Текст книги "Дорога домой"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Лесли слушала, боясь шевельнуться, чтобы он снова на что-нибудь не рассердился и не перестал рассказывать. Она воочию представляла себе медленно движущуюся колонну грузовиков и идущих следом людей – солнце над головой, горячий растрескавшийся асфальт под ногами…
– На третью неделю пути, к северу от Денвера нас догнали двое разведчиков – из тех, что в срок не вернулись, – продолжал сержант. – Они про Лоридейл нам и рассказали. И на следующий день полковник приказал колонне поворачивать на северо-восток. Недовольных, понятно, было много, особенно из гражданских. К полковнику целая депутация пришла: Южная Дакота – это ж такая даль, не дойдем! Но он твердо на своем стоял: зато в Лоридейле крыша над головой у людей сразу будет, строить ничего не придется, а это дорогого стоит! Я так понимаю, что тут еще то сыграло роль, что с генералом Мак-Мюрреем, командиром базы, он давно знаком был – еще лейтенантом под его началом служил.
В сентябре мы туда добрались, и… вот и все. Полковник был прав – место как раз по нас оказалось, – внезапно закончил он свой рассказ.
– А… мама? – осторожно спросила Лесли. – С ней… все в порядке?
– А мне почем знать?! – внезапно взорвался сержант Калвер. – Я здесь уже пять лет корячусь! – опустил голову, не глядя на Лесли, угрюмо сказал: – Ну… когда в последний раз виделись, была в порядке. Замуж вышла.
– Как – замуж?!
– За майора Линча – ты его не знаешь, он из Лоридейла. На следующий год у нее сынишка родился, Адамом назвали. Хороший мальчишечка. Сейчас ему, должно быть, уже лет семь, – сержант улыбнулся неожиданно мягкой улыбкой, так не вязавшейся с его мрачным небритым лицом.
Лесли сидела как оглушенная. Для нее мама всегда была чем-то вне возраста – мама, она и есть мама. И лишь теперь она вдруг осознала, что ее матери еще и пятидесяти нет – совсем нестарая женщина!
Замужем… как-то трудно себе это представить…
– А можно, теперь я кое-что у тебя спрошу? – поинтересовался сержант Калвер.
– Да, что? – нетерпеливо кивнула Лесли. Сейчас она заставит его рассказать все-все, с подробностями – и о маме, и о ее новом муже, и об Адаме (подумать только, у нее есть брат!)…
– Ты склады Форт-Бенсона уже сдала?
– Что? – переполненная мыслями и чувствами, она не сразу поняла, о чем он спрашивает.
– Я спрашиваю, ты уже выдала своему… этому… запасной вход в подземный склад?
– Нет.
– Что, неужели не просил? – полная недоверчивой злой иронии усмешка сержанта больше напоминала собачий оскал.
Секунду Лесли колебалась, но потом ответила честно:
– Просьбой это не назовешь – он просто сказал, что весной мы туда поедем, и должна буду ему показать, как проникнуть в склад.
– И ты… ты согласилась?!
Будь перед ней прежний сержант Калвер, она бы, разумеется, сказала: «Нет! И я не стану этого делать!», но этому враждебно смотревшему на нее человеку доверять не собиралась, поэтому уклончиво пожала плечами:
– Ему нужны эти вещи. Они здесь заново строят цивилизацию…
– Ци-ви-ли-за-цию? – с расстановкой переспросил сержант и, забыв о том, что нужно говорить тише, рявкнул во весь голос: – Ты что, считаешь это проклятое бандитское гнездо цивилизацией?! – глаза его горели ненавистью. – Да, именно бандитское гнездо, и можешь передать своему хахалю эти мои слова. Хочет, пусть расстреливает – только кто же ему тогда эти чертовы мотоциклы из ничего собирать будет?
Было видно, что его аж трясет от злости; несколько секунд он смотрел на Лесли и вдруг грубо бросил:
– Пошла вон! Нечего тебе здесь делать!
