хлопот?

– Я все равно буду готовить чай для себя.

Пока Линн готовила чай, Чарли и ее отец сидели по разные стороны печки и разговаривали: отец покуривал свою старую из вереска трубку, а Чарли сигарету. Они обсуждали перемены на фермах в округе: как мистер Лон из Беллхауса все больше земли оставляет под пастбища и старается развести молочный скот, и как мистер Пойнтер из Дейлонга решил заняться птицеводством и разводить гусей. Сейчас фермеры старались делать все возможное, чтобы сохранить привилегию помирать с голоду на своем собственном клочке земли.

– Этот парень из Рейзвуда пытается развести на своей земле фазанов и тому подобных и сдает ее обществу охотников. Только таким способом земля приносит ему доходы.

– Боже мой! Но это нельзя назвать фермерством, правда?

– Лучше это, чем вмешательство судебного пристава.

– Да, и гораздо лучше, чем повеситься у себя в амбаре…

Линн подала им чай и сама села за стол выпить чашку. Она не вмешивалась в их мужской разговор, а, прислушиваясь к их высказываниям, улыбалась про себя – ей было забавно, как это они исключили ее из своих разговоров. Они не обращали на нее ни малейшего внимания, ее вообще могло не быть в этой комнате. Они вели беседу между собой, ни разу не посмотрев в ее сторону.

Но Чарли не забывал о ней, он все время ощущал ее присутствие. Он каким-то образом угадал ее мысли, чувствуя, что она довольна тем, как он беседовал с ее отцом, и что она счастлива, что они не обращали на нее внимания.