Она отступила. Оправдываться, объяснять что-то – зачем, если он все равно воспринимает ее как врага?! Развернулась, направилась к выходу.
– Больше не приходи! – рявкнул вслед сержант, и в спину ей ударила тяжелая железная гайка.
Снова Лесли пришла в ангар лишь недели через две, набравшись мужества для очередного тяжелого разговора. На сей раз сержант Калвер не удостоил ее даже взглядом – словно ее здесь и не было.
– Я за бутылками пришла. От отвара, – постояв немного, сухо сказала она. – У меня бутылок мало.
Сержант толчком направил свою табуретку на колесиках к столу, достал откуда-то бутылки и, вернувшись, поставил на пол возле ног Лесли. Все это – по-прежнему не глядя на нее и молча.
– Помогло? – спросила она.
– Нет, – буркнул он и наконец поднял на нее глаза. – Ты бы лучше эту гадость на самогоне делала – хоть как выпивка бы пригодилась.
Увидев, что он готов разговаривать, Лесли не стала терять времени:
– Как вы здесь оказались?
– А этого своего что, боишься спросить? – огрызнулся сержант.
– Я никого не боюсь. Я вас спрашиваю.
– Как оказался – случайно оказался. Пять лет назад полковник нас отправил в Форт-Бенсон, остатки вещей со склада забрать. Три грузовика, двенадцать человек. Мама твоя мне записку для тебя дала, просила в большой пещере оставить…
– Где она?! – Лесли невольно подалась вперед.
Сержант Калвер угрюмо поморщился:
– Да кто ж его теперь знает – столько лет прошло! Ладно, ты слушай, не перебивай. До Форт-Бенсона всего миль сорок оставалось, когда на нас с холма мотоциклисты повалили. С налету открыли огонь, меня почти сразу рикошетом по голове задело… В общем, когда я очнулся, все уже было кончено. Грузовики стоят, кабины открыты, и чужие парни оттуда моих ребяток вытаскивают. Мертвых. Один еще дышал – его тут же добили. А я связанный на обочине лежу, и рядом этот твой… Хефе стоит. Довольный, улыбается. Спрашивает, кто я такой. И я ответил первое, что в голову пришло: «Сержант Байкер»… Ты хоть знаешь, кто такие байкеры?
– Нет, – помотала головой Лесли.
– Это давно, до Перемены, были такие люди, которые без байка… без мотоцикла то есть, жизни себе не представляли. Вместе тусовались, по дорогам на скорости носились и сильно крутыми себя считали… Я тоже когда-то, еще до армии, байкером был.
– Вы?!
– Да. Я к чему тебе все все это говорю – к тому, что у нас, у байкеров принято было свой мотоцикл знать до последней гаечки. И затюнинговать уметь самому, и починить, если понадобится. Вот это знание мне тогда, пять лет назад, жизнь и спасло.
Что такое «затюнинговать», Лесли понятия не имела, но переспросить не осмелилась, чтобы не сбить сержанта.
– Они меня в кузов забросили и повезли прямехонько в Форт-Бенсон, – продолжал он. – И там допрашивать начали. Я молчать не стал: сказал, что мы из Лоридейла приехали, с военной базы. Подробно рассказал и про бетонные стены, и про вышки с пулеметами – чтобы любому дураку стало ясно, что конвой захватить – это одно, а на саму базу с двумя дюжинами мотоциклистов переть – значит, на верную смерть идти. Про склады в Форт-Бенсоне, естественно, говорить не стал, сказал, что командир нас послал по поселкам – семенное зерно на ружья выменять. Они мне не поверили, с ножом к горлу подступили: не ври, сука, вы в Форт-Бенсон ехали, так что показывай, где здесь вход в склад! Я ответил, что понятия не имею, о чем они говорят, и место это в первый раз в жизни вижу, и ехали мы за зерном – вон, сами гляньте, в грузовике, в бардачке карта, где поселки обозначены, в кузове – ружья. Мы действительно на обратном пути собирались за зерном заехать и ружья для обмена взяли – как сейчас помню, тридцать две штуки, в Лоридейле умелец есть, клепает их не хуже фабричных.
– И они вам поверили?! – с замиранием сердца спросила Лесли.
– Они меня избили – так, что под конец я на ногах уже не стоял. Особенно Лео старался, бандит этот татуированный. На следующий день снова допрашивали, снова били. А я все свое твержу: мы из Лоридейла, ехали за зерном, а сам я – автомеханик. Подумал, что раз у них мотоциклов много, то им механики наверняка нужны – авось не убьют!
На третий день привели к грузовику – раз ты механик, давай, говорят, чини. А я еле стою, глаз заплыл, голова не соображает – они ведь мне все эти дни пить не давали. Но кое-как починил. «А мотоцикл можешь?» – это Хефе спрашивает. Я ответил: «Могу». Мотоцикл притащили – сказали, заводится плохо. Я тоже починил. Ну, и меня сюда привезли, с тех пор вот… здесь… – сержант шумно, сквозь зубы выдохнул. – А поверили ли мне они… – прищелкнул языком и мрачно покачал головой, – нет, едва ли. Хефе, во всяком случае, не поверил – сама видела, до сих пор нет-нет, да и ввернет в разговоре что-нибудь про Форт-Бенсон. Просто он понимает, что если они за меня всерьез возьмутся, так я работать не смогу. А мотоциклы ему нужны, без них всей его «армии» бандитской грош цена, – замолчал, глядя куда-то в сторону.
– А вы… – она хотела спросить, как он повредил ноги, но сержант перебил, тон его внезапно вновь стал сухим и отчужденным:
– Тебе идти пора. Не стоит, чтобы ему доложили, что ты здесь полдня провела. И не приходи часто – ты и себя этим можешь подставить, и меня.
Лесли со вздохом встала. Кивнула на прощание, пошла к выходу.
– Погоди… – позвал вслед сержант Калвер.
Она обернулась. Сидя на своей табуреточке, сержант смотрел на нее снизу вверх, словно силясь разглядеть что-то, что было ему очень важно.
– Ты тут сказала, что своего этого Джерико не боишься. Так вот… – он запнулся, словно все еще не был уверен, говорить ли дальше, но потом продолжил: – Так вот, это ты зря. Он человек умный и хитрый. И опасный, очень опасный. Понадобится – ни с чем не посчитается, кого угодно раздавит. И тебя тоже. Так что ты его лучше бойся – целее будешь…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Никогда еще в жизни Лесли не чувствовала себя настолько беспросветно одинокой. И никогда раньше от мысли о том, что завтра наступит новый день, на душе не становилось тоскливо.
За десять лет маркетирства не раз бывало, что она валилась с ног от усталости, дрожала от холода, ложилась спать полуголодной – но всегда оставалась надежда, что завтра погода изменится, попадется богатая добыча и хорошее место для дневки. И рядом были собаки – их тепло, их бескорыстная любовь, сочувствие и поддержка – и все это вместе была ее жизнь, ее собственная, где она сама решала, что ей делать и куда идти.
Теперь же она засыпала на чистых простынях, под крышей, могла перед сном принять теплый душ, и в животе больше не урчало от голода – но радости ей это не приносило. Иногда у нее возникало ощущение, что Логово – это всего лишь очередной поселок, в который она пришла торговать и непонятно с чего загостилась. И что пора бы уже сказать всем «Пока!», выйти за ворота и наконец-то полной грудью вдохнуть свежий воздух…
Раздражал запах бензина – он присутствовал здесь все время; к нему можно было притерпеться, но совсем не замечать не получалось. Раздражало брямканье «колокола»-громкоговорителя и почти непрестанный треск мотоциклов. Раздражала необходимость общаться с людьми – и с людьми зачастую не слишком ей приятными.
Раздражало само это место – его нравы и обычаи…
В Логове жило больше двухсот мужчин и около тридцати женщин. Точнее, молоденьких девушек, которых бойцы привозили из «подначальных» поселков, формально – как поварих, уборщиц и прачек. Фактически же они принадлежали всем и каждому – в любой момент, когда те пожелают. Сопротивление было бесполезно и вызывало в лучшем случае смех, а в худшем – побои.
Единственным способом спастись из этого рабства была беременность – как только у одной из девушек намечался животик, ее с очередным грузовиком, идущим за данью, отправляли обратно в поселок.
Лесли узнала все это в первые же дни, пришла в ужас, но ни изменить сложившийся порядок, ни как-то облегчить участь несчастных девушек была не в состоянии. Разве что, если девчонка приходила к ней вся в синяках, давала ей возможность денек-другой отлежаться в лазарете. Поначалу она, правда, старалась выяснить имя виновника, жаловалась на него Смайти или Динеро. Кончилось тем, что на одном из совещаний внутреннего круга Джерико подозвал ее к себе и с легким раздражением приказал не лезть в эти дела: пара синяков – дело житейское, кости же пока никто никому не переломал, верно?
Сами девушки относились к Лесли с опасливым уважением, но при этом, как она довольно быстро поняла, и с подспудной неприязнью. Вполне, если подумать, объяснимой и замешанной на зависти: ей, единственной из всех женщин в Логове, не приходилось работать с утра до вечера и при этом опасаться, что кто-то из парней сейчас потянет к ней руку.
Впрочем, один дурак все-таки нашелся, потянул.
Как-то под вечер она шла по улице, когда над самым ухом мужской голос весело гаркнул:
– А ты че – никак новенькая?! – и чья-то пятерня смачно припечатала ей по заду.
Лесли обернулась со скоростью атакующей гремучки, но с одного взгляда сумела оценить стоявшего за спиной незнакомого парня – сущего телка с губастым лицом и наивными глазами. Заметила сбоку, у стены казармы, нескольких бойцов из третьего отряда и двух поварих – все уставились на нее, одна девчонка аж рот приоткрыла в ожидании.
Рука, уже сложившаяся в подобие наконечника копья и нацеленная парню в горло, разжалась и закатила ему звонкую оплеуху. Второй удар, коленом в пах, ненамного отстал от первого.
Секунду бедняга смотрел на нее, оторопело выпучив глаза, потом хрипло взвыл: «Ы-ы-ы!» – и, хватаясь за промежность, рухнул на колени. Лесли повернулась и спокойно пошла своей дорогой.
На следующее утро, подойдя к лазарету, она увидела этого же паренька – он сидел на крыльце; едва заметив ее, вскочил и потрусил навстречу, еще издали затянув:
– Мэм… миссис Лесли, простите, пожалуйста! Я в разведке был, в Канзасе, мы только вчера приехали – я не знал, кто вы!.. Меня ребята подначили – сказали, новенькая, классная телка! Пожалуйста, мэм! Я не знал! Мне Юло потом сказал, что мне еще здорово повезло!..
– Это точно! – усмехнулась Лесли. В самом деле, не сдержи она руку – и лежать ему сейчас в лазарете с разбитой гортанью (сама поломала – сама и лечи!). Да и удар по яйцам мог бы быть куда сильнее.
– Так вы не сердитесь, мэм?! – обрадовался парень.
– Ладно уж, так и быть! Зовут-то тебя как?
– Колт. Колт Бреннер. А здорово вы меня огрели – я понять даже ничего не успел! – в голосе его прозвучало откровенное восхищение.
Сержанта Калвера Лесли навещала нечасто, позволяла себе забегать к нему от силы раз в неделю. И то Джерико их однажды чуть не застукал.
Как-то раз после полудня она зашла к сержанту в ангар, собираясь поподробнее расспросить его о новом мамином муже – сколько ему лет, что за человек. Да и вообще, хотелось пообщаться – хоть сержант при ее появлении обычно морщился и спрашивал неприветливо: «Чего надо?» – он все равно оставался для Лесли частицей ее жизни в Форт-Бенсоне, и ее тянуло к нему как магнитом.
Дожидаясь, пока сержант обратит на нее внимание, она присела на первую попавшуюся железяку.
– Ну-ка встань с рамы! – он тут же вскинул голову. – Чего опять приперлась?! Тиятер тебе подавай, зрелище? А вот не будет тебе зрелища, подбери сопли!
Лесли опешила – конечно, образцом приветливости сержант не был, но это уж слишком!
– Вставай, чего расселась! – устремив взгляд на что-то за ее плечом, он повысил голос: – Христом-богом прошу, уберите от меня эту пиявицу!
Только теперь Лесли сообразила, что они не одни. Обернулась – сзади, совсем близко, стоял Джерико. Откуда он здесь взялся?!
– На ноги ей на мои полюбоваться, понимаешь, хочется! – витийствовал сержант. – А вот не дам! Мои ноги!
– Но как я могу их лечить, не осмотрев?! – сообразив подыграть ему, обиженно воскликнула Лесли.
– Обойдешься!
– Ладно, – вмешался Джерико, обнял ее за плечи и притянул к себе, – больше она тебя не побеспокоит.
– Да нет, ну зачем уж так! – возразил сержант. – Пусть приходит – мне и от варева ее спится лучше, и мордочка у нее свеженькая – приятно взглянуть. Но к ногам моим пусть больше не лезет!
– Договорились. – Джерико усмехнулся. – Ты лучше скажи, когда ты мне этого красавца доделаешь? – кивнул в дальний угол ангара, где в полутьме на фоне стены смутно вырисовывались угловатые приземистые очертания чего-то похожего на танк без башни.
Сержант Калвер пожал плечами.
– Если я сейчас все брошу и бэтээром этим займусь, то, думаю, месяца за полтора управлюсь, – только теперь Лесли сообразила, что приземистый «танк» – это гусеничный бронетранспортер. – Но вы же сами сказали: мотоциклы для четвертого отряда к весне кровь из носу нужны.
– Да, мотоциклы нам сейчас нужнее, – со вздохом кивнул Джерико. – Ладно, весной я уеду – тогда и займешься нашим красавцем.
– Как скажете, – снова пожал плечами сержант.
– Ладно, пойдем! – Джерико потянул ее к выходу, уже на улице добавил: – Постарайся больше Байкера от дела не отвлекать – сама видишь, характер у него не сахар, а работы много.
Сказано это было с улыбкой, но прозвучало как приказ.
– Ты что, собираешься организовать четвертый отряд? – спросила Лесли – просто чтобы не обещать того, что не собиралась выполнять.
– Да, но ты об этом пока не распространяйся. Вопрос еще даже на внутреннем круге толком не обсуждался.
Когда, спустя неделю, она снова зашла в ангар, сержант Калвер не стал делать вид, что ее не замечает – обернулся и, дождавшись ее приближения, протянул руку за бутылкой, сказал угрюмо:
– Давай сюда и ступай. И больше без нужды не приходи, иначе и меня и себя подставишь.
Единственной отдушиной для Лесли оставались поездки за целебными растениями. С охранниками – как же без них, кугуар съест! – и все же это было время, когда она могла насладиться покоем и одиночеством, вдохнуть полной грудью пахнущий травой и деревьями воздух.
Ездила за растениями она два-три раза в неделю, с Честером и Бобером – так повелось с самого начала. Их даже звать не приходилось: каждое утро парнишки словно невзначай попадались ей на пути. Здоровались, глаза смотрели вопросительно: «Поедем, нет?!»
Если Лесли кивала, ребята расплывались в улыбке, и чуть ли не вприпрыжку неслись в гараж. К тому времени, когда, закончив занятия с очередным взводом, она выходила со спортплощадки, большой квадроцикл уже ждал ее, заправленный под завязку бензином; Честер обычно сидел на водительском месте, Бобер – рядом. Лесли устраивалась на заднем сиденье, и они ехали на север – либо в предгорья, либо на берег Пекоса.
Там, оставив ребят возле квадроцикла, она уходила собирать травы. Первое время охранники таскались за ней по пятам – Хефе приказал не спускать глаз! – но мало-помалу привыкли и спокойно дожидались ее возле костерка, где в котелке варилась похлебка.
Похлебку эту они просто обожали – густая, ароматная, настоянная на диких травах, она и впрямь была куда вкуснее того рагу, которое варили на обед поварихи Логова. Для Лесли же это немудреное варево – память об ее прежней кочевой жизни – казалось вкуснее любого другого яства.
В нее обычно входило и то, что ребятам удавалось раздобыть на кухне: горсточка крупы или муки, луковица, морковка или пара картофелин – и «подножная» еда: дикий чеснок, съедобные корешки и клубни, грибы, листья одуванчика или щавеля – и обязательно мясо или рыба.
Хотя Честер и Бобер (как выяснилось, они были троюродными братьями) выросли сравнительно недалеко, на северо-востоке Техаса, к удивлению Лесли, они почти не разбирались в том, чем могла попотчевать человека здешняя фауна. Разумеется, они с детства охотились на оленей и кабанов, могли подстрелить тетерева или дикого голубя, умели ставить силки на кроликов – но когда она в первый раз притащила к костру здоровенную, фунтов на десять, черепаху, брезгливо-испуганно скривились: «Вы это что – собираетесь есть?!»
Но уже через месяц они с аппетитом уписывали и черепашье мясо, и жареных на костре беззубок, и похлебку с лягушачими бедрышками. Ну и рыбу, конечно, – в Пекосе ее было предостаточно.
Поначалу ни Честер, ни Бобер рыбу ловить не умели – в их поселке, расположенном милях в тридцати от Ред-ривер,[7]7
Ред-ривер – приток Миссисипи.
[Закрыть] она была редким лакомством. Поэтому, когда Лесли, вспомнив, что в кармашке на ее старом ремне есть пара рыболовных крючков, и выпросив у Пита десять футов лески (всю катушку не дал – пожадничал), смастерила из ивового прута удочку, они обступили ее и уставились на это нехитрое приспособление так, словно видели перед собой чудо.
– Миссис Лесли, – осмелился спросить Честер, – а вы правда думаете, что мы этой штукой рыбу поймаем?
– Пойма-аем, – протянула Лесли, насаживая на крючок червяка. – Отчего ж не поймать? – в самом деле, судя по расходившимся тут и там по воде кругам, уж на рыбную-то похлебку сегодня точно можно было рассчитывать.
Когда она закинула удочку, оба паренька столпились за ее спиной, от волнения стараясь дышать потише. Клевать начало почти сразу, Лесли подсекла – и отчаянно извивающийся двухфунтовый окунь, описав в воздухе широкую дугу, шлепнулся на берег. Парни шарахнулись от него, как от гремучки, но в следующий момент оба бросились вперед, пытаясь схватить добычу.
Счастливцем оказался Бобер – зажав окуня мертвой хваткой, он протянул его Лесли.
– Отлично, – кивнула она, отцепляя крючок, – на похлебку хватит. Ну что, хотите попробовать половить?
– А можно?! – ребята подались вперед с вытаращенными от восторга глазами.
– Можно. Только сильно не дергайте, крючок мне не оборвите. Как насаживать червяка, вы видели.
Выдав это нехитрое напутствие, Лесли отправилась за тем, за чем, собственно, приехала: в полумиле отсюда простиралась густо заросшая аиром заводь, до которой у нее до сих пор не доходили руки.
Когда спустя три часа, нагруженная связкой корневищ, вымокшая и усталая, она вернулась к квадроциклу, ее встретили пять лежавших рядком на траве рыб, в том числе два жирных карпа. Честер, стоя на берегу, ловил рыбу, Бобер мрачно сидел у костра.
– Э, ребятки – а похлебка-то где?! – спросила она. – Я есть хочу!
Бобер, набычившись, покосился на братца.
– Вы что, удочку не поделили? – смекнула Лесли.
– А чего он?! – прорвало паренька. – Мне только одну рыбину дал поймать – вон ту, толстенькую, – а потом захватил удочку, а мне сказал идти похлебку варить! Почему ему – так всегда все, а мне только работа?! Ну и что, что он старше!
Слушая его возмущенный монолог, Лесли тоже постепенно закипала: мало ей своих дел, что она должна еще в чужих конфликтах разбираться?!
Развернувшись, она подошла к Честеру и молча протянула руку.
– Чего?! – обиженно воскликнул тот. – Он целых две рыбы упустил!
– Удочку давай! – объяснила она.
Парень безропотно отдал удочку и с кислым видом пронаблюдал, как Лесли отцепила леску с крючком от удилища, аккуратно намотала ее на палочку и сунула в карман.
– Все, пошли рыбу есть. Кстати, кто из вас больше наловил?
– Я! – гордо выпрямился Честер.
– Значит, тебе ее и чистить!
Похлебку варить было уже некогда, поэтому она закатила в костер плоский камень и запекла улов на нем.
Теперь парни уже не делали вид, что невзначай попадаются Лесли на пути, а откровенно ждали ее по утрам на крыльце; стоило выйти, бросались к ней, как цыплята к курице:
– Ну, сегодня поедем? – а когда она качала головой, отходили с кислыми физиономиями.
Диагноз поставить было несложно: «рыболовная лихорадка», причем в острой форме. Что ж, Лесли знала, что сама виновата: кто, как не она, первым дал им в руки удочку?!
В субботу, выйдя на крыльцо, она не увидела ребят поблизости, даже удивилась – где же они? – но уже в следующую минуту оба вывернулись из-за угла, на лицах – жгучее нетерпение.
– Здравствуйте! Мы сегодня едем? – подбежав, выпалил Честер.
Лесли вздохнула – ну что с ними делать? – пообещала:
– Завтра. У меня по воскресеньям занятий нет, так что пораньше сможем выехать.
Уже когда ребятки радостно ускакали, подумала, что если у них опять будет одна удочка на двоих, то, чего доброго, могут и подраться. Пришлось идти на поклон к Питу. Отмеряя ей леску для второй удочки, он посоветовал заговорщицким полушепотом:
– Будет хороший улов – Джери угости, он рыбу любит.
На самом деле поездка эта Лесли была не особо нужна – большинство прибрежных растений она уже запасла и ехала больше для собственного удовольствия и для того, чтобы порадовать Честера и Бобера. Но раз уж так вышло, то решила, что будет неплохо заодно нарезать ивовой коры – весьма действенного средства от поноса.
Поэтому, приехав на берег, ушла она ненадолго и недалеко – в ближайшие заросли ивняка – и вернулась, неся охапку ивовых палок; села на траву и принялась снимать с них кору.
Рыбалка шла полным ходом. Честер и Бобер, стоя ярдах в двадцати друг от друга, фанатично и истово следили за поплавками – если бы сейчас мимо них прошествовала стая кугуаров, едва ли они обратили бы на нее внимание. В большом пластиковом ведре (не иначе на кухне утащили!) колотилась пойманная рыба. Время от времени то один, то другой парнишка подбегал к ведру, бросал туда очередную добычу и снова устремлялся к воде.
В какой-то момент Лесли даже позавидовала, захотелось отобрать у парней удочки и тоже половить – а они пускай покамест займутся ивовой корой. Но потом вздохнула – ладно, она в своей жизни рыбы уже наловилась – и негромко позвала:
– Эй, ребята!
К ней обернулись две разочарованных физиономии, на которых было написано: «Что, уже пора?»
– Еще же совсем рано! – жалобно воскликнул Честер.
– Не забывайте – рыбу еще почистить и приготовить надо, – объяснила Лесли. – Давайте-ка мы ее закоптим! Знаете, как вкусно?!
Походная коптильня была выкопана тут же, на небольшом обрывчике. Как нельзя кстати пришлись и очищенные от коры ивовые палки: на них, воткнутых «шалашиком» над выходом коптильни, была развешана рыба – три карпа, сом и с десяток окуней; один из них здоровенный, фута полтора длиной.
– Это я поймал! – гордо сообщил Бобер.
– Хорош! – похвалила Лесли. – Может, закоптим и подарим его Дже… Хефе?
– Хефе? – обрадованно вскинулся Бобер. – А вы ему скажете, что это я поймал, скажете?
– Скажу.
В Логово они вернулись затемно. Лесли даже слегка беспокоилась, не начали ли ее уже разыскивать, но, похоже, никого ее персона сегодня не интересовала.
Ивовой коры набрался целый мешок – теперь ее предстояло высушить и истолочь, копченой рыбы – по пять штук на каждого, не считая того, что они с ребятами съели на берегу, и большого окуня, отложенного для Джерико.
Именно его, завернув в чистую тряпочку, Лесли и понесла в штаб.
Лео выскочил из своей комнаты, едва она поднялась на второй этаж.
– У тебя что-нибудь срочное? Хефе занят! – покосился назад, в сторону апартаментов Джерико. Донесшийся оттуда чуть подвизгивающий женский смех без слов объяснил Лесли, чем именно занят Хефе.
Ах, вот оно что – верный ординарец опасается, как бы она не прорвалась сейчас туда и не закатила сцену ревности, поломав Джерико весь кайф!
Не дождется!
– Вот, – не моргнув глазом, улыбнулась Лесли и развернула тряпочку. – Смотри, какой красавец! Положи в холодильник – потом угостишь Джери, он рыбу любит, – вспомнила и добавила: – Скажи ему, что это Бобер поймал.
Сказать, что когда она в тот вечер возвращалась к себе в комнату, у нее было хорошее настроение, значило бы солгать.
Да, разумеется, она понимала, что за девять лет, прошедших с их расставания, у Джерико были женщины, и наверняка немало, – и все же этот смех за его дверью отдался в ее душе вспышкой ревности.
Глупо? Конечно, глупо… Тем более что Лесли прекрасно сознавала, что не любит Джерико – уже больше не любит. Та наивная сентиментальная любовь, которую она хранила в душе все эти годы, как-то незаметно сама собой умерла, когда она увидела его живым. Последний гвоздь в гроб этой любви забило его бесхитростное объяснение того, почему он обманул ее, сказавшись мертвым.
Ее отношение к Джерико теперь было сложным, в нем смешивались симпатия и опаска, уважение к его организаторским способностям – и легкая ирония при мысли об атрибутах власти, которыми он окружал себя, в том числе о золоченом кресле-троне (впрочем, надо отдать Джерико должное – сидя в нем, он смотрелся так, будто был рожден для этого места). И где-то в дальнем уголке души – обида, та самая обида, которую Лесли ни словом, ни жестом не позволила себе выдать.
Он был ее противником – противником умным и опасным, человеком, которого она во что было то ни стало должна была переиграть, заставив поверить, что так же беззаветно предана ему, как и остальные обитатели Логова.
Нет, она не отказалась от намерения бежать, но делать это сейчас, в предзимье, не имея ни припасов, ни оружия, ни даже одеял – тем более в одиночку, без Стаи, значило бы пойти почти на верную гибель.
Джерико собирался взять ее весной с собой в Форт-Бенсон – что ж, отлично: там, где ей знаком каждый камень и каждая тропка, будет куда больше шансов сбежать и не быть пойманной. А пока остается лишь улыбаться его шуткам, когда он в хорошем настроении, и стараться не попадаться на глаза, когда в плохом, тренировать бойцов, лечить раненых, а главное – делать вид, что проблемы Логова для нее отныне важнее всего на свете…
